Манящая тайна Маклейн Сара

Мара вздохнула. Она не знала, что с ней происходило, но понимала, что погубит себя.

Но поединок уже начался, хотя сражаться было бесполезно. Ведь она желала победы не себе, а ему.

Вцепившись обеими руками в канаты, Мара прошептала:

— Ты заставляешь меня чувствовать… — Она от растерянности замолчала.

И в тот же миг его губы прижались к ее губам. Поцелуй был нежнее, чем раньше. И в то же время он казался необычайно чувственным. Когда же Темпл прервал поцелуй, она поняла, что этого слишком мало.

— Продолжай, — прошептал он.

— Рядом с тобой мне жарко и одновременно холодно.

Он снова ее поцеловал. На этот раз в шею.

— А что ты чувствуешь сейчас?

— Горю в огне, — ответила Мара, содрогнувшись. — И замерзаю… Ох, не знаю.

Он улыбнулся и спросил:

— А что еще?

— Когда ты смотришь на меня, я чувствую себя единственной женщиной на свете.

Его взгляд упал на вырез ее платья — чужого платья, так что лиф был чересчур тесным. Темпл скользнул пальцем под ткань, почти не задев кожу, и Маре невыносимо захотелось, чтобы платье куда-нибудь исчезло. А потом он потянул за белую ленту, завязанную впереди, и начал медленно расшнуровывать лиф до тех пор, пока ткань не обвисла. Мара инстинктивно отпустила канаты, схватившись за платье. Пытаясь его удержать. Но Темпл осторожно высвободил из рукава сначала одну ее руку, затем другую. При этом сказал:

— Держись за веревки.

И Мара отдалась на его волю, снова вцепившись в канаты.

Платье едва удерживалось на груди, вот-вот могло сползти. Темпл же пристально смотрел на него, и Мара подумала: «Неужели он сможет снять платье взглядом?»

И тут он провел по ткани Пальцем, и платье упало к ее ногам. Мара невольно вздрогнула.

— Тебе холодно? — спросил Темпл.

— Нет. — Она пылала, как солнце.

А он, опустив голову, втянул в рот сосок вместе с сорочкой и начал теребить его через ткань, заставляя ее томиться по большему. По нему.

Внезапно он поднял голову и посмотрел ей в глаза:

— Что еще, Мара? Что еще я заставляю тебя чувствовать?

— Ты заставляешь меня желать, чтобы все было по-другому.

Он вознаградил ее за это признание — и сорочка Мары, внезапно вспорхнув вверх, полетела на пол, так что она осталась в одних шерстяных чулках и дурацких шелковых туфлях, так подходивших к платью, в котором она приехала сюда в ту ночь, но совершенно неуместных сейчас.

Темпл долго смотрел на нее, любуясь ею, согревая ее страстным взглядом своих черных, как полночь, глаз.

Когда же он легонько дунул на ее сосок, Мара тихо застонала. А он поднял голову, заглянув ей в глаза. И она увидела, что он ее желает, томится по ней. Внезапно почувствовав, что у нее подогнулись колени, Мара подумала: «Как хорошо, что канаты у меня за спиной такие прочные».

— Ты заставляешь меня измениться, стать другой, — прошептала она.

«Заставляешь меня хотеть большего».

Он покачал головой:

— Нет, я этого вовсе не хочу.

В голове заметались мысли, слишком путаные, чтобы в них разобраться. И она желала только одного — сказать что-нибудь правильное. Что-нибудь такое, что приблизит его к ней. Что даст ей то, чего она хотела. Страстно хотела.

— Все-все, — шепнула она. — Ты заставляешь меня чувствовать абсолютно все.

И тут, прямо на ринге, в своей крепости и в своем королевстве, он опустился перед ней на колени, обнял одной рукой за талию и прижался губами к ее животу. После чего сказал:

— Нет, не все. Пока еще не все.

Он целовал ее и целовал, спускаясь все дальше, к мягким завиткам. И вдруг замер. Тянул время.

— Но непременно заставлю, — пообещал он и провел языком по нежным складкам меж ее ног.

Мара вздрогнула и застонала, запустив пальцы в его волосы.

Темпл замер на мгновение, потом сказал:

— Держись за канаты.

— Канаты?.. Но почему?

Темпл посмотрел ей в глаза, и она увидела в них обещание.

— Канаты, — повторил он.

Мара повиновалась, ухватившись обеими руками за толстые веревки у себя за спиной. И тотчас была вознаграждена — он провел ладонью по ее ноге, начиная от щиколотки, потом вокруг коленки, и еще выше. А затем вдруг приподнял ее ногу, высвободив из юбок на полу, согнул в колене и положил себе на здоровое плечо — словно она вообще ничего не весила.

Щеки Мары заполыхали от смущения, хотя вся она пылала от желания. Она одновременно ужаснулась и пришла в восторг. Противоречивые чувства… Как и всегда рядом с ним…

— Смотри, — сказал Темпл.

Можно подумать, она в состоянии делать что-нибудь еще. Она только и могла, что смотреть на него.

— В зеркало, — сказал он.

Взгляд ее метнулся к огромному зеркалу напротив. Мара была так захвачена происходящим, что совсем про него забыла — забыла, что оно могло подарить ей зрелище, о котором она и не мечтала.

Мара увидела себя, обнаженную, стоявшую на ринге и вцепившуюся в канаты. И выглядела она совершенно скандально — раскинулась словно жертва на этом странном алтаре. Темпл же стоял перед ней на коленях, и одна ее нога была у него на плече — какое распутство!

Их может увидеть любой!

Мысль о том, что за зеркалом мог оказаться кто угодно, должна была шокировать ее, напугать, возмутить. Но почему-то еще сильнее распалила.

Что он с ней сделал?

— О, Темпл… — тихонько простонала Мара, закрывая глаза. Отгораживаясь от зрелища в зеркале.

«Что же он будет делать дальше?» — подумала она в ужасе. В ужасе от того, что он мог не сделать ничего.

Однако он сделал — развел ее ноги еще шире и теперь видел то, чего не видел никто и никогда, то, чего никто не должен был видеть.

И это было чудесно.

А потом его рука вдруг шевельнулась, и палец скользнул в самое ее потайное местечко, скользнул, одаривая наслаждением.

Мара снова закрыла глаза и откинулась на канаты, то и дело скрипевшие. Грубые нити царапали ей спину, но она этого не замечала.

— О Боже, — прошептал Темпл, и эти слова прозвучали восхитительным святотатством. А палец его продолжал ее ласкать, лишая Мару дыхания и мыслей. — Не понимаю, почему я думал, что смогу устоять перед тобой.

А вот это — эхо ее собственных мыслей. Что было неизбежно с той самой минуты, когда она приблизилась к нему на улице.

И тут его губы прильнули к ней, и язык ласкал неторопливыми движениями — дразнил, искушал, мучил, даря столь невероятное наслаждение, в которое даже не верилось.

— О, Темпл!.. — выкрикнула Мара, чуть приподнимаясь, предлагая ему себя. Отдаваясь ему. Доверяя ему.

Впервые за целую вечность доверяясь другому человеку.

В награду за это он стал целовать ее своими дивными губами, и Мара, не удержавшись, выкрикнула:

— Уильям! — Это имя она повторяла глухими бессонными ночами сотни раз, тысячи раз, но никогда не думала, что он может подарить ей такое невероятное наслаждение.

Он оцепенел, услышав из ее уст свое настоящее имя. А она пристально посмотрела на него. Она знала, что все это ужасно неправильно… и очень верно. Тут он снова шевельнул языком, и Мара со стоном закрыла глаза, не в силах больше выносить это наслаждение. Он на мгновение оторвался от нее, чтобы сказать единственное слово:

— Смотри.

Она покачала головой. Щеки ее порозовели.

— Не могу.

— Можешь, — заявил он и поцеловал ее лоно. — Смотри, как я отдаю тебе все, что можно отдать.

Он снова прильнул к ней губами, и Мара стала смотреть, скользя взглядом от их отражения к его лицу. Она понимала, что все происходящее просто вопиющее бесстыдство, но все же не могла оторвать глаз. Отпустив канаты, она запустила пальцы в его дивную темную шевелюру, притягивая его голову еще ближе к себе. Не в силах сдерживаться, Мара то и дело подавалась ему навстречу и громко стонала.

Темпл удвоил усилиями она вздымалась все выше и выше на волнах невыносимого наслаждения. Вцепившись в его волосы, она раз за разом выкрикивала его имя, наслаждаясь теми восхитительными ощущениями, которые он ей дарил.

И она ни разу не отвела глаз — даже тогда, когда упала на него, так что канаты у нее за спиной вздохнули от облегчения.

Он по-прежнему обнимал ее, но в какой-то момент Мара вдруг рухнула на колени рядом с ним.

Он привлек ее к себе, и они, тяжело дыша, долго сидели так, чувствуя, как безумно колотятся их сердца. Казалось, они сидели так целую вечность. И оба молчали, понимая, что для них теперь изменилось все.

Навсегда.

Мара никогда не испытывала ничего подобного. Даже в ту давнюю ночь, когда властвовала над ним, когда они лежали в ее постели и целовались. При этом он что-то шептал ей на ухо и давал обещания, которые и не собирался сдерживать.

И тогда же она отняла у него его беспечную жизнь.

Нельзя больше скрываться от него. Нельзя больше лгать. Она найдет другой способ спасти приют и мальчиков. Должен быть такой способ. Способ, при котором не потребуется больше рассчитывать только на этого мужчину.

Мара перехватила его непроницаемый взгляд, и ее охватила печаль. Если бы она могла слышать его мысли! Если бы могла рассказать ему все. Если бы могла полностью обнажить перед ним душу.

Если бы их будущее уже не было предрешено.

— Я обещала, что расскажу тебе…

Темпл покачал головой:

— Нет, не сейчас. Не из-за этого. Не надо все портить. Ведь это первый раз, когда все было настоящим…

Он не договорил, но сказанное им казалось обещанием, которое Мара принять не могла, хотя очень хотелось.

— Мы с тобой никогда… — Она отстранилась от него и заставила себя добавить: — Мне не следовало это делать, так что не было ничего… настоящего.

Он посмотрел ей в глаза.

— Значит, это была еще одна твоя ложь?

Она кивнула. Ей очень хотелось рассказать ему все. Рассказать, что в ту ночь, много лет назад, когда она сделала то, о чем сожалела больше всего на свете, она делала еще и другое — то, о чем нисколько не сожалела.

Он заставил ее искренне улыбаться и смеяться. Он помог ей почувствовать себя красивой. В первый раз в ее жизни. Единственный раз в ее жизни.

Мара уже открыла рот, чтобы сказать ему об этом, но он вдруг выпалил:

— Даниел!

Она растерялась:

— Даниел?.. Ты о чем?

— Он не мой?

Ее охватил ужас, едва она поняла смысл вопроса. Мара помотала головой:

— Я не понимаю, почему…

— Ты сказала, что он жил с тобой всегда, не так ли?

Даниел с темными волосами и голубыми глазами. К тому же в том самом возрасте, как если бы они сделали это. То есть зашли дальше, чем сейчас.

На короткий миг Мара позволила себе увидеть эту картинку — сильный и красивый Темпл, принадлежащий ей. А их сын — такой же темноволосый, как и он. И они с Темплом — муж и жена.

Но эта картинка не имела никакого отношения к реальности.

Мара покачала головой. Посмотрев ему в глаза, она увидела в них сожаление и печаль.

Она опять его ранила, даже не пытаясь это сделать. Мара снова покачала головой. Глаза ее наполнились слезами.

— Всегда — значит с тех пор, как я основала приют. Он не… — Она замолчала. Ах, если бы правда была другой!

Темпл засмеялся, но в его смехе не было радости.

— Разумеется, нет. Разумеется, мы не делали этого.

Он встал одним плавным движением и перешел на противоположную сторону ринга. Причем сделал все это необычайно грациозно даже с рукой на перевязи. С раной, которая убила бы менее крепкого человека.

Повернувшись спиной к Маре, герцог запустил руку в волосы.

— Всего раз я хотел услышать от тебя правду. — Темпл оглянулся. — Всего раз хотел поверить, что ты не такая, какой кажешься. Что ты не просто женщина, жаждущая крови и денег. — Он засмеялся и снова отвернулся. — И ты сказала мне правду.

Нужно рассказать. Рассказать все до конца. Нужно упасть к его ногам и дать ему возможность простить ее. Поверить ей. Поверить в нее. Может быть, тогда они смогут начать все сначала. Может быть, тогда это странное и восхитительное нечто, происходящее между ними, сможет расцвести.

Боже милостивый, она хотела этого сильнее, чем воздуха!

— Я не жаждала крови, — сказала Мара, вставая на ноги и прикрывая платьем наготу. — И денег — тоже. — Она сделала шаг в его сторону. — Пожалуйста, позволь мне объяснить…

— Нет. — Повернувшись к ней, он рубанул рукой воздух.

Мара остановилась.

— Нет, — повторил он. — Я устал… от всего этого. От твоего вранья. От твоих игр. Устал от желания поверить в них. Все, хватит!

Мара вздохнула, понимая, что заслужила это. Понимая, что ее жизнь целых двенадцать лет к этому шла. К минуте, когда расскажет герцогу правду и должна будет выдержать последствия.

Но ей никогда не приходило в голову, что будет ужасно больно, когда она его потеряет. Не приходило в голову, что он станет ей небезразличен.

Небезразличен.

Какое глупое и холодное слово, совершенно не выражающее то, что сейчас чувствовала.

А он между тем продолжал:

— Мне плевать, какие еще сказки ты мне расскажешь. Я сыт по горло! Во сколько мне обойдется этот день?

О Боже! Вот это удар… Неужели он думает, что она потребует плату за… Но ведь именно такое соглашение они заключили, не так ли?

Мара отрицательно покачала головой.

— О, теперь ты выше нашего соглашения? — Он язвительно улыбнулся.

Ей больше не требуется их соглашение. Она ничего этого не хочет. Хочет только его.

И внезапно, как резкий удар, пришло понимание.

Она его любит!

Но он-то никогда не поверит ей.

И все-таки Мара попыталась.

— Уильям, прошу тебя… Если бы ты только…

— Не смей! — выкрикнул он ледяным голосом. И Мара тотчас поняла: сейчас перед ней Темпл — величайший боец из всех, которых когда-либо знал Лондон. — Не смей больше называть меня так. Никогда. У тебя нет на это права.

Конечно, нет. Она украла у него это имя, когда украла его прежнюю жизнь. К глазам подступили слезы, но Мара их проглотила. Ведь он мог решить, что и слезы ее поддельные.

— Да, конечно, — кивнула она.

Он был сейчас такой холодный, такой равнодушный… Она не могла больше на него смотреть.

И тут Темпл нанес последний, завершающий удар.

— Завтра все закончится. Ты покажешь всем свое лицо и восстановишь мое доброе имя. Я отдам тебе твои деньги. А потом ты уберешься из моей жизни!

Он оставил ее там, на середине ринга, в сердце своего клуба.

Когда же дверь в его комнаты закрылась и замок щелкнул, Мара оделась и дала волю слезам.

Глава 15

Он оставил ее раздетой на ринге. Ни разу за всю свою карьеру боксера, дерущегося без перчаток, он до такой степени не унижал своего противника.

Но у него никогда не было противника, лишившего его мечты.

Какая чушь! Темпл наклонился над бильярдным столом в одной из верхних комнат «Падшего ангела» и сделал карамболь.

— Господи, Темпл! — Борн присвистнул, глядя, как два шара падают в лузы в дальнем конце стола. — Может, нам уйти? Может, будешь играть сам с собой? — Маркиз допил остаток скотча. — И ведь с одной рукой!

Упоминание о руке, все еще слабой и лишенной чувствительности, снова разожгло его гнев. Ее брат лишил его силы и могущества. Но она поступила гораздо хуже — лишила его надежды.

Он позволил себе поверить, что все еще может быть. Что она может оказаться той, по которой он томился. Женой. И даже больше.

Любовью.

Слово прошелестело в голове потрясением, досадой… и желанием.

Темпл проигнорировал его и с яростной точностью сделал второй удар. И третий.

Кросс качнулся на каблуках и проговорил:

— Хорошо. Уже понятно, что ты не так заинтересован в игре, как в победе. Так что же тебя гложет?

— Женщина, — ответил Борн, направившийся в другой конец комнаты, чтобы налить себе еще виски.

Разумеется, женщина! Темпл забил в лузу следующий шар.

Кросс посмотрел на Борна:

— Ты так думаешь?

Маркиз кивнул:

— Дело всегда в женщине.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Кросс.

— Нет, он не прав, — заявил Темпл.

Борн с усмешкой возразил:

— Ты сам знаешь, что я прав.

Темпл нахмурился и проворчал:

— Вы оба можете отправляться прямо в ад.

— Если мы уйдем, тебе будет нас не хватать, — сказал Кросс, наконец-то получивший возможность ударить по шару. — Кроме того, эта женщина мне нравится. Так что я не против, если твоей проблемой стала она.

Борн в изумлении взглянул на приятеля:

— Она тебе… нравится?

— Она нравится Пиппе. Пиппа думает, что Темпл ей небезразличен. Я верю жене.

Вспыхнуло воспоминание: обнаженная Мара посреди ринга. С глазами, полными слез. А он повел себя отвратительно. Темпл стиснул зубы.

Но она ведь украла у него жизнь. Врала ему снова и снова. Он ее нисколько не интересует. Это просто невозможно.

Кросс с ухмылкой покосился на Борна:

— Кроме того, она украсила тебя замечательным синяком.

— Ни к чему вспоминать об этом с таким удовольствием, — огрызнулся Борн.

— Еще какое удовольствие! Тебя побили. Побила женщина!

— Ублюдок, — проворчал Борн. — Откуда я мог знать, что у нее удар, как у Темпла?

И вновь промелькнуло воспоминание: Мара стоит в прихожей «Дома Макинтайр», положив ему на грудь свою теплую ладонь. «Я не хочу делать вам больно, милорд».

Еще одна ложь!

— Ну, Темпл, так что же ты натворил? — осведомился Кросс.

Еще одно воспоминание: Мара посреди ринга умоляет выслушать ее. Что она могла ему сказать? О чем поведать?

Он отогнал воспоминание.

Когда она говорила ему правду?

За несколько минут до этого.

— Ничего не натворил.

— О, это означает, что ты наверняка что-нибудь натворил. — Борн упал в ближайшее кресло.

— Когда это вы успели превратиться в парочку болтливых сорок? — пробурчал Темпл.

Кросс облокотился о бильярдный стол.

— А когда ты потерял чувство юмора?

Что ж, вопрос совершенно правомерный. Если бы Борн или Кросс находились в таком отвратительном настроении, он, Темпл, наверняка задал бы им подобный вопрос.

А ведь когда-то он получал массу удовольствия, наблюдая, как Кросс с Борном заигрывали с безумием — сначала ругаясь со своими будущими женами, а потом ухаживая за ними. Он же то и дело насмехался над обоими, с наслаждением усиливая их страдания.

Но сейчас — совсем другое дело, пусть оно и связано с женщиной. Ведь дело это не имело никакого отношения… К чему?

— Я ее отпустил, — сообщил Темпл.

— Куда? — спросил Борн.

— Домой.

— А… — протянул Кросс с таким видом, словно слово «домой» все объясняло.

Конечно, ничего это не объясняло! Темпл нахмурился и буркнул:

— Черт побери, что это значит?

— Только одно, — ответил Кросс. — Когда они уходят, это вовсе не так приятно.

Борн кивнул и добавил:

— Думаешь, что обретаешь покой, а на самом деле… не перестаешь о них думать.

Темпл переводил взгляд с одного друга на другого.

— Вы оба превратились в болванов! Я бы перестал о ней думать, не будь она… — Он замялся.

Страницы: «« ... 1718192021222324 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Одним из наиболее заметных демографических изменений последнего времени во всем мире является рост ч...
Захватывающая семенная сага, пронзительная история о беспримерной любви длиною в жизнь – роман Колин...
Лето 1868 года. Шерлоку Холмсу четырнадцать лет. Он вынужден провести каникулы в имении своих родств...
Запад и Восток, взаимное притяжение и взаимное отталкивание их культур – в книге А.В. Чудинова эта т...
Опираясь на христианские и нехристианские конфессии в повседневных делах управления, власти Российск...
В книге представлена информация о содержании психолого-логопедической работы с дошкольниками, воспит...