Уж замуж невтерпеж, или Любовь цвета крови Штурм Наталья

Я заказала две дюжины устриц, салат из лобстера, вазочку черной севрюжьей икры и стакан свежевыжатого сока.

Жанна предпочла грудку белой куропатки, запеченную с грибами, с гарниром из глазированных яблок и бутылку французского вина «Ротшильд» девяносто пятого года.

– Отрываешься? – кивнула я на диковинное вино.

– Ну да. А что? Здесь все бесплатно. И потом, должны же у меня быть хоть какие-нибудь маленькие радости, – ответила Жанна, пригубив принесенный сомелье «пробник». – Кстати, знаешь, полностью это вино называется – «Шато Мутон Ротшильд». Я все названия вин выучила за пятнадцать лет, что хожу с Владиком по казино.

– А почему ты никогда нам с Люсей об этом не рассказывала? – воспользовавшись моментом, спросила я.

– Стыдно было. У всех мужья нормальные, а у меня урод какой-то.

– Сильно ты его… Может, ты просто устала, ведь на тебе весь дом и даже помощницы нет?! – осторожно спросила я.

– Да, я устала! Я очень устала. Но не от хозяйства – мне это в радость. Жизнь такая надоела. Ты думаешь, вот это казино – просто развлечение?! Да они больные люди! Ты еще не знаешь, что это такое, когда они сутками здесь зависают. Приходит или утром, или вообще не приходит. Отключает телефон – ты хоть обзвонись. Может, с ребенком что случилось или мне стало плохо – ему наплевать. На магазины денег не допросишься, а если и даст, то копейки. Это здесь можно тысячи долларов проигрывать, а мне дать просто так – на, сходи, купи себе что-нибудь – ты что! Удавится!

В этот момент в соседнем зале раздался крик Владислава:

– Ты что сдаешь?! Ты видишь, что ты сдаешь?! У тебя руки, полные говна!

Жанна вскочила и быстро ушла в игровой зал. Еще несколько минут был слышен визгливый тенор ее супруга, но потом, видимо, дела Владика пошли на поправку, и он затих. Жанна вернулась ко мне.

– Слушай, если тебе так тяжело – может, вам лучше разойтись? – предложила я.

– Я люблю его. Сколько лет мы с ним вместе… Еще в консерватории познакомились – он был гордостью курса, лучший лирический тенор. Я, как услыхала его, так сразу и влюбилась. Свою карьеру делать не стала, хотя педагоги мне прочили лучшие оперные партии. Но я решила Ему жизнь посвятить, и видишь, к чему мы пришли.

Жанна выпила залпом бокал вина и задумалась.

– Он мужик-то в принципе неплохой… – снова заговорила подруга, – не пьет, не курит, друзей у него много, не злой… Жалко так иногда его бывает – на что жизнь свою человек тратит?! Все, что на гастролях зарабатывает, все сюда несет. Слава богу, хоть квартиру приличную купил, не стыдно людей пригласить…

Я посмотрела на часы. Половина четвертого утра.

– А ты побороться за него не пыталась? – поинтересовалась я у подруги.

– Вот сижу, борюсь. И ты будешь бороться, если любишь. А по-другому никак. Или нужно принимать их образ жизни, или все нервы себе истреплешь и ничего не добьешься. Игрок – это диагноз, и, похоже, мы с тобой подруги по несчастью, – кивнула Жанна в сторону Роберта.

Из игрового зала вышла администратор и обратилась ко мне: – Извините, вас Роберт Дмитриевич просил подойти.

Роберт сидел с довольным лицом. Над столом возвышались несколько столбиков «дорогих» фишек.

– Мышань, еще полчаса, и поедем, ладно? Потерпи, Мышанюшка! Карта приличная идет – рано уходить. Тебе не скучно? – задал Роберт риторический вопрос.

Спонтанно вдруг возникла идея:

– Малыш, меня почему-то очень тошнит. Поехали домой, мне плохо, – совершенно «больным» голосом произнесла я.

Отчасти это было правдой. Мне действительно уже было тошно от бесцельности проведенного времени. Единственное, что утешало, – уверенность, что завтра (вернее, уже сегодня) Роберт даст добро на завершение ландшафтного дизайна. Я приняла обещания милого за чистую монету и понимала – раз нету денег, их нужно заработать, и быстрее всего это может получиться только в казино. Нужно лишь увести его вовремя, чтобы не успел проиграться.

Роберт неохотно двумя руками выдвинул вперед выигранные фишки и скомандовал: «Меняйте!»

Меняют выигрыш на доллары обычно гораздо дольше, чем доллары на фишки. Такое вот интересное наблюдение… Пока игрок сидит и ждет обмена своих денег, дилер зазывно тасует карты прямо перед его носом, и известны случаи, когда нервы игрока сдают, он начинает играть снова и все проигрывает.

Я боялась оставить Роберта даже на минуту, хотя нужно было еще попрощаться с Жанной. Она в одиночестве продолжала сидеть в ресторане.

Наконец выигрыш был получен, и мы отправились к лифту.

– Я на секунду – спускайся вниз!

Жанна сидела на диване и читала журнал о рыболовстве. – Еле увела… Попробуй Владику сказать, что у тебя голова болит, – предложила я испытанный на Роберте вариант.

– Ха! Ты что? Это тебя твой слушает, а мой, хоть я в обморок упаду, переступит, да еще и обматерит, что под ногами валяюсь. Нет. Ничего делать не буду… Ты вообще забудь, пожалуйста, что я про Владика говорила. Он мой муж – и другого у меня никогда не будет. Не хуже, не лучше, чем у других. Какой уж есть… В конце концов, посмотри – здесь же за игровыми столами сплошь известные люди. Бывший продюсер Алсу постоянно сюда приходит, телеведущий один весь в долгах из-за своей «страсти» к рулетке, да и сама примадонна очень часто сюда заглядывает. Я вот на них смотрю и думаю, может, это и неплохо, что у моего мужа есть такие средства, чтобы позволять себе отдыхать подобным образом. А? Ты согласна? – Жанна выжидательно уставилась на меня.

– Не знаю. Я еще не поняла. В любом случае есть во всем этом что-то ущербное. Даже догадываюсь что – отсутствие меры и потеря контроля над собой… Ну, я поехала.

Мы расцеловались, и я ушла.

Как мы любили друг друга в эту ночь! Удачный вечер в казино разжег безумную страсть. Мы вдруг стали еще и единомышленниками, друзьями, у которых есть общий секрет. Мы стали ближе друг другу, и Роберту уже не было смысла меня обманывать, скрывая свое увлечение.

Ведь на самом деле все просто – если любишь человека, живи его жизнью, разделяй его увлечения, принимай его привычки, и все – спокойная, гармоничная семья тебе обеспечена.

Вот такие бредовые мысли иногда приходят в голову женщине после хорошего секса…

Участок мы решили доделать в следующем году.

Ну, действительно, поздно уже – со дня на день снег выпадет, какие уж тут сады!

Вместо этого Роберт предложил мне подумать о новогодних праздниках и заняться организацией поездки.

– Ты же у нас культмассовый сектор – вот и придумай, где мы отдохнем на этот раз! – вручил мне Роберт бразды правления.

Я решила, что мы поедем на острова. Пусть это будут Сейшелы. Исключительно отдых! Никаких экскурсий – как любит милый!

Отдыхать всегда только за границей вовсе не являлось капризом купающейся в роскоши и богатстве артисточки, как сказали бы недоброжелатели.

В детстве я каждый год ездила с бабушкой Серафимой Павловной на черноморские и крымские курорты. Мы с ней, чистокровной кубанской казачкой, объездили весь Кавказ и Крымское побережье. В одном только Геленджике мы отдыхали четыре года подряд. Сочи, Анапа, Судак, Ялта – я до сих пор наизусть помню наши маршруты, домики, где мы снимали комнаты, рынки с изобилием дешевых фруктов и, конечно, море и горы.

Мы с бабулей облазили все горы в Геленджике! Для меня, семилетней девчонки, это были настоящие приключения! Забраться на вершину огромной горы (в детстве все кажется невероятно большим) и закричать что есть мочи: «Ура! Мы победили!»

У меня даже сохранились фотографии: я на горе, на фоне огромной надписи «Ленин с нами!». Мы были с бабушкой вдвоем, с нами никого больше не было, старый да малый, лихо преодолевали высоту, невзирая на бабушкин преклонный возраст.

Думаю, потому ей так легко давались эти сложные подъемы, что она выросла в горах и это была ее родная стихия.

Потом десять лет подряд мы приезжали в Коктебель. Профиль Волошина, тихие хиппи с ленточками вокруг головы, художники, рассеянные по всему побережью, писательские посиделки… Я была маленькой, и этот таинственный мир богемы казался мне таким загадочным и интересным. Это были какие-то особенные люди, абсолютно свободные внутренне и, наверно, потому исключительные. Так мне казалось.

Я собирала на берегу халцедоны и другие диковинные камушки. Там, в Коктебеле, бабуля навсегда привила мне любовь к агату.

Теперь у меня много разных украшений, но больше всего я люблю изделия и украшения из агата – этого необыкновенно изысканного камня.

Бабушка научила меня плавать и играла со мной в классики. Она замечательно пела и сама себе аккомпанировала. По образованию она была химиком-технологом. Природный артистизм, женственность и обаяние делали ее душой любой компании, а мужчины млели в ее присутствии, хотя ей было уже семьдесят.

Внешне она была похожа на Любовь Орлову – почти одно лицо. Бабушка могла бы стать замечательной актрисой, у нее был легкий характер и неиссякаемый оптимизм. Но она встретила деда, Константина Николаевича, и… решила, что в доме должен быть только один артист – он.

Дед был певцом, лирико-драматическим тенором. Бесспорный, яркий талант плюс внешность барина («из недобитых», называла его моя мама). Шикарного седовласого старца часто можно было встретить прогуливающимся по улице Горького с красивой резной тростью в руках. Мой дед был высокого роста, широкоплечий, с восхитительной осанкой. Как и многие артисты, он был помешан на своем творчестве, был никаким отцом, обожал женщин и собак.

Его голос передался по наследству мне, но это было единственное, что нас связывало. Особых чувств дедушка ко мне не испытывал. Видела я его редко (он жил от нас отдельно), и потому, сколько себя помню, он всегда что-то репетировал, где-то выступал и снимался в ролях благородных старцев.

Дед приехал в Москву из Полтавы, бабушка – с Кубани. Моя мама родилась уже в Москве. Но свободолюбивая и отчаянная казачка так и не сумела полюбить столицу. Сколько бабушка рассказывала мне о своей родине, о Краснодарском крае, о станице, в которой родилась!

В ее душе всегда существовало необъятное пространство – ВОЛЯ! Горы, море, необъятные просторы, лошади и маленькая смелая босая девчонка с гордым взглядом и задорной улыбкой – такой была моя бабушка.

Она очень любила меня, а я – ее.

После ее смерти я никогда больше не ездила отдыхать на российские курорты. Только на гастроли.

Наверно, этим и можно объяснить то, что уже много лет по два раза в год я путешествую по разным странам и материкам. Мне хочется увидеть и впитать те чудеса и красоты мира, которые я так и не успела показать своей бабушке. Увидеть и за нее, и за себя… Я знаю – она бы порадовалась.

– Но ведь только на пару дней?! – уговаривала я Роберта.

– Не знаю… Конечно, это твоя работа. Что бы я ни сказал, ты все равно поедешь. Харанорская ГРЭС, где это вообще? – сердился Роберт.

– Какая разница! Через два дня я уже буду дома. Малыш, не вредничай, ты и не заметишь, как быстро они пролетят.

– Да, ладно, это я так… Грустно без тебя. Конечно, лети. Я буду ждать и скучать. Через две недели уже Новый год, а там и новогодние каникулы. Скорей бы уж отдыхать отправиться – надоела эта работа, сил нет… Обнимемся с Мышакой и будем так валяться на песочке две недели. Да?

– И еще займемся дайвингом. Говорят, что такого подводного мира, как на Сейшельских островах, нет больше нигде!

Вообще-то мыслями я была уже на гастролях. Мне абсолютно безразличны были эти далекие острова, потому что все они практически одинаковы, что Карибы, что Антильские острова, Багамы или Гавайи… Везде пальмы, белый песок, необъятный океан и чумовой sea-food.

Чтобы угодить Роберту, из всех отелей я выбрала тот, где было казино. Раз он не любит экскурсии – пусть играет! Ведь отныне у нас общие интересы!

С легким сердцем я улетела на гастроли.

Харанорская ГРЭС находится в Восточном Забайкалье, в Читинской области. Где-то неподалеку уже начинается Китай. Край неблизкий, конечно, но как интересно побывать в самом сердце крупнейшей электростанции!

На экскурсии нам наглядно объяснили, как работает эта могучая система, поводили по станции, рассказали и показали, как ведется строительство нового энергоблока, откуда осуществляется управление светом для целого края!

– А если вот этот рычажок сейчас нажать – что будет? – кокетливый женский вопрос.

– Погаснет свет в нескольких населенных пунктах, – терпеливо объясняет диспетчер.

Балетные девчонки подошли поближе.

– Ой, а можно сфотографироваться на фоне этого щита? – попросили они.

– Да, но только вы от него подальше отойдите, а то мало ли что, – переволновался работник.

Действительно, откуда знать, чего от этих артистов можно ожидать? Вдруг прыгнут на щит и порушат нам здесь всю иллюминацию.

Мы подружились, долго еще болтали, рассказывали друг другу анекдоты, обсуждали суровые здешние холода и, немного выпив за знакомство, даже намеревались на следующий день отправиться на экскурсию в… Китай.

Концерты прошли на славу. Прием был невероятно теплый, публика аплодировала стоя и никак не хотела нас отпускать. Потом были, как всегда, банкет, тосты, подарки-сувениры, и так два дня.

Телефон мой не работал. Роуминг исчез за несколько километров до электростанции. Позвонить домой я не могла…

С трудом мы с директором сумели уговорить повести нас в соседнее здание в диспетчерскую, где был коммутатор. Не помню, по каким причинам, но звонить можно было только в определенный час дня.

Трубку в доме никто не снимал.

Я позвонила Роберту на мобильный. Ответа не было.

Я набрала мобильный дочери.

Она ответила.

– Ляль, у меня все в порядке – я буду завтра. Почему трубку не берете? Что случилось? – скороговоркой прокричала я.

Молчание… Потом взволнованный вскрик: «Мам!..» – и связь прервалась.

Диспетчер снова и снова пытался соединить меня с Москвой, но все было бесполезно.

Я испугалась. Не знала, что думать.

Может быть, Роберт обидел мою дочь? Первое, что мне пришло в голову. В газетах часто пишут, как отчимы пристают к детям и домогаются их. Конечно, подумать такое про Роберта невозможно. Но всего год назад я не верила, что меня могут ограбить. Тем не менее это случилось.

В машине по пути в аэропорт я закурила.

Курить я бросила давно, да никогда особенно серьезно и не увлекалась. Так, от случая к случаю.

Поселок Ясногорск остался позади. И праздник, и восторг зрителей тоже. Впереди была голая холодная степь, и сердце тоскливо сжималось от жутких предположений. Проклятая неизвестность – как в анекдоте.

Вскоре включился роуминг, и я снова стала дозваниваться до Москвы. Бесполезно – ни один из телефонов не отвечал. Я даже не знала, встретят ли меня.

В бизнес-классе самолета, кроме нас, летело практически все руководство Харанорской ГРЭС. Моим соседом оказался Самый Главный.

Помню, он говорил, что я его любимая певица. Точно помню, что обсуждали какие-то совместные планы.

Но потом нам принесли коньяк.

Не искушенный алкоголем организм благодарно принял первую рюмку и мгновенно опьянел.

Всю оставшуюся дорогу я, всхлипывая, рассказывала потенциальному спонсору, как безумно люблю своего мужа, что скоро у нас будет много детей, а пока он не подходит к телефону, и я боюсь за свою дочь.

Потенциальный спонсор с тоской поглядывал в иллюминатор в надежде скорее увидеть аэропорт Домодедово и тактично мне поддакивал.

В аэропорту как ни в чем не бывало меня встречал Роберт. Его лицо сохранило следы обильного возлияния. Он молча взял у меня концертный кофр, и мы направились к стоянке.

– Где Лена? – жестко спросила я.

– В колледже, – ответил он.

– Почему трубку не брали?

– Мы на тебя обиделись.

– ?!

– Ты отключила телефон, и мы решили, что не нужны тебе.

– Там связи нет!

– Так не бывает!

– Поезжай да проверь, что тебе еще сказать…

Мы молча доехали до Назарьева, я пересела в свою машину и поехала в Солнцево в колледж.

Лялька радостно бросилась мне навстречу по коридору. Тринадцать лет, высокая, стройная, черноглазая. Белая кожа, темные волосы, смешливая и раскрепощенная, вся светится от каких-то своих девичьих радостей.

Девочка моя любимая! Солнышко мое… Счастливая и беззаботная. Такая родненькая. Глазки – черные маслины. Наивный и чистый взгляд. Как сохранить мне все это в тебе подольше… Каждый миг, когда я вижу тебя, я счастлива. Спасибо, что ты такая светлая, открытая – совсем, совсем моя – и больше ничья.

Мы обнялись, и я ее поцеловала. Она застеснялась – мимо проскользнул какой-то пацан со спущенными до половины задницы штанами.

– Почему ты трубку не брала? Что происходило в доме?

Раз ребенок в порядке – можно начинать сердиться…

– Мам, это ужас какой-то. Роберт выпивал два дня, из дома вообще не выходил. Даже в спальню вашу не поднимался. Так и спал возле телевизора в гостиной. А когда ты позвонила, он запретил мне подходить к телефону. Я только успела сказать: «Мам!», он мобильник мой выхватил и отключил.

– Что за бред? Зачем?

– Он сказал, что тебе не до нас… Мам, можно я пойду, у нас сейчас время прогулки? – заволновалась дочка. Мимо опять прошел вахлак со спущенными штанами.

Ну, конечно, прогулка для ребенка – дело святое! Вне конкуренции… Именно там с подругами перетираются все девчоночьи переживания, происходят переглядки с мальчиками и все самое интересное.

– Хочешь, возьмем девчонок, в ресторан сейчас съездим пообедать? – предложила я.

Лена неодобрительно скуксила личико:

– Мам, не хочу в ресторан! Лучше позвони друзьям на «Пиццу-фабрику», пусть нам пиццу привезут… с колбаской. Только, чур, самую большую!

Вахлак со штанами потерял терпение, сел на подоконник и уставился на нас.

– А хочешь, две закажу, – я кивнула в сторону ухажера.

– Ура! Ура! – захлопала в ладоши дочка и, чмокнув меня на прощание, отправилась с друзьями на прогулку.

…Через два дня у дочки был день рождения.

Все это время мы с Робертом не разговаривали.

Вечером поехали отпраздновать, как обычно, в «Царскую охоту». Так сказать – где поближе.

Роберт демонстративно запивал тосты соком. Даже к клюквенной наливке, которую приносят в качестве комплимента, не притронулся.

…В ту ночь мы помирились.

Люсин звонок застал меня за приготовлением обеда.

– Можешь говорить? – срывающимся голосом спросила она.

Непонятно было, плачет она или смеется.

– Что, опять Жучинский отличился? – предвосхитила я события.

С тех пор как Сергей Сергеевич ушел к Люсе, прошел ровно год. За это время он успел еще пять раз вернуться к жене и снова уйти к Люсе. Этакая швейная машинка «Зингер».

Люся не огорчалась из-за его непоследовательности, потому как наблюдала в этом наметившуюся положительную динамику.

– Раз уже начал уходить – значит, скоро уйдет совсем, – горячо убеждала меня вроде неглупая подруга.

Она приготовилась ждать… еще восемнадцать лет.

На этот раз похоже было, что его машинка зависла в положении «Туда», а «Сюда» уже возвращаться не хотела.

– Он сказал, что больше не придет никогда! – захлебывалась слезами Люся. – Он сказал, что он плохой, а я хорошая. Что лучше меня у него никого не было и не будет, поэтому он уходит! Я ничего не понимаю. Может, он обиделся на что-нибудь?!

– На что еще этот урод мог обидеться – только если на себя! – предположила я.

– Вчера я позвонила ему в офис, трубку взяла секретарша. Сказала: «Его сейчас нет. Кто его спрашивает? Что передать?» Я ответила: «Его спрашивает Людмила Жучинская. Пусть перезвонит домой». А что в этом такого – секретарше-то все равно, а мне приятно лишний раз назваться такой фамилией. После этого он сбросил мне сообщение: «Не жди, я не приду». Я тут же перезвонила и начала плакать. Вот тогда он и сказал, что не достоин меня и решил все окон-ча-а-ательно… – последние слова потонули в Люсином реве.

– Хорошо, что ты предлагаешь?

– Умоляю тебя, поговори с ним! Ты хоть сумеешь понять, что он за человек. Может, я напрасно надеюсь?

– Странно, что тебе эта мысль только сейчас пришла в голову… Я, и не встречаясь с ним, могу сказать, что он редкий говнюк и тебе он не нужен.

– Нужен! Нужен! – вдохновенно прокричала подруга. – Позвони ему, но по телефону ничего не говори, только при личной встрече.

– Хорошо… А что там за фигура – секретарша? Странно, что он именно после твоего разговора с секретаршей слинял.

– Нет, при чем здесь это? Она работает у него уже шесть лет. Я его как-то расспрашивала о ней, он ответил, что как женщина она его абсолютно не интересует. Так что зря ты…

– Зря – ты. Есть хорошая поговорка: если есть сомнения – значит, сомнений нет.

Договориться о встрече с Жучинским не составило труда.

Едва он услышал по телефону незнакомый женский голос, его собственный кокетливо заиграл.

– Але-е-у! Я весь во внимании! – пошутил Сергей Сергеевич.

Я представилась, и его настроение сразу опало. Мы были давным-давно знакомы и не питали друг к другу взаимной симпатии.

Тем не менее мы быстро договорились о встрече в ресторане «Япона мама».

– И за что только вы меня не любите? – сладким голосом произнес несимпатичный полный мужчина со «срезанным подбородком», удобно устраивая тело в кресле.

– Более того. Я не могу понять, за что вас любят другие, – ответила я.

Сергей Сергеевич громко и самодовольно рассмеялся и шустренько стрельнул глазами на соседний стол – там сидели две девушки.

– Дорогая, на эту тему есть замечательный анекдот, – начал Жучинский.

– Извините, но у меня мало времени. Мне хотелось бы задать вам пару вопросов, – перебила я его.

– Наверно, разговор пойдет о Людмиле? – догадался мужчина.

– Я прошу вас – хоть раз в жизни – скажите правду. Признайтесь, что вы не любите ее, иначе не стали бы так мучить. Что вы никогда не собирались и не собираетесь на ней жениться. Ну, признайтесь! Обещаю, что этот разговор останется между нами.

– В чем признаться? Мне не в чем признаваться, – искренне удивился Сергей Сергеевич. – Я люблю ее и собираюсь жениться.

– Как?! Восемнадцать лет вы собираетесь жениться? – не сдержала я возмущения.

– Да. Сначала подрастали мои дети, у меня два мальчика – я не мог их бросить. Потом долго болела теща. Потом я получал гражданство Германии. Старший сын недавно женился, – загибал пухлые пальчики Жучинский.

– Ага, а сейчас у младшего начнется переходный возраст, – язвительно подсказала я.

– Да. На самом деле в этом возрасте ребенок бог знает как может отреагировать на развод родителей! Людмиле нужно немножко подождать. Если, конечно, она хочет…

– У нее нет больше возможности ждать. Вы украли у нее самое дорогое – время. Будьте мужчиной – не подавайте ей больше надежду. Вы ей все уже сказали, попрощались, не напоминайте о себе, будьте последовательны, – попросила я.

Жучинский удивленно вскинул брови.

– Попрощался? Да, ну-у… Это я просто обиделся. Ей не надо было представляться моей женой. Секретарша Юля очень расстроилась.

– Извините, а при чем здесь секретарша? – удивилась я.

Глазки Сергея Сергеевича слащаво сузились, и он довольно хмыкнул:

– У меня еще есть дочь. От Юли. Я очень забочусь о них!

– Однако сколько вас, Жучинских, развелось, – обалдела я.

Принесли еду.

Пока Жучинский полоскал рыжие усы в мисо-супе, я потихоньку приходила в себя от новой информации.

– Интересно получается, – обиделась я за подругу, – о Люсе с дочкой вы не заботитесь, а о секретарше с ребенком – наоборот. Чем же они лучше?

Жучинский оторвался от супа, и его слащаво-узкие глаза окончательно расплылись в хитрожопстве.

– Дело в том, что Людмила забеременела от меня вероломно. Даже не спросила, хочу ли я этого ребенка, согласен ли брать на себя такую ответственность. Она просто поставила меня перед фактом – вот наш ребенок, пляши, дорогой. А моя секретарша Юля, когда забеременела, сразу сказала, что она глубоко верующий человек и делать аборт ей вера не позволяет…

– Неплохо придумано! – взорвалась я. – Какая удобная у нее вера: спать с женатым мужчиной можно, а делать аборт – нельзя!

– Так в том-то и дело! – Сергей Сергеевич мягко положил свою пухлую руку поверх моей. – Мужчины очень наивны и доверчивы. Главное – грамотно преподнести, а мы скушаем! Так можно я все-таки анекдот расскажу?

Сергей Сергеевич снова посмотрел на соседний стол и улыбнулся. Девушки его заметили и заулыбались в ответ.

Странно, но что-то все-таки в нем было привлекательное. Этакая обаятельная какашка.

– Анекдот! – объявил на два стола Жучинский. – Посоветуй, мама, не знаю, кого из троих выбрать. Один – хорошо зарабатывает, другой – умный, третий – очень хорошо танцует.

– А тот, первый, – говорит мать, – не мог бы научиться танцевать?

Девушки за соседним столиком громко расхохотались и тут же начали шушукаться, одобрительно поглядывая на моего спутника.

– Я же добрый и хороший… Видишь? Я их всех люблю, дур своих. И жену, и Люську, и секретаршу. Ну, что я могу еще для них сделать, кроме того, что уже сделал. Анекдот есть на эту тему…

– Да подожди ты с анекдотом, – сорвалась я на «ты», – что Люсе-то делать?

– Понимаешь, по сути дела я ни в чем не виноват. Это ЕЕ ВЫБОР. Она хотела полюбить плохого дядьку, и она нашла… меня. Она хочет страданий – она их имеет.

– А Жучинский – еврейская фамилия? – перебила я его. – Нет, польская, – ответил он. – Так вот. Мало кто из женщин умеет правильно выбирать. Одни суетятся, другие ждут, когда их выберут, третьи жадничают. А все почему? Потому, что большинство женщин не уважают себя и порой радуются любому приемлемому альянсу. В результате скандал, развод и «ты испортил мне всю жизнь». Но, позвольте, милочка, ты же сама выбирала! Какие претензии?! Поэтому жалеть-то надо не Людмилу. Меня! Я, можно сказать, расхлебываю их комплексы и заниженную самооценку. А уйти не могу – жалостливый очень…

«А ведь он в чем-то прав… – подумала я, выйдя на улицу. – Весьма неглупый мужик – жалко, что негодяй».

В машине было очень холодно, и, пока она прогревалась, я решила позвонить Люсе. Наверняка ведь сидит и смотрит на телефон, дурочка…

– Ну, что, рассказывай! – Люсин голос дрожал от волнения.

– Сначала ответь – что для тебя важнее всего?

– Чтобы он меня не бросил! – ни секунды не раздумывая, ответила Люся.

– Успокойся. Он тебя не бросил. Ты довольна?

Люся завизжала на всю квартиру, и мне даже пришлось отодвинуть от уха трубку.

– Солнышко мое! Спасибо! Ты не представляешь, что ты для меня сделала! Я так тебе благодарна… Что он еще говорил? – спросила она, немного утихомирясь.

– Ничего, – спокойно ответила я. – Все остальное время он рассказывал анекдоты. Неплохие, кстати, анекдоты – жизненные очень…

Я свернула на Можайское шоссе в сторону МКАД.

Мне хотелось быстрее увидеть Роберта. Они с Леной уже были дома и ждали меня, чтобы смотреть новые фильмы на DVD.

«Мой милый надежный Роберт! Какие бабы?! Какие внебрачные дети?! Даже представить такое невозможно! Конечно, бывают срывы, идеальных мужчин нет, но жить с таким грязным человеком, как Сергей Сергеевич, я просто бы побрезговала. Для меня важней всего, чтобы мой мужчина был мне верен, а другие недостатки я уж как-нибудь устраню…»

Вот после этой фразы очень не помешал бы голос за кадром: «Думала ли она, простая московская девчонка, что всего через год она будет вспоминать безобидного Сергея Сергеевича самыми теплыми словами…»