Последний козырь Президента Овчаренко Александр
После прибытия к новому месту службы, меня, как иногороднего, поселили в заводском общежитии, с которым наше руководство заключило договор, в надежде на то, что наличие в общежитии полицейских будет являться для остальных проживающих сдерживающим фактором. В результате нашему ОВД была выделена дюжина одноместных номеров. Проживающие в этих номерах полицейские ежемесячно вносили плату за жильё, которую наш главбух регулярно обещал компенсировать, но так же регулярно забывал об этом. По горькой иронии судьбы я, имея в Москве шикарную трёхкомнатную квартиру, вынужден тесниться в общежитии, в котором на этаж предусматривалось всего два туалета и один душ. Через неделю после проживания на этом «островке рухнувшего социализма», со мной случился непростительный казус.
В тот день меня подняли по тревоге в четыре часа утра, и через двадцать минут после пробуждения я трясся в «Газели», которая увозила меня к месту совершения очередного убийства.
Когда мы подъехали по указанному адресу, труп хорошо одетого молодого человека лежал под балконом, и снежинки на его лице уже не таяли. Под левой лопаткой несчастного торчала рукоятка ножа, и я без заключения судебно-медицинского эксперта сделал вывод, что с балкона его сбросили мёртвым. Квартиру, откуда сбрасывали тело, определили быстро: убитого перекидывали через перила, поэтому балкон был измазан кровью, которая хорошо видна в свете галогенного фонарика.
В самой квартире никого не оказалось, лишь остатки пиршества пяти или шести человек.
Пока мы строили версии и опрашивали соседей, криминалист тщательно снял обнаруженные в квартире отпечатки пальцев, но ясности это не прибавило. До утра мы строили версии и пытались нащупать хоть какую-то подсказку, пока на сотовый телефон Кавалерова не пришло короткое сообщение от агента.
– Всё, мужики! Здесь сворачиваемся и едем в адрес, – прочитав сообщение, объявил Валентин Иванович. – Будем брать Броню.
Валерка Броневицкий, по кличке «Броня», спал мёртвым сном. Он лежал на несвежей постели в одежде, и на правом рукаве его давно нестиранной рубашки были хорошо видны бурые, похожие на кровь, пятна.
Пару лет назад суд первой инстанции отправил мелкого воришку Броневицкого на два года в зону, за то, что последний очень любил шарить у пьяных по карманам. Из зоны Броня вернулся хмурым, нелюдимым, и если ему на язык попадала хотя бы капля водки, он становился агрессивным и не упускал случая продемонстрировать свою «крутизну».
В тот роковой вечер в компанию малознакомых людей Броня попал случайно: выпивали, шутили, танцевали. Броня не танцевал и не шутил, и чем больше пил, тем мрачнее становилось его лицо. Наконец он «дозрел» и, ухватив за локоть хозяина квартиры, злобно прошептал: «Ещё раз к Таньке подойдёшь – убью»! Таньку Броня знал плохо, и отношений между ними никаких не было, но ему был нужен повод, и он его нашёл.
Не ведая об опасности, Татьяна сама позвала молодого человека на танец. Этого было достаточно, чтобы Броневицкий подошёл к нему со спины, и молча вонзил нож под левую лопатку. Вонзил профессионально, как учили в зоне, после чего на глазах у оторопевших гостей подхватил обмякшее тело под мышки, протащил через всю комнату и сбросил с балкона.
Броня на допросе ничего не отрицал, но и не раскаивался. По его мнению, он поступил «круто», как учили в зоне!
Был полдень, когда я вместе со следственно-оперативной группой на полицейской «Газели» возвращался в отдел. На светофоре мы нагнали свадебный кортеж, и наша «Газель» остановилась рядом с белым лимузином. Мы стояли так близко, что я мог рукой дотянуться до украшенного свадебными кольцами автомобиля и, постучав в окно, с улыбкой поздравить молодых. Однако я этого не сделал, и на то имелась веская причина: в роли счастливых молодожёнов выступали моя бывшая возлюбленная Катенька Воронцова и мой бывший друг Семигайлов Мишка. Они были так хороши собой, что у меня от зависти защемило сердце. Молодые муж и жена были пьяны не от вина, они были пьяными от любви, а главное, были живыми, и их ожидала долгая и, судя по всему, счастливая жизнь.
Я, Кантемир Каледин, для всех был мёртв. На подоконниках в моей пустой трёхкомнатной квартире стояли засохшие мёртвые цветы, мой кабинет на Лубянке давно занимал другой офицер, а на моей могиле на Троекуровском кладбище лежали поблёкшие венки из мёртвых цветов. Оказывается, чужое счастье может ранить очень больно, даже несмотря на то, что ты давно мёртв.
Вечером, вернувшись после работы в общежитие, я, не раздеваясь, упал на скрипучую кровать и долго тупо смотрел в давно не белёный потолок.
«Господи! Что я, полковник ФСБ, орденоносец, любимец Президента, делаю в этой клоаке? – запоздало посетила меня не самая лучшая в жизни мысль».
«Не хнычь! – сказал я самому себе. – Это твоё задание».
– Задание? – произнёс я вслух. – Это задание? Чтобы сходить утром в сортир, я должен выстоять очередь, а потом весь день, подобно легавой, бегать с высунутым языком по городу, разыскивая очередного уголовника?
Эти и есть моё секретное задание?
И тут меня пробил смех – безудержный идиотский смех. Я катался по полу своего одиночного номера, хохотал и не мог остановиться.
Минут через пять, почувствовав неладное, в комнату вбежали проживающие по соседству коллеги. Слёзы текли по лицу, а я продолжать хохотать.
Всем коллективом меня дружно прижали к полу и стали хлестать по щекам, но это не помогло. От хохота я перешёл к интенсивной икоте, которую также унять был не в силах. Постепенно я стал задыхаться, но жить, как ни странно, хотелось, даже в заводском общежитии, поэтому я стал вырываться из рук товарищей.
– Амба! – с сожалением в голосе произнёс молоденький лейтенант Колька Самохин, глядя на мои выкрутасы. – Кажись, «крыша» поехала! А ведь был непьющий!
В это время самый опытный из нас, сорокалетний капитан Петраков, каким-то образом умудрился влить мне в глотку полстакана водки. Я закашлялся, но странное дело – икота прошла, и я смог нормально дышать.
– При нашей работе такое случается, – прокуренным голосом пояснил Петраков. – Если ты все проблемы на работе дюже близко к сердцу принимаешь, то рано или поздно тебя вот такой «хохотунчик» и настигнет. В этом случае водка – первейшее средство. Ты, майор завтра на работу не ходи, возьми «больничный», и дома отлежись. Можешь пивка всласть попить, можешь с заводскими девчонками «замутить», что хочешь делай, только о работе не думай. Через три дня такой жизни будешь, как огурчик! По себе знаю.
На следующий день я так и сделал: сходил в поликлинику, где пенсионного вида терапевт померял мне давление, послушал сердцебиение, горько вздохнул и, не задавая лишних вопросов, оформил «больничный лист».
Выйдя из поликлиники, я условным звонком вызвал на встречу связника и всё без утайки ему рассказал.
– Может, меня пора списывать? – откровенно спросил я Алексея.
– Это вряд ли! – успокоил связной. – Ты пока поболей дня три, а я симптомы твои специалистам передам.
Через день приятный женский голос по телефону известил, что мне необходимо явиться для прохождения планового медицинского осмотра в Реабилитационный Центр МВД. Приказ есть приказ! И я на следующее утро отправился на другой конец города, чтобы в пустом медицинском боксе один на один встретиться со специалистом из нашей «конторы». Он проговорил со мной полчаса и сказал примерно то же самое, что и капитан Петраков, только более тонко.
– Ваш недавний нервный срыв – следствие полученной Вами контузии. Вы слишком активно включились в работу, а ваш организм к этому ещё не готов. По всему, Вас надо бы недельки на три в стационар положить, или хотя бы в санатории подержать, но начальство против такой постановки вопроса. Поэтому будем лечить по месту работы медикаментозно, – и он протянул мне пузырёк с таблетками.
– Что это?
– Это ваше гарантированное спокойствие! – улыбнулся специалист. – Не волнуйтесь, привыкания к препарату исключено, но не советую увеличивать дозировку, одной таблетки перед сном вполне достаточно.
– А если выпить две или три?
– Тогда лекарство сработает, как сильнейшее снотворное, но я Вам экспериментировать не рекомендую – можете не проснуться.
С того самого дня я принимаю успокоительные таблетки – по одной перед сном. Нервных срывов больше не было, но с тех пор я перестал видеть сны. Каждый вечер я ложусь в кровать и закрываю глаза, чтобы через мгновенье открыть их и убедиться: ночь пролетела, пора на работу.
У меня оставался ещё один свободный день и я, не мудрствуя лукаво, решил воспользоваться советом Петракова и попить пивка. Однако я не привык проводить время без пользы, поэтому назначил в пивном баре встречу своему агенту, проходившему по документам под оперативным псевдонимом «Камыш». Камышу имел три «ходки» в зону, и ему было глубоко за сорок. Он слыл «домушником»[22], но фортуна не была к нему благосклонна, поэтому полжизни он провёл за решёткой. После третьей «ходки» Камыш отошёл от дел, но в криминальных кругах его по-прежнему считали своим.
Пивбар являл собой классическую пивную, интерьер которой кинематографисты любили изображать в советских детективах середины семидесятых годов прошлого века.
Стоя за круглым столиком, я неспешно потягивал пиво из тяжёлой стеклянной кружки, удивляясь тому, как такое заведение могло сохраниться в центре Москвы в первородном обличье до наших дней.
Народу в пивной торчало немного, и часть столиков оставалась свободной, поэтому я очень удивился, когда к моему столику подошёл высокий мужик в потёртом китайском пуховике. Лицо скрывал надвинутый на глаза капюшон. То, что это не Камыш, я понял с первого взгляда: Камыш значительно ниже ростом, и он в любое время года носил потёртую кожаную кепку, которую называл «восьмиклинкой».
– Не помешаю? – глухо спросил незнакомец, пристраивая на столик пару кружек светлого пива.
– А если бы и так? – недовольным тоном произнёс я.
– Ты, кореш, извини, но я пить один не могу, – произнёс обладатель китайского пуховика, и одним движением откинул с головы капюшон.
Несмотря на отсутствие былого лоска, трёхдневную щетину и давно не стриженые волосы, своего школьного товарища Игоря Сафонова я узнал с первого взгляда. Какое-то время мы молча оценивали друг друга, потом школьный приятель скупо произнёс: «Выпьем»!
В создавшейся ситуации это был наилучший выход, и мы решительно сдвинули кружки.
– Не искри! – упредил меня Игорь и сделал большой глоток из щербатой кружки. – Я отвечу на любые твои вопросы. Подчёркиваю: на любые!
– Хорошо! Начнём с простых вопросов. Итак, как тебя зовут?
Видимо, он не ожидал, что я буду копать так глубоко, и на секунду растерялся, однако виду не подал:
– Для тебя я по-прежнему Игорь Сафонов.
– Сафонов Игорь погиб 31 августа 1986 г. в катастрофе теплохода «Адмирал Нахимов», кстати, вместе с родителями.
– Я на твоей могилке, Кантемир, не был, но имя в списке погибших на памятной доске в метро на Лубянке видел. Так что ты тоже в списках живых не значишься.
– Выпьем?
– Выпьем!
– Не усложняй, – произнёс мой школьный товарищ, утирая пивную пену с губ. – Пусть всё останется, как было: я для тебя Сафонов Игорь, ты для меня Кантемир Каледин.
– Ты сказал, что ответишь на все мои вопросы.
– Это мой ответ. Другого не будет.
– Хорошо, перейдём к следующему вопросу. Скажи, мой воскресший друг, ты работаешь в интересах нашего государства или у тебя есть другой хозяин?
– Я не работаю на иностранную разведку, следовательно, я не шпион. Ты это хотел услышать?
– И это тоже. Так кто же Вы, мистер Икс?
– Я, так же как и ты, являюсь сотрудником спецслужбы, и моя работа тоже состоит в том, чтобы оберегать и поддерживать внутри государства конституционный порядок.
– Выходит, мы с тобой коллеги?
– Коллеги. Только я служу в другом департаменте.
– Неужели в ГРУ?
– Не гадай! Всё равно не угадаешь.
– Будь по-твоему. Следующий вопрос: ты обанкротился?
– Нет, я по-прежнему являюсь владельцем крупной посреднической фирмы, а мой внешний вид – всего лишь маскировка. Руководство послало меня на встречу с тобой, поэтому я сейчас играю роль типичного представителя московской интеллигенции, который не нашёл места в обновлённой российской действительности.
– Как ты меня отыскал?
– Хочешь знать, на чём ты «прокололся»?
– Хочу! Как ты понимаешь, для меня это не праздный вопрос.
– На квартире, – произнёс Сафонов и утёр с губ пивную пену. – Ты уже более полугода как находишься в лучшем из миров, а на твою квартиру до сих пор никто не наложил лапу. И заметь: при полном отсутствии наследников. Согласись, это как-то нелогично, что квартира в элитном жилом комплексе, стоимостью около десяти миллионов рублей, уже шесть месяцев является бесхозной, и её до сих пор никто не прибрал к рукам. Дальше я решил провести дополнительную проверку, и от имени одного крупного писательского объединения послал в Управление ФСБ запрос о предоставлении информации о погибшем сотруднике ФСБ полковнике Каледине, для написания книги о последнем его подвиге. И знаешь, что мне ответили?
– Точно ответить не берусь, но что-то вроде того, что вы, господа писатели, не имеете допуска, и что для получения интересующей вас информации надо оформить разрешение установленным порядком!
– Правильно! Почти угадал. А что из этого следует?
– И что же из этого следует?
– Из этого следует, что твоё личное дело по-прежнему находится в кадрах, а не отослано в архив. Будь оно в архиве, меня бы кадровики просто перенаправили именно туда, а уж в самом архиве от меня потребовали бы «…получить разрешение установленным порядком»! Вывод: если твоё дело не сдано в архив, значит, ты жив.
– Лихо! Ну, допустим, ты убедился, что я живее всех живых, но как ты смог меня отыскать в многомиллионном городе? Я ведь мог и не быть в Москве.
– Мог. Однако я рассуждал логически. Если твою смерть связали с террористическим актом на Лубянке, а ты при этом выжил, значит, есть вероятность, что ты всё же находился во время взрыва в метро, следовательно, должен был получить ранение или хоть какое-то телесное повреждение. Не мог ты остаться целым, будучи в одном вагоне с террористами. Поэтому наши штатные «хакеры» проникли в компьютерную базу данных медицинских учреждений, подведомственных вашей «конторе», и выудили твоё имя. Надо было менять личность до того, как тебя положили в палату. Ну да это не твоя ошибка.
– А как ты нашёл меня после выписки из нашего ведомственного «санатория»?
– Это несложно. Я узнал, на такси какого таксомоторного парка ты уехал в Москву. После этого пришёл в эту фирму и заплатил диспетчеру пару сотен «баксов». Диспетчер без лишних вопросов выдал мне распечатку, где значился номер такси, фамилия и имя водителя, а также время и маршрут. Так я узнал, что порт твой нынешней приписки – УВД «Центральное». Признаюсь, это меня больше всего удивило.
– Признаюсь, меня тоже. И последний вопрос: зачем я тебе нужен?
– Хороший вопрос! Мне поручено передать через тебя руководству вашей «конторы» очень важную информацию.
– А сами реализовать полученную информацию или хотя бы довести её до заинтересованных лиц вы не в силах?
– В том-то и дело, мой дорогой друг, что официально нашей секретной службы нет. Разумеется, у нас, как и у любых «силовиков», есть свои руководящие органы, свой аналитический центр, свои подразделения силовой поддержки и даже своя тыловая служба, но об этом знает крайне узкий круг лиц. Мы не стоим на довольствии у государства, у нас законные, но собственные источники финансирования, поэтому мы не подчиняемся ни одной государственной структуре. Повторяю: официально мы не существуем[23].
– И Президент знает о вашем существовании?
– Знает, и относится пока терпимо. Я бы даже сказал, нейтрально. В разные времена при разных руководителях государства нашу службу то негласно приближали к президентскому окружению, то объявляли на нас охоту. Сейчас руководство страны и ФСБ усиленно делает вид, что о нашем существовании им ничего неизвестно. Нас такое положение устраивает. Что же касается «горячих» новостей, то можно было обойтись проще: взять и скинуть всю информацию по электронной почте в Администрацию Президента или в ФСБ. Однако где гарантия, что наше предупреждение не примут за бред шизофреника или чей-то глупый розыгрыш. Поэтому наши аналитики решили, что если переданная мной информация в руководство ФСБ придёт через тебя, больше шансов, что к ней отнесутся серьёзно.
– Я весь во внимании!
– Не ёрничай! Дело действительно серьёзное. Ты ведь ещё продолжаешь заниматься делом Таненбаума?
– Считаю, что ответ на этот вопрос ты знаешь не хуже меня.
– Будем считать, что ты ответил утвердительно. Так вот буквально на днях нам случайно стала известна информация, что Таненбаум готовит покушение. Угадай, на кого?
– Даже боюсь предположить!
– На канцлера ФРГ Анну Вернер.
– Хм! Действительно, такое сообщение по электронной почте посылать не следует. Если бы я услышал это от кого-то другого, ни за что бы не поверил.
– А мне веришь?
– С трудом, но верю. И зачем это ему?
– Возможно покушение – всего лишь маленькая деталь какого-то дьявольского плана. Аналитики до сих пор ломают головы, но для решения этого уравнения слишком мало исходных данных и слишком много неизвестных.
– Может, ты по дружбе откроешь страшную тайну и скажешь, кто скрывается под именем Таненбаум?
– Этого я тебе не скажу, потому что сам не знаю. Возможно Таненбаум – не один человек, а группа высокопоставленных сановников, которые втайне от Кремля ведут свою игру, конечная цель которой нам пока не ясна.
– Когда и где должно состояться покушение на канцлера?
– Покушение должно произойти на немецкой земле, накануне отлёта фрау Вернер в Париж, где намечена встреча крупнейших кредиторов Греции. Это всё, что мне известно. На этом мы с тобой расстанемся, тем более что кое-кто уже проявляет нетерпение.
Я повернул голову и за последним столиком увидел Камыша, который цедил вторую кружку и, бросая в мою сторону красноречивые взгляды, буквально приплясывал от нетерпения.
Глава 7. Пуля – дура или разрешите Вас застрелить
В основной массе немцы – народ законопослушный. Если вспомнить историю, в отличие от германцев, мы, славяне, очень легко поднимались по набату, дружно громили царские палаты и под улюлюканье толпы весело тащили на плаху того, перед кем ещё вчера били поклоны. Позже, в эпоху развития капитализма, толпа единогласно возводила в ранг героя любого революционно настроенного «отморозка», осмелившегося выстрелить или бросить бомбу в царскую особу или, на худой конец, в крупного государственного сановника, забывая при этом, что объектом нападения являлась законно избранная власть.
Другое дело немцы! Я не помню, чтобы история Германии изобиловала дворцовыми переворотами, политическими убийствами и военными путчами. Правда, был в истории немецкого народа один неприглядный факт – мюнхенский пивной путч, но и он не удался: не пошли за Гитлером законопослушные мюнхенцы. Даже после халявного, простите, бесплатного пива, не пошли. Более того, самого Гитлера и остальных участников путча они дружно упрятали в каталажку. Именно тогда будущий фюрер понял, что в Германии взять власть легче законным путём, чем подбивать немцев на свержение законного правительства.
Любят немцы своих правителей, любят и уважают, невзирая на их партийную принадлежность! Поэтому служить в немецкой полиции – одно удовольствие! Посудите сами: граждане на любое замечание полицейского реагируют адекватно, и в драку не лезут, к самим полицейским относятся уважительно, поэтому никак не могут понять, что означает русское выражение «мент поганый». А если им на границе задают вопрос «провозите ли Вы запрещённые к вывозу предметы или наркотики?», всегда отвечают правдиво. Они и дорогу переходят исключительно на зелёный свет, даже если на ней нет автотранспорта.
Святая наивность! И, чего греха таить, наши туристы, въехав на родину Шиллера и Баха, часто этой законопослушной наивностью пользуются.
– Имеете ли Вы, гер Кабаков, при себе оружие? – спрашивает при пересечении границы немецкий таможенник нашего российского братка.
– Да какое оружие, братан? – натурально удивляется гер Кабаков по кличке «Кабан», у которого к правой ноге эластичным бинтом вместе с запасной обоймой приторочен старый пристрелянный «ТТ» 1943 года выпуска.
– Гут! – удовлетворённо заключает таможенник. – А не провозите ли Вы, гер Кабаков, через границу наркотики и другие запрещённые предметы?
– Ты чё, родной! – вскидывается Кабан. – Какая наркота? Я чё, фраер, наркоту через границу толкать? Так и «спалиться» [24] недолго. Если надо, я её, родимую, у вас достану.
Вот примерно так и происходит общение представителя германского государства с типичным представителем обновлённой России.
Грустно, барышни!
Покушение на канцлера ФРГ произошло 1 февраля во время проведения партийного съезда ХДС[24], председателем которого являлась госпожа Вернер.
Это печальное событие произошло ровно через месяц, после того, как группа майора Мартынова вернулась в Москву. Не знаю, что «нарыли» доблестные оперативники, но Таненбаума с его подготовкой к покушению на госпожу канцлер они проморгали! Это свело на нет все их победные реляции, если таковые и были.
Сообщение о покушении на канцлера ФРГ для немецкого обывателя прозвучало как гром среди ясного неба! Германия бурлила и не понимала, как рука законопослушного немца могла подняться на представителя верховной власти. Оказалось, что не немца; оказалось, что мужчина, бросившийся на канцлера со старинным кинжалом в руке, по крови был больше венгр, чем немец. Немкой была только его мать, да и та из числа переселенцев из Северного Казахстана.
Чистокровным немцем был полицейский, который среагировал раньше, чем охранявшие канцлера агенты секретной службы. Именно он успел выхватить пистолет и неприцельно произвести два выстрела – один точно в злодея, а второй… а вот со вторым вышел казус! Вторая пуля, выпущенная полицейским из штатного оружия, пробила левое плечо госпожи Анны Вернер.
На следующий день вся Германия рукоплескала госпоже канцлер, которая, несмотря на ранение, с рукой на перевязи полетела на саммит в Париж, где её появление произвело фурор. Если организаторы покушения хотели не допустить её участия во встрече кредиторов, то, сами того не желая, сыграли на раненую руку «Неустрашимой Анны», как её окрестила немецкая пресса.
– Откуда Вы, госпожа канцлер, черпаете силы? – спросили греческие журналисты на заключительном брифинге.
– Из вашей слабости! – жёстко ответила Неустрашимая Анна обанкротившимся сынам Эллады.
– Вы по-прежнему будете стойко защищать интересы евроэкономической зоны? – поинтересовались французские «акулы пера».
– Стойкости мне не занимать, – не моргнув тщательно подведённым глазом, парировала госпожа канцлер. – Мой прадед был прусским офицером и, мечтая покорить Европу, сражался под Верденом. Я же пришла, чтобы спасти Европу.
– Спасти от чего? – не отставали репортёры.
– От вашей непрактичности. Мы, немцы, очень практичная нация, поэтому будем тратить на Грецию столько денег, сколько понадобится.
– И вы называете это практичностью? – недоумевали журналисты. – Скорее это похоже на мотовство. Экономика Греции – бездонная пропасть, и она способна поглотить не только Грецию, но и другие европейские страны. Не кажется ли Вам, госпожа канцлер, что в данной ситуации лучше позаботиться каждому о себе?
– Не время подсчитывать барыши, когда горит общий дом, – сказала, как отрезала, Неустрашимая Анна, и с достоинством удалилась.
О подробностях этого саммита не слышал только ленивый, так как телевиденье и пресса на все лады склоняли выступление госпожи канцлер.
В основном это были хвалебные статьи, но были и критические отзывы.
Так, оппозиционная газета «Русский мир» на своих страницах дала подробный анализ последним событиям, и сделала вывод, что нашумевшее покушение – не что иное, как хорошо разыгранный спектакль.
– Посудите сами, много ли было шансов у сорокалетнего страдающего одышкой и избыточным весом злоумышленника пробиться сквозь кольцо охраны? – задавался риторическим вопросом автор газетной статьи. – А ведь ему надо было не только прорвать плотное кольцо хорошо вооружённых и натренированных профессионалов, но и успеть нанести жертве хотя бы один удар старинным кинжалом, который бедняга накануне выкрал из национального музея. Вы скажете, что сотрудники секретной службы просмотрели нападение? Думаю, что нет! Это бравый полицейский поторопился с выстрелом. И в результате его «героических» действий мы имеем мёртвого злодея, которого невозможно допросить, и раненую госпожу канцлер, которая вынуждена при плохой игре делать хорошую мину и продолжать играть по одной ей ведомым правилам.
Возникает закономерный вопрос: «А что было бы, если бы полицейский офицер выхватил пистолет из кобуры на пару секунд позже»?
Возьму на себя смелость утверждать, что всё было бы лучше, чем сейчас: сотрудники секретной службы в считанные секунды успели бы скрутить и обезоружить нападавшего, а госпоже Вернер не пришлось бы тратиться на лечение!
«Действительно, какое-то «опереточное» покушение, – подумал я, откладывая «Русский мир» в сторону. – Оно и отдалённо не напоминает хорошо спланированную операцию. Автор статьи, не имея специальной подготовки и пользуясь информацией только из открытых источников, сумел сопоставить факты и доказать, что данное покушение было изначально обречено на провал. Тогда какой смысл в его организации?»
Сообщение о готовящемся покушении я через связного передал в тот же день, вернее, ночь, после того, как расстался с Игорем Сафоновым. И вот на выходе вместо преступления века какая-то плохо отрежиссированная оперетка! Что-то это не похоже на работу Таненбаума.
Ответ на мучавший меня вопрос я неожиданно получил от своих коллег-полицейских. По давно заведенной традиции, в понедельник утром начальник уголовного розыска собирал у себя в кабинете рабочее совещание: уточнить результаты за прошедшую неделю и заодно посмотреть на хмурые лица подчинённых.
Кавалеров сам далеко не ангел, но если кто-то из офицеров являлся в понедельник на совещание с явными признаками похмелья, того он карал со всей своей пролетарской жестокостью.
В тот день планировалось проведение расширенного совещания, с привлечением следователей и сотрудников экспертно-криминалистического отдела. Кавалеров задерживался в кабинете начальника Управления, поэтому мы коротали время, включив стоящий в углу кабинета телевизор. По телевизору в очередной раз крутили запись нападения на канцлера ФРГ. Присутствующие отпускали шуточки в отношении бравого полицейского, умудрившегося с пятнадцати метров промахнуться и прострелить плечо госпоже канцлер.
И вдруг сидевший со мной эксперт-криминалист, которого за сходство с персонажем из популярного кинофильма о русской охоте сотрудники называли Михалычем, неожиданно громко произнёс:
– Каблук!
– Чей каблук? – не понял я.
– У женщины каблук подвернулся, – пояснил Михалыч, имея в виду госпожу Вернер, и кивнул в сторону телевизора. – Её охранник нечаянно плечом толкнул, она непроизвольно отставила левую ногу в сторону на полшага, и у неё при этом подвернулся каблук.
Все замолчали. За столом сидели не вчерашние студенты юридического факультета, а умудрённые жизнью и опытом полицейские, которые сразу поняли, что имел в виду эксперт-криминалист: госпожа канцлер за секунду до выстрела подвернула каблук, и, чтобы не упасть, инстинктивно наклонилась влево, и в этот момент пуля попадает ей в плечо. Если бы она не изменила положение тела, пуля ударила бы в левую половину груди – туда, где билось горячее сердце Неустрашимой Анны.
– Это дело под нашу юрисдикцию не попадает, – раздался голос Кавалерова, который зашёл в кабинет как раз в тот момент, когда Михалыч разъяснял суть событий. Все понимали, что Валентин Иванович пошутил, чтобы разрядить обстановку, но почему-то никто не засмеялся.
– Ну да, где мы и где Германия! – пробормотал следователь Егоркин, но его шутка тоже не получила одобрения.
Совещание прошло как-то вяло, без ругани и без «огонька».
– Значит, убить канцлера должен был не страдающий ожирением и одышкой шизофреник, а полицейский! – сделал я неожиданное для себя заключение. – Убийство по неосторожности, или, того круче – роковое стечение обстоятельств, что в переводе на общепонятный язык означает: «Простите господа, но так уж звезды сошлись или так карта легла – как вам больше нравится, но только в смерти госпожи канцлер никто не виноват: обвиняемый смерти госпожи Винтер не желал, умысла на убийство у него не было, а пуля – она известное дело, дура! Поэтому какой с неё спрос»?
При хорошем адвокате оправдательный вердикт присяжных в суде мог иметь место. Даже если бы фортуна не была благосклонная к полицейскому стрелку, и его признали виновным, то за неосторожное убийство большой срок он бы не получил. При хорошем гонораре за свой не совсем точный выстрел он мог согласиться и на годик-другой тюремного заключения. Учитывая, что немецкие тюрьмы отличаются от российских каталажек так же, как ночлежка для бездомных – от отеля «Риц», то отсидеть небольшой срок в тюрьме, где в наказание за нарушение режима цветной телевизор заменяют чёрно-белым, не представляет большого труда.
Я едва дождался окончания совещания.
– Нет, ты только представь! – взахлёб рассказывал я связному, которого условным звонком экстренно вызвал на встречу. – Представь, как было хорошо спланировано: смерть от случайной пули! И никого этим не удивишь, ведь гибнут же заложники во время операции по их освобождению!
– Да ты не горячись! – успокаивал меня Алексей. – Я сегодня же передам специалистам твоё сообщение, и уже завтра они просчитают и проверят твою версию. Однако не думаю, что только ты заметил, что в момент выстрела потенциальная жертва изменила положение тела. Вероятней всего, аналитики уже пришли к аналогичному заключению, но ты всё равно «молоток»!
– Это первый промах в работе Таненбаума! – продолжил я свою мысль. – Следовательно, он предпримет ещё какие-то действия, а это нам на руку: глядишь где-то оступится и, дай бог, «засветится»!
– Твоя версия, конечно, имеет право на существование, – после короткого раздумья произнёс связной. – Однако я думаю, что Таненбаум не будет продолжать добиваться устранения канцлера. Зачем рисковать? После неудачного покушения охрану усилят, возможно, сведут на нет все публичные мероприятия с участием госпожи Вернер, тем более что она должна пройти курс лечения. Скорее всего, Таненбаум больше не будет атаковать с этой позиции, – замотал головой Алексей. – Как ты думаешь, чего он хотел добиться устранением канцлера ФРГ?
– Ну, она бы не участвовала на встрече инвесторов, и без её участия ещё неизвестно, как бы был решён вопрос о кредитовании Греции.
– Интересная версия! – оживился связной. – А что было бы, если бы Германия отказала сынам Эллады в очередном кредите?
– Я думаю, в Греции наступил бы экономический крах, который сыграл бы роль спускового крючка. И Европейский союз под каблуком очередного кризиса раскрошился бы, как сухое печенье!
– Ты думаешь, кризис в такой ситуации неизбежен?
– Я думаю, что в такой экономической ситуации он закономерен.
– Наверное, Кантемир, ты прав, – подвёл итог беседе связной и, пожав на прощанье руку, профессионально растворился в разношёрстной массе спешивших по своим делам москвичей.
Глава 8. Ложная цель
Однажды в понедельник утром, после планёрки, Коновалов неожиданно поймал меня за рукав и шепнул на ухо:
– Задержись!
Я дождался, когда коллеги, вздохнув с облегчением, шумной толпой вышли из кабинета в коридор, и подошёл к столу начальника.
– Ты чем сейчас занимаешься? – спросил Коновалов, словно пять минут назад мы не обсуждали проблемы, которые за неделю накопились у каждого оперативника.
– Вы же знаете, педофилом, – ответил я, догадавшись, что вопрос задан для проформы, да и весь затеянный разговор – всего лишь прелюдия к основной увертюре под названием «Надо срочно найти»!
– Знаю, – кивнул головой Коновалов. – Но тут такое, понимаешь, дело, так сложились обстоятельства, – замялся старый опер. – Короче! Ты своего педофила на пару-тройку дней оставь в покое, а сам переключись на угон.
– Угон? – не поверил я своим ушам.
– Ну да, угон! – повысил тон Коновалов. – И что в этом такого?
– Это же не моя специализация! Угонами Харитонов занимается. У него и база данных своя имеется, и агентура…
– Чем занимается капитан Харитонов, я отлично знаю и без твоих напоминаний! – прервал меня Конь. – Я хочу, чтобы ты помог найти ему одну-единственную машину.
– Что за машина?
– Автомобиль «Мазда» красного цвета, седьмая модель, куплена три месяца назад.
– Я не о приметах. Я хотел узнать, почему именно этой машине такие привилегии. В Москве за сутки угоняют десятка полтора, а то и больше автомобилей, и среди них есть тачки круче, чем «Мазда» седьмой модели.
– Правильно мыслишь, майор, – сверкнув глазами, деловито произнёс Коновалов. – Поэтому я тебя в помощь Харитонову и определил. Машина эта записана на Всеволода Смирнова, депутата Государственной Думы, председателя какого-то там подкомитета по соблюдению законности. Короче, Смирнов – куратор по надзору за нами, ментами. Улавливаешь мысль?
– Не очень. Как-то не вяжется: член государственной думы и красная «Мазда».
– Депутат Смирнов ездит, как и положено слугам народа, на чёрной служебной машине. На красной «Мазде» катается его молодая жена, вернее, каталась!
– Значит, мне педофила пока оставить в покое и заниматься поиском машины жены депутата Государственной Думы? Я Вас правильно понял?
– Ты меня, майор, правильно понял, и нечего меня взглядом сверлить.
– А то, что этот нелюдь, пока я занимаюсь депутатской «Маздой», двух или трёх школьниц изнасилует, это не страшно! Потерпевшие ведь не из семьи депутата! И вообще в том, что с ними произойдёт, будут виноваты сами родители, потому как за дочерями своими не смотрели, а работали на заводе по две смены. Денег хотели хапнуть побольше! Стяжатели!
– А ты, майор, быстрей разбирайся с угоном и переключайся на педофила. Во времени и средствах я тебя не ограничиваю. И нечего мне здесь проповедь во спасение моей ментовской души читать! Поздно!
Капитану Харитонову не было и тридцати лет. Был он высокий, худой, подвижный, как ртуть, и в его глазах горел огонёк азарта.
«Это хорошо, – порадовался я за коллегу. – Азарт в работе всегда на пользу. Значит, работа ещё не набила оскомину, с таким сотрудником и работать приятно».
– Юрий, – представился капитан и протянул руку.
– Валерий, – в свою очередь представился я и ответил на рукопожатие. – Я о Вас слышал, но познакомиться как-то не получалось.
– Пустяки, – улыбнулся Юрий, и я отметил, что улыбка у него добрая, бесхитростная. – Я так понимаю, что Коновалов Вас прислал ко мне на усиление.
– Какое там усиление? Скорее я буду у Вас на подхвате.
– Слушай, давай на «ты»!
– Не возражаю! – согласился я. С Харитоновым было легко, и я уже не жалел, что ввязался в это дело.
– Значит, так! – пояснял Харитонов, согнувшись над письменным столом, как колодезный журавль над срубом. На столе лежало тощее уголовное дело по факту угона автомобиля «Мазда». – Машину угнали вчера вечером прямо со стоянки торгового центра. Видеонаблюдение зафиксировало факт и время угона, но больше из видеосъёмки ничего полезного не выжать! Преступник заснят со спины, лица не видно, фигура изменена «дутым» пуховиком, на голову надвинут капюшон. Потерпевшая была так уверена в охране стоянки, что не поставила автомобиль на сигнализацию. Угонщик был в зоне видимости ровно четыре секунды, после чего сел в авто и нажал на газ.
– А что охранники?
– Да какая там охрана? Одна видимость, чтобы больше денег брать!
– Охранники запись смотрели? Может, кто-нибудь из них злодея опознал?
– Обижаешь! Это первое, что я сделал. Никто никого не опознал. Я ещё вчера «зарядил» агентуру, но пока никакой информации нет.
– Ты им веришь?
– Кому?
– Агентам своим?
– Кому верю, кого перепроверяю. В основном дают реальную наводку.
– С чего бы так?
– Явно не из любви ко мне. Мои агенты – в основной массе типичные неудачники. В большой бизнес они не пробились: не хватило ни ума, ни денег. В воровской среде они тоже не в фаворе, а жить на что-то надо. Вот и сдают мне своих более удачливых «корешей».
– И ты им за это платишь!
– А я им за это плачу! Таковы правила игры, и они их приняли. Странно, что тебя это коробит. Я слышал, что ты «розыскник» со стажем.
– Может и так, но я как-то раньше своей головой обходился и с агентурой не работал. Мне легче злодея на чистосердечное[25] подвинуть, чем кого-то вербануть[26]. Не люблю я это дело.
– Признаться, я тоже не в восторге, но в нашем деле, сам знаешь, без агентуры нельзя!
В этот момент меня вторично за день посетило какое-то странное чувство: словно я уже слышал эти слова раньше, и всё это связано со старым долгом.
– Автомобиль новый, куплен три месяца назад, даже обкатку не прошёл. Особых примет нет. Хотя… здесь я неправ! Есть! Есть особая примета! – оживился Юрий. – Японцы не учли, что климат в России резко континентальный: то в жар, то в холод бросает. Хотя это седьмая модель, могли бы и учесть.
Читать бесплатно другие книги:
