Ночной цирк Моргенштерн Эрин

– Истинная правда, – кивает Марко. – Он даже велел мне пригласить химика или еще кого. Но я решил сам этим заняться.

Он проводит ладонью над стоящими на столе свечами, и теплое золото их язычков сменяется холодной белизной с голубым отсветом в середине. Он проводит ладонью в обратном направлении, и пламя приобретает прежний цвет.

– Как вы это называете? – спрашивает он. Селии не требуется уточнять, что он имеет в виду.

– Манипуляция. В детстве я называла это волшебством. И хотя отец никогда особо не вникал в тонкости терминологии, мне потребовалось достаточно много времени, чтобы избавиться от этой привычки. Сам он называл это чародейством. Или, когда лаконичность начинала ему претить, силовым воздействием на сущее.

– Чародейством? – удивляется Марко. – Никогда не думал об этом как о чарах.

– А зря, – поднимает бровь Селия. – Это же именно то, что делаете вы. Очаровываете. И у вас отлично получается. Посмотрите, сколько людей влюблены в вас. Изобель. Чандреш. И я уверена, что есть много других.

– Откуда вам известно об Изобель? – спрашивает Марко.

– Народу в цирке хватает, и все вечно судачат друг о друге, – объясняет Селия. – Всем давно казалось, что она по уши влюблена в кого-то, кого мы не знаем. Я сразу заметила, что ко мне она проявляет повышенный интерес, и даже подозревала, что она может быть моим противником. А потом я встретила вас в Праге аккурат после того, как она сказала, что кого-то ждет. Сопоставить одно с другим было нетрудно. Я не думаю, что кто-то еще об этом догадывается. Близнецы Мюррей считают, что она влюблена не в реального человека, а в собственную фантазию.

– А близнецы Мюррей сообразительные ребята, – хмыкает Марко. – Если я кого и очаровываю, то не всегда намеренно. Это сыграло мне на руку, когда нужно было получить место у Чандреша, ведь у меня была всего одна рекомендация и совсем мало опыта. Впрочем, на вас мои чары не особо действуют.

Селия ставит бокал на стол, оценивающе глядя на него. В дрожащем свете свечей его лицо кажется ей еще более странным. Она отводит глаза, прежде чем ответить, притворяясь, что заинтересовалась содержимым каминной полки.

– Мой отец делал нечто подобное, – говорит она. – Очаровывал, околдовывал, соблазнял. Мои первые детские воспоминания связаны с тем, как мама сохла по нему. Любила и страдала еще несколько лет после того, как его мимолетный интерес к ней угас. Мне было пять, когда она решила уйти из жизни. Когда я выросла и поняла, что именно толкнуло ее на этот шаг, я дала себе слово, что никто не заставит меня так страдать. Так что потребуется нечто большее, чем одна из ваших очаровательных улыбок, чтобы соблазнить меня.

Однако, когда она поднимает на него взгляд, на лице Марко нет ни тени улыбки.

– Мне жаль, что вы из-за этого остались без матери, – говорит он.

– Это было очень давно, – отвечает Селия, удивленная выражением искреннего сочувствия в его глазах. – Но все равно спасибо.

– Вы хорошо ее помните?

– Я помню скорее ощущения, нежели события. Помню, что она все время плакала. Помню взгляд, которым она смотрела на меня – словно я ее пугаю.

– Я не помню своих родителей, – говорит Марко. – Мое единственное детское воспоминание – это приют, из которого меня выдернули, потому что по какой-то неведомой причине сочли годным. Меня заставляли много читать. Я путешествовал и учился. Меня натаскивали, как собаку, для участия в таинственном поединке. С тех пор моя жизнь мало изменилась, разве что теперь в ней появились деловые письма, счета и другие поручения Чандреша.

– Почему вы так откровенны со мной? – спрашивает Селия.

– Потому что приятно в кои-то веки поговорить с кем-то начистоту, – признается Марко. – К тому же я полагаю, что попытайся я солгать, вы бы сразу это заметили. Надеюсь, я тоже могу рассчитывать на вашу откровенность.

Немного подумав, Селия кивает.

– Вы чем-то напоминаете мне отца, – говорит она.

– Чем же?

– Тем, как вы манипулируете восприятием. Мне это никогда толком не удавалось, я гораздо лучше управляюсь с воздействием на материальные вещи. Кстати, нет нужды проделывать это со мной, – добавляет она, наконец поняв, что так беспокоило ее в его лице.

– Что проделывать? – спрашивает Марко.

– Я про ваше лицо. Смотрится отлично, но я вижу, что оно не совсем настоящее. Тяжело, должно быть, поддерживать такую иллюзию постоянно.

Марко недовольно хмурится, но затем его лицо начинает медленно менять очертания. Козлиная бородка бледнеет и исчезает. Резкие черты смягчаются, отчего он сразу выглядит моложе. Пронзительно-зеленые глаза становятся серыми, лишь самую малость подернутыми зеленью.

Сброшенная маска, несомненно, была красивой, но это была слишком осознанная красота – красота человека, который постоянно помнит о своей привлекательности, и именно это казалось Селии отталкивающим.

Но было и кое-что еще. Какая-то пустота, возникшая, видимо, в результате иллюзии. Ощущение неполного присутствия.

Но теперь – теперь перед ней другой человек. Она чувствует, что он настоящий, что разделявшая их невидимая преграда рухнула. Ей даже кажется, что они стали ближе, хотя расстояние между ними не сократилось ни на дюйм. И его лицо по-прежнему красиво.

Его серые глаза смотрят еще пристальнее, чем раньше, и теперь яркий цвет не мешает ей заглянуть в них гораздо глубже.

Селия чувствует, как ее обдает жаром, но успевает взять себя в руки до того, как ее румянец станет заметным в полумраке гостиной.

А потом она понимает, почему новое лицо кажется ей знакомым.

– Я уже видела вас таким, – ахает она, когда в голове всплывает воспоминание. – С этим лицом вы приходили на мое выступление.

– Вы запоминаете всех своих зрителей? – удивляется Марко.

– Далеко не всех, – возражает Селия. – Но я не могу не запомнить тех, кто смотрит на меня так, как вы.

– И как же я на вас смотрю?

– Как будто вы еще не решили, боитесь вы меня или хотите поцеловать.

– Я не боюсь вас, – говорит Марко.

Несколько секунд они молча смотрят друг на друга, окруженные мерцанием свечей.

– По-моему, столь несущественная разница не стоила тех усилий, которые вам приходилось затрачивать, – говорит Селия.

– У фальшивого облика есть свои преимущества.

– Так вы нравитесь мне куда больше, – заявляет она.

Марко бросает на нее недоверчивый взгляд, и она продолжает:

– Я же обещала быть откровенной.

– Вы льстите мне, мисс Боуэн, – говорит он. – Сколько раз вы бывали в этом доме?

– Не меньше дюжины, – отвечает Селия.

– И ни разу не видели его целиком.

– Мне никто не предлагал.

– Чандреш не водит экскурсии по особняку. Ему нравится сохранять таинственность этого места. Когда гости не знают, где проходят границы дома, им кажется, что этих границ вовсе не существует. Раньше это вообще было два дома, так что запутаться немудрено.

– Я этого не знала, – говорит Селия.

– Это были два совершенно одинаковых смежных дома. Чандреш купил оба и объединил их, пристроив кое-что по мелочи. Не думаю, что сейчас у нас есть время на полную экскурсию, но если желаете, я мог бы вам показать несколько тайных комнат.

– С удовольствием взглянула бы, – Селия ставит свой опустевший бокал на стол по соседству с его. – Много несанкционированных экскурсий по дому вы успели провести?

– Только одну. И то лишь потому, что мистер Баррис был весьма настойчив.

Из гостиной они выходят в коридор с растянувшейся по полу тенью слоноголовой статуи, и, дойдя до библиотеки, останавливаются у стены, украшенной витражом с изображением заката.

– Прошу в игротеку, – объявляет Марко, и от его прикосновения витраж отъезжает в сторону, открывая проход в соседнее помещение.

– Как мило.

Комната, в которую они попадают, скорее просто оформлена в виде игротеки, нежели является таковой. На столах брошены шахматные доски без фигур, а сами фигуры выстроены рядами на книжных полках и подоконниках. Мишени для дротиков (без самих дротиков) висят на стенах рядом с нардами, оставленными на середине партии.

Бильярдный стол в центре комнаты обтянут кроваво-красным сукном.

Одну из стен украшает коллекция оружия. Все шпаги, сабли и пистолеты неизменно представлены в двух экземплярах, словно приготовлены для многих десятков потенциальных дуэлянтов.

– Чандреш увлекается античным оружием, – поясняет Марко, заметив взгляд Селии. – Что-то из его коллекции можно увидеть и в других частях дома, но большинство экспонатов хранится здесь.

Он следит, как Селия осматривает комнату. Кажется, что, разглядывая игровые элементы интерьера, она пытается сдержать улыбку.

– Вы улыбаетесь так, словно что-то скрываете, – замечает он.

– Я многое скрываю, – усмехается Селия, посмотрев на него через плечо.

Вновь обернувшись к стене, она спрашивает:

– Когда вы узнали, что я ваш соперник?

– Только когда вы пришли в театр на просмотр. До того дня я ничего не знал на протяжении долгих лет. Вы не могли не заметить, что застали меня врасплох. – Помолчав, он продолжает: – Не могу сказать, что в этом было какое-то преимущество. А как давно узнали вы?

– Вы прекрасно знаете когда. Во время того ужасного ливня в Праге, – отвечает Селия. – Вы же могли просто дать мне уйти с зонтом, чтоб я продолжала ломать голову, но вы решили меня догнать. Зачем?

– Я хотел его вернуть, – говорит Марко. – Этот зонт мне дорог. А еще я устал прятаться.

– Было время, когда я подозревала всех и каждого, – вздыхает Селия. – Правда, я думала, что это должен быть кто-то из цирка. Мне следовало бы догадаться, что это вы.

– Каким образом? – удивляется Марко.

– Потому что вы прикидываетесь простачком, которым не являетесь, – говорит она. – Теперь это ясно как день. Признаюсь, мне никогда не пришло бы в голову заговорить собственный зонтик.

– Большую часть жизни я провел в Лондоне, – улыбается Марко. – Это было первое, что я сделал, научившись заговаривать предметы.

Он снимает пиджак и бросает его в одно из кожаных кресел, стоящих по углам. Берет с полки колоду, слегка побаиваясь, что Селия может разбить его в пух и прах, но любопытство не дает ему остановиться.

– Вы хотите сыграть? – удивляется она.

– Не совсем, – отвечает он с улыбкой. Перемешав карты, он кладет колоду на бильярдный стол.

Марко переворачивает карту. Король пик. Он легко стучит пальцем по карте, и вместо короля пик появляется король червей. Марко убирает руку и жестом приглашает ее сделать ответный ход.

Улыбнувшись, Селия распускает узел на шали и бросает ее поверх его пиджака.

Затем встает возле стола, сцепив руки в замок за спиной.

Король червей поднимается и встает на ребро. Спустя мгновение невидимая сила разрывает его надвое. Обе половинки замирают еще на мгновение, а затем падают друг на друга рубашкой вверх.

Повторяя жест Марко, Селия постукивает пальцем по карте, и половинки срастаются. Когда Селия убирает руку, карта переворачивается сама собой. Дама бубен.

А затем вся колода целиком поднимается в воздух, чтобы тут же рассыпаться веером по красному сукну.

– Вы превосходите меня в том, что касается физической манипуляции, – признает Марко.

– У меня есть преимущество, – говорит Селия. – Отец называет это врожденным талантом. Мне трудно не воздействовать на окружающие предметы. Ребенком я постоянно все ломала.

– Насколько хорошо вы управляетесь с живыми существами? – допытывается Марко.

– По-разному, – отвечает она. – С предметами все гораздо проще. На то, чтобы совладать с чем-то одушевленным, у меня ушли годы. И до сих пор я гораздо лучше управляюсь со своими птицами, чем с первым попавшимся уличным голубем.

– А со мной вы могли бы что-нибудь сделать?

– Пожалуй, я могла бы изменить цвет ваших волос. Возможно, голос, – говорит Селия. – На большее без вашего ведома и согласия я не способна. А истинное согласие не так-то просто дать, как это может показаться. Я не могу никого исцелить. У меня редко получается добиться чего-то большего, нежели временное и довольно поверхностное воздействие. С людьми, которых я хорошо знаю, мне легче преуспеть, хотя «легче» не совсем уместное слово.

– А по отношению к себе самой?

Вместо ответа Селия подходит к стене с оружием и снимает один из парных турецких клинков с нефритовыми рукоятями. Зажав его правой рукой, она кладет левую на бильярдный стол, усыпанный картами, и, не раздумывая, вонзает клинок в тыльную сторону ладони, так что лезвие, пройдя сквозь плоть и бумагу, застревает в обтянутой сукном столешнице.

Марко вздрагивает, но продолжает молча смотреть.

Селия выдергивает клинок вместе с наколотой на него картой и собственной ладонью, по запястью струйкой сбегает кровь. Она поднимает пронзенную руку и медленно поворачивает во все стороны, как фокусник на сцене, чтобы Марко мог убедиться, что все происходит на самом деле, никакого обмана зрения.

Правой рукой она вынимает клинок из ладони, окровавленная карта падает на пол. А затем капли крови устремляются обратно в зияющую рану, которая быстро стягивается и исчезает. На мгновение на ее месте виден только тонкий красный шрам, а потом пропадает и он.

Она ударяет пальцем по карте, и кровь исчезает. Отверстие, оставленное клинком, затягивается. На карте изображена двойка червей.

Марко поднимает карту с пола и проводит пальцами по невредимой поверхности. Легкое движение руки, и карта исчезает. Он оставляет ее у себя в кармане.

– Я рад, что наше состязание не предполагает физического противостояния, – отмечает он. – Думаю, в этом случае победа осталась бы за вами.

– Когда я была маленькой, отец резал мне пальцы, один за другим, до тех пор пока я не научилась исцелять их все разом, – говорит Селия, возвращая клинок на привычное место. – Поэтому я в основном опираюсь на собственные ощущения, как все должно быть, и мне ни разу не удалось проделать это с кем-то другим.

– Похоже, ваши уроки не страдали излишним академизмом, как это было с моими.

– Я бы предпочла больше читать.

– Как странно, что для участия в одном состязании нас готовили совершенно по-разному, – говорит Марко, снова бросая взгляд на ладонь Селии. Ничто не указывает на то, что еще минуту назад из нее торчал клинок.

– Полагаю, в этом и заключается весь смысл, – говорит она. – Две разные школы сошлись на поле брани.

– Должен признаться, что я так и не понял до конца, в чем смысл происходящего. Даже спустя все эти годы.

– Как и я, – кивает Селия. – Подозреваю, что называть это поединком или состязанием не совсем правильно. Я привыкла считать это чем-то вроде показательного выступления, когда каждый должен продемонстрировать свои способности. Что еще мне предстоит увидеть в рамках нашей экскурсии?

– Хотите посмотреть что-то из того, что еще не закончено? – предлагает Марко.

Он приятно удивлен ее точкой зрения на их соперничество, поскольку сам уже несколько лет назад перестал считать его враждой.

– С удовольствием, – соглашается Селия. – Особенно если речь о проекте, который мистер Баррис обсуждал во время ужина.

– Именно о нем.

Они выходят из игротеки через другую дверь, проходят по коридору и попадают в огромный бальный зал в конце дома. Лунный свет проникает в комнату сквозь череду застекленных дверей в задней стене помещения.

За пределами зала некогда располагался летний сад, но теперь часть земли срыли, чтобы опустить поверхность на уровень ниже. В данный момент почти все пространство занимают брикеты утрамбованной почвы и нагромождения камней, образующих высокие, но еще не обработанные стены.

Марко пропускает Селию вперед, и она неторопливо спускается по каменным ступеням. Когда последняя ступенька остается позади, они попадают в настоящий каменный лабиринт, из каждой точки которого видна лишь небольшая часть сада.

– Я подумал, что Чандрешу будет полезно на что-то отвлечься, – объясняет Марко. – А поскольку теперь он редко выходит из дому, я решил начать с обновления сада. Хотите взглянуть, на что это будет похоже, когда строительство закончится?

– Очень хочу, – соглашается Селия. – У вас с собой чертежи?

Вместо ответа Марко обводит вокруг рукой.

То, что еще секунду назад было нагромождением необработанного камня, превращается в стены с ползущим между резных арок и проходов плющом. По бокам мерцают изящные фонари, решетчатые своды над головой увиты цветущими розами, сквозь которые проглядывает темное ночное небо.

Селия прижимает ладонь к губам, пытаясь заглушить восхищенный вздох. Все здесь, от аромата розовых бутонов до тепла, исходящего от фонарей, кажется ей чем-то невероятным. Она даже слышит журчание фонтана неподалеку и делает несколько шагов по внезапно поросшей травой дорожке, чтобы его отыскать.

Марко идет следом, пока она бродит по извилистым тропинкам лабиринта.

Струя фонтана, расположенного в центре, бьет из каменной стены, попадая в пруд с золотыми рыбками. В лунном свете их плавники переливаются, пронзая темную воду белыми и оранжевыми бликами.

Селия протягивает руку и дотрагивается до холодного камня в стене, позволяя воде бежать сквозь пальцы.

– Вы создали это только в моем воображении, так ведь? – спрашивает она, когда слышит звук его шагов.

– Вы мне это позволили, – говорит он.

– Наверное, я могла бы все это прекратить, – оборачивается к нему Селия. Он смотрит на нее, прислонившись к своду одной из арок.

– Нисколько не сомневаюсь. Даже при малейшем сопротивлении у меня вряд ли получилось бы так хорошо. А захоти вы действительно мне помешать, все исчезло бы в тот же миг. Впрочем, то, что мы сейчас рядом, облегчает мою задачу.

– Но вы не можете делать то же самое с цирком, – говорит Селия.

Марко пожимает плечами.

– Увы, расстояние слишком велико, – признает он. – Это одно из моих основных умений, но у меня практически нет шансов его использовать. И еще я не большой мастер создавать подобные иллюзии сразу для нескольких человек.

– Это потрясающе, – говорит Селия, разглядывая золотых рыбок, плавающих у ее ног. – Мне нипочем не создать настолько изощренную иллюзию, а ведь это меня называют иллюзионисткой. Вы больше меня заслуживаете носить этот титул.

– Полагаю, «Головокружительная красавица, умеющая изменять мир силой мысли» звучит несколько громоздко.

– Не думаю, что это уместилось бы на моей вывеске.

Лабиринт оглашается его заразительным смехом, и Селия, отвернувшись к журчащему фонтану, прячет улыбку.

– От моего главного умения тоже не много пользы, – говорит она. – Я могу мастерски изменять ткани, но, учитывая талант мадам Падва, в этом нет никакой необходимости.

Она поворачивается, демонстрируя платье со всех сторон. На серебряной ткани играют блики.

– Она настоящая ведьма, – заявляет Марко. – И я считаю это комплиментом.

– Полагаю, она бы с вами согласилась, – улыбается Селия. – А вы сейчас видите то же самое, что и я?

– Более или менее, – отвечает Марко. – Чем ближе я к зрителю, тем больше нюансов вижу сам.

Обогнув пруд, Селия подходит ближе к тому месту, где стоит ее собеседник. Она изучает резьбу на камне и ветви оплетающей его лозы, но то и дело посматривает на Марко. И всякая ее попытка незаметно взглянуть на него оборачивается неудачей: их глаза все равно встречаются друг с другом. С каждым разом им требуется все больше сил, чтобы отвести взгляд.

– Кстати, о факеле. Использовать его в качестве связующего звена было блестящей идеей, – говорит Селия, увлеченно разглядывая мерцающий фонарик на стене.

– Я знал, что вы об этом догадаетесь, – откликается Марко. – Мне нужна была хоть какая-то ниточка, коль скоро я не волен путешествовать вместе с цирком. Свет показался мне наилучшей возможностью для установления хоть какого-то контакта. Кроме того, мне не хотелось, чтобы вы обрели слишком большую власть над цирком.

– Это не прошло бесследно, – замечает Селия.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, скажем так, близнецы Мюррей поражают не только цветом волос.

– Однако вы не собираетесь говорить мне, чем именно еще, не так ли? – уточняет Марко.

– У леди должны быть тайны, – усмехается Селия. Она наклоняет одну из цветущих розовых ветвей и, закрыв глаза, вдыхает свежий аромат. Мягкий бархат лепестков щекочет ей кожу. Достоверность ощущений, которые дарит ей сад, существующий только в ее воображении, сводит с ума.

– Кому пришла в голову мысль расположить сад на уровень ниже? – спрашивает она.

– Чандрешу. Его вдохновила одна из комнат. Если хотите, можем туда заглянуть.

Селия кивает, и они пускаются в обратный путь по цветущему лабиринту. Она идет рядом с ним, так что он может дотронуться до нее, если захочет, но его руки привычно сцеплены в замок за спиной. Когда они поднимаются по ступеням, Селия в последний раз обводит взглядом сад. Там, где только что цвели розы и мерцали фонари, нет ничего, кроме вывороченной земли и камней.

В доме Марко ведет Селию через бальный зал. Возле дальней стены он останавливается и сдвигает в сторону одну из панелей темного дерева, открывая проход к уходящей вниз винтовой лестнице.

– Это темница? – спрашивает Селия, спускаясь вслед за ним.

– Не совсем, – отвечает Марко. Оказавшись перед позолоченной дверью в самом низу, он придерживает ее, пропуская Селию вперед. – Советую смотреть под ноги.

Они попадают в небольшое круглое помещение. В центре высокого потолка висит хрустальная люстра. Стены и потолок окрашены в ярко-синий цвет и усыпаны звездами.

По периметру комнаты проходит небольшой выступ, по которому можно пройти. Сам пол расположен ниже и почти полностью скрывается под радужной россыпью больших шелковых подушек.

– Чандреш утверждает, что внутреннее убранство повторяет обстановку в покоях одной бомбейской куртизанки, – говорит Марко. – А мне кажется, что это отличное место для чтения.

Селия смеется, и прядь волос выбивается из прически, падая ей на лицо.

Марко инстинктивно протягивает было руку, чтобы убрать ее, но не успевает коснуться пальцами щеки, как Селия спрыгивает с уступа и серебряной птицей падает в море разноцветных подушек.

Он провожает ее взглядом и сам тут же следует ее примеру, ныряя неподалеку.

Они лежат бок о бок, рассматривая потолок. Свет, преломляясь в хрустальных гранях люстры, разбрызгивает по его поверхности светящиеся искры, безо всякого волшебства превращая потолок в звездное небо.

– Вам часто удается бывать в цирке? – спрашивает Селия.

– Не так часто, как хотелось бы. Естественно, когда он гастролирует в окрестностях Лондона, я не упускаю такой возможности. Стараюсь выбираться и в другие города Европы, если удается сбежать от Чандреша на несколько дней. Иногда мне кажется, что я стою двумя ногами на разных берегах. Какую-то часть цирка я знаю как свои пять пальцев, другая же неизменно поражает воображение.

– Какой шатер ваш любимый?

– Честно? Ваш.

– Почему? – Селия поворачивается, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Думаю, он что-то во мне задевает. Вы демонстрируете публике то, что меня учили делать втайне. Возможно, я способен оценить то, что вы показываете, на качественно ином уровне, нежели большинство ваших зрителей. Еще мне очень нравится Лабиринт. Я не был уверен, захотите ли вы принять участие в его создании.

– Мне прочитали целую лекцию по этому поводу, – говорит Селия. – Отец назвал Лабиринт омерзительным извращением. Наверное, не один день придумывал, как бы уколоть побольнее. Я никогда не могла понять, почему он так яростно настроен против объединения наших умений. Я обожаю Лабиринт, было так интересно добавлять новые комнаты. А больше всего мне нравится созданный вами снежный коридор, в котором на полу можно видеть следы тех, кто прошел по нему раньше.

– Никогда не думал о Лабиринте как об извращении, – хмыкает Марко. – Хочется поскорее побывать там и взглянуть на все с этой точки зрения. Однако мне казалось, что ваш отец несколько не в том положении, чтобы высказывать свое мнение по каким бы то ни было вопросам.

– Он не умер, – говорит Селия, вновь переводя взгляд к потолку. – Но это не так просто объяснить.

Марко решает не развивать эту тему и возвращается к разговору о цирке.

– А у вас какой шатер любимый? – спрашивает он.

– Ледяной сад, – не раздумывая, откликается Селия.

– Почему именно он? – любопытствует Марко.

