Когда придет дождь Уорд Рейчел
Она смотрит на меня в замешательстве, потом кивает.
– Да… конечно. Хорошо.
И застилает диван, подсовывая простыню под кромку.
– Мы хотим завтра его навестить, – вдруг сообщает она.
– Что?
– Мы с Дебби. Навестим его… Попрощаемся. Это в часовне Упокоения.
Я усиленно взбиваю подушку.
– Тебе тоже следует пойти. Не упрямься, Карл. Так принято в нашей семье. Это помогает.
У меня волосы встают дыбом при мысли, что я увижу тело таким, каким видел на озере.
Мама расстилает одеяла и тоже подтыкает их по краям. Я пристраиваю подушку. Настоящая кровать.
– Тебе будет удобно? – беспокоится она.
– Думаю, да.
И думать нечего. Это несравненно лучше мешка и логова, в котором я спал.
– Тогда я пошла, – говорит мама. – Еле на ногах стою. Наверное, и Дебс мигом захрапит после ванны. Но сегодня тебе ее храп мешать не будет.
– А она надолго к нам? – спрашиваю и сам стыжусь вопроса.
– Еще дня два. С нею непросто, но она искренне старается помочь. После похорон уедет.
– И тогда мы останемся здесь вдвоем.
– Здесь… или в другом месте.
– Это как?
– Я звонила ремонтникам. Они сказали, что знают о протечках и плесени. Эта пакость не только у нас. Сказали, что давно не было таких жутких дождей. Тут на каждом доме надо кровлю менять. Так что нас на время могут переселить.
Дождь отчаянно барабанит в окно. Никаких надежд на то, что перестанет.
– Ты бы не возражал против переезда?
– Не знаю. Как-то не думал об этом… Пожалуй, нет.
– Не хочешь оставаться из-за воспоминаний?
Здесь целые пласты воспоминаний. Куда ни ткни.
Мама и не ждет моего ответа. Идет наверх.
– Мам, – окликаю я.
Она останавливается.
– Тут холодновато. Можешь мне дать свой халат? Всего на одну ночь.
Она собирается что-то сказать, но молчит. Потом слегка улыбается.
– Хорошо. Сейчас принесу.
Я лежу, ощущая кожей мягкую ткань халата. Одеяла натянуты до подбородка. Слушаю свист ветра и барабанную дробь дождя. Им сюда не пробраться. Робу тоже. Этой ночью я буду спать спокойно.
Я думаю о Нейше. Может, и она сейчас лежит в постели, слушая дождь и ветер. Произошедшее между нами кажется чем-то нереальным. Сблизиться, упиваться ее теплом, которое лучше всякого лекарства. Наслаждаться складывающимися отношениями и потом так жестоко все оборвать. Услышать, что она меня ненавидит. Вспоминаю ее голос, обжигающий взгляд и корчусь от боли в животе. Но попутно возникает и другое ощущение – пусть и небольшой, но победы.
Неужели я собственными руками оттолкнул ее от себя? Мне тягостно это сознавать, но я хотел сказать ей правду и сказал. Так будет лучше для ее безопасности. Я оттолкнул ее не только от себя. От Роба тоже. Это самое главное. Больше он не сможет причинить ей зло. Жутко себе признаваться, но чем сильнее она меня ненавидит, тем в большей безопасности живет.
Неважно, что я вырасту и состарюсь в одиночестве, без нее. Пусть у меня ни с кем не будет секса. Не беда, если голоса в моей голове сведут меня с ума. Если мои усилия помогут Нейше жить в безопасности, они не напрасны.
Я лежу, думаю о Нейше, и как будто часть тепла возвращается ко мне. Конечно, когда обнимаешь ее, когда губы встречаются в поцелуе – тепло совсем другое. Никакой халат, никакие одеяла его не заменят. И все же…
Сегодня стук дождя по оконному стеклу действует на меня усыпляюще. В гостиной довольно темно. Перед тем как закрыть глаза, оглядываю стены. Кажется, в одном месте, где стена соединяется с потолком, тоже появилось темное пятно. Когда мама гасила свет, его не было. Встать и проверить? Мне тепло и хочется спать. Говорю себе, что это лишь тень.
