Отвергнуть короля Чедвик Элизабет

Глава 19

Фрамлингем, июнь 1209 года

Махелт положила руку себе на утробу, ощутив, как толкнулся малыш. Ее талия еще оставалась тонкой, но живот горделиво торчал, знаменуя начало шестого месяца. Объявление о беременности Махелт во время праздничной трапезы на Сретение[11], после того как у нее второй раз не пришли крови, было встречено новой семьей с радостью и ликованием. Свекор был с невесткой очень ласков и снисходителен и искренне заботился о ее благополучии, поскольку та выполняла свое предназначение, вынашивая новое поколение. Махелт также объявила перемирие. Беременность смягчила ее нрав. Девушка вдруг обнаружила, что ей хочется сидеть и шить вместе с Идой, а не пребывать в постоянном движении. Махелт теперь не могла пройти мимо колыбели, не заглянув туда, в ней внезапно пробудился интерес к младенцам и маленьким детям, какого она в себе не подозревала. Когда дочь Иды Мари навестила родителей вместе с Ранульфом и их потомством, Махелт наблюдала за малышами новыми глазами. Ее охватывала приятная дрожь при мысли о том, что она скоро родит собственное дитя… дитя Гуго… станет матерью, а Гуго сделает отцом и подарит внуков своим родителям.

Они с Гуго наконец обзавелись личной комнатой в старом доме и собственной кроватью. Теперь со всеобщего одобрения они имели полное право оставаться наедине. Для Махелт это было даром божьим. Граф настоял на официальной церемонии консумации, когда они вернулись из Йоркшира, и розовое покрывало было торжественно постелено на их новую постель и благословлено отцом Майклом, продолжавшим служить в доме, несмотря на то что интердикт окончательно зажал страну в тиски. В часовне Фрамлингема обитатели замка продолжали посещать службы и исповеди, женились с одобрения церкви и погребались со всем уважением.

Время от времени доходили новости от братьев Махелт из Ирландии, но все пока нетревожные. Уилл прислушался к предупреждению Гуго, а беременность Махелт означала, что ее меньше стали волновать события за стенами дома.

– Все хорошо? – с ноткой беспокойства спросила Ида, касаясь рукава Махелт.

Та отвлеклась от своих размышлений и улыбнулась Иде:

– Да, матушка. Ребенок сегодня утром разыгрался, только и всего. Вот неугомонный!

С тех пор как Махелт месяц назад впервые ощутила толчки малыша, движение в ее утробе было постоянным. Ребенок, похоже, никогда не спал: он или она уже обладал всеми качествами, чтобы стать непобедимым борцом.

– Ложись! – с радостью и сочувствием засмеялась Ида. – Я разотру тебе ноги.

– Вы так добры ко мне. – Махелт подошла к кровати и скинула тапочки.

Так приятно, когда тебе потакают. Ида, большая мастерица по этой части, начала уверенно растирать ей ноги. Махелт прикрыла глаза и расслабилась. Будь она кошкой, то замурлыкала бы. Даже ребенок стал пинаться и кувыркаться потише, как будто его успокоили кроткий голос и мягкие руки Иды.

Графиня тихо напевала себе под нос, но через несколько куплетов колыбельной прервалась на разговор:

– Я так рада, что ты прижилась у нас, дочка.

– Вы имеете в виду теперь, когда я исполняю женский долг?

– Едва ты приехала, как я полюбила тебя, словно родную, но я тебя не знала. – Ида выглядела виноватой. – Я старалась, чтобы ты почувствовала себя как дома, но после… после того, что случилось, я боялась за тебя.

– Я знаю, и мне очень жаль, – покаянно ответила Махелт, потому что ей действительно было жаль расстраивать Иду. И все же она знала, что может бросить вызов, если придется. – С тех пор я повзрослела.

– О да, очень повзрослела. – Ида напела еще один куплет и продолжила растирать Махелт ноги. – Всем лучше, оттого что ты стала настоящей женой и приняла все полагающиеся обязанности. Благодаря тебе мой сын счастлив, за что я благословляю тебя, и граф вполне доволен.

Махелт едва не скривилась при упоминании свекра.

– Ну, у вас с графом немало разногласий, – вздохнула Ида, – но он всегда искренне заботился о твоем благополучии и благополучии графства.

– Да, матушка, – тактично ответила Махелт.

Ида хочет, чтобы все было идеально и правильно, но это не всегда возможно. Граф Роджер желает, чтобы все находилось на своих местах и выполняло свои функции. Но для жизни нужен свежий воздух и место для роста, а он, похоже, этого не понимает. Свекровь давно смирилась, но Махелт не позволит втиснуть себя в тесный ящик, сколько бы детей она ни выносила за годы брака и сколько бы домашних обязанностей ей ни вменили.

Гуго вошел в комнату и присоединился к ним, чопорно поклонившись и поцеловав мать, а затем жену. Он обсуждал с отцом дела графства, и Махелт встревожилась при виде его озабоченного лица. Гуго пришел в комнату матери не для того, чтобы приятно провести время.

– Прибыл вызов, как мы и думали, – произнес он. – Мы должны явиться в Йорк в конце июля со своими рекрутами, а затем перебраться на север, чтобы разобраться с Вильгельмом Шотландским. – Гуго мрачно взглянул на Махелт. – Ходят слухи о заговоре против короля среди северных баронов. Иоанн намерен укрепить шотландскую границу и развеять любые амбициозные заблуждения, которые король Вильгельм и другие могут питать.

Махелт испугалась за Уилла.

– Слухи о заговорах вечны, – сказала она. – Иоанн способен увидеть заговор в кружке воды.

– Возможно, – пожал плечами Гуго, – но это не отменяет того, что мы должны явиться на вызов.

Ида тяжело вздохнула.

– Пойду, пожалуй, собирать вещи твоего отца, – тактично сказала она, поцеловала обоих и вышла из комнаты.

Гуго сел на место матери и положил ноги Махелт себе на колени. Ему нравились их сильные изящные линии, высокий подъем, тонкие длинные кости и алебастровая кожа, но его ласки преследовали и вполне практическую цель. Пока Гуго держал жену за ноги, она не могла вскочить и начать расхаживать по комнате.

– Что еще за слухи о заговорах? – спросила Махелт, как он и думал. – И откуда вам стало о них известно? Прежде вы говорили мне, что слухи есть слухи и ничего не значат без доказательств.

– Йоркшир не так уж далеко от шотландской границы, а у моей матери есть родня при шотландском дворе. Так что до нас доходят кое-какие вести. Король Вильгельм обменивается письмами с Филиппом Французским, обсуждая вторжение в Англию. В Ирландии также неспокойно. Роджер де Ласи в Честере под подозрением, потому что его сын писал письма во Францию и мутил воду, а его семья к тому же обладает влиянием за Ирландским морем.

– И… – Махелт закусила губу. – Уилл в чем-то замешан?

– Не знаю… и не хочу знать. – Гуго ласково растирал ей ноги. – Надеюсь, что нет, ради его же блага. Судя по всему, Ирландия, Шотландия и Франция собираются объединиться, и Иоанн должен это предотвратить. Проще всего начать с Шотландии. Ему не придется переправляться через море, а набег на шотландские земли – развлечение, которому все обрадуются, любят они Иоанна или нет.

– А что мой отец?

Гуго увидел, что глаза жены потемнели от гнева и страха.

– Я высоко ценю вашего отца, он сильный и проницательный человек, – осторожно произнес Гуго. – Уильям Маршал будет решать проблемы по мере их поступления.

– Вы полагаете, он тоже замешан?

– Думаю, ваш отец знает, что происходит, и, вероятно, будет держаться в стороне, – помедлив, ответил Гуго. – Он пришел с королем к соглашению насчет Ирландии, и даже если де Браоз – его союзник, король Иоанн – его сеньор. Пока что взор Иоанна обращен на Шотландию – беспокоиться рано.

Махелт опустила ноги и, встав с кровати, подошла к окну:

– Вы увидитесь с моим братом?

– Возможно.

– Скажите ему… Скажите, чтобы был очень осторожен.

– Непременно, – пообещал Гуго, полагая это пустой тратой времени, поскольку брат Махелт, как и она сама, не любил принимать советы.

Гуго поднялся и встал рядом с женой, близко, но не касаясь ее. Поля и луга за окном сверкали под безмятежным летним солнцем.

– Вы тоже будьте осторожны, – произнесла она напряженным страдающим голосом, от которого его сердце устремилось к ней.

– Я ни во что не стану впутываться, любовь моя. – Гуго положил руку на плечо Махелт, а другой охватил плавный изгиб ее живота. – Мне есть что терять.

Она повернулась в его объятиях и провела по его подбородку кончиком указательного пальца:

– Ах, Гуго…

Заглянув в глаза жены, полные тревоги и любви, Гуго понял, что до сих пор не знает, какого они цвета, но знает, что в них заключен весь мир.

Глава 20

Фрамлингем, август 1209 года

Приподнявшись на локтях на родильном ложе, Махелт наблюдала, как няня купает вопящего розового младенца в бронзовом тазу у огня. Мальчик, со своим влажным хохолком темных волос, длинными руками и ногами и громким голосом, был бесподобен. Сын и будущий наследник графства Норфолк, первый внук ее отца. Махелт испытывала гордость за себя, удовлетворение и ликование, несмотря на отголоски боли. Ребенка должны были назвать Роджером в честь деда, поскольку это было традиционное имя Биго.

Махелт затворилась в родильном покое две недели назад, когда Гуго уехал на север, на королевский сбор. Она ожидала родов в начале сентября, но ребенок поторопился и застал всех врасплох, включая собственную мать. Только что Махелт сидела у окна своей комнаты, смотрела на небо и мечтала проскакать под его бескрайней синевой, как вдруг между ее бедрами хлынули воды и она ощутила мощные мучительные схватки. Повитуха сказала, что для первых родов все прошло быстро. Меньше четырех часов от начала и до конца, и без осложнений. Махелт вознегодовала, когда повитуха похлопала ее по бедрам и назвала большой сильной девочкой, как будто кобылу или корову. А сегодня груди внезапно раздулись в огромное вымя, и Махелт признала, что эта женщина, вероятно, была права.

Поскольку ребенок должен был родиться не раньше чем через три недели, Ида уехала в Ипсуич по делам графа, и единственной товаркой Махелт была Эла Солсбери, которая явилась составить ей компанию во время ожидания родов.

Эла наблюдала за няней и малышом тоскливыми, тревожными глазами.

– Он просто прелесть! – сказала она.

– Особенно теперь, когда мне больше не приходится его носить! – засмеялась Махелт. – Кажется, у него нос Гуго, но глаза мои. Гуго скажет, что у него мой характер, но я считаю, это только к лучшему.

Эла прохладно улыбнулась и положила руку себе на живот. На ней было модное, туго зашнурованное платье, и фигура была плоской, как доска. Махелт быстро добавила:

– Все будет хорошо. Королева только что родила королю Иоанну сына, а они женаты семь лет.

Эла выглядела задумчивой.

– Я молюсь и делаю, что говорят повитухи, но Уильям постоянно в отъезде, и мы давно не делили постель. – Она опустила взгляд себе на руки. – Мой муж очень гордый человек.

Махелт поняла то, что осталось невысказанным. Рождение наследника Гуго уязвит Уильяма Длинный Меч, который всегда считал, что должен быть лучше из-за своей королевской крови.

– Так залучите его в свою постель, – сказала она. – Молитвы и повитухи бесполезны, если у вас нет самого главного. Что толку вспахивать грядку, если ее некому засеять?

Эла покраснела:

– Я знаю… – Она наблюдала, как няня обтирает ребенка, пеленает и укладывает в колыбель. – Но не хочу, чтобы муж посчитал меня навязчивой или нескромной.

– Уверена, вам не о чем волноваться. – Махелт подозревала, что рождение Роджера сделает Длинного Меча весьма внимательным в данном отношении и ищущим удобного случая, и вряд ли Эла могла показаться ему нескромной.

Ребенок уснул, и Махелт тоже решила вздремнуть, но успела заметить, как Эла на цыпочках вышла из комнаты и отправилась в соседнюю часовню, чтобы преклонить колени и помолиться.

На следующее утро Эла читала Махелт лэ[12] Марии Французской. Вдруг на лестнице раздалась легкая дробь шагов, дверь распахнулась, и в комнату влетела Ида, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, с грязным после дороги подолом платья.

– Где он?! – воскликнула она с сияющими глазами. – Где он?

Широко улыбаясь Махелт и Эле, графиня бросилась к колыбели и заглянула в нее. Няня отправилась за чистым свивальником, и ребенок лежал голенький на овечьей шкуре. Когда Ида склонилась над ним, его крошечные пальчики случайно схватили голубой камень, висевший у нее на шее, и сжались в кулак.

