Общий враг Мамонтов Павел
– Это я так, на всякий случай. Для собственного душевного спокойствия…
Из динамиков то и дело доносились короткие фразы – шел активный радиообмен. Родион одним ухом прислушивался к переговорам.
– Ну, похоже, что ничего серьезного. Продолжаем?
– Когда ваше подразделение возвращается домой?
– По плану наша командировка длится… м-м-м… тринадцать месяцев. Значит, возвращаемся в конце года, в последних числах декабря.
– После возвращения из Ирака твоя служба не заканчивается? Сколько еще служить?
– Еще год, но я окончательного решения не принял. Думаю.
– А можно продлить контракт?
– Конечно, можно. Вообще, я планировал продлить контракт ещё на три года, чтобы иметь возможность получить образование, пока служу в армии. Но сейчас я в пехоте, и на это нет ни сил, ни времени. Скорее всего, после нашего возвращения я переведусь на другую специальность.
– А после армии?
– Далеко не загадывал. Планы пока туманные.
– Стоп, снято! – Курочкина захлопнула блокнот. – Закончили… На сегодня все, спасибо. Я отсмотрю материал и потом решим, что еще можно добавить. У меня еще некоторые задумки есть, что можно сделать…
Леонид отключил камеру. Родион забрался на место водителя.
– Забирайтесь, довезу вас до бункера.
– Тут идти пятьдесят метров, – опешил Павел, – прогуляемся.
– Забирайтесь. Прокачу с ветерком. К тому же вы находитесь в зоне боевых действий.
– Тогда я на пулемет!
– Не, ребята, пулемета я вам не дам… Пока.
День постепенно превращался в вечер. Покрасневшее солнце заметно клонилось к земле, удлиняя тени. Рядом с выделенной для мероприятия машиной стояли два сотрудника охраны консульства. Оба «косили» под американцев из «Блэквотер» – короткие стрижки, очки… Свободные светлые брюки, темные футболки… На ногах у одного были армейские тупоносые ботинки, у второго – легкие кроссовки. Оба были вооружены короткими автоматами. Один дымил сигаретой, второй шелестел небольшим пакетом – жевал сухарики.
– Это вы так машину починили? – указательный палец Сергея ковырнул лепесток отслоившейся краски вокруг дырки, пробитой пулей в корпусе машины. Если не сильно вглядываться, то можно и не заметить, но Бойченко сразу же насчитал шесть дырок – в крыле, дверях и в районе багажника.
– А мы тут тебе что, кузовное ателье, что ли, – один из охранников бросил Бойченко ключи от автомобиля, – скажи спасибо, что стекло поставили. Не простудишься теперь.
Второй охранник прыснул, довольный шуткой товарища. Недожеванные сухарики разлетелись изо рта.
– А ты смотри, не подавись, боец, – беззлобно огрызнулся Сергей, забираясь на место водителя, – когда я ем, я глух и нем.
– А ты кто вообще такой, слышь, э… – мгновенно завелся шутник, но второй его осадил, придержав за локоть.
Бойченко вырулил со стоянки консульства, бросив взгляд в зеркало заднего вида. Пистолет ГШ он положил на сиденье, прямо между ног. Автомат выглядывал из-под пассажирского сиденья справа. Сумка с дюжиной автоматных рожков лежала там же. Пистолетные магазины Сергей распихал по карманам брюк, предварительно убедившись в том, что их будет легко достать в случае необходимости. Сергей с сомнением поглядывал на автоматный ствол – эта игрушка вряд ли пригодится.
«Пусть лежит рядом ненужный, чем не лежит нужный» – так он объяснил Коровину нужду в «главном калибре». Нож Бойченко повесил на правую голень. Бронежилет валялся на заднем сиденье. Сейчас проку от него было ноль. В багажнике лежал объемный баул с десятком армейских комплектов сухих пайков. Разумеется, американских. Бойченко улыбнулся, когда вспомнил выражение лица Василия после своей просьбы обеспечить его автономность на несколько дней. И главное – вода. Пятнадцать двухлитровых пластиковых бутылок были загружены в машину. Две булькали в миниатюрном холодильнике, оборудованном в широком подлокотнике. Несмотря на то, что машина была вычищена, в салоне все равно пахло пылью. Сергей взял рацию.
– Я уехал.
Бойченко сосредоточенно крутил руль, двигаясь по улицам Багдада. К его удивлению, на улицах было довольно много народа и разного транспорта. Для города, в котором шла война, это было… смело. Сергей знал, куда ехать, карту он выучил хорошо и не боялся заблудиться. Бросив взгляд на часы, Сергей прикинул, чем сейчас может заниматься Надя. Было уже семь вечера, и Бойченко решил, что журналистка уже вовсю работает, снимает свою передачу. По прикидкам, группа должна была попасть на ФОБ еще часов в 11 утра. Сергей вспомнил, как хмурилась Курочкина, когда ей приходилось подчиняться или когда что-то шло не так. Какой она растрепанной была после того, как они приехали в консульство. Да еще этот синяк… Интересно, есть у нее ухажер? И как она искренне расстроилась, когда узнала, что они едут одни. Она выглядела такой… напуганной. Чем она сейчас занимается? Как у нее дела? Все ли в порядке? В благоразумии Леонида Сергей не сомневался, но этот неуемный болван Павел, может по дурости втравить их в какую-нибудь неприятность! Тьфу-тьфу-тьфу, все будет хорошо. После того, как они вернутся домой, он пригласит ее… он пригласит ее… куда-нибудь.
