Тайна Тюдоров Гортнер Кристофер

Глава 18

После этих слов повисла тягостная тишина. Странно, я все еще нахожу в ее поступках нечто, достойное удивления. С учетом ее способности к неожиданным выходкам, Елизавета вела себя вполне предсказуемо. Сам не зная зачем, я все же попытался разубедить ее:

– Но это невыполнимо. Мы не сможем попасть внутрь. А если бы и могли, покои его величества слишком хорошо охраняются. Нам никогда не выбраться оттуда.

Елизавета окинула меня холодным взглядом:

– Сперва спросим мастера Фитцпатрика, который многие годы ночует у постели моего брата, охраняя его сон. Пусть он скажет. – Она обратилась к Барнаби: – Есть ли возможность проникнуть в покои Эдуарда незамеченными?

К моему изумлению, Барнаби кивнул:

– Есть тайный ход в спальню. В прошлые времена его величество, ваш отец, пользовался им. В последний раз, когда я проверял, герцог еще не выставил там стражу. Но должен предупредить, что, если это все-таки произошло, единственный путь наружу лежит через покои, а там кишмя кишат его приспешники.

– Я попробую.

Обернувшись ко мне, Елизавета предупредила:

– Даже не пытайся удерживать меня. Хочешь помочь – помоги. Если нет – можешь дожидаться возле калитки. Но я должна сделать это. Я должна увидеть брата, пока не стало слишком поздно. – Она умолкла на секунду. – Я… Мне нужно попрощаться.

Ее слова тронули меня. Такие чувства я мог понять.

Барнаби шагнул вперед:

– Я провожу ее высочество. – Глянув в мою сторону, он добавил: – Проведу ее к королю и назад к калитке. Принцесса будет в безопасности.

– Спасибо, Барнаби, – сказала она, не сводя с меня пристального взгляда.

Я лишь вздохнул, признавая поражение, и поднял глаза на ряды светящихся окон. Представление с фейерверками закончилось. По небу ползли, источая влагу, грозовые тучи. Скоро торжества достигнут высшей точки: вино льется рекой, придворные танцуют в лихорадочном возбуждении, – и на все это угрюмо взирают расположившиеся на возвышении молодожены. Герцогу надлежит находиться там и присматривать за гостями. Возможно, они будут разочарованы тем, что, вопреки обещанию, король не обратится с личным приветствием к юным супругам. Для тайного проникновения в покои Эдуарда лучшего момента не выбрать. Но почему же тогда я не мог избавиться от дурного предчувствия?

– Эш Кэт послала в зал сказать, что я недомогаю, – пояснила Елизавета, неправильно истолковав мое молчание. – Всем известно о моем слабом желудке, головных болях и вспыльчивом нраве. К тому же герцог помнит наш дневной разговор и не будет испытывать судьбу. Я кое-что утаила от Роберта: Нортумберленд все еще ждет моего окончательного ответа. Ему было сказано, что мне нужно время обдумать предложение. – Она холодно улыбнулась. – Пока это время не истекло, никто не вправе вторгаться ко мне, если, правда, им не придет в голову взломать дверь.

– Скорее, пока жив его величество, – заметил я. – Как только его не станет, вы не сможете рассчитывать на милосердие.

– Я никогда не могла, – возразила она. – А с твоей стороны дерзость напоминать мне об этом.

Я обратился к Барнаби:

– Этот ход точно безопасен?

– Да, при условии, что он не охраняется и мы выставим стражу. С Эдуардом сейчас только его фаворит Гарри Сидней. Он не поднимет тревогу при виде нас.

– Я встану на страже. – Кейт решительно извлекла клинок из-под плаща.

Я хотел было возразить, но, в конце концов, нас не так много, чтобы отказываться от помощи; к тому же кто-то действительно должен был стоять на часах.

– Отлично. Тогда Перегрин пойдет с нами. Если опасности не будет, отправим его на конюшни. Ваше высочество, разумеется, понимает, что визит к брату должен быть кратким?

– Да, – ответила принцесса, натягивая капюшон.

Перегрин и Кейт встали по бокам от Елизаветы, я занял место рядом с Барнаби, и так, впятером, исполненные решимости, избегая света, льющегося из галерей, мы осторожно двинулись вдоль фасада дворца. Из открытых окон доносился безудержный исступленный смех – веселье, похоже, было в самом разгаре. Возможно, в последнюю минуту выяснилось, что герцогу предстоит принять гораздо больше гостей, чем ему бы хотелось. Хорошо, если так: чем больше людей отвлекает его внимание, тем больше времени в нашем распоряжении, чтобы проникнуть в покои Эдуарда и выбраться оттуда. Отсутствие Елизаветы на праздновании бракосочетания, разумеется, не осталось незамеченным. Нортумберленду могло прийти в голову, что ей нужно помочь принять правильное решение относительно его предложения, – я бы не удивился, если бы в этот самый момент он выставлял стражу у дверей ее покоев. Какие бы мрачные мысли ни приходили мне в голову, нужно быть готовыми к любому повороту событий.

Я покосился на Барнаби. В любой потасовке лучшего союзника не найти.

– Барнаби, – тихо произнес я, – можешь обещать мне одну вещь?

– Смотря какую.

– Если что-то пойдет не так, ты сделаешь все во имя ее спасения?

Он обнажил сверкающие зубы:

– Неужто ты думаешь, я оставлю ее этой стае волков? Я пригляжу за ней, не сомневайся. Или умру, защищая ее. Что бы ни случилось, они до нее не доберутся.

Мы очутились в закрытом дворе прямо за дворцом. С краю виднелась странная, казавшаяся заброшенной башня. Воздух был пропитан речным запахом.

– Вход в башне, – сказал Барнаби.

Тут он застыл. Я тоже замер, едва не выругавшись вслух. Вся наша процессия остановилась. В тишине было слышно, как Елизавета шумно дышит, стиснув зубы.

– Караульные, – прошептала она.

Их было двое. Они сидели на корточках и на фоне изящной архитектуры дворца напоминали два гигантских гриба. Стражники передавали друг другу мех с вином и беседовали, лениво привалившись к стене и не слишком заботясь о происходящем вокруг. Непохоже, чтобы они ожидали посетителей: вряд ли кому-то придет в голову забрести сюда в разгар свадьбы. Видимо, поэтому они успели изрядно выпить и пребывали в дурном расположении духа. Еще бы, ведь им приказали торчать тут на холоде – и это в то время, когда во дворце все веселятся и объедаются жарким.

– Ты же говорил, здесь безопасно, – обратился я к Барнаби.

– Всегда так и было, – недовольно хмыкнул он. – Видно, милорд герцог решил больше не рисковать. Раньше он никогда не выставлял охрану у этого входа.

Я взглянул на Елизавету. Лицо под капюшоном напоминало бледную икону – отголоски ссоры с Робертом все еще звучали у нее внутри.

– Стражников всего двое, – произнесла она, словно отвечая на мой безмолвный вопрос, – нужно как-то отвлечь их.

Разве могла она предложить что-то другое? Прежде чем я что-либо успел сказать, Кейт обернулась ко мне, обдав своим яблочно-цветочным ароматом. В этот момент я признался себе, что неравнодушен к ней, как ни пытался это отрицать.

– У меня есть идея. Мы с ее высочеством уже проделывали такую штуку, правда с джентльменами иного достоинства. Но мужчины есть мужчины, а эти к тому же успели перебрать. Если вы с Барнаби сделаете все, как мы скажем, мы легко справимся.

Я молчал. Барнаби одобрительно ухмыльнулся:

– Вот дерзкая девица!

Мне хотелось отговорить их, но Елизавета решительно натянула капюшон, совсем скрыв лицо. Я схватил принцессу за руку, не обращая внимания на ее сердитый взгляд:

– Ваше высочество! Пожалуйста, подумайте, стоит ли делать это. – Я быстро посмотрел на Кейт. – Вас обеих могут схватить.

– Я уже подумала. – Елизавета аккуратно сняла мои пальцы со своего рукава. – Только об этом и думаю в последнее время. Но я же сказала: я должна сделать это. Ты собираешься мне помогать или нет?

Я молча кивнул. Кейт шепотом дала нам указания и смахнула с лица капюшон. Слегка покачивая бедрами, она неторопливо двинулась к караульным, которые по-прежнему передавали друг другу мех с вином.

– Лети, друг мой, – негромко сказал я Перегрину, и он мгновенно растворился в темноте.

Стиснув рукоять кинжала, я с волнением наблюдал, как Кейт и Елизавета приближались к двери. Караульные встали. Они явно удивились, но, похоже, не заподозрили ничего дурного. Рассеянного лунного света и свечей в верхних окнах дворца было вполне достаточно, чтобы разглядеть нежданных гостий. Женщины, которые зачем-то бродят по саду в такую пору, как известно, не могут быть леди.

Тот, что покрупнее, гнусно улыбаясь, тяжело шагнул им навстречу. Кейт шла впереди, Елизавета чуть отставала. Плащ с капюшоном подчеркивал изящество ее фигуры. Охранники вряд ли заметили, что плащ этот сшит из очень дорогой ткани. Однако, сбрось она капюшон, ее тут же узнали бы – в этом я не сомневался ни минуты. Другого такого лица не было во всей Англии.

– Будь наготове, – сказал я Барнаби.

Тот согласно хмыкнул.

– А куда это направляются такие красивые дамочки? – послышался голос одного из караульных.

Он уже тянул свою грязную ручищу к Кейт, и я неосознанно сжал покрепче рукоять кинжала.

– Тише-тише, парень. Дай ей закончить, – пробормотал Барнаби.

Кейт непринужденно уклонилась от его лап. Нарочито поведя бедром и головой, она незаметно просунула руку в складки плаща, где притаился ее собственный клинок.

– Миледи и я хотели немного подышать воздухом. Во дворце невыносимо душно и громко играет музыка. Нам сказали, где-то здесь есть павильон, но мы как будто сбились с пути.

Она замолчала. Я был уверен, что сейчас она одаривает охранника одной из своих отрепетированных улыбок. Такое мужество в минуту смертельной опасности – я невольно восхищался ей все больше. У Кейт сердце львицы. Неудивительно, что Елизавета доверяет ей.

– Павильон? – переспросил караульный и оглянулся на товарища.

Тот подозрительно косился на женщин. Второй выпил меньше, за ним нужно смотреть в оба.

– Ты слышал, Родж? Дамы ищут павильон. Не видал тут поблизости чего-нибудь такого?

Тот, кого назвали Роджем, молчал. Даже плащ не мог скрыть напряжение, исходившее от Елизаветы. Она неосознанно расправила плечи, и это простое движение явно насторожило охранника. Родж почувствовал, что перед ним важная особа, не привыкшая к расспросам. Он порывисто шагнул к Кейт, выпятив подбородок, как обычно делают мужчины, желая показать свою силу:

– В этой части сада нет павильонов, насколько мне известно. Я настаиваю, леди, чтобы вы сообщили мне ваши имена. Сейчас не время бродить здесь в одиночку. – Он внимательно посмотрел на Елизавету. – Вам следует вернуться во дворец, миледи.

Кейт рассмеялась:

– Разумеется, ведь во дворце нам ничего не может угрожать, особенно сейчас, во время праздника. Теперь я вижу: нас ввели в заблуждение. Мы не отказались бы от сопровождения, окажите же нам такую любезность.

Это не входило в наши планы, но она импровизировала, стремясь избежать вопросов и заманить караульных к стене. Там, спрятавшись в тени башни, мы ждали их в полной боевой готовности.

Однако Родж не поддался на ее игру. Он не сводил подозрительного взгляда с Елизаветы. Ситуация становилась слишком напряженной, и я решил, что нам с Барнаби пора действовать, – в этот же миг Родж резким движением сбросил капюшон с лица принцессы.

Воцарилась мертвая тишина. Щеки Елизаветы пылали, почти как ее огненные локоны. Караульный, что покрупнее, сдавленно охнул:

– Прах Господень, да это же…

Закончить фразу он не успел: Кейт рванулась к нему, нож описал в воздухе дугу. Мы с Барнаби бросились к ней, как две проворные гончие. Пока мы ждали, я не задумывался о необходимости убить этих двоих, но теперь понимал, что от этого может зависеть наше спасение.

Я подскочил к Кейт, боровшейся с караульным. Он стиснул ее запястье, заставив выпустить нож, и довольно загоготал. Схватив Кейт за плечо, я оттолкнул ее и со всей силы ударил противника в лицо. Костяшки пальцев врезались в его скулу. Охранник с глухим стуком свалился на булыжник.

Тем временем Родж, размахивая мечом, теснил Барнаби, вооруженного лишь кинжалом. Наш друг ловко уворачивался, но дела его определенно были плохи. Внезапно последовало какое-то стремительное движение, прошуршал плащ, из воздуха возникла тонкая бледная рука, и раздался приглушенный удар. Родж стоял прямо. Меч задрожал в его руке и со звоном упал на булыжник. Караульный покачнулся, повернув изумленное лицо к нападавшему. По его лбу тонкой струйкой текла кровь. Он упал лицом вниз.

Елизавета выронила камень, который сжимала в руках. На кончиках ее пальцев виднелись пятнышки крови. Тут же подскочила Кейт:

– Ваше высочество, вы ранены?

– Нет. А этот как будто да. Проснется с головной болью и не скоро забудет нас.

Елизавета словно не верила собственным глазам, глядя на распростертого у ее ног человека. Она подняла взгляд на меня. Я шагнул к ней, а Барнаби склонился над Роджем, щупая пульс.

– Живой, – провозгласил он.

– Господь милостив, – с облегчением выдохнула Елизавета. – В конце концов, они ведь просто исполняли свой долг.

Кейт, все еще пунцовая от борьбы, откинула выбившуюся прядь со лба:

– Вот парочка чурбанов! Почему бы Нортумберленду не поставить сюда кого-нибудь посимпатичнее?

– Лучше бы он и вовсе никого сюда не ставил, – отозвался Барнаби.

Он схватил Роджа за запястья и поволок ко входу в башню. Я сделал знак Кейт:

– Пойдем, поможешь мне.

Мы отчаянно торопились. Втроем с Кейт и Елизаветой мы протащили караульного через дверь в небольшую круглую комнату, где, видимо, хранились припасы. Под потолок вела расшатанная лесенка.

Караульных мы положили рядом друг с другом. Я сбегал во двор за мечом. Барнаби тем временем связал своим поясом руки пленникам – аккуратно, ладонь к ладони. Разорвав платок Елизаветы, он соорудил два кляпа.

– Не очень-то надежно, конечно, – заметил он. – Но на какое-то время это их задержит.

– Я побуду здесь и присмотрю за ними. – С этими словами Кейт взяла у меня меч. – Пусть только пикнут, насажу их на острие, как цыплят.

Елизавета двинулась было к лесенке, но Барнаби остановил ее:

– Нам сюда.

Он нагнулся, отодвинул плиту на полу и ногой нажал на невидимый рычаг. В совершенно гладкой стене образовался проем, за ним виднелся сводчатый проход. Еще одна винтовая лестница поднималась в кромешный мрак.

Елизавета нерешительно покосилась на Барнаби, потом на меня:

– Там очень темно.

– Зажигать свет рискованно, – отозвался Барнаби.

Она кивнула и направилась к лестнице. Барнаби последовал за ней. Я обернулся к Кейт:

– Ты уверена, что хочешь остаться здесь?

Я старался держаться невозмутимо. Мне не хотелось обнаруживать перед ней те чувства, которые придали мне сил в схватке с караульным. Я едва не убил его. Однако слишком уж неподходящее сейчас время для подобных проявлений. И все-таки оставлять ее наедине с пленниками я опасался.

– Мы все такие же недоверчивые? – понимающе ухмыльнулась Кейт.

Я не успел ответить, она прижала палец к моим губам:

– Молчи. Я все объясню – потом. А пока не сомневайся: клинком я умею не только яблоки чистить.

В этом я ни минуты не сомневался. Но как женщина справится с двумя сильными мужчинами, если они сумеют освободить руки?

– Не вступай с ними в драку, – настаивал я. – Это люди герцога. Тебя ждет… суровое наказание. Если что – беги. Найди Перегрина, и ждите нас у дороги. Мы как-нибудь выберемся.

– Ах как трогательно! – съязвила она. – Но сейчас не время сомневаться в своих союзниках. Иди же. У тебя есть более серьезные поводы для тревоги.

Не возражая ей, я развернулся и шагнул в душную темноту.

Проход с потайной лестницей был невероятно узким, а потолок очень низким. Приходилось идти на полусогнутых, то и дело стукаясь головой о холодный камень. Интересно, как здесь помещался Генрих VIII с его-то огромным ростом? За моей спиной Кейт надавила на рычаг, и стена сомкнулась. Я оказался совсем отрезан от света.

Глаза понемногу свыклись с темнотой. Шнырявшие по ступенькам крысы смотрели на меня без всякой боязни. Елизавета и Барнаби двигались впереди. Я терял их из виду на каждом новом витке лестницы. В липком воздухе я обливался потом.

Внезапно лестница уперлась в деревянную дверь. Барнаби остановился.

– Прежде чем мы войдем, – предупредил он, – ваше высочество, будьте готовы… Эдуард… он уже не тот принц, каким мы его знали. Болезнь и лечение непоправимо сказались на нем.

Она придвинулась ко мне. Барнаби легонько постучал в дверь. В тишине слышалось прерывистое дыхание Елизаветы. Барнаби постучал еще раз. Я кинжал.

– Кто там? – раздался испуганный мужской голос.

– Сидней, это я, – прошептал Барнаби. – Открывай скорее!

Дверь распахнулась. Потайной ход, скрытый за стенной панелью, вел в небольшую, изящно обставленную комнату. Я сразу почувствовал, что здесь очень жарко. От расставленных по углам жаровен, от очага и от тройного канделябра поднимался удушливый дым. Казалось, им пропитано все: алая и золотая обивка стульев, портьеры и тяжелый шелк балдахина, за которым скрывалась кровать.

На нас смотрел юноша с прямыми светлыми волосами и приятным, но смертельно усталым лицом.

– Что ты здесь делаешь? – отчаянно зашептал он, обращаясь к Барнаби. – Ты же знаешь, его светлость приказал не впускать тебя. Тебе нельзя… – Он испуганно умолк.

Елизавета шагнула из-за спины Барнаби и откинула капюшон.

Это была не просто духота – я улавливал какое-то тошнотворное зловоние. От жаровен исходил аромат целебных трав, но и он не скрывал этого запаха. Елизавета тоже его почувствовала.

– Прах Господень… – пробормотала она.

Сидней рухнул на колени. Елизавета лишь отмахнулась:

– Нет времени. – С этими словами она бросилась к кровати.

С балдахина на нас смотрел сокол с золотым кольцом на лапе. В его зрачках отражалось пламя свечи.

– Эдуард! – позвала Елизавета. – Эдуард, это я.

Она отдернула полог и, вскрикнув, отшатнулась.

Я подскочил к кровати и застыл как громом пораженный.

Зловоние исходило от маленькой фигуры, распростертой на постели. Почерневшие бесплотные руки и ноги были покрыты гнойными язвами. Казалось, перед нами, опираясь на подушки, лежит разлагающийся труп, однако грудь короля вздымалась и опускалась. Боже милостивый, только бы он был без сознания.

В следующую секунду Эдуард обратил на нас полный страдания взгляд: он осознавал свои мучения и понимал, что рядом стоит его сестра. Запекшиеся губы шевельнулись. Сидней бросился к нему.

– Его величество не может разговаривать, – пояснил он Елизавете.

Она стояла неподвижно, ее бледное лицо стало почти прозрачным.

– Что… что он хочет сказать? – прошептала она.

Сидней наклонился к самым губам Эдуарда. Тот судорожно вцепился в его запястье иссохшими пальцами.

– Он умоляет вас о прощении, – печально произнес Сидней.

– О прощении? – Она схватилась за горло. – Господи Исусе, да это я должна молить его о прощении. Я не была рядом. Я не вмешалась, когда они… сделали с ним это.

– Не это его заботит. Ему нужно ваше прощение. Он не смог противостоять герцогу. Я был свидетелем их борьбы. С того самого дня, когда Нортумберленд приказал отравить его.

– Отравить? – переспросила Елизавета безжизненным голосом. – Что ты такое говоришь?

От ее взгляда стало не по себе. Не хотелось бы, чтобы когда-нибудь она посмотрела на меня вот так.

– Ваше высочество, я говорю о том ужасном выборе, к которому принудили короля. У него бывали приступы горячки, он кашлял кровью. Все понимали, что он не жилец. Эдуард сам это понимал и примирился с этим. И принял решение, кто будет его наследником. И вот тогда герцог перевез его сюда. Он уволил всех его докторов. Вместо них он нанял знахарку, которая пользовала его каким-то снадобьем с мышьяком. Ему сказали, что это поможет, и поначалу так и было. Но потом стало гораздо хуже.

Сидней посмотрел на Эдуарда. Широко раскрытые глаза жутковато выделялись на обтянутом кожей лице.

– Он гниет изнутри, – говорил Сидней. – Боль превратилась в бесконечную пытку. Нортумберленд не отходил от него ни на минуту. Король подписал это в отчаянии. Он не мог больше выносить боль, он словно горел в аду, а они обещали облегчение мук.

– Он… подписал что? – с запинкой спросила Елизавета. – Что это было? Что они заставили его подписать?

Вена пульсировала на ее виске. Сидней отвел взгляд:

– Бумагу, по которой Джейн Грей провозглашалась его наследницей. Герцог вынудил его лишить вас и леди Марию права на престол. Он заставил его, – тут Сидней понизил голос до шепота, – признать вас незаконнорожденными.

Елизавета словно окаменела. Ее лицо потемнело. Затем она развернулась и решительно шагнула к главной двери. Я попытался ее удержать:

– Ваше высочество…

– Молчи, – приказала она. – Ни слова больше.

Внезапно послышалось шарканье.

– Тихо! – Я прикрыл собой Елизавету.

– Это знахарка, – удивленно сказал Сидней.

Барнаби быстро встал за дверью. Я втянул Елизавету за портьеру. Загородив собой принцессу и крепко сжав кинжал, я приготовился встретить неизвестного противника. Впрочем, кинжал казался мне в этот миг детской игрушкой.

В комнату, хромая, вошла сгорбленная женщина. Ее лодыжки были неестественно подвернуты внутрь, на них виднелись синеватые шрамы. Она остановилась посреди комнаты.

– Я же говорил, это знахарка, – повторил Сидней.

Барнаби с облегчением сполз по стене. Я смотрел на женщину. Весь мой мир в этот миг переворачивался с ног на голову.

Я медленно вышел из укрытия. Без всяких слов мое сердце уже знало. Кровь словно застыла в жилах. Оно было почти неузнаваемо, это поблекшее, отмеченное страданиями лицо в старомодном чепце. На краткое мгновение я засомневался, но тут меня с головой накрыл запах розмарина. Запах детства. Я вспомнил слова Перегрина: «Хорошо хоть у него теперь есть эта старая сиделка, чтобы присматривать за ним… приходила как-то забрать спаниеля Эдуарда».

Я смотрел на нее, не отрываясь, в течение нескольких секунд, показавшихся мне вечностью. В ее ответном взгляде читалась лишь телячья покорность. Дрожащей рукой я провел по высохшей щеке. Я боялся, что она рассыплется в прах от мимолетного прикосновения. Сердце едва не выпрыгивало из груди. Не стой она сейчас передо мной в этой комнате, я никогда не поверил бы, что такое возможно. Все эти годы, исполненные скорби, она незримо присутствовала рядом.

– Ты ее знаешь, – нарушила тишину Елизавета.

– Да. Ее зовут мистрис Элис. Это она вырастила меня. – Голос звучал словно издалека. – Мне сказали, она умерла.

Все молчали. Барнаби закрыл дверь и встал напротив. Я все смотрел на мистрис Элис. Мой разум отказывался соединить эту дряхлую фигуру с той женщиной, которую я помнил и любил. Она была такая сообразительная, острая на язык, бойкая. Ее живой взгляд всегда излучал любопытство. А эти запавшие пустые глаза не излучали ничего.

Она поехала в Стратфорд, как бывало каждый год. Всего-то несколько дней, она еще говорила: «Не суетись, милый. Туда и обратно, ты и соскучиться не успеешь».

Но она не вернулась. По пути на нее напали грабители – так сказал мне мастер Шелтон. Я не заплакал, не попросил увидеть ее тело, не спрашивал, где ее похоронили. Слишком велико было горе. Она умерла и никогда не вернется ко мне, а все остальное казалось неважным. В двенадцать лет я лишился единственного человека, который любил меня. Смерть мистрис Элис нанесла рану, которую ничто не могло залечить. Но я ни разу не усомнился в том, что известие о ее гибели – правда. И теперь наружу рвался один-единственный вопрос: «Почему? Почему она меня бросила?»

Сама теперешняя внешность мистрис Элис была ответом. Эти шрамы на лодыжках – я видел такие у мулов, что вращают мельничные жернова. Жестокосердные хозяева связывают им ноги, чтобы несчастные животные всю жизнь ковыляли по кругу. Скрюченные руки, словно у древней старухи. У Элис похитили годы – ей ведь не было и пятидесяти. Я нежно провел рукой по иссохшей щеке, словно успокаивая испуганного жеребенка. И, подобно жеребенку, отвечающему на ласку, она приоткрыла рот. Я едва не вскрикнул. Там, внутри, было темно и пусто. Ей отрезали язык.

Елизавета вернула меня к реальности, зло проговорив:

– Так это та самая женщина, что отравила моего брата?

– Да, – отозвался Сидней. – Ее привела леди Дадли. И дала ей указания насчет лечения. Но она… она…

– Что? – выкрикнула Елизавета. – Говори же!

– Мистрис Элис искусная знахарка, – вмешался я. – Она все время лечила меня от разных болезней, когда я был ребенком. Она никогда не сделала бы такого по доброй воле.

– И ты говоришь это после того, что случилось с моим братом?!

Мистрис Элис тянула ко мне изуродованную руку. Я посмотрел ей в глаза, и ледяной ком в моем сердце растаял. Бросив предупреждающий взгляд на Барнаби, я снова обратился к Елизавете:

– Она никогда не сотворила бы такого зла ни с одним живым существом, а уж тем более с человеком. Ее заставили насильно, под пыткой. Это все герцог.

– Но зачем? – спросила Елизавета дрожащим голосом. – Господь милостивый, зачем же было поступать с ним вот так?

– Он нужен был живым. Чтобы выиграть время, – угрюмо произнес я.

– Я не оставлю брата здесь, – заявила Елизавета. – Мы должны унести его отсюда.

– Нет, – решительно ответил я. – Нам нужно уходить. Немедленно.

По моему лицу принцесса поняла: что-то не так.

Она перевела взгляд на Барнаби:

– Но я ничего не слышу.