– О! – Ида была полностью очарована. – Смотрите, он уже хватает предметы, а ведь он только что родился! Он будет отважным воином, наш кроха!

С нежной заботой графиня подняла малыша и прижала к груди, осторожно отцепив его пальчики от цепочки на шее.

– Первенец моего сына и его жены и будущий граф! – Со слезами на глазах Ида поцеловала и покачала младенца на руках, а затем подошла к кровати Махелт. – Ты замечательно справилась!

Махелт улыбнулась.

– Не правда ли, он прелесть? – с капелькой самодовольства спросила она.

С огромной неохотой Ида отдала ребенка кормилице, чтобы та запеленала его, а сама села у кровати, не обращая внимания на забрызганный грязью подол платья.

– Было больно? Прости, что меня не оказалось рядом, но ты застала всех врасплох!

– Хуже, чем боль в животе, когда я в детстве наелась зеленых яблок, – поморщилась Махелт, – и нелегкий труд, но, по крайней мере, результат того стоил. – Она взглянула на няню, которая боролась с ярдами свивальника. – Эла составила мне приятную компанию.

Эла покраснела и улыбнулась, хотя изгиб ее губ был несколько напряженным.

– Хорошая девочка, – тепло похвалила Ида, прежде чем снова обратиться к Махелт. – Гонцы уже отправлены?

– Да. К Гуго, графу и к моим родителям в Ирландию.

Взгляд Иды заблестел.

– Их первый внук. Они будут так гордиться тобой, а Гуго, я знаю, чуть не лопнет от гордости. – Голос Иды был таким ласковым, что у Махелт перехватило горло. – Позволь причесать тебе волосы, – попросила Ида, – и спеть моему внуку.

Эла встала:

– Я прикажу принести еду и питье, мама, и приготовить вам воду, чтобы смыть пыль.

– Не стоит беспокоиться! – засмеялась Ида, но, посмотрев на себя, закусила губу. – Наверное, я выгляжу как старая ведьма!

– Вовсе нет! – хором запротестовали обе невестки.

– Вы милые девочки, – сказала Ида. – Вообще-то, еда и вино не помешают, как и чистое платье.

Эла покинула комнату, спеша исполнить поручение. Ида достала гребни и горшочек пудры с ароматом мускатного ореха и принялась расчесывать блестящие темные косы Махелт.

– В юности у меня были такие же волосы, – проговорила она. – Сейчас и не скажешь, но когда-то они были яркими и густыми, как роскошный дамаст. Теперь же их лучше прятать под вимплом из дамаста. – Тон графини был грустным.

Она смочила гребень в миске с розовой водой и провела им по волосам Махелт, оставив на них теплый летний аромат.

– Эла боится, что бесплодна, – сказала Махелт.

Улыбка Иды поблекла.

– Чему бывать, того не миновать, хотя я молю Господа благословить ее и моего сына в надлежащее время. Я надеюсь, он не накажет их за мои грехи.

– За ваши грехи? – Махелт с удивлением взглянула на свекровь.

– Я жила при дворе и вступила в преступную связь с королем Генрихом, когда была молоденькой девушкой, и мой сын – плод этой связи. С тех пор я замаливаю свой грех и стараюсь быть добродетельной женой и матерью, но не могу отделаться от мысли, что это моя вина.

– Ну разумеется нет! – Махелт была потрясена, поняв, что Ида до сих пор страдает из-за того, что случилось много лет назад. Свекровь порой была тихой и задумчивой, но Махелт никогда по-настоящему не интересовалась причиной либо винила графа. – Они просто редко бывают вместе. Король постоянно отсылает его из дома. Все будет хорошо, я уверена.

– Надеюсь. – Ида сняла голубой камень с шеи и привязала на верху колыбели, где он переливался и сверкал, когда она поставила ногу на качалку. – Я хочу, чтобы все мои дети нашли себя и были счастливы, и их дети тоже. Если бы мое желание могло исполниться, я пожелала бы только этого, но я знаю, что проще желать, чем достигнуть.

Гуго и его отец сидели в своем шатре в Норхеме недалеко от шотландской границы, пили вино, прокисшее за несколько недель, пока оно плескалось в бочонке на борту судна, а затем подскакивало на вьючном пони и телеге по дороге сюда. Шатры английской армии простирались, сколько хватало взгляда, словно ведьмины кольца осенних грибов. У противостоявшего им Вильгельма Льва Шотландского было меньше войск под началом и еще меньше припасов. У него не хватало рыцарей, и их снаряжение не шло ни в какое сравнение со снаряжением английских рыцарей. Говорили, что недостаток людей шотландцы возмещают свирепостью, но, с другой стороны, свирепость ослабляет дисциплину.

Иоанн и шотландский король весь день заседали и пришли к суровому соглашению, а именно: Иоанн не пошлет свои войска через границу, чтобы обглодать Шотландию до костей, при условии, что король Вильгельм распустит свою армию, выплатит пятнадцать тысяч марок и отдаст двух законных дочерей в заложницы с тем, чтобы в будущем Иоанн выдал их замуж за английских баронов по своему усмотрению. Условия изложили дипломатическим языком, но споры были жаркими.

Длинный Меч, направляясь в свой шатер, чтобы переодеть котту перед предстоящим пиром, заглянул в шатер Биго. Когда он отведал предложенного вина, под его глазом дернулся мускул.

– Напоминает старые времена при дворе, – уныло заметил Роджер. – Бочонки вашего отца славились своим уксусом.

– Я был слишком юн, чтобы судить, но слышал об этом. – Длинный Меч втянул щеки и покрутил содержимое кубка. – Вино редко переносит тяготы кампаний. – Он бросил взгляд на Роджера и Гуго. – Как вы относитесь к тому, что король лишил Роджера де Ласи должностей шерифа Ланкашира и Йоркшира?

– Иоанну нужна крепкая опора на севере, – пожал плечами Роджер. – По крайней мере, с этим договором шотландцы на время оставят нас в покое, и если на северной границе будут верные мужи, нам не придется постоянно опасаться за свою спину. Я не утверждаю, будто де Ласи вероломен… Он мне нравится… Но сын его ненадежен, и у них есть родственники за Ирландским морем, которым нельзя доверять.

– Как Иоанн намерен распорядиться пятнадцатью тысячами шотландских марок? – спросил Гуго, разглядывая единоутробного брата.

Выражение лица Уильяма немедленно стало замкнутым.

– У него есть несколько незаконченных дел.

– Как и всегда.

Гуго поднял взгляд – в шатер вошел гонец. Тот явно скакал во весь опор, запах лошади и пота был едким. Но когда гонец достал из мешка пачку запечатанных пергаментов и опустился на колени, на лице его играла широкая улыбка.

– Милорды, мне велено приветствовать вас и сообщить, что леди Махелт Биго четыре дня тому назад в канун Успения[13] разрешилась прекрасным здоровым сыном.

Прежде чем поднять гонца и обнять его, словно лучшего друга, Гуго схватил послание и, сломав печать, прочел содержимое. Потом велел болтавшемуся поблизости оруженосцу принести еще вина.

– Отыщи самое лучшее, какое у нас есть, или сходи и купи. Я хочу отметить это сладким вином. Сын! Первый ребенок и сразу сын! – Отпустив гонца, Гуго обнял Длинного Меча и смачно поцеловал в щеку.

Длинный Меч не поддался столь вульгарному натиску.

– Прекрасная новость, – не слишком искренне улыбнулся он, когда Гуго облобызал довольно улыбающегося отца.

Гуго снова повернулся к гонцу:

– Так вы говорите, с моей женой все в порядке?

– Да, милорд, и она посылает вам наилучшие пожелания. Ребенка окрестили Роджером, как вы и хотели.

Оруженосец вернулся с бочонком вина, который ему удалось выманить у стюарда графа Оксфорда. Оксфорд был кровным родственником ребенка, за которого собирались пить. Бочонок немедленно вскрыли и роздали кубки собравшимся.

– За моего сына и моего внука, будущих графов Норфолков! – объявил Роджер, подняв кубок над головой. Все выпили, и вино на этот раз действительно оказалось неплохим.

– За мою жену! – откликнулся Гуго. – И за моего отца, правящего графа, да будут его дни долгими!

Мужчины выпили, и кубки снова были наполнены.

