Бисер Гривковская Яна
Я: Ничего, я потерплю. Как ваше имя?
Н: Никтополион. На рыбалке — просто Тоник.
Я: Чего вы хотели?
Н: В 19.00 за вами приедет машина. Только, пожалуйста, не выходите через три часа. Мне нужно многое вам сказать сегодня.
Я: О’кей.
Н: Тогда до вечера! Всего вам доброго и злого!
Я: И вам того же! Целоваю и обнимаю с хрустом.
Н: Куда целоваешь?
Я: В самое приличное место.
Н: Ты считаешь это место приличным?
Я: Да я считать не умею. Дважды два — в столбик.
Н: Что-то не слышу, как ты меня целуешь.
Я: Мууууа. Слышно?
Н: Это был поцелуй куда?
Я: В десну.
Н: В нижнюю?
Я: Да. Ты рад?
Н: От радости сделал в воздухе тройное сальто.
Я: Не буду тебе мешать.
Н: Люблю тебя. Ты — грязная жестокая женщина.
Я: Отлично.
Н: Продолжить?
Я: Вечером.
Н: Хорошо, я законспектирую.
Ромео хренов
Н: Алло. Забыл сказать! Я хочу подарить тебе сегодня цветы! Скажешь водителю, какие лучше купить? Он наберет.
Я: В лукошко?
Н: Нет. Тебе наберет. Скажешь ему, какие цветы купить.
Я: Как трогательно.
Н: Только будь на телефоне, бери трубку!
Я: Слушай, зачем водителя напрягать, может, я сама съезжу?
Н: Ну, всё, начинается, старая песня о главном. Мне некогда этим заниматься, понимаешь?
Я: Не вопрос, я займусь!
Н: Не обижайся. Я просто боюсь выбрать что-то не то!
Я: Экстравагантно с твоей стороны. Благодарю. Цветов не надо. До вечера…
А кто-то еще сетует, что на земле не осталось внимательных джентльменов. Согласитесь, это бессовестная клевета!!!
Направляюсь к машине
В нашем крутом доме завелись две безвкусные, вызывающе одетые девушки из разряда «часик 1500 рублей, метро Красные Ворота». Перед тем как их вызвать, приготовьте сразу еще 500 тысяч, чтобы потом вылечиться.
Надо запретить в России носить леопардовые шарфы. Ими я ужасаюсь неподдельно — немыслимая кардионагрузка. В девяностые годы такие узоры были модными среди валютных хабалок с красными губами, и это еще не забыто…
Опять под дворник моей машины подсунули рекламную визитку Багиры Султановны, которая возвращает мужей в кратчайшие сроки. На обратной стороне визитки забыли написать: 159 статья, часть четвертая.
У подъезда стоит располневшая после родов девушка, внешне напоминающая циклопа. Она судорожно трясет коляску в надежде, что маленький монстр устанет визжать и наконец заткнется. Действительно, у малыша горло, как иерихонская труба. Неужели нельзя просто сказать: «Дорогая мама, не надо пеленать меня с руками, чтобы я не мог двигаться, не надо на меня надевать по девять комбинезонов, не надо меня кормить этим дерьмом из банок, не надо мне запихивать в рот эту грязную соску, из которой ничего не вытекает, и не надо трясти передо мной игрушками для тупых грудничков, меня интересуют твои вещи».
Всегда мечтала стать мамой. Вынашивать малыша в своем утробье, зарождая в его голове первую извилину вдоль пробора (которой Ник, к примеру, пользуется до сих пор). Нет ничего поразительнее, чем наблюдать, как детеныш появляется на свет, открывает глаза и видит тебя, свою мать, главного человека своей жизни. И в эту секунду происходит любовь с первого взгляда, которая длится вечно…
Женщина — главный авторитет в жизни каждого мужчины. Она учит будущих героев правильно держать ложку и завязывать шнурки. Инстинкты подчинения слабому полу прописаны у мужчин в ДНК, и никуда не деться этим тиранам, пытающимся преодолеть зависимость от женщин. Самые счастливые мужчины — те, кто не идет против своего естества, кто не стыдится своих чувств, понимая, что мужчина не может знать о том, что он мужчина, если рядом с ним нет женщины…
Куда делись пробки?