Закрываю глаза и натягиваю одеяла к самому носу.
«Спокойной ночи, Си».
Сна как не бывало. Вместо приятного тепла холодный пот.
Меня ждет еще одна долгая ночь.
Глава 24
Дождь не утихает всю ночь. Роб тоже бодрствует. Едва начинаю засыпать, он тут как тут. Я слышу его шепот, его дыхание.
«Твое время заканчивается, братишка».
Может, я все-таки заснул? А потом подоткнутые одеяла сползли и я проснулся? Нет, я ведь глаз не смыкал. Неужели это он? Как он сумел? Не могу избавиться от мысли о пятне в углу. Оно медленно ползет ко мне. Беззвучно. Я уже ощущаю знакомый запах плесени.
«Твое время заканчивается, трусливая тварь».
Его голос напоминает подтекающий кран. Фраза, повторяющаяся снова и снова. Роб произносит ее еле слышно, но мой возбужденный разум усиливает шепот, превращает каждое слово в удар молота. Когда он затихает, я все равно не могу расслабиться. Жду дальнейших его действий. А ведь кран в кухне действительно подтекает. Нет, течет по-настоящему. И труба в стене шумит. Должно быть, краны в ванной тоже взбесились.
Понимаю, что заснуть не получится. Встаю, иду в кухню, сажусь за стол и кладу голову на сложенные руки. В окно барабанит дождь, но он мне не особо мешает. В отличие от кухонного крана. Чем сильнее я стараюсь отстраниться от его звуков, тем сильнее притягиваюсь к ним.
Подхожу к мойке. Закручиваю чертов кран до полного упора. Бесполезно. Вода продолжает течь. Что за черт? Это всего-навсего кран, который всего-навсего нужно завернуть еще туже. Снова берусь за вентиль, побаиваясь, что сломаю его или вырву из трубы.
На спинке стула висит полотенце. Хватаю его и запихиваю в мойку. Звук воды слабеет, но совсем не исчезает.
Возвращаюсь за стол и снова кладу голову на руки. До чего же устал. Наверное, теперь уже ничего не помешает мне заснуть. Я не слышу его голоса. Не чувствую его запаха. Поднимаю воротник халата и закрываю глаза.
Но вскоре полотенце намокает. Опять этот противный звук капающей воды! От намокшего полотенца никакого толку.
«Время истекло».
Резко выпрямляюсь.
– Роб, хватит! Оставь меня в покое. Ты мертв. Мертв. Я видел тебя мертвым.
Я говорю тем же голосом, каким говорил все эти пятнадцать лет. Этим голосом я спорил, кричал во время драк, умолял и дразнил. Этим голосом я общался со своим братом. Но сейчас я произношу безумные слова. Никак не думал, что когда-либо их скажу. Окажись кто-то рядом, он или убрался бы поскорее из дома, или вызвал бы людей в белых халатах.
– С кем ты ругаешься?
Оборачиваюсь. В дверях стоит мама.
– Ни с кем. Мам, я сам не знаю, что со мной. Роб здесь. Он опять здесь.
– Его здесь нет. Это твое воображение. Кроме нас с тобой, в кухне никого.
– Нет, мама, он здесь. Кран, дождь, плесень на стенах – его рук дело. Говорю тебе: он здесь.
Мама не убегает и не торопится звонить в психушку. Она подходит к столу и теребит мои волосы.
– Тише, а то Дебс проснется. Карл, тебе пора успокоиться. Его здесь нет. Ты знаешь, где он. Идем с нами завтра… нет, уже сегодня. Обещаю, тебе это поможет.
– Сколько времени?
– Половина пятого. Ты хоть поспал?
– Нет.
Она снова ерошит мне волосы.
– Мне тоже не спалось. Может, чай поставить?
– Ставь, если хочешь.
– Давай телик включим.
– Я не могу… не могу там сидеть. Эта сырость… плесень. Она ползет по стенке.
– Ты серьезно?
Мама включает в гостиной свет и бормочет ругательства.
– Ну и хлев, – возмущается она. – Тут даже свиньи жить откажутся.
Она гасит свет и возвращается в кухню.
– Включу-ка я радио.
Кухня наполняется сентиментальной музыкой. Мама уменьшает громкость и ставит чайник.
– А что полотенце делает в мойке?
Она двумя пальцами приподнимает полотенце.
– Я его туда положил. Кран мне по мозгам бил. Думал, с тряпкой потише будет.
Мама хмурится, вытаскивает полотенце на край мойки и сама пытается завернуть кран. Убедившись, что я не вру, идет за чашками, ставит их на стол и садится напротив меня. У нее измятое, старое лицо. Глаза воспаленные от выпивки и бессонницы. Но она спокойна. Гораздо спокойнее меня.
Музыка заканчивается. Теперь кухню наполняет усталый голос диджея:
– Дождливая ночь в Джорджии. Наверное, совсем как у нас. Кстати, я получил свеженький прогноз погоды. По мнению знающих людей из метеорологического бюро, непрекращающиеся дожди могут вызвать в ряде районов дальнейший подъем уровня воды, а это грозит наводнениями. Так что будьте осторожны, дорогие слушатели. Оставайтесь дома и продолжайте слушать наше радио. С вами Трэвис…
– Эти дожди… Как прорвало, – ворчит мама, прихлебывая чай. – Мы тут все потонем.
Она вдруг спохватывается и испуганно смотрит на меня.
– Боже, что я несу? Карл, честное слово, я не хотела. Вырвалось само собой.
– Все нормально, – отвечаю я.
И ободряюще сжимаю ей руку.
– Не обращай внимания. Просто слова.
«Мы тут все потонем».
Я чувствую, что тону и без воды.
Глава 25
Посреди комнаты подобие койки, на которой лежит тело. Нижняя часть закрыта простыней. На нем рубашка, напоминающая ночную. Здесь очень чисто. Опрятнее и белее, чем у нас дома. И он сам чистый. Я почему-то ожидал увидеть его труп таким же, каким он является передо мной: испачканный озерным илом, мокрый, с водой, капающей отовсюду. Ничего подобного. Его кожа гладкая и сухая. На лице ни пятнышка. Волосы отмыты и высушены, глаза закрыты. На первый взгляд может показаться, что он спит.
Но это всего лишь тело. Безжизненное.
Это не Роб. Совсем не Роб. Телесная оболочка, принадлежавшая ему. Часть меня испытывает страх и даже шок, оказавшись в одной комнате… с таким Робом.
Заставляю себя смотреть на койку, но потом отвожу глаза. Я ведь сделал то, что обещал. «Увидел тело» и готов уйти. Но мама встает у его головы и тянет за руку меня. Поневоле иду с ней. Дебби остается в дверях и стоит, прижав ладонь ко рту. Наконец-то она умолкла.
На улице воет и вздыхает ветер. Над головой Роба небольшое окошко с цветным стеклом, в него без передышки стучит дождь.
Маму обуревают эмоции, по лицу видно. Она то сжимается, то дрожит. Но основной котел внутри. Я каждую секунду жду, когда он взорвется. Предвестник бури – шумный, тяжелый вздох. Его сменяют громкие, жуткие рыдания. Мама отпускает мою руку и склоняется над телом Роба, кладет голову ему на грудь. Она судорожно всхлипывает, содрогаясь всем телом. Вместе с нею трясется койка и другое тело. Мертвое.
Я оглядываюсь по сторонам. Не знаю, разрешается ли здесь трогать покойников и шумно выражать свое горе. Рядом с Дебби женщина в строгом черном костюме, которая и провела нас сюда. Она стоит, расставив ноги, прочно упираясь в пол, руки сложены на груди. Увидев, что я на нее смотрю, женщина… нет, не улыбается. На ее лице сочувствие, она словно говорит мне: все в порядке.
Дебби устремляется к маме.
Кладет руку на мамину спину и тоже наклоняется. Теперь они плачут в два голоса. Небольшая комната заполняется их всхлипываниями. Нельзя же так. Это ведь еще не похороны. Они неуправляемы. Их состояние меня пугает. Где-то мне даже стыдно за них. Я отчаянно хочу, чтобы они прекратили плакать. И вдруг до меня доходит: это же мне стыдно. Им-то чего краснеть? А у меня есть все основания.
Я убил его. Убил своего брата. Отнял его у мамы и сейчас стою здесь бревно бревном. Ничего не чувствую. Что же такое со мной?
