Адриан Моул и оружие массового поражения Таунсенд Сью

Он ехидно поинтересовался:

– Ну что, твой дружок премьер сварганил тебе справку?

Ответил ему, что мистер Блэр принимает в Охотничьем домике мистера Путина, пытаясь убедить его присоединиться к Британии и Америке в борьбе с Саддамом.

– Ему никогда не удастся втянуть Россию, Германию и Францию в эту преступную бойню, – объявил Бонд.

Экспресс-почтой пришла «Миниатюрная вышивка для кукольного домика в георгианском стиле».

Мистер Карлтон-Хейес приподнял брови.

Сказал ему:

– Если бы у нас в магазине имелся компьютер, мы могли бы заказывать книги по всемирной сети и удвоить оборот.

– Но, дружище Адриан, – возразил он, – наши дела и так идут неплохо. На жизнь хватает, расходы покрываем, да еще проводим свои дни среди благодатных книг. Разве этого мало?

Вопрос не был риторическим. Он искренне хотел знать. Я пробормотал, мол, конечно, мне очень нравится здесь работать, но, мой дорогой дневник, у меня руки чешутся затеять модернизацию. У нас даже касса механическая!

В обед я отправился на Рыночную площадь. Маргаритка в «Сельской органике» расхваливала лимскую фасоль женщине, лицо у той было такое мученическое, что не ошибешься – бедняга страдает депрессией в легкой форме. Когда несчастная ушла, прижимая к груди экологический бумажный пакет, я протянул Маргаритке бандероль:

– Вот, решил доставить лично.

Она извлекла книгу из конверта и вскрикнула:

– Мама, ее прислали!

У прилавка возникла высокая женщина с лицом симпатичной хрюшки. Отродясь не видел такой розовой кожи. То ли у нее дерматологическое заболевание, то ли лампа для загара подвела.

– Здравствуйте, миссис Крокус, – сказал я и протянул руку.

– Если не возражаете, я не стану пожимать вам руку.

Маргаритка, смутившись, объяснила:

– Мама считает рукопожатие анахронизмом.

Миссис Крокус взяла книгу и перелистала ее, сощурив и без того маленькие глазки. Маргаритка с тревогой наблюдала за ней, словно ожидая вердикта. Я и сам немного занервничал. Всегда чувствую себя неловко в присутствии женщин выше меня ростом.

– Не знал, что книга предназначена вам, миссис Крокус, – пробормотал я.

– Не мне, – ответила она, – но Маргаритку очень легко обжулить. Сколько вы просите за нее?

Я сказал, что книга стоит 21,95 доллара плюс 25 долларов за пересылку и упаковку.

– Сколько это в нормальных английских деньгах? – осведомилась миссис Крокус.

Я протянул ей счет.

– 29,75 фунта! За брошюрку в 168 страниц?

– Но ее доставили из Америки за три дня, миссис Крокус, – разъяснил я.

Швырнув книгу на прилавок, она взглянула на дочь:

– Если охота сорить деньгами, то дело, конечно, твое, но непонятно тогда, зачем мы с отцом экономим и гроши считаем, стараясь сохранить наш бизнес.

– Пожалуй, я заберу книгу, – сказал я.

– Пожалуй, заберите, – прошептала Маргаритка. – Мне очень жаль.

Вернувшись в магазин, я сообщил мистеру Карлтон-Хейесу что покупатель отказался от присланной по почте книги.

– Ничего страшного, Адриан, – махнул он рукой. – Уверен, в Лестере найдется человек, интересующийся миниатюрной вышивкой в георгианском стиле.

Луна в первой четверти.

Электронное письмо от Рози:

Ади, ты слышал про взрыв на Бали? Моя подруга Эмма сейчас на пути в Австралию через Бали. Ты не мог бы позвонить в «Информацию о пострадавших»? У меня не осталось денег на мобильнике. Ее зовут Эмма Лекстон, ей двадцать лет.

Я ответил:

Информацию сообщают только ближайшим родственникам. Высылаю тебе 10 фунтов экспресс-почтой. Не показывай их Саймону. Пожалуйста, позвони маме. Она о тебе беспокоится.

Достопочтенный Тони Блэр, Джордан и Бекхэм не отвечают.

Уважаемый мистер Блэр.

Возможно, мое письмо от 29 сентября утеряно или забыто в суете нашей беспокойной эпохи. Прилагаю копию и буду признателен за скорый ответ. Туристическая компания «Закат Лимитед» по-прежнему отказывается возместить мне залог в размере 57,10 фунта.

Остаюсь, сэр,

Вашим покорным и преданным слугой,

А. А. Моул

Только четыре человека пришли сегодня вечером на собрание Группы художественного письма Лестершира и Ратленда – я, Гэри Вялок, Глэдис Спок и Кен Тупс. Мы, как обычно, собрались у Глэдис в гостиной, украшенной изображениями кошек и фотографиями многочисленной родни.

Собрание открыл я чтением своего драматического монолога «Говорит Моби Дик», в котором излагается точка зрения кита на китобойный промысел.

Через несколько секунд Глэдис перебила:

– Ничего не понимаю. Что происходит? Это рыбка разговаривает или как?

Кен Тупс затушил сигарету в пепельнице-кошечке и поправил:

– Глэдис, кит не рыба, а млекопитающее.

Я продолжил читать, хотя было ясно – эту аудиторию мне не завоевать.

По окончании Гэри Вялок одобрил:

– Мне понравилось место, где ты называешь Ахава «человеком, рожденным без души».

Глэдис прочла очередное жуткое стихотворение про кошку, что-то типа «Ах мой ангел-кошечка, она такая крошечка…».

А поскольку Глэдис восемьдесят шесть лет, стихи были встречены аплодисментами.

Затем наступил черед Вялока и новой главы из его романа в стиле Пруста, который он пишет и переписывает вот уже пятнадцать лет. 2000 слов понадобилось ему, чтобы описать, как он впервые ел печеньку «хобноб».

Вялок, когда его критикуют, имеет обыкновение заливаться слезами.

– Отлично, Гэри, – похвалил Кен Тупс. – Особенно мне понравилось про то, как печенька растворяется в чае.

Я сообщил, что мне пока не удалось найти почетного гостя на обед 23 декабря, но кое-какие зацепки имеются.

Выяснилось, что Кен ничего не написал, потому что работал в две смены на фабрике «Чипсы Уокера». Там устанавливают новую линию.

– И какого вкуса новые чипсы? – оживилась Глэдис.

– Я дал подписку о неразглашении, – ответил Кен.

Глэдис обиженно съязвила:

– Фу-ты ну-ты, прям как в «Шпион, выйди вон!».[6] Всего-то дурацкие чипсы!

Я сменил тему, рассказав, что скоро переезжаю в лофт на старом аккумуляторном заводе, что на Крысиной верфи, и в дальнейшем собираться можно у меня.

– У меня там когда-то муж работал, – подхватила Глэдис. – Бедняжка облился кислотой. Чудом свой причиндал уберег.

Я вовсе не Глэдис имел в виду, когда организовывал нашу литературную группу.

В обед зашла Маргаритка и купила «Миниатюрную вышивку для кукольного домика в георгианском стиле», но просила ничего не говорить матери. Шепнула, что спрячет книгу на чердаке, где хранится большинство ее кукольных домиков. Родители туда не заглядывают, поскольку не могут взобраться по крутой чердачной лесенке.

Я сказал, что с радостью взглянул бы на ее коллекцию кукольных домиков, к тому же взобраться по лестнице я пока вполне способен.

Маргаритка ответила, что ее родители «странновато» относятся к гостям.

– Неужели они всегда дома? – удивился я.

Нет, по пятницам они посещают театральное общество «Мадригал».

– Какое совпадение! – воскликнул я. – Пятница – единственный день в неделю, когда я свободен.

И улыбнулся, давая понять, что это всего лишь шутка и не надо так смущаться.

Кукольные домики меня абсолютно не интересуют. Последний, который я видел, принадлежал моей сестре Рози – пластиковая безвкусная штуковина типа ранчо, в которой тусовались Барби и ее приятель Кен.

Спросил Маргаритку, не согласится ли она выпить со мной после работы. Оказалось, что она не очень хорошо переносит алкоголь.

– Тогда кофе? – настаивал я.

– Кофе? – всполошилась Маргаритка, словно я предложил ей глотнуть крови только что зарезанной свиньи.

Красное вино благотворно влияет на систему кровообращения, заметил я.

Это сработало.

– Ладно, я выпью с вами бокал красного вина, но не сегодня. Я должна заранее предупредить родителей.

– Как насчет завтра?

– Хорошо, – кивнула Маргаритка, – но потом вам придется отвезти меня домой. Мы живем в Биби-на-Уолде, а последний автобус из Лестера отходит в 6.30 вечера.

Почему-то мы говорили полушепотом. Маргаритка чем-то напоминает шпионку заброшенную в тыл врага. Какая у нее нежная кожа! Так и хочется погладить.

Вечером родители огорошили меня новостью: они продают дом. Какой-то идиот предложил за него 180 000 фунтов, вместе со всеми кошмарными коврами и занавесками. Я сказал, что им придется выложить не меньше за другой такой же дом.

– Ага! – торжествующе вскричал отец. – Мы не станем покупать такой же дом! Мы за бесценок купим развалюху и отремонтируем ее.

И они принялись изучать раздел недвижимости в «Лестерском вестнике», отмечая объявления о продаже самых ветхих халуп в самых захудалых районах.

Их изможденные старческие лица пылали энтузиазмом. У меня не хватило мужества окропить ледяным душем эти безумные головы.

Зачем им знать, что такое стропило, особенно когда оно срывается и хряпает тебя по башке.

Сегодня утром постарался одеться в натуральные цвета. Мистер Карлтон-Хейес похвалил мой лосьон после бритья. Я сообщил, что его подарила мне Пандора на Рождество четыре года назад и пользуюсь я им только по особым случаям. Мистер Карлтон-Хейес поделился новостью: вычитал в журнале «Книготорговец», что Пандора написала книгу, называется «Из ящика», выпуск запланирован на июнь 2003 года.

Я посоветовал мистеру Карлтон-Хейесу заказать несколько экземпляров, ведь Пандора избиралась в парламент от местного округа и постоянно маячит в лестерских «Ночных новостях», воркуя с ведущим Джереми Паксманом.

А не мог ли кто другой написать за Пандору эту книгу, усомнился мистер Карлтон-Хейес. Маловероятно, успокоил я его, Пандора никому не доверяет и все всегда делает сама. Однажды она буквально взбесилась из-за того, что я посмел переключить радиостанцию в ее машине.

Как и было договорено, с Маргариткой мы встретились в баре «Евровино», где раньше размещался банк «Барклиз». Устроились за столиком у стены, которую раньше подпирала очередь на оплату счетов. Я попросил принести карту вин. Официант, перекрикивая оглушительную сальсу, заявил, что никакой карты вин нет и выбрать можно между красным и белым, сладким или сухим.

Маргаритка пожелала выпить сладкое красное, поскольку у нее низкий уровень гемоглобина. Я выбрал сухое белое.

Из-за шума беседа не клеилась. Прямо у нас над головой висел динамик. Я оглядел посетителей – в основном юнцы, и, похоже, они умели читать по губам. Видимо, здесь собирается публика из Королевского института глухих.

Через некоторое время мы оставили всякие попытки поддержать беседу и Маргаритка принялась теребить серебряные брелочки на своем браслете-амулете.

Вскоре соседний столик оккупировал предсвадебный девичник – с виду типичные медсестры, все в мини-юбках и колготках в крупную сетку Одна из девиц тут же достала из сумки заводной пенис и пустила его гулять по полу. Пенис сначала покружился на одном месте, а потом затопал в нашу в сторону и ткнулся Маргаритке в ногу. Я расплатился, и мы поспешили на улицу.

Там я спросил, нравится ли Маргаритке китайская кухня.

– Если соблюдать меру с глютаматом натрия, – ответила она.

У ратуши кучковалась молодежь. Глянув на них, я понял, что в свои тридцать четыре с половиной года я здесь, наверное, самый старый. Даже полицейские в «транзите» выглядели сущими детьми.

Вчера никак не мог заснуть. Лежал в темноте и думал о Маргаритке. Какое хрупкое, нежное создание! Ей нужен человек, который поможет обрести уверенность в себе и освободит от навязчивой родительской опеки.

После бара я повел ее в ресторан «У Вонга», где мы угощались печеньем «язычки», тающим во рту, супом с пряностями, сочной утиной грудкой с оладьями, курочкой под лимонно-медовым соусом и кисло-сладкими свиными тефтельками с рисом, обжаренным в яйце.

Я попросил Уэйна Вонга, которого знаю со школьных лет, убрать столовые приборы и принести палочки, а еще я попросил передать повару, чтобы он не слишком увлекался глютаматом натрия.

Судя по всему, на Маргаритку произвели впечатление мои уверенные, космополитичные манеры ресторанного завсегдатая.

Уэйн усадил нас за лучший столик рядом с гигантским аквариумом, где плавали карпы кои[7] стоимостью 500 фунтов за штуку.

