Принцесса лилий (сборник) Галанина Юлия
— Через девять месяцев после вашего отъезда я родила Ришару сыночка, — просто объяснила Аньес.
— Да ты что? — искренне удивилась Жанна. — Правда?
— Да, госпожа. Вы же сами разрешили нам пожениться…
— У тебя ребенок? — не могла поверить Жанна. — Настоящий?
Аньес кивнула.
— Мы теперь живем в каморке близ конюшни, он сейчас там.
— Ой, покажи!
Аньес привела госпожу в свою каморку. Там, в плетеной корзинке, посапывал упитанный малыш.
Жанна смотрела на него опасливо и недоверчиво. С маленькими детьми она почти не сталкивалась, они были где-то там, на окраине ее жизни. Сначала, в своих пеленках, они похожи на поленья, а потом начинают ползать на четвереньках, тащат все в рот и орут по всякому поводу. А теперь тут, поблизости, живет младенец. Сын конюха. Как в таких условиях заботиться о людях, непонятно. Странно все это.
— Хорошенький, — осторожно сказала она. — Сразу видно, что мальчик. Повезло Ришару. Мои поздравления. Пойдем, мне нельзя опаздывать к герцогине Анне.
Чтобы двор будущей королевы Франции привыкал к своему новому положению, французская делегация появлялась в городе каждый день. И сегодня ничего не изменилось.
Виконт де Шатолу был самым обворожительным гостем двора герцогини Анны. Локоны его в этот раз поражали тщательностью завивки, роскошному наряду мог бы позавидовать король.
— Вы что-то печальны, прелестная донна, — заметил он сочувственно Жанне. — Неужели плохо спалось?
— Отнюдь, — возразила надменно Жанна, решившая обороняться. — Я видела замечательный сон.
— А я, я был в вашем сне? — обрадовался виконт. — Ваш верный рыцарь и паладин?
— Увы, — вздохнула Жанна. — Мне снился мой прадед Гюго, славный крестоносец.
— Я знаком с вашим благородным семейством, — подтвердил виконт. — И наслышан об этом буйном воине.
Похоже, владелец замка Шатолу был наслышан даже о прозвище Буйного Гюго.
Отчаявшаяся Жанна решила от обороны перейти к нападению.
— А почему вы, дорогой мой рыцарь, носите столь малый титул при такой славной фамилии?
— Ах, графиня, — вздохнул куртуазно виконт. — Наша семья проклята, это ужасная история.
Успешная карьера придворного предполагает, помимо прочего, наличие чутких ушей. Вокруг Жанны и виконта тут же образовался небольшой кружок.
— Мой отец путался с колдуньями, — начал виконт, пристально глядя на Жанну. — Испытывал к ним непреодолимый интерес. Что, конечно же, не могло довести до добра христианина. Увы, он настолько запутался, привороженный тайными зельями, что только хороший костер смог освободить его от наведенных чар. Но из пылающего костра ведьма в последние минуты жизни прокляла его и его потомство. Сначала, конечно, над этим все посмеялись. Но проклятье начало сбываться. Великий казначей Франции, каким был мой отец, был неграмотной ведьме, конечно же, не по зубам, но зато уж на нас, детях, она отыгралась. Лишь по воле моей драгоценной матушки я не получил при рождении титул графа Клермон — иначе я бы сейчас с вами не разговаривал. А вот оба моих сводных брата, положенные в колыбельки под графской короной, умерли во младенчестве. Да и мое здоровье в детстве было постоянно под угрозой. И это при том, что многочисленные бастарды моего батюшки отличались редкостной живучестью в отличие от нас, законных отпрысков. Как тут не увериться, что проклятье довлеет над нашим родом? Вот почему мне так дорог скромный плащ виконта де Шатолу, суровый, нравственный образ жизни, лишенный всяких искушений и подчиненный лишь долгу, отечеству и королю.
Виконт расчувствовался от собственного рассказа и, похоже, сам поверил в то, что наплел.
— Да, господа, — подчеркнул он. — Проклятье — бремя королевское. А вы, прекрасная Жанна, сталкивались когда-нибудь с колдуньями?
— Упаси боже, — отмахнулась Жанна.
— А говорят, в Ренне их предостаточно… — невинно заметил виконт. — Говорили, что совсем недавно нашли и сожгли еще одну…
— Не знаю, — отрезала Жанна в отчаянии.
Ее спасла герцогиня Анна, как и обещала, вызвав к себе по важному делу.
У Жанны тряслись руки, когда она самым быстрым (подобающим придворной даме) шагом удалялась от мило улыбающегося виконта.
Вернувшись в Аквитанский отель, Жанна села за письмо Жаккетте. (А через нее — и рыжему пирату.)
«Без твоей помощи мы пропадем. Мне без тебя очень плохо», — написала Жанна без всяких прикрас.
Впрочем, самое главное должен был сказать на словах Жерар.
Жанна попросила выехать его в дорогу, не теряя ни мгновения, покинуть город как можно раньше.
Жанна рассудила так: надо вывести Жерара из-под удара, а там будет видно, хуже, чем сейчас, все равно не станет. История с раскрашенным черепом — явно дело рук виконта. Филиппа так и не нашлась, а ведь это именно она указала путь к колдунье Мефрэ. Кому еще, кроме безумного Бурбона, потребовалась бретонская кухарка Аквитанского отеля?
Жерар не хотел ехать, не хотел оставлять Жанну, предлагал отправить Большого Пьера, Ришара, кого угодно. Говорил, что подробно расскажет, как искать рыжего пирата в Нанте. Жанне с трудом удалось его убедить в том, что чем меньше людей будет знать о происках Волчьего Солнышка, тем лучше.
Жерар уехал, и Жанна долго молилась Пресвятой Деве.
Глава III
Зима стояла на пороге, и в Нантский порт прорывались последние в эту навигацию корабли.
Дела требовали присутствия рыжего и в городе, и в порту, везде, где только можно.
Жаккетте было скучно сидеть дома, поэтому она увязалась с рыжим пиратом в порт.
— Жан, а зачем мы туда? — спросила она.
— За испанским серебром.
— Почему за испанским?
— Потому что в обмен на зерно сюда идет поток серебра. Через Лиссабон, через Севилью. А мы отведем маленький ручеек в свою пользу.
— А-а-а… — глубокомысленно сказала Жаккетта.
Ну что же, испанское серебро — это хорошо.
— А корабль твой?
— Похоже, мы его еще долго не увидим. Ничего, скоро построят новые, будем, маленькая, понемногу расширять наш флот. Зиму эту проведем как добропорядочные горожане, тихо и скучно, а там, глядишь, снова увидим африканские берега, — пообещал рыжий пират. — Доберемся и до нашей плавучей крепости.
«Звучит заманчиво», — подумала Жаккетта, которая ничего не имела против и скучной зимы, и нескучного лета.
Ей нравилось, что теперь не надо прятаться в порту, как мышь.
Всюду ощущался скорый приход зимы.
«Еще чуть-чуть, — подумала Жаккетта, — и носа из дома не высунешь. Как хорошо, что у рыжего есть дом, а в нем очаги, и запас оливкового масла с Джербы, и теплые одеяла… Я буду вышивать всю зиму, сидя у окна… Пусть и не так красиво, как госпожа Жанна, когда она вышивала Пресвятую Деву».
— Подожди меня тут, маленькая, — попросил рыжий пират и чмокнул ее в макушку. — Мне нужно сейчас полазить по таким берлогам, где хорошеньким девушкам лучше не появляться.
— А ты долго?
— Постараюсь как можно быстрее. Заскучаешь — выходи в город и укройся в лавочке, что торгует тканями, в которую мы вчера заходили. Подбери там что-нибудь к своим глазам.
— Попробую, — уклончиво сказала Жаккетта.
Она пока не хотела в город, хотела смотреть на воду, на корабли.
В этот час у пристани было одно судно, второе только готовилось встать у причала.
С первого выгружали багаж знатной, но одинокой дамы, чья свита состояла всего лишь из одной камеристки. Что даму, похоже, ничуть не смущало.
Она цепким взглядом следила за грузчиками и попутно успевала торговаться с носильщиками.
Увидев вышедшую на причал Жаккетту, дама придирчиво ее осмотрела, а затем вдруг несказанно обрадовалась:
— О, полудрагоценная Нарджис! А где твоя госпожа?
Жаккетта поняла, что попала в цепкие лапки баронессы де Шатонуар, которая снова путешествует по миру с какими-то своими темными целями.
— Госпожа в Ренне, — объяснила Жаккетта, надеясь, что баронесса отстанет.
— А ты почему тут?
— Теперь здесь живу.
Баронесса де Шатонуар на мгновение задумалась, еще раз осмотрела Жаккетту, особенно ее наряд почтенной домовладелицы, а потом милостиво разрешила:
— Хорошо, так и быть, мы остановимся у тебя.
— Это очень маленький домик! — возмутилась Жаккетта.
— Не расстраивайся, даже иные королевские дворцы не способны соответствовать в должной мере моему статусу, — утешила ее баронесса. — Но я привыкла к страданиям и лишениям. Милейший, если вы уроните этот сундук, я вам глаза выцарапаю, — без перехода пригрозила баронесса грузчику, который покачнулся на сходнях, согнувшись под тяжестью огромного сундука.
— А вы надолго в Нант? — с отчаянием в голосе спросила Жаккетта.
— Ну конечно же нет, — отмахнулась баронесса. — Мне нужно в Ренн к Жанне.
Жаккетта очень обрадовалась, что баронесса не навсегда.
И с любопытством спросила:
— Как там мессир Марчелло поживает?
— Хорошо, — удивилась баронесса, покинувшая замок Монпез, потому что пыл утомленного итальянца несколько угас. — А тебе-то какое дело до его здоровья?
— Так ведь он мой учитель по куаферному делу, — пропела довольная Жаккетта, которая все прекрасно поняла.
Настроение у нее улучшилось: ничего, свалившаяся как снег на голову баронесса ненадолго. Придется лишь немного потерпеть.
Второй корабль тоже причалил. С его борта раздавалась звонкая, словно пропитанная солнцем, испанская речь. Жаккетта повернулась в ту сторону, чтобы посмотреть, что там происходит интересного.
Накануне в городе они проходили мимо часовенки странного облика — и рыжий пират сказал, что она выстроена на средства испанских торговцев. И Жаккетта подумала, а может быть, этот корабль привез испанское серебро, которое нужно рыжему?
Как оказалось, корабль привез нечто более ценное.
За спиной Жаккетты разносился над пристанью резкий голос баронессы де Шатонуар, командующей направо и налево.
Но Жаккетта его уже даже и не слышала — потому что, раскрыв рот, смотрела, как по зыбким сходням уверенно, чуть ли не пританцовывая, спускается на бретонскую землю необъятная, закутанная в белое покрывало, а сверху — еще и в меховую шубку — восточная женщина.
Густо подведенные черные глаза весело осматривают новый мир.
— Слава Аллаху высокому, милосердному, — пророкотала Фатима. — Он провел нас над морской пучиной и привел на твердую землю. Слава держателю власти. Мой цвэточек, ты ли это?
И Жаккетта поняла, что да, она видит госпожу Фатиму. Здесь, в холодном ноябрьском Нанте.
— Аллах знал, что я скучаю по тебе, жемчужина сердца моего, — сказала Фатима. — И привел тебя сюда сегодня. Как хорошо. Где твой дом?
Вслед за Фатимой сошел закутанный в тысячу одежек евнух Масрур.
Увидев Жаккетту, он воздел руки кверху и начал пританцовывать вокруг нее, издавая радостные гортанные звуки.
Баронесса де Шатонуар с глубоким неодобрением смотрела на эти дикие, некуртуазные пляски.
— Они тоже будут жить у нас, — спокойно объяснила ей Жаккетта. — Это мои друзья.
Баронесса поджала губы, но говорить что-либо поостереглась. Лишь смерила госпожу Фатиму выразительным взглядом сверху донизу и обратно.
Фатима в ответ безмятежно улыбнулась так, что ее большие темные глаза превратились в две узенькие щелочки над розовыми щеками.
— Мой цвэточек савсэм похудел, — заметила она. — Какой непорядок!
Рыжий пират появился как раз вовремя, чтобы спасти Жаккетту.
Трагедии из создавшегося положения делать не стал, сказал просто:
— Милости просим.
И занялся вещами путешественниц, нарочито не замечая, как почтенные дамы сверлят его взглядами, словно стараясь разобрать на части и проникнуть в его самые потаенные глубины.
Разобрались с повозкой, сундуками и мешками, устроили на ней же и дам. Жаккетта прикидывала, на сколько человек ей придется готовить обед. И где разместить двух таких разных особ, которых одну от другой нужно держать как можно дальше.
И дернул же черт им сойтись в этот час в одном месте!
— Не тревожься, — тихо сказал ей на ухо рыжий. — Места хватит. А не хватит — найдем.
— Твои дела удачны?
— Более чем.
— Ты не злишься на них?
— Это забавно. К тому же мне не терпится узнать, какой ветер занес сюда достопочтенную госпожу Фатиму.
— Мне тоже интересно, — шепотом призналась Жаккетта.
Дома рыжего и Жаккетту ждал новый сюрприз — осунувшийся Жерар в компании с Саидом, Ахмедом, Махмудом и Али.
Жерар не сразу, но нашел дом рыжего пирата по приметам, который тот сообщил при расставании.
Такое количество народа уже не поддавалось никакому размещению, надо было что-то решать — и рыжий пират решил.
Он устроил баронессу де Шатонуар в гостиничке по соседству. Узнав, что ночлег будет за счет рыжего — баронесса снизошла. Но напомнила, что ей нужно в Ренн, и как можно скорее. Пират покивал и клятвенно заверил, что бросит все силы для решения этого дела.
С оставшимися людьми дела обстояли куда проще.
Госпожа Фатима первым делом обошла весь дом и придирчиво, как не снилось даже опытному таможеннику, осмотрела все. Ничего не сказала, но поцокала языком благосклонно.
Мужчины занялись лошадьми. Даже не входя в дом, прямо в конюшне Жерар передал письмо рыжему пирату и рассказал на словах, как обстоят дела в Ренне.
— Надо было его добить… — хмыкнул рыжий. — Да времени не было… Ничего, хорошо, что ты приехал. Вот и повод в Ренн наведаться. Только, боюсь, придется туда же везти и наших почтенных дам. У меня такое чувство, что аж две тещи свалилось на голову.
Убитый горем Жерар немного развеселился.
В кухне кипела работа. Фатима с Масруром готовили сытную гороховую похлебку с копченостями. Жаккетта резала грудинку. Масрур поставил горох на огонь.
Госпожа Фатима наведалась в кладовку и вернулась не с пустыми руками.
— Хорошее масло, — заметила она. — С Джербы. Молодэц.
— А почему вы покинули Триполи? — наконец-то задала Жаккетта самый интересующий ее вопрос.
— Ах, мой цвэточек… — протянула Фатима. — Месть — сладкое блюдо, но от него потом долго горчит на языке. Я рада, что проучила эту Бибигюль, ее надо было поставить на мэсто. И случись по воле Аллаха высокого опять все то, что случилось, — я бы снова сделала из полуживой дэвочки цветущую розу! Но Бибигюль, как все слабые люди, не умеет ценить красивую борьбу.
Фатима шумно вздохнула и принялась замешивать тесто для лепешек.
— Она поставляет свой плохой, некачественный товар всем важным людям Тарабулуса. И торговым гостям. А мы с Масруром — чужаки. Мы перебрались дальше, в Алжир. Потом в Тунис. Но Бибигюль не успокоилась. Молва ведь бежит быстро, быстрее корабля. Люди ведь говорили: о-о, в наш город прибыла достопочтимая госпожа Фатима, ах, какой у нее прекрасный мул, какие кисточки на его уздечке! Один купец рассказывал это другому, тот третьеу, изо рта в уши, и весть доходила до этой мерзавки, ядовитой как скорпион. Надо было бы уходить на восток, но Аллах, да воссияет его величие, вел меня на запад, видно, читая книгу моей души. Мы перебрались в Танжер. Думая, раз он попал в руки португалов, то Бибигюль нас не достанет. Но ее убийцы нашли нас и там…
Евнух кивнул.
— Они опять потерпели неудачу — но сколько же можно? В ту ночь мы сели с Масруром думать — куда на пороге зимы направить стопы таким почтенным и уважаемым людям, как мы? А утром в порт пришел испанский корабль. Это был знак судьбы. Мы решили оставить Бибигюль в дураках, пусть исходит от ярости и бессильной злобы, гадая, куда же исчезла Фатима, так ловко щелкнувшая эту зазнайку по носу!
Фатима лихо подбросила вверх увесистый ком теста.
— И мы сели на этот корабль, корабль, идущий в Нант. То была воля Аллаха милосердного, милостивого, как ты сама видишь. Ибо смертным не дано предугадать дороги, которые он предначертал, и что хочет Аллах, то бывает, а что не хочет Аллах, прохлада сердца моего, того не бывает. В счастливый час, моя дэвочка, я увидела тебя на берегу Тарабулуса. И печень моя сейчас сжимается от радости, ведь я снова вижу твои бирюзовые глаза, пусть они не накрашены правильно — так как надо украшать бирюзу! Масрур, засыпай специи!
Лысый евнух начал колдовать над котлом, заправляя его привезенными с собой пряностями, и в кухне бретонского города жарко запахло Востоком.
— Хорошо!.. — благостно вздохнула Фатима.
— А разве вы не могли обратиться к кому-нибудь за помощью? — спросила потрясенная рассказом Жаккетта.
— Я могла попросить помощи только у шейха Али, — усмехнулась Фатима. — Ведь в Тарабулусе я успела купить и продать только тебя. Так и Бибигюль просит помощи у купцов, чьи гаремы она обслуживает. Но пока шейх был жив, моя звездочка, Бибигюль сидела, затаившись, как гюрза в расщелине. И выволокла свой расписной хвост наружу только тогда, когда запылал его черный шатер. Ты меня понимаешь?
— Ага, — кивнула Жаккетта. — Она вас теперь до конца жизни будет преследовать?
— Куда ей! — отмахнулась пухлой, испачканной в муке ладонью Фатима. — Жизнь длинная, а воля у Бибигюль короткая. Немножко времени — вот что нам надо. Она еще три раза подсылала убийц под нож Масрура, мерзкая скорпиониха.
Масрур оскалился, махнул своим тесаком над дымящимся котлом.
— Зря подсылала, только деньги теряла, — подтвердила Фатима, раскатывая лепешки. — Глупая, глупая крашеная ослица. Фатима не лезет в драку, Фатима, как и пророк, да славится он во все времена, любит мир и достаток. Но Фатима не любит, когда ей мешают жить. Бибигюль никак это не поймет! Расскажи лучше, услада моего сердца, как поймал тебя в свои сети рыжий раис?
— Не сразу, — честно сказала Жаккетта. — Но он вывез нас из Триполи.
— Большими делами ворочает этот молодой человек, — вскользь заметила Фатима. — И одной с тобой веры. Это важно. Неплохая партия для моего синеглазого цвэточка. Но все, все провэрю!
— Что все? — удивилась Жаккетта.
— Достаток, влияние, уважение сильных мира, — дотошно перечислила Фатима. — Нам пустозвон не подходит.
— Он мне нравится, и он не пустозвон, — осторожно заметила Жаккетта. — У него слова с делами не расходятся.
— Хвала Аллаху! — воздела припудренные мукой руки кверху Фатима. — То, что у него есть собственное жилье там, где делаются его дела, — очень хорошо. Но я поинтерэсуюсь о нем у достойных людей, не волнуйся, моя звездочка.
Масрур закивал в подтверждение.
— А этот светловолосый малыш кто? — продолжила допрос Фатима.
— Какой? — насторожилась Жаккетта.
— Тот, что встретил нас у дома на загнанной лошади и сейчас не отлепляется от рыжего раиса?
— А-а, это Жерар, — объяснила Жаккетта. — Госпожи Жанны сердечный друг.
Фатима приподняла бровь.
Тут в кухню заглянул рыжий и сказал:
— Маленькая поправочка, милые дамы: не сердечный друг, а законный супруг. Вот так-то! Пахнет так вкусно, что сил нет…
— Сейчас уже будем есть, — пообещала Жаккетта. — А какие новости Жерар привез?
— Не сказать, чтобы хорошие. Впрочем, как на это посмотреть. Мы едем в Ренн.
— Зачем?
— Чтобы сделать из тебя честную женщину, — объяснил рыжий. — Я намереваюсь попросить твоей руки у госпожи Жанны. По-моему, самое время.
И исчез, оставив Жаккетту с Фатимой в полном недоумении.
Фатима задумчиво выложила на сковороду лепешку, поставила сковороду в очаг. Лицо ее было сосредоточено.
— Рыжий раис берет замуж мой синеокий цвэточек, — сказала она нараспев. — Какой молодэц! Хорошо, не буду интерэсоваться у достойных людей…
И добавила, как припечатала:
— Пусть сначала возьмет. Да.
Ели тут же, в кухне, за огромным столом.
Пока добрались с пристани, пока приготовили еду — короткий день завершился. Зажгли свечи. Развешанные по стенам кухни начищенные медные сковороды и котлы мягко отражали свет.
За одним столом собрались совершенно разные, не знакомые друг с другом люди. И все же они были не чужими друг другу.
Жаккетта сидела рядом с рыжим пиратом, смотрела на людей, которых свела судьба в их доме, и думала: «Вышивку зимней порой у окна придется, похоже, отложить».
А ночью она спросила у рыжего:
— Почему ты хочешь взять меня в жены именно сейчас? Почему ты сказал «самое время?»
— Как почему? — возмутился рыжий пират. — Я боюсь, что промедли я хоть день, и Фатима тебя снова продаст в какой-нибудь солидный гарем, чтобы устроить твою судьбу наилучшим, с ее точки зрения, образом. А я не для того вытаскивал тебя из Волчьего замка, чтобы вот так запросто лишиться.
Жаккетта фыркнула.
— Ну а если серьезно, обратись я к госпоже Жанне с подобным предложением сразу после Шатолу — она бы даже разговаривать со мной не стала. Сейчас же она будет вынуждена согласиться. И это очень упрощает дело.
— А моего согласия ты спросил? — поинтересовалась Жаккетта.
— Ты согласна? — спросил рыжий.
— Я подумаю, — важно сказала Жаккетта и зевнула.
— Думай, — разрешил рыжий пират, обнял ее, и они уснули.
Глава IV
Жанна и не надеялась пережить ту ночь, когда Жерар уехал в Нант.
Потому что раскрашенный череп лежал на кровати, прямо на покрывале, и радостно скалился, как и тогда, стоило только ей ступить на порог собственной спальни.
И Жанне показалось, что за плотной шторой угадывается человеческий силуэт.
Она сползла по дверному косяку без чувств, а когда очнулась — как в прошлый раз, — уже ничего не было, ни силуэта, ни черепа. И опять — ни караулы, никто ничего не заметил.
Жанна была уверена, что в следующий раз она обнаружит череп на собственной подушке.
Возможно, в компании с ласковым и страстным виконтом.
И это окончательно сведет ее с ума.
Ночь Жанна провела без сна, сидя в кресле и смотря на огонь. Время от времени она впадала в странное полузабытье-полуявь, но стоило птичьему крылу прошуршать за окном или мышке заскрестись в норе — она вскакивала и хватала старинную алебарду, принесенную из углового зала.
Утром надо было ехать к герцогскому двору.
Стиснув зубы, Жанна поехала, сказав себе, что виконт ее не запугает.
Волчье Солнышко был свеж и безмятежен.
— Как я рад вас видеть, звезда моя рассветная, — завладел он узкой Жанниной ладонью. — Каждое мгновение, проведенное рядом с вами, для меня драгоценней изумруда!
— Я не устаю поражаться, виконт, как молниеносно вы превратились в поэта, — заметила Жанна.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — назидательно сообщил виконт. — Когда после турнира я отлеживался в постели, приказал читать себе сборник стихов, нашедшийся в библиотечном шкафу. Подарок покойного отца, между прочим. Решил клин клином выбить. Чуть с тоски не умер, слушая все эти охи и вздохи. Только Бертран де Борн и умеет разогнать хандру:
- Люблю я дыханье прекрасной весны
- И яркость цветов и дерев;
- Я слушать люблю сред лесной тишины
- Пернатых согласный напев
- В сплетеньи зеленых ветвей;
- Люблю я палаток белеющий ряд,
- Там копья и шлемы на солнце горят,
- Разносится ржанье коней,
- Сердца крестоносцев под тяжестью лат
- Без устали бьются и боем горят.
- Люблю я гонцов неизбежной войны,
- О, как веселится мой взор!
- Стада с пастухами бегут, смятены,
- И трубный разносится хор
- Сквозь топот тяжелых коней!
- На змок свой дружный напор устремят,
- И рушатся башни, и стены трещат,
- И вот — на просторе полей —
- Могил одиноких задумчивый ряд,
- Цветы полевые над ними горят.
- — Там-там, та-да-там, как же там… А!
- Люблю, как вассалы, отваги полны,
- Сойдутся друг с другом в упор!
- Их шлемы разбиты, мечи их красны,
- И мчится на вольный простор
- Табун одичалых коней!
- Героем умрет, кто героем зачат!
- О, как веселится мой дух и мой взгляд!
- Пусть в звоне щитов и мечей
- Все славною кровью цветы обагрят,
- Никто пред врагом не отступит назад![2]
— Каково? В его времена слово «преданность» не было пустым звуком. Не то что сейчас — люди измельчали. Вы не находите?
— Отнюдь! — ощетинилась Жанна. — И тогда, и сейчас есть как подлецы, так и святые!
— Отрадно, отрадно такое слышать, — подхватил виконт, весь вид которого говорил, что уж он-то, несомненно, святой. — Беседы с вами — всегда услада для моих ушей. Чувствую, что мы созданы друг для друга.
— Не сомневаюсь! А знаете что, виконт, — вспомнила вдруг Жанна. — Когда я была в плену в Триполи, в доме торговки живым товаром, мне в руки попалась рукописная тетрадь со стихотворными строками, арабскими и французскими, видно, пленниц до меня развлекали. А может быть, учили. И одно мне, представьте, запомнилось:
- Я, словно девушку и светлую весну,
- Когда-то прославлял кровавую войну.
- Но ужас я познал теперь ее господства —
- О, ведьма старая, что держит всех в плену,
- Что хочет нравиться и скрыть свое уродство,
- И отвратительную прячет седину…[3]
— Сильно, — заметил виконт. — Даже и не знаю, что сказать. Я подумаю, моя звезда.
И отошел.
Эту схватку Жанна выиграла.
В Нанте рыжий пират начал готовиться к отъезду. День было решено посвятить неотложным делам, а на следующее утро выехать.
Первым делом требовалось посадить на корабль Саида, Махмуда, Али и Ахмеда. Пират выполнял данное обещание. Потом нужно было собраться — и решить, каким образом перевозить из Нанта в Ренн двух почтенных дам. И запас еды, памятуя о том, что после осады в столице герцогства голодно.
Чтобы не терять времени — осенние дороги не мед, — было решено воспользоваться конными носилками, которыми не брезгуют даже лица духовного звания. Причем двумя: ибо представить, что благородная баронесса де Шатонуар сядет рядом с уважаемой госпожой Фатимой, было решительно невозможно! (Жерар попытался было робко спросить, а зачем вообще тащить с собой этих двух переч… э-э-э-э… почтенных особ, но рыжий пират ему доходчиво объяснил, что проще их взять с собой, чем не брать. И пользы для дела будет больше.)
Рыжего заботило не то, как разместить дам. Людей было мало. Надежных людей.
— Люди есть в Аквитанском отеле, — успокоил его Жерар. И тихо добавил: — Скорее бы вернуться…
Отправив четверку мусульман, рыжий принялся обихаживать госпожу Фатиму: он повел их с Масруром в лавку, чтобы обеспечить одеждой в преддверии грядущей зимы.
Жаккетта, оставшись дома, собирала немудреные пожитки и изредка растроганно всплакивала: пират ей прочел письмо госпожи Жанны. Шмыгая носом, Жаккетта думала: «Вот беда-то… Но ничего, я скоро приеду».