Расы космических пришельцев. Запрещенная антропология Белов Александр

Детективная история появления рудиментов и атавизмов

Среди атавизмов, которые человек якобы унаследовал у земноводных, часто фигурируют остаток мигательной перепонки, который у человека сохранился в виде полулунной складки или слезного мясца во внутреннем углу глаза. Считается, что этой складке соответствует хорошо развитая у земноводных, рептилий и птиц мигательная перепонка. Аналогичная перепонка имеется и у некоторых рыб. Между тем, именно медики открыли барьерную и защитную функцию полулунной складки конъюктивы и слезного мясца. По своей структуре эти структуры напоминают кожу, нет только рогового слоя. Они содержат маленькие волосики, слезные и аценозные железы. Эти образования насыщены нервными волокнами и реагируют на инородное вмешательство в область глаза. У птиц, рептилий и земноводных эти структуры превратились в развитую мигательную перепонку, очищающую поверхность глаза от загрязнений. Крокодилы даже умудряются смотреть сквозь прозрачную мигательную перепонку в мутной воде, тем самым защищая глаз от грязи и инфекций. У человека до этого дело пока не дошло, но объявлять эти важные структуры глаза рудиментами вряд ли уместно.

Можно предположить, что у человека мигательная перепонка находится лишь в начальной стадии развития. Она бы пригодилась человеку в будущем, если бы он длительное время находился в среде, которая затрудняла зрение. Это пыльная атмосфера, водная стихия и прочее. Так, мигательная перепонка по данным Дарвина, приведенным в книге «Происхождение и половой отбор», есть не только у земноводных, рептилий, птиц, но и у моржей и акул. Вполне можно предполагать, что мигательная перепонка могла развиться из полулунной складки глаза и у потомков современного человека, оказавшихся в неблагоприятной для зрения среде.

В отношении современного человека можно высказать суждение, что у него мигательная перепонка находится пока в зачаточном состоянии. Мы не знаем, как выглядели глаза далеких предков человека – неоантропов. Был ли у них зачаток мигательной перепонки в виде слезного мясца? В ископаемом состоянии сохранились лишь одиночные и неполные фрагменты черепов. Можно высказать очень аккуратное суждение, что мигательная перепонка – своеобразная реакция организма современного человека на особенности земной атмосферы. Это не значит, что нашими предками были инопланетяне, но всякое может быть… Может быть, у наших далеких предков с Альфа-Центавра или Тау Кита была совсем иная атмосфера, не требующая очистки поверхности глаза от пыли и попадающих на нее мелких частиц. Древние люди, попавшие на нашу планету, постепенно выработали множество защитных приспособлений. Среди них и мигательная перепонка. Так, по данным Дарвина, эта перепонка есть у сумчатых и однопроходных, а также у моржей. Из этого можно сделать вывод, что сумчатые и однопроходные уже давно обитают на нашей планете. Их предки – не наши предки. У моржей мигательная перепонка появилась вследствие обитания в воде у береговой линии, где, как известно, много песка, мути и тины, которую поднимает со дна набегающая волна.

Червеобразный отросток слепой кишки, аппендикс, уже много десятилетий причисляется эволюционистами к рудиментам. В свое время его объявляли совершенно ненужным органом, доставшимся человеку от травоядных предков. На этом основании в некоторых странах проводились операции по ампутации аппендикса еще у новорожденных. Между тем, сегодня хорошо известно, что аппендикс играет важную роль в работе иммунной системы человека. Этот орган весьма богат лимфоидной тканью. Расположение аппендикса в области соединения тонкой и толстой кишки защищает тонкую кишку от болезнетворных бактерий. Сам аппендикс является убежищем для антагонистов вредных бактерий. Кроме всего прочего, аппендикс вырабатывает мелатонин – «гормон сна». Его вырабатывают клетки Кульчинского, в большом количестве обнаруженные в аппендиксе. Известно, что мелатонин обладает антиоксидантными свойствами. В дневное время синтез мелатонина прекращается, и этот гормон превращается в серотонин – «гормон счастья».

Нельзя проследить исчезновение функций аппендикса в линии якобы ведущий от зверей к человеку. Аппендикс встречается и у плотоядных, и у травоядных. Скорее всего, аппендикс был унаследован этими животными от древнейшего человека, обитавшего когда-то на нашей земле. Считается, что у животных предков человека аппендикс был большой в силу того, что в нем интенсивно переваривалась пища. Ныне у грызунов и копытных в слепой кишке происходит энергичный процесс переваривания пищевых масс. Нельзя исключать, что аппендикс у этих животных стал играть важную роль в пищеварении в связи с тем образом жизни, который они ведут. Не пропадать же зазря червеобразному отростку, если его можно приспособить для функции пищеварения.

У человека формы, размеры и структура аппендикса сильно варьируют. Так, при средней длине в 8–9 см, он иногда бывает сильно укорочен, а иногда и вовсе отсутствует. Иногда аппендикс человека может достигать 20–25 см в длину. На основе большой изменчивости его формы Дарвин и выдвинул предположение, что аппендикс у человека является рудиментом. Однако можно подыскать и иные объяснения изменчивости аппендикса, если исходить из того, что он играет важную роль в иммунной защите организма. Возможно, у наших непосредственных предков не было аппендикса вовсе. Червеобразный отросток развился как реакция пищеварительного тракта на пищу, которую мы потребляем. Эта пища чужеродна для организма в иммунологическом отношении. Возникла потребность сформировать в месте перехода тонкого кишечника в толстый дополнительный орган, содержащий лимфоидную ткань. Можно предположить, что наши инопланетные предки потребляли гораздо более удобоваримую пищу.

В отношении миндалин и аденоидов можно также сказать, что их недооценили в свое время. В результате в нашей стране у детей были проведены тысячи, если не миллионы операций по удалению «проклятого звериного прошлого». И лишь гораздо позже выяснилось, что миндалины и аденоиды необходимы растущему организму для того, чтобы запускать защитный механизм, производящий антитела и противодействовать разным инфекциям. Когда механизм этот в полной мере заработает, миндалины постепенно сами начинают уменьшаться почти до полного исчезновения у взрослого человека. Как теперь считают многие специалисты, увеличение миндалин является защитной реакцией при простудах и заболеваниях дыхательных путей. Удаление миндалин может быть оправдано только в том случае, когда они сами являются очагом постоянных инфекций.

Еще одним атавизмом, прочно удерживающим свои атавистические позиции, являются молочные железы. И в самом деле, у плода мужского пола формируются соски. Зачем ему они? Мужчины, вырастая, не кормят грудью. Объяснение этому может быть только одно – тело человека формируется из недифференцированных зачатков. Семинедельный эмбрион человека имеет признаки эмбрионального гермафродитизма. В это время начинают закладываться зачатки и мужских и женских половых органов и систем. Однако, впоследствии, под воздействием гормонов формирующейся половой железы, ненужные зачатки противоположного пола рудиментируются. Так, в мужском организме в предстательной железе сохраняется т. н. мужская маточка, а в женском – клитор, который является рудиментом мужского полового органа. К рудиментам такого типа можно отнести и мужские соски. Это вовсе не указывает на то, что предками мужчин были звери. Мы не знаем зверей-самцов, которые бы выкармливали детенышей молоком вместо самок.

Часто в учебниках по биологии в качестве доказательства животного прошлого человека фигурируют добавочные соски у мужчин и женщин. Обычно ссылаются на тот факт, что у эмбриона человека формируются сначала млечные парные линии, идущие от подмышек вниз по краям живота, а затем и пять пар сосков, как это, например, имеет место у некоторых примитивных млекопитающих. В самом деле, зачем эмбриону человеку пять пар сосков? Впоследствии ненужные соски рудиментируются, и в норме остается два – правый и левый. И лишь как рудимент эмбрионального состояния у человека может присутствовать еще один или несколько дополнительных сосков. Рекордное число сосков, зафиксированных у человека, равнялось девяти. Пять из них располагались с одной стороны, а четыре – с другой. При этом надо отметить, что у эмбриона человека не все соски одинакового размера. Только верхние нормальные, а нижние совсем крошечные. Очень может быть, что формирование дополнительных сосков является не рекапитуляцией, а избыточным признаком, который помогает формировать полноценные соски. Это своего рода страховка на тот случай, если рожденных детей окажется больше, чем два. У животных такая «страховка» реализуется в полной мере. У многих млекопитающих число рожденных детенышей весьма значительно. Самкам необходимо иметь много млечных желез, чтобы выкормить потомство. Очевидно, наличие шести, восьми млечных желез увеличивает шанс выживания потомства. Этот коррелирует с количеством рожденных потомков. Наличие встроенного генетического механизма, позволяющего многократно увеличивать число потомков, присутствует и у человека, но реализуется в полной мере только у животных в результате общего недоразвития и специализации онтогенеза. Добавочные соски встречаются и у животных. Так, британские ученые пытались определить ген, ответственный за появление дополнительных сосков у мышей. Известна наследственная линия таких мышей, у которых вместо положенных шести сосков имеется восемь. Вряд ли это стоит связывать с рекапитуляцией предкового мышиного состояния.

Кроме всего прочего, имеются старые не вполне проверенные сведения, что женщины выкармливали детей из дополнительных молочных желез, появившихся у них… на внешней стороне бедра. Эти сведения содержатся не где-нибудь, а в книге Дарвина «Происхождение человека и половой отбор». Вряд ли уместно предполагать, что у наших далеких предков были молочные железы на бедрах. Скорее всего, речь идет о генетическом сбое. Дарвин также указывает на встречающиеся аномалии, когда дополнительные соски расположены не попарно, а посредине груди, а то и вовсе на спине.

Рис. 82. Дополнительная молочная железа на бедре. Старая гравюра

Доктор Дуэйн Гиш собрал информацию об аномальном расположении сосков у людей. Выяснилось, что у новорожденных девочек дополнительные соски встречаются под мышками и в паху. Гиш пишет по этому поводу, что вряд ли следует связывать эту аномалию с животными предками. Соски подмышками, как у летучих мышей, вовсе не свидетельствуют, что нашими предками были летучие мыши, а соски в паху – что предками человека были киты, у которых соски расположены именно там.

Дополнительные соски у людей встречаются довольно часто. Есть сведения, что от 2 до 10 процентов населения обладает такими образованиями. Это высокий процент. Может быть, действительно речь идет о генетическом сбое, а не о рекапитуляции.

Как уверяют эволюционисты, потовые железы у предковых ранних млекопитающих дифференцировались в млечные железы. У яйцекладущих (утконос и ехидна) млечные железы сходны с потовыми по своему развитию и строению. По краям развивающегося соска молочной железы можно обнаружить последовательные переходы от типичных потовых желез к млечным железам. Количество млечных желез коррелирует с плодовитостью. Иногда оно может достигать 25 штук. Вряд ли стоит смотреть на утконоса и ехидну как на предков человека. Эти приведенные для примера звери очень специализированы, у них имеется масса признаков, говорящих об упрощении их телесной организации. Основываясь на этом можно предположить, что у них и в самом деле потовые железы стали превращаться в млечные. Это связано с необходимостью выкармливать большое число потомков. Кроме всего прочего, считается, что потовые железы млекопитающих гомологичны кожным железам амфибий. Слизистый секрет этих желез может содержать белки и жир. Несмотря на то, что амфибии обычно не выкармливают своих детенышей, такая удивительная особенность может свидетельствовать о рудиментарном характере этих желез, некоторые из которых у их предков являлись млечными железами. Когда эволюционисты рассуждают о рудиментарных молочных железах человека, то обычно ссылаются на тот факт, что у всех млекопитающих на брюшной поверхности тела от подмышечной впадины и до паха закладываются «млечные линии». Впоследствии во время эмбрионального периода на этой линии образуются соски, которые затем подвергаются редукции и исчезают. Так, у эмбриона человека закладывается сразу десять неравнозначных сосков. Полноценными можно считать лишь верхнюю пару грудных сосков. Остальные представляют из себя кольцеобразные уплотнения кожи, по диаметру значительно меньшие, чем нормальные соски. Подобного рода соски можно получить экспериментальным путем, ограничивая рост эпителия кожи. Считать эти эмбриональные «соски» рудиментарными молочными железами, доставшимися от зверей, не вполне правильно. С тем же успехом можно взглянуть на эти образования как на будущие потенциальные соски, которые могут превратиться в молочные железы у далеких потомков человека при определенных условиях развития. Конечно, мы с вами с трудом можем себе представить человека будущего, у которого будет не две груди, как положено, а четыре, шесть, восемь и даже десять. Можно вообразить, что эти «излишества» реализуются в организме человека будущего не просто так. Они будут выполнять вполне определенную функцию. С увеличением числа вынашиваемых потомков появится необходимость одновременно выкармливать сразу большое количество новорожденных. Вот тогда-то и пригодятся эти так называемые «рудименты». При всей своей необычности, такая ситуация отнюдь не фантасмагорична. У человека могут рождаться близнецы. Как свидетельствуют данные науки, можно заставить оплодотворенную яйцеклетку разделяться уже в утробе на несколько частей. И из каждой такой части будет вырастать полноценный зародыш-клон, являющийся точной генетической копией своего близнеца. Деление оплодотворенной яйцеклетки на части может происходить как под действием внутренних гормональных факторов, так и быть инициировано внешним медицинским воздействием. Все зависит от того, насколько у людей в будущем возникнет реальная потребность в вынашивании большого количества потомков. По крайней мере, можно констатировать, что такая возможность конструктивно уже заложена в человеческом теле. Успехи пренатальной и перинатальной медицины последних десятилетий показывают, что вполне реально сохранять жизнь многочисленному потомству и давать ему путевку в жизнь.

Долгий путь от борозд и извилин к гладкому мозгу

Эволюционисты полагают, что развитие головного мозга человеческого плода соответствует мозгу современных низших млекопитающих. У эмбриона человека на ранних стадиях внутриутробного развития мозг имеет гладкую поверхность, лишенную извилин и борозд. И в самом деле, у многих лемуров, насекомоядных и грызунов головной мозг гладкий. Но разве это говорит о том, что они были нашими предками? Лемуры, насекомоядные и прочие примитивные млекопитающие могли потерять извилины и борозды головного мозга своих предков в процессе инволюции. Это и сделало из них тех животных, которыми они являются и по сей день.

Процесс инволюции (деградации) мог иметь место у самых разных животных, живших в разные эпохи. Так, существует небольшое животное ланцетник, примитивный представитель хордовых. Эволюционисты полагают, что древние формы, сходные с ланцетником, являлись предшественниками всех позвоночных, включая и человека. У ланцетника нервная система незавершенного типа. Она выглядит как желобок, передний конец которого расширен. Нервная система всех более сложно устроенных позвоночных, в отличие от ланцетника, полностью смыкается в нервную трубку. Головной конец этой трубки становится головным мозгом, а задний – спинным. Между тем, существует порок развития у человека, который называется рахисхиз. Эта патология характеризуется тем, что у плода человека отсутствует полное замыкание нервной трубки. Это связано с тем, что нарушены процессы перемещения клеток в районе нервной трубки плода на ранних стадиях формирования. В результате на свет может появиться новорожденный, имеющий сформированное тело, руки и ноги, но без нормального головного и спинного мозга. Эта патология не совместима с жизнью. Эволюционисты почему-то считают, что рахисхиз показывает, что нашими предками были существа типа ланцетника, у которых также не был завершен процесс образования нервной трубки. Вряд ли это так. Скорее наоборот. Разного рода патологии могут в процессе длительной инволюции реализовываться у разных видов организмов.

Рис. 83. Рахисхиз у человеческого плода. Фото из учебника «Биология» для мед. ВУЗов

Специфические особенности среды обитания позволяют им выживать и находить свою нишу, а также оставлять жизнеспособное потомство. Сама по себе патология не указывает на то, что патологические индивиды могут выживать в условиях дикой природы. Но, очевидно, существует механизм, когда патологические изменения, в той или иной степени связанные с недоразвитием организма предка, становятся полезными и закрепляются в геноме. Могут закрепляться не сами патологии, а определенные стадии недоразвития эмбриона. Эти стадии используются для поиска новой экологической ниши и нового образа жизни. Патология является крайним отклонением от нормы. Она показывает крайнюю степень изменений. Однако существует масса переходных вариантов, не столь отягощенных патологическими изменениями. В число этих вариантов и входят те формы, которые могут оставлять жизнеспособных потомков и приспосабливать свой генотип и морфотип к изменившимся условиям среды обитания. Таким образом, меняется не среда обитания, а организм. Изменившийся организм ищет для себя новую среду обитания и, как правило, находит ее. Конечно, трудно себе представить условия, при которых организм человека сразу превратился бы в безмозглого ланцетника. Однако эти изменения вполне могут иметь место в течение многих поколений. Недоразвитие эмбриональных стадий сглаживает противоречия и устраняет следы специализации видов-предшественников. Иными словами, условный ланцетник мог появиться из какого угодно вида позвоночных животных. Разные виды в результате деградации и упрощения телесной организации могли придти к одному и тому же печальному финалу совершенно независимо друг от друга. Это говорится только для того, чтобы ни у кого возникало соблазна прямо отождествить патологию человека с примитивными организмами. Процесс деградации и образования новых видов – это длительный процесс.

Еще одна аномалия человеческого мозга – прозенцефалия. Она выражается в нарушении морфогенеза мозга, при которой полушария оказываются неразделенными, а кора – недоразвитой. Этот порок развития может сформироваться у четырехнедельного эмбриона человека. Как раз в этот момент у эмбриона закладывается передний мозг. Прозенцефалия несовместима с жизнью. Она встречается при различных геномных и хромосомных синдромах. Этой патологии соответствует фаза развития головного мозга рыб, некоторых земноводных и рептилий. К примеру, у рыб передний мозг не разделен на полушария. Крыша его тонкая, состоит из эпителиальных клеток и не содержит нервной ткани. Можно предполагать, что в формировании морфотипа рыб, земноводных и рептилий принимали участие не только соответствующие факторы окружающей среды обитания, но и общее недоразвитие эмбриона. Очевидно, что недоразвитие эмбриона происходило потому, что онтогенез (индивидуальное развитие) носил ускоренный характер. Современные костистые рыбы откладывают икру. В то же время их предки, древние костные рыбы, были яйцеживородящими. Это стало известно на основе палеонтологических изысканий. Живое ископаемое латимерия также сохранила способность рожать живых мальков. Завершающие стадии эмбриогенеза никогда не были осуществлены не только у рыб, но и у земноводных и рептилий. Переход от живорождения млекопитающих к яйцекладению у рептилий и птиц значительно перестроил весь характер эмбриогенеза.

Полушария переднего мозга не смогли разделиться на правое и левое у разных животных в силу общего недоразвития нервной системы. Таким образом, прозенцефалия у человека лишь показывает нам путь возможных перестроек у будущих живых существ, а не сами эти перестройки. Вряд ли уместно воспринимать этот и другие пороки развития как рекапитуляцию стадии животных предков.

Наконец, среди прочих пороков развития человека есть и такие, которые связаны с нарушениями дифференцировки коры – у патологических индивидов отсутствует извилины. Этот порок получил название агирия. Кроме этого, встречается и другой порок – малое количество извилин больших полушарий мозга. Отдельные извилины при этом отсутствуют. Этот порок называется олигогирия. Встречается также пахигирия – патологическое утолщение и уплотнение извилин большого мозга. При этом клетки двигательной коры часто остаются на уровне эмбрионального развития, а вес головного мозга оказывается небольшим по отношению к норме. Для больных характерны медленные спонтанные движения, угнетение рефлекторной деятельности, заторможенность поведения. Гистологическое строение коры у таких индивидов упрощено. Это соответствует животным формам, имеющим гладкий или с небольшим количеством борозд и извилин мозг. Как ни парадоксально, существуют виды, например ленивцы, у которых также отмечены замедленные движения и угнетенное состояние многих рефлексов. Головной мозг у ленивцев гладкий, почти без извилин. Это позволяет взглянуть на происхождение ленивцев совсем с иных позиций. Очевидно, в ряду их предков имело место недоразвитие головного мозга. Кроме того, на Мадагаскаре в полуископаемом состоянии обнаружены гигантские лемуры, сходные по своей морфологии с ленивцами. Это указывает на возможный путь инволюции от приматов—лемуров к ленивцеподобным формам. Такие полуископаемые виды гигантских лемуров Мадагаскара как бабакота, археоиндри, палеопротитек, мегаладапис и др. проводили большую часть времени суток в подвешенном вниз головой состоянии, уцепившись за толстые ветви. Многие из них имели характерные для ленивцев цепкие конечности. Они медленно передвигались среди ветвей, питаясь растительной пищей. Некоторые из них достигали весьма внушительных размеров, соизмеримых с человеком среднего роста. Печально, но факт, по-видимому, гигантских лемуров несколько столетий назад съели мадагаскарские пираты, основавшие на острове свою колонию. По крайней мере, обугленные скелеты гигантских лемуров находят в кострищах со следами кухонной обработки.

У рожденных детей с такими пороками развития как агирия, олигогирия и пахигирия проявляется грубая олигофрения и нарушение многих рефлексов. Обычно такие дети живут недолго, большинство из них умирает в первые годы жизни. Тем не менее, сама патология указывает на возможный механизм недоразвития, который мог иметь место у предков современных млекопитающих: лемуров, насекомоядных, грызунов и прочих животных, имеющих гладкий мозг. Вероятно, эта патология возникла не сразу и не вдруг. Возможно, она сопровождалась длительным упрощением организации головного мозга у многих поколений звериных предков и была связана с постепенным общим недоразвитием эмбрионов. Могла иметь место и мутация, которая определила дальнейшую судьбу потомков. В случае с ленивцами и ленивцеподобными приматами Мадагаскара такая патология как нельзя лучше соответствовала медлительному образу жизни и характеру этих животных. Именно поэтому нельзя исключать, что соответствующий морфотип и поведение сформировались под воздействием одноразовой направленной мутации. Очевидно, существует генетический механизм, позволяющий реализовывать такие изменения морфотипа и поведения. Можно предположить, что первичным здесь является все-таки поведение.

«Малоголовые» наступают?

В середине XIX века внимание эволюционистов обратила на себя такая патология развития как микроцефалия. В 1867 году немецкий профессор Карл Фохт опубликовал обширную монографию «Memoire sur les Microcephales». Фохт пытался доказать, что своим крайне живым поведением, несдержанностью натуры и парадоксальной сменой настроения микроцефалы приближались к роду человекообразных обезьян. Их мозг в 3–6 раз меньше обычного мозга человека. При этом иногда отмечается недоразвитие борозд и извилин. Размер черепной коробки уменьшен, а лоб иногда имеет скошенное положение. Недоразвитие отмечалось только в переднем мозге, мозжечок и внутренние структуры мозга были развиты нормально. Основываясь на этом, Дарвин в своей книге «Происхождение человека и половой отбор» явно нагнетает страсти. Он пишет:

«Их череп меньше и извилины мозга менее сложны, чем у нормальных людей. Их лобные пазухи и выступы над бровями очень развиты, а челюсти «страшно» выдаются вперед, так что эти идиоты несколько похожи на низкие типы рода человеческого. Их рассудок и большая часть умственных способностей чрезвычайно слабы. Они не могут приобрести способности речи и совсем неспособны к продолжительному вниманию, а только любят подражать. Они сильны и замечательно деятельны, постоянно скачут, прыгают и делают гримасы; часто влезают на лестницу на четвереньках и очень любят лазать по мебели и деревьям».

Рис. 84. Фото больного микроцефалией

Как видим, перед нами предстает весьма яркая картина то ли обезьян, то ли людей. Самые разные ученые XIX и XX веков, не стесняясь, высказывали предположение, что микроцефалия как болезнь является своеобразным возвращением к стадии обезьяньих предков. Такой взгляд можно встретить и сегодня. Так, нейроморфолог С. В. Савельев в своей книге «Происхождение мозга» сопоставляет анатомию мозга микроцефалов и австралопитеков. Начинает свое исследование российский профессор с людей нормальных, но с несколько уменьшенным объемом черепной коробки. Согласно его данным, социализированные личности, имеющие мозг массой около 700 см³, встречаются и в Европе, и в России, и в Австралии. Даже в старческом возрасте они не демонстрировали никаких очевидных отклонений в поведении. Так, Савельев пишет:

«Исследование 11 таких случаев показало, что, не обладая выдающимися способностями, эти люди могли заниматься самой разнообразной деятельностью. Следовательно, даже среди современных людей возможно вполне адаптированное и социализированное существование особей с массой около 700 см³».

Далее, Савельев сосредотачивается на исследовании патологических индивидов. Ссылаясь на Фохта и других ученых, он пишет о том, что продолжительность жизни микроцефалов невелика, обычно она составляет 25–30 лет. До 74 лет в психиатрической клинике дожила женщина с массой мозга 277 г. На стр. 159 своей монографии Савельев пишет:

«Специальные исследования показали, что при массе мозга от 232 до 622 г микроцефалы могли произносить отдельные слова и вести предельно упрощенную социальную жизнь. В основном это были пастухи, собиратели дров, деревенские дурачки, обитатели богаделен или психиатрических клиник».

Савельева интересуют в первую очередь микроцефалы без серьезной патологии. В свое время еще исследователь Джакомини разделил всех микроцефалов на три группы. В первую группу входят больные, у которых все структуры мозга уменьшены более или менее пропорционально, вторая группа отмечена наличием разнообразных патологий. Третью группу составляют больные с патологиями и задержками развития.

Обычно эволюционисты стремятся использовать представителей первой группы для сравнения с обезьянами и австралопитеками, дабы подтвердить свои взгляды на эволюцию человека. Савельев говорит, что всех микроцефалов, входящих в первую группу, т. е. не отмеченных резкими патологиями, можно разделить еще на две группы. Это микроцефалы, которые нуждаются в специальном уходе и содержании, и те, кто не нуждается в этом. Условная граница между теми и другими проходит где-то в районе 380–400 г. Профессор по этому поводу пишет так:

«Если мозг микроцефалов не достигал этой границы, то их содержали в специальных приютах и клиниках. Обладатели мозга массой больше 400 г уже могли присоединиться к незатейливым деревенским или поселковым сообществам. В исключительных случаях даже при массе мозга 300–380 г микроцефалы могли понимать отдельные слова и подражать окружающим. Вместе с тем общее развитие микроцефалов с мозгом массой более 400 г редко превосходило уровень трех-шестилетних детей… Следовательно неполноценная интеграция человека в сообщество может быть обеспечена головным мозгом массой примерно 400 г и выше. При такой массе мозга микроцефал может относительно адекватно отвечать на простые требования, вступать в коммуникацию и ограничено адаптироваться к изменяющимся условиям».

Далее, ученый сосредотачивается на анализе изменений мозга микроцефалов. Выясняется, что редукция неокортекса происходит у них непропорционально. Вот что он пишет по этому поводу:

«Хорошо сохранены зрительные, слуховые, вкусовые, сенсорномоторные центры коркового представительства. Первичные сенсорные поля периферических анализаторов и моторные области практически не изменяются или редуцируются очень незначительно. Самые большие потери неокортекса связаны с лобными долями, теменными ассоциативными центрами и височными зонами памяти. Это как раз те области мозга, которые традиционно считаются чисто „человеческими“ образованиями. Именно с лобными и теменными полями связаны как ассоциативные, так и аналитические способности мозга современного человека».

Ученый, конечно, далек от мысли, чтобы видеть в микроцефалии некий неприятный звоночек грядущей деградации человечества. Он считает, будучи эволюционистом, что «случаи микроцефалии являются своеобразным естественным экспериментом, возвращающим нас в прошлое человечества». Однако и такая постановка вопроса про «прошлое человечества» не лишена оснований, но с иных позиций. Мы можем думать, что древние гоминиды, имеющие небольшую кору головного мозга, когда-то утратили ее, и ошибочно принимаются эволюционистами в качестве наших предков. То обстоятельство, что сенсорные и двигательно-моторные центры у микроцефалов сохранены, а страдает только кора, указывает на то, что люди могут терять разум, при этом сохраняется субстрат мозга, отвечающий за чувства. Это происходит у микроцефалов в результате недоразвития аналитических и ассоциативных зон мозга.

Конечно, вряд ли уместно отождествлять современных микроцефалов с будущими деградантами рода человеческого. Микроцефалы – это больные люди, которые требуют особого к себе отношения, тщательного ухода и заботы. Однако сама эта патология указывает нам, каким путем может идти деградация будущего человечества, но уже не на уровне отдельных индивидов, а на уровне целых популяций. Конечно, мы рассуждаем так чисто в гипотетическом ключе. Все возможные отрицательные сценарии развития человечества можно предотвратить, если подойти к этому серьезно. Точно также как медицина борется сегодня за каждого больного, она совместно с генетикой и другими науками может бороться и за будущее всего человечества. Надо думать, что усилия по предотвращению негативных сценариев на уровне человечества должны предприниматься не меньшие, а гораздо большие, чем по спасению одного индивида.

В принципе, когда эволюционисты сравнивают массу мозга архаичных гоминид и современных микроцефалов, они стараются увидеть в микроцефалии рудимент и возврат в человеческое прошлое. Такая постановка вопроса определяется верой эволюционистов в то, что наши предки имели небольшой мозг. У австралопитеков как раз масса мозга равнялась в среднем 400 см³. Аналогия с микроцефалами напрашивается сама собой. Между тем, вовсе не является фактом, что австралопитеки наши предки. Они могли являться потомками древнейших людей постепенно инволюционирующих от своего человеческого состояния до состояния двуногих австралопитеков. Обычно вывод о социальной жизни австралопитеков строится на использовании ими орудий труда. Нейроморфологи обращают особое внимание на мозг африканских австралопитеков. У них были хорошо развиты височная, теменная и затылочная доли мозга, что отличает их от шимпанзе. Это, по мнению ученых, указывает на социализацию австралопитеков. Однако есть интересный парадокс – размер лобных долей австралопитека меньше, чем у шимпанзе. А у шимпанзе, в свою очередь, лобная доля несколько больше, чем у современного «говорящего» микроцефала, понимающего несколько десятков, а то и сотню слов. Микроцефалы, у которых мозг имеет массу около 400 г, обычно могут осмыслено произносить слова или короткие фразы. Но шимпанзе, как мы знаем, вообще не говорят. Этому факту надо найти какое-то приемлемое объяснение. Эволюционист Савельев, основываясь на этом, пытается доказать, что австралопитеки могли говорить, по крайней мере они имели возможность устанавливать сложные звуковые коммуникации друг с другом. Насчет шимпанзе и орангутангов, имеющих крупное левое речевое полушарие, Савельев двусмысленно шутит, что обезьяны могли онеметь вторично. Однако эту шутку можно воспринимать серьезно. Очень может быть, что шимпанзе, а также и другие вымершие человекообразные онемели из-за недоразвития коры головного мозга в процессе индивидуального развития организма. Австралопитеки и в самом деле могли сохранить способность к простому несложному речевому общению как микроцефалы.

Все эти смелые биологизаторские по своей сути сравнения микроцефалов, австралопитеков и шимпанзе вовсе не свидетельствуют о том, что в лице микроцефалов мы видим некий атавизм. Сегодня для медиков вполне понятно, что микроцефалия является одной из форм задержки развития. Существуют задержки, более или менее приближающиеся к норме, а есть задержки, связанные и отягощенные сильной патологией. Желание видеть в микроцефалах рекапитуляцию предкового состояния постепенно уходит и уступает место трезвому рассмотрению этого порока развития. С тем же успехом мы можем видеть в микроцефалах модель грядущих патологических изменений, которые грозят человеку, если не предпринять превентивных мер медико-биологического характера. Причем меры эти должны быть не только в области практической медицины, они, в первую очередь, должны основываться на теоретических основах, которых ныне нет и в помине. Никто из ученых даже гипотетически не желает рассматривать сценарий будущей деградации человечества, хотя к тому есть немало оснований.

Изменчивость, но в какую сторону?

Дарвин довольно скрупулезно собирает факты, которые могли, по его мнению, свидетельствовать в пользу происхождения человека от животных предков. Упорство Дарвина вполне можно понять. От этих фактов зависит, примут ли его концепцию естественного отбора или нет. Однако выводы, которые делает Дарвин, основываясь на этих фактах, могут быть совсем иные, если принять хотя бы в качестве гипотезы, что люди могут появляться на нашей Земле множество раз. Но такой сценарий не вмещает ум не только Дарвина, но и всякого добропорядочного буржуа середины XIX века. В этом смысле Дарвин – яркий представитель своего времени. Дарвин сражается с иной идеей, весьма еще популярной в XIX веке. Это идея сотворения. Согласно Библии, человек и всякие живые твари были сотворены Богом-творцом в результате шестидневного творения. При этом сторонники этой библейской точки зрения верили и продолжают верить до сих пор, что человек создан человеком, пчела – пчелой, слон – слоном, змея – змеей, а обезьяна – обезьяной изначально. Никакой изменчивости и трансформации одного вида в другой не существует.

Дарвин пытается найти более убедительные примеры и факты, чтобы повергнуть сторонников теории сотворения в прах. Между тем, сам Дарвин, как и его отец, набожный религиозный человек как и его предки, также набожные и религиозные люди, не желает отказаться от теории геоцентризма. Вся огромная Вселенная ограничивается у него одной лишь Землей с ее обитателями. Все эти звездные миры – не более чем иллюзия, мерцающие лампочки на ночном небосводе. Дарвину и в голову не приходит вроде бы простая мысль, что люди могли появляться на нашей планете неоднократно, и что сводить все многообразие жизни только к естественному отбору и земному существованию опрометчиво.

Между тем, во времена Дарвина и задолго до него существовала и иная точка зрения. О множественности обитаемых миров говорил Джордано Бруно. Широкие философские обобщения об изначальном живородящем Космосе присутствуют и у Платона, и в древних индийских Пуранах и Ведах. Нет, Дарвин в этом плане консерватор. Он не ушел далеко от основ церковной этики и морали, он не в полной мере отказался от канонов католической веры. Мир для него, как и для церковных богословов и иерархов, по-прежнему ограничен Землей и только Землей. Именно здесь появляется впервые протоорганизм, который начинает эволюционировать и, в конце концов, развивается до такой степени, что превращается в современного человека. Очевидно, судьба Джордано Бруно действительно напугала многих естествоиспытателей и ученых, на уровне подсознания старавшихся обойти скользкую тему и по мере возможностей не вступать с церковью в открытую конфронтацию по ключевому вопросу.

Весьма показательна в этом плане цитата из книги «Происхождение человека и половой отбор»:

«Всем известно, что тело человека устроено по одному общему типу или образу с другими млекопитающими. Все кости его скелета могут выдержать сравнение с соответствующими костями обезьяны, летучей мыши или тюленя… Гомологичность строения всего тела у членов одного класса будет вполне понятна, если принять, что они произошли от одного общего родоначальника и изменились с течением времени, приспособляясь к разнообразным условиям жизни. Со всякой другой точки зрения, сходство между рукой человека и обезьяны, ногой лошади, ластом тюленя, крылом летучей мыши и т. д. остается совершенно непонятным…»

Как следует из этой цитаты, Дарвин всеми силами старается доказать, что телесная основа у человека и прочих животных одна и та же, что различия коренятся лишь в том, какой образ жизни ведет живое существо, как оно приспособило свой организм к окружающим условиям существования. С этим можно согласиться. Однако нельзя ни в коем случае согласиться с бездоказательным утверждением, что звери – предки человека. Дарвин проявляет известную осторожность в таких утверждениях. Он не говорит прямо, что звери являются предками человека. Он лишь указывает на сходство морфологического и поведенческого плана между ними. Читатель должен сам сделать соответствующий вывод. Дарвин словно бы подталкивает читателя к этому весьма полной и скрупулезной подборкой своих фактов.

Да, звери и люди, если брать морфологию и даже поведение, похожи. Да, между ними есть связь. Но связь эта объясняется степенью родства и только ей? В этом смысле учение о рекапитуляции органов и систем организма, выраженное в известном законе Мюллера-Геккеля, что индивидуальное развитие человека в ускоренной и сжатой форме повторяет историческое развитие его вида – расставляет все точки над i. Онтогенез (индивидуальное развитие) повторяет филогенез (историческое развитие вида) – твердило не одно поколение биологов, особо не стараясь найти и выявить противоречия, которые эта формулировка в себе содержит. В свое время именно Дарвин пытался найти неопровержимые доказательства своей теории эволюции, сопоставляя фазы развития животного мира с индивидуальным развитием зародыша человека. Подобного рода мысли были высказаны Дарвином еще в 1844 году. Эти мысли явились своеобразным прологом для формулирования так называемого биогенетического закона Мюллера-Геккеля. Немецкие последователи Дарвина Э. Геккель и Ф. Мюллер в 1864 и 1808 году придали своему «основному биогенетическому закону» законченную форму. Однако российский ученый А. Н. Северцов в начале XX века скорректировал этот закон так: развитие зародыша человека позволяет судить не о том, каковы были взрослые формы предков, а о том, каковы были их зародышевые формы.

Между тем, даже в такой скорректированной форме биогенетический закон не в полной мере отвечает реалиям. Если мы непредвзято посмотрим на зародыш человека или высших позвоночных, то убедимся, что имеет место сходство с зародышевыми формами примитивных позвоночных. Но что из этого следует? То, что примитивные формы были предками сложно устроенных форм? Как раз это из этого факта прямо не следует. Сходство зародышей высших и примитивных позвоночных можно объяснить тем, что в результате недоразвития эмбриона у примитивных форм сохраняются начальные этапы более сложных форм. Иначе говоря, имеет место совсем иной процесс. Телесная организация простых форм позвоночных возникла в результате упрощения эмбриогенеза. Завершающие стадии эмбрионального развития при этом «сбрасываются» и недоразвитый эмбрион получает путевку в жизнь. При этом «недоразвитые» сами получают возможность оставлять жизнеспособных потомков.

Понятное дело, что когда мы говорим «недоразвитые», то имеем ввиду прежде всего эмбриональные стадии развития. В то же самое время «недоразвитые» или личиночные формы, приобретая способность размножаться, обретают новые экологические ниши, в которых могут существовать, не испытывая особой конкуренции с себе подобными. Со временем они обзаводятся специализированными конечностями и особыми телесными приспособлениями, которые делают их существование в новых условиях более комфортным. Так, пальцы летучей мыши вытягиваются и утончаются, так как к ним должна крепиться летательная перепонка. Сама же летательная перепонка становится основой крыла и образуется из растянутой кожи. Конечности лошади меняются совсем иначе. Лошадь обучается быстро бегать на видоизменившимся единственном пальце руки. От этого средний палец руки и ноги у лошадей укрепляется. Бывший ноготь или коготь становится копытом, а остальные пальцы рук и ног рудиментируются. Ласт тюленя образуется из той же самой руки благодаря тому, что между пальцами формируется кожистая перепонка, которая позволяет эффективно грести в воде. Конечности обезьяны претерпевают изменения гораздо меньшей степени. Большой палец стопы приобретает способность отодвигаться в сторону. У обезьян стопа превращается в дополнительный орган манипулирования предметами. Однако благодаря этому разрушается конструктивное единство стопы, и обезьяна теряет надежную опору при ходьбе на двух ногах. Стопа лишается характерных для человека сводов, связанных с прямохождением. Кисти рук удлиняются, большой палец кисти уменьшается в своих размерах. Исчезает в результате недоразвития характерный для человека S—образный изгиб позвоночника, а вместе с ним и человеческая талия. У человекообразных обезьян короткая шея и согбенная спина, относительно короткие ноги. По своей общей морфологии человекообразные походят чем-то на младенца человека, обросшего шерстью, озверевшего и увеличившегося в размерах. В своем поведении человекообразные ведут себя как неуемные расшалившиеся дети…

Вот такие изменения наблюдаются в конечностях летучей мыши, лошади, тюленя, обезьяны. Как мы помним, эти конечности поражали в свое время Дарвина сходством своего строения. В то же время, Дарвин явно недооценивал отличия, которые имеют эти конечности. Все это говорит о том, что переделать «универсальные» руки и ноги человека в конечности позвоночных гораздо легче, чем переделать специализированные конечности позвоночных в конечности человека. Таким образом, основой для морфологических изменений у животных является человеческое тело. Изменения эти имеют место благодаря специализации и приспособлению к определенной среде обитания. Наряду с этим, у животных отмечается частичное и общее недоразвитие эмбриональных стадий – педоморфоз. Это недоразвитие тем глубже и шире, чем дальше животное ушло от человеческого типа строения тела.

Обезьяна – потомок человека?

Отнюдь не только Дарвин занимался коллекционированием случаев якобы имевших место рекапитуляций звериных стадий у человека. Между тем, мы не увидим в онтогенезе человека ничего, что напоминало бы конечностей специализированных животных. Нет там плавника рыб и ласты кита, нет конечности крота или крыла летучей мыши и птицы, не найдем мы там ни когтей, ни звериных зубов, огромных челюстей, мощных мышц, нет, как выясняется, там и хвостов. Тем не менее, эволюционисты настаивают, что наибольшее сходство младенец человека имеет с человекообразными обезьянами. Так, М. Ф. Нестурх в своей монографии «Происхождение человека» обращает внимание читателя на то, что у ребенка, начинающего ходить, таз еще не находится в том положении, которое необходимо при развитом прямохождении. У такого ребенка таз стоит почти вдоль позвоночника и лишь позже отклоняется от последнего нижним концом вперед… Было бы, конечно, удивительно, если бы новорожденный сразу бы пошел своими ногами, и имел при этом таз как у взрослого.

Нестурх пишет, что непропорционально крупная и тяжелая голова ребенка усиливает неустойчивость, а шейные мышцы у него слабые. Все это, по мнению советского апологета дарвинизма, сближает ребенка с детенышем человекообразной обезьяны. Продолжая эту мысль, Нестурх также указывает, что переход ребенка от лазания к хождению на двух ногах напоминает ему о моменте в эволюции наших предков, когда у них стало развиваться прямохождение. Довольно странно ссылаться на то, что не видел своими глазами. Какого предка видел Нестурх в момент, когда он перешел от лазания к прямохождению?

Ребенок же, еще передвигающийся на четвереньках, напоминает Нестурху более древних предков человека…

Вот так и ведется со времен Дарвина – существующее эволюционисты пытаются объяснять несуществующим. Между тем, ребенок как раз показывает нам, каким путем пошли человекообразные. В своем индивидуальном развитии они просто не успели по каким-то причинам развиться до нормальной взрослой формы. Младенческая форма укоренилась в их роду и претерпела необходимые изменения и приспособления к тому дикому образу жизни, который ведут обезьяны. Младенец перестал развиваться в сторону дальнейшего очеловечивания, зато приобрел густую шерсть на теле, мощные челюсти и зубы, у него удлинились и укрепились руки. Все тело обросло каркасом мышц, позволяющим выживать в дикой природе. Младенец встал на четыре точки опоры. И сделал это, надо сказать, очень неуклюже. Гориллы и шимпанзе, передвигаясь по земле, опираются на согнутые костяшки пальцев. В антропологии даже есть специальный термин, обозначающий такое передвижение – «костяшкохождение». Согласитесь, это не лучший способ передвижения вообще. У человекообразных образовались мозоли на костяшках пальцев и кожа загрубела. После такой четвероногой жизни не очень-то что-либо поделаешь руками. Современные человекообразные потеряли способность к точечному захвату небольших предметов. Точечный захват – когда большой палец руки может коснуться кончика любого из четырех противопоставленных пальцев. Да и сам большой палец руки у обезьян сильно уменьшился в своих размерах по отношению к исходному человеческому типу.

Надо отметить, что хотя у современных человекообразных отсутствует способность собирать все пальцы в одной точке, однако такой способностью обладали миоценовые болотные обезьяны – ореопитеки. Костные останки 50 особей обнаружены в Италии, на Тоскане, Сардинии и в Восточной Африке и датируются возрастом около 10 млн. лет. Ореопитеки были прямоходящими, имели небольшое лицо и своеобразные конечности. Стопа ореопитеков отдаленно напоминала птичью лапу – большой палец стопы был противопоставлен к остальным пальцам под 90 градусов. Кисти рук, напротив, приближались к человеческому типу. При желании, ореопитеки могли совершать точные движения пальцами, например, собирать клюкву, такой способностью не обладают современные человекообразные. Их руки способны лишь к силовому захвату. Можно предположить, что ореопитеки унаследовали от древнего миоценового человека, своего предка, некоторые человеческие черты морфологии, которых лишены гориллы, шимпанзе и орангутаны. Ореопитеков из-за особенностей морфологии эволюционисты отделяют от остальных вымерших и современных человекообразных обезьян, считая, что они не являются предками человека. Это довольно странно, так как как раз ореопитеки по некоторым признакам ближе к современному человеку, чем современные человекообразные.

Рис. 85. Реконструкция лица ореопитека

Типично человеческое противопоставление большого пальца остальным четырем можно заметить уже у двадцатимиллиметрового эмбриона человека в возрасте 7 недель. Если бы предками людей были обезьяны, можно было бы увидеть у человеческого эмбриона руку, хотя бы отдаленно напоминающую руку гориллы и шимпанзе, но этого нет. С самого начала человеческая рука закладывается как человеческая. Нет в эмбриональном состоянии человека и фазы обезьяньей стопы, когда большой палец стопы резко противостоит остальным. Именно такую хватательную стопу имеют обезьяны. Весьма интересно, что в эмбриональном периоде и стопа обезьяны закладывается как человеческая – без противопоставления большого пальца остальным – и лишь на позднем этапе эмбриогенеза большой палец стопы начинает отодвигаться и приобретает противопоставление. О чем это говорит? Уж не о том ли, что обезьяньи предки были людьми?

Детеныш гориллы имеет большую голову по отношению к телу, крупный мозговой череп и не очень длинный лицевой скелет черепа. Нижняя челюсть не производит впечатление сильно увеличенной в размерах. Надбровные валики выражены весьма слабо. Цвет кожи темно-коричневый. Волосы покрывают в основном голову, плечи и ноги. В целом, волосяной покров на теле весьма умеренный и напоминает человеческий. Грудь у новорожденного горилленка голая, лишенная растительности. У детеныша очень крупные ноздри и большой рот, но челюстной отдел черепа выступает вперед умеренно. В целом, горилленок напоминает новорожденного человека. Другое дело взрослая горилла. Цвет кожи у нее иссиня черный. Мощное тело покрыто густыми и жесткими волосами. Голова взрослой гориллы теряет округлые очертания характерные для новорожденных обезьян. На черепе самцов появляется мощный каркас, состоящий из гребней, валиков и дуг. Височные мышцы сильно развиты и прикрепляются не только к височным и теменным костям, но и к высокому стреловидному гребню, достигающего порой 5 см в высоту, а также к мощному затылочному гребню. На лице взрослой гориллы появляются мощные надбровные валики и обе челюсти значительно выдвигаются вперед, при этом нижняя челюсть становится массивной и на ней отсутствует подбородочный выступ. Зубы у горилл крупные, особенно поражают клыки. Между верхними клыками и резцами, а также между нижними клыками и предкоренными (премолярами) существуют промежутки – диастемы. В эти промежутки вставляются клыки из противоположного зубного ряда, которые выходят за кромку зубов. Поневоле вспомнишь о гипотезе Л. Болька и А. Кизса о том, что гориллам свойственна акромегалия. От взгляда этих ученых не укрылось то обстоятельство, что человекообразные несравненно массивнее, чем люди, и у них в гипертрофированной и даже карикатурной форме выражены некоторые части скелета и тела. Именно это характерно для больных акромегалией людей. У больных непропорционально разрастаются в течение всей жизни кости лица, стопы, кисти рук. Очевидно, и в самом деле у горилл и иных человекообразных имеет место направленная мутация. Однако мутация эта проходила под контролем и при непосредственном участии лимбической эмоционально-гормональной системы. Увеличение зубов, особенно клыков, у питающихся растительной пищей горилл, можно объяснить только стремлением обзавестись орудиями защиты и устрашения. Клыки стали важным инструментом доминантного поведения.

Весьма интересно, что зубная система человека и всех обезьян Старого Света состоит из 32 постоянных зубов. В каждой половинке челюсти сидят 2 резца, 1 клык, 2 малых коренных зуба – иначе предкоренных или примоляра и 3 больших коренных зуба или моляра. Однако зубы человека сидят тесно в своих ячейках и клык не выдается за кромку зубного ряда, как это имеет место у человекообразных. Может быть, как раз желание увеличить клыки, служащие визитной карточкой самцов, и подвигло горилл к тому, что у них стали увеличиваться именно они. Клык у горилл круглый в сечении, представляет страшное оружие. Однако столь значительное увеличение клыков невозможно при сохранении округлой челюстной дуги человеческого типа. Для обеспечения окклюзии – смыкания челюстей неизбежно потребовалось раздвинуть остальные зубы, для того, чтобы большие клыки смогли входить в образовавшиеся промежутки как входят кинжалы в ножны. В результате этого челюсти у взрослых особей, особенно у самцов, значительно увеличились и выдвинулись вперед. Образовался мощный прогнатизм, характерный, кстати, не только для горилл, но и для орангутанов и в меньшей степени для шимпанзе. Лицевой отдел черепа стал резко преобладать над мозговым. В большой степени среди обезьян Старого Света эта особенность выражена кроме горилл у орангутанов, павианов и ревунов. У взрослого человека мы видим обратное соотношение – мозговой отдел черепа преобладает над лицевым.

Рис. 86. Череп американской обезьяны саймири

Однако у некоторых американских обезьян, например, саймири или беличьей обезьяны, пропорции головы напоминают человеческие, а не обезьяньи. Обитают саймири от Коста-Рики на севере до Парагвая на юге. У них затылочное отверстие помещается почти на середине основания черепа, а мозговая коробка значительно превосходит лицевой отдел. У этих небольших обезьян, которых иногда называют за причудливый окрас «мертвой головой», удельный вес массы мозга к общей массе тела соответствует 1/17, что в два раза выше, чем у взрослого человека. Можно предположить, что в процессе формирования их морфотипа в большей степени, чем у других обезьян, был проявлен педоморфоз. У них во взрослом состоянии сохранились особенности младенческого организма. Однако у саймири весьма длинный хвост, который достигает 50 см. Детские и даже эмбриональные черты закрепились в геноме этих обезьян. Кроме всего прочего, они проявляют инфантильные черты поведения. Саймири собираются шумными группами по 100 особей. Чтобы согреться в холодное время суток саймири обматываются своим длинным хвостом как шарфом или обнимают друг друга.

Рис. 87. Саймири, беличья обезьяна по прозванию «мертвая голова»

Таким образом, мы видим, что сообщество обезьян могло и в самом деле произойти от очень древнего человека, чьи костные останки пока не обнаружены в ископаемом состоянии. Надо предполагать, что Л. Больк, А. Кизс и другие ученые были ограничены в своих выводах довлевшей над ними концепцией эволюции человека от обезьян. Это не позволило им в полной мере рассмотреть все факты непредвзято.

Родство человекообразных и человека эволюционисты определяли по характеру прорезывания молочных зубов. У обезьян Старого Света и человека их двадцать. Кроме всего прочего, на молочных коренных зубах каждого ребенка видны мелкие бороздки между бугорками. Аналогичные бороздки есть и у шимпанзе, обладающего молочными зубами. На первых нижних коренных молочных зубах детей можно видеть особый бугорок – параконид, располагающихся спереди всех остальных. Параконид отмечен и на зубах ранетритичных полуобезьян – лемуров, живших несколько десятков миллионов лет назад. Как полагают эволюционисты, это является доказательством того, что предками человека были древние лемуры и ископаемые человекообразные обезьяны. Между тем, на это сходство молочных зубов можно взглянуть с иных позиций. Детские признаки человека были унаследованы обезьянами и сохранились в их онтогенезе – индивидуальном развитии. Взрослые особи обезьян ушли куда дальше от человеческой морфологии. На облик их оказал огромное влияние фактор среды, в которой они обитали. Обезьяны покрылись жесткими волосами, приобрели адаптацию к древесному образу жизни. В частности они «порвали» метатарзальную связку, соединяющую все пять пальцев стопы в единое целое. Благодаря этому они научились отводить в сторону большой палец стопы, превратив ногу в хватательную конечность. Однако целостность стопы как опорного органа была разрушена, и обезьяны утратили способность нормально перемещаться на двух ногах. Конечно гориллы, шимпанзе и орангутаны могут пройтись некоторое время на двух ногах. Однако такой способ передвижения едва ли составляет у них 3–5 процентов времени от обычного четвероногого передвижения по земле. При этом двуногая походка человекообразных стала разительно отличаться от обычной походки людей и стала очень энергозатратной. Шимпанзе, гуляя на двух ногах, не разгибают полностью ноги в тазобедренном суставе, и опираются на внешнюю сторону стопы, при этом они беспрестанно вынуждены вилять бедрами из стороны в сторону. У шимпанзе и прочих человекообразных плоскостопие и нарушена вся конструкции стопы, как опорной точки для всего тела. Даже если обезьяны и захотели бы стать человеком, у них бы не получилось. Лемуры-сифаки и вовсе прыгают на двух ногах как балерины, одновременно отталкиваясь обеими ногами от почвы. В советское время в Сухумском обезьяньем заповеднике ученые проводили такой опыт. Они надели на мартышек специальные муфты, напоминающие смирительные рубашки для умалишенных, надеясь заставить мартышек ходить прямо, не опираясь на руки. Однако из этой затеи ничего не вышло. Мартышки не превратились в двуногих. У них развился страшнейший стресс, опасный для жизни, и эксперимент пришлось прервать.

Как «упростились» тела обезьян…

В 1897 году немецкий физиолог и астроном Иоганн Ранке предположил, что человеческая форма является исходной для строения всех позвоночных, в том числе и человекообразных обезьян. Подобные взгляды в 1906 году развивал другой немецкий ученый Й. Кольман. По его мнению, общий предок человекообразных обезьян имел высокий череп в отличие от низких черепов антропоидов. Кольман основывался на том факте, что новорожденная человекообразная обезьяна гораздо больше похожа на человека, чем взрослая обезьяна. Во внутриутробном развитии сравнительно большой и округлый череп по отношению к телу имеют не только обезьяны, но и все позвоночные. Исходя из этого, эти ученые предполагали, что именно древний человек является предком всех млекопитающих. В XX веке уже другие немецкие ученые, Е. Даке и Отто Клейншмидт, развивают идеи своих предшественников и пытаются доказать, что предком млекопитающих были древнейшие люди. Однако сторонники дарвинизма всерьез не рассматривали эти попытки, считая их идеалистическими выдумками. Так, советский ученый М. Ф. Нестурх, заочно полемизируя с выразителями «буржуазной идеологии», предлагал взамен ей свою «материалистическую» идеологию. Вот что он писал:

«Более сильное развитие мозгового отдела и более слабое развитие лицевого характерны для гоминид, как конечной стадии эволюции ископаемых млекопитающих животных, которые обладали обратными отношениями в строении черепа. На протяжении долгих миллионов лет шла эволюция черепа и у ископаемых антропоидов, о чем свидетельствуют многие находки, начиная с проконсула и дриопитека и кончая австралопитеком. Одновременно с ослаблением черт, свойственных человекообразным обезьянам типа шимпанзе или гориллы, например, покатости лба, сильного развития надглазничного валика и мощности челюстей, у ископаемых гоминид формировались специфические особенности человеческого черепа в связи с сильным развитием головного мозга, ослаблением жевательного аппарата и прогрессивным развитием прямохождения».

Трудно понять, чего здесь больше – веры или здравого смысла. У Дарвина тоже была вера, которая позволяла ему сформулировать идею прогрессивной эволюции. Однако когда дело доходит до выяснения того, а кто же прав – вера идет на веру, а это до добра, как водится, не доводит. Нужно, по возможности, придерживаться фактов и не выстраивать из них удобные для своей веры внешне непротиворечивые догмы.

Так, Дарвин в своей книге «Происхождение человека и половой отбор» пишет, ссылаясь на анатома Бишофа, что «извилины мозга у семимесячного человеческого зародыша имеют ту же степень развития, как у взрослого павиана». Можно подумать, читая это, что Дарвин точно знает, что взрослый павиан был предком зародыша человека. На самом деле сходство весьма и весьма условное. Мозг павиана имеет несколько крупных борозд и извилин только потому, что развитие его не завершено, точно также, как не завершено развитие мозга семимесячного человеческого зародыша. Из этого факта можно сделать совсем иные выводы, например, предположить, что мозг павиана является по своей сути недоразвитым мозгом человека.

Эволюционисты пытаются открыть в мозгу человека неопровержимые доказательства того, что предками человека были обезьяны. В свое время они пытались доказать, что в мозгу человека имеется так называемая «обезьянья борозда», которая унаследована человеком от примитивных приматов. Поиску и проблеме «обезьяньей борозды» проф. Савельев посветил целую главу своей книги «Возникновение мозга человека». Он вносит в заочную дискуссию по этому поводу интересный аспект. Вот что пишет профессор:

«Начиная со времен Ч. Дарвина сторонники эволюционной теории стремились найти яркие общие признаки, которые бы легко доказывали общность происхождения приматов и человека. Противники теории эволюции постоянно подбирали свидетельства, подчеркивающие непреодолимые различия между мозгом человека и обезьян. На этом благодатном для дискуссии фоне и сложился миф об „обезьяньей“ борозде… Поиски „обезьяньих“ следов велись так интенсивно, что к концу XIX века в затылочной области мозга человека не оставалось ни одной складки неокортекса, не заподозренной в эволюционной связи с „обезьяньей“ бороздой. „Обезьянья“ борозда в мозге человека никак не находилась, а научные дискуссии на эту тему становилась все острее… „Обезьянья“ борозда всегда рассматривалась как атавистическая, поэтому Э. Смит не сомневался, что ее можно обнаружить только у наиболее примитивных народов. Найдя гомолог „обезьяньей“ борозды у феллахов, Э. Смит „доказал их примитивность“ и создал прием для неврологической дифференцировки „низших“ рас от „высших“. В мифологии „обезьяньей“ борозды особое место занимает вопрос о симметрии. Все исследователи отмечали, что она появляется чаще слева, чем справа. При этом существует выраженная связь между симметрией борозды и уровнем развития мозга. Для приматов и „низших“ рас типично симметричное ее строение в левом и правом полушариях мозга, а для „высших“ рас – большая асимметрия. В правом полушарии мозга „высших“ рас „обезьянья“ борозда встречается в 7 раз реже, чем в левом. Понятно, что самым симметричным оказался мозг высших приматов и негров.

Описанное выше научное единство в отношении к проблеме „обезьяньей“ борозды было нарушено исследователями из Советской России. Они стремились доказать, что „обезьянья“ борозда с одинаковой частотой встречается у всех народов и даже у гениальных личностей. Выдающиеся доказательства расового равенства были получены в результате многолетних трудов сектора морфологии Института по изучению мозга (впоследствии им. В. М. Бехтерева) в Ленинграде. Эти работы начались с описания В. М. Бехтеревым „обезьяньей“ борозды в затылочных долях мозга Д. И. Менделеева. Затем Л. Я. Пинес, Л. С. Гольдин, Г. З. Левин и другие исследователи из этого института показали, что у 72 % русских в северо-западной части СССР встречается „обезьянья“ борозда. При этом в 2/3 всех исследованных случаев она симметрична, что говорит о близости к приматам».

Можно только по достоинству оценить специфический юмор специалиста по мозгу, которым, без всякого сомнения, является С. В. Савельев. В конце концов, после долгого экскурса в историю вопроса и погружения в глубины цитоархитектоники ученый делает однозначный вывод:

«В гирифицированном мозге приматов всегда существует выраженная „обезьянья“ борозда, являющиеся передней границей оперкулярной пластинки затылочной доли. У человека такого образования нет».

Далее ученый, оставаясь на позициях эволюционизма, пытается реконструировать события, приведшие к исчезновению «обезьяньей» борозды из мозга человека. Он выстраивает свою версию исторических событий, согласно которой какой-то один более удачливый вид приматов утратил специализацию мозга, характерную для всех приматов, и приобрел универсальный мозг человека. По мнению ученого, удачливые обезьяны вошли в воду, а вышли из нее уже человеком. Иначе говоря, предки людей потеряли «обезьянью» борозду, перейдя от древолазания к собирательству моллюсков и прочих «даров моря» на отмелях у водоемов. Помимо всего прочего, Савельев усомнился в ключевой роли проконсулов – вымершего семейства обезьян, от которых эволюционисты выводят ветвь, ведущую к человеку. Савельев пишет:

«Мозг проконсула интересен сформированностью „обезьяньей“ борозды. Если проконсулы были узловым звеном в эволюции мозга гоминид, то следы „обезьяньей“ борозды должны быть у всех последующих приматов и человека. Поскольку у человека такой борозды нет, то приходится сомневаться в ключевой эволюционной роли всего семейства проконсулов… У современных приматов борозд такой формы и локализации не обнаружено. Зато в эмбриональном периоде подобное образование в головном мозге человека хорошо известно, хотя и является временным».

По мнению Савельева, у плода человека в затылочной зрительной области мозга формируются на 27-й неделе внутриутробного развития макулярные складки. Исчезают они на 30-й неделе. Эти временные образования в затылочной области отражают архаичный эволюционный этап становления макулярного зрения еще во времена проконсула. Профессор полагает, что миоценовый проконсул в своей жизнедеятельности в большей степени полагался на зрение. Однако в результате эволюции предки человека покинули ветви, и перешли к околоводному образу жизни. Там при поисках пищи они стали в большей степени полагаться на ощупывание невидимых под водой предметов руками и ступнями ног. При этом эти будущие гоминиды выстраивали в своем мозгу предполагаемое обличие вкусных моллюсков и крабов. Роль зрения у них при этом снизилась, зато развились аналитические и ассоциативные зоны мозга. Так обезьяны приобрели крупный мозг, а также встали на две ноги, ибо заходить в воду по пояс на четвереньках опасно… На скользких камнях надо все время выдерживать равновесие и так исподволь у человека сформировалась способность ходить на двух ногах.

Таким образом, профессор дает нам пищу для размышлений и предлагает еще один сценарий превращения обезьяны в человека. Нам интересна даже не новая концепция эволюции, предложенная ученым. Те, кому интересно, могут почитать его книгу. Савельев вслед за многими эволюционистами пытается увидеть в мозге плода человека рекапитуляцию мозга обезьяньих предков. Между тем, морфологическое сходство мозга плода человека и обезьян, как вымерших так и современных, можно объяснить проще – недоразвитием человеческого мозга и сокращением периода эмбриогенеза у обезьян, по отношению к исходному человеческому типу. Нам точно не известно, в какое время обитали на земле предки миоценовых приматов, можно предположить, что они внезапно появились на нашей планете еще раньше. Таким образом, сходство мозга плода человека с обезьяньим мозгом можно объяснить параллельным развитием. Предки обезьян «упростились» до своего обезьяньего положения. А современный человек еще не успел этого сделать. Современные люди – молодая популяция, а обезьяны являются потомками древней популяции людей. В их роду деградация и упрощение онтогенеза уже привела к появлению совершенно новых, отличных от современного человека видов, а именно обезьян. Основываясь на этом, можно предположить, что люди попадали на нашу планету неоднократно… И всякий раз через определенное количество времени они упрощали биологическую организацию своего тела путем недоразвития эмбрионов и приспособления к среде обитания. Именно поэтому у обезьян присутствуют признаки эмбрионов человека, а также, наряду с этим, весьма выражена специализация и приспособления к определенному образу жизни.

Увлекательная история земной жизни

Начиная свою книгу «Происхождение человека и половой отбор» с ударной обоймы рудиментов и атавизмов, которые наблюдаются у человека, Дарвин, без всякого сомнения, рассчитывал поразить читателя в самое сердце. По сути, вся эта книга представляет собой собрание таких рудиментов и атавизмов, что призвано было убедить самых закостенелых скептиков в том, что у сторонников теории творения человека и животных нет никакого шанса. Будем считать, что Дарвину удалось доказать, что изменчивость существует, и живые организмы все время меняются под воздействием атмосферы, условий обитания, борьбы за существование и т. д. Нет в мире ничего стабильного и тела, да и души людей и животных, меняются – примерно такую сентенцию высказывали еще древнекитайские даосы и не только они… Представления об изменчивости мира высказывал античный философ Гераклит Эфесский, живший в начале V века до н. э. Его считают создателем концепции вечного движения и изменчивости всего сущего. По мнению другого античного философа Эмпедокла, жившего примерно в то же время, организмы сформировались из первичного хаоса. При этом гармонические соединения были обречены на жизнь, а дисгармонические погибали. Вот вам античный предтеча теории эволюции Дарвина. Эмпедокл высказал представления о некой силе, которая направляет развитие мира в заданном направлении, отбирая лучшее и уничтожая худшее… Не это ли явилось основой для естественного отбора Дарвина? Демокрит, живший в IV веке до н. э., полагал, что все состоит из атомов и что организмы могут приспосабливаться к внешней среде. Аристотель высказал мнение о единстве плана строения высших животных (аналогия) и постепенном их усложнении, которое он назвал градацией. Тит Лукреций Кар, живший в начале I века до н. э., в поэме «О природе вещей» высказал мысли об изменчивости мира и о самозарождении жизни. Средневековые богословы, такие как Фома Аквинский, связывали христианское учение с философией Аристотеля. Далее, появились шведский систематик живого К. Линней и создатель первой современной теории эволюции Ж. Б. Ламарк. Затем появился Ч. Дарвин. Вот так развивались, можно даже сказать эволюционировали идеи об изменчивости мира. Допустим, все эти ученые мужи убедили нас, что изменчивость имеет место быть, но что дальше?

Изменчивость сама по себе не отменяет вопрос о происхождении живых существ. Здесь у Дарвина, и вообще у сторонников эволюции с древнейших времен и до наших дней, явная недоработка. Откуда же взялся первичный протоорганизм, столь удивительным образом эволюционирующий на нашей планете? Ведь по сути дела эволюционисты утверждают именно это, что все мы – люди и звери, а также растения, грибы, кораллы, губки и прочие организмы, которых великое множество на Земле, являемся потомками этого самого протоорганизма.

Вот что пишет об этом проф. Н. Н. Иорданский в своей книге «Эволюция жизни»:

Протоорганизмы были, вероятно, гетеротрофными формами, которые питались готовыми высокомолекулярными органическими соединениями, содержавшимися в первобытном океане («первичном бульоне») и имевшими абиогенное происхождение… В промежутке времени между 3,3 и 3,5 млрд лет какие-то формы древнейших организмов – прокариот, еще не имевших ядра, приобрели способность к фотосинтезу».

Затем прокариоты, по мысли Иорданского, разделились на бактерии и сине-зеленые водоросли. Вот так и пошло-поехало. Вы можете сами выбрать, кто больше подходит на роль ваших предков – бактерии или сине-зеленые водоросли. Смотрите, не ошибитесь! Тот, кто ошибется, может на весь долгий срок пребывания на Земле остаться сине-зеленой водорослью.

Все это я говорю здесь только для того, чтобы убедить читателя, что теория эволюции жизни – философская концепция, обросшая со временем множеством фактов и фактиков естественнонаучного характера. По сути дела, вся означенная концепция является естественным продолжением идеи самозарождения жизни на нашей многострадальной Земле. Сейчас великомудрые и ученые эволюционисты как-то стесняются того, что все они – наследники идеи самозарождения. Между тем, эта идея была сформулирована более 2000 лет назад именно Аристотелем. Он полагал, что жизнь возникла самопроизвольно. Аристотель верил, что внутри частиц неживой материи существовало что-то вроде активного начала, напоминающее оплодотворенное яйцо. Это активное начало при подходящих внешних условиях активизировалось и производило… из мертвого вещества живое существо. Идея самозарождения была популярна не только в античности, но и в средние века и позже. Активное начало, заключенное в семени или земле, побуждало вещество переходить в фазу существа. Так появились на свет растения, рыбы, ящерицы, земноводные, птицы. В XIII веке ученые верили, что существовало «гусиное дерево» – одна из пород пихтового дерева, которая в определенный момент порождала на свет гусей. Путешественники с Востока рассказывали, что из плодов некоторых тамошних деревьев, имеющих форму дыни, появляются ягнята. Парацельс, знаменитый врач XVI века, подробно описал самозарождение мышей, лягушек, угрей и черепах из воды, воздуха, соломы и гниющего дерева. Сродни с этим были представления о гомункулесе – маленьком человечке, которого можно было получить, соединяя разные вещества, химические активные и неактивные элементы. Бытовал способ получения гомункулуса из куриного яйца, выношенного под мышкой. В XVII веке бельгийский врач Жан Батист ванн Хельмонт описал способ получения мышей за 21 день из грязной рубашки, засыпанной зернами пшеницы и помещенный в ящик. При этом предполагалось, что активное начало содержится в человеческом поте, поэтому нужна была грязная рубашка. Однако в XVII веке появились и критические голоса. Кое-кто из европейских ученых не соглашался, что жизнь возникла в результате самозарождения. Биолог и врач из Флоренции Реди в середине XVII века провел исследование. Он детально доказал, что черви возникли в гниющем трупе не из освобождающейся энергии и активного начала, а от личинок этих самых червей. Ученому сначала не поверили, но постепенно чаша весов стала склоняться в пользу принятия этой идеи, которую назвали биогенезом. В наиболее популярной форме теория биогенеза гласит, что у каждого типа живых организмов есть свои предшественники, которые выглядят как потомки. Это был удар по зарождающемуся научному эволюционизму. В 1745 году Джон Нидхэм из Лондона все же провел остроумный опыт и доказал, что самозарождение существует. Этот исследователь брал куриный бульон, растительный сок и иные жидкости, содержащие крошечные кусочки пищи. Нагревал все это, закупоривал в воздухонепроницаемую пробирку и через несколько дней смотрел через стекло пробирки в микроскоп. Жидкость уже кишела крошечными микроорганизмами.

В этом долгом и трудном деле установления истины точку поставил Луи Пастер. В 1860 году он стал изучать проблему происхождения жизни. Пастеру удалось доказать, что сам воздух является носителем и источником микроорганизмов. Дабы предотвратить заражения питательного бульона микробами, он сконструировал свои знаменитые колбы с лебединой шеей. В них Пастер кипятил пивные дрожи сахар и мочу. При этом пар выходил из открытого кончика колбы. Микробы в таких прокипяченных колбах уже не возрождались. Однако если отпилить кончик такой колбы, то уже через 24 часа в растворе появляются микробы, которые попадают внутрь вместе с пылью и воздухом.

Как ни странно, опыты Пастера поставили крест на старой идее самозарождения, но дали шанс проявиться сторонникам эволюции. У креационистов тоже появился козырь – живые организмы порождают только себе подобных. Эволюционистам пришлось доказывать откуда появилась жизнь на Земле. Самое простое, что напрашивается из опытов Пастера, это объявить, что жизнь «прилетела» из Вселенной. Принесли жизнь метеориты или пылевые облака, внутри которых сохранялись особо стойкие бактерии, выдержавшие длительное существование в открытом космосе. Если эти бактерии смогли выжить в межзвездном пространстве, то они без труда смогли и «заразить» любую планету, такую как наша. Земля в этом случае до «заражения» уподобляется питательному бульону Пастера, который хранился в непроницаемых для микробов колбах. После «заражения» жизнь на планете расцвела. В полной мере она представляла из себя полигон для естественного отбора. Организмы, попавшие на Землю, стали бешено размножаться. Затем, когда они заполнили все мыслимые и не мыслимые экологические ниши, они стали бешено конкурировать. Выживали наиболее приспособленные. Отбор отбирал, а организмы изменялись все сильнее. Дело пошло… и дошло через несколько миллиардов лет до человека – гегемона животного мира Земли.

Однако есть существенная трудность для принятия такого сценария. Откуда в нашем огромном космосе живые бактерии? Как-то с трудом верится, что они смогли долететь до Земли, не имея скафандров. Эволюционистам пришлось возвращаться к идее самозарождения, но в уже улучшенном и подновленном наукообразными высказываниями виде. Дарвин не предпринимал попыток изучить вопрос о происхождении жизни. Для него было важно доказать, что все организмы имеют единого земного предка. Многообразие форм возникло в результате эволюции. Однако сам Дарвин предполагал, что условия, в которых могла возникнуть жизнь, были сходными с современными. Эволюционистам пришлось решать философскую задачу, имея в руках современную естественнонаучную базу и инструментарий, которые помогают решать практические задачи, но не способствуют широким обобщениям. Мнения разделились. Одни ученые стали полагать, что вначале были организмы, способные синтезировать сложные вещества и производить себе пищу из этих веществ под действием тепла и света. Их называют аутотрофными организмами. К ним относятся все зеленые растения и некоторые бактерии. Другие ученые резонно возражали – откуда на планете взялись весьма сложно устроенные организмы – зеленые растения? Получается, что они появились внезапно? Это противоречит теории эволюции – все сложное образуется из простого! Руководствуясь такими убеждениями, эволюционисты стали выдвигать смелую гипотезу, что вначале на Земле были простые организмы, использующие внешний источник для своего питания. Все люди, животные, многие бактерии, а также грибы и плесень являются гетеротрофными. Они поглощают чужое и за счет этого и живут. Конечно, человека и животных не назовешь простыми организмами… Дабы избежать неприятных ассоциаций с теорией самозарождения, эволюционисты пошли на хитрость. Они стали утверждать, что живое возникло из неживого медленно и давно, а, мол, адепты теории самозарождения утверждали, что самозарождение происходит быстро и повсеместно. Первые организмы медленно, медленно, миллиарды лет назад развивались из неживого, при этом условия среды тогда были совсем иными, настолько иными, что это было возможно тогда, но невозможно сейчас, потому что условия среды изменились.

Утверждается, что в далекие времена атмосфера планеты значительно отличалась от современной. В ней содержались вода, пар, водород, аммиак, метан. Совсем не было кислорода. В те далекие времена Земля была горячей. Вся вода на земле находилась в состоянии пара. Поднимаясь высоко над землей, пар остывал, соприкасаясь с холодом космоса. Образовывались тучи. Затем, в виде дождя вода выпадала на горячие скалы. И тут же снова испарялась, превращаясь в пар. Это должно было приводить к сильным ливням, сопровождавшимся непрерывными молниями. Испарение и конденсация – эти процессы продолжаются до сих пор, но раньше они шли постоянно. Вот такая рисуется умопомрачительная картина. Уникальное стечение обстоятельств – молнии, энергия, тепло, пар, ультрафиолетовое излучение и прочие факторы – разорвало химические связи между атомами простых газов в атмосфере планеты. Затем атомы эти рекомбинировали, образовав аминокислоты и другие органические молекулы. Далее, эти органические молекулы в океане собрались в большие группы – коацерваты. Эти объединения уже послужили отправной точкой для формирования протоклеток. Главное – собраться в кучу, тогда можно эволюционировать, то есть конкурировать друг с другом. Вот такая теория…

Как неживое стало живым… в океане эволюционных идей

Если теория Дарвина была буквально выстрадана ее создателем, дабы показать изменчивость органического мира, то теория предбиологической эволюции всего лишь на всего прагматически рисовала и рисует по сей день непротиворечивую картину, когда эволюция неживой материи плавно переходит к эволюции живой. Если Дарвином руководил живой интерес и желание найти объяснение фактов, которые он наблюдал, то создатели теории химической эволюции, вероятно, пытались логически выстроить непротиворечивую догму на все времена. И опыты американца С. Миллера, наблюдавшего в смеси аммиака, воды и метана под действием электричества синтез сложных органических соединений, вовсе не показывают нам путь эволюции материи. Еще никто не умудрился показать в опытах, как из свободно живущих органических веществ образуется живая клетка или хотя бы протоклетка.

Но, как говорится, на главный вопрос создатели химической теории эволюции забыли ответить. Этот вопрос состоит из одного слова – зачем? Спрашивать у неразумных веществ, зачем они стали эволюционировать в разумных существ, вроде бы бесполезно. Однако эта бесполезность переносится и на живые организмы. Зачем существуют люди, звери, весь мир? Какой глупый вопрос! Просто так, так случайно получилось… В контексте современного мира гламура на этот вопрос можно было бы ответить очень просто – чтобы получать удовольствие!

Таким образом, погружаясь все больше и больше в прошлое Земли, мы все больше переходим к построению умозрительных гипотез, которые должны подтвердить то, что мы якобы знаем из теории эволюции Дарвина. Мы даже имеет дело не с фактами, которые рассматривает теория биологической эволюции, а исключительно с предположениями. Причем предположения эти выстраиваются в единственно приемлемом для эволюционистов ключе. Априори предполагается, что сначала эволюционировали простые химические соединения, и этот свой импульс они передали органическим соединениям. Все эти умозрительные эволюционные построения базируются на том предположении, что в ранний период атмосфера Земли состояла из простых газов – водорода, метана, аммиака и водяного пара. А они, в свою очередь, уже содержали основные ингредиенты, необходимые для последующей эволюции. Вот что пишут авторы американского учебника биологии для средней школы:

«Если атмосфера земли в ранний период ее существования содержала огромное количество водяного пара и если непрерывно возникали вспышки молний, то можно предположить, что при этом должен был происходить электролиз воды… Электролиз можно рассматривать еще в одном аспекте – как действие электричества на вещество… При распаде молекул воды на молекулы водорода и кислорода электрическая энергия превращается в химическую… Возможно, что высокая температура атмосферы Земли в ранний период ее существования должна была привести к ускоренному движению молекул и, таким образом, к увеличению числа столкновений между ними… Вспомним, что электролиз воды является примером того, как электричество может вызывать распад молекул благодаря разрыву их связей и перестройке атомов. Электричество и кинетическая энергия – не единственные формы энергии, которые могут вызывать распад молекул и возникновение химических реакций. Показано, что видимый свет, ультрафиолетовые и рентгеновские лучи могут разрывать и восстанавливать связи в простых газах, поэтому можно с некоторой долей определенности предположить, что такие процессы когда-то проходили в атмосфере Земли. Таким образом, атомы простых газов могли превратиться в итоге во множество других видов молекул».

Согласно этому тексту видно, что все, сказанное по отношению к химической эволюции Земли, носит гипотетический характер. Далее, авторы учебника продолжают в том же духе:

«Давайте теперь рассмотрим различные формы энергии, которые вероятно, принимали участие в образовании газов атмосферы Земли в ранний период ее существования. Тепловая энергия, выделявшаяся из все еще горячей Земли, сообщала высокую кинетическую энергию молекулам газа (заставляя их двигаться быстрее), приводя к образованию новых комбинаций атомов. Электрическая энергия молний разрывала химические связи молекул газов, вызывая распад существующих молекул и образуя новые молекулы. Лучистая энергия Солнца в форме видимых и ультрафиолетовых лучей приводила к изменению уже имевшихся молекул».

Далее, авторы плавно переходят к эволюции органических соединений, поясняя попутно, что сегодня мы называем органическими молекулами все те молекулы, которые содержат углерод и водород. Эти молекулы названы органическими, потому что раньше считалось, что они могут синтезироваться только живыми организмами. Теперь же выяснилось, что это не так.

Еще в 1828 году химики научились синтезировать мочевину из неорганических веществ. Ранее считалось, что мочевина содержится только в моче животных. Авторы учебника предполагают, что условия лабораторий, в которых химикам удалось синтезировать органические соединения, в какой-то мере имитируют условия среды на Земле в ранний период ее существования. Попутно высказывается версия, что органические молекулы, образовавшиеся в газообразной атмосфере Земли, были перенесены из нее вместе с ливневыми дождями в океаны.

В мае 1953 г. Стенли Миллер опубликовал статью с интригующим названием «Образование аминокислот в условиях, близких к условиям, существовавшим на Земле в ранний период». В своей статье американец не преминул упомянуть имя нашего соотечественника А. И. Опарина, который впервые высказал идею, что основой эволюции жизни явились метан, вода, аммиак и водород, а вовсе не кислород, двуокись углерода, азот и вода, как полагали некоторые ученые, считавшие, что зеленые растения были первыми жителями земли. Чтобы подтвердить правоту Опарина, Миллер пропустил в специально созданном приборе через систему труб смесь газов: метана, водорода и аммиака. Водяной пар поступал из специального приспособления. В определенный момент создавался электрический разряд. В полученной таким образом смеси обнаружили содержание аминокислот. Пар, проходя через прибор, охлаждался и конденсировался в виде дождя. Таким образом, в лаборатории были в точности воспроизведены все условия, существовавшие, по мнению исследователей, в атмосфере первобытной Земли. К числу таких условий относятся тепло, дождь, кратковременные разряды «атмосферного» электричества и вспышки света.

Через неделю проведения таких экспериментов Миллер с удивлением обнаружил, что образовавшаяся ранее бесцветная жидкость стала красной. Химический анализ показал, что в ней появились органические молекулы аминокислот. Здесь надо сообщить, что аминокислоты состоят из атомов углерода, водорода, кислорода и азота. Этот опыт явился важной вехой, которая вывела создателей гетеротрофной теории эволюции в фавориты гонки теоретиков эволюции. По мысли этих ученых, органические молекулы аминокислот накапливались в океане. Многие из них, не желая оставаться в прежнем состоянии, под воздействием электричества, тепла и благодаря новым химическим реакциям эволюционировали в более сложные молекулы. Как тут не вспомнить роман С. Лема «Солярис» с его живым мыслящим океаном… Очевидно, фантасты не поспевали за открытиями науки.

Хорошо известно, что из аминокислот состоят белки… Вот мы и подошли к самому интересному и захватывающему. Помните, еще Фридрих Энгельс в работе «Анти-Дюринг» дал определение жизни – «Жизнь – есть способ существования белковых тел…» Вероятно, Энгельс говорил не просто так, а с учетом грядущих открытий науки.

Молекула белка – это гигантская молекула, содержащая 100–3000 аминокислот. В живом организме насчитывается 20 аминокислот. Это означает, что в одной белковой молекуле одна аминокислота должна встречаться множество раз.

Эстафетную палочку гонки идей подхватил другой американский ученый, В. Фокс из Флоридского университета. Он посчитал, что образование аминокислот в первичном океане Земли уже дело доказанное. Теперь надо показать, каким образом могло произойти соединение аминокислот в первичные молекулы белка. Фокс хорошо знал, что белки образуются благодаря биохимическим реакциям, протекающим в живых организмах. Однако этот путь образования белков Фокса не интересовал, поскольку ему было известно, что на древнейшей Земле никаких организмов не было. Фокс стал лихорадочно искать доказательства иного небиологического образования белка. Кто ищет, тот всегда найдет! И Фокс в 1957 году на конференции по происхождению жизни представил свой доклад, в котором высказал гипотезу, что пептиды – короткие белки – могли образоваться при повышенных температурах, когда происходило испарение лишней воды. В этом случае сухие аминокислоты могли соединяться друг с другом и образовывать пептидные связи. Фокс провел интересные опыты. Он нагревал сухую смесь аминокислот. Вода испарялась. При остывании аминокислот происходило связывание их в более крупные и сложные молекулы. Эти молекулы были очень похожи на белки. Опыт Фокса показал, что белки могли появиться на нашей планете еще до того момента, как их стали производить живые организмы. Дальше дело оставалось за малым – нужно было доказать, что на нашей Земле когда-то существовали именно такие условия, которые воспроизвел в своих опытах Фокс. Дальнейшее базируется уже на реконструкциях живого прошлого Земли, как это увидел ученый. Земля охлаждалась медленно. Ее поверхность еще долго оставалась горячей. Дожди, которые приносили аминокислоты из атмосферы, стали выпадать реже. В период между дождями вода могла испаряться, а аминокислоты оставались на горячей скалистой поверхности. В этих условиях аминокислоты могли соединяться друг с другом, причем вода, которая образовывалась при этом, тоже испарялась. Так, возникло множество различных новых органических соединений, которых ранее не видел мир. Эти новые органические соединения смывались в океан последующими дождями с теплых скал. Вода тогда была уже не горячей, но все еще теплой. Ее температура поддерживалась остывающей Землей. Теплый первичный океан буквально кишел разными формами органических соединений. Именно этот теплый океан А. И. Опарин и Д. Холдейн назвали «питательным бульоном». Начало долгой эволюции жизни было положено. Миллер доказал, что электричество и пар способны создавать из смеси газов аминокислоты, а Фокс доказал, что аминокислоты, «отдыхая» на жарких скалах, могут соединяться в пептидные цепи. Затем они смывались в теплый океан и преображались там, но это уже совсем иная история…

Как жалко, что американские учебники биологии (содержание одного из них я здесь пересказываю со своими комментариями) в свое время были запрещены в советских школах. Советские школьники наверняка прояснили бы для себя многие вопросы эволюции, если бы занимались по этим учебникам. Наверняка, многие бывшие школьники не стали бы искать себя сегодня в религии и не восставали против теории эволюции, если бы занимались по таким хорошим учебникам. Современные учебники по природоведению ничуть не лучше советских. В одном из них за 4 класс было написано, что предками людей и животных были «капельки» и «камешки»… Конечно, такое высказывание не патриотично, но, что поделаешь.

Все мы вышли из «питательного бульона»?

В 1924 году советский биохимик, впоследствии ставший академиком, А. И. Опарин сформулировал основные положения своей теории предбиологической эволюции. И, как сейчас считают многие, он был прав. Рассуждал будущий академик просто – если аминокислоты и белки образовались на Земле еще до появления жизни, то они могли находиться и в первичном океане. Там им самое место. Аминокислот и белков было много. А могло стать еще больше. Отвечая на вопрос, каким образом шло приращение белка на нашей Земле, которая тогда была безвидна и пуста, будущий академик предположил, что белки, попавшие в первичный океан, концентрировались. Так было высказано предположение, что белковые молекулы, очевидно, смытые с теплых скал, попав в воду, не просто плавали там, а объединялись в большие конгломераты, которые называют коацерватами. Само это слово происходит от латинского coacervare, что означает «образовать скопление». И в самом деле, способность белков образовывать скопления в жидкой среде была детально изучена голландским профессором Бунгенберг де Йонгом в 1920–1930-х годах. Исходя из этих опытов, было понято, что и в прошлом нашей Земли могли идти такие же процессы. Сложные органические молекулы группировались в воде в небольшие капли. Коацервация возможна потому, что, попав в воду, белковые молекулы ионизируются, т. е. приобретают положительный или отрицательный электрический заряд. азноименные заряды притягиваются, а одноименные отталкиваются. Благодаря ионизации, такие молекулы объединяются друг с другом и теряют часть воды, которая их окружает. Так и возникают коацерватные капли, которые являлись впоследствии основой для создания протоклеток. Предполагается, что в первичном океане количество органических соединений значительно превышало предел коацервации. Именно поэтому и стало возможно образование коацерватов. Как считал А. И. Опарин, в «первичном бульоне» имел место процесс концентрации высокомолекулярных соединений – гигантских молекул. В настоящее время известно около 200 коацерватных капелек, разнообразных по составу. Их размер и масса примерно такие же как у клеток живых организмов.

Авторы учебника биологии для средней американской школы дальнейшую эволюцию жизни рисуют так:

«Конечно, большая часть этих белковых капелек существовала короткое время. Однако возможно, что некоторые из них не распадались, а, наоборот, увеличивались и усложнялись благодаря процессу диффузии и синтезу новых соединений внутри капель и поглощению веществ из окружающей среды. Диффузия – это движение атомов и молекул из области, в которой имеется большое количество молекул, в область, в которой их меньше… Это движение является результатом их кинетической энергии, которая приводит к случайному непрерывному движению и соударению частиц… В результате диффузии, маленькие органические молекулы могли сталкиваться с коацерватами и прилипать к их внешней поверхности. Эти частицы, вероятно, в конце концов становились частью коацервата. С некоторой уверенностью можно сказать, что они скапливались, образуя крупные и очень сложные органические молекулы».

Последнее предположение основано на опытах химиков-органиков, выяснивших, что в лабораторных условиях большие органические молекулы при соударении слипаются и образуют скопления.

Далее авторы продолжают: «Возможно, что определенные комбинации молекул в пределах коацерватов оказались более устойчивы по сравнению с другими. Одни коацерваты выжили, а другие – нет».

Вот так исподволь нас подводят к основному положению дарвиновской теории эволюции – выживают наиболее приспособленные. Одни коацерваты выжили, а другие – нет. Очевидно, те из коацерватов, которые не выжили, были менее приспособлены. Те, которые выжили, приросли за счет прилипших частиц. При такой постановке вопроса грань между неживыми каплями и живыми существами, старающимися выжить, стирается.

Далее авторы подводят некий итог:

«В итоге определенные комбинации молекул могли привести к возникновению в коацерватной капле реакции с высвобождением энергии, что способствовало сохранению устойчивости этой капли. Однако эти реакции могли протекать очень медленно. На эволюцию простейших живых существ могло уйти много времени».

Понимая некоторую уязвимость своих логических построений, заставляющих нас поверить в теорию самозарождения в ее новом перелицованном наукообразном виде, авторы учебника пускаются в философские обобщения. Эти обобщения призваны укрепить в нас веру в то, что самозарождение и превращение неживого в живое – не такая уж невозможная вещь как кажется.

Авторы пишут:

«Биолог окажется до некоторой степени в затруднительном положении, если его попросят дать определение жизни. Конечно, легко сказать, что корова – это живое, а камень – неживое. То же самое различие можно сделать между амебой и коацерватом. Но когда биолог пытается установить систему классификации живых и неживых существ, он попадет в затруднительное положение».

Авторы упирают на то, что невозможно провести четкую границу между живым и неживым. Кое-что кажется живым с элементами неживого, а кое-что – неживым с элементами живого.

«В самом деле, существует „спектр“ по порядку усложнения – от атома до простой молекулы, а затем до сложных белков и, наконец, до живых организмов, популяций и сообществ. Интересны в этом отношении вирусы. Некоторые из них могут кристаллизоваться и находиться в таком состоянии неопределенно долгое время, не теряя своих свойств. По-видимому, вирусы не нуждаются в пище как в источнике энергии и в то же время они могут размножаться. Можно ли отнести вирус к живому?.. Разница между коровой и камнем, по-видимому, очевидна каждому. Разница между простейшим живым организмом и сложной неживой системой не так очевидна».

Основываясь на этих умозаключениях, нас пытаются уверить, что живое вырастает из неживого, потому, что граница между мелкими живыми и неживыми объектами не так отчетливо различима как между крупными, такими как корова и камень. Это просто словесная эквилибристика и ничего более. На самом деле, большая игра эволюционистов заключается в том, чтобы при помощи максимально возможной наукообразной терминологии и современных приборов убедить себя и других в том, что в определенных условиях возможно самозарождение жизни. Между тем, аргументация здесь слаба как никогда. И никакие ссылки на современные эксперименты, молекулярные исследования, сверхточные методы и прочее здесь не вносят ничего нового. Они лишь призваны уверить нас, что в отдаленное время при определенных условиях на Земле было возможно очень сложное и медленное самозарождение жизни, которая, в конце концов, привела к появлению человека. Процесс появления человека воспринимается в этом случае как триумфальное завершение всего долгого периода эволюции жизни на Земле.

О «высших» и «низших» дрожжах – предках людей

Когда мы говорим о различиях живого и неживого, надо понимать, что живые организмы являются системой молекул, организованных в определенные структуры. Так, человек, его тело, является примером чрезвычайно сложной, высокоорганизованной системы молекул. Чем лучше организована система, тем больше энергии в ней заложено, но тем больше энергии нужно для ее поддержания. Энергия эта берется из внешней среды. Если не будет постоянного источника энергии, поддерживающего жизнедеятельность, то система, какой бы совершенной она ни была, развалится на отдельные фрагменты. Молекулы, которые входили в состав этой системы, распадутся. Это мы и видим, когда умирает человек, и тело, ранее выполнявщее функцию жизнедеятельности, гниет и превращается в тлен.

Эволюционисты, выстраивая свою казуистическую по своей сути восходящую цепочку от первых коацерватов до человека, вынуждены были признать, что организмы по мере их усложнения все более и более организовывались и использовали для этой организации внешний источник энергии. Для поддержания коацерватов в стабильном состоянии требовался внешний источник энергии. Без постоянного притока энергии из внешней среды коацерваты очень нестабильны. Причем энергия эта, потребляемая будущими живыми организмами, должна была все более и более возрастать, иначе никакой эволюции жизни просто не было бы!

Современный писатель-эволюционист А. Хаксли, внук сподвижника Ч. Дарвина Т. Х. Хаксли утверждает, что сходство между камнем и живым существом состоит в том, что те и другие состоят из атомов и молекул. Однако отличие живых организмов от камня заключается в том, что в камне имеется лишь беспорядочный набор этих элементов, а в живых системах этот набор упорядочен. Именно наличие порядка позволяет живым системам комбинировать все элементы в новые более совершенные структуры. Эти комбинации мы и связываем с эволюцией. Исходя из этого, А. Хаксли указывает еще на одно свойство живого – оно является источником порядка. По мысли писателя, именно порядок способствует все большей и большей степени упорядочения структур. Как в Библии: «всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимущего – отнимется». Тот, кто имеет порядок тот получит еще больший порядок и эволюцию, а тот кто не имеет порядка – тот лишится и того, что имел.

В этом утверждении причина перепутана со следствием. (Конечно, имеется в виду не библейское высказывание, а утверждение Хаксли.) Если структура имеет упорядоченные элементы, то это не значит, что само существование упорядоченных элементов в этой структуре явится основой для дальнейшей эволюции материи.

Как предполагают эволюционисты, необходимым условием превращение неживых объектов, коацерватов, в живые организмы должен был явиться постоянный и контролируемый источник внешней энергии. Только это могло превратить коацерваты – аморфные соединения белковой природы – в мельчайшие живые структуры, самостоятельно поддерживающие свою жизнедеятельность. Эволюционисты обратились к своим излюбленным источникам энергии – молниям и ультрафиолетовому излучению – в надежде, что они дадут то, чего не хватало коацерватам на начальном этапе их возникновения. Однако жесткое ультрафиолетовое излучение и молнии скорее могли разрушить хрупкие аморфные белковые объединения, чем снабдить их энергией. Тут-то и пригодились досужие размышления эволюционистов об избыточном существовании в первичном океане органических молекул. Как предполагал ученый Опарин, их накопилось в океане столько, что в отношении первичного океана вполне оправданно звучит такое словосочетание как «первичный бульон». Это был даже не океан в привычном понимании этого слова, а огромный резервуар химической энергии. Пригодилось также и утверждение, что не все органические молекулы эволюционировали, некоторые из них, напротив, отброшенные отбором, исчезали в пучине. Некоторые аминокислоты разрушались и энергия их химических связей, накопленная целыми поколениями их предшественников, высвобождалась. Эта энергия не пропадала зря, а использовалась для связывания других аминокислот в уже более сложные молекулы. Таким образом, одни органические молекулы служили источником энергии, а другие – строительным материалом для новых молекул. В результате, образовывались гигантские и сложные молекулы, которые уже очень напоминали те самые молекулы, которые входят в состав современных организмов. Новые соединения представляли собой высшую стадию развития коацерватов.

Примером высвобождения энергии является реакция взрыва при взаимодействии водорода и кислорода. Реакция сопровождается образованием воды. При этом высвобождается тепловая и световая энергия. Однако, чтобы устроить взрыв, нужно поднести горячую спичку. Эволюционисты понимали, что излишние тепло и свет разрушат их коацерваты. Поэтому они предположили, что в реакциях разрушения прежних элементов присутствовали особые вещества, которые активизировали участвующие в них химические соединения без нагревания. Эти вещества называют катализаторами. Катализаторы могут сближать реагирующие молекулы настолько, что они начинают вступать в реакцию. К примеру, без катализаторов водород и кислород могут находиться в смеси, но не вступят в реакцию друг с другом. Органические соединения, которые являются катализаторами, называются ферментами. Вот так мы добрались и до брожения. Как выяснили ученые, простые сахара, такие как глюкоза, служат сырьем для реакций, в которых происходит высвобождение энергии. Благодаря этому, глюкоза может подвергаться химическим превращениям, которые без ферментов были бы невозможны. Эволюционисты предполагают, что примитивные гетеротрофы высвобождали энергию химических связей, необходимую для поддержания своей жизнедеятельности, посредством сбраживания глюкозы. Еще с пионерских работ Пастера и Бюхнера ученые с надеждой обратили свои взоры в сторону дрожжей. Они уже тогда понимали, что за дрожжами великое будущее… Однако, как оказалось, у дрожжей было великое прошлое. Все мы потомки не «камешков» и даже не «капелек», а дрожжеподобных коацерватов, которые научились сбраживать простые сахара, добывая тем самым источник энергии для своей жизнедеятельности. У человека и дрожжей есть что-то общее, вы не находите?

Таким образом, обстановка в «первичном бульоне» – земном океане – существенным образом поменялась. Часть гетеротрофных организмов стала «высшей» формой тамошней жизни. Они укрепились и научились получать пищу извне. Источником пищи для них стали «низшие» гетеротрофы, которые размякли, пустили сладкие слюни. Ихто и использовали «высшие» для своей дальнейшей эволюции. Молекулы питательных веществ, которые были когда-то «низшими» гетеротрофами, стали сами проникать в клетки «высших» благодаря процессу диффузии. Напомним здесь для тех, кто подзабыл, что диффузия – это движение атомов и молекул из области, в которой их много, в область, в которой их мало. Может быть «высшие» могли устраивать дело так, что формировали внутри себя области с разряженным количеством молекул и атомов? Туда через поры стремились глупые «низшие» или то, что от них осталось. Попав внутрь, «сладкие слюни» разрушались под воздействием ферментов, благодаря организованному «высшими» процессу брожения. Брожение – процесс, во время которого происходит высвобождение энергии съеденной пищи без доступа кислорода. При брожении высвобождалась энергия, которая использовалась для создания еще более сложных по своей структуре гетеротрофов.

Вернемся на несколько мгновений к стадии «бульона», который был на нашей Земле по уверению эволюционистов. На стадии «бульона» пища совершенно бесполезна, потому что все это богатство, обладающее питательными свойствами, находилось во внешней среде первичного океана. Точно также бесполезна для нас, людей, пища, когда она находится во внешней среде, а не внутри нашего желудка. Эволюционисты довольно подробно рассмотрели возможность формирования неких примитивных «желудков» у «высших» гетеротрофов. По их мнению, коацерваты были окружены слоем вещества, возможно белка. Этот слой позволял проникать внутрь одним веществам и задерживал другие. По мере того как «высшие» гетеротрофы развивались, вместе с ними развивался и защитный слой вокруг них. Такой слой постепенно превратился в то, что мы называем клеточной мембраной. Органические соединения проникали через примитивную клеточную мембрану, которая состояла не только из белков, но и из жиров – липидов. Однако, чтобы заставить молекулы вещества двигаться через мембрану нужна была энергия. Просто диффузией здесь не обойдешься. Надо заставить «сладкие слюни» двигаться как раз туда, куда они не желают. Исходя из этого, эволюционисты предположили, что «высшие» гетеротрофы стали затрачивать энергию, чтобы заставить куски своих собратьев – «низших» гетеротрофов – попасть внутрь своих тел. Вот так они и жили, постепенно эволюционируя в «питательном бульоне». То было счастливое время, время надежд. Люди еще не стали людьми, но они уже стали живыми, и это удивляло и радовало. У них еще все впереди, их ждут увлекательные превращения, которые позволят некоторым из их потомков превратиться в современного человека…

Как появилась ДНК?

У всех свои недостатки. Были они и у ранних гетеротрофов. Процесс поедания себе подобных, а также питательного бульона, состоящего из свободных аминокислот и белков, был хаотичен настолько, что трудно было понять, кто кого ест. Не успеет какой-то ранний гетеротроф позавтракать, вытереть рот салфеткой, как глядь, а его самого уже разбирают на части его же собратья. Имели шанс выжить и продержаться значительное время те, кто как-то мог контролировать процесс своей жизнедеятельности. Вот тут и понадобились гетеротрофам молекулы, которые осуществляли контроль основных процессов, идущих в клетке, не давая ей распасться раньше времени.

В конце XIX века швейцарский биохимик Фридрих Мишер, исследуя под микроскопом ядра клеток гноя и спермии – мужские половые клетки, обнаружил нуклеиновые кислоты. Как выяснилось позже, они осуществляют контроль деятельности клеток. Поскольку их обнаружили в клеточном ядре (ядро-нуклеус), они и получили название «нуклеиновые кислоты». Нуклеиновые кислоты были обнаружены у всех организмов – от вирусов, до зеленых растений. Открытие это пришлось как нельзя кстати. Эволюционисты предположили, что нуклеиновые кислоты играли важную роль и в жизни примитивных организмов.

Нуклеиновые кислоты, как выяснилось позже, оказались весьма похожи у столь разных организмов как человек, животное, растение и вирус. Оказалось также, что термин «нуклеиновые (ядерные) кислоты» тоже не совсем точен. Они были обнаружены в разных частях клетки, а не только в ее ядре. Дотошные химики стали разрушать гигантские нуклеиновые кислоты, пытаясь понять из чего те состоят. Выяснилось, что при гидролизе – использовании воды для отделения молекул друг от друга – нуклеиновые кислоты могут распадаться на более простые молекулярные блоки, которые состоят из ограниченного набора более мелких молекул. Их назвали нуклеотидами. Каждый нуклеотид, в свою очередь, состоит из трех компонентов: фосфорной кислоты, сахара и содержащего азот основания (пурина или пиримидина). Сходство нуклеотидов как раз в том и состоит, что все они построены из одинаковых составных частей.

Выяснилось также, что существует два важнейших типа нуклеиновых кислот – дезоксирибонуклеиновая кислота (ДНК) и рибонуклеиновая кислота (РНК). В клетках современных живых организмов мы находим ДНК в основном в ядре, а РНК – и в ядре, и в цитоплазме.

РНК как раз тем отличается от ДНК, что в ее состав входит другой тип сахара и пирамидиновое основание урацил вместо тимина.

Сахар и фосфатная группа одинаковы у всех нуклеотидов ДНК.

Тайны микромира весьма интересны и могут иметь разное философское толкование. Однако эволюционисты взяли контроль над ситуацией в мире науки в свои руки. Они предположили, что широкая распространенность нуклеиновых кислот во всех живых организмах может означать только одно – что молекулы ДНК и РНК появились уже у ранних гетеротрофов. Исходя из этих предположений, эволюционисты предположили, что нуклеиновые кислоты установили контроль над всеми процессами, идущими в протоклетках еще в далекие времена «первичного океана». Согласно этой версии, ранние гетеротрофы уже обзавелись неким командным центром, который указывал им что делать, что есть и куда плыть. Понятно, что корабль, который имеет капитана, имеет больший шанс выиграть сражение на море у кораблей, которые капитана не имеют и действуют хаотично. Кроме того, в процессе изучения ДНК и РНК выяснилось, что эти молекулы играют важнейшую роль при передаче наследственной информации. По версии эволюционистов, с возникновением ДНК и РНК у гетеротрофов появилась возможность накапливать как позитивную, так и негативную информацию и опыт и передавать все это новым поколениям гетеротрофов. Это увеличивало шансы первичных организмов в их нелегкой борьбе за право дожить до человеческой стадии своего развития. Первоначальная стадия становления организмов выглядит так – дезоксирибонуклеиновая кислота (ДНК) установила контроль над жизненными процессами и всевозможными проявлениями практически у всех типов клеток. При этом ДНК сделалась хранителем наследственной информации. Это был триумф! Однако у некоторых вирусов наследственная информация хранится не в ДНК, а в молекулах рибонуклеиновой кислоты. И это наводит на некоторые мысли о вторичности самых примитивных из современных организмов – вирусов. Напомним, что некоторые вирусы могут при неблагоприятных условиях превращаться в кристаллы и оставаться в таком состоянии сколь угодно долгое время.

Выстраивая свою систему ценностных ориентиров, эволюционисты рассуждают в духе «развитого» дарвинизма. Они часто указывают на то, что молекулы боролись друг с другом за существование. Молекулы ДНК и РНК захватили власть в протоклетках и навязали свою волю остальным молекулам. Кроме всего прочего, примитивные организмы боролись за существование с себе подобными. В этой схватке выживали наиболее приспособленные. Такое перенесение на мир гипотетических протоорганизмов законов, якобы существующих среди животных, вряд ли уместно. Эта экстраполяция и выстраивание многоходовых сценариев со многими неизвестными – прямой путь к фантасмагориям, предназначение которых только одно – быть идеологическим обеспечением эволюционизма.

Совершенно неизвестно, сколько будет жить организм, который находится в промежуточном положении между живым и неживым. Да и вообще будет ли такой организм жизнеспособным? Ссылки на вирусы вряд ли уместны. Считать, что вирусы наши предки – верх безумия. Многие вирусы представляют из себя нуклеиновые кислоты, упакованные в белковый чехол. Для размножения вирусов нужна клетка с отлаженным механизмом наследственности. Вирусная РНК или ДНК проникает в эту клетку и встраивается в наследственную программу, после чего уже сама клетка тиражирует копии вирусов, которые, в конечном счете, ее и губят, разрывая внешнюю оболочку клетки и вырываясь наружу. Таким образом, жизнь вирусов была вряд ли возможна без наличия живых клеток, имеющих сложную структуру и наследственный аппарат. Можно предполагать, что вирусы возникли в результате обособления части клеточного ДНК. В этом случае эти фрагменты разрушенных клеток пустились в свободное плавание, стали заражать живые клетки. Исходя из этого, можно предположить, что вначале были живые клетки, имевшие наследственный аппарат, а уже затем при их распаде часть нуклеиновых кислот перешла в состояние свободного плавания. С развитием генной инженерии появилась возможность создавать новые вирусы. Этим в свое время занимались военные, стремясь создать новейшее вирусное оружие. Все эти разработки засекречены, но можно предполагать, что некоторые вирусы, циркулирующие ныне в мире людей и животных, являются продуктом былых манипуляций.

Разговоры о конкуренции и естественном отборе среди протоорганизмов также никакого смысла не имеют, если нет возможности сохранять наследственные изменения и передавать его потокам. Даже если встать на точку зрения эволюционистов и принять, что могли существовать какие-то примитивные организмы, конкурирующие друг с другом и постоянно улучшающие свои свойства; то все эти улучшенные модели организмов могли сохраниться только в одном случае, если они сохранят свои преимущества в геноме и наделят потомков своими лучшими свойствами. Исходя из этого, можно предполагать, что у первичных организмов степень жизнедеятельности должна была быть под довольно жестким контролем нуклеиновых кислот. Именно эта высокая степень контроля жизнедеятельности позволяла удержать на высоком уровне обменные процессы и передавать лучшие качества потомкам. Если этого не было, то ни о какой стабильности и выживаемости речи не может быть. Многочисленные опыты, проводившиеся в лабораторных условиях, не позволили сформировать конкурирующие протоорганизмы, наделенные такой степенью контроля, который бы позволил им не только выживать, но и улучшать свои наследственные свойства. И в самом деле, эволюционисты хранят гробовое молчание по поводу результатов таких опытов.

Однако, как бы ни хитрили эволюционисты, вероятность самопроизвольного возникновения сложнейшего молекулярного устройства ДНК – РНК – белка или даже одной единственной молекулы ДНК, окажется невообразимо мала. Удивительное структурное сходство молекул ДНК, определяющих наследственные черты самых разных организмов от амебы до человека, внушает скорбные мысли даже некоторым эволюционистам. Почему генетический код одинаков у всех живых организмов? Неужели все живые существа, живущие и жившие на нашей планете, включая человека, являются потомками одной единственной молекулы ДНК? Вроде бы такая универсальность генетического кода всех земных организмов свидетельствует о единстве происхождения всех форм жизни на Земле. Однако полное соответствие генетического кода у разных земных организмов может возбуждать и странные подозрения. Не занесена ли жизнь на нашу планету извне? Может быть, это свойство не только земных организмов? Может быть, во всей Вселенной живые организмы имеют единый универсальный генетический код? Кроме всего прочего, этот факт сильно умаляет рассуждения эволюционистов о естественном отборе у примитивных организмов, переходящих из стадии неживого с стадию живого. Как в этом случае быть с конкуренцией и естественным отбором?

Как писал Дж. Бернал в своей книге «Происхождение жизни»:

«Картина одинокой молекулы ДНК на отмели первичного океана, производящей всю остальную жизнь, была еще менее правдоподобной, чем миф об Адаме и Еве в райском саду». И в самом деле, если была конкуренция среди гетеротрофов, если постоянно уничтожались менее приспособленные, а более приспособленные гетеротрофы изобретали всякий раз нечто новое, то можно было ожидать огромное генетическое разнообразие у живых организмов. Если ДНК и РНК появились в результате естественного отбора, то почему мы не имеем других форм генетического кода, хотя бы у самых примитивных организмов?

Но эволюционистов ничуть не смущает невероятность описываемых событий. Они готовы продолжать в том же духе, пока не дойдут до человека современного типа с его страстями, с его парадоксальным неуравновешенным поведением и мышлением. И это тоже они будут объяснять действием естественного отбора.

Впрочем, незначительные отличия генетического кода обнаружены в ДНК митохондрий некоторых видов. Эти отличия как раз могут свидетельствовать в пользу инволюции. И универсальный генетический код тоже слегка изменяется у примитивных земных организмов под воздействием энтропии и инволюционных процессов…

Очень может быть, что Земля заселялась многократно в разные времена. При этом разумные предки живых организмов могли пребывать из разных частей космической ойкумены. Однако создавались тела космических переселенцев искусственно, на основе имеющихся моделей универсального генетического кода. В этом случае универсальный генетический код может являться свойством всех живых организмов во Вселенной. Такая версия представляется невероятной нам, воспитанным на эволюционных моделях, но всякое может быть…

Как выглядели предки?

На первый взгляд, все рассуждения эволюционистов выглядят вполне здраво. Они согласуются с принципами формальной логики. «Что будет происходить с организмом, который научился кушать и все больше приспосабливается к условиям среды?» – спрашивают эволюционисты. «Такой организм начнет увеличиваться в размерах», – отвечают они сами себе. В результате, объем клетки станет так велик, что это приведет к заметному снижению эффективности всей системы. И в самом деле, нельзя же расти до бесконечности. По мере увеличения организма через клеточную мембрану внутрь должны будут поступать все большие количества питательных веществ. Отношение поверхности мембраны к объему клетки при этом будет все время уменьшаться. Как выйти из этого затруднительного положения? Правильно! Надо разделить одну большую раздувшуюся клетку на две маленькие. Сказать легко, да сделать трудно. Как поделить поровну все добытые питательные вещества, все ферменты и все внутренние структуры клетки, с таким трудом воссозданные и отвоеванные у конкурентов? Если делиться пополам, надо делиться точно. Иначе, если разделиться неправильно, уменьшившая свой жизненный потенциал дочерняя клетка может тот час явиться съедобной мишенью для конкурентов.

Дабы выяснить это важное положение, ученые долгое время экспериментировали с амебами. Как только амеба достигала размеров, при которых она обычно делилась, коварный экспериментатор отрезал кусочек от этой амебы. После этого амеба, как не в чем ни бывало, продолжала опять расти, не проявляя никакого стремления делиться. Так продолжалось много раз. В одном из подобных опытов амебу оперировали каждый день в течение долгих четырех месяцев, и ни разу оперированная амеба, уменьшившая свой размер, не выказывала желание делиться. За это же время контрольная амеба – соседка, плескавшаяся в соседней пробирке, выпущенная на свободу и активно откармливаемая, делилась 65 раз. Эти опыты показали эволюционистам, что время начала деления клетки зависит от ее размеров. Проводя подобные опыты, ученые установили, что руководит делением молекула ДНК. После того, как сигнал к делению, исходящий из этой молекулы, был дан, отрезание кусочков от амебы уже не влияло на ее дальнейшую судьбу. Она начинала делиться, несмотря на то, что обладала меньшим объемом. Таким образом, было установлено, что в живой клетке существует особая молекула, отвечающая за самоудвоение.

Исходя из этих опытов, эволюционисты предположили, что у примитивных гетеротрофов также была молекула ДНК, и они также делились как и современные амебы, в тот момент, когда дальнейшее увеличение их массы было невозможно. Чтобы разделиться пополам, надо в первую очередь разделить молекулу ДНК, заведующую жизненно важной информацией. У ДНК была открыта способность к самоудвоению и самокопированию. Способность к самоудвоению – характерная черта всех живых организмов. Перед тем как их клетки начинают делиться, в них происходит самоудвоение молекул ДНК. И только после этого они разделяются на новые клетки. В результате, увеличивается число клеток в таких разных многоклеточных организмах как дуб, омар, человек.

В 1953 году Джеймсу Д. Уотсону и Френсису Х. С. Крику из Кембриджского университета в Англии удалось, сведя воедино все знания о молекуле ДНК, построить ее модель. Обычно модели чего-либо (судов, самолетов, подлодок) намного меньше оригинала. Модель ДНК оказалась существенно больше той молекулы наследственности, которая запрятана внутри клеточного ядра.

Уотсон и Крик выяснили, что молекула ДНК состоит из двух цепей, закрученных друг вокруг друга и образующих двойную спираль. Чтобы понять как устроена ДНК, можно представить себе лестницу с гибкими перилами. Нижняя часть лестницы жестко закреплена и двигаться не может. Закручивается верхний край лестницы. «Перила» построены из фосфатов и дезоксирибозы нуклеотидов, а «перекладины» – из пуринов и пирамидинов.

Модель Уотсона-Крика оказалась исключительно полезной для дальнейшего изучения вопроса о том, как клетки передают наследственную информацию новым поколениям. Проведенные опыты позволили установить, что химическая природа и количественное содержание ДНК в однотипных клетках постоянны от поколения к поколению. Это означает только одно – потомки наследуют все качества предков. Ученым весьма интересно было узнать и как происходит процесс самоудвоения ДНК, предшествующий делению клеток. Оказалось, что ДНК чем-то напоминает застежку-молнию. Начиная с любого конца спиральной лестницы, мы можем последовательно отстегнуть пурин от соответствующего ему пиримидина.

Внутри клетки всегда есть значительный запас разных нуклеотидов. При «расстегивании» спирали к отдельным ее перекладинам—нуклеотидам начнут присоединяться новые нуклеотиды, которые точно соответствуют имевшимся участкам ДНК.

Именно так и происходит самоудвоение ДНК. По всей ее длине к гибким «перилам» и «обломкам перекладин» будут пристраиваться соответствующие нуклеотиды. В тот момент, когда этот процесс расплетения доходит до конца цепи, происходит разделение двух тяжей исходной молекулы ДНК. При этом «перила» и «обломки перекладин» успевают обзавестись точной копией утерянного. В результате, вместо одной молекулы ДНК появляется две. При делении клетки дочерняя клетка получает точную модель молекулы, содержащую наследственную информацию. Именно этим можно объяснить, почему при смене поколений качественные признаки оказываются практически неизменными.

Как полагают эволюционисты, выработка способности к точному делению была одним из важнейших эволюционных достижений примитивных гетеротрофов. Просто диву даешься, как эти примитивные гетеротрофы додумались до такого. Мало того, они еще реализовали намеченное. Ведь важную роль в процессе жизнедеятельности стали играть именно нуклеиновые кислоты. Они, по сути, стали руководителями клеток во всех их начинаниях, включая процесс самовоспроизведения.

Биологи-эволюционисты с увлечением погружаются в микромир и открывают для себя его тайны. Это хорошо. Плохо только то, что они бездумно переносят открытые ими механизмы на примитивных гетеротрофов, по их мнению, плескавшихся в «первичном бульоне» Земли. Эволюционисты полагают, что раз у современных клеток существуют ДНК и РНК, они могли появиться только у протоорганизмов-гетеротрофов. Иной сценарий появления молекул, кодирующих жизненные процессы клеток, не рассматривается. А ведь могли принимать участие в создании такого сложного механизма и чьи-то внеземные мозги и технологии? Конечно, предположение, что инопланетяне приложили руку к созданию земной жизни, кажется многим лишенным оснований. Но это как посмотреть. Мы имеем привычку думать так, а не иначе. А привычка свыше нам дана, замена счастию она, как писал поэт Пушкин. Хуже всего, что привычка стандартного мышления напрочь отсекает поиски истины.

Возникает вопрос – каким же образом организмы смогли изменяться, эволюционировать, если наследственная информации передавалась от одного организма к другому без искажений? Согласно модели структуры ДНК, разработанной Уотсоном и Криком, при каждом удвоении двойной спирали ДНК образуется ее точная копия. Можно было предположить, что в этой ситуации организмы просто обречены находиться в неизменном виде и передавать своим потомкам только то, что имеют сами. Тем не менее, выяснилось, что иногда молекулы наследственности претерпевают некоторые изменения. При этом происходит искажение наследственной информации – возникают мутации. Подобные нарушения структуры исходной молекулы способны вызываться самыми разными причинами. Это и случайная перегруппировка нуклеотидов, и выпадение какого-либо нуклеотида при удвоении цепи ДНК. Могут происходить изменения в наследственном аппарате, вызванные и внешними причинами, например рентгеновскими лучами. Если из ДНК выпадает какое-то малюсенькое звено, это незначительное событие, тем не менее может изменить весь смысл наследственной информации. Эволюционисты не рассматривают даже в качестве гипотезы вмешательство в наследственный механизм эмоционального фактора, потому что они исходят из того, что у примитивных гетеротрофов не было мозга, а сами они состояли из одной протоклетки. Однако, если мы предположим, что на Земле неоднократно происходила экспансия разумных существ, то это меняет всю картину до основания. Помимо факторов влияния внешней среды на молекулу наследственности, можно предположить, что в ней имели место не только спонтанные мутации, вызванные случайными причинами. ДНК могла изменяться под воздействием эмоционально-гормональной лимбической системы головного мозга. Сложные биохимические превращения в многоклеточных организмах первых переселенцев могли кардинально изменять их облик. Конечно, это происходило не сразу и не вдруг, но по меркам геологического времени очень быстро. Не было процесса относительно длительных изменений – эволюции или даже инволюции. Тела первооткрывателей Земли могли изменяться довольно быстро, передавая своим потомкам существенно измененные черты, уже в гораздо большей степени приспособленные к условиям земной биосферы. Гормоны и гормоноподобные вещества белковой природы выполняли в этих изменениях отнюдь не последнюю роль. Они влияли на обмен веществ и ДНК и РНК клеток. Мы можем также предположить, что очень широкий диапазон индивидуальной изменчивости, заключенной в наследственном аппарате человека, как раз и служит целям приспособления к земным условиям жизни. И в самом деле, нам известно множество реакций человеческого организма. Многие из этих реакций не находят внятного объяснения с позиций эволюционистики. Почему бы не предположить, что эти реакции являются встроенным механизмом, призванным обеспечить наилучшую приспособляемость к новым земным условиям жизни. Кроме всего прочего, существуют геномные аномалии, которые традиционно трактуются как наследие животных предков. Между тем, если мы посмотрим на человека как на вид, не развивавшийся долгое время в условиях земной биосферы, то эти аномалии могут получить иную трактовку.

Так, существует аномалия ихтиоз, когда кожа человека по непонятным причинам начинает подвергаться ороговению. По некоторым данным ихтиозом в разной степени выраженности болен каждый из шести человек. Однако большинство больных и не подозревает о своей болезни. При этом грубеет и становится толстой кожа на локтях, коленях, подошвах ног. Это беспокоит, но не очень. Куда страшней, когда все тело или отдельные участки кожи покрываются ороговевшим слоем в виде коросты. При этом ороговевшие чешуйки кожи могут иметь относительное сходство с чешуей рептилий. Замечено, что ихтиоз обостряется в холодном сухом климате. Поэтому больным не рекомендуют жить в местах с таким климатом. Такая аномалия наталкивает на некоторые ассоциации с рептилиями мезозоя, которые также жили, по некоторым данным, в сухом и прохладном климате. Ихтиоз может возникать от механического повреждении кожи. Именно поэтому лицам, склонным к проявлению ихтиоза, рекомендуют тщательно следить за кожей, избегать ссадин, царапин, потертостей и мозолей. Ихтиоз считали генетическим заболеванием. Однако уже довольно давно было показано, что некоторые виды ихтиоза поддаются лечению… гипнозом. Впервые это было сообщено в одном из самых авторитетных научных журналов «Бритиш Медикал Джорнел» за 23 августа 1952 года и 22 июня 1955 года. Так, было показано, что под воздействием гипноза в мозгу пациентов вырабатываются определенные нейромедиаторы, которые отменяют действие болезни. Вряд ли кто-то из эволюционистов ныне пытается утверждать, что ихтиоз у человека – это наследие рептильных предков. Тем не менее, ранее находились эволюционисты, которые усматривали некоторую связь между этим заболеванием и гипотетическими предками человека, одетыми в ороговевший «скафандр». В литературной форме ихтиоз получил отражение в рассказе Артура Конан Дойла «Человек с белым лицом». Мы же можем взглянуть на это заболевание совсем с иных позиций. Очень может быть, что во время ихтиоза реализуются скрытые адаптационные возможности организма. Например, утолщение кожи на стопах является защитной мерой, позволяющей ходить по земле босыми ногами, особо не заботясь, что можно наступить на камень или жесткую траву. Кожа современных жителей благодаря ношению обуви и одежды является нежной и ранимой. Любая длительная прогулка горожанина босиком может привести к неприятностям. Тем не менее, если горожанин станет ходить чаще босиком, чем в обуви, его стопы через какое-то время приспособятся к этому.

Таким образом, мы можем предполагать, что в организме человека заложен скрытый адаптационный резерв. Аналогичный резерв представляют из себя и волосяной покров. У жителей, не пользовавшихся одеждой и проживающих в умеренном климате, тело может покрыться достаточно густыми волосами, как у австралийских аборигенов. Аналогичное превращение еще в большей степени, по всей видимости, произошло и у снежного человека. Адаптационные ресурсы организма человека будут усиливаться от поколения к поколению и станут передаваться наследникам во все более совершенной форме. В этом случае мы будем иметь, конечно, не случайную мутацию ДНК, а перестройку генома, связанную с изменившейся средой обитания.

Загадка зеленого листа

Вернемся к молекуле ДНК. Как известно мутации случаются довольно редко. Однако за сотни миллионов лет отделяющих нас от гипотетического проторганизма таких мутаций накопилось не мало. Так или примерно так рассуждают эволюционисты, доказывая, что все мы потомки примитивных гетеротрофов. Дабы утвердить свою правоту, эволюционисты ссылаются на то, что мутации были открыты у всех типов живых организмов от вирусов до человека. И пусть это будет лишь единичная мутация, но она может сказаться на фенотипе клетки. Это повлечет отклонение в структуре белок-фермент. Это, в свою очередь, скажется на активности фермента и на эффективности катализируемой им реакции. В результате, способность данной клетки конкурировать с другими клетками либо понизится, либо повысится. Если повысится, клетка получит преимущества в борьбе за существование с другими такими же как она, у которых не было отмечено такой благоприятной мутации. Преимущества эти перейдут к наследникам; и уже эти наследники будут свысока поплевывать на конкурентов, сознавая, что именно в их роду произошла счастливая мутация. Если же мутация будет неблагоприятной, эти клетки будут съедены конкурентами и не оставят потомства. Вот такой дарвинизм на клеточном уровне мы встречаем у эволюционистов, борющихся за право утвердить свою теорию.

По версии эволюционистов, молекулы ДНК, захватившие некогда всю полноту власти над жизнедеятельностью примитивных гетеротрофов, эту власть так больше и не выпустили из своих цепких рук. И в самом деле, если бы распределение генов после самоудвоения ДНК было случайным или даже хаотичным, тогда в новых клетках могли бы отсутствовать очень важные гены и эти клетки бы оказались бы не конкурентноспособны. Безвозвратно пропала бы вместе с их гибелью вся цепочка наследственных изменений, которые так старательно накапливали гетеротрофы. Именно поэтому самоудвоение ДНК не было случайным процессом. Однако из этого можно сделать и совсем противоположный вывод. Процесс самоудвоения ДНК изначально находился под контролем того, кого мы вправе назвать создателем организмов. Кто это был – традиционный творец или мудрый инопланетянин – нам пока не известно. К тому же в живых клетках действовала и продолжает действовать не одна молекула ДНК. Существует целая система молекул ДНК, которые действуют заодно. Несколько разных генов вместе с определенными белками, окрашенные красителями, хорошо были видны на стекле светового микроскопа. Исследователи открыли эти структуры в клетках человека и животных. Отсюда возникло и их название – «окрашенные тела», хромосомы. Согласно научным данным, хромосомы содержатся и в низших организмах, таких как бактерии и дрожжи. Хромосомы открыты у сине-зеленых водорослей и вирусов. Во всех известных организмах хромосомы перед клеточным делением претерпевают самоудвоение. Таким образом, этот процесс не имеет случайного характера. Наследование происходит под четким контролем, именно это позволяет организмам сохранять свое лицо и передавать свои качества потомкам. Кто создал этот механизм? Понятное дело, что им пользуются все – и вирусы, и сине-зеленные водоросли, и бактерии, и дрожжи, и животные, и человек. Каждый использует механизм передачи наследственных качеств потомкам по своему разумению. Однако, чтобы пользоваться этим механизмом надо его иметь. Иначе очень легко будет сегодня превратиться в «питательный бульон». Само наличие упорядоченности в таком важном деле как кодирование организма потомков порождает некоторые мысли по поводу искусственности создания этого механизма.

Эволюционисты предполагают, что «питательный бульон» из органических веществ со временем становился все более и более разбавленным, так как примитивные гетеротрофы, снабженные механизмом наследственности, со страшной скоростью потребляли свободно плавающие аминокислоты, белки и сахара. Органические вещества, миллионы лет накапливающиеся на нашей Земле, не могли служить неисчерпаемым источником пищи для все возрастающей популяции гетеротрофов. Синтез органических соединений в присутствии света и ультрафиолетовой радиации не мог продолжаться с той же скоростью, что и раньше, чтобы удовлетворить все возрастающие аппетиты гетеротрофов. Эволюционисты даже предполагают, что органические вещества синтезируются и сегодня, но их, к сожалению, сразу пожирают ныне господствующие на Земле микроорганизмы.

Настал такой момент, когда гетеротрофам Земли стало трудно добывать пропитание в виде «съедобных молекул». Из них в результате естественного отбора выжили те, кто научился использовать свет в качестве дополнительного источника энергии. Так появились на свет аутотрофы – зеленые растения и некоторые бактерии, умеющие использовать для извлечения энергии солнечные лучи. Так, пурпурные бактерии изначально причислялись к гетеротрофам. Затем выяснилось, что они способны утилизировать энергию солнечных лучей. В темноте они живут как гетеротрофы, а на свету – как зеленые растения. Анализ современных аутотрофов показал, что у них развились группы соединений, которые могут функционировать наподобие электронных ламп в радиоприемнике. Благодаря электронным лампам, приемник может отфильтровать определенную радиоволну и преобразовать ее в звуковую энергию. Процесс фотосинтеза весьма сложен и некоторые его детали еще до конца не поняты, но это не мешает эволюционистам утверждать, что способность к фотосинтезу растения приобрели путем эволюции. Энергия света, поглощаемая зелеными растениями, расходуется на превращение углекислого газа и воды в углеводы и кислород. Не исключено, что зеленые растения были частью древнего биоценоза, задуманного и осуществленного на нашей планете неизвестными пришельцами из космоса. Человеку – и современному, и древнейшему – требуется питание, и надо было создать или привести на Землю такие организмы, которые могли бы стать для него пищей.

Эволюционисты полагают, что в результате эволюции из числа примитивных гетеротрофов выделились аутотрофные организмы, питающие с помощью фотосинтеза. При этом высказывается предположение, что ферментная система, сложившаяся у гетеротрофов, была постепенно приспособлена к фотосинтезу первыми аутотрофами. В результате дальнейшей эволюции в промежутке между 3,3 и 3,5 млрд. лет произошло разделение на бактерии, питающиеся готовыми органическими соединениями, и сине-зеленые водоросли, живущие за счет фотосинтеза. До этого самого момента во времена археозойской эры жизнь существовала в условиях бескислородной восстановительной атмосферы на глубине 10–50 метров. Толстый слой воды защищал протоорганизмы от губительного действия жесткого ультрафиолетового излучения Солнца. Ранний протерозой называют даже «веком сине-зеленых водорослей». И в самом деле, окаменевшие останки этих водорослей обнаружены в разных частях планеты и имеют возраст 1,3–0,9 млрд лет.

Вряд ли этот факт категорично свидетельствует в пользу эволюции жизни от примитивных гетеротрофов к древним сине-зеленым водорослям. Мы совершенно не знаем, что происходило в эти далекие времена на суше. Предполагается, что сине-зеленые водоросли, использующие фотосинтез в процессе своей жизнедеятельности, постепенно и создали в атмосфере планеты ту концентрацию кислорода, которая стала использоваться для дыхания высшими организмами. Наряду с сине-зелеными водорослями, находят останки примитивных одноклеточных зеленых, бурых, красных водорослей и грибов. Ископаемые останки многоклеточных организмов такой древности не известны. Благодаря этому, весь гигантский период существования Земли от 3,5 млрд. до 570 млн. лет до наших дней получил название криптозой, на древнегреческом – «скрытая жизнь». В противоположность этому, период, начиная с 570 млн. лет до наших дней, назвали фанерозой, на древнегреческом – «явная жизнь».

Существует предположение, что останки высокоразвитых организмов, обладающих скелетом, не обнаружены ранее 570 млн. лет только потому, что это связано с трудностями перехода в ископаемое состояние в те далекие времена. Эволюционисты предполагают, что в криптозое не было многоклеточных организмов, и их появление около 570 млн. лет назад в ископаемом состоянии связано с тем, что они эволюционировали из одноклеточных. Но с таким эволюционным предположением не вполне согласуется тот факт, что граница между протерозоем и палеозоем, отделяющая кембрийский период от докембрийского, около 570 млн. лет, отмечена «взрывным» появлением весьма сложно устроенных организмов. После «немых» пластов верхнего протерозоя неожиданно появляется обилие и разнообразие ископаемых останков. Среди достаточно примитивных многоклеточных организмов – кишечнополостных, губок – встречаются останки высокоорганизованных животных – плеченогих, моллюсков, членистоногих, хордовых, полухордовых и прочих. Как писал Н. Н. Иорданский в своей книге «Происхождение жизни»:

«Этот взрыв формообразования на границе протерозоя и палеозоя – одно из загадочных событий в истории жизни на Земле». Дабы примерить факт внезапного появления окаменевших останков сложных существ с представлениями о длительной эволюции жизни на земле, даже появляется специальный термин: «взрывная эволюция в начале кембрия».

Разумные членисторукие докембрия

Однако мы можем предполагать, что никакой эволюции вообще не было. Но что же тогда было? Может быть, было невероятное – внезапное появление сложно устроенных организмов на нашей Земле? Эволюционисты, как мы понимаем, такой сценарий не рассматривают принципиально. Крайняя редкость захоронений ископаемых представителей древних животных объясняется ими просто. У большинства докембрийских обитателей Земли не было твердого скелета. В раннем кембрии, около 570 млн. лет назад, такой скелет появился в результате эволюции. Удивительно в этом эволюционном сценарии то, что скелет и скелетная анатомия совершенно различны у разных групп животных. У членистоногих это гибкие хитиновые панцири. У моллюсков и плеченогих – монолитные и прочные известковые раковины. Некоторые эволюционисты высказывали предположение, что причиной большого количества останков в раннем кембрии было гидрохимическое изменение состава воды, в которой плескались ее обитатели. Опять привлекаются в качестве аргумента объясняющего сложное строение организма особые условия среды. Мол, усиленное отложение фосфоритов в морских осадках раннего кембрия способствовало скелетообразованию у древних обитателей морей. Это предположение встречает возражение у самих же эволюционистов. Так, Иорданский пишет:

«Как могло благоприятствовать повышение содержания фосфатов в воде образованию, например, кремневой раковины, или хитина, представляющего собой комплекс полисахаридов?»

Кроме того, надо иметь виду, что эволюционисты традиционно пытаются утверждать, что жизнь на Земле зародилась в воде. Это во многом связано с тем, что именно в водной среде сохраняются по преимуществу останки живых организмов. Если трупы или останки скелета быстро заносятся илом и в течение длительного времени находятся в таком состоянии без доступа кислорода они имею шанс подвергнутся минерализации или окаменеть. При этом минеральные соли проникают из окружающего субстрата и постепенно замещают ткани трупа или скелет. Со временем образуется та самая окаменелость, которая при дальнейшем благоприятном стечении обстоятельств может попасть в руки палеонтолога. Именно поэтому сохраняются по преимуществу водные и околоводные виды животных и растений. Те же организмы, которые обитали на суше в былые времена, подвергаются после своей смерти разрушающему действию гнилостных бактерий и ядов. Скелеты уничтожают грызуны, а также ветровая и водная эрозия. Агрессивные почвенные кислоты, находящиеся в подстилке леса и во влажной земле, уничтожают гниющие останки раньше, чем они сумеют образовать окаменелость. Именно поэтому палеонтологи не располагают окаменевшими останками организмов, живших на суше в весьма далекие времена. Но из этого вовсе не следует, что на суше в кембрии и даже докембрии никто не жил. Очень может быть, что как раз жили и даже достигали известного разнообразия популяции разумных существ. Об этом мы можем судить весьма косвенным образом, но это не значит, что этого никогда не было.

Традиционно считается, что предками членистоногих были древние кольчатые черви, жившие в воде. Полагают, что древние представители кольчатых червей в процессе эволюции превратились в моллюсков и членистоногих. И уже значительно позднее предки насекомых, похожие на многоножек, выбрались из воды на сушу. Но так ли это? На самом деле, мы можем предполагать, что был иной сценарий эволюции жизни, который правильнее было бы назвать инволюцией. На нашей планете около миллиарда лет назад появились довольно внушительные разумные существа. Однако это не были люди. Они имели совсем иную конструкцию тела. Хитиновые покровы служили у них внешним скафандром, защищавшим их от губительного ультрафиолетового излучения Солнца. К этому «скафандру» изнутри прикреплялись мышцы, благодаря которым странные многорукие существа могли двигать своими конечностями. Вместо крови у них имелась гемолимфа, которая циркулировала по сосудам тела, имеющим незамкнутое строение. Гемолимфа распределяла между клетками тела питательные вещества И была не красного, как у людей, цвета, а голубоватого. Это связано было с тем, что в ней имелся дыхательный пигмент гемоцианин, содержащий медь. Именно с этим был связан голубоватый цвет гемолимфы. Окисляясь в присутствии кислорода, эта бесцветная «кровь» приобретает голубоватый оттенок. У человека, как известно, кровь красная, потому что в ней другой дыхательный пигмент, содержащий железо. Он и придает крови человека и позвоночных животных красный цвет.

Трудно сказать наверняка, была ли у древних существ, впервые посетивших нашу Землю, линька, как у современных членистоногих. Очень может быть, что была. Тогда современные членистоногие унаследовали способность к линьке у своих предков. Современные виды стали линять, периодически сбрасывая старый «скафандр» – кутикулу. Перед самой линькой внутренние слои старой кутикулы-скафандра растворяются, и клетки тела секретируют особые дубильные вещества, которые затвердевают через некоторое время и превращаются в новый «скафандр». При этом животное резко увеличивается в размерах, напиваясь воды и надуваясь воздухом. По сути дела, оно растет в период линьки. После того как новые покровы затвердеют, рост тела прекращается. Это явление получило название периодический рост. Может быть, что периодический рост был несвойственен взрослым особям предков членистоногих. Они росли находясь только в яйце и в юном возрасте. Взрослые особи, достигнув половой зрелости, уже не линяли. У членистоногих нет внутреннего скелета. Они довольствуются внешним – экзоскелетом. И в этом есть свои преимущества. Экзоскелет выполняет помимо двигательной роли еще и защитную функцию. Очень может быть, что с его помощью предки членистоногих защищались от жесткого ультрафиолета солнца. В пользу этого предположения может свидетельствовать тот факт, что многие группы современных насекомых пытаются скрыться от губительных лучей солнца в влажные подземные дворцы, например, термиты.

У современных насекомых существуют симбиотические отношения с зелеными растениями. Многие из них поглощают растения, например, перерабатывают древесину как термиты, питаются нектаром как пчелы. Можно предполагать, что впервые попав на нашу планету, предки членистоногих использовали в качестве симбиотов доставленные вместе с ними саженцы зеленых растений. Это, конечно, весьма дерзкое предположение, но в нем нет и доли иронии. Ведь предки членистоногих могли быть разумны! Можно предположить также, что предки членистоногих имели нервную систему, отличную от нервной системы человека и позвоночных животных. Головному мозгу человека, разделенному на два полушария, левое и правое, у насекомых соответствуют головные ганглии, которые морфологически также могут быть разделены на два полушария, левое и правое. Вот что пишет о нервной системе насекомых С. В. Савельев в своей книге «Происхождение мозга»:

«Головные ганглии насекомых имеют довольно сложное строение. Обычно в них выделяют несколько отделов. Ростральнее всех расположены грибовидные тела, или corpora pedunculata. Они являются высшим „интеллектуальным“ центром беспозвоночных. По сути это функциональный аналог лобных долей большого мозга человека. В грибовидных телах принимаются решения об использовании той или иной программы поведения. Более того, они организованы по принципам, общим с корой головного мозга млекопитающих… Грибовидные тела не имеют прямых связей с анализаторами. Только сигналы, предварительно обработанные в зрительных, вкусовых, обонятельных или соматических центрах, попадают в грибовидные тела».

В этой связи надо сказать и о том, какую функцию выполняют лобные доли у человека. Они служат для выработки социализированного поведения и аналитических решений. Благодаря им человек легко встраивается в социум и находит контакт со своими соплеменниками. Благодаря аналогичной структуре – грибовидным телам – формируется общественное поведение и многих видов насекомых: термитов, муравьев, пчел. Мы можем подозревать, что грибовидные тела у разумных предков насекомых, паукообразных и ракообразных были намного больше, чем у их современных потомков. Гипотетически рассуждая, можно думать, что предки общественных насекомых строили города в качестве укрытия от палящих лучей солнца, подобно тому как строят сегодня термиты свои развитые колонии. У термитов, муравьев и пчел существует касты. Каждая социальная группа занимается возложенным на них делом на благо всего социума. Именно поэтому некоторые исследователи называют сообщество насекомых сверхорганизмом. Можно предполагать, что по принципу сверхорганизма строилось и общество древнейших предков насекомых, которых можно было бы условно назвать членисторукими…

У современных членистоногих иное строение глаза, нежели у позвоночных животных. Это предполагает, наряду с другими типовыми особенностями, что для создания их тел использовались иные принципы. Фасеточный глаз имеет сложное строение и состоит из сотен, а порой и тысяч фасеток-линз. Весьма любопытно, что никакой эволюции глаза членистоногих мы не наблюдаем. Напротив, у жившего около 535–520 млн. лет назад хищного аномалокариса, «аномальной креветки», достигающего в длину 2 метра, был сложный фасеточный глаз на стебельке, имеющий 16 тысяч фасеток. Для сравнения, у современных мух в глазу всего 4 000 фасеток, а у муравьев их 100. Аномалокарис, по всей видимости, охотился за трилобитами и жил в воде. Однако нельзя исключать, что животные типа аномалокариса представляют собой уже инволюционирующую линию потомков, вошедших некогда в воду. Вероятно, они ведут свое происхождение от сухопутных разумных членисторуких, обладающих еще более зорким зрением и развитыми конечностями.

Рис. 88. Загадочный аномалокарис

Среди других кембрийских жителей выделяются ракоскорпионы или эвриптериды. Самые большие из них достигали 2,5 метра в длину. Ракоскорпионы жили в промежутке 510–255 млн. лет назад в водной среде. Эволюционисты не знают, почему ракоскорпионы достигли таких больших размеров. Они предполагают, что их гигантизм связан был с высокой концентрацией кислорода в воде, но многие данные в эту теорию не вписываются. Самой большой клешней обладал ракоскорпион, обнаруженный недавно в Германии в карьере около города Прюм. Клешня оказалась длиной 46 см.

Вымершие трилобиты также достигали больших размеров – самые большие были около метра. На внешней стороне тела располагались сложные фасеточные глаза, на внутренней – ноги и рот. Многие трилобиты были хищниками. Строение тела трилобитов несет следы приспособления к придонному образу жизни. У них был мощный уплощенный панцирь. Раньше думали, что трилобиты эволюционировали от 3 см сприггины, обитавшей в позднем протерозое. Но сейчас от этой версии многие палеонтологи отказались. Совершенно не понятно, от кого произошли и аномалокарис и ракоскорпионы и трилобиты. Все они могли быть далекими потомками разумных сухопутных членисторуких, о которых мы ничего не знаем, так как они обитали на суше, и их тела не сохранились в ископаемом состоянии. На примере известных ископаемых мы видим как изначальный тип членистоногих (членисторуких) утрачивал свою универсальность. Представители разных видов членистоногих по-своему приспосабливались к разной среде обитания. Вероятно, у членисторуких наблюдалась точно такая же инволюция – упрощение организации тела, наряду с признаками адаптации к определенной среде обитания, которая наблюдалась значительно позже и у позвоночных, ведущих свой род от древнего человека.

Как строили свои «мегаполисы» членисторукие?

Возможно, что членисторукие прилетели на Землю из какой-то иной части космической ойкумены, нежели древние люди и задолго до них. Совершенно ясно, что разумные членисторукие были лишены той специализации, которую мы видим у вымерших кембрийских ископаемых форм, а также более поздних ракообразных, паукообразных и насекомых. Однако сходство всех трех групп современных членистоногих указывает на то, что у них был единый предок. Одним из морфологических критериев такого сходства является наличие наружных хитиновых покровов, а также наличие фасеточных глаз, особо устроенной нервной системы и пр. Мы не знаем точно, как могли выглядеть разумные членисторукие. Можно лишь предполагать, что передвигались они прямо. Головной конец их туловища располагался вертикально, а не горизонтально над землей, как у их потомков – членистоногих. Можно также предполагать, что членисторукие имели большие головные ганглии, аналогичные головному мозгу человека. Они строили жилища и укрытия, отдаленно напоминающие «колодцы» современных термитов. Возможно, что они как термиты сооружали крытые галереи, защищенные от солнечных лучей, разводили внутри своих городов-крепостей оранжереи и сады нужных им растений и грибов. Как мы знаем, термиты в этом деле большие умельцы. Они устраивают внутри термитников даже определенный микроклимат с благоприятной для их тела влажной средой. Однако можно предполагать, что их далекие предки – членисторукие совершали все это сознательно, а не инстинктивно, как термиты. Можно предполагать, по косвенным свидетельствам, что особого развития цивилизация разумных членисторуких на нашей земле так и не получила, в той мере, в какой она получила у современного человека. По крайней мере, нам не известно ничего об их искусственных сооружениях – подземных дворцах, если таковые действительно имелись. Очень может быть, что повлияло на деградацию членисторуких, ускорило ее, вмешательство древних людей, которые появились, судя по всему, на нашей Земле несколько позднее заселения ее разумными членисторукими.

По всей видимости, атмосфера Земли до прибытия сюда разумных членисторуких была разряжена. В ней не было такого количества кислорода. Очень может быть, что первые растения членисторукие привезли с собой на нашу планету и рассадили их здесь. Благодаря фотосинтезу и распространению зеленых растений, атмосфера древней Земли стала пригодна для свободного дыхания. Можно также предполагать, что у первых членисторуких не было легких, как и у их далеких потомков. К примеру, все тело насекомых пронизывают тонкие трубочки-трахеи, по которым к клеткам тела поступает кислород. Стремление общественных насекомых организовывать коллективные жилища с замкнутым циклом жизнеобеспечения может свидетельствовать о том, что эту особенность они восприняли у своих далеких предков. Таким образом, термитники, муравейники и ульи представляют из себя некую слабую копию былых «мегаполисов» членисторуких. Большая часть этих «мегаполисов» могла располагаться в земле или скалах, под надежной защитой, не позволяющей губительному ультрафиолету проникать в эти коллективные жилища. Вероятно, в таких «мегаполисах» была своя система вентиляционных каналов, отдаленно напоминавшая современные вентиляционные шахты термитников. В «мегаполисах» располагались сады с культивируемыми и быстро растущими растениями и полезные грибы. Термиты, постоянно срезая «шляпки» этих грибов, используют в пищу выделяемые ими энзимы. Растут грибы в специальных вентилируемых камерах на пережеванной древесине и отходах, которые, постепенно окисляясь и разлагаясь, дают тепло. Надо особо отметить, что желудочно-кишечный тракт термитов способен перерабатывать клетчатку, благодаря наличию в их кишечниках особых бактерий-симбиотов. Термиты нередко выгрызают своими крепкими челюстями внутри древесины систему ходов. Таким образом, они добывают нужную им пищу и выстраивают систему переходов, защищенную от внешнего воздействия. Вряд ли разумные членисторукие обладали такой способностью. Скорее всего, они использовали зеленные растения наподобие того, как их используют современные люди.

Следует особо отметить, что в момент гипотетического заселения Земли разумными членисторукими не было плодовых растений. Хотя растительный мир древний Земли изучен не в полной мере.

Мы точно не знаем, когда на Земле появились первые наземные растения. Более или менее достоверные ископаемые останки известны с силура и среднего ордовика. Возраст их составляет свыше 450 млн. лет. У псилофитов, которых многие эволюционисты считают предками наземных растений, не было настоящих корней и листьев. Они представляли собой невысокие кустарниковые или травянистые образования. В их древесине имелось два типа сосудов: ксилемы и флоэмы. По ксилемам транспортировалась вода с растворенными в ней солями, а по флоэмам – органические питательные вещества. Функцию фотосинтеза выполняют стебли. Как полагают некоторые палеоботаники, псилофиты вторично покинули сушу и перешли к водному или полуводному образу жизни. В результате, их строение значительно упростилось. О растениях, которые до этого обитали на суше, мы ничего не знаем в силу того, что на суше практически не сохраняются органические останки. Можно предполагать, что древние наземные членистоногие могли питаться спорами псилофитов. Не исключено, что в еще более далекие от нас времена разумные членисторукие специально разводили водоросли и грибы. У многих водорослей встречаются листья и другие органы, которыми могли питаться древние членисторукие. Ископаемые останки наземных грибов – аскомицетов или сумчатых грибов – обнаружены в силуре. Однако совершенно не исключено, что гораздо раньше этого членисторукие завезли на Землю предковые формы сумчатых грибов. Они размножаются специфическим образом – при помощи сумок (асков), которые содержат споры. Эти грибы разлагают органические остатки: опавшие листья, кору и древесину и утилизируют находящуюся в них целлюлозу. Ныне аскомицеты специально разводят некоторые виды муравьев и термитов. Среди современных видов этих грибов всем известные трюфели, сморчки, строчки и пармелия. Многие из этих грибов уже утратили половой способ размножения и перешли к бесполому; другие грибы этого отдела стали вторично одноклеточными, например, дрожжи. Аскомицетов великое множество. Сегодня известно 2000 их родов и 30 000 видов. Человек использует сумчатые грибы в пищу, для выпечки хлеба, для получения разных видов лекарственных препаратов, витаминов, алкалоидов, ферментов и антибиотиков. Неужели современные люди обязаны древним членисторуким тем, что именно они доставили на нашу планету предковые формы этих грибов?