Уильям Длинный Меч поддержал первые два тоста, но от третьего кубка отказался и с презрением отметил, что гонцу и другим слугам позволили остаться и пить. Все это было неподобающим, но типичным для Биго. Грудь Длинного Меча налилась свинцовой тяжестью зависти. Невыносимо то, что Гуго обзавелся сыном раньше его. Уильяма тошнило при виде Гуго, надувшегося от гордости, и старого графа, похожего на лягушку-быка. Извинившись, он учтиво откланялся, но, выйдя из палатки, стиснул кулаки и зашагал в свой шатер в весьма дурном настроении.

– Идите и переночуйте с моими людьми. – Гуго вложил в руку гонца несколько монет. – Я напишу миледи, но передайте ей, что я вернусь домой, как только смогу. Через две недели, не позже.

– Милорд… – Слуга дернул себя за вихор в знак почтения и вышел из палатки.

– Помню, когда ты родился, – мечтательно произнес отец, – я казался себе повелителем мира. Увидев тебя в колыбели, я понял, что это самый счастливый момент в моей жизни… А теперь у моего сына есть сын.

Они снова обнялись, и глаза Гуго защипало от нахлынувших слез. Граф прокашлялся, сухо и деловито.

– Твоя жена… Возможно, я казался суровым… но ей следовало уяснить пределы допустимого. Я весьма доволен тем, что она успокоилась и исполнила свой долг.

Гуго ощутил приступ раздражения при этом замечании, но понимал, почему отец так сказал, ведь для него все в мире шло хорошо, если каждый находился на своем месте.

– Пойду сообщу ее братьям, что у них родился племянник.

Отец кивнул, но предупреждающе поднял палец:

– Не оставайся там надолго и попридержи язык, потому что за ними наверняка наблюдают.

– Знаю. – Гуго сумел скрыть нетерпение. Назидания отца были утомительны, хотя и порождены заботой.

Уилла и Ричарда он нашел в компании двух Джонов – Фицроберта и де Ласи. Хотя того следовало ожидать, у Гуго похолодело внутри, поскольку подобное общество было небезопасным. Ричард весело улыбнулся Гуго и подвинулся, чтобы освободить ему место за грудой упряжи, которую они якобы чистили.

– Не желаете помочь? – осведомился он. – Вот замечательная уздечка, которая нуждается в полировке. Богатая отделка, придется повозиться.

Уилл положил ноги на низкий походный столик и откинулся на спинку стула.

– Не глупи, Ричард, – с хитрецой произнес он. – Наш добрый зять не останется надолго. Папочка не позволяет.

Гуго покоробили столь развязные манеры девятнадцатилетнего юнца, но он сдержался, поскольку сейчас следовало радоваться, а не злиться.

– Я пришел сообщить, что у меня родился сын, а у вас – племянник. Махелт благополучно разрешилась мальчиком.

Ричард громко ухнул, вскочил и хлопнул Гуго по плечу:

– Чудесная новость!

Лицо Уилла медленно расплылось в улыбке и перестало быть настороженным и воинственным, явив непосредственного темноглазого юнца вместо сурового, уставшего от жизни мужчины. Он снял ноги со стола и подошел обнять Гуго.

– Я так рад за вас с Махелт! Передайте, что я люблю ее и желаю ребенку всех благ! – засмеялся он. – Малышка сделала меня дядей. Я вдруг почувствовал себя таким старым и опытным.

– Что-то не заметно! – съязвил де Ласи, на что Уилл ответил неприличным жестом.

Гуго решил принять предложение Ричарда и немного посидеть с ними, поскольку, несмотря на опасность, в их обществе он чувствовал себя намного бодрее. Он выпил кружку местного эля, который оказался намного лучше, чем проделавшее дальний путь вино, и даже взял уздечку, на которую указал Ричард, и начал протирать ее тряпочкой с пчелиным воском.

Через некоторое время Уилл произнес:

– Полагаю, вы слышали, что король собирается лишить отца Джона должностей шерифа? – Он указал на де Ласи.

– Да, Длинный Меч сообщил мне. – Гуго поднял взгляд от кожаной уздечки. – Я также слышал, что милорд де Ласи будет трудиться на благо короны на другой ниве. На него просто возложат новые обязанности… Король вправе это делать.

– Похоже, он вправе делать что угодно. – Де Ласи бросил на Гуго презрительный взгляд. – Причин разжаловать моего отца не было.