Женщина в черном костюме смотрит на меня, отчего еще сильнее хочется убраться отсюда. Не надо было соглашаться. Я же не хотел идти. С меня хватит. Я поворачиваюсь, однако мама сквозь рыдания замечает, что я собираюсь слинять.
– Карл! – протяжно стонет она. – Карл, иди сюда!
Она раскрывает руки, и я иду к ней. Что еще остается делать? Они с Дебби обхватывают меня с двух сторон. Я вот-вот задохнусь. Их плащи мокрые от дождя, а лица – от слез. Теперь по их милости я тоже мокрый.
Они держат меня, качают из стороны в сторону и плачут. Из их глоток вырываются искаженные, почти нечеловеческие звуки. Звуки неподдельного горя и отчаяния, они прошибают и меня. Происходящее и сейчас кажется мне нереальным, но в моей голове выстраивается последовательность событий: старуха, медальон, Нейша и Роб. И озеро. Вся эта цепочка вела сюда, в печальную комнату с пустыми стенами. К телу на койке.
Я смотрю через мамино плечо. Он здесь, у стены. Смотрит.
Роб. Другой Роб: перепачканный илом, мокрый, выплевывающий из себя воду. У него и сейчас открыт рот, и оттуда струйками вытекает коричневая жидкость.
Я закрываю глаза, потом снова открываю. Он успел приблизиться. Его губы шевелятся.
«Ты передо мной в долгу».
Даже рыдания мамы и Дебби не заглушают его голос. Роб не шепчет, говорит громко и отчетливо.
«Я больше не могу тебя дожидаться».
Во мне разрастается плотный шар. Не знаю, из чего он состоит, но шар становится все больше и тверже, давит мне на ребра и грудную клетку, мешая дышать.
«Время истекло, Си».
Из пор на его лице тоже сочится коричневая вода, она же вытекает из глазниц. Чистая комнатка теперь полна зловония.
А шар внутри меня продолжает расти, давя на кишки, легкие, сердце. У меня подкашиваются ноги. Я не представляю, чем все это кончится. Шар слишком огромен. Ему не выйти через горло. Он разорвет меня на куски.
Я скрючиваюсь и слышу знакомый звук. Похоже, меня сейчас вырвет. В горле царапает, глаза щиплет.
– Это нормально, Карл, – говорит мама. – Не держи в себе. Выпусти. Так и должно быть.
Мне растирают спину, отчего начинаются судороги. Я снова под водой, она давит на меня изнутри и снаружи. В какой-то момент давление становится невыносимым.
Воздуха! Мне нужен воздух.
Судорожно сглатываю. Шар, или что там было, стронулся с места. Он поднимается и наконец выплескивается изо рта, носа и глаз.
Я клонюсь вперед, но мама и Дебби подхватывают меня.
– Все нормально, Карл. Все нормально. Выпусти это из себя.
Следом я издаю вопль, в котором тонет все: мама, Дебби, Роб. Резкий, похожий на скрежет металла, сдавленный, душераздирающий крик боли.
Им меня не удержать. Я падаю на четвереньки. Из глаз хлещут слезы, изо рта – слюна. Не могу остановиться. Я не знаю, что прорывается из меня: горе, жалость к себе, злость, страх. Но это захлестывает меня как приливной волной. Меня куда-то несет, и я бессилен что-либо сделать. Только покориться и ждать, когда все кончится.
Передо мной его ноги. Я их вижу. Пальцы согнуты, как когти, под ногтями чернеет ил. Мой крик отражается внутри моей же головы. Но я все равно слышу его голос.
«Я прикончу тебя и ее. Никто мне не помешает. Убью вас всех!»
Мой разум мечется в поиске слов. Язык и губы шевелятся, пытаясь произнести слова вместо нечленораздельных звуков. Я должен что-то сказать, чтобы раз и навсегда прекратить этот ад.
Снова закрываю глаза и кричу:
– Нет. НЕТ! НЕ-Е-ЕТ!
– Все нормально. Все хорошо.
Мама опускается на корточки. Ее ладони обхватывают мои щеки. Большими пальцами она вытирает мне слезы и слюни. Я открываю глаза и вижу только ее. Ее распухшее, мокрое лицо.
Мой подбородок упирается ей в руку. Я открываю рот и ору:
– НЕ-Е-ЕТ!
Слюна из меня так и хлещет, но мама не морщится. Она готова мне помочь, хотя по ее лицу чувствуется, что не знает как и чем.
– Карл. Карл. Все нормально. Я люблю тебя. У нас все будет хорошо.
Когда мы сюда входили, в комнате было прохладно. Теперь здесь холодно, как в морозильнике. Где-то рядом разбиваются стекла и раздается женский крик.
Мы с мамой поднимаем головы. Кричит женщина в черном костюме. Она загораживает руками лицо и смотрит на стену, у которой стоит койка. Металлическая рама окошка цела, но изрядного куска цветного стекла как не бывало. Уцелевшие части похожи на выбитые зубы, не выплюнутые изо рта. В разбитое окно хлещет дождь. Я впервые вижу, чтобы струи дождя падали горизонтально. Несколько капель ударяют по мне, но больше всего достается телу на койке.
Я встаю.
Женщина в черном костюме пытается совладать с собой.
– Я вынуждена просить вас уйти, – дрожащим голосом произносит она, указывая на дверь.
– В чем дело? – удивляется мама.
Я помогаю ей встать.
– Это буря! – стонет Дебби. – Ветром разбило окно.
Почему-то никто не замечает, что осколков на полу нет. Стекло вылетело от удара изнутри.
– Пожалуйста, покиньте помещение. Поверьте, мне очень жаль, – продолжает женщина в черном костюме, кладя руку на мамино плечо.
– Я должна с ним проститься, – отвечает мама. – Подождите еще минуту. Всего одну минуту.
Белая рубашка потемнела от дождевых капель. Ткань стала прозрачной. Она прилипает к холодному мертвому телу. Кожа на лице Роба мокрая. Подушка и простыня тоже. Мама осторожно вытирает ему лицо своим платком, наклоняется и целует.
– Карл, ты хочешь… что-нибудь сказать?
Я смотрю на тело. Очередной порыв ветра вбрасывает в комнату комок бурых листьев. Естественно, мокрых. Два или три опускаются Робу на лицо. Мне вдруг кажется, что оно перепачкано илом.
– Боже мой. Боже мой, – причитает мама и снова вытирает лицо мертвому сыну.
Чувствуется, ей страшно. Она промокает лицо Роба платком, отчего его голова шевелится. Мама испуганно вскрикивает.
– Мам, оставь его, – прошу я. – Пора уходить.
– Мисс Адамс, мне очень жаль. Мне очень жаль, что так случилось. Мы обязательно его отмоем. Обещаю. Мы приведем его в надлежащий вид.
– Я не могу его оставить. Особенно в таком…
– Мам, это не он. Совсем не он, – твержу я. – Он ушел. Роб ушел.
Осмотревшись, убеждаюсь, что это так. Дело не в том, что сейчас я его не вижу и не слышу. Изменились ощущения. От Роба ничего не осталось.
Мы с Дебби выводим маму в комнату ожидания. Ветер из разбитого окна мнет искусственные цветы в вазах. Несколько кусочков неживых листьев падают на ковер.
Женщина в черном костюме почти справилась с растерянностью. Она расправляет юбку и говорит:
– Позвольте принести вам мои искренние извинения. Прежде такого никогда не случалось. Это неприемлемо. Я вела себя очень… непрофессионально. Еще раз прошу меня извинить.
Мама в некотором недоумении смотрит на нее.
– Вы тут ни при чем, – пожимает плечами Дебби. – Погода вам не подчиняется.
Ветер грохочет, подстерегая нас у входной двери.
Женщина в черном костюме оглядывается по сторонам.
– Могу предложить вам зонтик.
– У нас свои есть, – отвечает Дебби. – При таком ветре от них мало толку. Уж как-нибудь доберемся. Спасибо за предложение. И вообще, спасибо за все.
Дебби смотрит на нас с мамой.
– Готовы?
Прежде я был готов. Еще в самом начале хотел отсюда уйти. Но сейчас уверенности поубавилось.
Роба здесь нет. Он где-то снаружи. Растворился в буре.
Глава 26
Мама и Дебби идут к двери. Я плетусь, путаясь в ногах.
– Карл, в чем дело?
Мама не слишком твердой походкой приближается ко мне, берет под руку.
– Ты держи меня, а я буду держать тебя, – предлагает она. – Согласен?
Натягиваю – как можно глубже – капюшон фуфайки, сверху – капюшон куртки. Затем до самых пальцев натягиваю рукава и запихиваю руки в карманы. Вид у меня странный, но мама и тетка обходятся без замечаний.
– Пошли, – говорю я.
Дебби открывает дверь.
Ветер застает нас врасплох. Он со свистом врывается в комнату ожидания, сметает со стола секретарши ворох бумаг и несет их в комнату прощания (она же часовня Упокоения).
– Боже милосердный! – восклицает женщина в черном костюме и кидается их собирать.
Мы выходим.
Два часа дня, а темно, как глубокой ночью. Вода повсюду, хлещет по улицам. Редкие пешеходы бредут, согнувшись в три погибели. Кто-то отчаянно пытается удержаться на ногах и не взлететь под напором ветра.
Я иду, низко опустив голову. Дебби тоже взяла маму под руку. Мы проходим по центральной улице, сворачиваем к кварталу стариковских бунгало. Мы быстро идем, а порой бежим. Проходим мимо цепочки людей, передающих мешки с песком и складывающих их у входных дверей бунгало. Замечаю Гарри у окна. Он приветственно машет рукой. В ответ я киваю.
Вспоминаю другое время, когда в темноте убегал отсюда.
Мы удираем, оставив заднюю дверь открытой. Старуха остается лежать на полу. Я догоняю Роба.
– Может, позвоним куда-нибудь? Вызовем службу 999?
– Заткнись и не отставай от меня.
– Но ведь ей плохо… Она…
– Я сказал: заткнись. Больше повторять не буду.
Теперь Гарри вдовец. А Роб… Роб опять где-то затаился.
Дождь успел пробраться и в мой двойной капюшон, и в швы куртки, кроссовки совершенно мокрые. Туфли мамы и Дебс – тоже. Кажется, с каждой минутой воды на улицах становится все больше. Я постоянно оглядываюсь, ожидая увидеть и услышать его. Он должен скоро появиться. Это лишь вопрос времени и места.
Дорожка выводит нас к лугу с детской площадкой. Здесь она узкая, в ряд не пройдешь. Идем гуськом. Я – последним. Возможно, сейчас он возникнет. Место подходящее: сумрачно, пустынно. Встанет у меня на пути, и я не знаю, как отреагирую: застыну или попытаюсь пройти мимо него. Сквозь него.
Но мы выходим на открытое пространство, а он так и не появился. Ветер раскачивает и пригибает к земле низенькие деревца. Мама и Дебби снова идут рядом, но я к ним не присоединяюсь. Останавливаюсь, оглядываюсь. Дождь хлещет не переставая. Вытаскиваю из кармана правую руку, поворачиваю ладонью вверх. Она мгновенно намокает. Вода собирается в центре ладони, течет между пальцами и исчезает среди других потоков.
Единственные звуки – шум бури и чавканье моих вдрызг промокших кроссовок. Его голоса я не слышу.
Открываю глаза. Мама с Дебби успели отойти метров на двадцать. Рядом никого. Только из магазина Ашрафа выскакивает человек и несется к машине, прикрывая голову пластиковым мешком.
Оглядываю поле и ворота, ища бледную фигуру. Его нигде нет. Я откидываю оба капюшона, задираю голову и смотрю в серые небеса. Капли попадают в глаза. Я моргаю, стряхиваю воду и снова смотрю.
Его здесь нет.
Я несколько дней провел в страхе, сжимаясь от звука подтекающих кранов, от вида и запаха плесени на стенах. И вот теперь вода льется мне на волосы и стекает вниз, за шиворот.
Роба нет.
Расстегиваю и снимаю куртку, потом стаскиваю через голову фуфайку. Дождь невероятно холодный, но мне плевать. Он обжигает мне кожу. Я кладу одежду на землю, вытягиваю руки ладонями вверх. Задираю голову, открываю рот.
Читать бесплатно другие книги:
