День надежды Самарский Михаил
– Пациент, – прикусил нижнюю губу Антон Игоревич.
– В каком смысле? – Артем все никак не мог то ли сообразить, то ли поверить, что к нему, в палату возглавляемого им родильного дома привезли в качестве пациента собаку.
– В прямом, – криво улыбнулся Антон Игоревич. – Мы его засунем в кювез, покажем моему клиенту, что он там лежит, и все.
– Что все? – Артем сжал кулаки.
– И все, уедем.
– А твой клиент не спросит у тебя, что делает его собака в роддоме? Или ему это не интересно?
– Ты знаешь, – ухмыльнулся Антон Игоревич, – так и есть. Ему глубоко по барабану, где лечат его собаку.
Доктор Артем отошел в сторону и закурил. К нему направился наш врач.
– Тоха, ты почему мне сразу не сказал, что привезешь кобеля?
– Ну, что я тебе по телефону буду рассказывать всю эту дурацкую историю?
– Короче, – махнул рукой Артем, – с тебя десятка…
– Нет проблем, – перебив, радостно воскликнул Антон Игоревич, спасибо, друг…
– …зелени, – добавил врач.
– Я понял, договорились, – согласился Антон Игоревич и добавил: – Только я попрошу тебя, пусть там навключают всяких жужжалок, пищалок, приборов.
– Хорошо, не переживай, все будет как в Кремлевской больнице.
«Люди за деньги, наверное, если понадобится, и рожать меня тут заставят. Какой кошмар!»
Меня укутали в какие-то непонятные одежды. Обвязали проводами, снова нацепили какие-то прищепки, бантики, датчики и засунули в полустеклянную бочку. Вокруг что-то пикало, моргало. Свет был каким-то холодным, рядом с моим кювезом посадили симпатичную девушку. Она с таким видом смотрела на меня, что со стороны могло показаться, будто это мой самый близкий человек на всей планете.
И вот он – Александр Великий – Александр Михайлович. Принимал гостя Антон Игоревич. Артем наотрез отказался участвовать в этом спектакле.
– Ну, как тут мой собачонок поживает?
– На реабилитации, Алексанмихалыч!
– Все нормально с ним? – кивнул он на бочку.
– Конечно, – закивал в ответ Антон Игоревич. – Здесь врачи что надо.
– Да, кстати, а почему решили в людской больнице лечить?
– Вы знаете, Алексанмихалыч, – развел руками Антон Игоревич, – в ветеринарке и условия не те, и оборудования не хватает. Это все-таки, согласитесь, не обычная, как вам сказать, не совсем собачья операция, потому вот решили не рисковать…
– Все правильно, – кивнул босс. – Там одни коновалы сидят, угробят псину и не задумаются. Молодец, все правильно придумал.
Александр Михайлович наклонился и заглянул в кювез. Я моргнул ему одним глазом, чем привел шефа в восторг!
– Ага-га-га! – радостно закричал Александр Михайлович. – Видел? Ты видел, Антоха, он моргнул мне!
– Значит, на поправку идет, – поддакнул Антон Игоревич.
Тут в дело вмешалась проинструктированная заранее девушка-медсестра:
– Господа, извините, но здесь нельзя шуметь.
– Ой, прости, дорогая, – Александр Михайлович, порывшись в кармане, подошел к девушке и протянул стодолларовую купюру. – Возьми, красавица. Присматривай тут хорошенько за собачкой.
Девушка покраснела и, словно испугавшись, отпрянула от руки. Но тут вмешался Антон Игоревич:
– Берите-берите, уважаемая, не обижайте Александра Михайловича. Так положено.
Девушка повиновалась. Через несколько минут зритель и режиссер покинули подмостки нашего театра, а актера отправили обратно в деревню, где его ждали друзья Жорка с Маркизой и дымящиеся пельмешки с пирожками.
IV
Страх поселился в моей голове. А правильнее сказать, везде – и в голове, и в ушах, и в лапах, и даже в хвосте. Если бы я к каждой главе придумывал название, то эта точно называлась бы «Страх». Смеетесь? А как бы вы себя чувствовали на моем месте? Вы представляете, со дня на день произойдет встреча с хозяином. Но уже без всяких там забинтовываний, бочек-кювезов. То есть все по-настоящему. Алексанмихалыч Грозный встречает своего вылеченного Грина. Интересно, фотограф будет или все пройдет обыденно?
Люди, вообще-то, странные существа. Вот вбили себе в голову, что мы ничего не понимаем, и все тут. Да вы же хоть расскажите мне (или хоть поболтайте при мне), как вел себя мой соплеменник Грин, как встречал хозяина, скулил ли, прыгал ли, хвостом вилял ли, да мало ли чего. Ведь у каждой собаки, как и у человека, свой характер, свои привычки. Нет же! Сядут возле меня и болтают о чем угодно, только не о «часе Х» – в смысле, не о нашей предстоящей встрече с Александром Михайловичем. Смотрел я в зеркало на себя – не сказать, что сильно изменился. Ухо, правда, немного «подправленное», и еще люди у правого глаза подрисовали мне пару пятнышек. На левой лапе сделали какую-то блямбу. Иными словами превратили меня в Грина. И Ольга Семеновна, и Антон Игоревич, и их помощники-реставраторы, – все в один голос утверждают, что я вылитый Грин.
Кстати, со слов доктора я понял, что, если бы даже они меня укокошили, Грина не спасли бы – что-то там еще у него нашли. Так что затея с пересадкой печени – это была чья-то, можно сказать, фантазия. Антон Игоревич лишь принудительно-добровольно поддержал эту идею, хотя и был против нее. Но куда денешься – с шефом спорить он не любил, вот и согласился. Ну, да ладно уже, что теперь поделаешь. Грин давно на кладбище, я весь «исправленный-выправленный» жду встречи и дрожу. Если честно, то я больше боюсь не за себя. Если раскроется весь этот заговор, ну что хозяин сделает со мной? В крайнем случае выгонит на улицу или скажет отвезти туда, откуда меня взяли. Так это мне только на руку, вернее на лапу. Значит, не судьба поработать «диванно-прикроватной» собачкой. А вот что будет с Ольгой Семеновной и Антоном Игоревичем – это вопрос. Ольга Семеновна – жена Грозного, с ней тоже сильно не пошутишь. Скажет, хотела тебе угодить, или наоборот – не хотела тебя расстраивать, вот и придумала такой ход, мол, все из-за любви. А что скажет доктор Тоша? Все-таки шефа обманул. Такие действия не приветствуются. Впрочем, чего я гадаю? Скоро все узнаем.
И этот момент настал. Перед тем как отворилась дверь в кабинет, я крепко зажмурил глаза, а когда их раскрыл, на меня в упор смотрел Александр Михайлович и улыбался во весь рот.
– Гришка, здорово! – громко произнес хозяин.
«Недалеко и ушли от Тришки…»
– Саша, гулять пойдешь с ним? – спросила Ольга Семеновна. Это она привезла меня сюда.
– Конечно-конечно, Оленька, – закивал Александр Михайлович и, не отрывая от меня глаз, обратился ко мне: – Ну, как ты, мой родной? Что-то взгляд у тебя какой-то замученный.
– Саня, – рассмеялась супруга, – ну а как ты хотел, намучился он, бедняга.
– Слушай, ну, а сейчас-то уже все позади? – тихо спросил Александр Михайлович. – Не будет никаких осложнений?
– Все отлично, не переживай, – заверила Ольга Семеновна, – но, конечно, пока не давай сильных нагрузок. А то я знаю тебя – завтра же потащишь на охоту.
– Бог с тобой, Ольга, – замахал руками муж, – что ты такое говоришь? Что я, маленький, что ли? Пусть отсыпается, отъедается, отдыхает.
Я подошел к Александру Михайловичу и уткнулся ему в коленку. Только не подумайте, что я подхалимничал в тот момент. Нет, конечно. Вы меня правильно поймите, все собаки так делают. А я ведь был в это время не Трисоном, а Грином. Значит, нужно как-то приноравливаться. Да и Александр Михайлович пришел в восторг, спрыгнул с кресла, сел прямо на пол рядом со мной и обнял.
– Соскучился, брат, по охоте? – он звонко чмокнул меня в ухо. – Ну, ничего, все позади. Давай поправляйся, набирайся сил, скоро август, рванем с тобой на уточек. Не забыл моих наставлений?
– У-у! – отвечаю, а сам думаю: кто бы мне о них еще рассказал, об этих наставлениях.
– Умничка мой, – Александр Михайлович, вставая с пола, аккуратно потрепал меня за шею. – Иди, родной, ложись на свой диванчик и отдыхай, а я пока поработаю, нужно срочно на письма ответить. Через часок-полтора пойдем погуляем.
На каждом шагу меня поджидала теорема Пифагора. В кабинете друг напротив друга стояли два совершенно одинаковых дивана за тем лишь исключением, что один чуть светлее другого. Я отошел от хозяина и остановился. Ну, вот где тут мой диван – светлый или темный? Долго стоять и раздумывать я не мог, нужно было принимать решение, и я, направившись к темному, тут же за спиной услышал смех:
– Ой, Гришка, ты неисправим! И чем тебе твой диван не нравится? Надо же, все время норовишь на мой улечься. Ну, ладно, бог с тобой, пользуйся случаем. И ведь знаешь, собака, что сегодня ругать не стану. Вот же хитрюга!
«Так, понятно. Значит, темный диван – хозяйский. Будем знать! Мой предшественник тоже, видимо, любил на хозяйском диване поваляться, хотя, как я понял, ему за это иногда и влетало».
Я взобрался на диван, лег на живот и, скрестив передние лапы, закрыл глаза. Александр Михайлович клацал компьютерной клавиатурой, а я все думал. И чего я так переживал? Встреча как встреча – все прошло настолько спокойно, словно я родился, рос и всю жизнь был Грином. Но это было только начало. Никто не знал, как развернутся последующие события. Я и не заметил, как уснул. Ну и сны мне стали сниться в доме Александра Михайловича. Судите сами.
Мы мчим с хозяином на громадном внедорожнике, я сижу на заднем сиденье и выглядываю в окно. Боже мой, кого мы догоняем! Не поверите, но это большущий рыжий лев. Зверь, видимо, выбился из сил и остановился. Мы тоже остановились напротив него. Я присмотрелся, невдалеке от льва сидит его львица и наблюдает за нами. Александр Михайлович выходит из машины с ружьем и направляется к леве. Я прошу его жалобным голосом:
– Михалыч, родненький, пожалуйста, не убивай котейку!
Александр Михайлович усмехнулся и говорит:
– Послушай, собака, не встревай не в свое дело. Ты для чего сюда приехал – охотиться или мне советы свои глупые раздавать?
– Да жалко ведь, – отвечаю я. – Коты, они же такие беззащитные.
– Ага, – гогочет Александр Михайлович, – нашел кого жалеть! Да если этот кот встретит тебя тут одного и без ружья, проглотит вместе с сапогами.
И вдруг лева тоже вступает в разговор:
– Врете вы все, Александр Михайлович, никого мы тут не трогаем. Вы приезжаете сюда постоянно и стреляете в моих сородичей. Что мы вам сделали плохого?
Хозяин мой опешил. От недоумения он вытаращил глаза и вдруг рассмеялся и спрашивает:
– Эй, зверуганы, а вы чего это разговорились тут? – и смотрит то на меня, то на льва. – Кто вас научил по-человечески разговаривать?
Вдруг я слышу голос Ольги Семеновны:
– Саша-Саша, не стреляй, это я! – кричит львица. Ничего не могу понять. Пригляделся, а это вовсе и не львица, а кошка Маркиза. Вот так дела! Смотрю на леву, а это кот Жора. Я так обрадовался, выскочил из машины, и давай кувыркаться с ним на песке. Визжим, прыгаем, носимся, а Александр Михайлович наблюдает за нами. Потом подошел ко мне, изловчился и хвать меня за шкирку.
– Эх, Гришанька, вижу-вижу, – говорит, – и впрямь по охоте соскучился…
В этот момент я проснулся.
– Ты чего скулишь, родной? – Александр Михайлович присел рядом со мной на край дивана и стал гладить меня по спине. – Охота снится?
«Конечно, охота, Александр Михайлович! Вот прямо-таки сплю и вижу, как мы с тобой на льва бросаемся!»
Ой, это же надо! Ну, вот к чему может такое присниться? И львы, и Ольга Семеновна, и Маркиза, и ленивый Жора.
– Вставай, Гришка, – приказал хозяин, – пошли на свежий воздух.
Да, точно, опасность на каждом шагу. На прогулке встретили немецкую овчарку, она ни с того ни с сего начала лаять на меня как ошалелая. Но больше всего удивился Александр Михайлович.
– Кармен, что с тобой? – пораженно воскликнул Александр Михайлович. – Грина не признала? Ты чего?
Но собака не унималась. Рычала на меня так, словно я в чем-то виноват перед ней. Я уж и по-нашему, собачьему, ей говорю: ты, мадам, с ума сошла? Ты чего так кидаешься на незнакомых собак? А она знай лает и лает. Не стал я с ней связываться, натянул поводок и увел Александра Михайловича в сторону.
Вечером после прогулки за чаем Александр Михайлович спросил у Ольги Семеновны:
– Слушай, Оль, а может чужая печень у собаки изменить, к примеру, запах ее тела?
– Наверное, – пожала плечами Ольга Семеновна и испуганно спросила: – а ты к чему это спрашиваешь? Грин, что ли, по-другому пахнет?
– Да по мне-то, – усмехнулся Александр Михайлович, – как пах, так и пахнет, но вот сегодня Кармен на него почему-то набросилась. С чего бы это?
– А-а-а, – махнула рукой жена и облегченно сказала: – это у них бывает. Видимо, не все медикаменты еще выветрились, всякие больничные запахи. Они же, собаки, все бывают в ветеринарке на прививках, уколах, вот, наверное, и перепугалась.
– Ну, да, точно, – кивнул Александр Михайлович, – а я думаю, чего она так реагирует?
Мы как-то еще с самым первым моим подопечным Иваном Савельевичем смотрели (я смотрел, а он слушал) многосерийный фильм «Семнадцать мгновений весны». В последнее время я часто вспоминаю один фрагмент из того фильма. Когда я выхожу из кабинета от Александра Михайловича, мне все время кажется, еще чуть-чуть, и мой босс скажет: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться…»
Но самое главное – что я могу поделать? Ведь у меня нет никакой возможности признаться Михалычу в том, что я никакой не Грин, не Гриша, а самодеятельный артист. Извините, но я себе никаких пятнышек не пририсовывал, уши не шинковал, глаза не выпучивал. Я честная собака. Мне сказали «делай то» – я делаю, сказали «иди туда» – я иду. Завтра потащат на охоту, ну что ж, будем охотиться. А что делать? Вы бы, например, что делали на моем месте?
V
И как бы я не возмущался, а все-таки я везучая собака. Вчера наша домработница Зина оставила включенным телевизор и ушла жужжать пылесосом на второй этаж. И что вы думаете? Это все равно что выиграть в лотерейный билет. Передача об охоте. Ясное дело, что от просмотра одной передачи охотником я не стану, но так хотя бы какие-то азы услышать. Хоть не совсем уж тупицей буду выглядеть. Впрочем, и самому мне стало интересно. Никогда не слышал ничего о лабрадорах-охотниках. С ума сойти, правильно говорил Иван Савельевич: век живи, век учись.
Оказывается, лабрадор – это специализированная охотничья собака по аппортировке, то есть по подноске дичи. В Англии, к примеру, мои сородичи подбирают убитых птиц или кроликов, поднятых с лежки спаниелями или загонщиками во время загонной охоты (то есть людьми, идущими перед стрелками и распугивающими зверя или птицу). В США лабрадоры приносят убитых уток и гусей из воды, а также куропаток или фазанов при полевой охоте. Лабрадора используют как охотничью или подружейную собаку на болотную, луговую или полевую дичь (чаще всего это пернатые).
И вот чего я не знал, что эта самая аппортировка для лабрадора – это врожденный навык. Оказывается, лабрадора выводили для специальной роли на охоте!
Слушаем внимательно и запоминаем!
«Лабрадор остается неподвижным и безмолвным, он наблюдает, не сводя глаз с охотника. Его роль начинается только после выстрела. По команде он бросается туда, куда упала дичь. Никто лучше его не может заметить и запомнить место падения дичи, у него исключительная память…»
Ну, да – это про меня: зоркий, внимательный, и память у меня отличная.
Тихо-тихо, что там дальше?
«Некоторые собаки способны приносить дичь в том порядке, в каком она была подстрелена. Схватив дичь очень мягко, лабрадор бежит назад, радостно виляя хвостом, отдать добычу в руки хозяина. Если же дичь только ранена (подраненную птицу, которая пытается улететь, трудно найти), тут лабрадору нет равных – и в упорстве, и в тонкости чутья».
Запоминай, Трисон! Тебе это пригодится. А то стрельнут куропатку, помчишься в кусты, да слопаешь ее там. Позору не оберешься. Это тебе не карасей с Иваном Савельевичем из озера таскать. Тут дело серьезное. Запомнил? Пока хозяин не стрельнет, стой и помалкивай.
Телевизор прямо разошелся не на шутку:
«Лабрадор может работать вместе с легавыми или, по старой традиции, участвовать в облавной охоте, но мы вынуждены констатировать, что такая большая классическая охота доступна весьма узкому кругу, и в современном мире, хоть это и огорчает приверженцев традиций, лабрадор все чаще составляет счастье тех, кто охотится только с одной собакой. Конечно, лабрадор не делает стойку, но ищет дичь в кустарнике и поднимает ее. Самое важное – это научить его оставаться поблизости, в метрах тридцати. Это нетрудно, так как лабрадор управляем и хорошо адаптируется. Он прекрасно чувствует себя на твердой земле и может охотиться на фазана, зайца, но у него есть свои пристрастия…»
Ну-ка, ну-ка, что там за пристрастие? Не прослушать бы!
«Охота на уток в болотистой местности – это его истинное призвание. При любой температуре воды он бросается в нее за дичью, он способен достать дичь с глубины до трех метров».
Что нам болото? Вы же знаете, что мы из моря улов и рыбаков раньше вытаскивали.
«В основном лабрадоров держат люди, для которых охота – это разовое хобби, так что они выезжают на охоту раза два в год – весной на тягу, да на уток в августе, и собак используют исключительно для подачи…»
Ага, Александр Михайлович меня и приглашает в августе на уточек поохотиться. Ну, утки, берегитесь! Трисон… то есть Грин выходит на охоту!
«…а вот настоящий, правильный охотник традиционно предпочитает легавую или в крайнем случае спаниеля. Хотя лабрадор ничем не уступает им…»
Люди часто думают стереотипами. Ну вот, слышали, что телеведущий сказал? Лабрадор ничем не уступает легавым и спаниелям.
«В России лабрадоры для охоты встречаются довольно редко, хотя они по своему тихому поиску и послушанию могли бы быть очень пригодны для лесной охоты. Вежливого и воспитанного лабрадора можно брать практически на любую охоту. Даже если решающую роль он не сыграет, то уж не помешает точно…»
Вот она, лабрадорова правда и истина! Даже если нет навыка, главное – помехи от нас не будет. Золотые слова!
Дальше телевизор меня огорчил основательно:
«Единственным крупным недостатком лабрадора следует признать то, как тяжело он переносит жару, что существенно ограничивает августовские охоты…»
Да все я вынесу. Все перенесу. Зачем вот эти поклепы? Эх…
«…впрочем, это тот случай, когда достоинства легко превращаются в недостатки и наоборот. Лабрадору совершенно нипочем не только холод, но и ледяная вода, в которую он с удовольствием идет в любое время…»
Ну, вот, видите? А то сразу «недостаток».
«Отлично зарекомендовала себя эта порода по кровяному следу. Во многих странах мира именно лабрадоров применяют для поиска подранков…»
И почему я раньше этого ничего не знал? Какие таланты лабрадора от меня скрывали! Хотя стоп! Мне-то они зачем были нужны? Ты чего, Трисон, совсем рехнулся? Ты же поводырь! Да, все понимаю. Но вот так судьба распорядилась – теперь уток с гусями придется по болотам гонять.
«Лабрадора можно начинать обучать уже после смены зубов. В это время уроки не должны превышать двадцать-тридцать минут. Лучше если они будут походить на игру. В девять-десять месяцев лабрадор может сделать первые шаги на охотничьем поприще, а в год он уже будет великолепен…»
Ну, что ж, представим, что я еще очень молод и только готовлюсь стать суперохотником. Первую лекцию я послушал, учитывая мою способность к обучаемости, можно сказать, к первой в своей жизни охоте готов!
Телевизор предупреждает:
«Молодой собаке нужно дозировать физические нагрузки, не изматывать ее на охоте, пока она не окрепла. Если натаской вы занимаетесь самостоятельно, следите не только за работой собаки, но и за собой, не давая себе чересчур увлекаться, горячить собаку. Излишняя горячность может привести к тому, что собака будет гонять птицу, выходить из-под контроля, что может напрочь испортить удовольствие от охоты…»
Мне такие предупреждения не нужны. Не такие нагрузки выдерживал. Главное, чтобы Александр Михайлович выдержал и не свалился куда-нибудь в овраг. На мой взгляд, грузноват он по болотам бегать. Хотя, возможно, и вынослив. Ладно, посмотрим.
«Лабрадор обладает всеми необходимыми данными, чтобы стать не только собакой для дома-семьи, но и собакой – великолепным помощником на охоте. Желаем вам удачи в воспитании лабрадора и отличной охоты…»
Как хорошо, что я прослушал эту телепередачу. Без нее мог бы наделать ошибок. Кто там говорит, что телевизор вещь вредная? Ничего подобного – дальше было еще интереснее. Правда, уже не о лабрадорах. Ну, раз уж мы заговорили в этой главе об охоте, с вашего позволения, пока не забыл, расскажу кое-что из истории. Поверьте, это очень интересно.
Например, колыбелью соколиной охоты, по мнению исследователей, является Индия. Некоторые историки утверждают, что такая охота началась в Европе после первого крестового похода. Но нет. Здесь она была известна еще до новой эры. Греческие историки Ктезия и Элион писали о травле хищными птицами и отмечали это действо, как одну из достопримечательностей Индии. По свидетельству Аристотеля уже во времена Александра Македонского фракийцы охотились с помощью прирученных хищных птиц. От них соколиная охота пришла на запад.
Интенсивное распространение ястребиной и соколиной охоты произошло в эпоху Великого переселения народов, в V веке. В России первые упоминания об охоте с ловчими птицами относятся к XII веку. О ней упоминает в своем завещании Владимир Мономах. В охоте с ловчими птицами без собак сложно, а потому охотники стали дрессировать специальных собак, хотя в такой охоте от собак не требовалось большой сноровки, проворства, силы и выносливости, а потому в помощь соколам и ястребам привлекались обыкновенные дворовые собаки.
Но более важное значение имела стойка птичьей собаки при другом способе охоты на птиц – ловле сетями. Предметом охоты была полевая дичь – перепела и куропатки, имеющие привычку затаиваться. Сама же ловля заключалась в том, что птицу или птиц, найденных собакой, накрывали большой, так называемой наволочной сетью. Для успешной охоты требовалась собака, которая не только искала бы близко от ловцов, но и оставалась вблизи найденной дичи как можно дольше.
Если вникнуть в сущность стойки, то это скорее инстинкт. Дело в том, что кратковременная стойка присуща лисе, волку и другим хищным зверям. Она объясняется именно потребностью хорошо высмотреть учуянную добычу, то есть нацелиться, для того чтобы вернее рассчитать прыжок и схватить ее без промаха.
Особенное значение имела стойка при отыскивании птицы, так как она, будучи поднята, уже не могла быть поймана, подобно зайцу или другому зверю. Каждая собака, охотящаяся на пернатых, находящихся на земле, прежде всего, отыскивает их по оставленным ими следам или определяет место их нахождения непосредственно так называемым верхним чутьем, по запаху, доносящемуся к ней от самой птицы. Затем, когда усилившийся запах дичи укажет на ее близость, собака медленно и осторожно, иногда ползком, подкрадывается к определенному месту, высматривая затаившуюся птицу. Это скрадывание называется ружейными охотниками подводкой. В тот момент, когда собака чутьем или зрением удостоверится в непосредственной близости добычи, она останавливается для того, чтобы разглядеть ее и поймать.
Эта кратковременная задержка, которую можно наблюдать у всякой дворняжки, и есть стойка в первоначальном виде. Для того же, чтобы прыжок был больше, многие собаки, подобно кошкам, при этом приседают, пригибаясь к земле.
Ловцам сетью оставалось воспользоваться этой врожденной способностью собак, укрепить ее и сделать остановку более продолжительной. Это было достигнуто, разумеется, не без труда, путем настойчивого обучения целого ряда поколений. Вероятнее всего, обучение заключалось в том, что собаку вел на длинной сворке третий охотник. Как только она останавливалась и становилось очевидно, что дичь находится у нее под носом, собаку задерживали, ловцы же накрывали ее вместе с птицей. Позднее добились того, что собака не только не шевелилась под сетью и не запутывалась в ней, но и ложилась, плотно прилегая к земле.
А теперь внимание. Вы знали, почему некоторых собак называют легавыми? Я тоже не знал. Но вот!
Из птичьей гончей и подсокольей собаки постепенно вырвалась средневековая лежачая собака, собака, которая ложится на стойке. Название, которое по-русски переводится словом «легавая», от корня «лег, лечь», а по-английски – равнозначащим «setter».
Вот такие новости свалились на мою голову, а я спешу ими поделиться с вами. Посмотрим, что будет дальше.
Эх! Размечтался он тут: и подсоколий, и гончий. Ты смотри, чтобы из тебя чучело не сделали, когда выяснится, что ты такой же охотник, как твоя бывшая подопечная Полина Фотеевна американская певица Мадонна.
VI
Дальше события развивались не просто быстро, а космически стремительно.
«Чудес на свете не бывает, – говорил Иван Савельевич, а потом всегда добавлял: – Шила в мешке не утаишь!» И ведь как точно! Мое шило вылезло в первый же день охоты. А помог ему в такой проворности проливной дождь. То ли мои гримеры денег на качественный грим пожалели, то ли его в природе не существует, но когда я из-под дождя вошел в охотничий домик, все ахнули. Я сначала и не понял, что случилось. Смотрю, все на меня уставились и застыли. И лишь только когда я приблизился к зеркалу, сам чуть сквозь землю не провалился. Все, что художники-портретисты намалевали на моей морде (тут стыдно-то и лицом обзывать), превратилось в грязно-цветные потеки.
Ниже всех отвисла челюсть у моего хозяина. О боже! Каково мне было слышать его первые, выдавленные с трудом слова!
– Вы где этого попугая выловили? – язвительно спросил он, и народ рассмеялся.
Я виновато склонил голову и молча стоял. А что тут скажешь? Ни «ав», ни «у-у» здесь не уместны. Такого позора я еще не испытывал никогда. Кто-то скажет, дескать, ну, а ты-то здесь при чем, люди натворили, а тебе стыдно. Так за людей и стыдно. Я ведь поневоле стал соучастником этого мероприятия.
Заметив мрачное лицо босса, соохотники умолкли.
– Кто мне ответит на вопрос? Где сейчас находится мой Грин? – процедил он.
В избе повисла тишина.
– В общем, так, – сплюнув прямо на пол, стал приказывать Александр Михайлович, – мероприятие отменяется, это чучело упаковать, едем домой, экстренное совещание. Присутствуют начальник службы безопасности, Ольга Семеновна и этот… проходимец доктор.
– Михалыч, – робко переспросил помощник, – а время? Во сколько совеща…
– Ты чего? – взревел шеф. – Не слышал? Экстренное совещание. К нашему приезду домой все должны быть в сборе. Понятно? Этого урода, – он показал на меня, – в мешок! Не мыть, не чистить, не оттирать – пусть расскажут, кто этот цирк устроил. Предупреди: будут врать, вместе с этим «чарли чаплиным» закопаю.
– Начальник службы безопасности в отпуске, он за границей.
– Ну, значит, зам его – Боря!
«Вот тебе и маскарад. Рано радовался. Лучше бы на операционном столе погиб, чем в каком-то мешке. А что? С него станется. Прикажет, и все… Ой-ой-ой! Страшно подумать».
Кто-то грубо схватил меня сзади за шкирку и затолкал в мешок. Хорошо хоть «упаковка» оказалась просторной, да человек, завязывающий горловину, видимо, сжалившись надо мной, прорезал в мешковине несколько отверстий. Спасибо тебе, добрый человек.
Через несколько часов мы были на месте. Совещание началось с десятиминутного молчания. Не подумайте, что они молчали в знак траура по мне и моему предшественнику. Нет, просто Александр Михайлович сидел и молча рассматривал меня и моих соучастников. Я сидел в середине комнаты. Наконец-то, обращаясь к Ольге Семеновне, босс тихо спросил:
– Зачем? Объясни, зачем вы это сделали?
– Саша, я понимаю тебя, только давай спокойно обсудим…
– Спокойно?! – неожиданно заорал Александр Михайлович. – Вы предлагаете спокойно обсудить убийство моего друга? Моего любимого пса? Вы меня за кого принимаете? За идиота? Оля, – мужчина подошел вплотную к женщине и, едва не касаясь своим носом ее носа, добавил: – Это предательство. Ты это понимаешь? Понимаешь?
Ольга Семеновна – удивительно мужественная женщина.
Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Он встала навстречу мужу и решительно сказала:
– Знаешь, что, дорогой, а не пори чушь! Никто тебя не предавал. Наоборот, хотели сберечь твое здоровье, а заодно и невинную собаку.
«Вот это точно! Это правда. Подтверждаю!»
– То есть Грина вам спасти не хотелось, а какую-то дворнягу вы пожалели? Правильно я понимаю? Кто инициатор этого мошенничества?
– И не мошенничество это! – твердо заявила Ольга Семеновна. – Давай я все объясню. Только без наездов. Договорились?
– Хорошо, – неожиданно согласился Александр Михайлович. – Говори.
– Это я предложила такой вариант. Дело в том, что никакой гарантии спасения Грина не было. Доктор…
– Это правда? – повернувшись к бледному ветеринару, спросил шеф.
– Да-да, – закивал Антон Игоревич.
– Почему мне не доложил? – снова повысил голос Александр Михайлович.
– Я… я… Ал-л…
– Мы же договорились, – перебила заикающегося доктора Ольга Семеновна, – сначала говорю я. Попрошу меня не перебивать.
– Хорошо, продолжай, – кивнул Александр Михайлович.
– …доктор сказал, что печень, скорее всего, не приживется, так что смысла в операции не было. Да и не успели бы мы сделать операцию, Грин скончался. Чтобы не расстраивать тебя, решили… сделать тебе вот такой своеобразный подарок. Собака породистая, специально обученная, привитая. Ну, вот, Саша, честное слово, не хотелось брать грех на душу. Это собака-поводырь, – Ольга Семеновна кивнула в мою сторону, – двойной грех – убивать таких собак. Прошу никого не наказывать, люди ни в чем не виноваты. Я приказала.
– Она приказала! – язвительно повторил Александр Михайлович – Королева…
– Да, королева, – подбоченилась женщина. – А разве я уже не твоя жена? Разве я в этом доме не хозяйка? Или я слова здесь не имею?
– Ладно, – махнул рукой Александр Михайлович. – Я смотрю, тут у вас круговая порука. Слушать мою команду. Антон, ты уволен! Ты меня понял? Просто уволен…
– Да-да, Александр Михайлович, – прошептал врач. – Я все понимаю.
– Жена… ну, что жена? Да ну тебя! С тобой мы отдельно поговорим. А вот с собакой… Борис, – босс обратился к охраннику, – собаку вывези за город и пристрели.
– Ты что, с ума сошел? – вскрикнула Ольга Семеновна. – Как ты можешь?
– А вот это и будет вам всем наказанием за вранье! – отрезал Александр Михайлович. – Борис, это приказ! Выполняй немедленно, чтобы потом не сказал, что Ольга мой приказ отменила. Пристрелишь, а перед тем как закопать, пришли мне фотографию, подтверждающую выполнение задания. Ясно?
– Так точно! – выпалил Борис.
– Действуй!
– Есть! – Охранник взял меня за поводок и вместе со мной вышел из помещения.
Через несколько минут мы уже ехали за город. Я взглянул на своего конвоира, по его щекам катились слезы.
VII
Как оказалось, за городом у Бориса жили родители. Он честно рассказал им о случившемся. Мама, пожилая, полная женщина, всплеснув руками, смешно выразилась:
– Тю! Сказывся он там совсем? За шо ж бедную псину вбывать?
– Мама, мне нужно срочно отправить ему фотографию, иначе меня сегодня же уволят.
– Да не волнуйся ты так, сынка, щас все зробым. Идите с отцом яму ройте.
– Зачем? – вздернул брови Борис.
– Ну, шоб все правдиво выглядело! Ой, Борька, говорила тебе, шо твои олигархи до добра не доведуть! Идите уже копайте.
– Ма, па, а вдруг он все-таки узнает? – жалобно спросил Борис.
– Сын, да хоть и так, – наконец-то заговорил отец. – Ты пропадешь без его работы?
– Нет! – пожал плечами сын. – Просто, понимаешь…
– Прекрати, – нахмурился отец. – А то ляпнешь сейчас глупость. Не просто это все. Уволит – найдешь другую работу. С голоду не помрешь. А убьешь собаку… Я понимаю, когда это люди делают из-за необходимости, ну там, взбесилось животное или безнадежно заболело, но, извини, по приказу какого-то самодура убить здорового, породистого пса… Как потом с этим жить? Сегодня ты убьешь пса, а завтра и на человека руку поднимешь?
– Ну, ты чего, батя? – развел руками Борис.
– А с этого все и начинается, сынок!
– Отец, я все понял, – Борис подошел к отцу и крепко обнял его. – Спасибо, бать! Спасибо вам, мои родные.
Хорошие родители у охранника Бориса. И снова театр. Пьеса называется «Казнь и похороны поводыря». И смех, и грех, как говорил мой Иван Савельевич. Интересно, когда-нибудь моя актерская деятельность закончится или нет? Впрочем, лучше быть собакой-актером, чем… Бр-р-р! Аж страшно. В непростую историю я попал. Видимо, теперь у этих добрых людей и придется мне свой век доживать. Кто теперь повезет меня в мою школу? По-моему, Борька ничего и не понял – кто я, что я.
Хозяйка дома Татьяна Алексеевна чистила меня мокрой тряпкой и приговаривала:
– Ты, дывысь, як они размулювалы тебя. Ну, ничего, Гришаня, не переживай, мы тебя в обиду не дадим. Гарна собачка, очень гарна.
«Понял! Так Гришей я теперь и остался. Где ты теперь, мой соплеменник Грин? Ты умер, а я тут вместо тебя служу человекам!»
В общем, новый спектакль состоял в том, что, пока мужчины рыли яму в саду, Татьяна Алексеевна отварила свеклы. Вон оно в чем дело! Меня уложили в яму, я закрыл глаза, раскрыл пасть, люди налили мне за ухо свекольного отвара и устроили на телефон целую фотосессию. Выбрали всей семьей подходящее фото и отправили его Александру Михайловичу. Через несколько минут получили ответ: «Молодец! Премирую!»
Спаситель мой уехал на службу, а я стал жить-поживать да жирка наживать. Кормили меня тут на убой. Борис в нашем доме появлялся редко. Я его встречал с радостью. А он мне всегда привозил всякие гостинцы – то косточки, то ушки, и даже резиновые игрушки-пищалки. Я, как щенок, носился с ними по двору и пугал воробьев!
VIII
Прошло полгода. Однажды Борис приехал темнее тучи. Из разговора с родителями я понял, что босс Бориса попал в беду. Где-то они охотились с вертолета, за что-то зацепились лопасти, и машина рухнула на землю. Александр Михайлович выжил, но в катастрофе потерял глаза.
– Бог шельму метит, – грустно произнес отец.
– Ты шо, батько? – замахала руками мать. – Ты шо такое кажешь? Замолчи сейчас же. У человека горе, а он тут со своими присказками…
Читать бесплатно другие книги:
