Где кот идет 3. Упругая вселенная Водолеев Игорь

Глава 1

Голован Семён жестом пригласил Кари сотоварищи взойти к нему на подиум. Усадив новых воинов возле мешка с конским волосом, который заменял голованам зоны Чертово кресло руководителя, он поднял кулак, требуя тишины. Шум в зале постепенно затих. В руках у Семёна появилась толстая книга, которую он открыл на заранее заложенной странице.

– Дети мои! – торжественно начал голован. – Воздадим должное Господу Богу нашему за хлеб наш насущный, Им дарованный. Услышьте же Слово Божие перед тем, яко вкусить трапезу свою. Послушайте, что сказал Иаков перед концом дней своих в земле египетской: «И жил Иаков в земле Египетской семнадцать лет; и было дней Иакова, годов жизни его, сто сорок семь лет. И пришло время Израилю умереть, и призвал он сына своего Иосифа, и сказал ему: «Если я нашел благоволение в очах твоих, положи руку твою под стегно мое и клянись, что ты окажешь мне милость и правду, не похоронишь меня в Египте, дабы лечь мне с отцами моими: вынесешь меня из Египта и похоронишь меня в их гробнице». Иосиф сказал: «Сделаю по слову твоему[1]. И призвал Иаков сыновей своих и сказал: «Соберитесь, и я возвещу вам, что будет с вами в грядущие дни. Сойдитесь и послушайте сыны Иакова, послушайте Израиля, отца вашего»[2].

– Ничего не понимаю, – шепнул Гарун на ухо Кари. – Если они сыны Иакова, то почему их отца зовут Израиль?

– Иаков – его первое имя, данное ему при рождении, – не шевеля губами, ответил Кари. – Израиль означает Богоборец. Это второе имя Иакова, данное ему святым духом, с которым он боролся ночью и победил.

– Как Иосиф, сын Иакова, есть муж, избранный между братьями своими, – заключил голован, закрывая книгу, – так Савва, сын Семёна, есть воин, избранный между вами. По закону свободной зоны и по воле моей я назначаю сотника Савву воеводою зоны Чертово и своим законным наследником. Фрол, Устин! Введите жертвенного агнца для исполнения клятвы.

– События нарастают, – шепнул Белов, наблюдая за тем, как телохранители притащили связанного белого барана и уложили блеющее животное на лошадиную шкуру перед камином.

– Игра пошла по-крупному, – согласился Кари. – Семёна что-то торопит. Голован заставляет воинов скорее присягнуть своему сынишке. Но Зорах пока еще жив, а его люди явно недовольны. Народ здесь горячий, далеко ли до беды. Не оказаться бы между двух огней. В любом случае мы должны быть начеку.

Фрол прижал голову барана к полу. Устин вытащил из ножен короткий меч и сильным ударом перерубил животному хребет. Брызнула кровь. Круговым движением клинка он вспорол у жертвы шкуру, стараясь не задеть внутренности. Затем воин схватил барана за ноги и, резко дернув, оторвал заднюю часть. Из распоротого живота вывалились дымящиеся внутренности. Фрол потащил переднюю часть барана к себе. Между половинками туши получился проход, устланный сизыми кольцами бараньих кишок.

Голован перешагнул через бараньи внутренности, сорвал с головы жертвы клочок шерсти и бросил в камин. Охваченные пламенем волосы густо задымили; в воздухе резко запахло паленым. Савва снял с каминной полки сверкающий золотом рогатый шлем, усыпанный драгоценными камнями, и подал отцу. Надев шлем, Семён осенил себя троекратным крестом и кивнул сыну. Савва взял широкий поднос, уставленный крохотными чашечками, и прошел между окровавленными частями туши, стараясь не наступить на вздутые кишки. Повернувшись лицом к залу, он поклонился и застыл с подносом в руках.

Выстроившись в колонну по одному, воины потянулись к бараньей туше. Они перешагивали через внутренности, отрывали от шкуры клок шерсти и бросали в огонь. Затем они подходили к Савве. Положив саблю к его ногам, каждый воин брал чашку с вином, погружал мизинец в чашку и стряхивал каплю вина на шкуру лошади. Затем залпом выпивал вино, прятал чашку за пазуху, поднимал оружие и возвращался обратно в строй.

– Скоро наша очередь, – предупредил Кари. – Какие будут мысли по поводу?

– Если мы откажемся присягать, нас просто не поймут, – задумался Белов. – Присяга заставщика – вещь серьезная.

– Присягнем Савве, а потом что? – спросил Гарун. – Служить в Чертово до конца дней своих?

– Зачем до конца? – возразил Белов. – Поживём в зоне недельку-другую. Отдохнем, изучим обстановку. Чем здесь плохо? Добрые кони, хорошая еда, красивые девушки. В бане можно париться хоть каждый день. А когда обвыкнемся, уговорим Савву дать в помощь десяток ребят. Сделаем рейд в Рамку большим отрядом. Сдается, чертовски трудно будет пробиваться через городские заставы, когда их защищают такие головорезы как Зорах и его компания.

– Действительно, – сказал Кари. – Судя по всему, царапины чертовцам не страшны и дерутся они отчаянно.

– А как попадем обратно в Буту? – спросил Гарун.

– Тоже мне проблема, – фыркнул Белов. – По возвращению попросимся в дозор на мост через Битцу. От речки до станции Бута – полчаса легкого аллюра.

– Бежать? – поморщился Гарун.

– Кто сказал бежать? – возразил Белов. – Мы – заставщики! Отслужим в дозоре и вернемся обратно в срок, как положено.

– Понимаю, – догадался Гарун, – Капсула времени. Мы доставим микрофишу Эглю, а затем вернемся в Чертово в тот же вечер.

– Лучше – на следующее утро, – поправил Кари.

– Почему – на утро? – спросил Гарун.

– Потому-что существует энергетический принцип, который запрещает встречу двойников во времени.

– Вот как? – удивился Гарун. – Значит, никакого «парадокса дедушки»[3] в действительности не существует?

– Разумеется, – подтвердил Кари. – Это игра ума, простительная вашим физикам только по причине отсутствия у них верной теории.

– Теории Хэвисайда? – спросил Гарун.

– Сэр Оливер приписывает ее авторство Пуанкаре, хотя француз отказывается из скромности. Суть открытия в том, что если в уравнение времени вместо интервала между двойниками подставить ноль, сопротивление вакуума становится бесконечным. Проще говоря, чтобы встретиться с двойником, потребуется бесконечное количество энергии. Что, разумеется, невозможно.

– Понятно, – кивнул Гарун. – А какой интервал используют для реальных переходов?

– Вопрос не праздный, – согласился Кари. – Скачок во времени относится к необратимым явлениям. Значит, затраченная при этом энергия должна рассеиваться в окружающей среде.

– Мы как где вынырнем, – подмигнул Белов, – Там сразу случается дрожь Земли.

– Так это когда вы переходите в прошлое, – возразил Гарун. – Или я чего-то не понял?

– Ты все правильно понял, – успокоил Кари. – Просто для нас любое путешествие на Землю является нырянием в прошлое. Зачем рисковать? Чтобы не подвергать население опасности, мы возвращаемся в момент времени позже точки ныряния часов на двенадцать. Это соответствует легкому землетрясению в один-два балла. Кстати, не каждый заметит. Другое дело – возвращение на планетоид. Там дорог каждый час, выбирать не приходится. Поэтому для скачка на Тимешин мы устанавливаем интервал полчаса, иногда ещё меньше.

– Только чтобы у обсерватории крыша не слетела, – подмигнул Белов. – А к толчкам в пять-шесть баллов на Тимешине давно привыкли.

– Больше мы не можем себе позволить, – кивнул Кари. – Все интервалы суммируются и вычитаются из возраста планетоида. Теоретически может наступить момент, когда мы с Павлом не сможем нырнуть даже в прошлый год, так как Тимешина может уже не быть.

– Понятно, – Гарун почесал в затылке. – А если Эгль запретит нам возвращаться в Московь? Вдруг ситуация не позволит? Тогда мы невольно нарушим присягу.

– А ведь Гарри прав, – задумался Кари. – Надо применить военную хитрость. По форме как бы принести клятву, а по факту – примитивно обойти ее. В конце концов, службу нам навязали, не особо спрашивая. Мы не обязаны идти на поводу у Саввы.

– Очевидно, здесь должность заставщика так престижна, – сказал Белов, – Что мысль об отказе никому в голову не приходит.

– Есть идея, – предложил Гарун. – Давайте разрядим оружие. Автомат без патронов, это просто мёртвый механизм без внутренней силы. Обряд на разряженном автомате теряет смысл. По меньшей мере, для туземцев, которые боготворят огневое оружие.

– Понятно, – кивнул Кари. – Нечто вроде скрещенных пальцев за спиной. Так и сделаем.

Диверы пристроились к хвосту колонны. Незаметно отсоединив от оружия магазины с патронами, они спрятали их в штурмовые пояса.

Дождавшись своей очереди, Гарун подошел к шкуре и перешагнул через бараньи кишки. Нагнувшись, он ухватил клочок шерсти. В ноздри ударил острый запах крови. Стараясь не принюхиваться, он выдернул несколько волосков и бросил их в огонь. Савва бесстрастно протянул ему поднос. Сойдя со шкуры, Гарун положил автомат к ногам воеводы и взял пиалку с вином. Он окунул мизинец в рубиновую влагу и стряхнул каплю на шкуру. По вкусу вино напоминало кагор, он с удовольствием выпил. Опустив чашечку в нагрудный карман, он поднял автомат и вернулся на место. Через минуту Белов, выполнив с серьезным лицом обряд присяги, присоединился к товарищам.

Наступила очередь Кари. Руссич быстро перешагнул через разложенные бараньи внутренности и бросил клок шерсти в камин. Затем он снял с плеча делисл и положил на ковер. Неожиданно вперед выдвинулся Фрол. Он протянул Кариславу топор, в котором тот сразу узнал оружие Зораха.

– Ты – победитель, – прокаркал телохранитель. – Этот топор твой. Клятву воеводе пить на топоре!

Кари бросил быстрый взгляд на голована. Семён бесстрастно приложил пальцы к рогам на шлеме и перекрестился. Руссич невольно дрогнул, узнав в узорчатых письменах, вырезанных вдоль края шлема, священные руны норгов. Побледнев, он принял топор и медленно выпил вино, не забыв стряхнуть каплю на лошадиную шкуру.

– Что он делает? – крякнул с досады Белов. – Для варяга клятва на секире нерушима. Теперь он обязан служить головану, пока тот не сам освободит его. Или не умрёт.

– Кари попался! – ахнул Гарун. – Нужно было догадаться, что голован подстроит западню.

– Вач юв дон[4]? – прошептал Белов руссичу, вернувшемуся с топором за поясом.

– Дитта юсо лакит зона? [5]

– Итта Воданс элмит[6], – отрезал Кари. – Рекн бин хир![7]

– Что случилось? – спросил Гарун. – Нельзя ли говорить по-русски?

– Извини, – пришел в себя Кари. – Я был поражен, увидев на Савве шлем Водана. Это не просто шлем. Это персональная капсула времени, принадлежавшая создателю Тимешина. Когда строилась база, Эгль использовал её. Потом шлем доверили Рекну. После раскола норвежец исчез, забрав устройство с собой. Затем шлем попал в руки Рифату. Мы столкнулись с ним в Москве 1986-го года. Здесь на Хантамирова было организовано покушение, его пытались убить. Очевидно, нападавший был человеком Рекна. Он должен был наказать Рифата и вернуть шлем. Но Хантамиров так спрятал артефакт, что его никто не смог отыскать. Затем Рифат уехал за границу. Последняя ниточка была разорвана. Но как шлем Водана попал в руки чертовцев?

– Рифат мог сдать шлем на хранение в городской музей, – предположил Гарун. – Это надёжное место. В музее шлем у всех на виду. В то же время никто не знает о его назначении. Во время пандемии музейные экспонаты никого не интересовали. Но когда в Москови возродилась торговля, Семён мог выкупить шлем или обменять на что-то ценное. Например, на десяток лошадей.

– Скорее всего, Гарун прав, – согласился Кари. – Но меня беспокоит другое. Шлем для норгов является священной реликвией. Где шлем, там и Рекн. Он обязательно появится здесь.

– Но почему именно в Москве 2011 года? – удивился Гарун. – Шлем можно искать и в двадцатом веке.

– Катастрофа нарушила ход истории, – объяснил Кари. – Рекну нужны новые расчеты маршрутов, но без помощи Баг Мэка он вынужден иди по чужим следам. В Англии Рекн воспользовался линией Адамса. Он выследил его и похитил архив Оливера. Нетрудно догадаться, зачем Рекн стремится сюда, в Московь. В зоне Рамка спрятано научное наследие профессора Лемеха. Я уверен, что Рекн попытается убить сразу двух зайцев.

– Это очевидно, – согласился Белов. – Он устроит засаду, когда будет уверен, что микрофиша находится у нас. Если удача будет на его стороне, план Хэвисайда будет сорван.

– Дело вовсе не в удаче! – сжал кулак Кари. – Сил у нас маловато, вот что. Не ожидал я встретить здесь следы норвежца. Хорошо бы выпытать у Саввы, как шлем Водана попал в руки чертовцев. Надо постараться узнать, где и когда следует ждать Рекна.

– Эту задачу я беру на себя, – заявил Белов. – Прошу разрешить пустить в ход абсолютное оружие.

– Какое еще оружие? – сдвинул брови Кари. – Ты забыл, что Савва наш воевода и мы находимся у него на службе?

– Огненная вода! – подмигнул дулеб. – Идеальное средство от глухонемоты. Я просто вызову воеводу на личные соревнования.

– А есть на чем?

– Так точно, господин десятник! – вытянулся Белов. – Докладываю, господин десятник: в нашем арсенале имеется три кило орегонского самогона под кодовым названием «виски». Очистка двойная, упаковка – пластиковая бутылка. Это не считая запаса спирта в топливных емкостях.

– Отставить спирт! – приказал Кари. – Запас топлива неприкосновенен. Впереди долгий путь и куча неожиданностей. Новоявленному воеводе хватит и американского пойла.

– Кстати, – предупредил Гарун. – Обряд закончен. Савва сидит рядом с папой и машет рукой. Не пора ли и нам за праздничный, так сказать, дастархан? Как-никак, сегодня день присяги и нам полагается праздничный ужин. Согласно устава внутренней службы.

– Это точно, – поддакнул Белов. – Наш новый десятник Карислав так присягнул, что не приведи Господь!

– Утро вечера мудренее, – отмахнулся Кари. – Слушай мою команду: вперед, на дастархан!

Голован Семён махнул рукой. Оркестр заиграл громкую ритмичную музыку. В центр зала выбежали девушки в розовых шароварах и закружились в быстрой пляске. Воины, пировавшие за накрытыми вдоль стен скатертями, начали одобрительно хлопать в ладоши, подбадривая танцовщиц восторженными криками. Гарун прислушался к музыке. Он с удивлением узнал в прихотливой мелодии солирующего инструмента восточные лады. Гарун открыл рот, чтобы спросить у Саввы, но тотчас осекся, поймав настороженный взгляд голована. Поняв, что здесь не все так просто, он решил просто помалкивать. Оглядев скатерть, Гарун сделал вид, что нашел то, что искал. Дотянувшись до салатницы с маринованными баклажанами, он положил себе сразу две штуки.

Музыкант, игравший на домбре, сделал паузу и положил инструмент к себе на колени. Струнные инструменты смолкли один за другим и только ударные, тамтам и малый барабан, продолжали свой рокочущий диалог.

– Зоя! Зоя! – зашумели воины.

На середину зала легкими шагами выскользнула стройная танцовщица, закутанная в алое покрывало. В руке она держала небольшой бубен, усеянный медными колокольчиками. Добежав до центра, девушка резко выпрямилась и ударила кулачком в бубен. Зрители замерли. Под рокот малого барабана Зоя начала медленный танец, изгибаясь всем телом и приподнимаясь на носки в конце каждого второго шага. Постукивая пальцами по бубну, танцовщица подбежала к подиуму и остановилась, грациозно покачивая бедрами. Барабан внезапно забил быструю дробь. Резко взмахнув бубном так, что все колокольчики зазвенели, Зоя протянула его к подиуму, прикрыв подбородок краем головного платка.

Затаив дыхание, Гарун ждал, что будет дальше. Первым шевельнулся Савва. Не отрывая глаз от танцовщицы, он пошарил за поясом. Достав кусочек серебра величиной с палец, бросил его в бубен. Подарив Савве ослепительную улыбку, Зоя сбросила платок на пол. По ее плечам рассыпались пышные черные волосы.

Малый барабан умолк. Под мягкий перестук тамтама девушка прошлась по кругу упругой походкой. Характер танца изменился, он стал более вызывающим. Приблизившись к воинам, Зоя отыскала взглядом Назара и снова закружилась на месте, быстро переступая стройными ногами. Сверкнув глазами, десятник привстал на колене и бросил в бубен девушки слиток серебра. Улыбнувшись воину, танцовщица прикоснулась к пряжке на плече и легкое покрывало упало к ее ногам. Воины восторженно завопили. Под тонкой тканью на Зое ничего не было, кроме двух полосок кожи, едва прикрывавших ее крутые бедра и высокую грудь.

Под ускоряющийся рокот тамтама танцовщица метнулась обратно к подиуму. Лукаво изогнув брови, она протянула бубен головану. Семён усмехнулся и достал из-за пояса увесистый слиток серебра. Оглядев с видом знатока цветущее тело девушки, он щелкнул пальцами и метким броском отправил серебро в бубен. Барабанщик, тощий лопоухий мальчишка, задергался у тамтама, выбивая пальцами бешеную дробь.

Склонившись над бубном, Зоя завела руку за спину и распустила узел на кожаной полоске. Нагрудник медленно сполз вниз, обнажив золотистые упругие груди с торчащими сосками шоколадного цвета. Резко выпрямившись, танцовщица передернула плечами, заставив грудь затрепетать. Затем она поставила стройную загорелую ногу на край подиума. Медленно поднялись длинные черные ресницы, из-под них полыхнуло зеленым огнем. Дрогнув, жалобно изломились дуги бровей. С умоляющим видом девушка склонилась перед Гаруном и подставила бубен.

Боже мой, ахнул Гарун, брюнетка с зелеными глазами и золотистой кожей! Что же делать бедному студенту? Сбоку послышался шорох. Он почувствовал, что в ладонь лег увесистый кусочек металла. Собрав силы, Гарун украдкой глянул в сияющие навстречу изумрудные глаза и осторожно опустил слиток в бубен. Барабанщик зашелся в экстазе, выбивая из тамтама немыслимый ураган звуков. Пухлые губы девушки раскрылись в улыбке. Ее рука опустилась к талии и через мгновение кожаная полоска, отделившись от тугих бедер, взлетела и опустилась на колени Гаруну. Тамтам разом умолк. Затаивший дыхание зал взорвался шумными рукоплесканиями.

– Зоя! Зоя! – скандировали разгоряченные воины.

Подарив Гаруну загадочный взгляд, танцовщица подобрала с пола покрывало и убежала, не забыв прихватить бубен с серебром.

– А ты счастливчик! – Савва весело хлопнул Гаруна по плечу. – Зоя выбрала тебя. Многие в этом зале хотели бы получить ее поясок.

– Не понимаю, – пробормотал Гарун, невольно стиснув в кулаке кожаную полоску. – Что мне теперь с ним делать?

– Как что? – захохотал молодой воевода. – Это твой пропуск в рай, парень! Ешь, пей, веселись. И помни, что Зоя ждет тебя сегодня ночью. Смотри, не оплошай, – понизил голос Савва. – Ее комната наверху. По коридору до конца и вверх по лестнице. Эх, братья! Давайте-ка выпьем. Давно не было так хорошо, – с этими словами Савва поднял свой кубок с вином и разом осушил его. Подмигнув Кари, дулеб последовал примеру воеводы и сразу наполнил его кубок.

Вскоре Семён пожелал всем доброго здоровья и покинул пирующих воинов. Через несколько минут Назар, сославшись на службу, увел свой десяток. Савва сразу почувствовал себя свободнее. Приказав всем налить вина, он на правах воеводы провозгласил тост за новых заставщиков. Белов сразу достал заготовленную бутылку. Он налил виски в небольшой стаканчик и предложил Савве. Посмаковав «огненную воду», воевода одобрил напиток и настоял, чтобы его отведали все десятники. Грустно наблюдая за исчезающим в желудках воинов виски, Белов заметил, что истинные ценители сего божественного напитка употребляют его гораздо меньшими дозами, смешивая порции со льдом. В течение следующих пяти минут дулеб тщетно пытался объяснить Савве, что такое лед. Наконец он сдался и вытащил вторую бутылку.

– А ты чего не пьешь? – Белов толкнул задумавшегося Гаруна. – Влюбился, что ли? Смотри, останешься сухим и недееспособным.

– Пусть выпьет мысль мою кровавыми устами, – медленно сказал Гарун, – Нагая женщина с лазурными глазами. И пусть из красных роз вокруг горит огонь, и топчет огненный меня кровавый конь[8].

– Э, да ты поэт! – удивился Белов. – Кари, ты слышал? Наконец-то Би эМ пропустил поэта.

– Баг Мэк пропустил? – переспросил Карислав. – Что-то здесь не так. Гарри, признавайся! Ты кто, физик или лирик? Чьи это стихи?

– Стихи не мои, – тряхнул головой Гарун. – И физик я уже бывший. Но это не значит, что физики против поэзии. Скорее наоборот. Если поэт видит только семь цветов радуги, то я могу вообразить и черный бархат инфракрасного и пронзительную синеву ультрафиолета. По этому поводу могу рассказать один научный анекдот.

– Что такое «андекот»? – спросил Савва заплетающимся языком.

– Это короткая история с неожиданно смешным концом, – объяснил Гарун. – Слушайте. Однажды знаменитый математик Гильберт читал популярную лекцию перед избранным обществом. Когда он закончил, мэр города спросил, почему не видно его ассистента, который помогал ему в прошлый раз. А, этот, – ответил ученый. Он сделался поэтом. Для занятий математикой у него было слишком мало воображения.

– Слишком мало воображения! – захохотал Белов. – У нас тоже не лишку этого самого воображения. Поелику мы гордо называемся тимешинцами.

– Почему так? – спросил Гарун.

– Видишь ли, друг, – сказал Карислав. – Наш язык создан искусственно. На нем невозможно написать хорошие стихи. Вот взять хотя бы Белова. По всему видно, Павел в прошлой жизни был прирожденным поэтом. Но стоило ему попасть к нам, настоящие стихи писать уже не может. Все время получается какая-то машинерия или просто ерунда.

– Не такая уж ерунда, – обиделся Белов. – Про девушку Лето разве плохие стихи получились? Могу спеть. Командор, нельзя ли у вашего музыканта инструмент одолжить?

– Почему нельзя? – легко согласился Савва. – Эльдар, поди сюда!

Забрав у Эльдара инструмент о четырех струнах, который здесь назывался утом, дулеб налил музыканту в порядке компенсации стаканчик виски.

– Действительно, на утку похож, – хмыкнул Белов, взяв несколько аккордов. – Чувствуется, что здесь в ходу пятитоника. Ну, да ладно, где наша не пропадала! В общем, в переводе на земной язык песня звучит примерно так. Он ударил по струнам и запел:

Дальше по тексту были использованы следующие рифмы: век – человек, розы – морозы, кровь – любовь, звездопад – листопад. Взяв последний аккорд, Белов энергично потряс утом для извлечения послезвучия.

– Ну как? – спросил он, отдуваясь.

– Неплохо, – похвалил Гарун. – Для сельской местности сойдет.

– Правда? – просиял Белов. – А Кари говорит… Да что там Кари! По этому поводу я не вижу причин не выпить. Савва, ты где? Командор, давай с тобой еще по одной. Не возражаешь?

– Почему по одной? – возмутился Савва. – Нам некуда спешить. У нас вся ночь впереди. А завтра день отдыха по случаю пери… пири… присяги, упырь меня возьми!

– А на часах у вас этой ночью кто стоит? – спросил Кари.

– На часах? – изумился Савва. – На часах нельзя стоять. Они такие махонькие, что сразу раздавятся.

– Карислав не то хотел сказать, – вмешался Гарун. – В карауле этой ночью кто службу несет?

– А, в карауле, – поднял брови Савва. – Так и надо говорить. В карауле стоит Назар. Не один, конечно, а со своим десятком. Назара видали? У-ух! Горячий воин. Лучший друг Зораха. В зоне на мечах он первый. После меня, конечно.

– Кстати, – сказал Белов, заботливо наливая Савве полный стаканчик виски, – На Зорахе была отличная кольчуга. Откуда она у него?

– О, – протянул Савва. – Этот доспех из Рамки. Военная добыча. Особая работа, нашим самострелам ее не пробить. Зосим, родитель Зораха, выкупил ее для своего сынка. Я тоже торговался, да серебра не хватило. Цена уж больно высока.

– А шлем рогатый, что твой родитель надевал, тоже из Рамки? – осторожно спросил Кари.

– Оттуда, – ответил Савва и закашлялся. – Вот что, ребята, – прохрипел он. – Я вам про шлем ничего не говорил, а вы ничего не слышали. Давайте лучше песни петь.

– Давайте! – подхватил Гарун. – Я тоже знаю песню про девушку.

Взяв инструмент, он подобрал на слух пару аккордов и запел чуть хрипловатым голосом:

Гарун взял аккорд на тон выше и начал припев:

Савва засмеялся. Приободрившись, Гарун продолжил:

Раскрасневшийся Савва внимательно выслушал до конца песню, финал которой был трагическим. Девушка Ольга оказалась работником милиции и сдала «пацана» нагрянувшим в ресторан «операм». Припев в конце был уже похож на крик души:

Выдав заключительный аккорд, Гарун отложил ут и потянулся за приглянувшимся персиком.

– Я же говорил, что он поэт, – Белов одобрительно хлопнул Гаруна по плечу.

– Хорошо поёт, – подтвердил Савва, – Я так не умею. Давайте выпьем за Гаруна, за его талант. Где бутылка?

– Где она? – Белов забегал глазами по скатерти. – Кончилась!

– Кончилась? – удивился Савва. – Вот жалость. А мы только хотели выпить за талант.

– Выпить за талант – святое дело, – заявил Белов и вопросительно посмотрел на Кари. – Если десятник разрешит, я могу еще принести.

– А есть где? – с надеждой спросил Савва.

– В самоходе есть еще одна, – осторожно ответил Кари. – Последняя.

– Последнюю бутылку трогать не будем, – замахал руками Савва.

– Нет, будем трогать, – запротестовал Белов. – Мы из винограда еще нагоним!

– Хорошо, – сдался Кари. – Паша, можешь сходить.

– Почему один Паша? – воскликнул Савва. – Мы вместе сходим.

– Да! – возмутился Белов. – Почему один я? Чуть что, так сразу – Паша! Может быть, я тоже личность, хоть и молчу? У меня, может быть, дед был древним греком, а я не хвастаю.

– А я не знаю, кем был мой дед, – пригорюнился Савва. – Отца помню, а деда нет.

– Командор, – прослезился дулеб. – Как я тебя уважаю за это!

– И я тебя уважаю, – всхлипнул Савва. – Ну что, пошли?

– Пшли!

Поддерживая друг друга, Белов и Савва потащились к выходу. Кивнув руссичу, Гарун закинул автомат на плечо и направился следом за качающейся парочкой. Он прошел через оружейную комнату, где на посту стоял уже другой воин, и вышел на крыльцо, с удовольствием вдыхая свежий воздух, наполненный незнакомыми ароматами. Была теплая южная ночь. По бархатно-черному небу среди прозрачных облаков бесшумно скользила полная луна. Невольно возникли строки:

В глубине двора лязгнула дверца вездехода, укрытого тенью от забора. Пригнувшись, Гарун увидел, как Белов, поддерживаемый сзади высоким Саввой, влезает в автомобиль. Затем в салоне что-то брякнуло, а дулеб разразился громкими ругательствами.

– Босяки, – орал Белов. – Ворюги чертовы! Машину нельзя на пять минут оставить. Буквально всё разворовали.

– Да что случилось, Паша? – громыхнул добродушный бас Саввы. – Что у тебя пропало?

– Что пропало, что пропало! – передразнил Белов. – Сняли руль вместе с колонкой, свинтили приборную панель. Ты еще будешь мне доказывать, что у вас воров нет.

– А где в самоходе руль должен находиться?

– Как где? Перед сиденьем водителя, впереди!

– Так ты на заднее сиденье влез, а сам кричишь почем зря. Это нехорошо.

– Правильно, – подумав, признался дулеб. – На заднее. А почему?

– Ты говорил, что ключи под передним сиденьем, а сам полез назад, – объяснил Савва.

– Точно. Это я сразу хотел багажник открыть. Он ведь сзади?

– Багажник сзади. А ключи спереди.

– Но ведь багажник без ключа не открыть?

– Не надо без ключа.

– Значит, сперва надо достать ключи?

– Значит, надо.

– Достаем ключи?

– Достаем.

Белов приступил к активным действиям. Некоторое время он пытался перегнуться через спинку переднего сиденья, но все его отчаянные старания были тщетны. Наконец, дулеб догадался вытащить фиксатор. Спинка кресла тут же упала и стукнула его по голове. Потирая ушибленную макушку, Белов добрался до ключей и открыл дверцу багажника, сразу попав в замок.

– Осторожнее, Павел, осторожнее, – уговаривал сам себя дулеб, копаясь в багажнике. – Будь начеку. Это – патроны, это – бабахалки, а где же наш заветный пузырек? Ага, вот ты родной. Прости, что сразу не мог найти. Дай-ка я тебя поцелую. Командор, где ты? Савва, держи меня, я вылезаю!

Хлопнула дверца. В полосе лунного света возникли две темные фигуры. Посредине двора высокий Савва вдруг остановился и задрал голову, глядя на луну. Следовавший по пятам Белов с размаху уткнулся головой в широкую спину воеводы.

– Командор, ты зачем тормозишь без предупреждения? – возмутился дулеб. – Я себе чуть бампер не разбил.

– Пустяки, починим, – отмахнулся Савва. – А не пора ли спеть нашу боевую?

– Пора, – согласился Белов. – Только я слов не знаю.

– Чего тут знать? Ты просто повторяй за мной, – и Савва заревел, распугивая ночных котов:

Распевая во все горло, веселая парочка поднялась на крыльцо и протопала в дом. Уткнувшись в дверь с «глазом», Павел таинственно приложил палец к губам. Савва послушно замолчал, а дулеб завопил что было мочи:

Хлопнула дверь. Коридор погрузился в темноту. За стеной снова загромыхал Савва, который распекал молодого воина, за то, что тот опоздал отдать ему честь.

Гарун в последний раз вдохнул нежный аромат розовых цветов, усыпавших беседку, и вернулся в дом. Когда он проходил мимо лестницы, наверху скрипнула ступенька. Гарун насторожился. Нежный женский голос тихо окликнул его по имени.

Глава 2

Очнувшись в очередной раз, Лемех обнаружил себя сидящим за столом в компании Анри и Элберта. Ученые беседовали, не обращая внимания на русского коллегу.

– Поймите, Пуанкаре, – горячился Элберт, – Ни в коей мере я не присваиваю себе открытие Лоренца. Да, я не сделал ссылки на его работу. Но, что значит, сослаться на преобразование пространства-времени по Лоренцу? Линейные преобразования настолько очевидны, что их может выполнить любой лицеист-математик. Совсем другое дело наполнить их физическим содержанием. Со времен Галилея все согласны, что всякое движение является относительным. Назовем это частным принципом относительности: все равномерно движущиеся системы отсчета считаются равноценными для протекающих в них физических процессов. Однако до сих пор никто не задумывался о равноценности всех систем, даже движущихся с ускорением. Назовем это общим принципом относительности. Из частного принципа выросла специальная теория относительности, честь создания которой вы отдаете Лоренцу. Не говоря ничего о своем вкладе в теорию, который я считаю более весомым. Пусть так и будет. Пуркуа па? Я сформулирую общий принцип и построю на нем общую теорию относительности, в которой теория Лоренца будет частным случаем. Тогда вы поймете, что я не нуждаюсь в чужой славе.

– Никто не умаляет ваших заслуг, – возразил Пуанкаре. – Идеи, которые вы сформулировали в вашей работе, подняли теорию Лоренца на качественно новый уровень. Но этика ученого обязывает соблюдение определенных правил публикации научных работ.

– Этика ученого? – возмутился Элберт. – А разве Лоренц признал меня, как ученого? Он до сих пор не может простить мне мой доклад в Цюрихском политехникуме, когда я не оставил камня на камне от электромагнитной теории его покойного друга Герца. В приватной беседе Лоренц даже заявил, что он не позволит какому-то недоучившемуся мальчишке бросать тень на память о великом немецком ученом. Разве звание профессора Лейденского университета дает право на такого рода высказывания? Уж не по его ли протекции племянник Герца учится сразу в двух университетах, мюнхенском и берлинском? А я вынужден после окончания политехникума сидеть в бюро патентов, чтобы заработать себе на хлеб насущный. Разве это справедливо? Но ничего. Я еще буду иметь профессуру. И не где-нибудь, а в Берлинском университете. Вот увидите!

Ну и дела, поежился Лемех. Какие-то научные разборки начались. Может, хватит об этом? Не лучше ли вернуться к общей теории относительности? К ОТО, проще говоря. Похоже, ваши проблемы начались на данном уровне программирования Би эМ.

– Не будем больше о Герце, – Пуанкаре примиряюще коснулся руки Элберта. – Расскажите лучше, как вы собираетесь использовать общий принцип относительности в вашей новой теории.

– Понимаете, Анри, – успокоился Элберт. – Существуют опытные факты, к которым возвращаешься снова и снова. Как будто что-то подсказывает, что именно здесь находится неизвестная пока закономерность, открытие которой должно привести к принципиально новым представлениям о пространстве-времени. В специальной теории относительности таким фактом является постоянство скорости света. Исходя из него, мы разработали кинематику околосветовых скоростей, которая хорошо объясняет эффекты, связанные с рассеянием быстрых заряженных частиц в магнитных полях. Опыты подтверждают, что масса частицы действительно возрастает с увеличением скорости. Но мы должны идти дальше. Наши следующие усилия должны быть направлены на создание динамики околосветовых скоростей. Но здесь мы сталкиваемся с проблемой гравитации, которую нельзя не учитывать в будущей теории.

– Почему именно с гравитацией? – спросил Пуанкаре. – В механике Ньютона физическая динамика и теория тяготения составляют два самостоятельных раздела.

– Вот тут и зарыта собака! – Элберт внезапно встал из-за стола. – Динамические уравнения связывают силы и ускорения, это знает любой лицеист. Но что такое сила? В механике Ньютона силу определяют как произведение массы на ускорение. Это чисто формальный прием, позволяющий вычислить силу по измеренному ускорению. Силу гравитации можно определить аналогично, как произведение массы на ускорение свободного падения. Во времена Ньютона считалось, что гравитация действует на расстоянии, а механическое взаимодействие происходит, так сказать, при непосредственном контакте. В наши дни, после работ Фарадея, обосновавших теорию полевого взаимодействия, мы твердо знаем, что тела, в принципе, всегда взаимодействуют на расстоянии посредством электромагнитных и гравитационных полей. Это обстоятельство приводит к необходимости рассматривать явления инерции совместно с гравитацией. При попытке сделать это выявляется один необъяснимый на первый взгляд факт. А именно – равенство инертной и тяжелой масс тела. Именно поэтому все тела в вакууме падают с одинаковым ускорением.

– Почему вы придаете этому факту такое большое значение? – спросил Пуанкаре. – Совпадение может быть случайным.

– Я не верю, что Бог любит играть в кости, – покачал головой Элберт. – Такое совпадение не может быть случайным. Более того, я считаю равенство инертной и тяжелой масс основным аргументом в пользу общего принципа относительности, который позволит мне вывести все свойства гравитационного поля чисто теоретически, путем применения общего принципа ко всем явлениям природы. В первую очередь, к распространению света.

– Каким образом? – заинтересовался Пуанкаре. – Вы можете пояснить?

– Представим простой мысленный эксперимент. В безвоздушном пространстве, например на Луне, со скалы высотой 80 метров брошен камень в горизонтальном направлении. Весь эксперимент длится меньше 10 секунд. За это время центр Луны смещается по орбите примерно на 20 километров. В космических масштабах этот отрезок траектории является почти прямолинейным. Таким образом, можно считать, что во время опыта Луна движется прямолинейно и является инерциальной системой отсчета. Из принципа инерции следует, что относительно Луны камень должен лететь по прямой. Но мы из практики знаем, что он пролетит по нисходящей ветви параболы и упадет на поверхность Луны. Чтобы спасти принцип относительности, Ньютон ввел понятие силы тяготения, источник которой находится в центре массивного тела. Тогда всё объясняется действием силы притяжения, которая вызывает ускоренное движение камня к центру Луны.

Теперь представим, что камень пролетает внутри большого ящика, который тоже можно бросать со скалы. Если ящик падает вертикально вниз, то относительно него камень движется равномерно и прямолинейно, то есть, по инерции. Это означает, что внутри ящика гравитации нет. Она стала ненужной, как только мы начали рассматривать движение камня относительно ящика. То есть, относительно системы, двигающейся неравномерно. Более того, мы можем устроить так, что камень будет лететь по параболе даже в отсутствие гравитационного поля. Переместим наш ящик в межзвездное пространство, где нет гравитации, и бросим камень вдоль оси ящика. Камень будет лететь по прямой линии. Повторим бросок и одновременно придадим ящику ускоренное движение перпендикулярно его продольной оси. Тогда в полном соответствии с принципом инерции камень относительно ящика будет двигаться ускоренно в противоположном направлении. Полное движение камня будет происходить по параболе так, как если бы внутри ящика действовало гравитационное поле.

– Что же отсюда следует? – задумался Пуанкаре.

– Это означает, – оживился Элберт. – Что действие гравитации можно уничтожать или воссоздавать путем выбора системы отсчета, которая движется с ускорением. Тем самым свойства гравитации можно исследовать, базируясь на законах инерции, которые уже известны. Для этого необходимо постулировать общий принцип относительности, согласно которому устанавливается равноценность систем отсчета, движущихся с ускорением. В частности, из данного принципа следует, что между инерцией и гравитацией нет никакой разницы. Просто у тел есть общее свойство, которое мы называем массой. В одних условиях ее можно трактовать как меру инерции, в других – как меру притяжения. А в целом – это один и тот же параметр.

– Понятно, – кивнул Пуанкаре. – Но не будет ли этот принцип очередным техническим приемом, который помогает упростить вычисления, но не имеет физического смысла?

– Отнюдь! – помотал головой Элберт. – Вы прекрасно знаете, что в свете теории относительности массу уже недостаточно трактовать как меру количества вещества. Из преобразований Лоренца следует, что масса тела неограниченно возрастает с приближением к скорости света, хотя количество атомов не изменяется. С другой стороны, из полевой теории следует, что масса тела является мерой гравитационной энергии поля, создаваемого данным телом.

– Справедливо, – согласился Пуанкаре. – Логика физической мысли обязывает нас сделать последний шаг по пути обобщения указанных фактов. Постулат о равноценности инертной и тяжелой масс необходимо сформулировать в виде принципа сохранения некоей обобщенной массы, аналогично принципу сохранения полной энергии.

– В таком случае, – поднял палец Элберт, – Эта обобщенная масса должна быть мерой полной энергии, заключенной в теле. Сохраняется масса – сохраняется энергия. Между ними имеется функциональная связь, это очевидно.

– Формула должна быть очень простой, – сказал Пуанкаре, запуская пальцы в густую бороду. – Ведь это фундаментальное соотношение. Принцип сохранения энергии записывается как «Е = Const». Так и здесь: должно быть нечто вроде «m = E». С учетом коэффициента размерности, разумеется.

– Лучше наоборот, – не согласился Элберт. – Энергия равна массе, помноженной на константу, имеющую размерность квадрата скорости. Аналогично формуле для кинетической энергии. Какая физическая константа имеет такую размерность?

Квадрат скорости света, мелькнуло в голове Лемеха. Он сжался, ожидая удара, но все обошлось. Очевидно, догадался Лемех, пока я соглашаюсь с доводами Элберта, Би эМ меня не бьёт.

– Скорость света, – сверкнул глазами Элберт. – Только эта универсальная константа может служить связующим коэффициентом и формулу следует записать так: «E = mc²».

– Поздравляю вас, – серьезно сказал Пуанкаре. – Это уже нечто новое. Как вы хотите назвать предложенный вами постулат?

– Наверное, принципом эквивалентности инертной и тяжелой масс, – решился Элберт. – Или просто «принцип эквивалентности». Лемех! – глянул он в упор. – Вы хотели возразить?

– Блокировка 8-го уровня! – проревел в уши Лемеха тяжелый бас. – Включаю прерывание!

Лемех почувствовал, что снова теряет сознание.

Глава 3

– Кто здесь? – осторожно спросил Гарун и шагнул на всякий случай в сторону.

– Это я, Зоя, – донесся сверху горячий шепот. – Иди сюда.

Нащупав перила, Гарун начал подниматься по узкой лестнице, стараясь попадать на края деревянных ступенек, как учили в десантной школе. Он бесшумно добрался до верхней площадки. Танцовщица стояла возле двери, из-под которой выбивалась полоска света. Гарун деликатно кашлянул. Приложив палец к губам, девушка взяла его за руку и повела в комнату.

Закрыв дверь, он остановился у порога, не решаясь ступить в грубых ботинках на пышный ковер. Заметив его колебания, Зоя показала на обувь и щелкнула пальцами. Гарун развязал шнурки и сбросил ботинки, оставшись в зеленых армейских носках. Она прикоснулась пальчиком к автомату и сморщила носик. Гарун сдернул было ремень, но, вспомнив наказ Кари, решительно покачал головой. Перевернул оружие стволом вниз, он забросил его за спину. Зоя тихо засмеялась. Подхватив гостя под руку, она усадила его возле низкого столика, на котором горела толстая восковая свеча в бронзовом подсвечнике.

Гарун расслабился. Он положил автомат рядом и расстегнул куртку. Скрывая смущение, он следил за девушкой, которая порхала по комнате, выставляя на столик стаканы, тарелки и вазочки с засахаренными фруктами. Она отдернула занавеску на стене и достала из глубокой ниши стеклянный кувшин с красным вином, который торжественно поставила его перед Гаруном.

Зоя сбросила халат и оказалась в зеленых шортах и розовом нагруднике. Она села напротив гостя, скрестив ноги по-турецки. Глаза их встретились. Зоя опустила ресницы и хрипловатым голосом сказала:

– Прошу тебя, окажи честь бедной танцовщице. Раздели с ней трапезу в эту ночь.

– Ну, что ты, Зоя, – поклонился Гарун. – Это ты оказала честь бедному воину, когда пригласила его к себе.

– Ты смеешься надо мной, – смутилась девушка. – Воин стоит намного выше танцовщицы. Ведь он сражается с врагами и обречен на раннюю смерть. А мы должны развлекать и ублажать его, чтобы он забыл о тяжести оружия.