Избранница Шахрияра Шахразада
Наступила ночь, первая ночь нашего союза. Не знал я, что принесет нам грядущая жизнь, но надеялся, что смогу даровать своей любимой лучшую ночь из прожитых ею.
Я потушил светильники в нашей спальне, оставив лишь два, чтобы рассеять сумрак ночи и страх моей жены перед таинством соития. Лейла улыбнулась мне нежно и призывно, и я стал на колени рядом с ней. Мягко коснулся губами ее губ и понял, что эта женщина самой судьбой предназначена мне, что только ее и жаждало мое тело, а моя душа может соединиться лишь с ее душой.
И я впился в ее губы поцелуем, быть может, и не нежным, но жаждущим. Да, то был поцелуй неудержимой страсти. И жена моя поняла, что эта страсть кипела во мне лишь к ней, а до того была невостребованной. Поцелуи становились все жарче. Я чувствовал, что еще минута – и сгорю в огне невероятной страсти, а через мгновенье я уже лежал рядом с ней, не помня, как это произошло.
Словно повторяя слова Шахразады, принц наклонил голову и коснулся губами ее щеки. Девушка вздрогнула, ибо обожгло ее прикосновение этих чуть теплых губ. И ожог этот превратился в огонь, который потек по жилам, распаляя все тело Шахразады. О, как бы ей хотелось, чтобы желание, которое она разожгла своим рассказом, превратилось в желание, разожженное ее молчанием!
Когда я оторвался от ее губ, чтобы отдышаться, моя жена попыталась воспользоваться этой возможностью и заговорила:
– Я неумела, неопытна. Хочешь ли ты меня такую?
– Хочу, хочу. Очень хочу. – Я сделал глубокий вдох. – Ты пахнешь цветами. Цветок мой, прекрасная Лейла, мне нужно слиться с тобой, чтобы полностью насладиться радостью нашего брака.
В раскрытые глаза Шахразады впился взглядом Шахрияр. О, то были глаза самой страсти. И уже он, а не Синдбад, спросил у Шахразады, а не у Лейлы:
– А ты, маленькая колдунья, что умеешь ты? Готова ли ты поплыть по волнам желания так же, как мечтаю об этом я? Готова ли вместе с теми двумя в темной опочивальне насладиться страстью?
– Мой принц, – голос Шахразады дрожал. – Я готова на все, но не с теми двумя, а с тобой. Ибо как ты жаждешь меня в этот миг, так и я жажду тебя…
Закончить Шахразада не смогла: горячие губы коснулись ее губ. А затем два дыхания слились в одно в первом, самом горячем, самом желанном поцелуе.
Быть может, Шахразада и не произнесла бы больше ни слова, но Шахрияр, касаясь девушки, хотел слышать рассказ о первой ночи любви, дарованной Синдбаду.
Мои слова сломили ее неумелое сопротивление. Думаю, она мечтала об этом с того самого момента, когда я появился в ее жизни. Сейчас, я видел это, ее захлестывали острейшие ощущения; мое тело так близко к ее, руки прижаты к моей груди; а запах моей кожи, моя жажда ее просто кружили ей голову…
Я вожделел ее тело не менее, чем раньше вожделел ее душу. И сейчас, получив все это, был не в силах сопротивляться водовороту страсти, что увлекал меня в самую пучину наслаждения.
Мою юную жену терзали невероятные ощущения. Неторопливо я совлек с нее покрывало и медленно обнажил прекрасное тело. Хриплый звук сорвался с ее губ, когда я коснулся руками внутренней поверхности ее бедер.
Шахрияр и Шахразада опустились по ковер. Нежно и бережно, стараясь не испугать девушку, принц избавил ее сначала от верхнего бархатного платья и шали, а потом и от прозрачных индийских шальвар. Теперь лишь тонкая шелковая рубашка прикрывала наготу Шахразады.
И в этот миг она поверила, что не колдовство царит в душе принца, а простое желание мужчины. И желание это, разожженное не без помощи магии, стало теперь страстью, рожденной в душе Шахрияра именно ею, Шахразадой.
«Он со мной! – торжествовала ее душа. – Он не повторяет, словно глупая марионетка, жизнь сказочного Синдбада, он жаждет меня, именно меня!»
Аллах всесильный, нет в мире большей силы, чем та, что наполняет душу женщины, когда она ощущает, что разожгла желание в душе мужчины, что огонь чресел, терзающий его тело, своим появлением обязан ей!
Лейла готова была потерять голову, когда я нежно добрался до ее цветка наслаждения, обнажив самую уязвимую часть тела. Медленно-медленно я наклонил голову, и, прежде чем поняла, что я собираюсь делать, она почувствовала мое горячее дыхание, дразнящее ее нежную плоть.
– Синдбад, что…
«О да, дружище, ты прав!» – подумал Шахрияр.
Он последовал этому совету далекого рассказчика и, медленно наклонив голову, также коснулся губами цветка наслаждения. Тело Шахразады изогнулось дугой в его руках, и первый стон страсти вырвался из ее уст.
– Ах, волшебница, как прекрасно твое тело… – бормотал Шахрияр.
Тепло его дыхания обжигало кожу девушки так же, как всего несколько мгновений назад ее щеку ожег его первый поцелуй.
Теперь неистовый огонь пылал в обоих телах.
Так и осталось неведомым, продолжала ли свой рассказ Шахразада, или Шахрияр слышал то, что ему нашептывало его воображение…
В то мгновенье, когда мои губы коснулись ее тела, Лейла вскрикнула. От неожиданности она замерла, и неописуемое ощущение от этих ласк заставило ее тело выгнуться в невероятном наслаждении. Оно дрожало, томимое вожделением, которого не знало прежде. Когда я провел по нему языком, Лейла застонала, не в силах сдержаться. Я провел руками по стройному стану, лаская и возбуждая ту, что была мне обещана самой судьбой. Мой язык ласкал самые потаенные места ее девственного тела.
Затем я позволил себе поиграть ее персями, Лейла начала метаться на подушке, хватаясь руками за мои плечи. Она билась в поисках опоры, искала защиты, пыталась прекратить это невероятное, но сладостное мучение. Охваченная наслаждением, она дрожала так, словно стояла на краю пропасти. Дыхание ее прерывалось.
Неизвестно, куда исчезла рубашка, прикрывавшая тело Шахразады, неизвестно, куда делось и платье принца. В тот миг, когда горячее тело Шахрияра коснулось ее тела, Шахразада распахнула глаза. Ей показалось, что она погрузилась в теплую воду и тепло, бережное и ласковое, столь желанно, сколь и необыкновенно.
Руки Шахрияра касались тела девушки, губы следовали за руками. Теперь уже Шахразада не могла понять, что происходит в ее рассказе, а что наяву, и где край, за которым начинается пропасть…
Неожиданно для самой себя Лейла провалилась в огненную бездну наслаждения. Она закричала, затерявшись в вихрях страсти, а ее руки прижимали к себе мою голову. Затем ее тело обмякло, и лишь прерывистое дыхание нарушало сгустившуюся тишину.
– Что это? – выдохнула она.
– Только что ты в первый раз ощутила, как сладостна человеческая любовь.
Лейла была смущена.
– Что-то странное произошло с моим телом, внутри меня. Ты почувствовал?
– Еще нет, но сейчас почувствую.
Лейла завороженно смотрела на меня. Да, в те годы я был неплохо сложен – широкие плечи, узкие бедра и талия, сильные ноги и мускулистые руки. Она смерила меня взглядом с головы до ног, украдкой взглянув на возбужденный жезл любви. Я улыбнулся ее робости… Покраснев, она отвернулась, но любопытство возвращало ее взгляд к той таинственной части мужского тела, что сейчас впервые открылась ей.
От ее украдкой бросаемых взглядов я возбуждался все сильнее. Огонь желания пронзал мои чресла.
– Любимый…
Я взглянул на жену. В глазах Лейлы колебались отблески лампы. Я хотел ее, хотел еще раз довести до криков страсти. Хотел… войти в нее.
– Мой принц… – прошептала Шахразада.
– Моя волшебница… Как ты прекрасна…
– Как прекрасен ты, возлюбленный мой…
Я провел руками по ее шелковистым бедрам, погладил их внутреннюю часть и стал приближаться к цветку страсти… Я не торопился, но знал, что скоро сдерживаться не смогу, почувствовал, что и она напряглась. Лейла выдохнула мое имя, схватилась руками за мои плечи, а тело ее вытянулось и дрожало, как струна. Я наклонился и начал целовать ее груди, покусывая, щекоча и при этом не прекращая ласкать другие части тела. Она тихонько стонала.
Я поднял голову и взглянул на Лейлу. Сейчас моя любимая была так красива, намного красивее той девушки, которую назвал своей женой всего несколько часов назад. Я слегка сдвинулся и, не отрывая губ от ее груди, наконец соединился с ней.
– Лейла, – хрипло прошептал я. Услышав, как она охнула, я подался назад, но ненадолго. Мое тело требовало удовлетворения. Я вошел немного глубже, стараясь не торопиться, но не могу описать, насколько тяжело мне это удавалось. Почувствовав, как ее лоно сжалось, вбирая меня вглубь, я полностью утратил контроль над собой.
Я резко подался вперед, словно погнавшись за ускользающим наслаждением. Жена вскрикнула, и я понял, что сделал ей больно.
– Прости меня, Лейла. Тебе будет хорошо, я обещаю.
Затем подождал немного, позволяя ее телу свыкнуться с новыми ощущениями, а потом вновь начал медленно двигаться. Моя прекрасная жена начала двигаться вместе со мной, овладевая великой наукой взаимной ласки.
Тяжесть тела, которую ощутила Шахразада, была для нее более чем сладка – она наслаждалась тем, как высок принц, как сильны его руки; наслаждалась тем, как горячо его желание. Как тяжело дышит Шахрияр, сдерживая готовое прорваться наружу наслаждение…
– Я дождусь тебя, моя греза, – прошептал он.
Слова эти, будто заклинание волшебника, мгновенно бросили Шахразаду в пучину наслаждения.
Она застонала, не помня себя. И вслед за ней застонал Шахрияр, наслаждаясь мигом первого слияния.
Свиток девятнадцатый
Лунный луч скользнул по стене. Причудливая игра теней разбудила задремавшего Шахрияра. Никогда еще он, считавший себя более чем опытным любовником, не испытывал такой чистой радости. Его тело наконец насладилось сполна, и насладилась сполна его душа. Неудовлетворимый огонь, что терзал его каждую ночь до самого рассвета, наконец погас. Сладость этого спокойствия была столь необыкновенна и столь желанна… Шахрияр возблагодарил Аллаха, даровавшего ему эту передышку.
Принц повернул голову и взглянул в лицо Шахразады, прикорнувшей у него на плече. Щеки девушки, вечером бледные, окрашивал легкий румянец, а волосы, с вечера собранные в сложную прическу, сейчас растрепались. В покое девушки, должно быть, жила какая-то волшебно чистая вода, которая омыла очерствевшую душу принца.
Взгляд принца разбудил Шахразаду. Ленивая истома все еще владела ею; казалось, что даже просто раскрыть глаза будет невозможно.
Но поцелуй принца вернул Шахразаде силы.
– Что же было дальше, моя волшебница? – нежно спросил он.
Девушка хотела было подняться, чтобы прикрыть наготу, но принц, улыбаясь, удержал возлюбленную.
– Не уходи, колдунья.
И Шахразада, глядя в глаза Шахрияра, продолжила рассказ.
Магия его была столь сильна, что в ушах принца вновь зазвучал хрипловатый голос Синдбада-купца, повествующего о своей необыкновенной жизни.
После того, как стала Лейла моей женой, понял я, что теперь имя мое Синдбад-счастливейший из смертных. Ибо не было на свете женщины лучше, чем моя прекрасная жена.
Помните, что я в те дни был совсем молод. Хотя и сейчас еще не стар…
Теперь дни мои были быстры, как лани.
На заре Лейла будила меня лаской, или я, просыпаясь, дарил ей любовь, которую она принимала и которой отвечала со всем пылом прекрасной и умелой дочери Востока. А после дневных трудов, возвратясь домой, находил я его уютным и гостеприимным. Глаза моей жены всегда загорались огнем радости, стоило лишь мне ступить на порог.
Думал я, что судьбе было угодно оставить меня на острове Кассиль до заката дней. Но стали мне сниться удивительные сны. В них я пробирался сквозь заросли невиданных растений, плыл на неизвестных суденышках, боролся бок о бок с незнакомыми людьми, летал по воздуху на чудовищных огромных птицах… Остров волшебника аль-Михрджана подсказывал мне, что я ошибаюсь и жизнь, полная чудес, только начинается.
Прошел год. Как-то по дороге домой встретил я своего друга Джафара, который рассказал мне о новом чуде: теперь над нашим островом частенько кружат крылатые кони, обороняя его от врагов и показывая потерявшим дорогу в океане путь к обитаемой земле. Джафар уже знал историю появления Касима и Лейлы на острове. И потому появление в небе крылатых коней смог истолковать мудро и правильно.
С радостной вестью мы отправились к царю. Ведь такое необыкновенное событие, как появление хранителей острова в небе не могло не порадовать нашего владыку.
Царь принял нас радушно. Но наша весть, как показалось мне, его не удивила. Он лишь сдержанно усмехнулся в усы. И опять я вспомнил, что царь был волшебником. «Быть может, – подумал я, – сам он когда-то уже предвидел появление крылатой охраны. Ведь не только ради золота стали разводить волшебных коней».
– Да, – голос царя прозвучал ответом на мой незаданный вопрос, – мы давно уже ждали подобных известий. Крылатые кони стали нашими защитниками. Но тебе, Синдбад, рано радоваться – мы ждем появления в наших водах страшных чудовищ… Был нам сон, который рассказал, что они могут уничтожить все живое не только в море, но и на берегу нашего прекрасного острова. Мы решили поручить тебе набрать учеников и обучить их всем премудростям твоего ремесла. А сами мы собираемся учить их магии, которая поможет оборонить наш дом от разорения и бед.
– Я согласен, о царь. Твои повеления всегда мудры…
Он усмехнулся:
– Просто мы давно живем на этом свете… Знай же, Синдбад, ты должен выучить воинов-стражей быстро, ибо нам ведомо, что не пройдет и двух лун, как ты и твоя прекрасная жена покинете нас.
– Но как… – Голос мой пресекся, в голове закружились и надежды, и опасения.
– Сие еще не открылось нам. Знаем лишь, что это произойдет, и в указанный срок. А потому расскажи все жене и помни о защитниках…
Я отправился домой и поведал жене о пророчестве царя аль-Михрджана. Ее радости не было границ. Ведь она, как и я, мечтала вернуться в Багдад. Нет, не потому, что здесь нам было плохо…
Почему изгнанники мечтают о возвращении на родину? Потому что это их дом, их родной воздух. Там их ждут близкие или просто люди, такие же, как они сами…
Лейла не раз говорила мне, что теперь у нее словно две родины. Одна – наш остров, который дал ей семью и любовь. А второй оставался Багдад – обитель мира.
Теперь забот у меня стало много больше. Я по-прежнему был начальником охраны порта. Но теперь рядом со мной всегда были мои ученики – одиннадцать достойных уважения юношей, которым я должен был передать все знания, которые у меня накопились за мои, пусть и недолгие, но насыщенные событиями годы.
Ученики радовали меня своим умом и прилежанием. Сам же царь аль-Михрджан учил их таинственному мастерству защитной магии, куда мне, понятно, ход был закрыт.
Дни следовали за днями, часы за часами, но в жизни моей пока ничего не менялось. Уже истекали две луны, о которых говорил царь, но не происходило ровным счетом ничего…
Дни мои принадлежали труду, а вечера и ночи – прекраснейшей Лейле. Ей я открыл, что должно истечь две луны, и ее снедало нетерпение. Хотя, как все женщины, она лучше умела скрывать свои чувства. Но трудно скрыть даже самое потаенное от истинно родной души, ведь я чувствовал ее, как себя самого.
Но этот день все же настал. С самого утра все шло не как обычно. На безоблачном ранее небе носились тучи, грозившие разразиться дождем. Птицы не пели, в природе все как будто замерло.
– Проснись, Синдбад, свет очей моих, – так разбудила меня Лейла. – Я чувствую, сегодня что-то произойдет. К добру ли, к худу ли, но наша жизнь сегодня изменится. Знай же, о мой муж и повелитель, ты всегда будешь самой большой радостью моей жизни!
Ее поцелуй был долгим и горячим, а на губах я почувствовал соль ее слез.
– Что ты, прекраснейшая! Не плачь, ничего не бойся. Боги не дадут нам расстаться. Что бы сегодня ни произошло, ты всегда будешь рядом со мной. Это так же неизбежно, как восход солнца утром и заход вечером.
Говорил я уверенно, но и у меня на душе поднялась буря. День обещал быть необычным. Но в словах моих не было лжи – Лейла стала частью меня самого, и даже сам Аллах теперь не мог разлучить нас.
Как всегда, я отправился в порт. Мои ученики, как и в любой другой день, были рядом со мной, и началась наша ежедневная и вместе с тем необычная работа.
В гавани показался корабль. Его очертания были мне смутно знакомы, но откуда, понять не мог. Я уговаривал себя не думать о нем, не пытаться вспомнить. За год перед моим взором прошли купеческие корабли всех стран подлунного мира и даже корабли стран, что прячутся от взора Аллаха, – стран магических.
Спустили сходни. На берег сошли люди. Теперь уже и их облик показался мне знакомым… И вдруг я вспомнил, где видел обводы этого корабля и плутоватые глаза его капитана. Ведь это же он кричал нам тогда: «Спасайтесь, правоверные!»
Значит, он не погиб в водовороте! Значит, выжили и другие мои товарищи, что успели взбежать на палубу!
Отбросив всякое достоинство, задрав повыше полы халата, я бросился со всех ног к кораблю. Сердце от волнения готово было вырваться из груди.
Не успел я добежать, как раздался крик:
– Синдбад! Синдбад, пройдоха! Ты жив!
Навстречу мне бежал бородач. Он крепко обнял меня и начал трепать по плечу. Я узнал своего друга детства.
– Фарух!
– Узнал, бродяга! Теперь я – уважаемый Фарух, владелец и этого корабля, и многих товаров, что привез он.
– Как ты попал сюда? Найдешь ли дорогу обратно? – перебил я его.
– Найду ли? Да что с тобой? Наш капитан найдет дорогу потому, что он привел нас сюда. Мы же шли за предсказанием и ловили легенду.
– Ты о чем?
– Знай же, дружище, сбылось предсказание Хасана Басрийского – мудреца, почитаемого, как царя. Он предсказал, что в один день появится у берега потрепанный корабль с командой, более похожей на разбойников, чем на людей достойных. И что этот корабль привезет с собой славу и легенду и что ведомый крылатыми конями корабль вернет на родину самого великого путешественника по имени Мореход. Слава этого странника переживет века и станет легендой, а рассказы о его приключениях будут более ценными, чем иные сокровища, и переживут и его, и всех, кто будет знать его, а также его детей и внуков.
– Удивительное пророчество…
– Удивительное и непонятное. Но нам оно было только на руку. Нас приняли как ближних из близких. Мы починили корабль, распродали товары, что по-прежнему лежали у нас в трюмах, и стали воистину богачами. Ведь никто не подозревал, что когда-то встретим мы тебя и других наших товарищей.
– Так ты теперь богач?
– Да, у меня много кораблей, много домов… Но я разделю с тобой по чести. Все до последнего медяка я тебе верну, да еще с процентами. Фарух некогда был воином, потом стал купцом. И, быть может, станет еще кем-то… Но он был и остался человеком честным.
Я рассмеялся. Огромный камень упал с моей души. Значит, вот так сбылось пророчество царя аль-Михрджана. Вот почему мне надо было подготовить себе смену. Значит, скоро домой… И в этот момент тучи разошлись, яркое солнце радостно осветило все вокруг.
– Идем же, Фарух, в мой дом! Там ты мне расскажешь и то, как сюда попал, и то, какие новости у нас на родине – в обители правоверных, прекрасном Багдаде…
– А-а-а, так ты не забыл нашего детства!
– Ну что ты, я помню все! Идем же!
Мы поспешили в мой дом. А прекрасная Лейла уже вышла нам навстречу. И был Фарух изумлен и домом моим, и таким приемом, и более всего тем, как радостно, открыто и необычно ведут себя женщины на улицах города. Он прошептал мне на ухо: «Клянусь Аллахом, уже к вечеру я стану женатым человеком! Никогда я еще не видел таких красавиц!»
Нас ждало щедрое угощение. Насытившись, Фарух продолжил свой удивительный рассказ.
– Итак, мы распродали товары, починили корабль. Капитан нанял команду, и мы отправились домой. А впереди нас бежала слава корабля из пророчества. И в Багдаде стали нас осаждать любопытные и безумцы. Все жаждали услышать еще раз эту историю и самим рассказать то, что слышали от кого-то… Так в один из дней на порог моего дома ступил Хасиб-странник, о котором рассказывали множество непонятных историй, но который сам историй никогда не рассказывал. Выпив с десяток пиал сладкого чая, он вдруг заговорил. И его повесть была удивительной и длинной. А заканчивая ее, сказал, что нам предстоит долгое странствие вслед за крылатыми конями, которое принесет нам небывалую славу и вернет в Багдад самого знаменитого горожанина. Меня так поразили слова Хасиба-странника, что я сразу начал собираться в новое путешествие. Мы терялись в догадках: что это за крылатые кони, кто этот знаменитый горожанин, но согласились отправиться вместе с капитаном.
Путешествие было странно быстрым. Уже на одиннадцатый день пути увидели мы в небе черную точку, что стремительно приближалась. Замечу (тут голос Фаруха стал тише), мы сначала испугались, что нас выследила легендарная птица Рух, которая больше горы и страшнее преисподней. Точка быстро приближалась. Бойся или не бойся, но с палубы корабля бежать было некуда… Мальчишка, что сидел в бочке на мачте, вдруг закричал: «Конь! Крылатый конь!» В этот момент я понял, что все время нас вела судьба. Конь кружил над нами, словно звал куда-то. И уже наутро мы увидели остров и порт. А в порту я встретил тебя. Похоже, что ты и есть тот самый горожанин из пророчества…
Я засмеялся.
– Что ты, Фарух. Теперь я просто смогу вернуться домой. А со мной, если ты согласишься отправиться прямиком в Багдад, поедет и моя жена, прекрасная Лейла.
Распахнулась дверь, и вбежал мальчишка.
– Синдбад-стражник, тебя и твоего гостя зовет к себе царь аль-Михрджан!
Фарух посмотрел на меня удивленно:
– Почему ты стражник?
– Потому что я служу начальником охраны порта. Эту почетную обязанность мне поручил сам царь острова, великий маг и мудрец, который призывает сейчас нас к себе.
Мы поспешили во дворец.
В обычно пустом зале приемов я увидел всех тех, кто стал за этот год моими добрыми соседями и соратниками. Увидел и царя. Глаза его, обычно скрытые под бровями, в этот раз смотрели прямо:
– Здравствуй, Синдбад-мореход!
От такого обращения я вздрогнул, вспомнив первую часть рассказа Фаруха. Так, значит, вот о каком Мореходе говорило пророчество…
– Здравствуй и ты, Фарух, сын почтенной Мариам. Знаем, что еще до заката ты заберешь с собой нашего брата, Синдбада. Сбылось пророчество, стражник. Ты подготовил охранников порта, теперь мы можем отпустить тебя. Служба твоя закончена, но наши пути еще пересекутся. А пока нам осталось только проститься с тобой и сказать, как мы счастливы тем, что некогда тебя прибило к берегу нашего острова. Помни, мы всегда тебе рады. Здесь был твой дом, здесь ты нашел свою любовь. Сюда тебе еще предстоит вернуться… А пока да хранит тебя Аллах, да раскроет он над тобой длань и продлит твои годы без счета в довольстве и счастье!
Фарух молчал, не в силах пошевелиться. Молчал и я.
Значит, дорога к дому мне открыта. Я могу плыть на родину, но теперь у меня есть место, куда можно вернуться и где осталась частица меня самого.
Тем же вечером мы с женой собрались и ступили на корабль. Фарух, как и обещал, до медяка рассчитался со мной. Теперь я был богат по меркам любого купца.
И последнее, что я сделал перед тем, как на следующий день корабль отплыл от причала острова Кассиль, я послал дар Джафару-конюху. Это была золотая статуэтка крылатого коня.
Нам сопутствовала удача и помогала судьба. Со мной была моя прекрасная жена, друг Фарух и достаток, которому я обязан отчасти собственным усердием, а отчасти – честностью моего друга Фаруха. Я прошел по улицам родного города в свой квартал. Тот дом, который я некогда продал, стоял нежилым… Мальчишки на улице мне сказали, что его хозяин исчез уже давно, а слуги султана не смогли войти даже в его ворота. Ни пламя, ни топоры, ни воры – ничто не коснулось его.
– Это твой дом, – услышал я откуда-то издалека голос аль-Михрджана, – он будет всегда только твоим. Войди и назови его «Обитель Морехода».
Вот так я попал домой и зажил богато и спокойно. А рядом со мной теперь была моя жена, которая подарила мне счастье любви[7].
Шахразада замолчала. Молчал и Шахрияр. Он чувствовал, что всего миг назад вернулся в свою курительную комнату.
Принц видел перед собой привычные стены и ковры, древний трон более не пугал его резным узором. Но самое удивительное, что только сейчас ощутил Шахрияр, – это то, что необыкновенный, долгожданный мир царил в его душе. Она не клокотала ненавистью к женщине, лежащей рядом с ним, воспоминания о страсти не вызывали у него отвращения, и он не был противен самому себе, как это бывало прежде не одну сотню раз. И главное, что там, где царствовали прежде одни лишь холодные далекие звезды, светило солнце. Утро пришло в мир, но рассвет сегодня не заставил его, принца, призывать палачей…
– Какая удивительная история, – наконец нарушил молчание Шахрияр.
Шахразада, всего мгновение назад приготовившаяся к самому худшему, расслабленно улыбнулась.
– Я рада, мой повелитель, что смогла порадовать тебя. Но, поверь, эта история не столь необыкновенна, как рассказ о храбром Куакуцине, готовом отдать свою жизнь ради мира, который любил всем сердцем.
Шахрияр посмотрел на Шахразаду, и в его глазах девушка увидела вновь разгоревшийся огонь.
– А ты расскажешь мне об этом?
– Если ты пожелаешь, мой принц…
– Тогда повелеваю: поведай мне об этом замечательном бойце и о том, что с ним случилось.
Шахразада опустила глаза.
– Прости меня, повелитель, но я прошу у тебя позволения немного отдохнуть, привести себя в должный вид, дабы предстать перед тобой, как подобает смиренной рассказчице и твоей гостье.
Шахрияр и сам уже чувствовал, что более всего на свете хочет просто уснуть. И спать до самого вечера…
«Аллах великий, неужели ты пощадил меня? Неужели мне вновь даровано счастье просто спать и просыпаться не от ненависти или неутоленного желания?»
Но ответа на этот вопрос пока не было. И тогда Шахрияр решил вновь испытать судьбу – быть может, едва появившаяся надежда превратится в уверенность.
– Да будет так, Шахразада, дочь визиря. Повелеваю тебе вернуться в эти покои сегодня вечером и поведать мне историю об удивительном храбреце и о том, что случилось с ним.
Свиток двадцатый
Шахразада проснулась вскоре после полудня. Она устала куда больше от причитаний матери и бессильных слез отца, чем от поединка с проклятием. И потому, как бы ни была взволнована ее душа, спала она, подобно камню, без сновидений. Матушка дважды заходила в комнату к дочери и наклонялась к самим устам – все прислушивалась, дышит ли Шахразада.
Быть может, она спала бы и дальше, но все усиливающийся шум почти у самой двери ее комнаты не позволил ей дольше нежиться в постели.
– Аллах всесильный, что же я лежу?! Вскоре начнется урок у моей доброй Герсими, а я забыла обо всем на свете.
Шахразада вскочила и начала поспешно собираться. Уютный хиджаб, гребень из слоновой кости…
И в этот миг дверь распахнулась.
– Шахразада, сестричка!
Они обнялись.
– Подружка! – На глаза Шахразады навернулись слезы. О, она прекрасно знала, насколько помогла ей ее ученица!
– Как я счастлива, сестренка! – Герсими тоже едва не плакала. – Расскажи, расскажи мне все.
– Но разве ты не была все время со мной рядом? – недоуменно спросила Шахразада. – Я же чувствовала твое присутствие, слышала твой голос…
– Конечно, милая, сначала я старалась быть прямо у тебя за спиной. Но когда поняла, что…
Шахразада вопросительно посмотрела на подругу.
– Что «что»?
Герсими покраснела. Увы, какой бы усердной ученицей она ни была, сколь долго ни жила бы в Кордове, но все же ее взгляды на отношения мужчины и женщины, на дозволенное и постыдное порой весьма заметно отличались от взглядов Шахразады.
Дочь визиря принялась расчесывать густые волосы. Почему-то покрасневшая Герсими и неторопливые движения гребня вновь мысленно вернули ее в покои принца Шахрияра. Вновь она услышала аромат кальяна, вновь почувствовала, каким на самом деле уютным может быть трон, пусть даже трон давным-давно умершего правителя. Вспомнила она и то ни с чем не сравнимое ощущение женской силы, какое этой ночью впервые пришло к ней…
Тем временем Герсими придумала, как выпутаться из неудобной, по ее мнению, ситуации.
– И вот когда я поняла, что ты околдовала принца Шахрияра, сразу поспешила удалиться.
– Хитрюга, – нежно улыбнулась подруге Шахразада. – Жаль, что ты «поспешила удалиться». Мне так нужен был твой совет…
– Но зачем? Ведь ты победила! Ты живой вернулась утром под отчий кров! Тебя сопровождал, говорят, целый отряд мамлюков, которые охраняли даже следы от твоих башмачков…
– Каких башмачков, дурочка? – Шахразада усмехнулась. – Меня доставили домой в паланкине, как уважаемую пожилую матрону.
Глаза Герсими широко раскрылись.
– Это же несомненная честь! Внимание принца, оказывается, простирается куда дальше, чем его курительная комната или палуба на «Рубаке»…
– Но почему же ты об этом ничего не знала, сестренка?
– Ох, Шахразада, с самого раннего утра я знала так много, как только могут рассказать все сплетники и сплетницы на дворцовой кухне, а еще метельщики, водоносы, оставшиеся не у дел палачи и даже стражники, сменившиеся сегодня утром.
– Увы, подружка, я бы не говорила так уверенно, что палачи остались не у дел… Ибо сегодня на закате принц велел мне вновь предстать перед ним.
Это был настоящий удар. Кровь отлила от щек Герсими, ее сил едва хватило, чтобы опуститься на кушетку.
– Аллах всесильный и всемилостивый… – прошептала она.
– Да, подружка, сегодня вечером, как и вчера, я вновь должна появиться в курительной комнате, дабы поведать принцу историю о необыкновенном воине по имени Куакуцин.
– Опять… И ты не осмелишься ослушаться? Решишься вновь войти в логово льва?
– Да, сестричка, я не посмею ослушаться, вновь войду в логово. И не потому, что пытаюсь отвести беду от своих уважаемых родителей.
– Но почему же тогда, глупышка? Неужели ты позволила себе пожалеть это чудовище, почтенного принца Шахрияра?
– Нет, сестричка, принц не чудовище. Чудовищно то, что с ним сотворило проклятие. Мне просто жалко его – ведь никто, понимаешь ты, глупая девчонка, никто не ведет себя с ним, как с равным! Женщины боятся его, мужчины заискивают или тоже боятся… Царедворцы лебезят, лекари лгут, и лишь Зло ждет того мига, когда душа принца окажется целиком во власти черной стороны.
– Шахразада, ну что ты такое говоришь?
– Я говорю, что именно это я увидела, едва лишь вошла в покои принца. Шахрияр очень одинок, более, чем любой другой на его месте. Мне стало жаль его, и потому я, конечно же, отправлюсь на закате во дворец. Но мне опять будет нужна твоя помощь, сестричка…
– В чем?
– Ну, во-первых, скажу честно, я бы хотела знать, что увидела ты, пусть и моими глазами. Расскажи, что ты заметила, пока не… не удалилась.
– Не сбежала, хотела ты сказать? – Герсими улыбнулась. – Ну что ж, расскажу, хотя не знаю, порадует тебя мой рассказ или опечалит.
Шахразада кивнула – ей нужно было знать все, что видели другие, еще раз обдумать то, что увидела и почувствовала она сама. А времени оставалось совсем мало.
Меж тем Герсими начала свой рассказ… Вот она вместе с Шахразадой вошла в полутемную комнату, вот услышала первые слова принца… Увидела его жестокую улыбку…
– …Хотя, сестричка, похоже, ты права. Теперь я начинаю понимать, что за этой маской должно что-то скрываться. И непохоже, чтобы хладнокровный убийца. Скорее, так пытается скрыться человек, которому причинили страшную боль, и теперь он хочет отомстить за нее всему свету…
– Что, думаю, тоже не говорит о принце хорошо.
– Ты права: мщение не красит никого, а мстительный правитель – это горе для его народа.
Шахразада поджала губы. Нет, она еще не готова была броситься на защиту любимого, да и не был принц Шахрияр ее любимым. Хотя в его ласках она не чувствовала угрозы, не ощущала мщения, не видела желания унизить.
– Должно быть, сестричка, ты и твой принц увидели друг друга через призму твоей сказки.
– Мой принц?
– Ну конечно твой. Ты возлегла с ним на ложе… Ты пытаешься понять, как оправдать его деяния, как излечить его душу…
– Да-да, ты права. Но продолжай же.
– Так вот. Ты повествовала о событиях необыкновенных: о спасении человека, о зарождении прекраснейшего из чувств, о магии и магах. Вот и околдовала принца. А заодно заколдовала и проклятие. Ведь принц пожелал увидеть тебя на закате именно для того, чтобы услышать новую сказочную историю, погрузиться благодаря тебе в мир новых ощущений, в мир чувств другого человека.
– Что ты сказала? – Глаза Шахразады расширились. Ей показалось, что разгадка в одном шаге, что еще миг – и она ляжет в ее раскрытые ладони.
Читать бесплатно другие книги:
