Спаси меня, мой талисман! Шатрова Наталья
Женщин никто не опрашивал, и Недвига долго раздумывала, рассказывать ли о встрече Тенгизы и старухи. Ее так и подмывало поведать старейшинам о странной дощечке, хранившейся у второй жены. И хотя Тенгиза была ей крайне неприятна, Недвига все же решила ничего не рассказывать.
Ну, мало ли какие тайны скрывает женщина? Вот и Недвига нет-нет да и взглянет на Баяна, и сожмется ее сердце в тоске и печали. Может, и Тенгизе какой воздыхатель через старуху послание передал? Тенгиза, конечно, злыдня, и наказать ее не мешало бы, только Недвига никогда не опустится до мелочного доносительства.
Старейшины так ничего и не вызнали. Всех дозорных казнили и про этот случай старались больше не вспоминать. Разобравшись таким образом с таинственным делом, старейшины собрали совет, на котором избрали нового вождя. Им стал Кутай.
Не только Кутай, но и его жены вскоре почувствовали, что значит уважение соплеменников. Теперь каждая женщина считала за честь прийти помочь по хозяйству, или принести подарок, или пригласить в гости. У Кутая и до этого были рабыни, которые выполняли все черные работы и освобождали жен от многих женских обязанностей, теперь же Недвига просто не знала, куда себя деть от безделья.
А богатства сколько в руки поплыло! Каждый воин обязан с похода выделить часть добра для вождя, и теперь женская вежа была усыпана утварью, тканями, войлоком.
Но Кутая, казалось, не радовало ни уважение соплеменников, ни богатство. Ходил он в последнее время мрачным, задумчивым, как будто что-то сильно беспокоило его. И женщины реже стали посещать его ночью, и все чаще стал приходить шаман, который подолгу о чем-то шептался с вождем, давал ему какие-то травы.
Недвига подозревала, что мужа мучают боли, но спросить напрямую не решалась. Жаловаться на болезнь печенег никогда не станет, считая это недостойным мужчины.
Впрочем, беспокойство о муже редко посещало ее, куда тревожнее было поведение Тенгизы, заигрывающей с Баяном: то улыбнется ему невзначай, то положит ему побольше мяса в миску, то скажет что-нибудь приятное для мужского уха, охочего на похвалу, и ведь постоянно норовила оказаться там, где он, слегка потереться, как умеет это делать только женщина: ненавязчиво, исподтишка.
Недвига не понимала Тенгизу. Неужели тем самым она хочет восполнить недостаток в любовной утехе, которой в последнее время лишил их муж? Правда, видимо, страшась его гнева, вторая жена знала чувство меры и вела себя осторожно. Но она совсем забыла о жене Баяна. А та замечала все ее уловки, краснела и угрюмо прятала глаза, но молчала, ничем не выдавая своей ревности.
Вторая зима в печенежском стане подходила к концу, уже все предвещало скорую весну: ясность синего неба, укороченные ночи, золотистость луны, яркость восхода солнца. Недвиге надоело сидеть почти безвылазно в веже и скучать.
Весну она ждала с нетерпением, почти постоянно думая о Баяне. Она замечала его неравнодушные взгляды, но страх перед мужем удерживал от подачи тайного знака, хотя очень хотелось это сделать. Но уединиться где-нибудь зимой не представлялось возможности, а тискаться в степи на морозном ветру не было желания: не девочка уже. Но Баян, казалось, чувствовал ее колебания и все чаще стал попадаться ей на глаза, как бы подталкивая к решительным действиям.
Так и проходили дни в тягостном ожидании какой-то перемены, которая обязательно должна прийти с наступлением весны. Ведь весной оживает природа, обостряются все чувства, зацветают растения и даже в животных просыпается любовь, а что же говорить о людях?
Все дни были заполнены радужными мечтами и раздумьями, поддаваться или нет соблазну изменить мужу, и, может быть, в спокойствии и докатилась бы жизнь до теплой весны, если бы печенежский стан не потрясло страшное событие.
Недвига сидела в веже одна, сбивая масло, когда вошла жена Баяна. Недвига сразу почувствовала неладное: всегда спокойная, молодая женщина в этот раз выглядела взволнованной и неуверенной.
– Мне надо поговорить с тобой, – обратилась она к Недвиге.
Степнячки хорошо относились к Недвиге, да и сама она прикладывала немало усилий, чтобы завоевать такое отношение: держалась со всеми дружелюбно, никогда не гневалась, была приветлива, за что с легкостью вошла в круг не только простых печенежек, но и получила благосклонность у знатных женщин рода, поскольку была не по годам мудра и могла помочь советом.
Жена Баяна присела впритык к Недвиге, которая оторвалась от работы и внимательно посмотрела на нее. Первое впечатление не обмануло: та действительно казалась очень взбудораженной, долго не могла решиться заговорить, теребя подол своего наряда.
– Что-то случилось? – не выдержала Недвига.
Жена Баяна встрепенулась, будто вопрос подстегнул ее, и заговорила:
– Помнишь тот весенний поход, когда убили вождя?
– Конечно… – Недвига насторожилась.
– Я не спала в ту ночь, мучилась от чего-то. Баян был странный, не такой, как всегда. Он спросил меня вдруг: «Спишь?» Я промолчала, притворилась спящей. Он вылез из повозки. Мне стыдно сейчас признаваться, но я решила проследить за ним.
Женщина замолчала, набираясь духу. Недвига тоже замерла, исподволь ощущая щекочущее чувство страха, понимая, что услышит сейчас нечто такое, от чего всем им может не поздоровиться.
Жена Баяна тяжко вздохнула и продолжила:
– Но когда я вылезла следом, Баяна уже не увидела. Я пошла наугад и заметила женщину у повозки вождя. Не знаю, что-то мне подсказало тогда, что надо спрятаться, и я быстро юркнула за ближайшую повозку. Женщина вела себя очень странно, она стояла тихо чуть сбоку от полога и была неподвижна, как изваяние, поэтому я не могла никак догадаться, кто это. Прошло совсем немного времени, и вдруг засвистели стрелы, закричали люди. Из повозки выскочил вождь, и женщина ударила его сзади. Он упал. Я стояла, боясь пошевелиться. Женщина двигалась прямо на меня. Я думала, не выдержу, закричу или умру на месте. Она прошла рядом и не заметила меня. Зато я ее разглядела. Это была Тенгиза.
Недвига ошеломленно уставилась на женщину, переваривая услышанное, потом произнесла:
– Значит, ты видела, кто убил вождя, и не сказала старейшинам? Почему?
– Я долго мучилась. Я много раз хотела признаться, но вдруг мне не поверили бы? Я совсем чужая в вашем стане, а Тенгиза живет здесь много лет. И еще – она колдунья. Я боюсь ее.
– Вот глупости, – удивилась Недвига, – с чего ты взяла?
– Летом она часто ночью уходила из стана. Простая смертная разве пойдет одна ночью в степь? И Руту она совсем запугала. Знаешь, та при ней и слова боится сказать, выполняет любое ее поручение.
– Конечно, Рута рабыня, как ей не слушаться госпожу?
– Нет, тут другое. Она что-то знает про нее плохое, но молчит, боится…
– Ну, хорошо, – сдалась Недвига, решив не спорить с молодой женщиной, – ты так долго хранила эту тайну, почему сейчас решила все рассказать мне?
– Я хочу пойти к старейшинам и открыться им.
– Да ты что?! – Недвига аж привстала. – С ума сошла, что ли? Лучше молчи о том, что видела, и никому не говори. Я тоже нема как рыба, можешь положиться на меня.
Молодая женщина всхлипнула и уткнулась лицом себе в колени. Недвига растерялась, стала успокаивать:
– Ты что? Не плачь. Я всегда с тобой. Ничего не бойся. Тенгиза ведь ни о чем не догадывается, поэтому молчи. Расскажешь ты старейшинам правду – и что? Спросят, почему раньше молчала? Еще и накажут, если поверят…
– Я бы молчала, да сил нет терпеть. Извела меня ревность проклятущая.
– Да ведь Тенгиза только дразнится. Нет у нее ничего с Баяном и быть не может, – попробовала Недвига успокоить женщину.
– Нет, Недвига, я знаю, что говорю. Я своими глазами их видела. Сначала к речке ушла Тенгиза, закутанная с головы до ног в твое покрывало. Я думала сначала, что это ты, да она споткнулась прямо у моей вежи и раскрыла лицо. А за ней следом, оглядываясь, как зверь, проследовал Баян. Ох, вернется, все глаза выцарапаю.
Молодая женщина рассказывала, даже не догадываясь, какая буря бушевала сейчас в душе Недвиги. А она-то думала: куда ее покрывало подевалось? Затем шальная мысль ударила в голову, и сердце заколотилось неистово: да ведь Баян спутал Тенгизу с ней. Его жене и невдомек, что не за мачехой он шел, а – за покрывалом. Неужели Тенгиза догадалась об их чувстве друг к другу и воспользовалась этим?
– И ты подумай, какая хитрая, – сокрушалась между тем молодая женщина, – твое покрывало надела, чтобы в случае чего на тебя все свалить. Нет, не могу больше терпеть, все расскажу старейшинам…
– Не надо, не говори об этом никому. Забудь как страшный сон, – еще раз попробовала отговорить Недвига женщину, но та, всхлипнув, махнула рукой и вышла из вежи.
На другой день жена Баяна пропала. Шаман, пошептавшись сам с собой, изрек:
– Женщины нет в живых.
После полудня за станом нашли труп. Смерть женщины была ужасна: разорванное горло, поцарапанное, изуродованное лицо. Бедная женщина попала в лапы дикого зверя и не смогла противостоять его бешеному натиску.
Известие о смерти взбудоражило печенегов, но более всего взволновало Недвигу. Беседа накануне была не для посторонних ушей, и то, что женщина сразу пропала, наводило на кой-какие размышления. Недвига уже не верила в случайные совпадения.
Вечером все население собралось в центре стана, где на подстилке, расстеленной прямо на снегу, лежала покойница. Недвига смотрела на нее, а в голове вертелся вчерашний разговор. Сейчас бедняжка уже не внушала того ужаса, как тогда, когда ее принесли из степи. Кровь смыли, но лицо и горло хранили следы страшной смерти.
«Что же произошло с тобой? – невольно задавала Недвига вопрос, вглядываясь в лицо молодой женщины, не только изуродованное когтями зверя, но и искаженное предсмертной мукой страха и боли. – Как ты оказалась одна в степи? Зачем ты пошла туда?» Но женщина с закрытыми глазами оставалась неподвижной и ничего уже не могла поведать.
Вокруг угрюмо стояли люди. Каждый знал, что растерзанное волком тело предвещало всему роду что-то зловещее и нехорошее, ведь царь степи считался Предком печенегов.
Появился шаман, затряс седой косматой головой, застучал в бубен палкой, задрыгал тощими ногами, обутыми в старые, потертые кожаные онучи, завыл тягучую непонятную песню.
Вволю наплясавшись, шаман вдруг замер и уставился на покойницу прищуренными глазами, затем вдруг упал на колени и заверещал:
– Понял, я все понял, о, Великие Предки. Я донесу вашу волю до слуха вождя и моих сородичей! Слушайте все! Неспроста чужую женщину из соседнего рода не приняли наши Предки. Они дают нам знак. Долгое время мы вынашивали мысль объединиться с родом, из которого она вышла, чтобы прогнать угров и хазар с Подонья. Но наши предки не хотят этого. Я уже давно нашел вот это послание, – шаман выхватил из-за пазухи дощечку с начертанными на ней знаками. – В нем Предки запрещают нашему роду вступать в переговоры с другими племенами. Я ничего никому не говорил. Я думал, что это злые люди подбросили ее, но теперь глаза мои прозрели, уши очистились. О, Предки! Вы предупреждали меня, но я, каюсь, не послушался! Теперь вы рассердились и послали смерть чужаку, чтобы я наконец внял вашему совету!
Недвига похолодела, глядя на дощечку в руках старца. Красноватое дерево, чуть отколотый угол и вырезанные знаки, покрашенные в черный цвет. Дощечка Тенгизы. Как она оказалась у шамана? Неужели она подбросила ему дощечку? Что за черные мысли скрывает эта женщина?
Недвига посмотрела на вторую жену вождя. Та стояла спокойно, лицо ее выражало полное безразличие к происходящему. Невольно Недвига поежилась и снова решила промолчать. Не потому, что боялась, а просто не хотелось сейчас, у мертвого тела, ворошить прошлое. Жену Баяна этим все равно не вернешь.
И снова Недвига обратила взор на покойницу. Погибнуть от клыков зверя. Какая ужасная смерть!
Ветер, сырой и противный, трепал полог вежи, задувал во все щели. Недвига сидела у самого очага, грелась, поднося красные руки к горячим камням.
Погода испортилась к вечеру неожиданно, все уже чувствовали весну, и никого не обрадовала снежная метель. К тому же из-за нее надо идти за стан, чтобы загнать табуны в балки и расщелины. Лошади боятся резкого ветра. В метель они начинают беспорядочно метаться, отчего калечатся и часто погибают. Поэтому в стане все знали неписаный закон: в любое время суток, едва закружатся первые порывы снежного ветра, все население без предупреждения выходило в степь.
Особенно нелегко приходилось семье Кутая. У него был самый многочисленный табун. Недвига только что вернулась с речки, где полоскала белье, и очень замерзла. Но никуда не денешься, все уже убежали в степь, и ей тоже пора идти. Она потерла руки – вроде согрелись – и вышла из вежи.
Недвигу тут же подхватила снежная круговерть, толкая в спину, задувая за кожух, но она удержалась на ногах и поплелась в степь.
Она брела, утопая в снегу, с превеликой неохотой, поскольку совсем не понимала, в чем должна заключаться ее роль в спасении лошадей. Ей уже не раз приходилось выходить в степь, но она панически боялась угодить под копыта бессмысленно мечущихся лошадей и чаще простаивала в сторонке, наблюдая за бестолковыми, как ей казалось, людьми, что-то кричащими, бегающими, машущими руками и плетьми.
Порывы ветра резко били в лицо колючими брызгами, и приходилось низко опускать голову, брести наугад. Недвига не заметила, как вышла из стана и оказалась одна в завывающей степи. Она испугалась. Вокруг ни души, веж не видно. Где все – неизвестно.
Недвига закричала, но в ответ лишь засмеялась метель, закручивая снежные вихри в воронку.
«Не хватало еще заблудиться», – подумала она, но вскоре уже поняла, что так оно и есть. Как такое могло случиться? Вот ведь совсем недавно она была среди веж, и вдруг все исчезло, и ни огонечка не видно.
Быстро стемнело. Еще быстрее Недвига замерзла. Почему это произошло именно с нею? Что за злой рок преследует ее? Невольно вспомнила жену Баяна и содрогнулась от страха. А вдруг сейчас появятся волки? Она плотнее закуталась в кожух, но бесполезно, он уже не согревал. Страх перед волками тут же был забыт, остался только ужас перед неминуемой гибелью от холода.
Недвига брела, пока совсем не выбилась из сил. Сначала она решила просто передохнуть и остановилась, затем опустилась на колени, а потом и вовсе легла.
Но в то, что надвигается смерть, Недвига верить еще не хотела. Неужели вот так глупо она лишится жизни? Неужели Бог допустит это? Последним проблеском сознания была усмешка: какой Бог – греческий, славянский, степной? Живя среди разных народов, она совсем запуталась в богах. Холод пронизывал до костей, а затем стало тепло и спокойно.
Она не почувствовала, как ее подняли, закутали в шкуры, не слышала укоряющего голоса:
– Что же ты, а? Два шага до стана не дошла…
Недвига очнулась, с удивлением осмотрелась. Как ни странно, она помнила, что заблудилась в пургу и прилегла в снег, а сейчас она лежала на теплых шкурах в незнакомой веже. Мирно потрескивал огонь посередине, освещая войлочные стены. Над ложем висело оружие: лук и стрелы, сабля, ножи различной длины.
Около огня на корточках сидел мужчина, спиной к Недвиге. Она пошевелилась, и он тут же обернулся. Недвига смутилась, признав Баяна.
– Ой, давно я тут? Кутай ругаться будет, не вышла табун загонять.
– Лошади давно в укрытии, кругом метет, и зги не видно. Тебя в такую пургу искать не будут. Я хочу, чтобы ты провела ночь со мной.
– Что ты говоришь? Опомнись!
– Разве я недостоин награды за твое спасение?
– Попробуй только прикоснуться ко мне, – испугалась Недвига, – и я расцарапаю твою мерзкую рожу.
Баян рассмеялся:
– Да я уже прикасался. Очнулась бы ты, если бы я не растер тебя?
Только сейчас женщина ощутила шершавые шкуры голой спиной. Она лежала полностью раздетая. Краска стыда залила ее лицо.
– Как ты мог? А если сейчас кто-нибудь войдет?
– Как ты прекрасна. – Баян, будто не слышал, подошел к ложу, присел на край, отогнул шкуры, обнажая смуглые женские груди.
Недвига вскрикнула, потянула шкуру на себя.
– Не бойся, – жарко зашептал Баян, – никто не узнает.
Недвигу так и распирало отдаться зову плоти с мужчиной, о котором мечтала все последнее время, но страсть еще не совсем затуманила ее голову. «Что я делаю? Так и жизни можно лишиться. Уж лучше бы я в степи замерзла!»
Баян наклонился, коснулся губами ее груди. Недвига оттолкнула его, вскочила. Мужчина попробовал ее удержать, но она ловко увернулась, бросилась к пологу, на полпути остановилась, сообразив, что на ней нет одежды. Тут же схватила какой-то полушубок, накинула его и хотела выскочить из вежи, но вход загородила плотная фигура вождя, и она с размаху врезалась в нее. Сзади маячил шаман с завязанными глазами.
Сначала Кутай ойкнул от неожиданности, затем глаза его непритворно округлились.
– Недвига?! – грозно произнес он.
Вернувшись с рабами из степи, Кутай понял, что Недвига пропала.
– Надо к шаману идти, – посоветовала старшая жена. – Он должен помочь отыскать ее, не раз ведь находил заблудившихся.
– Не знаю, пойдет ли шаман в метель искать? – засомневался Кутай.
– Пойдет! – уверила жена. – Помнишь, Баян мальчонкой в степи потерялся? Целых пять дней искали. Думали, замерз уже, а шаман все шел и шел, все твердил, что живой пока. Нашли под снегом – спал как сурок, живехонький и невредимый.
Вождь направился к шаману. Шаман сидел у очага раздетый – грел старческие кости. Выслушав Кутая, он молча надел свою кожаную одежду с различными звякающими и болтающимися подвесками, на голову нахлобучил черную шапку, велел завязать себе глаза и вывести его на улицу. Постояв немного, послушав завывание ветра, он произнес:
– Кто-то колдовал, заморочил голову женщине, она заблудилась, но сейчас опасность миновала.
Шаман, шепча заклинания, двинулся вдоль веж, расположенных полукругом, обойдя стан три раза, остановился в конце концов у вежи Баяна.
Недвига в страхе замерла, глядя на представшую перед ней грозную фигуру мужа.
В вежу протиснулся шаман, сдернул с глаз повязку.
– Видишь, Кутай, духи подсказали мне верно, где искать жену твою, – удовлетворенно заметил он, с усмешкой глядя на полуобнаженную женщину.
– Она мне больше не жена! Ты недостойна быть ею, Недвига! Я продам тебя, как только стает снег в степи! А пока ты будешь выполнять самую грязную работу! Ноги мыть моим женам! – гнев вождя не знал предела.
Кожух едва прикрывал голые ноги Недвиги, и это еще больше взбесило его.
– Подойди ко мне! – прорычал он.
Женщина робко приблизилась. Вождь схватил ее за волосы, намотал косы на руку, оттянул голову назад. Недвига вскрикнула от боли.
– Что кричишь? Это еще не боль. Ты знаешь, что я могу с тобой сделать?
Женщина еле заметно кивнула – любое движение причиняло нестерпимую боль.
Кутай отпустил ее волосы. Недвига выпрямилась, уже не замечая тупой боли в затылке, думая лишь о предстоящем наказании.
– Раздевайся.
Женщина вспыхнула от стыда и, не поднимая глаз на мужчин, сняла с себя кожух.
– На колени, – последовала новая команда.
Недвига опустилась на земляной пол, застеленный войлоком.
В руках хозяина появилась плеть, развернулась, просвистев в воздухе, и полоснула по голой спине. Жгучая боль заставила женщину закричать. Вождь, продлевая мучение, с удовольствием стал вытягивать плеть, углубляя рану. Недвига от невыносимой боли уже и кричать не могла, лишь стонала и всхлипывала, стараясь расслабить тело, чтобы облегчить боль.
– Подожди, отец, не бей Недвигу. Я хочу купить ее, – произнес Баян дрогнувшим голосом.
– Да? – Вождь с интересом посмотрел на сына, опуская руку с плетью. – Сколько же ты за нее хочешь заплатить.
– Называй цену, – с готовностью отозвался мужчина.
– Цену, говоришь, – вождь ногой пнул женщину в бок, – вставай.
Недвига, постанывая, поднялась.
– Видишь, какая она у меня красавица? – Хозяин прищурился. – Покрутись, Недвига, перед покупателем, покажи все свои прелести.
Женщина не сдвинулась с места.
– Кому говорю?
Женщина вздрогнула и безропотно повернулась кругом, не испытывая при этом никакого стыда от оценивающих взглядов мужчин. Она думала лишь об одном: когда же все это закончится?!
– Я думаю, табуна лошадей она стоит…
– Да ты что? – возмутился Баян. – Самая дорогая рабыня от силы на одну лошадь потянет.
– Я цену назвал, – усмехнулся вождь. – Твое дело, покупать или нет.
Недвига с замиранием сердца ждала ответа. Когда-то давно северянский воин не поскупился, отдав за нее целое состояние. Неужели и сейчас произойдет чудо и страсть заставит гордого печенега раскошелиться? Но надежда оказалась напрасной, да и глупо думать, что в тридцать лет женщина может рассчитывать на большее, чем похотливая непродолжительная страсть.
Баян вздохнул, с сожалением оглядывая Недвигу. Он подозревал, что отец запросит небывалую цену, и готов был поступиться тремя, пусть пятью лошадьми, но табун – это слишком высокая цена за рабыню.
– Ты знаешь, отец, табун я добывал потом и кровью. Я с малых лет ходил в походы, и богатство мне досталось нелегко, так что я не могу его вот так разбазаривать.
– Тогда о чем речь? Недвига, ступай домой. Отныне спать будешь на полу и есть с рабами.
Дважды приказывать не пришлось. Она мигом натянула на себя кожух, выскочила из вежи и напоролась на Тенгизу, стоявшую у входа. Та злорадно улыбнулась:
– Что, сучка, повезло тебе? А ведь Кутай мог голышом по стану прогнать…
Недвига хотела что-нибудь ответить, но, понимая, что действительно легко отделалась, только всхлипнула и побежала в женскую вежу, не замечая ни завывания ветра, ни снежной круговерти.
Глава седьмая
Наконец-то кончилась зима: ветреная, слякотная, сырая, нудная и противная.
Весну Недвига ждала с нетерпением, будто только она могла смыть весь испытанный ужас и боль от смерти жены Баяна, вернуть жажду жизни и надежду на счастье. И вот наконец весна пришла, запестрела яркими цветами и сочной высокой зеленью.
Не только люди возрадовались теплу и солнцу, но и отощавший за зиму скот и табуны лошадей стали без боязни гулять по балкам и оврагам. А дичи сколько в степь прилетело: куропатки, стрепеты, дрофы, дикие утки! Печенегам раздолье в это время – и птицы, и рыбы, и сайгаки так и просятся сами в руки.
Все бы хорошо, но жизнь Недвиги стала безрадостной. Вождь выполнил свое обещание, превратив ее в рабыню. Правда, ноги женам мыть не заставил, но работой загрузил наравне со всеми рабами. Кутай постоянно давал понять, что она никто и не смеет претендовать ни на какие блага. Недвига и не роптала, выполняя свои обязанности смиренно, и даже рада была, что вождь не требует от нее ночных утех, потому что теперь постоянно думала о Баяне.
Одно то, что он хотел купить ее, поднимало ее в собственных глазах и заживляло сердечную рану лучше всякого чудодейственного зелья.
Впрочем, оба они старались реже попадаться друг другу на глаза. Вождь, казалось, постоянно наблюдал за своей рабыней, выискивая в ее поведении какой-нибудь огрех, чтобы тут же вменить ей это в вину, и она очень осторожничала.
Не только Недвига вела себя благоразумно, Тенгиза тоже притихла и больше не домогалась так нагло Баяна, как бывало раньше. Но приближение весны никто не отменял. Она чувствовалась постоянно, повсюду и невольно, вместе с радостным щебетом птиц, наводила на мысли о возрождении жизни, о весенней благодати, хотелось забыть все плохое и думать только о любви.
После смерти жены Баяна женщины из семьи Кутая как-то приуныли, разговаривали мало. Тенгиза вообще почти ни с кем не общалась, все больше проводила время за станом, в основном у реки. В такие часы все радовались ее отсутствию, мирно и спокойно занимаясь делами. Было в Тенгизе что-то колдовское, пугающее простых женщин. Иногда так взглянет из-под черных бровей, что мурашки по коже побегут. Поэтому многие старались как можно реже попадаться ей на глаза.
Все чаще Недвигу мучили сомнения, которые рождали тревожные предчувствия. Почему она промолчала у тела жены Баяна о Тенгизе? Почему ничего не сказала о дощечке? Неужели она, как и другие, боится этой женщины? И немудрено: действия Тенгизы были загадочными, ее поведение таинственным, но никто и думать не смел пойти за нею к реке и посмотреть, чем она там занимается. Ой, не зря бедная покойница считала Тенгизу ведьмой.
Тенгиза будто чувствовала, что Недвига думает о ней, то повернется вдруг резко и вперит в нее злобный взгляд, то при встрече нехорошо усмехнется. Недвига и спать-то уже стала ложиться с превеликой опаской, резонно полагая, что та и придушить может во сне.
Постоянно Недвига ощущала смутную тревогу, ей не давало покоя предчувствие чего-то нехорошего, что окончательно перевернет ее судьбу или вообще лишит ее жизни. Если бы знала Недвига, что ей было уготовлено, не стала бы мучиться сомнениями, а вприпрыжку побежала бы к старейшинам и рассказала все, как хотела это сделать жена Баяна.
Одним погожим вечером, когда население стана, радуясь первому теплу, высыпало из душных веж заниматься делами на свежем воздухе, раздался крик, и из женской вежи выскочила Рута.
– Смотрите, смотрите, что я нашла у Недвиги.
В руках она держала оскаленный волчий череп с раскрытой пастью и клыками, темными от спекшейся засохшей крови, и волчью лапу в бурых пятнах.
Пока Недвига с изумлением смотрела на эти предметы, вокруг стал сбираться народ. Приплелся и шаман.
– Люди, смотрите, не этими ли орудиями была убита жена Баяна? – истошно завопила Тенгиза.
По толпе людей прошелестел тихий ропот. Все с ужасом отхлынули от Недвиги.
– Это не мое! – закричала она. – Я никогда не видела их. Поверьте мне!
Печенеги угрюмо смотрели на нее. «Я пропала! – с ужасом поняла женщина. И как утопающий хватается за соломинку в последний час жизни, так и она решилась высказаться, чтобы отвести от себя подозрение. Может быть, ей не спастись, но и Тенгиза должна понести наказание.
– Я требую дознания! Эти вещи не мои. Зато я знаю, кто убил вождя. Жена Баяна накануне смерти рассказала мне все. Она видела убийцу. Это была Тенгиза. И дощечку, которую показывал шаман, я видела у Тенгизы в тот самый вечер, как убили вождя.
Тенгиза изумленно уставилась на Недвигу, но тут же опомнилась и заверещала:
– Она врет. Не видите разве, на других наговаривает, чтобы от себя подозрение отвести.
– Я не вру, – Недвига топнула ногой. – Перед смертью жена Баяна хотела пойти к старейшинам и все им рассказать. А дощечку ты шаману подбросила…
– Да что вы слушаете ее? Зачем мне убивать вождя, подбрасывать дощечку? Да ведь пасть волчью у нее нашли!
– Тише, женщины, – нахмурился шаман, – надо во всем разобраться. Пасть и лапа принадлежали мне. Я их давно хватился, все никак не мог понять, куда делись.
Шаман замолчал, переводя тяжелый взгляд с одной женщины на другую. И люди замерли вокруг, и будто природа закоченела, ветер замер, и вечер задержался.
– Я хоть и стар, но плохой памятью не страдаю. Вещи эти пропали задолго до того, как Недвига в стане появилась.
– Кажется, я понял, – вдруг встрял Баян. – Мне еще тогда, в походе, показалось все странным: дозорные уснули. А ведь ты им, Тенгиза, еду носила, могла чего-нибудь подсыпать. А почему вождь ударом в спину убит был? Так в бою не погибают. И удар какой-то странный, не со всей силы. Я еще тогда подумал, что женская ручка его наносила.
– А вот и нет! – недобро рассмеялась Тенгиза. – Я в ту ночь в повозке Кутая спала. А Недвига одна была!
– И тут ты просчиталась. Когда заварушка началась, я к отцу побежал, заодно видел, как Недвига из своей повозки выпрыгнула. А отец один спал мертвецким сном, еле добудился…
– Да о чем ты говоришь, Баян, опомнись, – воскликнула женщина, – Недвига жену твою убила, а ты ее выгораживаешь!
Шаман слушал перепалку молча, переводя недобрый взгляд с Баяна на Тенгизу. Наконец произнес веско и значительно:
– Сдается мне, дело здесь нечисто. Дознание с пыткой надо проводить.
Несколько воинов быстро принялись разжигать огонь. Вскоре он запылал, от жара начал таять снег вокруг. Недвига смотрела на огонь, мысленно прощаясь с жизнью, не сомневаясь, что первой пытать будут ее, поскольку она всего лишь рабыня.
И действительно, двое мощных воинов подхватили ее за руки и поволокли к костру. Она даже не сопротивлялась, отдавшись на милость судьбы и случая – все равно никому ничего не докажешь.
– Итак, Недвига, говори, ты убила женщину? – вопросил шаман, глядя на нее вострыми глазами.
Недвига впервые увидела его глаза так близко: старческие, замутненные, – и поняла, что они будут смотреть на ее мучение без жалости и сострадания до тех пор, пока она не признается даже в том, чего не совершала.
Дюжий паренек в это время спокойно нагревал на огне клинок сабли. У печенегов все пытки были продуманы до мелочей. Они знали, как развязать жертве язык.
– Нет и нет! Я сказала правду. Еще я видела, как Тенгиза, тогда, в походе, разговаривала с какой-то старухой, и та передала ей эту дощечку.
– Врет она, все врет, – снова завизжала Тенгиза.
– Молчи! – прикрикнул на нее шаман, даже не обернувшись. – И твой черед скоро придет.
Один из воинов стянул с Недвиги покрывало и разорвал рубаху до пояса. Женщина поежилась под недобрыми взглядами степняков, хотела прикрыться руками, но не успела. У лица промелькнула раскаленная сабля и приложилась плашмя к груди. Недвига закричала.
– Стойте, стойте! – Рута подбежала к костру.
– Молчи, дура! – зашипела на нее Тенгиза.
– Нет. Я не буду молчать. Долго ты меня пугала, но теперь невинный человек страдает, и я все скажу. Пасть и волчью лапу я давно случайно видела у Тенгизы, а сейчас она меня послала порыться у Недвиги в вещах. Я сначала даже удивилась, почему нашла их у Недвиги, и вот только теперь догадалась. Тенгиза их подбросила!
Последние слова Руты потонули в глубинах памяти, и Недвига повисла на руках воинов, крепко держащих ее потерявшую сознание от болевого шока. Это было ее спасением.
Сколько она пробыла без чувств, трудно сказать, очнулась от душераздирающего крика, ворвавшегося в сознание.
Недвига открыла глаза. Она все еще находилась в руках воинов, а у костра извивалась в мучениях раздетая Тенгиза. Спина, грудь и живот ее краснели страшными ожогами. Тенгиза кричала и ругалась одновременно:
– Рабыни-твари, сговорились. Они обе ненавидят меня. Звери, ничего не знаю, ничего не скажу. Заговор это против меня…
– Скажешь, скажешь, – зловеще повторял шаман, глядя, как палач снова нагревает саблю, затем посетовал: – Огонь, видать, не берет ее.
– Сейчас мы ее ножом пощекочем, – тут же отозвался молодой палач, отложил саблю и достал из-за голенища нож.
Тенгиза замолчала, уставясь на стальной клинок. Воин подошел к ней и воткнул полножа в бок. Женщина взвизгнула, но тут же визг как будто захлебнулся хрипом. Из раны брызнула кровь, а нож начал медленно поворачиваться.
Недвига без содрогания не могла смотреть на эту пытку и отвернулась. Тенгиза лишь стонала, закатывала глаза, тихо скулила, изредка повторяя:
– Ненавижу вас всех… Да чтоб вы сгинули, изверги.
Проклятия только раззадорили палача. Он вынул нож из тела, схватил грудь и хотел уже полоснуть по ней, но был остановлен шаманом:
– Погоди. Вот ведь живучая гадина. Ничто ее не берет, ни нож, ни огонь. Зенки ей надо выжечь, может, тогда поумнеет.
Палач безропотно пошел греть нож на огне. Тенгиза вздохнула, но передышка была недолгой, нож раскалился быстро, и мужчина подошел к ней. Один из воинов крепко ухватил голову женщины, и, как она ни пыталась вырваться, горячий нож подступал к ее глазам все ближе и ближе. Палач намеренно затягивал пытку, давая последнюю возможность на раскаяние, и Тенгиза не выдержала:
– Не надо, все скажу, все! – и потеряла сознание.
Глава восьмая
Недвига еле передвигалась по веже: располосованная плетью спина терзала нудной болью. Нужно было лежать, но кто позаботится о рабыне? Рута и Тенгиза стонали, каждая на своей постели.
Старшая жена вождя безмятежно спала. Ей не было дела до страданий покалеченных женщин.
Недвига тихо, стараясь не шуметь, подошла к кувшину с водой, отхлебнула чуть ли не половину. Прохладная влага разлилась по сухому горлу блаженством, сразу придав телу бодрость, а мыслям ясность.
Думать и вспоминать не хотелось, но мысли сами невольно лезли в голову.
Печенеги не пощадили ни одну из трех женщин, всем досталось по заслугам. Недвигу пороли плетьми за скрытность, за то, что видела Тенгизу с чужой женщиной и не сказала об этом. Руту – за то, что знала о многих проделках госпожи и тоже молчала.
Больше всех пострадала Тенгиза. Ее били палками за предательство и за убийства.
Все эти годы Тенгиза поддерживала связь с хазарским правителем и выполняла многие его поручения. Именно она извела первого вождя, подсыпав в еду яд. Второго вождя тоже надо было убить, но Тенгизе никак это не удавалось, поскольку она не входила в его семейный круг. Тогда был придуман план нападения, и женщина у реки дала ей сонное средство для дозора и точные указания, что делать. Убийство успешно было свалено на разбойников.
В тот вечер женщина передала Тенгизе дощечку. Сама Тенгиза читать не умела, но знала, что написаны на ней печенежские знаки, предупреждающие о том, что Предки не хотят, чтобы племя вступало в союз с другими родами. Тенгиза сразу подбросила дощечку шаману, но тот редко просматривал свои вещи, поэтому нашел ее лишь незадолго до смерти жены Баяна. Тенгиза даже радовалась тогда, что все удачно сложилось.
Совершала она злодейства с одной целью – угодить хазарскому кагану. Он очень боялся степняков, появившихся неизвестно откуда и тут же начавших громить и грабить все поселения вокруг. Каган не хотел, чтобы кочевые племена вступили в союз и превратились в грозную силу, поэтому и старался внести в их ряды раскол. В свое время много рабынь, таких, как Рута и Тенгиза, было отправлено в печенежские роды с наказом подсматривать, подслушивать и выполнять приказы кагана, когда от него явится человек. Но только Тенгизе, благодаря ее красоте и уму, удалось продержаться так долго и вредить безнаказанно.
Тенгиза, уверовав в свою удачу, в конце концов потеряла бдительность и чуть не была раскрыта женой Баяна, но вовремя подслушала разговор двух женщин. Тогда она заманила жену Баяна за стан, сославшись на неотложный разговор без свидетелей. Та охотно согласилась пойти со злодейкой в тихое место. Безопаснее было разговаривать в стане, но молодая женщина стыдилась показать свою ревность перед чужим племенем, в которое и так нелегко вживалась. Начнут судачить да за глаза смеяться.
Жена Баяна была очень гордой женщиной и за станом высказала Тенгизе все, что наболело, не забыв упомянуть и об убийстве вождя.
– И если ты не отстанешь от Баяна, – пригрозила она напоследок, – я все расскажу старейшинам.
Читать бесплатно другие книги:
