Охота на маршала Кокотюха Андрей

Теперь Гонта увидел на комоде продолговатую жестянку с надписью «Earl Grey» и еще какими-то мелкими буквами по-английски.

– Ничего, – легко отмахнулась Анна. – Не так уж сильно. Все равно надолго хватит.

– Зато коньяк не почат и пахнет так же приятно, – заметил Мурашко.

Разговор чем дальше, тем больше начинал приобретать явно абсурдный оборот.

– Так что там с актрисой вашей и этим ее генералом? – напомнил Гонта, даже не пытаясь изменить его течение.

– Ничего особенного. Просто он как-то чай ей презентовал. Кстати, точно в такой же коробочке. Артистка, ясное дело, всех угощала, у нас вообще принято было делиться. Чай, шоколад, даже ликер несколько раз привозил, откуда добывал – непонятно. Правда, потом его, по слухам, сняли с должности. За аморалку. – Улыбка Анны получилась грустной. – Прилетать перестал. А запах настоящего чая запомнился. Такая история.

– Всякое случалось на войне, – согласился Мурашко. – Жизнь не стояла на месте. Да и теперь не стоит. Ну, Дмитрий Григорьевич, может, за знакомство?

Гонта взглянул на Анну.

– Вы же не коньяк пить приехали, товарищ…

– Игорь Сергеевич.

– Да, Игорь Сергеевич. Давно меня ждете, кстати?

– Не так чтобы очень. Около двух часов. Ваша супруга меня развлекает, и она прекрасная собеседница. Слушал бы и слушал. Я ведь, знаете, грешен – большой любитель кино. Анна Петровна столько всякого разного знает, особенно сплетен…

– Так уж и сплетен, – снова отмахнулась Анна.

– Пусть не сплетен, – легко согласился Мурашко. – Все равно много такого, о чем редко услышишь. Своей супруге расскажу кое-что.

– И тогда вы станете сплетником, – заметила Анна.

– Ну, это же не военные тайны! – развел руками полковник.

– Верно, – согласилась Анна и тут же сменила тему: – Ну, с вами мы поговорили, Игорь Сергеевич. Теперь вам, наверное, с мужем моим побеседовать нужно. Я вас оставлю, товарищи офицеры.

– Спасибо за понимание, – быстро ответил Мурашко. – Только, наверное, правильнее будет нам оставить вас и не морочить больше голову. Если, конечно, перед этим мы все вместе все-таки не решим выпить коньяку за знакомство. Или с устатку, как, Дмитрий Григорьевич? У вас же тут, как я слышал, крупное ЧП…

На стене тикали старые ходики. Двадцать два восемнадцать.

– Обождет.

– Происшествие?

– Коньяк обождет. Вы правы, заболтались мы совсем, время позднее. Давайте выйдем, раз надо поговорить.

Поправив портупею и недовольно взглянув на забрызганные мартовской грязью сапоги, Гонта чуть было не решил почистить обувь прямо сейчас. Но, прогнав от себя эту совершенно лишнюю в данной ситуации мысль, дождался, пока Мурашко снимет с гвоздя шинель с фуражкой, пропустил его впереди себя. Поймав на лице жены тень тревоги, бросил Анне успокаивающий взгляд.

А затем вышел вслед за гостем.

Сперва Гонта похромал было к калитке.

Но потом передумал, подошел к оставленному во дворе мотоциклу, оперся на сиденье. Мурашко уже накинул шинель, принялся застегивать ее, приводя себя в порядок. И Дмитрий решил обождать, пока гость не начнет наконец разговор, ради которого неожиданно приехал к нему.

Кстати, само появление полковника уже породило у бывшего командира разведчиков сразу несколько вопросов. Гонта даже решил начать с них – ответы многое бы объяснили. Например, почему гость приехал затемно к нему домой, наверняка зная и о событиях, встряхнувших город, и о том, что начальник милиции сейчас должен находиться на рабочем месте. Или же вот: на чем именно добрался сюда армейский полковник, которому по должности положены машина с водителем и даже охрана в сопровождение. Ведь никакого транспорта в окрестностях Дмитрий не засек, даже с учетом темной, безлунной ночи. Сапоги гостя чистые, чище даже, чем у него самого. Понятно, майор ехал на мотоцикле, грязь летела из-под колес, брызги пометили края синей шинели. Мурашко же словно прилетел по воздуху.

Точнее – прибыл на машине, сидел всю дорогу в салоне. Где его транспорт, где свита, пусть даже небольшая…

– Вы правы, товарищ Гонта, – прервал полковник его размышления. – Я не коньяк пить приехал. Хотя одно другому не помешает.

– Мы ходим кругами, как дети малые, товарищ Мурашко. Давайте уже напрямую. Судя по тому, что вы приехали сюда скрытно, о нашей встрече и тем более о разговоре никто, как я понимаю, знать не должен.

– Вы верно понимаете. О вас наводили справки, выводы подтверждаются.

– Кто наводил? Зачем наводил?

– Послужной список офицера – не особо секретная информация, – усмехнулся полковник. – А своим послужным списком вы можете только гордиться. Давайте заново знакомиться, так вам меньше придется объяснять. – Он снова протянул руку. – Полковник Мурашко, Игорь Сергеевич. Киевский военный округ.

– А должность?

– Я служу в штабе. Больше вам ничего пока не нужно знать. Тем более что эти знания не дадут вам ничего. И ничем не помогут. Кстати, я заметил ваш интерес к моей обуви и одежде. Разведка, что уж тут скажешь… Пришел сюда, разумеется, не пешком по грязи. Моя машина здесь, неподалеку. Учитывая, что в Бахмаче сейчас слишком много офицеров МГБ, включая непосредственно начальника областного управления Коваля, лучше никому из этой структуры не знать о моем появлении в Бахмаче.

– Мне кажется, у вас и подполковника Коваля общий интерес.

– Возможно.

Гонта понял – сейчас Мурашко сам вытягивает из него базовую информацию. Не хочет первым начинать разговор, ради которого решил сыграть здесь в шпионов или партизан. По большому счету он прав: сотрудник штаба Киевского военного округа, причем явно не обычный порученец, докладывать начальнику милиции города Бахмач ничего не обязан. Ему по должности, как и по статусу, не положено.

Мурашко ждал от Гонты вопросов. Знал, о чем станет спрашивать майор. И привез ответы.

– Ограбление на железной дороге, – проговорил Дмитрий. – Вчера… гм, если совсем уж точно, – он поднес ближе к глазам наручные часы, – то даже сегодня, около двух ночи. Суток еще не прошло. Разграблено и сожжено три товарных вагона. Действовала хорошо вооруженная банда, прибыли на трех грузовиках.

– Появление лично начальника областного МГБ вас не удивило?

– Нет. – Сейчас майор говорил правду. – Когда такое случается, от начальства отбоя нет. Бандитизм – не новое явление, Игорь Сергеевич. Особенно, когда кругом оружия полно. В лесах целые арсеналы можно сыскать. Автоматы, пулеметы, боеприпасы. Почистил, смазал – и вперед. Если такую банду надо ликвидировать, автоматчиков присылают как раз по прямому приказу МГБ. Милицейское руководство обязано согласовывать такие решения с руководством органами госбезопасности на местах.

Полковник помолчал, явно собираясь с мыслями. Гонта понимал: офицер из штаба округа тщательно подготовился к встрече с ним и этому разговору в ночи. Просто сейчас, по убеждению Дмитрия, собеседник прикидывал, как максимально коротко и предельно ясно растолковать начальнику милиции суть вопроса, ради решения которого он вынужден соблюдать строжайшую конспирацию. Наконец Мурашко снова спросил:

– Вы знаете, кого искать?

– Есть кое-какие соображения.

– А по поводу того, что забрали бандиты, у вас соображения есть?

– Даже список похищенного, – снова усмехнулся Гонта. – Военные трофеи, вагоны следовали из Берлина в Москву.

– Откуда у вас список?

– Подполковник Коваль лично передал. Объяснил, почему вагоны оказались на запасном пути, почему выставили охрану, почему все нужно держать в тайне и желательно не афишировать.

– А конкретнее?

– Если станет широко известно, что советские офицеры, в частности – высший командный состав, везут из Германии вагоны, набитые добром, народ может неверно это истолковать. Что в перспективе подорвет основы безопасности государства-победителя.

– Вы тоже так считаете, Дмитрий Григорьевич?

Теперь короткий тайм-аут взял Гонта.

– Я вот как считаю, Игорь Сергеевич. Мое дело как начальника милиции – в кратчайший срок найти и обезвредить особо опасную банду. Вернуть награбленное. Дальше, как мне пояснили, этим займутся другие инстанции. Мне лично ни холодно, ни жарко оттого, что офицеры вывозят от немцев набитые добром эшелоны. Мою веру в силу и мощь нашей армии это не пошатнет.

– Хорошо, – проговорил Мурашко. – Значит, вы не знаете, кому конкретно принадлежит именно этот груз?

– Коваль, скажем так, не рекомендовал интересоваться документацией.

– Откуда у него список, вы тоже не потрудились прикинуть?

– На то они и госбезопасность, чтобы о таком знать.

– Все верно, товарищ Гонта. Все правильно и очень грамотно. На этом они и строят свои расчеты.

– Кто – они?

– Коваль и высшее руководство, чьи приказы он выполняет. Конкретно – здесь, в Бахмаче. Ни у кого и никогда не возникает, не должно возникать никаких вопросов к НКВД – или МГБ, как эта организация сейчас называется. Суть не в названии. Главное, Дмитрий Григорьевич, у вас тоже нет желания задавать подполковнику Ковалю, как и любому другому сотруднику МГБ, никаких вопросов. Разве нет?

– Так точно, – коротко ответил Гонта.

Он сунул в рот папиросу, размяв перед этим гильзу. Чиркнул спичкой.

– А если я вам скажу, что груз, который находился в вагонах, принадлежал лично маршалу Жукову Георгию Константиновичу? И что вагонов почему-то оказалось три, хотя с самого начала их было два?

Рука замерла, не донеся огонь до папиросы.

Спичка быстро догорела, обожгла края пальцев.

Вскрикнув, Гонта бросил ее под ноги. Туда же выпала изо рта папироса.

– Жукову?

– Именно так. Об этом информирован подполковник Коваль. Он же ввел в курс дела ограниченный круг особо доверенных лиц из числа подчиненных. Указания он получает из Москвы, причем лично от заместителя председателя Совета Министров СССР Берии Лаврентия Павловича. Это известно из достоверных источников, назвать которые вам, как вы, надеюсь, понимаете, я не могу. Не имею права.

Гонта прикрыл глаза, пытаясь собрать воедино внезапно зароившиеся мысли.

– Выходит, – произнес он, – Берия… товарищ Берия лично заинтересован в том, чтобы преступление раскрыли и похищенные трофеи вернули Жукову… товарищу Жукову?

– У Берии иной интерес. – Теперь на часы взглянул Мурашко. – Двадцать три ноль пять. Давайте прогуляемся до моей машины, Дмитрий Григорьевич. Договорим по пути. Тем более мы только начали.

Штабная «эмка»[21] поджидала их на самом дальнем краю соседней улицы.

Пока офицеры шли к ней в темноте, полковник больше говорил, а Гонта – слушал, перебивая только изредка, чтобы уточнить некоторые моменты, прежде всего для себя. Ведь, поняв наконец, что же происходит и в центре какой невидимой схватки он оказался, майор пытался найти ответ на, пожалуй, самый важный для себя вопрос: какую роль в происходящем предстоит сыграть лично ему?

А в том, что обе стороны уже подготовили для него роли, Дмитрий не имел ни малейших сомнений.

– Своей нынешней должностью в штабе округа я обязан лично Жукову, – объяснил по пути Мурашко. – Когда он еще командовал нашим округом до войны, я при нем начинал. Потом – фронт, тоже одно время довелось повоевать под его началом. Вы ведь тоже воевали у него?

– Было дело. Первый Украинский. Но лично, как вы сами понимаете, не был знаком с командующим.

– Зато я достаточно хорошо знаю Жукова. Во всяком случае, мне так кажется. Он не ангел, но никто не свят. Особенно, когда идет война. Такая кровопролитная, в которой мы победили совсем недавно. Полгода, считайте, прошло.

– Всего ничего.

– Именно так, Дмитрий Григорьевич. И вряд ли вы станете спорить, что победой наша армия во многом обязана военному искусству Жукова.

Здесь Гонта ответил сдержанно:

– Ну… это решать историкам… так я считаю.

– Согласен, историки еще скажут свое слово. Но сейчас как раз решается, каким оно, слово истории, будет в конечном итоге. Жуков – маршал Победы. Как вы думаете, многим это нравится, особенно – в верхах?

– Я не обсуждаю «верха», товарищ полковник. – Гонта чуть убавил шаг. – Если вы намерены развивать подобную тему, сочту нашу встречу и весь этот разговор провокацией.

– И снова согласен, – кивнул Мурашко. – Однако расстановку сил в общих чертах я вам обрисовал. Кому-то выгодно сейчас если не сразу свалить, то уж точно дискредитировать Жукова как полководца, кузнеца нашей победы, личность, в конце концов. Основания для таких выводов очень просты. Судите сами, делайте выводы, вы же боевой офицер, опытный и умелый разведчик.

Как раз в этот момент впереди замаячила «эмка». Мурашко предупреждающим жестом дал понять собеседнику, что пока нужно прерваться. Когда оба сели в салон, водитель, армейский старшина в новой, с иголочки, форме, что не укрылось от взгляда Гонты даже в темноте, завел мотор – и они двинулись вперед. Отметил Дмитрий и тот факт, что полковник не сказал шоферу, куда именно надо держать путь. Видимо, все, происходившее в данный момент, было организовано и четко спланировано.

Стратегическая войсковая операция, не иначе.

Так, молча, мужчины сидели в машине, пока «эмка» не выехала за черту города, на окраину, и не двинулась, свернув с дороги, к виднеющейся в ночи лесной стене. Ехать по полю легковушка могла с еще большим трудом, чем по мокрому грязному шоссе, однако водитель оказался опытным, уверенно нажимал на педали и рычаги, и в конце концов «эмка» углубилась в лес. Когда она скрылась за деревьями и верхушки сосен закрыли луну, оставив фары единственным источником света в кромешной тьме, водитель нажал на тормоз.

Все тем же жестом Мурашко пригласил Гонту выйти из машины. Шофер остался внутри. Офицеры прошли чуть вперед, и тут же из-за деревьев прямо под свет фар шагнул молоденький капитан. Дмитрий сразу узнал форму – связист.

– Готово? – спросил Мурашко.

– Десять минут, товарищ полковник, – отрапортовал тот.

– Отлично. Ожидайте на месте.

– Есть ожидать на месте!

Капитан растворился в темноте, а Мурашко, повернувшись к Дмитрию, заговорил снова:

– Времени осталось немного. Потому сообщаю вам исходные данные. А выводы, как уже сказал, делайте сами. Трофеи в вагонах, все эти ящики с посудой, коврами, мебелью, драгоценностями – список у вас имеется – действительно принадлежат маршалу Жукову. И, как нам известно, они получены не мародерским способом. В конце концов, Жуков, как любой победитель, имеет на них право. Если вы захотите обсудить моральную либо же этическую сторону вопроса – всегда пожалуйста, но это позже. Два первых вагона с маршальскими трофеями были прицеплены по личному распоряжению начальника штаба Жукова к военному эшелону, следующему из Берлина. По пути следования был получен приказ следить за передвижением вагонов. Позже пришла информация: в хвост по чьему-то распоряжению прицепили третий вагон. Что внутри – не знает никто, однако логика в этом действии была.

– Какая?

– Дополнительный груз автоматически попадает под охрану, обеспеченную маршальским вагонам. Все очень просто. Ладно, много лишнего. Опуская ненужные подробности, скажу: в Киеве вагоны должны были прицепить к другому составу. Так уже делали дважды по пути следования. Но именно в Киеве они исчезли. Причем – все три, включая, гм, третий лишний. Руководство округом, которое получило указания по поводу вагонов лично от Жукова, приняло максимальные меры. Задействованы были все необходимые для розыска пропажи ресурсы. Результат: эти вагоны с трофеями Жукова были сперва загнаны на запасной путь киевской железнодорожной станции, а после – прицеплены к эшелону, который доставил груз сюда, в Бахмач. Здесь их опять загнали в тупик, выставили охрану. Все делалось по прямому указанию органов УМГБ. И сами понимаете, Дмитрий Григорьевич, без ведома центрального аппарата ничего этого не могло произойти. Готовы сделать первый вывод?

Гонте очень этого не хотелось.

– Трофеи Жукова увели по указанию Берии.

– Правильно. А зачем?

– Скажите сами, товарищ полковник. Вы уже давно знаете ответ.

– Хорошо, – легко согласился Мурашко. – Давняя вражда между Берией и Жуковым в войсках известна. Мы с вами прошли войну, оба были на передке. И прекрасно знаем, какую функцию выполняли органы тогда еще НКВД во время войны и сколько человеческих судеб поломали сопливые лейтенантишки из особых отделов. Не говоря уже о более высоком руководстве, как в центре, так и на местах. Берия хочет дискредитировать Жукова. Предъявить маршалу военные трофеи как доказательство личной нескромности. Отсюда он сможет плясать дальше: власти у Лаврентия Павловича сейчас более чем достаточно для обвинения Жукова в присвоении чужих заслуг, стратегических планов, побед. Вы хотите, чтобы я назвал фамилию того, кому Берия предъявит доказательства против Жукова? Трофеи – только начало.

Гонта искренне хотел отмолчаться – все вырвалось само собой.

– Товарищ Сталин ему не поверит.

– Берия – заместитель председателя Совета Министров. Он курирует ряд очень серьезных вопросов, касающихся государственной безопасности и обороны. Товарищ Сталин поверит ему, Дмитрий Григорьевич. И Жукова не будет. Берия уничтожит его. У вас есть вопросы или сомнения на этот счет?

Вместо прямого ответа Гонта спросил:

– Получается, ночное нападение… Вы хотите сказать…

– Нет. Подполковник Коваль своим появлением и активным вмешательством косвенно подтвердил – у МГБ что-то пошло не по плану. Они делали все возможное, чтобы не привлекать к вагонам лишнего внимания. Их, как я понимаю, должна была выявить случайная проверка. Вскрывают пломбы, видят ящики с добром. По документам это – собственность маршала Жукова. Историю поворачивают так, как выгодно его врагам, и в ближайшей перспективе маршал Победы попадает под мощный каток. – Выдав это, Мурашко перевел дыхание. – Вот почему МГБ заинтересовано, чтобы похищенные трофеи нашли. И при этом желает оставаться в стороне, всем занимается милиция. Вы роете землю, дело-то громкое. А когда все будет найдено, владельца этого, гм, добра установят по тем же документам. Дело заберет себе УМГБ, передаст в Москву. Да, вот еще. – Мурашко прокашлялся в кулак. – Хочу сразу предупредить – случившееся, я имею в виду, вооруженное ограбление с человеческими жертвами, самому маршалу не выгодно. Когда был обнаружен след вагонов, у нас только составлялся план мероприятий. Не исключалось прямое столкновение с УМГБ, важно было нанести упреждающий удар… Однако, повторюсь, того, что случилось прошлой ночью, не ожидал никто. Вот, теперь все.

– Ладно. Допустим, – проговорил Гонта. – Что нужно от меня управлению госбезопасности в лице Коваля, я знаю. Чего хочет от меня командование Киевским военным округом?

Вместо ответа Мурашко посмотрел на часы, окликнул темноту:

– Капитан! Двадцать три пятьдесят. Все готово?

– Так точно, товарищ полковник! – ответила ночь. – Можем.

Мурашко тронул Гонту за плечо.

– ошли.

Миновав «эмку» и пройдя еще немного вглубь леса, они оказались на небольшой полянке. Ее освещали две «летучих мыши»[22], одну держал уже знакомый капитан-связист, другую – еще один офицер, чьих погон Гонта не мог рассмотреть. Зато света фонарей хватало, чтобы разглядеть нечто, похожее на не слишком громоздкий чемодан – в такие граждане пакуют вещи, собираясь в длительное путешествие. Но Дмитрий даже при таком освещении сразу опознал передвижной узел связи особого назначения.

– Дай.

Мурашко взял у капитана его «летучую мышь», подошел поближе, подсвечивая, пока связист, опустившись на корточки, колдовал над портативной станцией. Гонта имел представление о радиусе ее действия: если это личный узел командующего крупным подразделением, связь могла работать на расстоянии более сотни километров. Учитывая же секретную миссию штабного службиста Киевского военного округа, майор взял на себя смелость допустить: в распоряжение полковника выдали именно передвижную станцию особого назначения.

Прослушать ведущиеся по ней переговоры можно было лишь в том случае, если скрытно подключиться непосредственно к проводу. Однако в данной ситуации подобный ход не представлялся возможным: именно для соблюдения режима максимальной секретности связисты вывезли узел сюда, на городскую окраину, в лес. Деревья к тому же служили дополнительными естественными антеннами.

Видимо, капитан услыхал наконец ответ на другом конце провода. Потому что, не вставая, протянул Гонте снизу вверх эбонитовую трубку. Длины провода хватало, чтобы Дмитрий мог говорить, не приседая по примеру связиста. Он приложил трубку к уху.

– Слушаю.

– У аппарата Жуков.

Еще не совсем отдавая себе отчет в том, что действительно слышит его ровный голос, Гонта невольно выпрямился, встал «смирно», левая рука напряженно вытянулась вдоль туловища.

– Здравия желаю, товарищ маршал Советского Союза!

– Кажись, на одном фронте повоевать пришлось?

– Так точно, товарищ маршал!

– Не рапортуй, будет. Запросил данные на тебя, майор. Жаль, не встретились раньше. Сейчас, говорят, тоже воюешь, а?

– Приходится. Фронт другой, товарищ маршал.

– Понимаю. – Голос в трубке по-прежнему звучал ровно. – Тебе уже все рассказали? В курс дела ввели?

– Так точно.

– Хочу, чтобы ты знал, майор. У меня всякое бывало, много раз дерьма хлебнуть пришлось. Про барахло, которое в вагонах, думай, как себе знаешь. Обо мне тоже думай, как думается. Отчет тебе, Гонта, давать не намерен. Не тебе с меня спрашивать. И не тем, кто спросить собирается. Если кому охота сапоги о Жукова вытереть – пусть, дело привычное. С дерьмом смешать меня многие пытались, хотят до сих пор и хотеть будут. Тут уж ничего не попишешь.

Жуков замолчал, видимо ожидая ответа, но Дмитрий не нашел ничего лучше, кроме как снова сказать:

– Понимаю, товарищ маршал Советского Союза.

– Врешь, майор. Ни хрена ты не понимаешь. Да тебе и не надо того понимать, про что я давно знаю. Но одно дело – меня в говно макать. И совсем другое – вытирать ноги о народ, который воевал, вытерпел и победил. А те, о ком тебе сейчас рассказали, как раз и хотят наш народ измазать. Не будет веры Жукову – себе люди тоже перестанут верить. В свои силы, в то, что продержались все эти годы. Кем становится победитель, который теряет веру в свою же победу? Знаешь, майор?

Гонта знал.

– Никак нет, товарищ маршал!

– Стадом такой народ становится, Гонта. А у стада нету к себе уважения. Я знаю, о чем говорю, майор. Больше повторять не стану. Ты меня услышал?

– Услышал, товарищ маршал.

– Хорошо. Тогда вот что я тебе хочу сказать, Гонта. – Голос на том конце провода по-прежнему звучал жестко, ясно и ровно. – Ты не у меня в подчинении. Приказывать я тебе не могу и не имею права. Поэтому прошу – найди все это долбаное барахло. Только там же, где его схоронили, – там и уничтожь. Пусти по ветру. Не смотри, что там, ни о чем не думай. Запали все к поганой матери! Пускай МГБ вместе с Берией зубами щелкают, как собаки голодные! Эти сволочи еще обломают о Жукова свои гнилые клыки! – Маршал, на какой-то миг повысив тон, снова заговорил ровно: – Личная просьба, майор. Не думаю, что тебе, фронтовику, захочется играть на стороне подонков и изменников Родины из МГБ.

– Изменников?

– Рано или поздно это докажут, майор. Не я, так другие. Они хотят народ-победитель сделать стадом. Выходит, это измена и есть. И хватит, я все сказал. Получится – буду благодарен, сам понимаешь. Только еще раз тебе скажу – не ради Жукова старайся, ради людей.

– Я понял, товарищ маршал.

– Помогать открыто, прямо, людьми или чем еще, я тебе не могу, сам понять должен. Но если что-то смогу для тебя сделать сейчас – говори. У нас мало времени осталось.

Решение пришло, когда Жуков еще только начал говорить.

– Можете, товарищ маршал. Но не мне.

Пашка Соболь.

– Кому? Почему не тебе?

– Это нужно для дела, товарищ маршал. Думаю, вашего вмешательства будет достаточно.

Чтобы изложить суть вопроса и рассказать о старшем лейтенанте Павле Соболе, хватило минуты. Может быть, даже меньше: оказывается, слишком часто думал о своем бывшем взводном Гонта, нужные слова сами складывались.

Жуков выслушал.

Коротко ответил.

И потом связь прекратилась.