– Бойченко, – сказал Сергей сам себе, – возьми себя в руки. Ты знаешь эту пигалицу всего ничего, а уже напредставлял себе хрен знает… Дьявол!
Нога резко вдавила педаль тормоза. Машина встала как вкопанная, недовольно зашипев шинами по асфальту. Сзади моментально взвизгнули тормоза, но обошлось без столкновения. Раздались возмущенные гудки.
– Так недолго и…
– Бойченко отпустил руль и поднял руки, демонстрируя покорность. Окунувшись в думы о Курочкиной, Бойченко догнал американскую военную колонну, которую традиционно замыкал броневик. Сзади него красовался щит с запретом подъезжать ближе 100 метров. Сергей приблизился гораздо ближе. На тормоз он нажал только тогда, когда в бронированной двери открылась бойница, в которую высунулся ствол пулемета, а по глазам немилосердно резанула вспышка яркого света, мгновенно ослепившая Сергея.
Американцы укатили дальше. Под аккомпанемент все тех же возмущенных гудков Бойченко свернул на обочину и простоял минуты три, приходя в себя.
– Не, ну скажите мне, как я узнаю, что не могу приближаться к ним ближе ста метров, если эту надпись смогу прочесть только с десяти! Вот ведь тупые, а… Черт… – Сергей посмотрел на свои руки. Руки дрожали.
Он вывернул руль и, нажав на педаль газа, выехал на трассу.
Приходилось поторапливаться. До нужного места было необходимо добраться до темноты. Бойченко не волновался насчет оружия в салоне его машины. Принадлежащий консульству автомобиль обладал экстерриториальностью, то есть являлся «кусочком России» и не подлежал досмотру. Будь его машина «местной» – проблем было бы не избежать, так что Сергей согласился с Коровиным – дать ему «консульские колеса» было хорошей мыслью. Но с другой стороны, днем машина с дипломатическими номерами заметна, она всегда привлечет к себе внимание. Ночью номеров не видно и всем плевать, какая перед тобой машина. Подозрение, с которым на джип могут посмотреть американцы, иракская полиция или партизаны, может легко материализоваться в конфликтную ситуацию. А тут ведь сначала стреляют, а потом разбираются…
Сергей собирался прибыть на место до захода солнца и наступления комендантского часа. Естественно, он не собирался лихо подрулить прямо к интересующему его бункеру и перелезть через забор. Машину он бросит в каком-нибудь месте, в котором она простоит нужное ему время. На карте местности он видел что-то типа фабрики или завода – какие-то заброшенные корпуса, которые, как надеялся Сергей, смогут стать для его транспорта и его самого надежным укрытием. Коровин гарантировал Бойченко, что эти корпуса пустуют. «Хоть что-то вы тут знаете» – Сергей вспомнил свой ответ. Наличие этих пустующих корпусов недалеко от бункера не было единственной причиной для использования их в операции. На одной из карт, составленной из множества фотографий, Бойченко обратил внимание на объект, отбрасывающий довольно длинную тень – видимо, эта фотография была сделана ранним утром или вечером, когда солнце находилось низко над горизонтом. Изучив множество снимков этого участка и ознакомившись с отчетами группы Половцева, Коровин и Бойченко пришли к выводу, что это может быть труба. Если это так, то Сергей воспользуется этим строением как возможным наблюдательным пунктом – судя по ее месторасположению, от трубы до бункера было немногим больше двухсот или двухсот двадцати метров.– Прикинь, Павлон, меня сняли со всех дежурств, пока вы тут будете…
В словах младшего брата слышалось плохо скрываемое разочарование.
– То есть, я правильно понимаю – если начнется заваруха, тебя на войну не возьмут?
– Ага…
– Бедняжка, как я тебя понимаю…
Родион погрозил старшему брату кулаком.
Предыдущие полтора часа Родион водил съемочную группу по бункеру, показывая и рассказывая, как он устроен изнутри и знакомил сослуживцев с гостями. Американцам было интересно посмотреть на такое огромное количество русских. Одно дело – один, и то – вроде как свой, к нему все уже привыкли, а тут сразу трое. И ладно оператор со старшим братом. Но ведь – девушка! Русская! Рыжая! Надя произвела настоящий фурор в этом мужском царстве, пропахшем потом, железом, оружейной смазкой и порохом. Капитан, в первые десять-пятнадцать минут спокойно отнесшийся к тому, что все его подчиненные практически свихнулись, начал выражать недовольство тем количеством внимания, которое уделялось Курочкиной его подчиненными. Да и сама Надя понимала, что своим неожиданным появлением навела шороху.
Раз десять или больше группа из «снимающей» превращалась в «снимающуюся» – все как один, бойцы повытаскивали свои цифровые «мыльницы» и фотографировались с журналистами. Точнее – с журналисткой.
– Через пару недель ищи себя в Фейсбуке, – заметил Родион после очередной фотосессии, – а может, и раньше.
– Они что, русских никогда не видели?
– Видеть-то видели, но тут, как вы уже заметили, не так много развлечений… Ваш визит будет вспоминаться о-о-о-чень долго.
То и дело натыкаясь на искренние улыбки и, что уж говорить, – заинтересованные взгляды молодых парней в форме, которые искали любой предлог, чтобы с ней столкнуться, Надя ощущала себя настоящей королевой красоты.– Ваше присутствие снижает боеспособность моего подразделения! – безапелляционно заявил Майкман, пригласив группу в свой «офис». – При всем уважении к вашей работе и к тому, что этот проект был одобрен моим командованием, я прошу подумать о сокращении сроков вашего пребывания на объекте.
– Вас выгоняют, – коротко перевел Родион слова старшего по званию. – То есть не выгоняют, а подгоняют…
– Это что же, приехали на пару часов и уехали? – прокомментировал сказанное Павел.
– Эдак я мог картинок и из архивов надергать… – пробурчал Леонид.
– А нельзя ли как-то… – Надя хотела что-то сказать, но не успела.
– Значит так, Захаров, – насупился капитан, – слушай боевой приказ… Все что хочешь делай, но твои русские должны убраться из моего бункера в самый кратчайший срок.
– Так точно сэр. Разрешите обратиться?
– Обращайся.
– С вашего позволения, сэр, «мои русские» уберутся из бункера быстрее, если вы разрешите мне принимать участие в планирующихся миссиях и выходить на плановое охранение периметра.
– Поясни.
– Они могли бы снимать свой репортаж непосредственно…
– Я тебя понял, Зак. Хорошо. Даю разрешение. Но ты несешь за них ответственность.
– Конечно, сэр. Спасибо, сэр.– О чем договорились? – первым делом поинтересовалась Надя, когда они вышли из бункера на воздух. Дневная жара спала, но все равно было душно. Вечер подобрался к Багдаду вплотную.
– Я выхожу на пост в четыре утра. Охрана периметра. Сидим в машине на въезде, вон там. Вы можете продолжать снимать в «Хаммере».
– В четыре утра… – Леонид почесал затылок, сдвинув кепку на лоб, – какой свет ставить?
– Свет ставить нельзя, Леня…
– Ну и как работать?
– Вот и я думаю… Я на рации, плюс пулеметчик… – Родион с сомнением оглядел троицу, – места мало.
– Вношу рационализаторское предложение! – обратил на себя внимание Павел. – Может пойти кто-нибудь один.
– И я даже знаю, кто…
– Откуда такой скепсис, Надежда? Это же мой младший брат! – Павел сделал ударение на слове «мой», – Я беру маленькую камеру, ставлю ее на… в… где-нибудь, в общем, ставлю. И мы сидим, мирно беседуем обо всем, о всяких глупостях… А если ты представишь список интересующих вопросов, мы обсудим их в самой непринужденной обстановке.
– А ведь его предложение, Надя, не лишено смысла, – кивнул оператор. – Картинка может получиться любопытной. Процитирую Вергилия: «Capre viam et susceptum perfice munus!», что в переводе значит «Иди своим путем и сверши начатое!»
– Точно. Суспектум… этот… Мунус. Это что, латынь?
– Ага. Леонид у нас ходячая энциклопедия крылатых фраз и выражений. В общем, вы все согласны, да?
– Мы нацепим приборы ночного видения и будем обсуждать… – подхватил мысль Родион, – будем обсуждать… а что мы будем обсуждать?
– Ты всегда меня понимал, братец, – Павел похлопал Родиона по плечу, – слушай, ну неужели два брата, неожиданно встретившиеся в Ираке, не найдут темы для беседы? А пустишь меня за пулемет?
– Все бы тебе пулемет… Это ты у Реяса спросишь.
– А ведь я спрошу!
– Вы с ним подружитесь.
– Откуда такая уверенность?– А он такой же ненормальный.
Загнать машину в старый ангар Бойченко успел, как и собирался, еще до наступления темноты. Старая фабрика казалась абсолютно пустой. Собственно, она таковой и была. Сергей заглушил мотор. После того, как погасли фары, Сергея окружила темнота. Если на улице еще можно было что-то увидеть, то внутри пустующего цеха было темно, хоть глаз коли. Сергей моментально нацепил на лоб прибор ночного видения и огляделся. Темнота сдалась и отступила. Окружающее пространство окрасилось в приятный зеленый цвет.
– Изумрудный, твою мать, город… – процедил сквозь зубы Сергей.
Сейчас он был на взводе – к нему вернулась хорошая, как он ее называл, злость. Сергей просидел без движения и в полной тишине около тридцати минут – вокруг была все та же зеленая пелена. Ничего не происходило. Его появление никого не потревожило. Ничье появление не тревожило его. Звуки, которые иногда доносились до него, не беспокоили – обычный аутичный шепот больших пустых помещений… Если бы источником звука были люди, Бойченко это сразу бы определил, а пока что его соседи – бездомная собака и десяток-другой крыс, бегающих в поисках еды. Сергей выбрался из машины и, стараясь двигаться бесшумно, обследовал помещения, ставшие его временным пристанищем. Проходя мимо окна, он глянул на возвышающийся над улицей силуэт трубы. Сегодня он заберется на нее и изучит состояние дел в бункере. По крайней мере – получит ответ на принципиальный вопрос: занят бункер или свободен. Стараясь не шуметь и замирая после каждого шага, Сергей выбрался из ангара. Все по-прежнему было тихо. Расчет удался – фабрика действительно пустовала. Бойченко рассудил, что вряд ли ему стоит ждать неожиданных гостей ночью. Если бы местные жители хотели распотрошить предприятие, то они уже это сделали. А если что-то и осталось, что можно вынести, то мародеры появятся только днем… Несмотря на этот обнадеживающий вывод, осторожность, аккуратность и сосредоточенность – вот на чем сконцентрировался Бойченко. Прибор ночного видения давал отчетливую картинку, но несколько сужал поле зрения, приходилось чаще крутить головой…
Бойченко добрался до трубы. Массивное основание трубы составляли бетонные блоки. На высоте метров трех труба становилась красной, так как далее шел кирпич. Несмотря на то что в некоторых местах в теле трубы зияли провалы, кирпичи вывалились – то ли от некачественной укладки, то ли это были следы попаданий, постройка выглядела крепкой и основательной. Сергей тщательно обследовал состояние стальных прутьев лестницы, постаравшись запомнить, где находились самые кривые и ненадежные из них, где их вообще не было. Он не мог допустить сюрпризов в виде отсутствия ступеньки или еще чего-нибудь в этом роде. Четыре пролета лестницы произвели на него положительное впечатление. Несомненным плюсом был и тот факт, что лестница находилась с той стороны трубы, которая не была видна со стороны бункера… Увидеть объект можно было, только немного высунувшись из-за стены, – этого было достаточно. Сергей поборол желание забраться на трубу прямо сейчас. Он рассудил таким образом: если бункер занят американцами, то именно эта труба как самая высокая точка на местности будет находиться под неусыпным наблюдением. Да что там – она будет немедленно снесена! По крайней мере он поступил бы именно так. То, что труба прочно стояла на своем основании, придало Сергею уверенности в своих силах и увеличивало шансы на успех. Он посмотрел в ту сторону, где должен был находиться бункер. Отсюда его не было видно, конечно… Раз трубу не снесли, значит, бункер пуст. Такой вывод грел душу. Тем не менее, торопиться не следовало. Тем же путем, наступая на свои же следы, Бойченко вернулся к машине. Восхождение он назначил на четыре часа утра. Если бункер занят американцами… да хоть кем! …то даже самая внимательная охрана будет находиться в полудремотном состоянии. К тому же не только труба может представлять угрозу. До нее от бункера не менее двухсот двадцати – двухсот пятидесяти метров. Крыши домов, находящихся рядом с бункером, как потенциальные огневые точки должны больше волновать охрану, чем старая фабричная постройка, на которую ни пулемет не затащить, ни снайпера посадить… Еще Бойченко подумал так: если бы в бункере сидели американцы, то они, если и отказались от сноса трубы, то наверняка придумали бы, как использовать ее в своих целях. Повесили бы системы связи и наблюдения. Но труба была чиста. На ее кирпичных боках не висело никаких непонятных конструкций и предметов, которые могли бы «рассказать» о том, как старая труба используется армией США. Да будь так, подходы были бы заминированы. Бойченко же самым внимательным образом смотрел под ноги и вокруг себя в поисках следов активности. Признаков установки сигнальных или противопехотных мин, датчиков и прочих технических средств обнаружения он не заметил. Все было пусто. В противном случае его присутствие уже было бы обнаружено.
Сергей с легким щелчком закрыл дверь машины и приготовился немного вздремнуть. Взведенный, но поставленный на предохранитель пистолет он удобно пристроил под рукой.
– Спите, жители Багдада… В Багдаде все спокойно…
Стоило Сергею прикрыть глаза, как до его ушей донесся звук короткой автоматной очереди, а затем второй, третьей… По характерному звучанию Бойченко моментально определил, что стреляют из АК, стреляют где-то далеко и его эта стрельба никак не касается. Стрельба велась медленно, тягуче, с какой-то ленцой и вовсе не походила на выяснение отношений. Сергей ухмыльнулся, поправил пистолет и снова погрузился в дремоту. Перестрелка продолжалась еще минуты четыре. Своей вялостью она чем-то напоминала вялую перебранку собак, когда одна шавка с какого-то перепугу начинает лаять на весь белый свет, а две или три таких же глупых псины откликаются на лай и затягивают свои перебрехи…Багдад. 22 июня 2006 года
– Ы-ы-ы-ы-а-а-а… – Павел потянулся и потер ладонями лицо, – не помню, когда последний раз вставал в такую рань… Какая у нас сейчас разница с Москвой?
– Один час, – несмотря на то что часы показывали четыре пятнадцать утра, Родька был сосредоточен и деловит, – не выспался?
Он сидел на водительском месте «Хаммера», полностью упакованный, – каска, бронежилет с торчащими из карманов магазинами.
– Я почти сутки в Ираке… И уже столько всего случилось! – Павел стал загибать пальцы, – разозлил иракского охранника в аэропорту, потом разозлил Бойченко, попал под обстрел на шоссе, лишился фотоаппарата… Что еще… Вроде ничего не забыл?
Последний вопрос был задан красному светодиоду – индикатору на корпусе маленькой видеокамеры, которую Павел установил внутри салона под лобовым стеклом.
– Насыщенно у тебя прошли эти сутки… – улыбнулся Родион, – а Бойченко – это кто?
– Сергей Бойченко – это такой суровый дядька, которого к нам приставили как охранника. Вроде бы официально, но он почему-то нас только до консульства сопроводил.
– А должен был…
– А должен был сюда вместе с нами, тут вместе с нами и обратно вместе с нами…
– И тебе это кажется странным? – Родион посмотрел на брата, – Что его сюда не пустили?
– Угу. Я Лёне… Ну, оператору… говорю – что-то не срастается.
– А он что?
– А он рукой машет. И на латыни что-то отвечает.
– А Надя?
– Надя на меня вообще, как на сумасшедшего, посмотрела. Даже слушать не стала.
– Да ладно, Павлон, фигня это. Мне вообще все, что я вижу вокруг, как оказался на войне, кажется странным. Мое «странное» гораздо «страннее» твоего. Настолько «страннее», что уже стало нормой… Ничему не удивляюсь.
– Ну, может быть… Но все равно не понимаю, почему, если местная администрация не пустила Бойченко, консульство не дало нам нового, из числа сотрудников…
– А ты не гадай, а у него спроси.
– Пожалуй, так и сделаю.
– Hey, Reyas…
– What? – отозвался сверху пулеметчик, присутствующий в салоне нижней частью тела.
– Yesterday was a good day.
– Yap…
– Что ты ему сказал? Хороший день?
– Точно. «Вчера был хороший день». Это у нас такой… ритуал, что ли. Дежурная фраза.
– В смысле? Что значит «Вчера был хороший день»?
– Это значит, что вчера никто не погиб.
– Тогда это, действительно, хороший день. Надеюсь, что твои ближайшие сто восемьдесят с небольшим дней окажутся такими же хорошими.
Москва. 19 мая 2006 года
– Двигайтесь прямо триста метров.
Голос из динамика начинал раздражать.
– Да ты рехнулся, Витек! Или я что, слишком сильно тебя приложил?
Половцев изумленно посмотрел на Сергея.
– Почему это я рехнулся?
– А потому что ты несешь какую-то херню! Ты на дорогу лучше смотри!
– Только вот не надо орать, хорошо? Если на то пошло, то это не я несу херню, а тот, кто меня в Багдад отправляет! И это, знаешь ли, такая «херня», за разглашение которой за яйца подвешивают!
– Нет, е-мое, я идиот! Сейчас позвоню на ОРТ и скажу «Привет, парни, вы знаете, я, кажется, в Багдаде ядерную бомбу забыл!».
– Не смешно.
– Я знаю…
Виктор вез Бойченко домой. Сергей угрюмо смотрел в окно.
– Через сто метров поверните налево… – неугомонный навигатор снова напомнил маршрут сидящему за рулем товарищу.
– Да выруби ты эту дуру говорящую!
– Эй, стой… Убери ручищи свои, сломаешь мне прибор! Да погоди ты! – Половцев оттолкнул руку Бойченко, когда тот стал наугад жать кнопки на GPS-навигаторе, намереваясь выключить голосовое сопровождение.
– В общем, ситуацию я тебе обрисовал, – уже спокойно сказал Виктор, – в Багдаде бомба.
– Ты забыл сказать «может быть».
– Может быть.
– Может быть, ее там нет.
– Хорошо бы…
– А может, это не наша? Может, какая-нибудь чужая?
– С миру по бомбе – Саддаму арсенал?
– Или Хусейн ее сам сделал.
– Точно. «Я его слепила, из того, что было».
– Ну, у него много денег было, мог купить.
– У кого?
– Если я не ошибаюсь, в Ирак шло много оружия в обход эмбарго, – Бойченко пожал плечами. – Когда мою группу туда забрасывали, нам не говорили о происхождении зарядов. Довели информацию о количестве и месте хранения…
Автомобиль подъехал к дому Сергея.
– Приехали, – Виктор нажал на тормоз, – выметайся.
– Выметаюсь… – Бойченко отстегнул ремень безопасности.
– Что тебе привезти?
– А привези мне, батюшка, цветочек аленькый… – произнес противным тоненьким голосом Сергей.
– Смотри, сам попросил, – Виктор погрозил другу пальцем.
– Ни пуха тебе, Полтава…
– К черту, Чен…
Бойченко хлопнул дверью и… проснулся.
Он сидел в салоне джипа, стоящего в одном из помещений заброшенной фабрики где-то на севере Багдада. Часы показывали три пятьдесят утра.
Первые лестничные пролеты Сергей преодолел довольно легко. Руки сами находили, за что держаться, а ноги – место, куда вставать. После каждого шага, поднимающего его на ступеньку выше, Бойченко делал секундную остановку, прислушивался и приглядывался. Несмотря на то что он переоделся в темную футболку с длинным рукавом и темные брюки, делавшие его менее заметным в темноте, осторожность не может быть лишней. Наоборот – это важнейшее условие. Раннее-раннее утро, практически еще ночь, но – уже сдающая свои позиции. Ее черный с разводами широкий тяжелый шлейф все еще волочится по земле. Контуры предметов расплываются, тени непроглядно черны, глазу не за что зацепиться. Зыбкая граница света и темноты была верным союзником диверсанта, вернувшегося на поле боя. Руки в удобных перчатках подтягивали Сергея вверх, а ступеньки из стальных скоб отзывались неслышным, легким, едва ощутимым на ощупь гулом, когда он ставил на них ногу. Бойченко поднимался все выше и выше. Горизонт начал расступаться. Вокруг, настолько далеко, насколько Сергей мог видеть, лежал город. Городу было больше двух тысяч лет и название его можно было перевести с персидского как «Богом данный».
Бойченко пользовался прибором ночного видения. В его окуляре столица Ирака была похожа на хаотичное переплетение линий и отрезков – те, что поближе, улицы были отчетливо видны в зеленом мареве… Те, что дальше, – теряли свои очертания. Даже с этого расстояния был виден центр города – «Зеленая зона». Сейчас эта зона, действительно, была зеленой. Она выделялась большим количеством огней и прибор усиливал их свет, превращая тусклые, едва различимые невооруженным глазом огоньки в яркие белые точки разного «калибра». Светились окна домов, горели фонари, работали яркие прожектора. На небольшой высоте двигалась целая стая «светляков» – над городом летали вертолеты…
– Ну точно «Изумрудный город»…
Сергею предстояло подняться еще на пять-шесть метров до точки, которую он определил себе как конечный пункт своего восхождения. Бойченко потянулся рукой к новой перекладине и в этот момент подумал, что штука, которую он изначально принял за торчащий из стенки трубы кирпич, вовсе не похожа на кирпич. Она похожа на… Окончательно убедиться в своей догадке он не успел. Рука в перчатке уже схватилась за поручень, и Бойченко не почувствовал, как его ладонь натянула тонкую, почти невидимую нитку, идущую к странному «кирпичу». В тот же миг в ухо Бойченко выстрелил танк. Сергей понимал, что на высоте двадцати метров, в старой фабричной трубе не может быть спрятан танк, но эффект был именно такой. Бойченко мгновенно оглох и ослеп.
Яркая вспышка, будто тысяча фотоаппаратов мгновенно сфотографировала его, высветила его буквально насквозь не хуже рентгеновского аппарата. Матрица «ночника» была безвозвратно сожжена. В голове оглушительно гудел реактивный двигатель, в глазах плавали шаровые молнии. Сергею хватило реакции и инстинкта не отпустить поручни и удержаться, хотя желание заткнуть уши и закрыть ладонями глаза было невероятным. В голове еще гудело, зрение не восстановилось окончательно, но мысли, словно истерически галдящие чайки, сорванные со своих мест полуденным выстрелом с бастиона Петропавловки, довольно быстро вернулись на свои места. Что произошло? Я дернул светошумовую гранату. Хорошо, что не осколочную… Что это значит? Это значит, что я полный дебил, осел, слабоумный идиот, долбаный Джеймс Бонд! Это значит, что в бункере сидят американцы. Это значит, что я обнаружен и у меня практически нет шансов. Сколько времени у меня есть, чтобы вслепую и вглухую спуститься с трубы? Минут пять от силы. Придурок, не на то, чтобы спуститься, а до того момента, как солдаты будут внизу… Попытаться стоит, но… До машины он доберется, но что потом? У него – дипломатическая неприкосновенность. Машина консульская, значит, обладает экстерриториальностью… Реальность, вдребезги разбитая взрывом светошумовой гранаты на мелкие осколки, стала все быстрее и увереннее складываться во что-то осмысленное. Кусочки ее, как паззлы мозаики, стали прилипать друг к другу, воссоздавая привычный мир. Сорвав с головы уже ненужный прибор ночного видения, Сергей стал спускаться. Внизу его ждал маленький кусочек России – салон консульского автомобиля. Если он успеет добраться до него быстрее, чем его возьмут, шансы не потеряны…Багдад. 22 июня 2006 года. 4 часа 20 минут утра
Где-то справа, метрах в двухстах, сверкнула яркая вспышка, на мгновение осветившая пространство, и одновременно с ней в небо взвились три красные ракеты. Через пару секнуд до «Хаммера» долетел глухой, но отчетливый хлопок.
– Е-мое! – подскочил на своем месте Павел и схватил камеру. Сигнальные ракеты стали медленно опускаться вниз, рассеивая вокруг себя семена искр и клубы красноватого дыма.
– У нас сработка! – Родион быстро заговорил в микрофон:
– Дельта-42, наблюдаю сработку на трубе. Повторяю: наблюдаю сработку на трубе. Предполагаю наблюдателя.
За спиной Реяс резко повернул турель и лязгнул затвором пулемета.
– К стрельбе готов!
Ствол пятидесятого калибра был готов высказаться по проблеме.
– Что это было? Обстрел?
– Нет, – Родион не отводил взгляда от трубы, видимой в отсветах сигнальных ракет, – у нас там светошумовая граната стояла и сигналка. Кто-то забрался и дернул… Мы доложились. Ждем приказов.
Радиоэфир наполнился голосами.
– А это кто говорит?
– Пулеметчики с крыши бункера. У нас три пулемета на крыше.
Опускающиеся ракеты постепенно тускнели, выбрасывая последние снопы искр. Две уже полностью погасли, но последняя продолжала чадить. Легкий порыв ветра бросил ее влево – и она ударилась о стенку трубы, разлетевшись на сноп мелких искр, в последний раз на короткое мгновение осветив покатый кирпичный бок. На какое-то мгновение Павлу показалось, что он увидел темную человеческую фигурку, прицепившуюся к стенке. Но светлячки искр уже погасли и труба окончательно погрузилась в темноту.
– И кто это мог быть?
– Может быть, кто-то забрался на трубу, чтобы поглазеть на нас… И это не самый плохой вариант… Может быть…
Рация не дала договорить. Родион выслушал приказ командира и завел двигатель.
– Поедем туда?
– Нет, мы выпускаем группу быстрого реагирования.
Броневик рыкнул дизелем и сдал назад. Тотчас мимо него, пробивая темноту светом фар, быстро проехали два «Хаммера», подняв облако песочного тумана.
– А если взять и… – Павел показал пальцем за спину, на Реяса.
Родион понял намек брата и криво ухмыльнулся.
– И так тоже можно, но… нельзя. А вдруг там какой пацан местный, решил разнообразить свой досуг…
– А, ну сейчас он там веселится, наверное… Я знаю, что такое светошумовая граната. Да он же, наверное, свалился вниз!
– Ребенок туда не заберется. А взрослый залезет только с одной целью. С какой именно – выяснят парни из группы быстрого реагирования. Свалился он или жив-здоров, нам скажут, кто этот Али-Баба…
– Почему Али-Баба?
– Если я назову иракца Али-Бабой, то сильно его… э-э-э… обижу. Али-Баба это… ну, мерзавец, разбойник, бандит… Очень нехороший человек, одним словом. Это у нас он почему-то считается местным народным героем. А тут он конкретный мерзавец. Допрашивали тут одного, сержант ему говорит – «Ты – Али-Баба!», – вспоминал Родион, – так тот аж затрясся весь: – «Нет, нет, я не Али-Баба! Я не Али-Баба!»
– Прикольно. Надо запомнить.
Бойченко, наконец, спустился. Руки горели от напряжения. Теперь перед ним стояла задача посложнее – найти путь к машине. Пока он спускался по лестнице, новых сюрпризов можно было не ждать – скоба за скобой, ступенька за ступенькой… Но в темноте фабричного цеха, забитого хламом… Слух восстанавливался быстрее, чем зрение. Гул в ушах постепенно проходил, но плазменные шары, летающие перед глазами, здорово мешали ориентироваться. Кое-как, возлагая надежды на периферическое зрение, Бойченко прошел метров десять-пятнадцать, вытянув перед собой руки и ощупывая пространство перед собой как улитка – своими усиками… О бесшумности передвижения речи не шло, ситуация была не та. Сергей хрустел битым стеклом, попадающимся под ноги, гремел непонятными железяками, цепляющимися за одежду. В какой-то момент он зацепился за что-то ногой и свалился, ободрав ладони и очень больно стукнувшись коленом. Нога ныла, но Сергей старался не обращать на нее внимания, успокаивая себя тем, что он, полуслепой, еще легко отделался. В его положении он мог бы легко раскроить себе башку и на этом все могло закончиться. Бойченко услышал, что где-то снаружи шаркнули шинами один или два автомобиля. Американцы. По прикидкам Сергея, у него еще было минуты три. Он уже представил себе, как забирается в салон и захлопывает за собой дверь. Но… Дальше-то что?
Выставив вперед стволы и включив тактические фонарики, четверка пехотинцев, готовая в любой момент открыть огонь, проходила помещения. Указательные пальцы лежали на спусковых крючках. Перед тем как войти в фабричные цеха, группа быстрого реагирования обследовала подходы к трубе и никого не обнаружила. Из этого следовал простой вывод – неизвестный удержался на лестнице и, возможно, сумел спуститься. Если они никого не найдут, то это может означать следующее – либо сигнальные ракеты запустила какая-нибудь птица, севшая на лестничную скобу и запутавшаяся в тонкой проволоке, либо тот, кто это сделал, оказался сильнее и проворнее…
Темнота жадно поглощала и рассеивала свет тактических фонарей. Прикрывая друг друга, внимательно вглядываясь в пространство и прислушиваясь, солдаты двигались вперед. Откуда-то донесся неясный звук – то ли покатилась стеклянная банка, то ли зазвенел жестяной лист… Лучи света моментально развернулись и уперлись в кривую фанерную дверь в кирпичной стене. Солдаты замерли на месте. Звук из-за двери повторился – будто бы кто-то крался, стараясь двигаться максимально тихо. Было слышно, как мелкий гравий скрипит под ногами.
Солдат, стоявший чуть впереди, аккуратно, короткими приставными шагами, приблизился к двери и прислушался. Прижавшись к стене, он похлопал себя по правому бедру, подавая остальным условный знак «Внимание на меня, проводим зачистку помещения». Каждый из бойцов прекрасно знал, что ему делать дальше, так как подобные ситуации многократно отрабатывались на тренировках и доводились до автоматизма, до рефлекса. Двое выстроились в цепочку за спиной ведущего и приготовились. Четвертый солдат проверил, что дверная коробка свободна от каких-либо проводов и убедившись, что отсутствуют признаки минирования, отступил на шаг. Пехотинец, стоявший во главе группы, кивнул ему, и тот немедленно нанес удар ботинком в то место, где был замок. Дверь с лязгом распахнулась – и в помещение моментально, один за одним, влетели все четверо, занимая позиции и контролируя свои сектора. Лучи их фонарей прыгнули в темноту, стремительно проскакали по углам, а потом сошлись в одной точке.
– La tetharrak! [14] – заорал солдат, вошедший первым. Он сделал пару шагов, не выпуская цель из круга света и повторил свою команду по-английски: – Не дергайся, придурок!
Бойцы держали на мушке мужчину в темных брюках и футболке. Тот уже опустился на колени и завел руки за голову.
– Мы его взяли! – быстро доложил по рации один из бойцов, обходя задержанного с фланга. Тот продолжал стоять на коленях, ожидая своей судьбы.
Через пару-тройку секунд в помещение вбежали еще пять человек. Стало заметно светлее – по стенам заплясали круги света от тактических фонарей.
– Осмотреть остальные помещения, – приказ был отдан старшим группы, – он может быть не один.Бойченко не сопротивлялся. Конечно, сам виноват – подставился, как какой-то… Ладно. Критику оставим на потом, а сейчас надо думать, что делать дальше. Американцы, как Сергей и предполагал, не стали стрелять. Уже хорошо. Он будет молчать до тех пор, пока его не спросят. А спросят – единственное, что он сможет ответить, – «Я обладаю дипломатической неприкосновенностью». Его статус будет официально подтвержден консульством. Машину, конечно, обнаружат. Будем надеяться, что у них хватит ума не влезать в салон сразу. Стикер на лобовом стекле и окнах дверей, свидетельствующий о специальном статусе транспортного средства должен будет их задержать. Но… Хм, сейчас ночь, всегда можно будет сказать, что ничего не было видно и того требовала оперативная обстановка… Мда. Ситуация осложнилась, но не настолько, чтобы на операции можно было поставить крест. Ну что же… Переходим к плану «Б»…
Пока двое солдат держали его на прицеле, третий аккуратно, даже – осторожно, но в то же время – предельно внимательно провел личный досмотр. Бойченко не волновался – карманы были пусты. Прибор ночного видения лежал где-то возле трубы, разбитый в результате падения. Нож… Ну, нож. Ерунда. Основное оружие оставалось в машине. Сергея мягко, но властно уложили грудью на пол, на пыль и крысиный помет. В носу зачесалось. Тонкая пластиковая петля была быстро одета и затянута на правом запястье. После этого руку быстро завели за спину. Затем ту же операцию провели с левой рукой. После этого, убедившись в том, что задержанный не представляет опасности, американцы подняли Бойченко на ноги. Теперь он стоял в центре кольца, окруженный солдатами. Глаза еще болели, и свет от тактических фонарей слепил нещадно. Фигур не было видно вообще – только силуэты, сливающиеся и шевелящиеся как амебы. Темные пятна с неясными очертаниями, хрустящие гравием и осколками битого стекла. Тот же самый военнослужащий, который отдал приказ осмотреть помещения фабрики, задал первый вопрос.
– Ты кто?
Бойченко не успел ответить.
– Сэр, вы должны это увидеть… – сказала чья-то рация.
Сергей понял, что они нашли машину. Ну что ж… Это было дело времени. Ваше слово, товарищ маузер.
– У меня дипломатическая неприкосновенность. Моя машина обладает экстерриториальностью.– Оп-па! Они кого-то взяли, – Родион с трудом разобрал донесение, добравшееся до него сквозь эфирные шумы.
– Кого?
– Не услышал. Долбаная рация… Вроде мужика какого-то.
– И чего теперь?
– Сюда привезут, посмотрим.
– Эй, Зак, какие новости?
Читать бесплатно другие книги:
