В объятиях принцессы Грей Джулиана
– Я отправлю записку своему личному врачу, чтобы он немедленно поехал к ней. А вы пока сходите за леди Сомертон. – Он продолжал возвышаться над Маркемом, хмуро глядя на него сверху вниз. Ах, если бы только можно было как-то привлечь этого мальчика на свою сторону, заставить его понять то, что граф не мог облечь в слова.
– Нет, я не могу. Не могу участвовать в… том, что происходит между вами. Найдите другого слугу, который станет выполнять грязную работу. – Он отвернулся, поставил Куинси на пол и расстегнул сюртук.
– Это должны быть вы.
– Ерунда, почему я? – Маркем направился к камину, который Сомертон сам разжег не более получаса назад, и протянул руки к огню.
Сомертон сложил руки на груди и процедил сквозь зубы:
– Потому что вы – моя правая рука. Вы – мой.
– Я не принадлежу вам, лорд Сомертон. Я сам по себе. И, по-моему, я дал это понять с самого начала.
Усилием воли граф подавил ярость и заставил себя успокоиться. Маркем стоял, протянув руки к огню и наклонив голову. Как же дьявольски привлекателен этот проклятый мальчишка!
– Мистер Маркем, – сказал он, – я понимаю ваши колебания, и мне импонирует ваша прямота. Поверьте, я не собираюсь как-то повредить ее милости.
Юноша зло рассмеялся:
– Конечно, я вам верю. Речь идет всего лишь о легкой болтовне в вашем кабинете. Этим вы занимаетесь каждый день.
– Она предала меня!
– Вероятно, вы были не самым лучшим мужем.
Сомертон напрягся:
– Согласен. Мы оба не приспособлены к совместному проживанию. Поэтому я хочу предложить ей… – Скажи это, произнеси вслух! – Развод. Я уже подготовил соответствующие бумаги.
Маркем резко обернулся:
– Развод?
– Именно развод, – зло проговорил Сомертон. Злостью он старался унять страх, сжимавший сердце, подавить тошнотворное чувство окончательности. Пути назад нет. Развод. Господи, какое мерзкое слово! Символ поражения, преступного греха. – Так что, вы видите, – продолжил он уже спокойнее, – что станете для ее милости благим вестником. Вы позовете ее навстречу свободе.
Маркем почувствовал иронию в голосе Сомертона и слегка нахмурился, недоумевая, что бы это значило.
– Вы на самом деле этого хотите? – спросил он. – Развестись с ней? А как же ваш сын?
– Мы, разумеется, все устроим. А вообще он даже не заметит моего отсутствия. Он с самого рождения был только ее ребенком.
Огонь в камине разгорелся как-то очень уж быстро, и в комнате стало жарко. Слишком жарко. Не надо было класть столько угля. Сомертон понял, что ведет себя как мать, волнующаяся из-за замерзшего ребенка.
Маркем сделал маленький шажок вперед:
– Мне жаль, что…
– Что вы хотите сказать, Маркем?
– Мне очень жаль, что вы так страдаете.
Сомертон собрался. Все зашло слишком далеко, как если бы ему пустили кровь и он слишком ослаб, чтобы все прекратить.
– Я не страдаю, мистер Маркем. Напротив, я полон решимости, и очень скоро наши дела будут улажены к всеобщему удовлетворению. А теперь идите наверх к ее милости.
Маркем стоял, освещенный пламенем камина. Его карие глаза были огромными и, казалось, занимали пол-лица. Кожа стала прозрачной. Ну и что? Ничего особенного. Всего лишь игра света и тени.
– Мистер Маркем, – проговорил Сомертон, чтобы только нарушить молчание.
Узкие плечи юноши распрямились.
– Хорошо. Я пойду к ней. Но это будет акт дружбы, а не служебная обязанность.
– Что вы сказали? – Внезапно пол ушел из-под ног Сомертона. Он покачнулся.
– Я уже уведомил вас, что покидаю службу и ваш дом. Сегодня или в крайнем случае завтра утром. – Куинси горестно взвыл, и юноша наклонился, чтобы погладить собачку.
– Вы не можете говорить серьезно.
– Никогда не был серьезнее.
Сомертон дал себе минуту, чтобы собраться с мыслями и не испугать Маркема или самого себя слишком сильной реакцией, главной составляющей которой была паника.
– Если состояние здоровья вашей тетушки настолько серьезно, Маркем, – сказал он, – вы можете перевезти ее сюда. Пусть живет в этом доме, сколько необходимо.
– Боюсь, это не поможет, сэр. А теперь, если вы позволите мне пройти, я отправлюсь к ее милости. – Юноша слегка поклонился и властным движением руки предложил Сомертону, преграждавшему ему путь к двери, отойти в сторону.
Уходит. Маркем уходит.
Вообще-то этого следовало ожидать. Он, Сомертон, – холодное и безжалостное животное, злобный и безнравственный тип. Понятно, что такая чистая и прямая душа, как Маркем, не желает долго находиться рядом, чтобы не испачкаться.
И нет никаких причин для столь бурной реакции. А кровь – да, сейчас она шумит в ушах, но вскоре успокоится. В конце концов, мальчишка – всего лишь секретарь, и всегда можно найти другого, достаточно щелкнуть пальцами. Кого-нибудь такого же холодного и циничного, как он сам. Кого-нибудь, кому он и не подумает довериться.
Так что все к лучшему.
И Сомертон отошел в сторону.
– Я буду ждать в кабинете, мистер Маркем.
Глава 12
Луиза медленно поднималась по лестнице. С каждым шагом чувство вины усиливалось. Она сделала это, нашла шкатулку с драгоценностями и принесла ее графу. Именно она нанесла последний решающий удар браку лорда и леди Сомертон. И сделав это, уходит, предоставив графу и графине справляться с последствиями.
Она на секунду остановилась и крепко зажмурилась, вспомнив, какой сильный гнев охватил ее при виде портрета постороннего мужчины в шкатулке графини. Портрета ее кузена Роналда, блестящего внука герцога Олимпии, смеющегося и красивого, как всегда. Как могла леди Сомертон совершить такое? Похоже, у ее супруга не было ни единого шанса. Она всеми силами цеплялась за старую любовь и не хотела ничего менять.
Луиза снова двинулась вверх по лестнице. У нее отчаянно болела голова, тело вроде бы лишилось всех жизненных сил. Необходимо забыть о чужих проблемах. Этот брак дал трещину много лет назад, возможно даже, он никогда не был полноценным. В любом случае все это ее больше не касается. Последнее поручение, и она будет свободна. У нее есть более важные проблемы. Она должна вернуть себе трон, уничтожить заговорщиков. Вероятно, следует подумать о конституции, чтобы ничего подобного больше никогда не могло повториться в Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофе.
Неудачный брак английского аристократа – не ее дело.
Дверь в детскую была приоткрыта. Луиза громко постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.
В игровой комнате было темно и пусто, все игрушки находились на своих местах. Свет был зажжен в спальне Филиппа, и оттуда доносился негромкий голос леди Сомертон. У Луизы заныло сердце.
Но она не остановилась, понимая, что это обойдется ей слишком дорого. Если задержится, то скорее всего повернет назад. Поэтому она подошла к двери и открыла ее. Головы леди Сомертон и Филиппа повернулись к ней. На лицах и матери, и сына было написано удивление.
– Мистер Маркем, что вы здесь делаете? – спросил Филипп.
Луиза решительно кашлянула, чтобы не подвел голос:
– Ваша милость, граф передает вам свои наилучшие пожелания и просит спуститься к нему в кабинет.
Леди Сомертон, не выказывая ни намека на беспокойство, закрыла книгу, которую читала сыну.
– Сейчас?
– Да, если, конечно, вы закончили чтение. – Она не могла заставить себя посмотреть на Филиппа, заглянуть в его черные глаза, так похожие на глаза отца.
– Папа хочет тебя видеть? – недоверчиво спросил он.
– Судя по всему, да, – ответила леди Сомертон. Она положила на стол книгу, погасила лампу и наклонилась, чтобы поцеловать сына. Луиза отвела глаза.
– Тогда тебе лучше пойти, – проговорил Филипп в темноте. – Надеюсь, он не будет сердитым.
Послышался шелест шелка.
– Я тоже надеюсь, любовь моя. Спокойной ночи.
Луиза вышла из комнаты. Леди Сомертона молча следовала за ней. За всю дорогу она не произнесла ни слова. В гробовом молчании они дошли до кабинета, из-под двери которого виднелась полоска света.
Луиза постучала.
Ответа не последовало.
Она открыла дверь. В кабинете было пусто.
– Он сейчас спустится, – сказала она.
– Конечно, – спокойно согласилась леди Сомертон и вошла в комнату.
Луиза молча смотрела, как леди Сомертон опустилась в кресло, стоящее у массивного письменного стола ее супруга, – словно школьница, вызванная в кабинет директрисы. Она сидела очень прямо и была больше похожа на принцессу, чем сама Луиза.
– Доброго вам вечера, ваша милость.
– И вам доброго вечера, мистер Маркем, – ответила леди Сомертон, не повернув головы.
Луиза обвела прощальным взглядом кабинет графа Сомертона, в котором провела за работой так много часов. Простая мебель, книжные полки, мраморный камин, большой стол хозяина, ее столик. Все это вначале казалось ей пугающим, а теперь стало знакомым и почти родным. Перед ее мысленным взором предстал хозяин кабинета – надменный, властный, решительный. И далекий, как Цезарь.
Луиза тихо вышла из комнаты и закрыла тяжелую дверь. Какое-то время она стояла, прислонившись спиной к двери, – как и при их первой встрече.
А теперь она покидает этот дом.
Девушка отошла от двери и медленно побрела по коридору. Вокруг никого не было. Похоже, она сумеет спокойно вернуться в свою комнату и собрать вещи. Но когда вышла в холл, ее окликнул лакей.
– Да? Что случилось?
– Вам принесли записку, сэр. Минут десять назад. – Это был Джон, новый лакей, кузен Аннабел, – великан с прямыми каштановыми волосами и простым бесхитростным лицом. За три недели, которые он проработал в доме, Луиза так и не решила, каков этот человек – беспросветно глупый или необычайно хитрый. В руке он держал сложенный листок бумаги.
– Спасибо. – Она постаралась вести себя прилично и не выхватывать записку у него из рук.
Джон продолжал стоять перед ней, опустив руки, пока она разворачивала бумагу. Его физиономия ничего не выражала.
– Ты ждешь ответа? – резко спросила она.
– Нет.
Луиза быстро прочитала поспешно написанную строку:
«Встречаемся у Арки Веллингтона. Поторопись. Д.».
Темная клякса испачкала нижний левый угол записки – как раз под буквой «Д».
– Маркем?
Резкий окрик графа Сомертона заставил Луизу подпрыгнуть. Дрожащими руками она кое-как сложила листок, убрала его в карман и обернулась на голос:
– Да, сэр?
Граф стоял на ступеньках лестницы. В темноте холла он был еще больше похож на Цезаря, чем за столом в кабинете. На его лице читалось величайшее негодование, но Луиза почувствовала, что это не гнев, а горе.
– Что-то случилось? – спросил он.
– Нет, сэр. Просто я получил записку от тетушки.
– Она в опасности?
Луиза уже открыла рот, чтобы сказать «нет», но в последний момент передумала:
– Боюсь, что да, сэр. Мое присутствие необходимо немедленно.
Граф махнул рукой:
– Тогда поезжайте. Джон, немедленно найдите извозчика для мистера Маркема и позаботьтесь, чтобы ему заплатили за работу. Вы желаете, чтобы Джон сопровождал вас, мистер Маркем?
Он произнес эти слова резким, почти грубым голосом, но эта неожиданная забота едва не сломила Луизу, охваченную страхом, измученную неизвестностью, промерзшую до костей. Она с трудом проглотила комок в горле и только после этого смогла заговорить:
– В этом нет необходимости, сэр. Спасибо.
– Не стоит благодарности, – поморщился граф и возобновил свой путь в направлении кабинета. – Просто у меня нет времени разбираться с визитами констеблей, вот и все.
Поздним вечером в феврале площадь Гайд-Парк-корнер обычно бывает пустой: здесь появляется только случайный извозчик или припозднившийся бизнесмен, возвращающийся к семье в Кенсингтон. Но сейчас она бурлила активностью: множество лошадей, экипажей и констеблей. Повсюду сновали люди, слышались крики.
– Здесь что-то случилось, – сказал кучер безразличным тоном многоопытного лондонского извозчика и остановил кеб на углу Грин-парк. – Дальше проехать нельзя.
Луиза рванулась к дверце:
– Выпустите меня немедленно!
– Хорошо, приятель, хорошо, как скажете! – пробормотал кучер и распахнул дверцу. – Я буду ждать на углу! – крикнул он, но Луиза, не обращая внимания на постоянно усиливающуюся головную боль и оттягивающую руку тяжелую сумку, уже бежала вперед, лавируя между полисменами, фонарными столбами и группами зевак.
Навстречу ей из тени бросилась фигура.
– Наконец-то! – воскликнула мисс Динглби и протянула к ней руки.
Женщина была одета в шелковое бальное платье, которое поблескивало в свете газовых фонарей между пуговицами толстого шерстяного пальто, надетого в явной спешке. Ее волосы были зачесаны назад. Она схватила Луизу за руки с необычайной силой.
– Что случилось? – спросила Луиза.
– Не знаю. Никто ничего не может понять. Нас предали.
– Это Ганс? – Луиза тряхнула мисс Динглби за плечи.
Та закрыла глаза.
– Что случилось? Эмили в безопасности?
Мисс Динглби покачала головой:
– Они увезли ее.
Луиза упала на колени:
– Нет! О боже! Только не это! Вы же говорили… уверяли меня…
– Стефани… Они увезли ее тоже.
– Стефани? Но как?
– Понятия не имею. Никто не знал, где она, кроме Олимпии и меня. – Мисс Динглби говорила очень быстро. – Послушай, Луиза, соберись. Теперь вся надежда только на тебя. Ты должна немедленно поехать со мной, пока тебя тоже не нашли.
– Но мои сестры… Мы должны их отыскать.
– Сейчас нет времени. Надо действовать быстро.
Луиза с трудом поднялась и прислонилась к холодному камню арки. Над ней возвышались массивные коринфские колонны, рядом с которыми ее щуплая фигурка казалась маленькой, ничтожной. Всем ее существом владел ужас.
– Они убьют их. Мы должны…
– Нет, не убьют. Они слишком ценны. Они используют их, чтобы добраться до тебя, дорогая. Их главная цель – ты, наследница престола. Пока тебя у них нет, твои сестры будут живы. – Она потянула Луизу за руку: – Пойдем, я отведу тебя в безопасное место.
Луиза выдернула руку:
– Нет, мне нужно подумать.
– Луиза, дорогая, ты должна!
– Нет. Хватит с меня ваших планов. Я вернусь на Честер-сквер и все расскажу графу. Он поможет найти моих сестер.
Совершенно неожиданно мисс Динглби, размахнувшись, сильно ударила Луизу по лицу. Девушка отлетела в сторону и ударилась головой о камень арки.
– Извини, – деловито сказала мисс Динглби. – У меня нет другого выхода. Ты должна прийти в себя, дорогая. Мой экипаж рядом. Пойдем.
Голова Луизы раскалывалась от боли. Она хотела возразить, стряхнуть руки, цепко державшие ее за плечи, и побежать к ожидавшему ее извозчику, к опытному кучеру, который отвезет ее обратно на Честер-сквер к лорду Сомертону. Он обязательно ей поможет. Поднимется, как ангел… как дьявол мести и…
Ноги налились тяжестью. Ее тело, казалось, перестало вырабатывать энергию. У Луизы совершенно не было сил. Она не могла противостоять напору мисс Динглби.
– Пойдем. – Голос гувернантки звучал у нее в голове. – Ты должна отдохнуть, дорогая. Ты очень устала. Слишком многое на тебя свалилось. Пойдем, я отведу тебя в безопасное место.
Луиза очень хотела отказаться. Некий внутренний голос твердил ей: не ходи! сопротивляйся! беги! Но ничего не добился. Голова болела так сильно, что больно было даже моргать. Ноги стали тяжелыми – на то, чтобы переставлять их, уходили все силы.
Сильные руки мисс Динглби поддерживали ее.
– Вот так, дорогая. Скоро все будет хорошо.
…Луиза пришла в себя среди ночи. Пахло лошадьми. Издалека послышался голос Эмили, говорившей по-немецки.
Она лежала на соломенном тюфяке. Голова болела. Тошнило.
Она приподнялась на локтях, и ее вырвало. В последнее время она почти ничего не ела, но в желудке, как выяснилось, все же что-то было. Все тело покрылось по€том, из глаз потекли слезы.
Когда наконец позывы к рвоте прекратились, Луиза без сил рухнула на тюфяк.
Где-то вдали прозвучал выстрел. Завибрировал деревянный пол.
С неимоверным усилием Луиза подняла голову.
– Эмили, – прошептала она.
Интересно, ей показалось или она действительно услышала голос Эмили, что-то выкрикивающий на немецком языке? Но ведь Эмили, кажется, умерла.
Нет, Эмили жива. Ее взяли в плен. Так сказала мисс Динглби.
Мисс Динглби? Что она кричит? И почему командует? И еще слышны другие голоса. Мужские. Как много голосов!..
Луиза снова приподнялась на руках и проползла немного вперед, к полоске света, видневшейся на стене. Свет, кажется, льется из приоткрытой двери. Или нет?
Что-то происходит. Голоса стали громче. Луиза подползла к двери и осторожно выглянула.
Свет резал глаза, и она прищурилась. Похоже, это какой-то чердак. Двое мужчин волокут третьего. Снова послышался громкий голос Эмили. На этот раз она говорила по-английски.
«Эмили», – прошептала Луиза, но не услышала собственного голоса.
Снова вернулась тошнота, но Луиза была слишком слаба, да и желудок уже опустел. Господи, как болит голова! Надо немного поспать.
Второй раз Луиза проснулась, когда ее подхватили сильные руки. На чердаке было темно.
– Ну, вот и ты, дружок, – проговорил низкий голос, хриплый и очень знакомый.
Сухие губы Луизы шевельнулись:
– Сомертон?
– Что тут произошло, Маркем? Почему ты валяешься в таком свинарнике?
Руки, державшие Луизу, были сильными и надежными. Она слегка расслабилась и уткнулась лицом в мягкую шерсть жилета. Ее куда-то понесли. В неизвестность.
Она услышала сдавленное ругательство.
– Я вычту стоимость жилета из твоего заработка, Маркем, – проговорил знакомый голос. Луиза облегченно вздохнула и провалилась в забытье.
Глава 13
У ее постели сидела женщина.
Луиза несколько раз моргнула – надо же, какими неподъемными бывают веки, – надеясь, что незнакомка исчезнет, но она никуда не делась. Темный женский силуэт на еще более темном фоне.
– Сгинь, – прохрипела Луиза. Язык тоже оказался тяжелым и ворочался с трудом.
Женщина пошевелилась и склонилась над ней. Теперь Луиза заметила маленькую белую шапочку на ее темных волосах.
– О, вы проснулись, – сказала она.
– Конечно, проснулась, – проговорила Луиза, но ее голос звучал очень странно. Звуки были низкими, хриплыми и сливались вместе, словно их издавал пьяный.
– Тише, тише, – всполошилась женщина. – Вам пока лучше не разговаривать.
– Кто вы?
– Я – Памела, служанка его милости. Он будет очень рад, что вы наконец проснулись. – Женщина встала и положила ладонь на лоб Луизы. На ней было простое черное платье и белый фартук, накрахмаленный и тщательно отутюженный. Край жесткой манжеты оцарапал щеку Луизы. – Слава богу, у вас больше нет жара.
Руки Луизы коснулось что-то теплое и влажное. Она немного повернула голову и увидела Куинси, смотревшего на нее с надеждой.
Памела ахнула и замахала руками на собаку:
– Ах ты, негодник, немедленно слезь с постели!
– Нет, пусть останется, – попыталась сказать Луиза, но песик, очевидно, привыкший подчиняться женщине, спрыгнул с кровати и скрылся из виду. Его коготки некоторое время цокали по деревянным половицам, потом он, вероятно, лег и громко вздохнул – с облегчением или смирением.
– Я хочу пить, – прохрипела Луиза.
– Конечно, хотите, бедняжка. – Женщина протянула куда-то руку. Когда эта рука снова появилась в поле зрения Луизы, в ней был стакан с водой, который она приложила к ее пересохшим потрескавшимся губам. – Попробуйте это.
Почувствовав во рту благословенную влагу, Луиза едва не расплакалась от счастья. Она подалась вперед и стала жадно пить, не обращая внимания, что жидкость льется на подбородок, шею и на грудь.
– Вот и хорошо.
Опустевший стакан исчез. Теперь в руке женщины оказалась тканевая салфетка, которой она стала промокать разлитую воду. А Луиза неожиданно встревожилась. Где она? Кто она? Что случилось?
Она – Луиза. Случилось… что-то плохое. Ее сестры!
– Мои сестры! – воскликнула она и попыталась поднять голову, но шея явно не желала держать такую тяжесть.
– Мне ничего не известно о ваших сестрах, – проговорила Памела. – Возможно, его милость вам что-нибудь расскажет.
– Его милость?
– Граф Сомертон.
Услышав это имя, в мозгах Луизы словно прорвалась плотина, и она все вспомнила. Кабинет. Шкатулка. Ее маскировка.
Олимпия. Динглби. Ее сестры. Петер и князь Рудольф.
Боже правый! Ее маскировка!
– А теперь спокойно лежите и отдыхайте, – сказала Памела, вставая. – Я пошлю кого-нибудь к его светлости. Надо сообщить ему, что вы наконец проснулись.
– Нет-нет! Я…
Открылась дверь, впустив в комнату болезненно яркий свет. Луиза отвернулась.
– Граф будет очень рад, что вы очнулись, – сказала Памела. – Он сам много времени провел у вашей постели, наблюдая, как вы боретесь с болезнью. Вы все время бредили.
– Болезнь? Какая?
– Тиф, конечно. Очень тяжелый случай. Мы уже думали, что вы не выкарабкаетесь. Только его милость не терял надежды.
Дверь тихо закрылась.
Ребенком граф Сомертон был очень одинок. Его брат и сестра еще в младенчестве скончались от каких-то детских болезней. Предоставленный самому себе, мальчик знал все ручейки и пригорки старого семейного поместья в Нортгемптоншире, все овраги и тропинки, был знаком со всеми местными жителями. На лугу у пруда он впервые увидел лису, точнее, ее заметили собаки, и в последовавшей короткой схватке лиса не вышла победительницей. Уже юношей он провел целое лето, с удовольствием валяясь в пахучем сене с молодой женой Билли Сайкса, который обрабатывал землю на Якобс-Хилл в течение сорока лет и был несказанно рад, когда в следующем апреле под его крышей родился крепкий здоровый сын. Семнадцатилетний Сомертон потрясенно взирал на темноволосое верещащее последствие своих развлечений. «Какой он красивый и сильный, – гордо сказал Билли. – Он будет обрабатывать землю после меня. Он справится».
Теперь стога остались нетронутыми, а яблоня у двери как раз начала цвести. Сомертон пустил лошадь галопом, словно хотел обогнать воспоминания. Маленький Билли, достигнув восемнадцатилетнего возраста, действительно взял на себя заботу о земле, а его пухленькая розовощекая жена уже ждала ребенка. Бесс Сайкс написала ему письмо – сообщила новости. Оно пришло за две недели до тридцать седьмого дня рождения графа. В таком возрасте мужчина уже должен быть окружен любящей семьей – женой, детишками, собаками. Сомертон продиктовал Маркему ответ и велел вложить в письмо пятьдесят фунтов – подарок будущим родителям. Маркем удивленно поднял брови и выполнил поручение.
Точнее, она выполнила поручение.
Кровь снова забурлила в жилах. Так было всегда, когда Сомертон думал о своем секретаре. О ней. Он снова подстегнул лошадь и скакал галопом, пока над возвышенностью Якобс-Хилл не показались трубы Сомертон-Хауса. Старые кирпичные стены на ярком апрельском солнце полыхали огнем. Окна комнаты Маркема… ее комнаты… располагались в юго-восточном углу дома. В них весело играло утреннее солнце. Надо сказать экономке, чтобы как можно тщательнее задернули шторы. Свет режет ей глаза. Они ненадолго откроют окна, чтобы проветрить комнату, но ближе к вечеру, когда солнце будет уже с другой стороны дома. Сомертон ненавидел запах болезни, считая его символом смерти и разложения. Зато на улице свежий воздух был насыщен запахами зеленой травы и дождя, запахами жизни. Именно это необходимо Маркему.
Сомертон сосредоточился на деталях, чтобы отвлечься от других мыслей, – о ней, хрупкой девушке, нежданно-негаданно ворвавшейся в его жизнь. Так он делал каждый день, с тех пор как месяц назад привез ее сюда, – дрожащую, сжигаемую жаром, что-то бормотавшую в бреду. Он покинул Лондон, потому что больше не мог выносить его, и Маркем заплатил за это высокую цену. В течение долгой поездки сначала на поезде, потом в экипаже ему с каждым часом становилось все хуже и хуже. Граф внес секретаря в комнату на руках, послал за доктором и стал аккуратно его раздевать.
Кулаки Сомертона сжались. Он дернул поводья, заставив коня раздраженно мотнуть головой. Он вспомнил, как впервые увидел ее тело, как с изумлением и ужасом смотрел на ее груди, на изящный изгиб бедер. Он испытывал одновременно ярость и грусть, не мог не думать о тайне, которую хранила эта худенькая девушка.
Читать бесплатно другие книги:
