Другие миры (сборник) Хейл Шеннон
– Мы пришли сюда в поисках дома. Если пойдем – умрем. Лучше пусть дни мои кончатся здесь. Сколько времени нам осталось?
Они посмотрели на солнце.
– Всего несколько минут. – Голос ее был глух и безжизнен.
День потеснее прижалась к Симу.
Солнечный потоп уже катился по миру. Черные утесы выцветали в фиолетовый и коричневый.
Какой же он был дурак! Почему не остался с Динком – работать, думать, мечтать?
И он закричал, обращаясь к черным дырам в скалах, да так, что жилы вздулись у него на шее:
– Вышлите мне одного человека на битву!
Молчание. Лишь утес отбросил эхо его голоса назад. Воздух накалялся.
– Бесполезно, – прошептала День. – Им нет до нас дела.
– Слушайте меня! – прокричал он и встал, держа вес тела на здоровой ноге; раненую рвала и терзала боль. – Пошлите мне сюда воина – хоть одного, который не струсил!
Он потряс кулаком.
– Я не сбегу домой! Я пришел биться честно. Вышлите мне человека, готового сразиться за право на свою пещеру. И я убью только его!
И снова молчание. Волна зноя прокатилась над землей и схлынула.
– Нет, право! – засмеялся Сим, уперев кулаки в голые бедра, откинув голову, распахнув рот. – Ну, должен же быть среди вас хоть один, кто не испугается калеки!
Молчание.
– Что, нет?
Молчание.
– Значит, я вас переоценил. Да, я ошибся. Значит, я буду стоять тут, пока солнце не слижет плоть с моих костей, и обзывать вас всеми грязными словами, которых вы заслуживаете.
И тут он получил ответ.
– Не люблю, когда меня обзывают всякими словами, – сказал мужской голос.
Сим даже вперед подался, позабыв о ноге.
Громадный мужчина показался в устье пещеры на третьем уровне.
– Иди сюда, – крикнул ему Сим. – Спускайся, толстяк, и убей меня!
Мгновение тот глядел на него серьезно и мрачно, а потом двинулся вниз по тропинке. Руки его были пусты – никакого оружия. И сейчас же все темные дыры в скале вспухли гроздьями голов. Пещерники жаждали зрелищ.
Гигант приблизился.
– Мы будем драться по правилам, если ты о таких слыхал.
– Научусь по ходу дела, – ответил Сим.
Это противнику понравилось. Он поглядел на Сима настороженно, но без злобы.
– Вот что я тебе скажу, – предложил он щедро. – Если ты умрешь, я дам твоей женщине приют, и она сможет жить, как захочет. Потому что она жена хорошего человека.
– Я готов, – кивнул Сим.
– А правила просты. Мы друг друга не касаемся. Только камни. Солнце и камни убьют одного из нас. Ну, давай.
VIII
Краешек солнца показался над горизонтом.
– Меня зовут Ной, – сказал враг, небрежно подбирая пригоршню камней и взвешивая их в руке. Сим сделал то же самое. Его мучил голод; он не ел уже много минут. Голод, проклятие жителей этой планеты – пустое брюхо, непрестанно требующее еще, еще пищи. Кровь билась слабо, покалывая, гнала по жилам жар, нагнетала, колыхала нетерпеливо грудную клетку – вверх-вниз, вверх-вниз.
– Давайте! – взревели три сотни зрителей наверху, в утесах.
– Вперед! – вопили они.
Мужчины, женщины, дети в суматохе кишели на уступах.
– Давайте, начинайте уже!
Словно по их призыву взошло солнце. Оно ударило бойцов плашмя, словно скворчащим от ярости камнем. Оба мужчины зашатались под напором расплавленного света, пот хлынул с их обнаженных тел, лица и руки обильно покрылись влагой, словно тонким стеклом.
Ной переступил с ноги на ногу и глянул на солнце, словно и не торопился драться. А потом, молча, без предупреждения, выщелкнул в Сима голыш – ловко, двумя пальцами. Тот врезался Симу в щеку и заставил отшагнуть назад, так что фейерверк нестерпимой боли взлетел по ноге и взорвался где-то в животе. Кровь из щеки оказалась соленой на вкус.
Ной двигался безмятежно. Еще три щелчка волшебных пальцев, и три крошечных, безвредных на вид голыша понеслись к Симу, как щебечущие птички. Каждая нашла цель, каждая клюнула жертву. Три нервных сплетения, точным попаданием! Первый ударил в живот, так что поглощенная за десять последних часов еда кинулась по пищеводу навстречу солнцу; второй поразил лоб, третий – горло. Сим рухнул на кипящий песок. Колено хрустнуло об твердую землю. Краска сбежала с лица, а сквозь крепко зажмуренные, дрожащие веки хлынули горячие слезы. Но, уже падая, он с неистовой силой успел отправить в полет свою горсть камней.
Они просвиристели в воздухе, и лишь один попал в Ноя – зато прямо в левый глаз. Ной испустил вопль и закрыл руками разбитую глазницу.
Сим выдавил хриплый, горький смех. Вот она, победа – вот насколько его хватило. Один глаз врага. Теперь у него есть… время! О, боги, пронеслось у него в голове, пока живот слабо корчился, силясь вобрать хоть немного воздуха, в этом мире время – все! Дайте мне еще немножечко, хоть секундочку!
Ной, одноглазый, качающийся от боли, продолжал кидать камни, но цель больше не желала попадать в фокус. Камни летели мимо или, если все-таки попадали, были слабы, бессильны и тщетны.
Сим заставил себя почти встать. Краем глаза он видел День – она ждала, она смотрела на него, она шептала слова надежды и утешения. Он купался в поту, словно его окатило вечерним дождем.
Солнце уже оторвалось от горизонта. Сим ощущал его запах. Камни сверкали, как зеркало; песок забурлил и пошел пузырями. Долину заполонили миражи. Вместо одного Ноя перед ним плясала дюжина, и каждый готовился метнуть свой снаряд. Дюжина неправильных Ноев, шедших волнами в золотой погибели дня, словно бронзовые гонги, трепещущие после удара.
Сим отчаянно пытался дышать. Ноздри его раздувались, рот жадно глотал огонь вместо кислорода. Легкие подхватили пожар, как шелковые занавески, и в мгновение ока тело его было охвачено пламенем. Пот тек из пор рекой и тут же испарялся. Он чувствовал, как съеживается, сморщивается, проваливается в себя, как совсем недавно отец – слабый, одряхлевший, больной. Разве он еще может шевелиться? Куда подевался песок? О, да. Мир извивался под ним… но он, Сим, хотя бы теперь стоял на ногах.
Драки больше не будет. Бой кончился. Против них вышло само солнце.
Донесшийся с утеса ропот сказал ему об этом. Обожженные зрители разевали рты, гоготали, свистели, подбадривали своего воина:
– Стой прямо, Ной! Экономь силы! Выпрямись и потей!
И Ной встал, покачиваясь легонько и медленно, словно маятник в раскаленном, огненном дыхании горизонта.
– Не двигайся, Ной! Береги сердце! Береги силы!
– Испытание! Испытание! – скандировали голоса с высот. – Испытание солнцем!
И это было куда хуже битвы.
Сим скосил глаза на расплывающийся от зноя фантом утеса. Кажется, там были родители: отец с утратившим волю к жизни лицом – солнце выжигает его зеленые глаза; мать, чьи волосы бьются над головой на ветру, как облако серого дыма из топки. Он должен выжить – для них, ради них, с ними!
Позади тихонько всхлипнула День. Шорох плоти об песок. Значит, она упала. Сим не отважился оглянуться. Если потратить силы на это, его ждут падение… боль… и тьма.
Колени у него подогнулись. Если я упаду, подумал Сим, я останусь лежать и стану пеплом. Где этот Ной?
Ной был там, всего в нескольких ярдах от него, согбенный, мокрый от пота. Он выглядел так, словно молоты богов били его по хребту – еще немного и переломится.
Падай, Ной, падай, думал Сим. Падай, падай, падай! Чтобы я мог занять твое место.
Но Ной не падал. Один за другим камушки из безвольной левой руки ныряли в кипящий песок, губы, с которых испарялась слюна и сходила кожа, заворачивались наружу, обнажая зубы, глаза стекленели. Но он не падал. Жизнь была сильна в нем. Он торчал там, в песке, словно подвешенный на проволоке к небесам.
Сим упал на одно колено.
– Аххххх! – донеслось с утеса.
Там люди любовались смертью.
Сим вздернул голову и улыбнулся механически, идиотски, словно его поймали за чем-то очень глупым.
– Нет, нет, – пробормотал он сонно и снова поднялся.
Боль была так сильна, что он почти перестал чувствовать тело. Жужжащий, стрекочущий, скворчащий звук нарастал. Высоко вверху, словно занавес над трагической сценой, сошла лавина – но бесшумно.
Стояла тишина, ее нарушало только это настойчивое мерное жужжание. Теперь перед ним было пятьдесят Ноев, одетых в стеклянную броню пота, с выпученными от муки глазами, проваленными щеками, губами в лохмотьях, будто кожура сохнущего плода. Но проклятая проволока все еще держала его.
– Сейчас, – прошептал Сим, едва ворочая толстым, как печеный слизень, языком меж обугленных губ, – сейчас я упаду и буду лежать и видеть сны…
Он произнес это с неспешным, вдумчивым наслаждением. Он планировал. Он знал, как это правильно сделать. Он сделает все в точности так. Он поднял голову, чтобы убедиться, что зрители смотрят.
Но зрителей не было!
Солнце прогнало их. Всех, кроме одного-двух храбрецов. Сим хмельно рассмеялся, глядя, как пот собирается на его мертвых ладонях, поколебавшись, капает, летит вниз, на песок, и испаряется, не долетев.
Ной упал.
Проволоку обрезали. Ной упал плашмя на живот, изо рта хлынула струя крови. Глаза закатились в белое, бесчувственное безумие.
Ной упал. И пятьдесят его двойников с ним.
По всей долине пели и стонали ветра. Сим видел синее озеро с питавшей его синей рекой, а по берегам – невысокие белые домики. Люди входят и выходят, гуляют под высоченными зелеными деревьями. Под деревьями ростом выше семерых мужчин, подле реки, которой нет.
– Теперь, – сказал себе Сим, – можно падать. Прямо… в… это… озеро…
И он упал.
И был потрясен, когда какие-то руки подхватили его посреди падения, подняли, потащили прочь – высоко в жадном, голодном воздухе, словно факел, которым размахивают, а он горит… горит…
Странная все-таки штука смерть, подумал Сим, и тьма приняла его.
Он пришел в себя от того, что по щекам текла холодная вода.
Сим в ужасе открыл глаза. День держала его голову на коленях и клала ему пищу прямо в рот. Он устал, страшно устал и оголодал, но страх вытеснил и усталость, и голод. Сим с усилием сел и уставился на незнакомые своды пещеры над головой.
– Что за время сейчас?
– Тот же день состязания. Лежи тихо, – сказала она.
– Все еще день состязания?!
Она довольно кивнула.
– Ты не умер. Это пещера Ноя. Мы внутри черного утеса. И проживем три дополнительных дня. Ты доволен? А теперь ложись.
– Ной мертв? – Он откинулся назад, хватая ртом воздух.
Сердце колотилось о ребра. Сим медленно расслабился.
– Я победил… Я победил… – выдохнул он.
– Ной мертв. И мы чуть не умерли. Нас принесли сюда буквально в последний момент.
Сим набросился на еду.
– У нас нет времени. Нужно скорее восстановить силы. Моя нога…
Он поглядел на нее, проверил. К ноге была примотана охапка длинной желтой травы – боль уже унялась. Прямо сейчас, у него на глазах, прекрасная, ужасающая пульсация тела трудилась, лечила скрытые под повязкой раны. Он должен набраться сил к закату. «Я должен», – думал Сим.
Он встал и захромал по пещере, словно пойманный зверь, чувствуя взгляд День, но не в силах встретить его. Наконец, отчаявшийся, беспомощный, он обернулся.
– Ты хочешь пойти к кораблю? – она ему и рта не дала раскрыть. – Сегодня? Когда сядет солнце?
Голос ее был мягок и тих.
Он вдохнул, медленно выдохнул.
– Да.
– И до утра подождать не можешь?
– Нет!
– Тогда я иду с тобой.
– Нет!
– Если я отстану, бросишь меня. Здесь меня ничего не держит.
Они долго смотрели друг на друга. Очень долго. Он устало пожал плечами.
– Хорошо, – сказал он в конце концов. – Я знаю, что не смогу тебя остановить. Значит, мы пойдем вместе.
IX
Они ждали в устье своей новой пещеры.
Солнце, наконец, село. Камни остыли достаточно, чтобы на них можно было ступить босой ногой. Скоро пора будет выскакивать наружу и стремглав мчаться к дальнему, сверкающему в лучах заката металлическому зернышку на вершине горы.
Скоро хлынут дожди. Сим вспоминал все дожди, которые он видел в жизни: ручейки, реки, потоки, каждый раз пролагающие себе новое русло. Сегодня ночью река побежит на север, завтра – на северо-восток, послезавтра – строго на запад. Каждую ночь ливни перекраивали лицо долины, иссекали его новыми шрамами. Землетрясения и лавины стирали старые. Все это было в порядке вещей. Река… река и ее течение – вот какую мысль он крутил в голове уже не первый час. А что, если… в любом случае, поживем – увидим.
Сим не мог не обратить внимания, как этот новый дом замедлил его пульс, замедлил мир вокруг. Что-то в составе камня защищало его от солнечного излучения. О, жизнь все еще неслась сломя голову – но не так быстро, как раньше.
– Давай, Сим! – крикнула День.
И они побежали. По узкой дорожке между огненной смертью и ледяной. Вместе, всё дальше от надежного крова утесов, к далекому, манящему, как маяк, кораблю.
Никогда в жизни своей они так не бегали. Ноги их грохотали твердой, настойчивой дробью по исполинским каменным глыбам, вниз, в ущелья, вверх по склонам, все вперед и вперед. Они широко загребали в легкие воздух и с силой выбрасывали его обратно. Черные утесы истаяли позади, стали невозвратимым прошлым.
Они бежали – и по дороге, конечно, не ели. Они наелись до отвала еще в пещере, чтобы сберечь время. Теперь вся их жизнь была бегом – только бегом, движением, ударами ног, поршнями бедер, равновесием согнутых локтей, сокращением мышц, глотками воздуха, еще мгновенье назад огненного, а теперь остывающего, наливающегося прохладой.
– Они смотрят на нас?
Бездыханный голос День проник в его разум, заглушая гром сердца.
Кто? Но он знал ответ. Утесники. Когда еще этот мир видел подобную гонку? Сколько минуло дней с тех пор? Тысяча? Десять тысяч? Когда в последний раз человек хватал судьбу за хвост и мчался, чувствуя спиной взгляды целой цивилизации, через холодеющую равнину к пустому покамест речному руслу? Может быть, пара влюбленных смолкла посреди нежного воркованья, провожая глазами две крошечные точки – мужчину и женщину, бегущих навстречу судьбе? Может быть, дети оторвались от ягод и игр, чтобы взглянуть на двоих, несущихся наперегонки со временем? Может быть, Динк еще жив, щурится им вслед, сдвигает кустистые брови над слабеющими глазами, кричит, подбодряя мятежников, своим трескучим и немощным голосом, машет узловатой рукой? Не насмешками ли провожают их? Не глупцами ли зовут? И не молятся ли за них посреди ругани, надеясь, что они смогут достичь своей цели?
Сим бросил быстрый взгляд на небо, уже наливавшееся синью близкой ночи. Из ниоткуда возникали облака, и легкий дождик уже гулял по речному ложу в паре сотен ярдов впереди. Молния ужалила горы; в растревоженном воздухе разлился острый запах озона.
– Половина пути, – выдохнул Сим.
Он видел лицо День – вполоборота; она жадно вбирала взглядом жизнь, из которой они убегали.
– Если мы хотим вернуться – время все еще есть. Но еще минута…
С гор донеслось гавканье грома. В глубокой расселине стронулась маленькая, в несколько камешков, лавина, завершившаяся чудовищным обвалом. Дождик покрыл рябинками гладкую белую кожу День. Через минуту ливень промочил ее волосы, превратив их в гладких змей.
– Слишком поздно, – прокричала она сквозь влажный топот босых ног. – Теперь мы можем только бежать вперед!
И да, было уже слишком поздно. Судя по расстоянию, обратная дорога для них закрылась навсегда.
Нога вдруг решила напомнить Симу о себе. Он снизил темп, щадя ее. Стремительно налетел ветер, холодный ветер, тут же впившийся в кожу. Но он пришел с оставшихся позади утесов – не препятствием на пути, а толчком в спину. Уж не знак ли, подумал Сим. Нет, не знак.
Ибо с каждой минутой Сим все ясней понимал, как скверно оценил расстояние. Время утекало сквозь пальцы, а они все еще были страшно далеко от корабля. Он ничего не сказал, но бессильная злоба на слабые мускулы ног наполнила глаза слезами, нестерпимо горячими и горькими.
Он знал, что мысли День заняты тем же. И все же она летела вперед, словно белая птица, едва касаясь ногами земли. Сим слышал, как ее дыхание скользит в горло, словно острый и чистый клинок – в свои ножны, и вновь выходит наружу.
Полнеба уже заволокло тьмой. Первые звезды старались хоть что-нибудь разглядеть сквозь смятые покрывала черных туч. Молния озарила тропинку вдоль хребта – прямо перед ними. Еще миг, и целая буря с жестоким ливнем и взрывами электричества обрушилась на них.
Они поскальзывались и ехали по гладким булыжникам. День упала и снова вскочила на ноги, ругаясь так, что какому-нибудь другому небу стало бы жарко. Она была вся покрыта царапинами и грязью, но ливень тут же все смыл.
Дождь падал и орал что-то в лицо. Он заливал глаза, ручьями бежал по спине, и Симу хотелось плакать и выть с ним в один голос.
День упала и больше не встала, всасывая воздух сквозь стиснутые зубы и дрожа мелкой дрожью.
Он поднял ее и стиснул в объятиях.
– Давай, День, пожалуйста, беги!
– Брось меня, Сим. Беги сам!
Дождь утопил ее слова. Вода, всюду вода.
– Бесполезно. Беги без меня.
Он стоял рядом с ней, замерзший и бессильный; разум слабел, пламя надежды, мигая, доживало последние мгновенья. В мире больше не было ничего – только отчаяние, ледяные водопады ливня и ночь.
– Значит, мы пойдем, – сказал он. – И будем идти и отдыхать по пути.
И они вправду прошли с полсотни ярдов – безмятежно и медленно, как детишки на прогулке. Впереди ущелье заполнялось водой, с влажным гуденьем и свистом мчавшейся вперед, к горизонту.
И Сим закричал и кинулся вперед, таща День за собой.
– Новое русло! – орал он, тыча пальцем в камни. – Каждый день вода пробивает новое русло. Сюда, День, скорее!
И он схватил ее и бросился в реку.
Поток толкал и швырял их, как обломки дерева. Они сражались с ним, стараясь удержать голову над поверхностью, но вода заливалась им в рот и в нос. По обе стороны уносились назад берега. Сим вцепился в руку День с нечеловеческой силой, а река крутила и била его, без конца, без конца. Над головой ярились молнии, и в их свете новая, гневная надежда вставала в нем. Они не могут больше бежать – отлично! Пусть вода продолжит гонку за них.
Бросая о камни, раскраивая плечи, сдирая кожу с ног, молодая, бешеная река волокла их вперед.
– Туда! – прокричал Сим сквозь залп грома и принялся отчаянно грести к противоположному краю стремнины.
Прямо перед ними возвышалась гора, на которой покоился спящий корабль. Только бы не промахнуться! Сражение с потоком, потом удар о берег. Сим рыбой выпрыгнул из воды, ухватился за нависающую скалу, сомкнул ноги вокруг День и постепенно, подтягиваясь, рука за рукой, вылез наверх.
Буря унеслась так же быстро, как налетела. Молнии поблекли. Дождь перестал. Облака растаяли, и их смыло с неба. Ветер прошептал что-то напоследок и затих.
– Корабль! – подала голос День, лежа на земле. – Корабль, Сим. Это гора корабля!
И пришел холод. Смертельный, убийственный холод.
Пьяно качаясь, они двинулись вверх по склону. Стужа текла по членам, забиралась, словно яд, в жилы и заливала их ледяным покоем.
Впереди, омытый дождем, лоснящийся в мирном сиянии ночи, лежал корабль. Сон. Это сон. Сим не мог поверить, что они сумели подобраться так близко. Триста ярдов. Сто семьдесят ярдов.
Лед сковал землю. Они скользили и падали, и снова, и снова. Река позади застыла сине-белой бесстрастной змеей. Последние несколько капель дождя звонко стукнулись оземь замерзшими бусинками.
Сим практически упал на гладкий бок корабля. Он его трогает! Он трогает его своими руками, сейчас! Он услышал тихие всхлипы День, рвущиеся через сжатое холодом горло. Вот оно, железное зерно, вот корабль! Сколько людей прикасалось к нему за последние тысячи дней?
Они сделали это! Он и День!
И тут его жилы, и без того холодные, как ночь, стали звонким льдом.
А вход-то где?
Бежишь, плывешь, почти тонешь, проклинаешь все на свете, потеешь, работаешь, добираешься до горы, влезаешь на нее, колотишь кулаками по металлу, орешь от облегчения, а потом – просто не можешь найти вход.
Неимоверным усилием Сим попытался взять себя в руки. Медленно, сказал он себе, медленно – но не слишком! – обойди вокруг корабля. Гладкий металл под руками – такой гладкий, такой холодный, что покрытые от ужаса потом ладони почти к нему примерзают. Хорошо, теперь обойди другой бок. День шла рядом с ним. Мороз взял их в кулак – и начал неспешно сжимать.
Вход…
Металл. Холодный, вечный металл. Тонкие контуры люка, шов. Отбросив всю осторожность, Сим бьется о стальную обшивку. Он чувствует, как его желудок стискивает стужа. Пальцы немеют, глаза наполовину вмерзли в глазницы. Он царапает, и бьет, и кричит на проклятую дверь.
– Открывайся! Открывайся!
Он шатается. Он что-то стронул там, внутри…
Тихий «клац».
Вздыхает воздушный шлюз. Шелест металла о резиновую закраину. Дверь мягко качается вбок и исчезает.
Сим видит, как День бросается вперед, хватаясь за горло, и валится внутрь, в крошечную сияющую камеру. Он слепо падает вслед за ней.
Пневматическая дверь закрывается за ними.
Нечем дышать. Сердце замедляет биение, останавливается.
Теперь они оказались в ловушке внутри корабля… и корабль что-то делал с ними. Сим упал на колени и попытался втянуть хоть немного воздуха.
Корабль, к которому он пришел за спасением, замедлял его пульс, помрачал разум, отравлял тело. С ужасом – слабым, изголодавшимся, гаснущим – Сим понял, что умирает.
Темнота.
Смутное ощущение идущего времени, текущих мыслей, борьбы, попыток заставить сердце биться быстрее… глаза – сфокусироваться. Но соки его тела лениво катили свои волны по умиротворенным жилам, а пульс – удар, пауза, удар, пауза и еще удар – убаюкивал.
Двигаться он не мог – ни пальцем пошевелить, ни рукой, ни ногой. Поднять тонну ресниц стоило неимоверных усилий. Даже повернуть голову, чтобы увидеть лежащую рядом День, ему не хватало сил.
Откуда-то донеслось ее неровное дыхание. Так раненая птица шуршит сухими, растрепанными перьями. Она была так близко, что он почти чувствовал рядом ее тепло, – и все же неимоверно далеко.
Я замерзаю, думал он. Это и есть смерть? Это замедление крови, сердца, это охлаждение тела, сонное течение мыслей?
Глядя в потолок корабля, Сим изучал затейливое переплетение трубок и механизмов. Знание потихоньку просачивалось в него – назначение корабля, его устройство, работа. В своем просветленном слабосилии он начинал понимать, что это за штуки, на которых останавливается его глаз. Медленно. Очень медленно.
Вон инструмент с поблескивающим белым диском. На нем – цифры.
Интересно, зачем он?
Сим корпел над этой проблемой тяжело, долго, вязко, словно под водой.
Люди пользовались этим циферблатом. Касались его. Люди его ремонтировали. Устанавливали. Люди придумали его еще до постройки корабля, до установки и ремонта, и использования, и всего остального. Циферблат хранил память о том, как его сделали, как он работал; сама его форма тихо рассказывала Симу, зачем он нужен. Дайте только время, и, просто глядя на предмет, он извлечет из него желанное знание. Некая смутная потайная часть Сима расправила кольца, потянулась наружу, проникая в суть, раскладывая на элементы, анализируя.
Этот прибор отмерял время!
Миллионы часов времени!
Но как такое может быть? Сим широко распахнул глаза, горячие, сухие, блестящие. Где же люди, которым мог понадобиться такой невероятный инструмент?
За глазными яблоками забилась кровь. Он опустил веки.
Но тут Сима охватила паника. День катился к концу. Я лежу тут, думал он, а жизнь истекает с каждым мгновеньем. Я не могу двигаться. Юность проходит. Сколько еще понадобится времени, чтобы я смог встать?
Через крошечное окошко он видел, как прошла ночь, и настал день, потом минул и он, и пришла новая ночь. В круглой бойнице звезды танцевали морозный танец.
Я пролежу тут четыре-пять дней, старея и покрываясь морщинами, думал Сим. Корабль не даст мне двинуться с места. Как было бы здорово остаться в родной пещере и прожить в радости эту короткую жизнь. Кому стало лучше от того, что я пришел сюда? Я пропустил все свои закаты и восходы. Я никогда не притронусь к День, хотя она лежит тут, совсем рядом.
Безумие. Мысли его поплыли, лениво вращаясь, запорхали по железному кораблю. Он ощущал острый, как бритва, запах металла после сварки. Он слышал, как остов махины съеживается, напрягаясь, ночью и расслабляется днем.
Рассвет.
Уже? Да, новый день.
Сегодня я стану зрелым мужчиной. Челюсти у Сима свело. Я должен встать. Я должен двигаться. Должен насладиться этим временем.
Но он так и не пошевелился.
Сим чувствовал, как кровь сонно плещет из одной алой камеры его сердца в другую и дальше, по всему его мертвому телу, очищаясь в легких, которые то складываются, то расправляются.
Корабль нагрелся. Где-то затикал механизм. Температура автоматически понизилась. Контролируемая подача воздуха овеяла комнату.
Снова ночь. И еще день.
Он лежал и смотрел, как четыре дня его жизни утекли прочь.
Он даже не пытался бороться. Бесполезно. Его жизнь кончена.
Сим больше не хотел повернуть голову. Он не хотел видеть лицо День, так похожее на лицо его измученной матери – веки, как хлопья серого пепла; глаза, как мятый, истертый наждаком металл; щеки, как выветренные камни. Он не желал видеть шею, подобную ломким стеблям пожелтевшей травы, руки – дым умирающего костра, груди – сморщенные шкурки высохших ягод и волосы, косматые и перепутанные, как сырые серые водоросли…
А он? Как теперь выглядел он? Ввалились ли уже его щеки, запали ли глаза, исчеркало ли время морщинами лоб?
Но тут силы почему-то начали возвращаться. Сердце билось настолько медленно, что в это трудно было поверить. Всего сто ударов в минуту. Так не бывает. Голова стала легкой, прохладной и полной мыслей.