Большую часть своей жизни я провожу в пробках, что обычно притормаживает мои высокие чувства к этому городу. Но скулить сегодня по этому поводу мне не придется, ибо Бульварное кольцо на удивление спортивное.
Чумазый ребенок в дырявой полосатой шапочке подбегает ко мне на светофоре и начинает тыкать в лицо веник из красных роз, замерзших от холода.
Р: Теть, купи чветочки, а? Ну, теть, ну купи.
Я: Я не теть. Ты чего здесь бегаешь? Где твои родители?
Р: Там.
Я: Где — там? Почему ты не с ними?
Р: Я долфен ваботать!
Я: Сколько тебе лет?
Р: Девять!
Я: Прости, уже зеленый, мне пора, возьми это.
Протягиваю 1000 рублей. Глаза малыша загораются, он выхватывает купюру и, ликуя, убегает прочь.
Интересно, как выглядят мамы, которые лишают своих детей детства?
И вообще, вы хоть представляете, что будет, если я сейчас позвоню в организацию по защите прав ребенка и расскажу об этом беспризорнике? Правильно, ничего не будет. Здесь, как в джунглях, каждый сам по себе…
Подъезжаю к ресторану
Ливень дерется с ветром. Сумерки непредсказуемы. Город охватили мутные злые тучи, из-под которых изредка выглядывают недовольные матовые звезды. Я задаю им вопросы, но они молчат в ответ как партизаны…
Для нашего ужина Ник снял два этажа известнейшего гламурно-несъедобного общепита средиземноморской кухни, где по вечерам лакают чаи проститутки из Костромы и Верхней Волги.
Этот известный ресторан был открыт специально для любителей попить чай из пакетиков за бешеные деньги, но сюда я прихожу, чтобы подпеть заедающим песням Адриано Челентано.
Внутри
Вхожу в небольшой зал. Свечи горят ненавязчиво, словно маленькие ночные светлячки. Отблески играют грязно-рыжим цветом на белоснежных скатертях. Серебряные приборы аккуратно разложены у глянцевых лимонных тарелок с карамельными ободками. Выглаженные рубашки официантов пахнут отбеливателем.
«Э си тю нэкзистэ па» успокаивает и ласкает душу. Жду, когда на горизонте появятся линии любимого тела, как всегда, без вин, конфет и ромашек.
Сегодня я очень красивая. Запах моих ванильных духов стелется на пару кварталов, а мое свежее лицо сверкает, как начищенная сковородка.
Наконец входит ОН. Как всегда, выглаженный, побритый и дезинфицированный — главный психологический триллер моей жизни. Для меня он сейчас желаннее воздуха.
Ник здоровается с официантками и, мельком взглянув на часы, присаживается напротив меня чуть ли не с добрым выражением лица.
Н: Дорогая, ты такая красивая сегодня, похожа на ангела. Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что так оно и есть.
Я: Ты опоздал, если что…
Н: У меня были дела.
Я: И где «прости»?
Н: Прости.
Я: Не так.
Н: А как?
Я: Прости меня, змея подколодного, мерзавца убогого, раба твоего смиренного, о, богиня моя неземная!
Н: Я не запомнил. Перестань со мной так разговаривать. Побудь серьезной хотя бы раз.
Опустив глаза на стол, Чудесный судорожно наливает мой чай с жасмином, который, по его словам, он не может терпеть, и сосредоточенно накладывает сахарный песок в белоснежную чашку.
Добросовестное перемешивание сахара обычно занимает минуты три, но сегодня эта процедура продлилась вдвое дольше, что заметно сбавило широту улыбок на лицах официанток. Именно официанток, не официантов. «Лицензию» на обслуживание нашего столика получают только девушки — на представителей сильного пола Ник реагирует обостренно: моих молодых любовников он готов искать даже в холодильнике.
Обожаю привычку Ника вначале полоскать чаем рот, а потом его глотать — отличный метод зубной гигиены.
Ник вообще неравнодушен к жидкостям, особенно алкогольного рода. Истинный знаток спиртных напитков, он, как никто другой, умеет выбирать вина по красивым этикеткам. В некоторых случаях их можно даже пить, хотя чаще всего вино оказывается либо умеренной гадостью, либо откровенной отравой для мух и тараканов.
В трезвом состоянии Ник закрыт как сейф, но после бутылки спирта он начинает выдавать свое калорийное содержимое, превращаясь в сердечного человека. Если после нескольких глотков вы не чувствуете, что в вашей груди есть сердце, значит, его у вас нет вовсе…
Уста поддатого Чудесного выдают тосты, неповторимые в своей оригинальности. Эти редкие моменты всегда находят отклик в моей душе:
«Родная! Желаю тебе никогда не умирать!»
На это сплетение сарказма и целомудрия персонал отреагировал высокой скоростью оказания услуг. Похоже, эта фиолетовая лирика растрогала даже шеф-повара, который несколько раз споткнулся, пока вносил изысканно приготовленную жидкость в серебряной посудине.
В чечевичном бульоне плавают животные, названий которых я не знаю. Пар от тарелки излучает уют и благополучие сладкой семейной жизни. Ник дегустирует шедевр. Судя по его лицу, есть это совсем не обязательно, лучше просто продолжать вдыхать. Правильно, сейчас в этом нет необходимости, ведь гороховые и чечевичные супы едят только космонавты перед взлетом.
Я, конечно, не ожидала, что в следующую минуту на нас накинется группа загорелых лиц с гитарами, шляпами и балладами «бесаме мучо». Ник даже подавился и теперь неэротично отхаркивает застрявшие в горле куски хлеба.
Жду не дождусь, когда мы наконец начнем превосходить себя в обоюдных горячих призывах больше никогда не ссориться.
Ах, как же будет трогательно, если этих обещаний хватит до завтра!
Официантки не находят себе места, разыскивая способ отблагодарить Ника за то, что он разрешил им прикоснуться к его грязным тарелкам: «Вам не тяжко? Не тошно? Не грустно? Не тесно? Вино? Шампанское? Мясо в трюфельном соусе? Салат из омаров? Капоната? Мильфей? Пюре из авокадо? Цыпленок с розмарином? Кондиционер не дует? Кресло мягкое? Как погода? Дождь не слишком громко льет? Позвать Господа Бога?»
Подарочек
В бессвязном лепете души Ник театрально озвучивает какие-то слащавые стихи, от которых всем стало очень липко. Естественно, писал эти стихи он сам (при незначительном участии Фёдора Ивановича Тютчева).
После таких трогательных изречений мое сердце должно выпрыгнуть из груди и закатиться под батарею.
Надеюсь, Ник не забудет сообщить мне о купленном подарке, который он сегодня приобрел для меня в известном ювелирном бутике? Хорошо, что у него есть водитель Авдифакс, очень важный в его жизни человек, который не в состоянии хранить от меня секреты…
В свете последних данных, этот подарок сейчас находится здесь. И моя главная задача — его разыскать (надеюсь, не с завязанными глазами)?
Наверняка Ник долго грязнул в мучениях, куда его лучше запрятать, но витиеватость подхода к любому делу помогла ему справиться с этой нелегкой задачей.
О, да. В этом весь Ник. Как только в его жизни появляется прямая светлая дорога, он тут же меняет ее на скользкую, запутанную и непроходимую. В связи с этой особенностью сегодняшний подарок, полагаю, мне не удастся найти самостоятельно, это можно будет сделать только при помощи сотрудников МЧС…
Поиски подарка
Ник сидит с гордо поднятым подбородком, словно пять минут назад покорил Эверест, и блистает мне в след своими тонкими подсказками.
Этот человек во всем сенсационен. В своем шапито он посадит вас на вип-место в партере, чтобы вам было лучше видно, какой экшен для вас заготовил:
«Теплее, еще теплее… Прохладно, холодно, очень холодно, Финляндия! Исландия! Гренландия! Тундра! Вечная мерзлота! Смерть!!!!»
Уверенно ощущаю себя немецкой овчаркой, плохо справляющейся со своими обязанностями. Представляю, насколько мультипликационно я выгляжу, вылезая из-под очередного стола в поиске этого гребаного сюрприза.
Поисковые работы под обшивками кресел, скатертями и диванами уже проведены, но они оказались не слишком результативными.
Вымотанная и выдавленная, как зубная паста, чувствую, что начинаю злиться.
Не удивлюсь, если этой чертовой коробочки я сегодня так и не увижу…
Приплыли
Вылакав кучу разноцветных коктейлей, Ник окончательно утрачивает навыки дикции и теперь не может вспомнить, куда запрятал мой замечательный подарок. Грандиозно! Мой любимый, конечно, романтичнее, чем я думала, но глупее, чем я могла представить.
Не ожидала, что все закончится так безмозгло!
Теперь полночи мы будем сшивать события, вспоминая, кто куда пошел и что сделал, прежде чем Ник напился и потерял память.
В программу поиска подключится весь персонал ресторана, включая гардеробщиков, ключниц, сторожей и посудомоек, но скоро все они дружно убедятся: найти что-то после Чудесного под силу только профессиональным шахтерам…
Два часа спустя
Подарок найден так и не был.
С наигранной беспечностью Ник вынимает из пиджака банковскую карту Centurion, черную, красивую, чуть ли не со стразами, и неряшливо швыряет ее в кожаную папку с чеком, продолжая потешаться над нелепостью и идиотизмом сегодняшнего вечера. Пока никто не подозревает, что официантка вернет карту обратно из-за того, что в ресторане сломался терминал.
И с этого момента начнутся судорожные выворачивания пиджака наизнанку с поиском семнадцати тысяч рублей, на которые мы беззаботно поглотили супы и салаты. В завершении анекдотичной картины спасательный круг, конечно же, брошу я, вывалив на стол всю рассаду, что имелась у меня в портмоне, чтобы расплатиться за замечательный ужин.
В эту секунду официантов осенит прозрение, что миллиардеры — это такие люди, у которых есть все, кроме денег…
Gold Man Sucks
Если при слове «олигарх» у вас возникают мысли о неистощимых омутах серых купюр, вываливающихся из грузовиков, то приспустите розовые очки.
Все происходит приблизительно так: раз в две недели тонику приносят несколько белых листов бумаги из бухгалтерии, на которых черным шрифтом напечатаны девятизначные цифры. Познакомьтесь, это и есть его миллиарды. Живьем он никогда их не видел, не щупал, не нюхал, не вкушал и не превращал эти цифры в денежные банкноты. Это приблизительно то же самое, что иметь девушку, но никогда ее не видеть. Даже если ему вздумается обналичить эти суммы, не сомневайтесь, в банке ему предложат отправиться обратно в дурдом. Не будем также забывать об одном неприятном «но». Если крылатая фея из Stock Exchange в очередной раз не взмахнет над его кроватью волшебной палочкой, то завтра он может проснуться скромным миллионером, у которого незримые миллиарды виртуально ушли в небытие.
Каждый пройденный день может стать для него последним, и ему ничего не останется, как устроить распродажу своих тринадцати вилл, в шести из которых у него так и не хватило времени побывать.
Если не учитывать эти два приятных обстоятельства, миллиардером быть действительно круто — представляете, сколько раз можно сходить в солярий? Однако насколько быстро вы сойдете с ума — покажет время. Тоник, например, сломался уже давно, еще на пути к своему первому миллиону…
На улице
Официанты с нами даже не попрощались. Наверное, не хотели, чтобы мы уходили.
Направляемся к автомобилю. Ник бурчит себе под нос нелицеприятные фразы, прилежно делая вид, что меня рядом с ним нет и никогда не было.
Я: Милый, ты даже не понесешь мою сумочку?
Н: Сумочку? Да чтобы носить твои сумочки нужно быть Голиафом!
Я: Не ворчи, мой сладкий сахар! Держи сумочку.
Н: Господи! У тебя там что, чугун?
Я: Любимый, не капризничай. Я ведь забочусь о тебе. Бесконечно.
Н: Я тронут.
Я: Давай, улыбнись.
Н: Перестань.
Я: Тсссссс. Дай поцеловать носик.
Н: Не дам!
Я: Дашь! Иди сюда.
Н: Все, хватит.
Я: И еще лобик. А то он обидится.
Н: Все, перестань!
Я: А щечка правая? Она разозлится на левую!
Н: Перестань, я не маленький!
Я: Конечно, не маленький! Ты уже большой!
Н: Слушай, а ты за стоянку заплатила?
Я: Нет, мой богатый супергерой. Сейчас заплачу…
Лучший день моей жизни — сегодня!
Чудесный слегка посапывает, зарывшись лицом в мои волосы. Обвив руками его шею, чувствую запах родной кожи, пахнущей грецкими орехами. Сегодня у нас один воздух на двоих. Наверное, не случайно в слове «я» — одна буква, а в слове «мы» — две. Пытаюсь поймать ритм его дыхания. Дышит он неравномерно, будто его сердце бьется по-разному.
В комнате тихо, а внутри меня торжественно бьют барабаны, поют ангелы, и душа стремится ввысь!
Наконец мне стали нравиться его маленькие шрамы на щеках, которые остались у него после падения с карусели в детстве.
Любовь — удивительна! Она определяет все, даже того, кого нам считать красивым! Когда мы не влюблены, мы ищем идеал. Но когда влюбляемся, видим идеал совсем не в идеальном. Когда любишь, во всем обычном видишь чудо! Мы вместе — и это чудо! Мы не разнимаем рук даже во сне! Расстояние между моими пальцами создано для того, чтобы там находились его пальцы! Он — лучше всех! И меня даже не пугает его мечта поучаствовать в Третьей мировой войне в качестве диктатора…
Пароле, пароле, пароле… Пароле, пароле, пароле, пароле, пароле энко де пароле ку те сумо ва?
Я: Любимый, ты отлежал мне руку.
Н: Что-что?
Я: Ничего.
Н: Я долго спал?
Я: Нет.
Н: Я давно уснул?
Я: Говорю же, нет. О чем ты думал, когда засыпал?
Н: О том, что таких, как ты, больше нет.
Я: Хорошо, что ты умеешь так красиво лгать.
Н: Я очень тебя люблю!
Я: Серьезно?
Н: Сделай очень удивленное выражение лица, не забудь.
Я: Я тоже тебя люблю, несмотря на то, что это самая лживая фраза на Земле.
Н: Да что с тобой такое?
Я: Как ты думаешь, я когда-нибудь умру?
Н: Навряд ли.
Я: Не хочу лежать в земле, там тесно. Хочу в космос!
Н: Космос?
Я: Только не говори, что выделить для меня немного денег из своих тридцати миллиардов для космоса ты не в состоянии.
Н: Тридцати миллиардов? Откуда ты это взяла?
Я: Так про тебя пишут в «Форбсе».
Н: Полная ерунда. Читай лучше «Космополитен».
Я: «Космо»? Это любимый журнал твоих любовниц?!
Н: Я просто так сказал. Честно. Клянусь всеми богами Олимпа. Я больше журналов женских не знаю.
Я: Всё! Мы расстаемся!
Н: Ты случайно не рехнулась часом?
Я: Я рехнулась. Но не случайно.
Н: Чокнутая! Выпей валерьянки!
Тоник обиделся и ушел спать в другую комнату. Шуток не понимает. И зачем надо было уходить? Если он не хотел меня видеть, мог бы просто выключить свет.
Но я особо не расстраиваюсь, он тоже меня достал. Пусть катится колбаской по Малой Спасской, и очень срочно! После его ухода моя кровать освободится от груды бессмысленного мяса, которое постоянно храпит, закидывает на меня ноги, отбирает у меня одеяло, рано встает, хлопает дверьми и носится по комнатам с двойной турбиной, как слон!!!
Ладно-ладно. На самом деле я его очень люблю. Ведь он — мой мир! Он улыбнется, и я засмеюсь! Он загрустит, и я буду плакать! Он прыгнет с обрыва, и я буду по нему скучать!!!
Глава 11
Вздорное наваждение
«— Как тебя понимать?
— Понимать меня необязательно. Обязательно любить и кормить вовремя».
Л. Кэрролл «Алиса в Стране чудес»
Меня вводят в двери незнакомого помещения, где пахнет котлетами. Передо мной висит огромное зеркало, в котором можно увидеть маленькую девочку с хрупкими косточками. Ее рот, как всегда, приоткрыт, так как из носа уже пятый год текут сопли, щеки покрыты красным налетом после пяти килограммов съеденных конфет «Коровка», а редкие светлые волосы неаккуратно собраны в тугой хвост, обернутый алым бантом, высокомерно возвышающимся над маленькой головой.
«Ну-ка! Подойди сюда, красотулечка! Видишь? Это твой шка-а-а-фчик!»
Меня подводят к ряду маленьких деревянных дверей. На моей дверце нарисован грибок, на остальных — морковки, вишенки и яблочки.
«Переодевай сандалики, красотуль, ты взяла сменную обувь?»
Воспитательница еще раз подтягивает мои колготки ближе к горлу, чтобы на них не свисали зад и коленки, и вводит меня в зал, чтобы познакомить с моими сокамерниками.
Посреди огромной комнаты лежит зеленый истоптанный палас, похожий на грязную лужайку. По нему с высокой скоростью в разные стороны носятся бешеные дети.
В воздухе стоит пряный запах половых тряпок и хлорки. Неприглядность зеленой стены закрывает огромная оливковая доска с неаккуратными разводами мела.
Сверху старательно выведено большими белыми буквами мелом: «Четырнадцатое декабря».
За окнами воет зимняя стужа, злая и одинокая. Она приятно подчеркивает уют этого теплого помещения. Щели окон плотно заклеены клейкой лентой, стекла украшены бумажными снежинками и синей мишурой.
Пару раз споткнувшись о разбросанные запчасти пластмассовых автомобилей и элементы конструктора Lego, воспитательница резко хлопает в ладоши, пытаясь восстановить дисциплину: «Так! Тишина! Тишина в классе!»
Не получив ожидаемого эффекта, она вынимает из ящика металлическую линейку и оглушительно стучит ею по столу: «Внимание! Тишина! Максим! Тебя это тоже касается! Ребята! У нас новенькая!»
Дети неохотно оборачиваются в мою сторону и, не прерывая своей бурной деятельности, начинают на меня невнимательно коситься.
Добрый день, я ваше новое животное, которое пополнит ваш веселый зоопарк.
Не придав большого значения моей растерянности, воспитательница выдает очередную порцию указаний: «А теперь моем ручки и идем в столовую!»
Разумеется, меня никто не предупредил, что ручки нужно успеть помыть за две минуты, так как потом воспитательница выключит краны и мои ладошки останутся скользкими.
С общим стадом вваливаюсь в столовую. Всюду слышны громкие звоны посуды и озабоченные вопли поварих: они, словно роботы, накладывают еду в треснутые белые тарелки из огромных алюминиевых кастрюль, на которых небрежно выведены большие красные буквы и цифры, указывающие на принадлежность к ценному инвентарю детского сада. В воздухе стоит запах вареных яиц. На столах стоят огромные железные миски с резаным батоном и черствым ржаным хлебом, который не доели дети из параллельной группы. По краям стола разбросаны тарелки с примятым ложкой пюре и котлетами, из которых струится серо-коричневый сок.
Дети послушно рассаживаются по стульям, ибо знают: если они этого не сделают, воспитательница к стульям привяжет.
С неохотой ковыряясь вилками, они начинают имитировать вкусную трапезу.