В объятиях принцессы Грей Джулиана
Луиза научилась наслаждаться такими моментами. Когда лишаешься всего и не остается никакой надежды, начинаешь радоваться мелочам: июньскому солнцу, аромату роз, стакану прохладного лимонада, приготовленному из лимонов, выращенных в теплицах Сомертона, целительной тишине кабинета, где они вместе работали, а Куинси дремал на диване, совершенно довольный жизнью.
Луиза шла по лугу к пруду и чувствовала, как в ее тело вливаются силы. Куинси бежал сзади.
В первое время она инстинктивно противилась выздоровлению. Ей казалось, что тело предало ее. Несмотря на все потери, оно крепнет как ни в чем не бывало. Но молодость взяла верх. Тело наливалось энергией, требовало движения, свежего воздуха, прогулок. Оно хотело жить. Луиза покорилась и теперь, несмотря на подавленное состояние духа, медленно возвращалась к жизни.
На берегу мельничного пруда ее ожидал старый дуб. Уже много недель она приходила сюда, чтобы посидеть в его тени, глядя на покрытую рябью воду. На другой стороне, где в пруд впадала небольшая речушка, спокойно крутилось мельничное колесо, нарушая сельскую тишину равномерными всплесками.
Какое удовольствие за всем этим наблюдать!
Сколько еще продлится этот благословенный целительный режим – сон, работа и солнечный свет? Наверное, недолго. Тем более рядом с Сомертоном. Граф не был создан для длительного отдыха. Скоро он вернется к активной деятельности, опять начнет плести интриги, строить планы. Из деревни почти каждый час приносили телеграммы. Некоторые она читала и отвечала на них, с другими он работал сам.
– Есть известия от ее милости? – спрашивала Луиза, на что граф молча качал головой, быстро писал ответ, отдавал его лакею и сжигал оригинал в пепельнице. (Камин с начала мая не разжигали.)
Почему Сомертон еще не вернулся в Лондон? Не нашел леди Сомертон?
Отчего не раскрыл ее инкогнито? Ведь для него это наверняка было несложно.
Если бы он этим занялся.
Луиза подошла к дубу, сняла сюртук и расстелила его на свежей зеленой траве. Еще месяц назад такая прогулка лишила бы ее сил надолго. Она бы легла и смотрела на бегущие по синему небу облака, восстанавливая силы. А Куинси все это время спокойно спал бы рядом, свернувшись в клубок.
Теперь же она просто села на сюртук, обхватила колени руками и…
– Моя дорогая Луиза!
Девушка вскочила, споткнулась и едва удержалась на ногах.
– Какого дьявола! – воскликнула она.
Зашуршали ветки. Вспорхнули потревоженные птицы. Куинси дважды тявкнул, угрожающе зарычал и навострил уши.
– Не могу выразить, как я рада тебя видеть, – проговорил знакомый голос.
– Матерь Божья, – буркнула Луиза.
От толстого ствола дуба отделилась фигура. Она была высокой, широкой и увенчанной потрясающей соломенной шляпой.
– Миссис Дьюк!
Женщина, стоявшая перед графом Сомертоном, казалась смутно знакомой, хотя он не мог вспомнить, где ее видел. У нее был большой, сильно выпирающий живот – беременность не менее семи месяцев, таково было экспертное мнение графа.
– Прошу прощения, – сказал он, – но, судя по всему, я не знаю вашего имени.
– Ярроу, ваша милость. – Она неловко присела в реверансе: – Миссис Ярроу. Няня лорда Килдрейка.
В разрыве между облаками показалось солнце, осветив повисшие в воздухе пылинки.
Сомертон медленно встал:
– Что вы сказали?
– Я няня лорда Килдрейка. – Глаза женщины наполнились слезами. – Прошу прощения за беспокойство, сэр, но мне не к кому обратиться. Ее милость выгнала меня на улицу в Милане, когда заметила беременность, а потом Джон…
– Значит, в Милане! – Взгляд Сомертона метнулся к карте.
– Да, сэр. Я жила там, пока не закончились деньги, потому что она сказала, что вы прикажете меня выпороть, если я вернусь в таком состоянии. Но мне некуда идти, сэр, совсем некуда, а Джон говорит, что это не его…
– Лакей Джон? Это его ребенок?
Сомертон напряженно думал. Где Маркем? Ему немедленно нужен Маркем!
Миссис Ярроу покачнулась. Граф обошел стол, поддержал ее и усадил на стул. От нее исходил слабый запах мокрой шерсти. И еще обиды.
– Милан, говорите? Вы приехали туда поездом?
– Пароходом, сэр. Через Бискайский залив и вокруг Мессинского пролива в Средиземное море. Путешествие оказалось настоящим кошмаром. Ничего худшего в моей жизни не было. – Она достала из кармана платок и вытерла глаза.
Сомертон дернул за шнурок звонка.
– Ее милость говорила, куда собирается направиться из Милана?
– Нет, сэр. Но я слышала, как она говорила мисс Харвуд, что надо купить билеты до Флоренции.
Мисс Харвуд. Это кузина Элизабет. Кажется, ее зовут Абигайль. Младшая сестра леди Морли. Значит, леди Морли, как он и предполагал, с ними. Предприимчивая особа и очень хитрая. Неудивительно, что он не смог обнаружить их следы.
– Флоренция. – Граф подошел к карте, достал из коробочки булавку с красной головкой – единственную – и воткнул ее в нужное место. – Их сопровождает какой-нибудь джентльмен? Кроме моего сына, разумеется.
– Нет, сэр.
Не важно. Значит, Пенхэллоу где-то ее ждет, устраивает для них уютное гнездышко. Где бы ни была Элизабет, рядом он найдет Пенхэллоу. В этом у графа не было ни малейших сомнений.
Стук в дверь.
– Войдите, – сказал он.
Вошел лакей:
– Вы звонили, сэр.
– Да. Принесите сюда поднос для миссис Ярроу. Чай и побольше еды. – Он еще раз посмотрел на единственную красную булавочную головку в море синих и торжествующе щелкнул пальцами. – И скажите мистеру Маркему, что я жду его в кабинете.
– Моя дорогая племянница, – проворковал герцог Олимпия, – ты выглядишь сбитой с толку. Садись. Насколько мне известно, ты была тяжело больна.
– Я уже выздоровела, – сообщила Луиза, не сводя глаз со шляпы герцога. Почему-то в голове билась только одна мысль: неужели шляпа украшена настоящим чучелом ласточки? Или это все-таки игрушка? – Где вы были все это время?
– Тише, тише, девочка. – Олимпия пошел к Луизе, протягивая руки. Куинси предостерегающе зарычал. – Почему ты до сих пор в мужском костюме? Я был уверен, что граф раскрыл твое инкогнито во время болезни. Поцелуй меня.
Луиза, словно завороженная, взяла герцога за руки и поцеловала в мясистые щеки.
– Что вы здесь делаете? Где вы были? Я думала, вы мертвы.
– Ты считала меня мертвым? Но почему? С чего ты взяла?
– Мне сказала мисс Динглби. Кажется. Я точно не помню. – Она потерла рукой лоб, вышла из ступора и бросилась на грудь герцогу: – Боже мой, вы живы! Слава богу!
– Да, конечно, я жив. Осторожно, помнешь кружева.
– Но мои сестры, что с ними? – Луиза отпрянула. – Что произошло? Боже мой! Я думала, что она нас всех выдала и все мертвы. И я тоже была бы мертва, если бы не Сомертон.
– Кто нас всех выдал?
– Мисс Динглби. В ночь бала.
– Ах, вот оно что. – Герцог высвободился из ее объятий, усадил на траву и сам опустился рядом. От его одежды слабо пахло сандаловым деревом. Запах был совсем не женским. Луизе хотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть.
– Дядя, да скажите же наконец, что произошло? Где все? Где Эмили и Стефани? Они… – Луиза не смогла выговорить страшное слово, у нее сильно дрожали руки, а сердце трепетало, словно крылья бабочки.
– Твои сестры в безопасности, – тихо сказал герцог.
Услышав это, Луиза уткнулась лицом в колени и разрыдалась.
– Тише, тише, малышка. – Он похлопал ее по спине. – Значит, ты все это время думала, что… Бедняжка!
Луиза не могла говорить. Все это время она думала, что осталась одна на свете, что все, кого она любила, мертвы, и ей тоже хотелось умереть. Подавшись к дяде, она обеими руками вцепилась в ткань платья над его необъятной фальшивой грудью.
– Осторожно, порвешь кружева!
– Где они? – прошипела Луиза. – Говорите!
– Они… они в безопасности. Ты не должна волноваться.
– Но мисс Динглби…
Грудь герцога поднялась и опустилась в тяжелом вздохе.
– Мисс Динглби. Величайшее разочарование.
Луиза подняла глаза:
– Она нас предала?
– Боюсь, что да.
– Но как? Где она?
– Не знаю, дорогая. Последние два месяца я только и делал, что искал ответ на этот вопрос.
– Два месяца? Но ведь бал был в феврале.
– Как и тебя, дорогая девочка, меня настигла жесточайшая тифозная лихорадка. – Он всплеснул руками. – Правда, я уже болел тифом в детстве, поэтому перенес его легче, чем ты. Верный камердинер увез меня в тайное убежище – в маленький домик, расположенный в глухой деревне, о котором не знали даже мои самые близкие друзья. Когда же лихорадка прошла, я вернулся к жизни и немедленно отправил агентов на поиски мисс Динглби. Она бесследно исчезла. Но в кухне Баттерси, в одном из ящиков, мои люди нашли некую лабораторную культуру. При проверке выяснилось, что это вирусы тифозной лихорадки.
Луиза прикрыла рот ладонью.
– Болезнь в высшей степени заразна, – продолжил Олимпия, – и передается, например, при помощи зараженных продуктов.
В животе у Луизы что-то заворочалось.
– Чай, – пробормотала она.
– Или кексы. Судя по всему, в сандвичах с ветчиной, которые с удовольствием поглощал Куинси, заразы не было.
Луиза на какое-то время лишилась дара речи. Она сидела неподвижно, зажав рукой рот и стараясь унять тошноту.
– Динглби, вероятнее всего, уехала из страны вскоре после прискорбных событий того вечера. После этого ее никто нигде не видел. Революционеры, похоже, сделали то же самое или затаились где-то здесь.
– Вы пытались их найти?
Герцог поправил свою невероятную шляпу и задумчиво уставился на мельницу на другой стороне пруда.
– По сведениям моих агентов, она вернулась в Хольштайн-Швайнвальд-Хунхоф. К тамошним заговорщикам, которые пытаются подавить народный гнев, действуя якобы от твоего имени.
Луиза нахмурилась:
– Подавить? Что вы имеете в виду? Что они делают?
Олимпия взмахнул рукой:
– Аресты, допросы тайной полицией. Ночные налеты на подозреваемых в роялистских настроениях. Запугивание женщин и детей. И все такое.
Луиза вскочила:
– Да как они смеют? Клянусь Богом, они за все заплатят!
– Успокойся, дорогая. Я обо всем позабочусь. Завтра я уезжаю на континент – у меня там есть другие дела – и заодно выясню положение дел лично.
Девушка откровенно усмехнулась и окинула герцога взглядом с ног до головы, иными словами, с верхушки невероятной шляпы до каблуков огромных розовых туфель.
– Полагаю, вам удастся остаться незамеченным.
Олимпия разгладил платье и сокрушенно вздохнул:
– Да, это проблема. Динглби отлично известны мои методы и мои обличья, черт бы ее побрал.
– Что вы говорите, дядя! – насмешливо бросила Луиза.
Герцог снова махнул рукой:
– Но я справлюсь с ней, можешь не сомневаться. У меня уже есть пара кожаных брюк, сшитых специально для меня тирольским портным. Сидят великолепно!
Луиза тряхнула головой:
– Позвольте мне это сделать.
– Что, дорогая? Похоже, я не расслышал. Старею, знаешь ли.
Девушка опустилась на колени и с мольбой взглянула на герцога:
– Позвольте мне это сделать.
– Что сделать? Ха-ха! Дорогая, никогда не слышал шутки забавнее.
– Я говорю серьезно. Динглби обнаружит вас мгновенно, а я…
– А тебя она растила и воспитывала с младенчества. – Герцог погладил племянницу по руке: – Она знает каждый твой взгляд, каждый жест. Нам обоим это хорошо известно.
– Но я должна…
– Послушай меня внимательно, Луиза. Я пришел сюда не для того, чтобы испугать тебя. Поверь, я владею ситуацией и очень скоро верну тебе твое маленькое королевство.
– Княжество.
– Ну, княжество. Я преподнесу его тебе на серебряном блюдечке, перевязанным бантом. Не хватает только твоего мужа. Но сейчас уже прошло много времени, и я могу сказать, что никогда не одобрял выбора твоего отца.
– Только не говорите ни одного плохого слова о бедном Петере.
– Ты сама все сказала. Бедный Петер! Вряд ли это слова жены, которая восхищалась супругом.
Луиза склонила голову.
А Олимпия продолжил:
– Я вовсе не хочу сказать, что он был недостойным человеком. Напротив. Но принцессе необходим супруг, обладающий большей энергией, мужчина, достаточно сильный, чтобы поддерживать ее днем и дать ей здоровых сыновей ночью. Это должен быть человек, способный разрушить планы врагов и сделать за нее всю грязную работу, чтобы она оставалась для своих подданных незапятнанным ангелом. – Он закашлялся. – Где, интересно, найти такого человека?
Луиза встала.
– Как это проницательно с вашей стороны, дядя. Вот только боюсь, что человек, на которого вы столь прозрачно намекаете, давно женат.
– Ну, это ненадолго. – Олимпия неловко полез за корсаж своего платья. – Посмотри, что у меня есть. Это копия некого официального документа, который очень скоро даст свободу и лорду Сомертону, и его многострадальной супруге. – И герцог протянул Луизе бумагу.
– Что это?
– Судебное постановление о расторжении брака между графом и графиней Сомертон, и прочее, и прочее, изданное в ответ на иск о разводе, поданный графиней этой весной. Причин она указала несколько, и среди них измены и грубость. Имей в виду, оно пока не вступило в силу, так что держи свои знания при себе. Должен еще пройти установленный срок.
– Боже мой! – ахнула Луиза, впившись глазами в строки постановления. – Где вы это взяли?
– Старые связи, – усмехнулся герцог и встал. Он двигался удивительно легко и быстро для шестидесятипятилетнего мужчины столь внушительного роста и комплекции, облаченного в шелковое платье и кринолин. – Если ты непременно хочешь знать, судья – мой товарищ по Итону.
– Как удобно.
– В любом случае я пришел, чтобы попросить тебя об услуге. О, не пугайся, ничего такого, чего ты не делала раньше.
Луиза вздохнула, аккуратно сложила бумагу и вернула герцогу.
– Вы хотите, чтобы я опять шпионила за ним?
– Шпионить. Какое вульгарное слово!
– Я ничего не буду вам рассказывать. Он спас мне жизнь.
– За что я ему буду вечно признателен.
– Но все равно вы собираетесь использовать его в своих целях.
Олимпия покачал головой, и его лицо, покрытое толстым слоем пудры и румян, неожиданно стало очень старым и грустным.
– Я хочу исправить ошибку, которую совершил семь лет назад, причинив большой вред сразу нескольким людям.
Куинси поднял голову, тряхнул ушами и жалобно заскулил.
Луиза погладила собачку, не отводя глаз от внезапно осунувшегося лица дяди.
– Что вы сделали? – тихо спросила она.
– Моя дорогая. – Внезапно его физиономия снова волшебным образом изменилась, стала оживленной, глаза загорелись весельем, и он заверещал фальцетом: – Я так счастлив снова видеть тебя. Деревенский воздух. Он оказывает целительное действие. Я всегда говорил моей старой Марте, что…
– Мистер Маркем!
Луиза повернула голову. К ней бежал через луг лакей, всем своим видом выражающий крайнюю степень недовольства.
– Мистер Маркем! Какого черта вы здесь делаете?
– Доброе утро, Томас. Вы знакомы с моей дорогой тетушкой, миссис Дьюк из Баттерси?
Томас остановился и кивнул Олимпии с каменным выражением лица, как будто увенчанная ласточкой соломенная шляпка и необъятные шелковые юбки розового цвета были совершенно обычным зрелищем в Нортгемптоншире.
– Мэм, – кисло пробормотал он.
– Я счастлива, – сообщила миссис Дьюк.
Томас обернулся к Луизе:
– Хозяин желает немедленно видеть вас, мистер Маркем. – Он особенно подчеркнул слово «мистер»: золото Сомертона могло купить благоразумие слуг, но не прощение для женщины, переодевающейся мужчиной без всяких видимых причин.
Олимпия поднял брови. От него ничего нельзя было скрыть.
– Тогда тебе лучше поторопиться, дорогой племянник. – Он облапил Луизу за плечи и смачно поцеловал в обе щеки. – Давай прощаться. Беги к своему графу, будь хорошим мальчиком. Точность – вежливость королей. А я отправляюсь на отдых. Жди весточек. Я непременно напишу. – Герцог повернулся к Томасу и погрозил пальцем: – До свидания, мистер Томас. Позаботьтесь о моем любимом племяннике, или я на вас очень-очень рассержусь. – Шаг вперед – угроза в голосе, лицо серьезное, глаза пронзительные. Шаг назад – голос веселый, губы раздвинуты в улыбке, глаза смеются. – Ну, идите же. Еще увидимся.
Томас отшатнулся и зашагал обратно в сторону дома.
– Иди, дорогая, – тихо сказал Олимпия и что-то вложил ей в руку. – Если тебе понадобится срочно со мной связаться…
– Дядя…
Но герцог Олимпия уже занялся открыванием своего веселенького розового зонтика и приведением в порядок платья.
– До встречи, – сказал он, помахал рукой и величественно удалился.
Глава 16
Когда Луиза десятью минутами позже вошла в кабинет, граф что-то писал за столом. Он поднял голову и отбросил ручку.
– Наконец-то! Черт возьми, Маркем, где вас носило? Я уже давно послал лакея за вами!
– Я гулял. – В комнате было жарко. Луиза сняла сюртук и бросила его на кресло. – Что случилось?
– Я нашел их.
Куинси запрыгнул на сюртук, немного потоптался на нем и, наконец, лег с удовлетворенным вздохом. Он опустил голову на лапы и уставился на хозяйку с укором во взоре.
Луиза нахмурилась:
– Вы нашли их? Где?
Сомертон сложил написанное им письмо.
– Они в Италии. Элизабет уволила няню Филиппа в Милане, заметив, что та беременна. Не сомневаюсь, она решила, что ребенок мой. – Граф презрительно усмехнулся.
– Милорд!
– Мы немедленно возвращаемся в Лондон и уже там будем готовиться к поездке в Италию.
– К поездке?
Граф пристально взглянул на нее:
– Мы едем в Италию, Маркем. В последний раз их видели во Флоренции.
– А я… я еду с вами?
Лицо Сомертона застыло. На нем снова появилась маска, которую он надевал всякий раз, когда его обуревали эмоции.
– Что все это значит? Конечно, вы едете со мной, Маркем.
Луиза медленно покачала головой и заговорила, тщательно подбирая слова:
– Сэр, я не могу участвовать в этой экспедиции. Прошу вас оставить меня в Англии.
Бумага выпала из рук Сомертона и спланировала на стол.
– Это невозможно, Маркем. Вы мне нужны. Вы едете со мной.
– Не могу, сэр.
Граф стукнул кулаком по столу:
– Нет, можете. И должны.
– Вы не вправе требовать от меня этого! – Луиза гордо выпрямилась и призвала на помощь всю свою смелость. Она все еще была под впечатлением полученной от Олимпии информации и никак не могла согласовать ее с этим новым поворотом. Леди Сомертон в Италии. Она не может ехать в Италию. Что задумал Сомертон? Она боялась спросить об этом. И кроме того, в ее душе возродилась надежда. Как она может уехать в Италию, если в ней нуждается ее народ.
– Но почему нет? Вы – мой секретарь. И вы мне нужны. – На последних словах голос графа сорвался. Куинси поднял голову и слегка наклонил ее, прислушиваясь.
– Что вы хотите с ней сделать? – тихо спросила Луиза.
– С ней? Я ничего не собираюсь с ней делать! Только хочу выяснить, где она живет, и убедиться, что мой сын в безопасности. Видит бог, я хочу добраться до Пенхэллоу!
Пенхэллоу. Кузен Роналд.
Луиза сцепила руки за спиной.
– Не делайте этого, сэр. В конце концов, месть больнее всего бьет именно того, кто мстит.
Сомертон громко захохотал. Его глаза потемнели от гнева. Луиза всем существом чувствовала его отчаяние.
– А мне плевать! Я не боюсь пролить кровь. Пенхэллоу должен заплатить за все. Неужели вы думаете, Маркем, что я затеял все это ради нее? Из любви к ней? – Его голос был преисполнен едкого сарказма.
Граф стоял за столом – большой, сильный, злобно рычащий. Так рычит и огрызается раненый зверь, чтобы защититься. Луиза жадно всматривалась в его лицо. Нет, красивым его не назовешь. Это что-то другое, находящееся за гранью красоты, древнее и аскетическое, высеченное рукой язычника.
Он сказал, что она ему нужна.
Ее сердце билось медленными глухими ударами, отдававшимися в ушах.
– Тогда ради кого? – тихо спросила она.
Граф застыл. Только его широкая грудь ритмично поднималась и опускалась, быть может, слишком часто. Его глаза были черными как ночь.
– А как вы думаете? – наконец выговорил он.
– Ради себя. Ради мести, которой, как вы считаете, требует ваша честь.
Сомертон неторопливо обошел стол, приблизился к ней и остановился так близко, что она могла коснуться его рукой и разглядеть: глаза у него вовсе не черные, а темно-карие, как патока. Луиза забыла, что надо дышать. Она не могла ни отвести взгляд, ни отступить.
– А вы разве еще не догадались, Маркем? У меня нет чести.
Луиза почувствовала исходящее от его большого тела тепло.
– Есть.
– Значит, Маркем, вы меня совсем не знаете.