– Из-за ощущений, которые он дарит, – объясняет она. – В нем все словно во сне. Как будто это не шатер, а вообще другой мир. Видимо, я неравнодушна к снегу. К слову, как вам пришла в голову такая идея?

Марко никогда раньше не доводилось рассказывать, как рождаются его творения, и он ненадолго задумывается.

– Я подумал, что цирку не помешала бы оранжерея. Но меня обязали сделать все в нашей любимой бесцветной гамме, – говорит он. – Я перебрал кучу вариантов, пока не додумался создать все изо льда. Ваше сравнение со сном особенно лестно для меня, поскольку именно во сне родилась эта затея.

– Из-за него я придумала Дерево желаний, – признается Селия. – Мне подумалось, что дерево, озаренное пламенем свечей, будет достойным комплиментом тому, кто создает деревья изо льда.

Марко вспоминает, как впервые увидел Дерево желаний. Тогда он испытал смесь раздражения, восхищения и зависти. В свете услышанного все выглядит совсем иначе. Сначала он вообще не был уверен, что ему будет позволено зажечь собственную свечу, собственное желание, и гадал, не сочтут ли это нарушением правил состязания.

– И что, все загаданные желания исполняются? – спрашивает он.

– Я точно не знаю, – пожимает плечами Селия. – Я не могу знать, что происходит со всеми людьми, которые оставляют свои желания. А вы что-то загадали?

– Возможно.

– И ваше желание сбылось?

– Не уверен.

– Вы должны рассказать мне, если сбудется, – просит Селия. – Я надеюсь, что сбудется. Ведь в каком-то смысле я создавала дерево для вас.

– Но вы же тогда не знали, кто я, – говорит Марко, поворачиваясь к ней.

Продолжая следить глазами за игрой света на потолке, она вновь заговорщицки улыбается.

– Конечно, я не знала, что это именно вы, но, глядя на ваши творения, не могла не составить мнения о том, что вы за человек. Мне казалось, что дерево должно вам понравиться.

– Оно мне очень нравится, – тихо говорит Марко.

Оба замолкают, но в наступившей тишине нет никакой неловкости. Марко страшно хочется протянуть руку и дотронуться до нее, но он боится разрушить хрупкую дружбу, зарождающуюся между ними, поэтому просто поглядывает на нее украдкой. Время от времени она делает то же самое, и на мгновение их взгляды встречаются.

– Как вам удается не давать никому стареть? – немного погодя спрашивает Селия.

– Приходится быть очень осторожным, – отвечает Марко. – И они все-таки стареют, просто очень медленно. А как вам удается перевозить цирк с места на место?

– На поезде.

– На поезде? – ошарашенно переспрашивает он. – Весь цирк переезжает на одном единственном поезде?

– Это очень большой поезд, – улыбается Селия. – И к тому же волшебный, – добавляет она, вызывая у него приступ смеха.

– Должен признать, мисс Боуэн, что вы совсем не то, что я ожидал.

– Уверяю вас, вы тоже.

Марко встает и делает шаг к двери.

Селия протягивает руку, чтобы он помог ей подняться. Они впервые касаются друг друга без перчаток.

Реакция наступает немедленно. Как от удара молнии, комнату заливает яркий свет. Люстра начинает дрожать.

Марко чувствует, как жар, разливающийся от того места, где его кожа соприкасается с ее, распространяется дальше и глубже, проникая в каждую клеточку его тела.

Едва оказавшись на ногах, Селия отнимает руку и, отступив, прислоняется к стене. Жар тут же начинает спадать.

– Простите меня, – шепчет она, переводя дыхание. – Я не ожидала.

– Прошу меня извинить, – говорит Марко. За оглушительным стуком собственного сердца он ее почти не слышит. – Хотя я не очень понял, что именно произошло.

– Я весьма чувствительна к чужой энергии, – объясняет Селия. – У людей вроде вас или меня она проявляется особенно сильно. Я… я просто еще не привыкла к вашей.

– Могу лишь надеться, что вам эти ощущения были так же приятны, как и мне.

Селия ничего не отвечает, и, чтобы удержаться от искушения дотронуться до нее еще раз, он распахивает перед ней дверь, ведущую к винтовой лестнице.