– Какие страшные, – пискнула Маргаритка.

Я накрыл ее ладонь своей:

– Не бойтесь. Они не сумеют выбраться из аквариума. – И предложил пересесть.

– Не надо, – ответила она. – Просто они очень большие. А я люблю все маленькое.

Впервые со времен моего полового созревания я встревожился из-за того, что женщина сочтет мои гениталии слишком большими. Мы договорились увидеться завтра – жду не дождусь.

Рози прислала СМСку:

М благополучно в Вулгулге.

И только проехав полпути до Лестера, я сообразил, о чем это она.

Сказал мистеру Карлтон-Хейесу что нынче вечером я приглашен к Маргаритке – посмотреть на ее коллекцию кукольных домиков.

Он изумился:

– Вы идете в дом к Майклу Крокусу? Будьте осторожны, мой мальчик, это страшный человек.

Я поинтересовался, где и когда пересеклись их пути-дороги.

– Одно время Крокус был вице-президентом литературно-философского общества в нашем городе, – начал мистер Карлтон-Хейес. – У нас возникли крупные разногласия из-за Толкиена. Я утверждал, что первых абзацев «Братства кольца» достаточно, чтобы вызвать рвоту у самого стойкого человека. Стыдно признаться, дошло даже до рукопашной, и случилось это на автостоянке перед Центральной библиотекой.

– Надеюсь, победа осталась за вами, – предположил я.

– Хотелось бы мне так думать, – мечтательно произнес он.

Я объяснил, что во время моего визита Майкл Крокус с женой будут на заседании общества «Мадригал».

Когда мистер Карлтон-Хейес скрылся в подсобке, я схватил «Братство кольца» и пробежал глазами первые абзацы. Господи, и зачем было шум поднимать? Книга определенно не стоит того, чтобы из-за нее драться. Правда, вместо «хоббитании» можно было придумать что-нибудь и получше.

Тут вернулся мистер Карлтон-Хейес, я придирчиво оглядел его мешковатый кардиган. Трудно поверить, что этот человек затеял мордобой на автомобильной парковке.

Маргаритка попросила оставить машину на центральной улице Биби-на-Уолде. Мы срезали путь через поле и приблизились к дому, словно сошедшему со страниц готического романа. Здесь Маргаритка прожила всю свою жизнь. В дом мы вошли через черный ход. Она сказала, что не хочет, чтобы меня увидели соседи. Я повертел головой – никаких соседей вокруг не наблюдалось.

Обстановка была выдержана в темных тонах, а холод пробирал до костей. Похоже, Майкл Крокус – противник центрального отопления, зато он поборник многослойных шерстяных одеяний и физического труда.

Маргаритка явно нервничала.

– Наверное, не стоило мне приходить, – сказал я.

– Нет-нет, – ответила Маргаритка, – я взрослая женщина, мне тридцать лет. Имею право показать кукольные домики своему другу.

Мы пересекли мрачный холл, где на этажерке лежала стопка книг и кассет, дожидавшихся, когда их вернут в Центральную библиотеку. На одной из кассет значилось: «Концерт Рольфа Харриса».

– Рольф Харрис и мадригалы? – удивился я.

– У моего отца эклектичные вкусы, – обронила Маргаритка.

Сторожко, точно воры, мы преодолели два лестничных пролета. Я первым взобрался по чердачной лесенке, поскольку на Маргаритке была юбка. Потом Маргаритка зажгла свет в кукольных домиках. Сперва домики меня очаровали. Тонкость шитья декоративной обивки сражала наповал, а когда Маргаритка продемонстрировала унитаз, в котором спускалась вода, у меня глаза на лоб полезли. Следующая партия домиков тоже впечатлила, но, честно говоря, дорогой дневник, осматривая восемнадцатый по счету домик, я с трудом сдерживал зевоту. Однако старательно изображал заинтересованность.

Я испустил вздох облегчения, когда мы вышли из дома и направились обратно к машине. Ладонь моя сжимала тонкие пальцы Маргаритки. Мне хотелось попросить ее выйти за меня замуж, но я подавил в себе этот порыв.

В машине мы поговорили о наших семьях. Мы оба от них настрадались. Маргаритка сказала, что больше всего на свете боится так никогда и не вырваться из родительского дома. Ее старшие сестры Гортензия и Георгина сбежали много лет назад.

В 10 часов она сказала, что ей пора домой готовить родителям ужин. Я провел пальцами по ее лицу. Кожа оказалась нежной, как шелковая рубашка, которая у меня когда-то была. Маргаритка почти красива, когда улыбается. И зубы у нее пристойные.

Дома рассказал маме о Маргаритке.

– Судя по твоему описанию, она просто ходячий кошмар, – сделала вывод мама. – Послушай моего совета, держись подальше от страдалиц. Они засосут тебя в свой жалкий мир.

Маме ли не знать – она замужем за моим отцом.

В обеденный перерыв заглянул в «Сельскую органику», чтобы передать Маргаритке книгу «Одевайтесь правильно!» Тринни Вудолл и Сюзанны Константайн. Прежде я об этом не упоминал, мой дорогой дневник, но у Маргаритки не самый изысканный вкус по части одежды. Она совершенно не понимает, что пестрые гольфы не надевают с удлиненной юбкой, а желто-зеленым туфлям вообще не место в гардеробе.

Когда она увидела название книги, нижняя губа у нее задрожала, а глаза наполнились слезами. Она была явно тронута.

За прилавком стоял массивный человек заносчивого вида в мохнатом свитере с деревцами. Свитер этот связал ему либо лучший друг, либо злейший враг. Человек громогласно просвещал пожилую пару насчет генетически модифицированных продуктов.

– Не надо себя обманывать, – ревел он. – Через пятьдесят лет в этой стране не останется ни одного дерева, помяните мое слово. Если сажать генетически модифицированные растения, то можно попрощаться с певчими птицами и бабочками. Вы этого хотите?!

Пожилая пара дружно покачала головами.

Лысый череп оратора блестел под люминесцентной лампой. Желтая борода нуждалась в стрижке. Это был Майкл Крокус собственной персоной. Я возненавидел его с первого взгляда. Мне хотелось крикнуть:

– Да, Крокус, жду не дождусь, когда деревья, певчие птицы и бабочки канут в Лету!

Но разумеется, я промолчал.

Маргаритка, должно быть, уловила мое настроение. Она не познакомила меня с отцом. Магазин я покинул с тяжелым сердцем.

Поскольку родители находятся в «процессе смены машины», они попросили подбросить их на Харроу-стрит, что в лестерском районе Гримшоу дабы осмотреть то, что мой отец несколько высокопарно именует «недвижимостью». На фотографии, которую дал им агент, торгующий этой самой недвижимостью, можно было разглядеть заколоченный дом, из трубы торчала буйная растительность.

Я заметил, что на Харроу-стрит даже полиция носу не сует. Но родители сказали, что после осмотра «недвижимости» они едут на чай к Тане Брейтуэйт и Пандоре, приехавшей в гости к матери на вторую годовщину смерти отца. У меня до сих пор ноги слабеют при упоминании имени Пандоры, так что родительское коварство сработало и взяли меня голыми руками.

Мы только зря потеряли время. Глянув на дом № 5 на Харроу-стрит, отец так перепугался, что даже не вылез из машины. Мама оказалась похрабрее – она заглянула в прорезь почтового ящика. По ее словам, дом обживают сквоттеры – стая голубей. Я представил, как птицы, развалившись перед телевизором, пьют чай.

Когда мама садилась в машину, к ней подскочил какой-то юнец с надвинутым на лицо капюшоном:

– Эй, бабец, кайфануть не хочешь?

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, – ответила мама таким тоном, словно отказывалась от каталога престижной фирмы. А потом обернулась к отцу, сидевшему сзади: – Помнишь, Джордж, как мы субботними вечерами выкуривали косячок?

– Тихо! – шикнул отец. – Не при Адриане, Полин!

– Когда это было? – заинтересовался я. – Я уже родился?

– В шестидесятые, Адриан, – пояснила мама. – Тогда все покуривали.

– Все? И бабушка Моул? И Уинстон Черчилль?

Меня одолело такое отвращение к этой парочке, что я не разговаривал с ними до самого дома Тани.

Пандора в кремовом брючном костюме выглядела фантастически. Никогда не перестану ее любить.

На серванте рядом с зажженной свечой и вазой с красными цветами стояла большая фотография Ивана. Фото сделали в то время, когда он еще был женат на Тане. Никто не вспоминал о том, что Иван утонул во время медового месяца с моей матерью. И никто не вспоминал, что мой отец жил с Таней, когда это случилось.

Пандора вышла в сад покурить, я последовал за ней. Спросил, не даст ли она интервью для моей книги «Слава и безумие».

Отбросив назад волосы цвета патоки, она рявкнула:

– Я, по-твоему, кто, поп-звезда? Я серьезный политик, вкалывающий от зари до зари!

Возразил на это, что часто вижу ее на страницах журнала «Хелло!» под ручку со всяким гламурным старичьем.

Пандора ответила, что не в силах остановить папарацци. Она курила, а я разглядывал ее очаровательный профиль. Вдруг она протяжно вздохнула. Я спросил, все ли с ней в порядке.

Пандора ответила, что скучает по отцу, и добавила:

– Твоя мать когда-нибудь рассказывала тебе о том, что произошло?

Мне было известно лишь то, что писали в газетах, да еще то, что моя мать на какое-то время лишилась дара речи, настолько она была потрясена случившимся.

– Настолько потрясена, – горько усмехнулась Пандора, – что увела твоего отца у моей матери через неделю после похорон папы.

– Типичное поведение людей, родившихся в эпоху беби-бума, – вздохнул я. – Все это поколение морально разложившееся.

Рассказал ей, что в 60-е мои родители страдали наркозависимостью. Пандора рассмеялась: мол, несколько затяжек субботним вечером – еще не зависимость.

Тогда я поведал ей о бедном слепом Найджеле, но Пандора уже была в курсе, даже успела свести Найджела с высоким чином в Королевском национальном институте помощи слепым.

– Для консультации? – спросил я.

– Для сбора средств, – ответила она. – У Найджела отличные связи в гомосексуальной мафии. Через него легко подобраться к их кошелькам.

Таня позвала нас к столу, и мы провели неловкий час за едой, выпивкой и воспоминаниями, однако упоминаний об обстоятельствах смерти Ивана, тщательно избегали.

Для оживления атмосферы я рассказал, что написал Тони Блэру письмо с просьбой прислать документы, подтверждающие его слова об оружии массового уничтожения, Кипре и сорокапятиминутной боеготовности.

– Этот скупердяй боится потерять свой залог в турагентстве, – вставила мама.

Оказалось, что Пандора сейчас редко видится с мистером Блэром, поскольку его постоянно нет в стране. Неизбежна ли война с Ираком, поинтересовался я.

– Поговаривают, – ответила Пандора, – что Министерство обороны намерено призвать резервистов-медиков.

– Значит, в больницах останется еще меньше врачей и медсестер, – резюмировала мама.

Она определенно успела посплетничать с хозяйкой, пока мы с Пандорой дышали свежим воздухом, потому что Таня вдруг спросила:

– Я слышала, у тебя новая девушка, Адриан?

– Как ее зовут? – оживилась Пандора.

Я глубоко вздохнул и произнес:

– Маргаритка Крокус.

Пандора расхохоталась, показав полупережеванный сэндвич с клюквой и сыром.

– Господи, какое нелепое имя! Привози ее ко мне познакомиться. Напою вас чаем в парламенте.

Так и сделаю, дорогой дневник, но только после того, как Маргаритка прочтет, изучит и возьмет на вооружение рекомендации, изложенные в книге «Одевайтесь правильно!».

Полнолуние.

Позвонил мой адвокат Дэвид Барвелл, сказал, что пришли документы от Марка У'Блюдка и ипотечной компании. Предупредил, что с меня еще 8000 фунтов. И как я намерен покрыть эту задолженность?

– Но я рассчитал на калькуляторе, что потребуется всего-навсего 3000 фунтов, – возразил я.

– Может, батарейки сели? – предположил Барвелл.

– Он работает от солнечных батарей, – ответил я.

– Так ведь в последнее время солнце появляется не часто, мистер Моул. Вы явно ошиблись в расчетах.

И вновь спросил, откуда я возьму недостающую сумму.

Я ответил, что в строительном обществе у меня лежат заработанные тяжким трудом сбережения на сумму 4000 фунтов, остальное надеюсь где-нибудь занять.

– Закон не руководствуется надеждами, мистер Моул, – отрезал мой адвокат, – он руководствуется фактами. Вам следует принести первый взнос мне в кабинет до конца этой недели, или собственность вернется на рынок.

Затем он спросил, не нужен ли мне независимый финансовый консультант. Как раз по совету независимого финансового консультанта, ответил я, мой отец вложил свою пенсию в «Вечную молодость».

Барвелл долго молчал, а потом буркнул:

– Намек понят.

Я немедленно позвонил в свой банк в Калькутте и объяснил ситуацию девушке на другом конце провода. Она пообещала выслать бланк заявления на получение банковского кредита.