Бульон терзаний Лукас Ольга

Глава тридцатая

Пятьдесят роз и одна опунция

Владимир и Елена словно бы решили повторить некоторые уже пройденные сцены заново. Они два раза сходили в кино и один раз – в театр. В театре их, правда, разделял занавес: в афише очень удачно заменили «Зойкину квартиру» (где теперь блистал Бурцев) на «Чайку», в которой Владимир все еще играл Тригорина.

Пользуясь случаем, Елена купила новое платье. Заказала курьерскую доставку элегантного букета из пятидесяти бордовых роз. Пока старушка-капельдинер несла его к сцене, артисты неприязненно поглядывали на Аркадину, звезду сериалов, которую буквально атаковали поклонники с цветами. «Если бы талант исчислялся в полученных букетиках, некоторые мамзели у нас могли бы стать новой Раневской», – совсем недавно отозвался об этом явлении Капитан. И тут букет вручают Владимиру!

Аркадина так и застыла с протянутыми руками. К счастью, ситуацию спас пунцовый отрок с тремя чахлыми гвоздичками, плотно замотанными в целлофан. Он вырулил откуда-то сбоку, взобрался на сцену в грязнущих чеботах 45 размера и даже ручку любимой артистке поцеловал. «Лучше бы пленку с букета снял и на ноги намотал», – ласково попеняла ему бабушка-капельдинер.

Владимир выскочил из театра первым, прижимая к груди охапку роз. Сегодня за рулем был он. После второго похода в кино они с Еленой решили: глупо как-то сразу разбегаться, хочется обсудить увиденное, но уже поздно, кому-то завтра рано вставать на работу, кому-то – готовиться к репетиции с отстающими, так почему бы не сесть в один автомобиль и не поговорить по дороге?

– Не стоило вам так ради меня разоряться, – промямлил он, распахивая перед Еленой дверцу «жигуленка». – Мне теперь завистники в сценический костюм насыплют чесоточного порошка. И вообще неудобно. Я вам еще ни разу цветов не дарил.

– Так подарите, – невозмутимо сказала Елена, устраиваясь рядом с водителем, – я давно хотела завести у себя кактус. Знаете, плоский, с овальными как бы листьями… или это у него стебли? Словом, он такой, на зайчика похож. Зеленого с десятью ушами.

– Симпатичный инопланетный заяц, – ввернул Владимир, кое-как размещая букет на заднем сиденье.

– Мы с мамой как-то раз отдыхали в санатории. И там был на этаже такой кактус, здоровущий. Сам зеленый с желтыми пушинками. Мне одна девочка и говорит: «Потрогай какой мягкий. Только посильнее сожми двумя пальцами!» А эти желтые пушинки оказались такими мелкими занозами, никак не выковыряешь! А девочка убежала, хохоча. Я потом до самого отъезда к этому кактусу ходила и сжимала его пальцами. Запоминала, что людям доверять нельзя.

– Значит, я должен подарить цветок, символизирующий недоверие, – не зная, как относиться к этой истории, проговорил Владимир.

– Да нет. Это мне для воспитательных целей. Скоро Новый год, мои крошки, может, ко мне сюда приедут на каникулы, чтоб мама отдохнула немного. Цветы они в прошлый раз все повыдергали. Пусть попробуют подергать опунцию!

– Я поищу! – пообещал Владимир. – Найду самую колючую! Как сегодня поедем? Через Ленинский или через Вернадского?

– А может… я не знаю, прямо так не хочется сразу домой. Такой спектакль, на самом деле. Очень такой про людей, про самое такое… людское. Не знаю, как сказать. А я со своей опунцией влезла. Может, присядем где-нибудь, поедим? Искусство так возбуждает аппетит!

– Я с радостью! Я после каждого спектакля на полтора кило худею, – поддержал идею Владимир. Ему как раз перевели деньги за сериал, и он мог шиковать на эту неучтенную сумму в столь приятной компании. Вот пошикует как следует, а потом еще и на опунцию останется. Хорошо быть медийным лицом! Даже эпизодическим.

– Вы, наверное, никогда не волнуетесь перед выходом на сцену, – сказала Елена, когда ресторанчик был выбран и блюда заказаны.

– Волнуюсь, еще как! Особенно перед «Чайкой»! – заявил Владимир и, посмеиваясь, рассказал, как пылкая Аркадина чуть не выбила ему глаз.

– Хоть не дерется больше, – закончил он, – но после сегодняшнего букета может снова начать. А ей, вдобавок, какой-то веник вручили, она убивалась по этому поводу в своей гримерной, пока я, незамеченным, пытался прошмыгнуть на выход.

– Ой, букет же! Эй, официант, принесите вазу для наших цветочков!

Вазы подходящего размера не нашлось, и на стол водрузили серебряное ведерко для шампанского.

– Роскошная посудина, – одобрила Елена, – только для тарелок теперь места не хватит. Придется есть по очереди. Или… О, а мы вот подоконник сейчас задействуем. Молодой человек, извините, что дергаем вас постоянно. А вы можете куда-нибудь эти жалюзи сдвинуть? Ага, отлично, а наше ведерко – вот сюда. Чудно, спасибо, вы ангел.

Ангел, окрыленный, умчался на кухню за первой переменой блюд.

– Вы всегда были такой… деловой и активной? Все по местам, все при деле?

– Наверное. Меня мама так воспитала, у нас дома заведено, что женщина должна уметь все обустроить. Она у меня вообще-то заслуженный учитель, я не говорила?

– Нет. Здорово.

– Я сама хотела стать училкой. К пятому классу желание это прошло. Но все вокруг уже знали, что я буду учительницей – знаменитой! Макаренко в юбке. Поэтому я врала. А мне на самом деле не хотелось уже никем быть. Просто жить себе и жить. Но я все равно поступила в педагогический. И там проучилась как надо, все закончила нормально. Конечно, не с красным дипломом. Мне было некогда диплом получать – я на четвёртом курсе замуж вышла. За моего бывшего мужа. А муж вообще не доучился, мы его еле от армии отмазали, но он так и бегал от призыва до двадцати восьми, как заяц. А мне-то бегать не надо. И вообще, у нас вдруг дети появились. Они, конечно, у мамы моей сразу оказались, ну и вторая бабушка немного помогала. Потому что мне надо было обязательно получить образование. В общем, я его получила – а в школу меня почему-то не распределили. Говорят – вот, вы можете поехать в Шуйское сельское поселение и там преподавать в начальных классах. А я как-то не готова была взять и поехать. Говорю – ладно, я сама найду работу. Нашла… Мне, короче, соседка говорит: пока конец июля – август, туристов много, нужно кому-то работать в уличных кафе. И отвела меня к своей знакомой. Меня поставили в самый центр, козырное место. Там сутки через сутки стоишь, пиво туристам разливаешь, чипсы там всякие, орешки и прочую лабуду им продаешь. Меня обучала опытная девица, тоже бармен. Она в Москве пожила, потом вернулась, но она там, короче, работала и поняла всякие тонкости. Она говорит: если вот так на краник нажимать, то будет больше пены, меньше пива. И если чек у тебя не требуют – то ты себе деньги в карман положишь. Можешь друзей своих звать и без чеков поить их. Там много разных хитростей она из Москвы привезла. Не зря ее оттуда выперли. Я так понимаю, она всем нашим это про чеки и краник сказала. Ну я попробовала раз, другой. Ничего. Никто не замечает. Деньги в карман, несу домой, мужу. Он их, правда, тупо как-то спускал. Мы вместе их спускали. Покупали всякие там видеокассеты, смотрели кино, когда у меня были мои выходные сутки. Но он и без меня смотрел. Лежал на диване, пил пиво – не наше, другое, из магазина. Наше я и сама не пила, и никому не советовала. Мало ли, может, его хозяин еще разбавил и стирального порошка досыпал – вон какая пена получается.

Короче, мама моя была очень недовольна таким раскладом: ее дочь единственная, мать ее внуков, с высшим образованием торгует бухлом на глазах у всего города. А мне как-то было… Ну не знаю, я запарилась, если честно. Учишься, рожаешь детей, вся такая молодец, ждешь, когда летние каникулы. А выясняется, что их больше никогда не будет! Теперь ты всем по гроб жизни обязана – двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю! Если доживешь в таком режиме до пенсии, то еще и внуков нянчить придется.

– Оптимистично. Так чем закончилась ваша пивная эпопея?

– А, да. В последние две недели туристы как с цепи сорвались, еще погода была такая хорошая. Я прямо виртуозом стала – так ловко с этой пеной дело пошло.

А чем больше пены – тем меньше пива. А чем меньше пива человек выпил – тем больше хочется, он еще закажет, и еще. И еще. А потом пришел, короче, сам босс и говорит – ну, красавица, на сколько тысяч ты меня кинула? Как будем разбираться? Эта тварь московская, ну опытная которая, – она вот ведь какая змея оказалась. Сперва всем нашим, новеньким, рассказала про краник. А потом стукнула хозяину. Чтоб, когда будет зима, и все точки закроют, – ее оставили, а нас всех – под зад пинком. А на следующее лето ее уже – главным менеджером. Там все просчитано было. Не зря она в Москве жила.

Так и так. Выперли нас всех, не заплатив за последний месяц. Хозяин еще на прощание такой – спасибо скажите, что вы мне попались, а не кому со стороны. Ну тут он прав, я сейчас понимаю. Я иногда просто внаглую людей кидала, а они как будто не видели.

Ну вот. Пришла домой. Говорю мужу: все, милый, лафа кончилась. Теперь иди ты работай. А он: «Эх, такова жизнь. Не расстраивайся, давай лучше пивка холодного выпьем». Звоню маме. Она: «Такова жизнь, доченька. Будет еще много несправедливостей. Терпи». И муж с пивом уже отсвечивает. Тут меня такая злоба обуяла. То есть я, конечно, виновата. Нехорошо я поступала с этой пеной. Но я не хочу всю жизнь вот так – трястись, обманывать, а потом вылетать пробкой. И еще радоваться, что дешево отделалась. Я даже подумала – а, пропадай все, поеду в Шуйское сельское поселение. Я ж там не была никогда. Может, это отличное место. Да, я даже позвонила – но уже нашли туда училку. Сказали мне – что ж вы так поздно, учебный год уже начался. Давайте в следующем году мы вас с большим удовольствием возьмем.

А до следующего года еще надо как-то дожить. Ну я же безбашенная. Я вспомнила, что эта змеюка московская нам говорила. А она говорила – если ты соображаешь, если ты толковая, то ты там всегда найдешь работу и будешь с деньгами. В Москве – не то что у нас. Я взяла билет и поехала в Москву. Просто поехала, остановилась у одной нашей, на работе правда. У них там был офис, в офисе – сторож, он сдавал за бутылку на ночь комнату переговоров. В ней был диван, аквариум, всякие картины. Очень богато, не то что у нас. Надо было только рано утром оттуда смыться. Но я там две недели жила, а потом устроилась на работу, получила аванс и сразу жилье сняла.

– Так сразу – аванс? – удивился Владимир.

– Сразу. У меня же есть конкурентное преимущество. Если будет выбор – возьмут всегда меня. А если выбора нет – за меня тем более будут цепляться. Там как раз не было выбора, они уцепились.

– А что за преимущество?

– Я не ворую. Я сразу прихожу и с порога говорю: я не ворую. Менеджер, который вкалывает и не ворует, – таких же просто не бывает. А я такая. И меня сразу везде берут.

– Странно. Я тоже не ворую. Мне даже в голову такое не приходит – чтобы воровать.

– Ну в театре что можно своровать? В занавес завернуться и убежать? Или в костюме Гамлета на даче полоть грядки? А вот я могла бы воровать – очень запросто. Но из принципа не хочу. И не буду. Чтоб у меня оставалось конкурентное преимущество.

– Только ради преимущества?

– Да нет. Просто не хочу. Это так противно было – когда я в первый раз пену вместо пива пустила. Правда, мерзенько так. Меленько. Но я себе сказала: «Все так делают, привыкай, взрослая уже». Маленькая была, дура. Повезло вот так, жизнь мне на пальцах все объяснила, а то и не знаю, где бы я сейчас была. Словом, я прихожу с порога – и со мной все ясно. А в нашей отрасли вообще нереально доверять людям со стороны. Только своим. А своих потом фиг прогонишь. А меня не жалко уволить в любой момент. Только запаришься отступные выплачивать. Но можно в случае чего. И я при этом не ворую.

Перед Владимиром открылись дикие джунгли, в которых каждый рождался только для того, чтобы воровать или же самому быть обворованным.

– А муж и дети что же? – вспомнил он.

– А, муж. Ну, я когда хату сняла, его с детьми вызвала. Детей мать до поры решила дома попридержать. Типа смена обстановки, а они и так бешеные у нас. Вот муж найдет работу – тогда привезу вам деток. Мама такая у меня. Сама – кремень, в доме хозяйка, а почему-то уверена, что без мужика никак. Я тоже так думала. Призвала своего благоверного в Москву. Он приехал, лег на диван, но уже без пива. А потом увлекся, сволочь, игровыми автоматами. Пока он просто денежки спускал – я терпела. Но когда он купил подержанный автомат и приволок домой и с утра до ночи – дзень-дзень, дзень-дзень – тут я его, вместе с автоматом, посадила на поезд Москва – малая родина, и прощай. Потом приехала в отпуск, развелась с ним по-быстрому.

– Печально, – ввернул Владимир.

– Ну так, не особо весело, да. Вы только не подумайте, что я такая мужененавистница. Наоборот. Вот с вами мне в сто раз легче говорить, чем… ну с мамой той же моей. Он, вообще, был ничего такой – мой муж. Особенно поначалу. А потом я выросла, а он не захотел. Или он тоже рос, но в другую сторону. И постепенно стал чужим дядькой. А я перестала им восхищаться. По-моему, чтоб ужиться вместе, должно быть так: тебя в нем что-то восхищает, а его – в тебе. Не про внешность, хотя это важно. И это не должны быть прикладные женско-мужские штуки: готовка там, ремонт. Иначе ты не восхищаешься, а пользуешься. Думаешь, что так и надо, не замечаешь, не ценишь. Вот если женщина паркет кладет, а мужчина торты печет – замечаешь и восхищаешься. А если одного не за что ценить или другой это не замечает – все, скоро поссоритесь. Особенно если взять деньги, отложенные на детский отдых, и купить краденый игровой автомат.

– Вы такая, Елена, замечательная. Вас так слушать легко. Легко и славно!

– А вам так рассказывать легко. Ничего, я не загоняюсь? Не наплела лишнего, как обычно?

Владимир отрицательно помотал головой. А потом взял и рассказал про самое свое постыдное – про «Айс-пик». И про Дашу, как он на ней не женился. И про дочку Аню. И как он промышлял частным извозом. И о тещиной квартире, в которой он бесплатно живет. И о Рите со Стаканом. Не рассказал только про Леху. Хотел – и не смог. Вот позвонит ему и тогда расскажет. Так, мол и так, а еще у меня один друг есть… Пока что есть.

– Водка, лимон и чай? Железнодорожное пойло, – сказала Елена. – Значит, доедаем это все и едем туда.

– Куда? – испугался Владимир.

– Туда, где «Айс-пик».

– Я же за рулем…

– Есть дублирующий пилот. Это надо. Я хочу это видеть.

И как спорить с такой женщиной? И потом – продлить вечер еще на час, разве не здорово? От «Айс-пика» она его как-нибудь защитит.

Они расплатились, забрали букет и поехали в тот самый бар, где Владимир когда-то разбил люстру. Люстра под потолком висела новая, точно такая же, как была.

Обслуживающий персонал из деликатности не узнал буяна и дебошира – а может быть, у них тут такие сцены в порядке вещей, и люстру новую чуть не каждую неделю вешают. Только «Айс-пик» в меню напоминал о случившемся некогда бесчинстве.

Коктейль принесли. Поставили на стол перед Владимиром. Елена заказала себе мятный чай.

– Ну как? – спросила она через некоторое время.

– Жуткая гадость, – признался Владимир, – вернее даже не гадость, а просто никак. Совершенно не понимаю, зачем я столько лет им бредил… Вообще смешно: я впервые пью «Айс-пик» на трезвую голову.

– Все. Колдовство больше не действует, – констатировала Елена. – В следующий раз, когда захочется «Айс-пик» пить и всех колошматить, – просто вспомните, что в нем нет ничего особенного! Не стоит того, чтобы потом страдать угрызениями совести.

Владимир даже допивать свой коктейль не стал, отодвинул стакан и попросил счет.

– Вам не понравилось? – покосившись на люстру, спросил официант. – Сделано строго по рецепту.

– Никаких претензий к заведению. Просто расхотелось. И вообще нам пора – розы в машине завянут.

А потом Елена подвезла Владимира до дома на его автомобиле. Во дворе уже поджидало такси, которое эта изумительная женщина успела заказать по дороге.

– Теперь моя очередь выбирать, что мы будем смотреть! – напомнила она и уехала.

На следующую репетицию Владимир приволок огромный горшок с сильно разросшейся опунцией. Лариса не знала, что думать и какую сплетню распустить. Режиссер пришел с кактусом. И что? Где интрига? Так ничего и не сочинила.

Глава тридцать первая

Арт-директор «Арт-Табурета»

На аренду сцены и зала Петр Светозарович выделил весьма незначительную сумму, и хотя бы треть из нее Нина должна была отложить на банкет: после спектакля артисты, да и гости тоже захотят попить-покушать. Задача была почти невыполнимой, но именно – почти. Задействовав Интернет, личные знакомства, деловые контакты и Ларису, найти подходящее место все-таки удалось.

Это был новый, еще не полностью отремонтированный культурный центр «Арт-Табурет», который расположился в здании заброшенной мебельной фабрики на берегу реки Яузы, неподалеку от станции метро «Ботанический сад». «Мебель тянется к мебели!» – подумала Нина и сочла, что это хороший знак. Где-то после новогодних каникул «Табурет» торжественно откроют, а пока что он функционирует в тестовом режиме. Но сцена полностью готова, так же как и зал на 300 мест. Со временем тут будут давать смелые экспериментальные постановки. Но пока толпы смельчаков не штурмуют дирекцию, администрация клуба согласна пустить «режиссера Виленина и его труппу» практически даром. Давайте задаток, назначайте дату – и можете хоть каждый вечер репетировать на сцене. Ее ведь тоже надо обживать и тестировать. А то вдруг пол провалится, занавес обрушится, кронштейн на голову смелому экспериментатору упадет? Потом не оберешься проблем.

А никому не известного режиссера Виленина и его труппу не так жалко.

Этого всего, конечно, Нине не сказали. Наоборот, администратор была любезна и предупредительна, уверяла, что культурный центр будет только рад, если первой постановкой, показанной на его сцене, будет именно «Горе от ума» в исполнении таких замечательных артистов.

После работы Нина съездила на разведку. Центр показался ей вполне культурным, хотя подходы к нему были еще не расчищены. Но во дворе уже размечали парковку. «ВИПы доедут на машинах и ничего не заметят, – подумала Нина, перепрыгивая с одной бетонной сваи на другую, – а остальные скандалить не будут». К тому же за такие деньги ничего лучше ей все равно не светит.

Узнав о том, что на сцене можно репетировать хоть с завтрашнего дня, Петр Светозарович издал указ: на склад в «Росинки» больше не ездить, а перебираться в «Арт-Табурет».

Владимир приехал на первую репетицию в культурный центр примерно за час до назначенного времени – чтобы разведать обстановку. Обогнув живописные кучи строительного мусора, припарковался под фанерным щитом, на котором от руки было написано: «Остановка Арт-Табурет». Трехэтажное кирпичное здание с двумя псевдоготическими башенками по бокам, некогда принадлежавшее мебельной фабрике, с внешней стороны было уже полностью отремонтировано. Все, что можно было сохранить, – сохранили. Перестелили крышу, вставили окна. Владимир открыл тяжелую деревянную дверь – тоже новодельную, но с претензией на старину и оказался в просторном холле. Стены из голого кирпича смыкались наверху, образуя живописные своды. Через каждые пятьдесят метров с потолка свисали гроздья электрических лампочек без абажура. По обе стороны, в застекленных отсеках, похожих на террариумы, уже расположились торговые точки. Увидев посетителя, продавцы стали перекладывать с места на место яркие, симпатичные вещицы, не особенно нужные в хозяйстве. И только в отсеке с книгами никак не отреагировали: молодой человек в роговых очках, сидевший за декоративным кассовым аппаратом старинной модели, даже не оторвался от чтения. Это пренебрежение задело Владимира. Он подумал: «Вот сюда я при случае непременно загляну!»

Многие «террариумы» были еще пусты, кое-где стекло было перетянуто желтыми лентами с надписью: «Арендаарендааренда».

Пройдя торговое пространство первого этажа почти полностью, Владимир наткнулся на Мальвину – девушку с голубыми волосами. На Мальвине были полосатые бело-оранжевые гольфы, шорты-комбинезон из грубой холстины и тельняшка в оранжевую полоску с растянутым воротом.

– Вы из труппы Виленина? – спросила Мальвина строго.

– Я собственно Виленин. Владимир Игоревич.

– О’кей, Владимир, это очень вэри гуд, что вы пришли первым. Таким образом, я сама лично вам покажу креативное пространство нашего культурного центра. Меня зовут Матильда, – она достала из кармана комбинезона визитку. Там значилось: «Матильда Коромыслова. Арт-директор арт-пространства „Арт-Табурет“». Ниже в столбик мелким шрифтом были напечатаны номер телефона, адрес сайта и внушительный список социальных сетей.

– У меня, извините, нет такой штуковины, чтобы вам вручить взамен, – промямлил Владимир.

Но Матильду это не огорчило. Подхватив Владимира под руку, она потащила его на второй этаж. Лестница была широкая и крутая, тоже освещенная гроздьями электрических лампочек.

– Художественное пространство первого этажа полностью посвящено творческим торговым проектам, – повествовательным тоном начала Матильда. – Торговля у нас пока еще в зачаточном состоянии, сами видите. Кофейно-едальные объекты проходят соответствующую сертификацию. Но к открытию тут все будет занято, и мы планируем даже поставить отдельные столики для мелких рукодельников.

Владимир тут же представил себе деревянный столик, на котором сидит группа мальчик-с-пальчиков и мастерит сережки, бусы и прочую бижутерию.

Они поднялись на второй этаж и оказались в длинном коридоре с множеством дверей, выкрашенных в разные цвета.

– Вот тут у нас располагается пространство для творческих активностей. Мастер-классы, тренинги, лаборатории. Занятия уже вовсю идут, – Матильда распахнула пару дверей. В одном помещении на разноцветных подушках сидели взрослые люди и хором повторяли за преподавателем французскую считалку. В другом за маленькими мольбертами стояли детишки и рисовали натюрморт: яблоки, виноград, груши и котика. Котик явно был пришлый и просто устроился поспать среди мягких плюшевых фруктов, но гнать его не стали.

– У вас, Владимир, конечно, есть аккаунты в социальных сетях? Блоги? – напрямик спросила Матильда.

– Я на автомобильном форуме зарегистрирован… – покраснев, признался тот.

Матильда сразу потеряла к нему интерес, но постаралась это скрыть.

– Ничего, это тоже гуд, – утешила она несовременного режиссера, – напишите хоть на форуме о том, как у нас тут все продумано для творческого развития автомобилистов. Подземная парковка тоже будет, со временем. Я подготовлю вам информацию. А на третий этаж мы не пойдем, там сейчас ремонт. А теперь – внимание! – наше театральное пространство.

В конце коридора стояла бумажная ширма на проволочных ножках, расписанная красными и зелеными зайцами. Обогнув ширму, Владимир и Матильда оказались за кулисами. Здесь пахло краской, клеем и кирпичной крошкой, но со временем театральные запахи наполнят это место.

– А почему так… внезапно? – оглянувшись на ширму, спросил режиссер.

– Такая концепция. Человек проходит все арт-лаборатории и тренинги, доходит до конца коридора, и театр как бы напрыгивает на него. Как внезапный финал творческого развития в нашем арт-пространстве. Вот тут, в коридоре, по обе стороны – гримерки. Там еще пока идет ремонт, но к вашему выступлению все будет готово.

Вышли на сцену: не слишком просторную, но удивительно гармоничную с точки зрения геометрии. В глубине стояли рядком фанерные щиты непонятного назначения. В будке осветителя происходило какое-то движение, свет менялся, мигал, луч прожектора пересекал сцену и скрывался за кулисами, свет в зале то загорался, то гас.

– Осветитель сегодня первый день на работе, осваивается. Но к вашему выступлению уже освоится. – пояснила Матильда. – Хороший парень. Раньше аппаратуру продавал на Митинском радиорынке, но поверил в мечту – и теперь он один из нас.

В неровном свете Владимир пересчитал ряды: всего пять, дальше – пустое пространство, затянутое черной пленкой.

– Тут не будет трехсот мест, – сказал он.

– Будет. Со временем, – успокоила его Матильда. – А то и больше. Заказали двенадцать рядов по двадцать пять кресел. Пять уже готовы. Остальные ждем к открытию… Ну, Владимир, вижу, что я вам больше не нужна. Тогда я пойду встречать остальных. Когда напишете о нашем культурном центре – пришлите мне ссылку. Я их коллекционирую.

И умчалась, встряхнув голубыми волосами.

Владимир обошел сцену, побродил за кулисами, спустился в зал. Вышел в коридор и заглянул в пустые комнаты, которые Матильда назвала «гримерками». Постепенно стали собираться остальные артисты.

Княжны договорились одеться в сценические костюмы: чтобы режиссер посмотрел со стороны, как они смотрятся вместе, и высказал свои замечания.

– Вы чудесно все вместе смотритесь! – признался он.

– Какая стильная черно-белость! – добавила Матильда, увидев двенадцать девушек в нарядных однотонных платьях. – Вас всех надо сфотографировать для нашего блога: на лестнице, и еще возле входа, и в книжном! Вот вы! – Она схватила за руку Эдуарда Петровича. – Умеете фотографировать?

– Э… В некотором роде.

– Тогда держите камеру и постарайтесь, чтобы в кадр не попадали пустые помещения и «аренда». Ну, все спускаемся вниз, скорее, мне некогда.

Матильда сплела паутину у входа и не пропустила никого. Из каждого она пыталась извлечь хоть какую-то выгоду.

– У тебя наверняка есть аккаунты во всех сетях, – остановила она Федю. – По глазам вижу. Напишешь о нашем культурном центре?

– Не-а, – ответил он, – но могу совсем бесплатно взломать вам сайт. Хотите? По глазам вижу, что нет.

Его отпустили.

Снежане так легко отделаться не удалось.

– Да, конечно, у меня есть блог на сайте, посвященном только нам, женщинам. И я развиваю его! – похвасталась она. Снежана действительно развивала свой блог! У нее уже было шесть подписчиц, из которых только пять были ее подружками, а шестая – кто знает, кем она была. Наверное, тайной поклонницей. И в дальнейшем число поклонниц будет расти. Потому что больше пяти подружек Снежане не нужно. Может быть, разве только Лена Жукова перестанет упрямиться и тоже заведет себе блог.

– Развиваете? Как это чудесно! – пропела Матильда. – Тогда начнем, пожалуй. Здание мебельной фабрики, в котором расположен культурный центр «Арт-Табурет», было построено…

Наконец приехал Петр Светозарович и прекратил обзорные экскурсии.

– У меня мало времени! – объявил он. – У нас репетиция!

Артисты поспешно собрались в зале. Матильда, забрав у Эдуарда фотоаппарат, отправилась по своим делам. Владимир хотел сказать пару слов о том, что такое сценическое пространство и как с ним взаимодействовать, но тут в это пространство без представления и приглашения выкатилась графиня-бабушка.

Лариса сдержала обещание и привезла Феде маскарадное платье с кринолином, а он решил его сразу же примерить. И правильно сделал.

Компьютерный гений был много выше и худее, и платье, вероятно весьма соблазнительно облегавшее формы пухленькой княжны, на нем висело как колокол. Длинные перчатки сползали и собирались в складки. Дреды напоминали колтуны. У бабушки был такой вид, словно она месяц не вылезала из питейных домов. Федя вышел на свет, жмурясь, обхватив себя руками за голые плечи. Его приветствовал нестройный хохот. В будке осветителя снова началась возня, и широкий луч прожектора осветил нелепую фигуру, стоящую на сцене. В зале захохотали громче. Княжны повскакали с мест. Федя попытался развернуться и величественно покинуть место своего позора, но за спиной у него стояла Лариса. Она подтолкнула его вперед, к насмешникам. Княжны забрались на сцену, окружили его, как большую заводную куклу. Одна подтягивала перчатки, другая что-то подвязывала, третья давала добрые советы.

Измученная энергичной Матильдой Снежана положила руку на плечо Дмитрию и тихо спросила:

– А что ты думаешь о мужчинах, которые носят платье?

– На сцене, за деньги, если это работа… но я бы не стал.

– Мужчина должен быть мужественным, так ты считаешь?

– Ну да. Типа.

– В этом наши вкусы сходятся, – вздохнула Снежана. Тем временем бедного Федю совсем затюкали. Растолкав насмешниц, к нему пробилась Нина.

– А ну прочь руки! – скомандовала она. – Вы мне всю бабушку изуродуете!

– Да куда уж дальше-то, – хихикнули в стане княжон.

Нина осмотрела Федю, который крепко обхватил себя руками, словно желая вывернуться наизнанку.

– Руки по швам! – приказала она. – Повернись. Еще раз повернись.

Федя вытянулся в струнку и стал неловко кружиться. Плечи у него были в веснушках.

– Бабушка облажалась, – фальшиво улыбнулся он, – бабушка больше не будет.

– Да ладно, тут можно все легко исправить, – успокоила его Нина. Присела, осмотрела подол платья, ощупала его. Нашла какие-то потайные крючки и ленты.

– Так, можно отпустить внизу и в середине. По бокам шнурки затянуть потуже, чтоб лиф не болтался. Но все равно придется что-то подложить. Хотя бы носки.

– Только носки должны быть чистые, – подсказала вредная Лариса, – я не хочу потом платье в одеколоне отстирывать.

Федя посмотрел на нее с тоской и болью. Нина ничего не слышала и продолжала исследовать скрытые возможности бабушкиного костюма, сантиметр за сантиметром.

– Кринолин убрать вообще, он отстегивается. На плечи – платок или шарф. Хотя бы даже мой, он как раз серый, будет хоть не так траурно. А в перчатки просто вставишь резинки, да и все.

– Какие?

– Например – от трусов.

– Э… – почесал подбородок Федя.

– Чего непонятного? Вот у тебя перчатка, так? Здесь подогнул, обметал, взял резинку, булавку… Хорошо, дашь мне. Я сделаю. И платье тоже. Дома замеришь себя сантиметром там, где я скажу, и пришлешь мне цифры в почту. А сейчас – иди переодеваться обратно. Петру Светозаровичу очень некогда!

Федя подхватил юбки и припустил за кулисы. Там уже ждал его Владимир.

– Ты не обижайся, что они смеются. Они смеются не над тобой, просто представили себя в такой ситуации. А ты молодец, выдержал. Все будет нормально, не переживай.

– Она даст мне поносить свой шарф, с запахом духов! – как пьяный, пробормотал в ответ Федя. – Она вставит в мои перчатки резинки от своих трусов!

– Да ты, я смотрю, не особо и переживаешь, – заметил Владимир. Вышел на сцену и объявил начало третьего действия.

Княжны танцевали. Ульяна блистательно «переводила» Чацкого на русский язык. Петр Светозарович, поскольку он очень спешил, играл бодрее обыкновенного, но все еще путал право и лево. Его водитель уже сидел в будке осветителя – там же располагался и пульт звукорежиссера – и с удовольствием жал на кнопки.

Оказавшись на сцене, очень засмущалась Евлампия Феликсовна – вот от кого не ожидали подобного. Зато Компетентный Борис выглядел настоящим орлом, подлинным Скалозубом.

– Ну как вам сцена, зал? – спросил у мебельного босса Владимир после окончания репетиции.

– Что сказать? Неплохо, неплохо. Только надо проследить, чтоб эти фанеры на заду убрали, – он указал на свалку в глубине планшета.

Рядом тут же возникла Матильда:

– Это осталось от мебельной фабрики. Пока не знаем, как использовать, решили тут поставить. Наш принцип: экологичность и безотходность. Все, что можно повторно использовать, мы используем повторно. Если вы посмотрите на стулья в хоровом кружке…

– Не хочу я смотреть на стулья, я на работе на них насмотрелся! – отмахнулся Петр Светозарович и стал надевать пальто, которое подал ему водитель.

А Владимир стоял в стороне, положив локти на сцену. Стоял, как герой, прошитый насквозь лихой вражеской стрелой. Только сейчас он понял, что упустил. Очень важный момент. Без которого и спектакль – не спектакль.

Оформление сцены. Уже во время первых репетиций в офисе перед глазами у него был дом Фамусовых, по которому бродили персонажи в старинных костюмах. Он так четко представлял себе и анфилады комнат, и лестницу, по которой спускаются в четвертом действии Молчалин и Хлестова, и старинные часы, которые Лиза переводит в самом начале…

А Светозарович тоже хорош! «Мебель, на сцене должна быть наша мебель!» Запутал окончательно! Будет твоя мебель, будет. Но не на фоне голой кирпичной стены?

Артисты расходились, весело переговариваясь. Им-то что! К раздавленному обстоятельствами режиссеру подошла Елена и таинственным шепотом сообщила, что завтра они идут смотреть «зверски модный триллер в 3D». Билеты было достать трудно, но она растолкала локтями всех подростков – и была такова!

– Кстати, на третьем этаже «Арт-Табурета» мы планируем сделать современный кинозал, в котором будем демонстрировать фильмы в 3D, – влезла между ними Матильда.

– Вас что, не учили вежливости? – рявкнула Елена. – Тогда пойдите на курсы!

– Курсы хороших манер у нас также запланированы – для взрослых, для детей и для автомобилистов, – ничуть не смутилась Матильда. – Если вы зарегистрируетесь на нашем сайте, вам придет уведомление о наборе групп.

Владимир и Елена переглянулись, и, схватив друг друга за руки, побежали прочь, как Гензель и Гретель от пряничной ведьмы. Матильда гналась за ними по пятам и кричала:

– Креативное писательство… звукотерапевт из Непала… пальчиковая роспись по промышленным отходам…

– Даже если бы меня интересовало креативное писательство, – уже на улице сказал Владимир, – я бы после такого арт-обстрела передумал и не пошел.

– Была бы она моей подчиненной, я б ее научила грамотно втюхивать товар. По-моему, это вообще не ее задача, – добавила Елена. – Короче, в кино идем. Это главное.

В данный момент Владимиру тоже казалось, что это – самое главное. Подумаешь, декораций нет, ерунда какая. Зато завтра они снова встретятся с Еленой, уже без этой оравы свидетелей, и потом, может быть, посидят в кафе, прогуляются по городу, если не похолодает.

Красный «ягуар» сорвался с места и исчез. Владимир пошел к своему верному «жигуленку», но путь ему преградила Матильда:

– Кстати, трехдневный семинар по избеганию нежелательных собеседников у нас тоже планируется. Приедет дипломированный американский коуч, который тренировал самого президента Буша…

– Младшего или старшего? – спросил Владимир, отступая к машине.

– Э… – Матильда замялась, – либо того, либо другого… Напишите мне в почту или перезвоните, я уточню и отвечу вам.

– Непременно, – улыбнулся Владимир, прыгнул в автомобиль и ударил по газам.

Дома ему прямо на ногу выпал из-за шкафа комикс Аниного жениха. Тяжеленная штуковина оказалась! Внутри-то небось не фанера, а чего потяжелее.

Фанера.

Владимир приложил к ноге пакет с замороженными овощами. Хорошо иметь на всякий случай что-то подобное: если кончится еда, овощи можно сварить и съесть. А если на ногу упадет железобетонный комикс, можно полечиться.

Он достал из кармана визитку Матильды. Если на уши упадет такая дама – можно распрощаться с ушами. Интересно, если пакет с овощами приложить к ушам после разговора? Какой будет эффект?

Владимир несколько раз мысленно прорепетировал беседу. Что ему надо? Куски фанеры, что стоят на сцене. Что ему не надо? Кружки, секции, занятия с тренерами, которые качали на руках президента Буша (и младшего, и старшего), а также Эйзенхауэра, Джексона и Вашингтона. Значит, фанера. Выступаем под фанеру. Пролетаем, как фанера над Парижем. Не отвлекаться! Позвонить – и дальше будет легче.

Он набрал номер Матильды.

– Арт-менеджер арт-пространства «Арт-табурет» внимательно слушает вас! – ответила трубка.

– Здравствуйте еще раз. Это Владимир Виленин. Сегодняшний режиссер.

– Клинтона.

– Что?

– Он тренировал Клинтона. А не Буша.

– Молодец он… А вот скажите, если мы для спектакля повторно используем фанеру, которая стоит у вас в глубине сцены? Это можно сделать бесплатно?

– Можно. У руководства нет идей по безотходной утилизации данного объекта. А выбрасывать запретили. Берите и делайте что хотите. Только обязательно напишите на автомобильном форуме про наш культурный центр. И мне пришлите ссылку для отчета.

За фанеру-то! Да за фанеру можно два раза написать. Но сначала – позвонить Ане.

Он нашел в записной книжке городской телефон дочери. Та, по счастью, была дома.

Поздоровались, поделились новостями.

– Как твой? – перешел к делу Владимир.

– Нормально. Второй вечер сидит на шкафу, рисует с натуры плюшевого зайца, которого принес с помойки.

– А почему на шкафу?

– Там, говорит, освещение подходящее, драматическое.

– Ему не все равно, какое освещение? Он же каляки-маляки рисует.

– Он много чего рисует. Он вообще-то художественную школу окончил с отличием.

– Вот я что-то такое помню. Тут видишь какое дело. Есть большие куски фанеры. Из них надо сделать декорации. Нарисовать поверх реалистичные интерьеры. А денег нет. Но есть фанера. И краска. Я как знал – купил с запасом, когда гараж красил. У твоего, наверное, найдутся знакомые художники, которым можно поручить декорации?