Манящая тайна Маклейн Сара

— Не называй меня так! — вспылил молодой человек. — Я уже не ребенок!

Она снова вздохнула.

— Да, знаю.

— Не надо было ходить к нему, — продолжал брат. — Знаешь, как его называют?

Мара вскинула брови.

— Его так называют из-за меня, Кит.

— Это не значит, что впоследствии он и сам не заслужил свое прозвище. Не желаю, чтобы ты приближалась к нему.

Слишком поздно.

— Не желаешь?! — осведомилась она, внезапно раздражаясь. — Но у тебя нет выбора! У него все наши деньги и ценные бумаги. И я… я сделала то, что смогла, — лишь бы спасти дом.

Кит нахмурился:

— Всегда этот твой дом… Всегда мальчишки…

Ну конечно! Ведь они для нее — самое главное. Они — ее самый правильный в жизни поступок, самое лучшее в ней.

Но ссориться с Китом не хотелось.

— Откуда ты вообще узнал, что он сюда заходил?

Брат прищурился.

— Считаешь меня совсем идиотом? Я неплохо плачу шлюхе на улице, чтобы она присматривала за тобой.

— Присматривала за мной? Или выслеживала меня?

— Она видела герцога-убийцу. И сообщила мне об этом. При мысли о том, что брат за ней шпионил, Мара еще больше разозлилась.

— Мне не нужна твоя защита!

— Нет, нужна. И всегда была нужна.

Мара с трудом удержалась от резких возражений и заставила себя вернуться к главному вопросу.

— Послушай, Кит… — Она осеклась. — Знаешь, Кристофер, я пошла к нему, потому что нам это необходимо. Ведь ты… — Мара тяжко вздохнула. — Ведь ты проиграл все.

Кристофер снова запустил пальцы в волосы.

— Думаешь, я об этом не знаю?! Господи Иисусе, Мара! — Брат заговорил слишком уж громко, и она в тревоге обернулась на дверь. Но Киту было все равно. — Конечно, я это знаю! Я потерял все, что отец мне оставил!

И ее, что принадлежало ей. Все, что она скопила по грошу и отдала на сохранение брату. Увы, там были и те деньги, что она отложила на содержание приюта…

Разумеется, брат говорил ей, что в его банке деньги будут в безопасности — может быть, даже нарастут и проценты. У Мары же не было доказательств того, что она состояла в браке и что ее муж умер, поэтому она позволила брату открыть за нее счет. Но он не перестал играть и в результате…

Гнев ее разгорался, хотя Мара этого вовсе не хотела. Ей хотелось снова стать шестнадцатилетней — тогда она могла бы утешить своего младшего брата, нежного и ласкового, могла бы не злиться на него сейчас и не осуждать его.

— Ты знать не знаешь, каково это — жить в его тени, — сказал Кит.

Их отец… Человек, невольно толкнувший их с братом на этот путь. Богатый как Крез — и вечно неудовлетворенный. Ему всегда хотелось большего. Лучшего. Он хотел сына более умного, чем Кит. И хотел, чтобы дочь стала герцогиней.

Но он не получил ничего.

Кит горько засмеялся:

— Старик наверняка следит за нами со своего насеста в аду и ужасно злится.

Мара покачала головой:

— Он над нами больше не властен.

Брат посмотрел ей прямо в глаза:

— Еще как властен! Без него ничего этого бы не произошло. Ты бы не сбежала. Я бы не начал играть и не потерял бы все деньги. — Кит ткнул пальцем в сторону улицы за окном. — Ты не жила бы среди бродяг и шлюх… — Он вздохнул и спросил: — Почему ты пошла к нему?

— У него все наши деньги.

Кит прищурился:

— И что же он сказал?

Мара медлила с ответом; она знала, что брату он не понравится.

— На что ты согласилась? — допытывался Кит; он все больше раздражался.

— Как ты думаешь, на что я согласилась?

— Ты продалась!

Если бы это было так просто…

— Я сказала, что покажусь людям и верну его в общество. Кит задумался, и Маре показалось, что он сейчас начнет возражать. Но она забыла, что отчаявшиеся люди часто становятся корыстными.

— И я верну свои деньги? — спросил брат.

Он сказал лишь о себе, и Маре это очень не понравилось.

— Там не только твои, Ки т, деньги.

Он презрительно фыркнул:

— Твоих там — всего ничего.

— Приютских денег хватило бы на целый год…

— Мне есть о чем волноваться, Мара, и я вовсе не собираюсь беспокоиться еще и о твоих щенках.

— Но они — дети! И они во всем полагаются на меня! Брат взмахнул рукой, как бы отметая все ее возражения.

— Так ты получишь мои деньги или нет?

Ему на нее наплевать, даже если она потеряет все, что создала за эти годы. Ему плевать на все — лишь бы вернуть свои собственные деньги.

И Мара сделала то, что у нее особенно хорошо получалось. Она соврала:

— Нет, к сожалению.

Лицо брата исказилось от ярости.

— Ты заключила сделку с дьяволом и ничего не получишь взамен? С тебя никакого толку! — Он в раздражении начал расхаживать по комнате. — Ты все испортила, Мара!

Она, прищурившись, посмотрела на брата:

— Я сделала то, что нужно было сделать. Он не будет драться с тобой и оставит тебя в покое.

Кит схватил стоявший у него на пути стул и швырнул его в стену. Стул разлетелся на несколько обломков.

Мара тяжко вздохнула. Немного помедлив, она отступила за стол и ухватилась за столешницу, чтобы скрыть дрожь в руках. Она теряла контроль над ситуацией. И вероятно, заслуживала осуждения.

Вероятно, это и происходило с женщинами, пытавшимися взять свою судьбу в собственные руки. Она поступила именно так, изменив свое будущее. Изменив жизнь. И прожила этой жизнью двенадцать лет.

Настало время и брату жить самостоятельно.

— Такую сделку мы заключили. А твой. Кит, единственный шанс сохранить честь — это осознать все произошедшее. Я привела мужчину в свою комнату и опоила его наркотиком. Я залила кровью простыни, а потом сбежала. Поэтому прощения должна просить именно я, и Темпл это знает.

— А как же я?..

— Ты его не интересуешь, Кит.

Брат подошел к окну и выглянул наружу, в холодный ноябрьский день. Он долго молчал, затем прошептал:

— А напрасно… Этот человек не знает, на что я способен. Закатное солнце окрасило каштановые кудри Кита золотом, и Мара вспомнила один давний день в доме их детства в Бристоле. Брат, смеясь, бежал вдоль берега небольшого пруда около их дома и тащил за собой игрушечную лодочку. Внезапно он споткнулся о корень дерева и упал, отпустив веревку. Сильный порыв ветра подхватил лодочку и отнес ее на середину пруда, где она быстро набрала воды и затонула.

Их с братом наказали за «проступок» и отправили в постель без ужина; Кита — за то, что упустил игрушку, стоившую денег, а Мару — за то, что у нее хватило наглости напомнить отцу, что его дети не умели плавать.

Это был не первый раз, когда Киту сильно не повезло, и не первый, когда она, Мара, пыталась оградить его от отцовского гнева.

Но сегодня она не будет защищать брата. Сегодня она защищала то, что для нее намного важнее. И она не доверяла ему настолько, чтобы посвятить в свои планы.

— Ты будешь держаться в стороне, Кит. Ясно?

— А если не буду?

Мара рывком распахнула дверь комнаты, давая понять, что разговор окончен.

— У тебя нет выбора.

Брат повернулся к ней лицом, и на какой-то миг из-за игры света ей показалось, что перед ней стоял отец.

— Ты попала в лапы герцога-убийцы? Он и его клуб забрани у меня все, чем я владел. И я должен так просто оставить это? Мара, а как же мои деньги?

Он снова говорил только о своих деньгах, не более того. Конечно, это не должно было удивить ее, но все же удивило. Скрыв свое удивление, Мара вскинула подбородок и заявила:

— Деньги — это еще не все.

— О, сестра, — пробормотал Кит со вздохом, — ты и в этом ошибаешься.

Мара молчала. Было ясно, что брат прекрасно запомнил уроки отца.

А он посмотрел ей в глаза и добавил:

— Я не смогу держаться в стороне. А теперь — и ты тоже.

И это была чистейшая правда.

Спустя несколько часов, когда Мара пыталась сосредоточиться на работе, в ее маленький кабинет вошла Лидия Бейкер, заявившая:

— Я устала притворяться, что ничего не замечаю. Пытаясь изобразить удивление, Мара, широко распахнув глаза, взглянула на подругу:

— Прошу прощения, ты о чем?..

— Не прикидывайся. Ты все понимаешь. — Лидия уселась на стул с другой стороны бюро и похлопала себя по коленке, привлекая внимание Лаванды, лежавшей на подушке у ног Мары.

Свинка подняла голову, посмотрела на подругу хозяйки и тут же отвернулась.

— Эта свинья меня не любит, — заявила Лидия.

Мара тотчас ухватилась за новую тему.

— Бедняжка провела все утро, убегая от мальчишек…

— Уж лучше так, чем от фермера с топором. — Лидия, прищурившись, посмотрела на свинку.

Лаванда тихонько взвизгнула, и Мара рассмеялась. Лидия же снова обратила все свое внимание на подругу.

— Мы семь лет работаем бок о бок, и я никогда не расспрашивала тебя о твоем прошлом.

Мара откинулась на спинку стула.

— За что я тебе очень благодарна.

Лидия нахмурилась и вновь заговорила:

— Если бы речь шла только о том мужчине, что приходил к тебе днем, я бы, наверное, промолчала. Но с учетом утреннего визитера… В общем, я решила, что хватит отмалчиваться. — Лидия на несколько секунд умолкла. Подавшись вперед, она ритмично постукивала по краю бюро письмом, которое держала в руке. — Пусть я работаю в сиротском приюте, Маргарет, но и мир за его дверью не остался для меня совсем уж незнакомым. Я знаю, что огромный мужчина, явившийся сюда утром, — это герцог Ламонт. — Она помолчала и добавила: — Герцог-убийца.

О Господи! Мара уже начинала ненавидеть это прозвище.

— Он вовсе не убийца.

Слова эти вырвались у нее раньше, чем она успела прикусить язык. И тем самым Мара невольно признала, что знакома с герцогом Ламонтом.

Глаза Лидии широко распахнулись, и она пробормотала:

— Правда?

Свой следующий ответ Мара тщательно обдумала. И только после этого произнесла:

— Правда.

Лидия ждала, когда подруга продолжит. Ее белокурые кудряшки, непослушные и встрепанные, едва держались на месте при помощи нескольких дюжин шпилек. Не дождавшись продолжения, Лидия откинулась на спинку стула и, положив руки на колени, заявила:

— Он приходил не для того, чтобы привести ребенка, верно?

Не такое уж неслыханное для аристократа дело — привести в приют своего внебрачного сына.

— Нет, не для того.

— И не для того, чтобы забрать? — допытывалась Лидия.

Мара покачала головой:

— Нет, не для этого.

— А может, он хотел сделать щедрое пожертвование приюту?

Мара невольно усмехнулась:

— Нет, не хотел.

Лидия склонила голову к плечу.

— А ты могла бы уговорить его сделать это?

Мара рассмеялась:

— Как это ни печально, но великодушие ему чуждо.

— Ага, значит, он приходил не ради каких-то дел, касающихся приюта?

— Нет, не ради.

— А это значит, что его визит как-то связан со вторым твоим сегодняшним посетителем, не так ли?

Мару пронзила тревога. Она посмотрела подруге прямо в глаза.

— Я тебя не понимаю, дорогая.

— Не ври. Все ты понимаешь. А твоего второго посетителя зовут Кристофер Лоув. Полагаю, он очень богат — унаследовал от своего отца огромное состояние.

Мара поджала губы.

— Уже не богат.

Лидия внимательно посмотрела на подругу:

— Да, я кое-что слышала. Говорят, он проиграл все человеку, убившему его сестру.

— Он не убивал!.. — снова вырвалось у Мары.

— Хмм… — Лидия смахнула с юбки приставшую корпию. — Похоже, ты в этом совершенно уверена.

Мара кивнула:

— Да, совершенно.

Подруга помолчала, потом спросила:

— Как давно ты знаешь герцога Ламонта?

Вот он, вопрос, который изменит все. Вопрос, который вытащит ее из укрытия и предъявит миру.

Что ж, ведь когда-то все равно придется сказать правду. И следует счесть подарком судьбы то, что начать можно с Лидии. Но очень трудно признаться ближайшей подруге, доверявшей ей семь долгих лет, что все эти годы она, Мара, ей врала.

Собравшись с духом, Мара ответила:

— Двенадцать лет.

Лидия медленно кивнула:

— С тех пор как он убил сестру Лоува?

«С тех пор как он якобы убил меня».

Теперь уже признаться будет совсем просто. Ведь Лидия и так знала о ней больше, чем кто-либо другой. Она пришла к Маре совсем юной, неопытной гувернанткой для группы мальчишек, прибывших из большого поместья в Йоркшире, из того самого, где сама Мара скрывалась много лет назад.

Лидия понизила голос и ласково проговорила:

— У нас у всех есть тайны, Маргарет.

— Это не мое имя, — прошептала Мара.

— Конечно, не твое, — согласилась Лидия. Улыбнувшись, она продолжала: — И то, что ты выросла на ферме в Шропшире, является такой же правдой, как и то, что ты отошлешь туда Лаванду.

Мара выдавила смешок и кивнула на свинку, похрапывающую во сне:

— Ферма в Шропшире отлично ей подойдет.

Лидия усмехнулась:

— Чушь! Это очень избалованная свинья… Спит на мягкой подушке и ест прямо со стола. Ей не понравятся плохая погода и помои. — Большие глаза Лидии наполнились сочувствием. — Но если не Шропшир, то где?

Мара посмотрела на бюро, за которым работала семь лет, каждый день надеясь, что эти вопросы никогда не возникнут. Не поднимая глаз, она ответила:

— Бристоль.

Лидия кивнула:

— Только непохоже, что ты выросла в доках Бристоля.

Перед глазами возник огромный дом, где она провела детство и юность. Отец частенько говорил, что мог бы купить всю Британию, если бы только захотел. И он построил этот дом как доказательство своего могущества. Дом был наполнен картинами и мраморными скульптурами, но сравнению с которыми элгинские мраморы казались миниатюрными. В особенности он любил портреты и заполнил почти все стены лицами незнакомцев. «Когда-нибудь я заменю их моей собственной семьей», — говаривал отец всякий раз, когда вешал новый портрет. Дом его выглядел непомерно украшенным в лучшем случае, в худшем же — вычурным и безвкусным. И только этот свой дом и любил отец.

— Я в доках и не росла.

— А герцог?

«Лидия все знает. Нет никаких сомнений», — думала Мара.

— Видишь ли, я… — Мара помолчала, тщательно подбирая слова. — Я встретилась с ним… однажды.

Не вранье, но и правдой не назовешь. «Встретилась» — не совсем то слово, которым можно описать случившееся между ними. Час был поздний, ночь темная, положение отчаянное. И она воспользовалась этой встречей.

Подруга пристально взглянула на нее:

— Встретилась накануне своей свадьбы?

Мара страшилась этой минуты двенадцать лет — боялась, что правда ее погубит. И все же, стоя на краю обрыва и готовясь рассказать правду впервые за двенадцать лет, она без колебаний ответила:

— Да.

Лидия кивнула:

— И он тебя не убивал.

— Нет, разумеется. Ведь я же живая…

Лидия молча ждала продолжения, и Мара тихо проговорила:

— Я вовсе не хотела, чтобы все выглядело так… зловеще. Она собиралась испачкать кровью простыни, чтобы казалось, будто ее обесчестили. Будто она сбежала с мужчиной. Он должен был ускользнуть до того, как кто-либо что-нибудь заметит. Но опия оказалось слишком много. И крови — тоже.

Лидия долго обдумывала услышанное, снова и снова покручивая в пальцах конверт, и Мара не могла отвести глаз от этого маленького белого прямоугольника.

— Никак не могу вспомнить твое имя…

— Мара.

— Да-да, Мара, — повторила Лидия, словно пробуя имя на вкус. — Значит, Мара?..

Та кивнула; она испытывала искреннее удовольствие, когда слышала свое имя из чужих уст. Удовольствие… и одновременно страх. Потому что обратной дороги не было. Наконец Лидия улыбнулась и сказала:

— Что ж, очень приятно познакомиться.

Мара невольно задержала дыхание — столь велико было облегчение, на нее нахлынувшее.

— Когда он добьется своего, про меня все узнают, — сказала она.

Лидия посмотрела ей прямо в глаза; она понимала, что означали эти слова. Понимала, что Маре придется бежать из Лондона и что приют, возможно, перестанет существовать, а ей, Лидии, также придется исчезнуть.

— А он добьется своего?

Мара прекрасно понимала, что этот человек не остановится ни перед чем. Но и у нее имелись кое-какие планы… Она твердо решила, что не уйдет, пока не обеспечит малышков.

— Нет, не добьется, если я тоже не добьюсь своего.

Губы Лидии дрогнули в усмешке.

— Такого ответа я и ожидала.

— Я пойму, если ты решишь держаться в стороне, — сказала Мара. — Если захочешь уйти прямо сейчас.

Лидия покачала головой:

— Нет, я не хочу уходить.

Мара улыбнулась:

— Вот и хорошо. Этот дом будет нуждаться в тебе, когда уйду я.

Лидия кивнула:

— Да, я останусь тут.

В коридоре раздался бой часов, словно отмечавший значение этой минуты. И звук этот вернул подруг к реальности.

— Ну а теперь, когда с этим мы покончили… — Лидия протянула Маре два конверта. — Может быть, объяснишь мне, почему ты получаешь письма из игорного ада?

Глаза Мары широко распахнулись. Она взяла один из конвертов и покрутила его в руках. С лицевой стороны, густыми черными чернилами и почти неразборчивым почерком, было нацарапано ее имя, а также адрес. Причем конверт был запечатан ошеломительно красивой серебристой печатью с изображением изящного ангела-девочки — гибкой, очаровательной, с крыльями, раскинутыми по воску.

Мара поднесла ее ближе к глазам, а Лидия сказала:

— Это печать «Падшего ангела».

Мара почувствовала, как гулко заколотилось сердце.