Отвергнуть короля Чедвик Элизабет
– Особенно если он является во главе армии.
– Особенно.
Длинный Меч направился к графу Омалю, а Гуго задумчиво продолжил следить за разгрузкой кораблей. Длинный Меч – родственник Уильяма Маршала со стороны жены, и всегда как будто восхищался последним, но он также брат короля. Кто знает, кому симпатизирует Длинный Меч сейчас? Возможно, он и сам не знает.
Отдыхая на мягкой скамье, Гуго чувствовал, как его веки наливаются тяжестью. После целого дня командования, проведенного в седле, так приятно было сидеть в уютных личных покоях графини Изабеллы в Килкенни, попивая превосходный золотистый ирландский мед. Под боком, словно котенок, свернулась Ева, одна из младших сестер Махелт. Шестилетняя девочка с косой волнистых светлых волос и веселыми карими глазами. В колыбели спала совсем крошка, младше его собственного сына. Маршалу было далеко за шестьдесят, но его жена еще не вышла из детородного возраста, и их супружеская кровать продолжала приносить свои плоды. Прочие отпрыски Маршалов то и дело мелькали у него перед глазами во время игры. Ансель оказался весьма бойким карапузом. Еще были три маленькие девочки, включая Еву, и два веселых мальчугана, один уже перешагнул порог юности, другой еще только готовился. Гуго показалось, что Изабелла выглядит усталой, но за последнее время ей пришлось пережить почти полное крушение семьи и расставание с двумя старшими сыновьями, взятыми в заложники. Пока ее опальный муж пытался выстоять при дворе, Изабелла была вынуждена управлять поместьями, разбираться с вассалами, вести домашнее хозяйство и носить дитя. Гуго не мог представить, чтобы его хрупкая мать совершила подобный подвиг, но подозревал, что Махелт вполне на это способна.
Изабелла, держа в руках кубок меда, подсела к нему на скамью. Несмотря на усталые складки на лице, ее глаза оставались ясными, в них светился ум.
– Расскажите мне о внуке, – попросила она, и по улыбке женщины он понял, что ей нужно отвлечься.
Гуго откинулся назад, стараясь не потревожить спящее дитя.
– Он прелестный малютка. Сильный, крепкий и очень любопытный. Ему до всего есть дело, пока он не спит… то есть почти постоянно. Весь в мать.
– Похоже, забот у вас хватает, милорд! – засмеялась Изабелла.
Гуго кивнул и рассказал ей о нескольких проделках малыша, сообщил, сколько у него зубов, и подарил перевязанную обрывком синей шелковой нити прядь волос маленького Роджера, темных, как у матери.
– У моей дочери все хорошо? – Изабелла погладила мягкую прядку.
– Да, конечно, мадам. – Гуго задумался. А известно ли ей о том, как Махелт сбежала, чтобы встретиться с братом? Такие вещи не обсуждают. Безопаснее всего притвориться, будто ничего не было. – Времена сейчас неспокойные. Махелт тревожится о своей семье и скучает по вас.
– А мы скучаем по ней. Прошу, скажите ей, что нам не причинили вреда и у нас все в порядке.
– Обязательно, – заверил Гуго, хотя сомневался, что Махелт поверит.
– У меня есть подарки. Вы согласны взять их с собой?
– С удовольствием! – кивнул он.
Изабелла задумчиво посмотрела на него, и Гуго показалось, что она ждет его слов… Но что еще он мог сказать?
– Порой с моей дочерью нелегко справиться, – вздохнула Изабелла. – Она унаследовала всю отцовскую силу и живость… но не такт. С юных лет она пыталась угнаться за старшими братьями… во всем.
– Я заметил, – хихикнул Гуго. – Махелт терпеть не может шить и вообще сидеть на месте, но я люблю ее за это. Она напоминает мне небо.
– Чем же?
Он снова засмеялся и ощутил, что краснеет.
– Тем, что она день ото дня такая разная. Никогда не знаешь, ждать туч или солнца. То греешься в солнечных лучах, то ищешь укрытия в грозу… Но никогда не скучаешь, и порой чувства льются через край, оттого что в мире существует подобная красота.
Изабелла ласково взглянула на зятя, похлопав его по колену:
– Я часто задавалась вопросом, правильно ли мы поступили, поженив вас… как ради ее блага, так и ради вашего… но теперь вижу, мы не ошиблись.
Гуго прокашлялся.
– Я обожаю Махелт, – сказал он. – Я всегда буду любить и защищать ее.
– Знаю, что будете. Вы хороший человек. – Изабелла улыбнулась Гуго, когда он встал, чтобы откланяться. Потревоженная Ева проснулась и, зевнув, словно котенок, потерла глаза.
– Не уверен, – грубовато сказал Гуго. – Простите, что явился к вам подобным образом. Я предпочел бы, чтобы это произошло при более благоприятных обстоятельствах.
– Я тоже, – произнес из дверей Уильям Маршал.
Гуго начал кланяться, но Маршал жестом остановил его и шагнул вперед, чтобы хлопнуть Гуго по плечу.
– Как Махелт стала в браке дочерью вашего отца, так и вы стали моим сыном.
– Смотрите, – произнесла Изабелла, – волосы нашего внука. – Она протянула вперед ладонь с прядью. – Гуго говорит, он похож на Матти.
Морщины в уголках глаз Уильяма стали глубже, когда он улыбнулся, но во взгляде мелькнула печаль.
– Надеюсь, мы скоро его увидим. – Он взглянул на Гуго. – Вы собирались уходить?
– Мне нужно проведать людей и лошадей, сир.
– В отсутствие отца у вас много обязанностей, – кивнул Уильям. – Надеюсь, ему не слишком нездоровится? – Тон Маршала был безучастно-вежливым.
– Отца беспокоят колени, сир. Тело чувствует тяжесть лет, но ум по-прежнему остёр.
– Зная вашего отца, я в этом не сомневаюсь, – сухо произнес Уильям. – Как и в том, что вы оправдаете его ожидания.
– Надеюсь, сир. Но я сожалею, что явился сюда.
– Вы боретесь за выживание, – ответил Уильям, – как и все мы, насколько позволяет честь и верность.
Гуго откланялся. Изабелла проводила его до двери, обещая прислать слугу с упомянутыми подарками, прежде чем армия покинет Килкенни. Когда она поцеловала его в щеку, Гуго вдохнул теплый пряный запах, напомнивший Махелт и заполонивший душу тоской. В этой уютной комнате в Килкенни Гуго чувствовал себя как дома. Выходя, он обернулся и увидел отца Махелт сидящим на скамье, которую Гуго только что освободил. Уильям Маршал потирал лицо жестом человека, обремененного несметным количеством забот.
Гуго прошелся между палатками своих людей и, убедившись, что все в порядке, и разобравшись со всеми проблемами и вопросами, отправился проведать лошадей, поскольку их общество всегда его успокаивало. Звезды начали проглядывать сквозь бирюзово-лиловое небо долгих летних сумерек, воздух казался неподвижным. Запах лошадей был приятным и резким. Они размахивали хвостами, шумно дышали, переступая копытами, и эти звуки, знакомые Гуго с рождения, умиротворяли.
Подойдя к своим лошадям, он увидел в последних лучах света направляющуюся к нему фигуру и с замиранием сердца узнал Длинного Меча. На плече у того висела фляга, и он напевал себе под нос. Гуго собрался с силами и учтиво поприветствовал брата.
Уильям Длинный Меч улыбнулся в ответ и подошел к Брюнету, чтобы еще раз им полюбоваться. Жеребец встряхнулся, и по его глянцевой шкуре пробежала рябь.
– Он не продается! – рявкнул Гуго, поскольку единоутробный брат напомнил ему конского барышника, прохаживающегося по скотному рынку Смитфилд.
– Полагаю, сыграть на него в кости вы тоже откажетесь, – сверкнув зубами, улыбнулся Длинный Меч.
– Даже учитывая ваше везение в азартных играх.
Улыбка поблекла, но Длинный Меч отмахнулся от слов Гуго и указал на флягу:
– Не желаете выпить со мной? Это приличное вино.
– Напоить и уговорить меня расстаться с ним у вас тоже не получится, – шутя заметил Гуго, но согласился сесть у походного костра с Длинным Мечом.
Пламя тихо потрескивало и время от времени плевалось, когда сок от поджаривающихся уток капал мимо емкости, подставленной под вертел. Гуго принес два рога из своего шатра, и братья выпили за здоровье друг друга. Гуго нехотя признал, что Длинный Меч не солгал: вино было мягким и ароматным, больше похожим на виноград, чем на уксус.
Второй и третий кубок последовали за первым. Мужчины съели одну из уток, собирая жир и сок хлебом и облизывая пальцы. Атмосфера стала более теплой. Испытывая приятную сытость, Длинный Меч лег на траву, направив сапоги к костру. Закинув руки за голову, он смотрел на небо, ставшее темным, словно шкура черного кота.
– Вы думаете о своей жене во время кампании? – спросил он через некоторое время.
Гуго как раз глотнул в этот момент вина и ответил утвердительным хмыканьем.
– Я всегда думаю, что делает моя Эла в это время, – задумчиво произнес Длинный Меч. – Представляю, как она снимает украшения и расчесывает волосы… густые и блестящие, словно золотая вода. Потом снимает платье и надевает ночную сорочку и рубашку в придачу. – Он неловко хохотнул. – Я говорю ей, что она надевает слишком много, но моя девочка скромница… Она даже лодыжки старается мне не показывать. Но потом она приходит и садится со мной у огня, мы обсуждаем события дня, и я понимаю, что действительно дома.
Горло Гуго внезапно сжалось. Он представил, как пропускает сквозь пальцы прохладные темные волосы Махелт в комнате, полной света. Какая встреча ждет его по возвращении домой?
– Я знаю, о чем вы.
– Нам с вами очень повезло, не правда ли?
– Несомненно, – чопорно ответил Гуго.
Длинный Меч устроился поудобнее:
– Перед отъездом Эла сообщила мне, что понесла.
«А! – подумал Гуго. – Так вот с чего его потянуло брататься».
– Поздравляю! – Он с искренней теплотой выпил за Длинного Меча. – Так приятно видеть своего наследника в колыбели!
– Я так давно ждал этой новости. – Улыбка Длинного Меча была гордой и чуточку тревожной.
Мысли Гуго затуманились вином, но он прекрасно сознавал, что в трезвом виде Длинный Меч ни за что бы так не открылся.
– Теперь вас ничто не остановит.
– Не считая войн, дипломатических визитов и службы при дворе.
– Возможно, но это даст вашей жене время восстановиться… а ваше отсутствие сделает чувства еще более нежными. – Гуго и сам почувствовал пустоту и неуверенность своих слов.
Последовало долгое молчание, а затем неровный храп, поскольку Длинный Меч уснул. И Гуго вдруг испытал неожиданный прилив нежности к единоутробному брату. Наконец Гуго встал со складного табурета, чтобы сходить по нужде. На обратном пути он снова заглянул к лошадям. Гладя Брюнета по морде в освещенной звездами темноте, он думал о Махелт… и гадал, ощущает ли она такую же пустоту, как он.
Следующим вечером в своей комнате в Килкенни Иоанн наблюдал, как его священники собирают письменные принадлежности. Через открытые ставни в комнату проникал ароматный ночной воздух, летели мотыльки и насекомые с кружевными крыльями, привлеченные мерцанием свечей. Ирландский музыкант наигрывал на арфе, а Иоанн сидел, перебирая на игральной доске маленькие фишки из гагата, хотя игра уже завершилась. Горка серебряных монет у локтя свидетельствовала о его успехе. Длинный Меч сидел напротив, рукава его нижней котты были закатаны, обнажая темные волоски на предплечьях.
– Итак, – расчетливо взглянул на брата Иоанн, – мы несем порядок этим отсталым землям. Мы прижимаем к ногтю вассалов, которые стали слишком могущественны и ставят свои интересы превыше моих, и заручаемся для этого помощью местных лордов. Мы также примерно наказываем де Браоза. – Глаза его сверкнули. – Мы показываем нашим баронам, почему они должны хранить верность и повиноваться своему королю.
Длинный Меч нахмурился при виде темного пятна на закатанном рукаве – возможно, от вчерашней утки. Голова его гудела от усталости и чрезмерного количества вина. Он всегда беспокоился, когда Иоанн начинал говорить подобным образом.
– Кстати, об ирландских лордах, сир, вы велели мне высматривать боевых коней, которые годятся в дар для тех, кого вы убедите поклясться вам в верности.
– Стало быть, вы нашли такого? – поднял брови Иоанн.
– Мой брат Гуго Биго привез с собой коня, который вполне подойдет. Гнедой ломбардинец, каких разводит его отец. Давно я не видел подобного красавца.
– Неужели?
– Биго не захочет с ним расстаться, но это лучший конь во всех лагерях.
Иоанн коварно улыбнулся.
– Уверен, его можно убедить, – мягко произнес он. – В конце концов, он скоро раздобудет другого. Биго не испытывают недостатка в лошадях.
– Да, сир, – произнес Длинный Меч. Во рту у него стоял гадкий привкус – он и радовался триумфу, и изнемогал от стыда за свой низкий поступок.
– Хорошо. Я поговорю с ним. У вас верный глаз на лошадей, так что я поверю вашему слову.
Длинный Меч вышел из комнаты и, слегка покачиваясь, отправился на поиски кровати. Его верность в первую очередь принадлежит Иоанну, который не только его брат, но и его король. Иоанн прав: Гуго легко найдет другую лошадь. У его отца лучший конный завод во всей Англии. Местные лорды высоко ценят своих лошадей, и завоевать их преданность роскошными дарами важнее, чем сохранить дружбу Гуго… которая и так весьма непрочна.
На рассвете палатки Биго посетил Иоанн, когда Гуго, одетый в рубашку и чулки, с растрепанными после сна волосами, еще только завтракал. Король же был одет, опрятен и готов действовать. Гуго поспешно проглотил недожеванный хлеб и, смахивая крошки с рубахи, опустился на колени, его люди у огня последовали примеру своего господина.
Иоанн жестом велел всем встать и продолжить завтракать, после чего повернулся к Гуго:
– Биго, говорят, у вас с собой хороший боевой конь. Я хочу на него посмотреть.
– Сир? – Гуго снова сглотнул, хотя во рту у него ничего не было.
– Смотрю, вы еще не проснулись, – произнес Иоанн с добродушной насмешкой.
Король направился к лошадям и зашагал вдоль ряда привязанных животных с мешками корма и ведрами. Наконец он остановился перед Брюнетом.
– Я могу увидеть свое отражение в его шкуре, – восхитился он. – Длинный Меч прав. Прекрасное животное!
Протянув руку, Иоанн потрепал жеребца по меловой отметине и отступил, чтобы оценить его сложение.
Гуго с тревогой задумался, что еще наговорил Длинный Меч. Сегодня утром его не было видно среди прихлебателей короля.
– О да, сир.
Иоанн потер подбородок:
– Мне нужен подходящий дар, чтобы умаслить короля Коннахта. Этот конь – именно то, что мне нужно.
Гуго пришел в ужас. Он не мог отказать Иоанну, но конь стоил целое состояние, и не только в денежном выражении, но и из-за времени, затраченного на его обучение, не говоря уже о его качествах как производителя. Гуго облизал губы.
– Сир, это мой основной боевой конь.
– Прекрасно, – кивнул Иоанн. – Король достоин самого лучшего. И не кривитесь у меня за спиной, Биго. Вы легко раздобудете себе другого коня. А пока воспользуйтесь запасным. У нас непременно появятся трофейные лошади. – Он взмахнул рукой. – Упряжь оставьте себе, у меня найдется получше. Вы получите компенсацию, когда мы окажемся в Дублине.
Поджав губы, Гуго отвязал Брюнета и передал ухмыляющемуся конюху Иоанна. Гуго хотелось ударом кулака стереть улыбку с его лица, но он сдержался, хотя самого трясло от ярости. Когда король ушел, Гуго отправился на поиски Длинного Меча и нашел того в шатре, где он надевал под кольчугу котту. Гуго оттолкнул оруженосца, который ему помогал. Ральф, разбиравший снаряжение в глубине шатра, удивленно взглянул на него.
– Это вы рассказали Иоанну о моем коне, вы! – прорычал Гуго, отшвырнув в сторону табуретку. – Не смогли удержаться! Все эти задушевные разговоры о женах и доме у походного костра – они ничего для вас не значили, верно? Мы делили еду и вино как соратники. Но это был всего лишь предлог! – Гуго настолько задыхался от ярости, чувствуя себя преданным, что всхлипнул на последних словах.
Длинный Меч покраснел.
– Королю нужно умаслить ирландских королей и подчинить их посредством дипломатии… Сами знаете. – Он окинул Гуго взглядом, но в глаза посмотреть не посмел. – Вы предпочли бы сражаться не только с нашими мятежными лордами, но и с ними? Лошадь – невысокая цена за их преданность.
– Особенно когда она чужая! А высока ли ваша цена за родную кровь?
Длинный Меч выпрямился.
– Я сын короля, а не Биго, – ледяным тоном произнес он. – Вы получите достаточную компенсацию, я позабочусь об этом. – На его лице мелькнуло раздражение. – Послушайте, приятель, это всего лишь лошадь!
– Да, я помню. Вы это уже говорили мне. – Гуго развернулся и вышел из шатра, чтобы не дать волю кулакам. Он знал, что если не сдержится, то уже не остановится, пока не разобьет лицо братца в кровь. Ему чертовски хотелось забрать боевого коня Длинного Меча, но тот был не лучше запасного Гуго, и он совсем не знал его нрава.
Ральф, задыхаясь, бросился за ним.
– Гуго, постой! Он был вынужден так поступить! – крикнул он.
Гуго остановился и развернулся.
– Нет! – рявкнул он. – Он решил так поступить, а это совсем другое.
– Король зависит от него и доверяет ему. Он чувствует себя обязанным.
– У монеты две стороны! – выплюнул Гуго. – Положение и власть Длинного Меча зависят от короля. Он без ума оттого, что в его жилах течет королевскя кровь, но его бесит, что в ней есть примесь некоролевской.
– Он добр ко мне, – вскинул голову Ральф.
– Потому что ты его слуга, глупец! Ты смиренный Биго, который знает свое место в мире. Прекрати ему подчиняться и увидишь, что будет.
– Это не так.
– Нет! – отрезал Гуго. – И это всего лишь лошадь.
Через час Катал, король Коннахта, прибыл со своим военным отрядом в английский лагерь. Все ирландские лорды могли похвастать великолепными густыми бородами, достаточно длинными, чтобы заткнуть их за пояс. Обуви они не носили, а их одежда была сплетена из нитей приглушенных оттенков ржавчины, зелени и ежевики, которые сливались с пейзажем. Кое-где вспыхивал ярко-желтый шафрановый цвет, отмечая особенно важных сановников, которые могли себе позволить носить одежду, окрашенную растением дороже золота.
У короля Катала был широкий рот, короткий курносый нос и быстрые яркие глаза с морщинками в уголках, как будто он часто смеялся или пристально изучал окружающих. На поясе у него висел длинный нож, в руках он держал роскошный меч и украшенный круглый щит. Иоанн любезно поприветствовал короля Катала и обошелся с ним как с дорогим гостем. Гуго слышал байки о том, как юношей Иоанн посетил Ирландию и испортил отношения с местными лордами, напившись и дергая их за бороды, чтобы проверить, настоящие ли они. Иоанн, похоже, извлек урок из этой ошибки, поскольку был само очарование с королем Каталом. С другой стороны, он нуждался в союзе с ирландскими лордами, чтобы они уравновесили и нейтрализовали силы его собственных вассалов.
Иоанн подарил ирландскому королю Брюнета, щеголявшего в сбруе с россыпью серебряных звезд на шлейке. На луках высокого военного седла мерцали драгоценные камни. Гуго заскрежетал зубами, когда низенький ирландец положил руку на щечную лямку Брюнета и ласково заговорил с жеребцом на своем языке. Он погладил мощную выгнутую шею и круп и почесал Брюнета под подбородком как раз в том месте, которое конь сам любил чесать о ворота конюшни. Затем, ко всеобщему изумлению, он расстегнул уздечку, снял седло и велел одному из своих слуг принести недоуздок.
К Гуго присоединился один из ирландских родственников Махелт, крепкий темноволосый юноша по имени Домналл.
– Сейчас вы увидите настоящее искусство верховой езды моих соотечественников, – с гордостью произнес он. – Вы, рыцари, прекрасно смотритесь в своей броне и во время битвы похожи на молоты, перед которыми ничто не устоит… Но можете ли вы поймать ветер?
Гуго наблюдал, как Катал хватает Брюнета за гриву, чтобы опереться, и ловко взлетает на спину жеребца, не покрытую ничем, кроме чепрака.
– Он похож на ребенка, который учится ездить на пони, – фыркнул Гуго.
– Нет, милорд, – покачал головой Домналл, – он скачет как ирландец. В отличие от вас, норманнов, нам не нужен жесткий контроль, чтобы подчинить лошадь. Мы сражаемся легковооруженными. Мы призраки, а не великаны. К чему нам подобное убранство?
– Но вам, похоже, нравятся наши лошади, – проворчал Гуго.
– Хорошая лошадь – это хорошая лошадь, – улыбнулся уголком рта Домналл. – Но ваш король хитер. Он знает, что подобный дар требует ответного жеста. Он принимает всех в свои ряды, а кто не вступит, будет приравнен к волкам.
– Можно подумать, в его рядах одни овцы, – хмыкнул Гуго.
– Разумеется, нет, – хихикнул Домналл, – но они знают, кто кормит и ведет стадо.
Армия вышла из Килкенни на север, преследуя де Ласи и де Браоза. Король Катал ехал с Иоанном и управлял Брюнетом лишь при помощи бедер и недоуздка. Несмотря на злость и раздражение, Гуго был вынужден признать, что немногие нормандские лорды смогли бы управлять лошадью подобным образом. Это неплохой способ, чтобы спуститься к ручью или вернуться в конюшни с поля, но в более долгом путешествии или военной кампании ни одному норманну это и в голову бы не пришло. Гуго мысленно сделал заметку рассказать об этом отцу и попробовать самому, а также научить своего сына, когда тот достаточно подрастет, чтобы сесть на лошадь. Его лицо окаменело при мысли, что он также научит мальчика чести и верности. Но кому они будут принадлежать?
Глава 23
Фрамлингем, сентябрь 1210 года
Сидя на скамье у камина, Махелт вытянула босые ноги к огню и расслабилась. Время было позднее. Она отпустила служанок и села, чтобы выпить последний кубок вина перед сном. Трайпс свернулся клубочком в углу рядом с камином, положив нос на лапы. Время от времени пес повизгивал, гоняясь за воображаемыми крысами и мышами в стране своих снов.
День выдался хлопотливым. Махелт следила за приготовлениями к празднику урожая и чествованию добрых работников. Хотя у нее были слуги на посылках, ей пришлось много ходить туда и сюда, и она чувствовала приятную усталость. В последнюю неделю Махелт также взяла на себя некоторые повседневные обязанности владелицы поместья, поскольку Ида простудилась и сидела у камина с шитьем, предоставив невестке распоряжаться, чему та была весьма рада.
Вестей из Ирландии не было, но Махелт их и не ожидала, поскольку знала, что войска в походе. Она скучала по Гуго – комнаты казались пустыми без него, а мир словно сжался и потемнел. И пространство вокруг заполнил леденящий холод. Махелт жалела, что расстались они не слишком хорошо. Она боялась за мужа и опасалась, что все исправить, может быть, уже не удастся. За отца она тоже боялась… всем сердцем. Гуго сказал, что Уильям Маршал достаточно умен и сумеет преодолеть подводные течения, но у него есть враги, которые готовы на все, чтобы его сокрушить.
Внезапно Трайпс поднял голову и заворчал, а затем застучал хвостом по полу. Дверь тихо отворилась, и в комнату на цыпочках вошел Гуго. Махелт в изумлении уставилась на мужа, считая его порождением своего воспаленного мозга. Однако Гуго казался вполне материальным, и когда он улыбнулся ей, Махелт окончательно в том уверилась. Радостно вскрикнув, она вскочила и бросилась мужу в объятия.
Он схватил жену и притянул к себе, уткнувшись лицом в шею и повторяя ее имя.
– Гуго, Господи помилуй, Гуго! – Наконец Махелт отстранилась и, вытирая глаза рукавом, оглядела мужа сверху донизу.
Кожа у Гуго была ореховой, и когда Махелт сдернула шляпу с его головы, то увидела, что солнце выбелило темно-золотистые волосы до льняного цвета. На руке у Гуго висела овечья шкура, и Махелт предположила, что он накрывал ею седло.
– Вам следовало послать весточку вперед, и я бы приготовила достойный прием! Вы наверняка умираете от голода и жажды. – Она поспешила налить мужу вина из графина и наблюдала, как его кадык ходит ходуном, пока он пьет. Радость Махелт при виде Гуго была настолько велика, что почти причиняла боль.
– Я поел хлеба и сыра в седле, – отмахнулся он. – Хотел поскорее добраться до Фрамлингема. Чтобы быть с вами сегодня ночью… быть дома.
Почувствовав тоску в словах мужа, Махелт снова обняла его. От Гуго пахло потом и разгоряченной лошадью, дымом и грязью, военным лагерем. Когда он снял плащ, котту и рубаху, запах усилился, но она не обращала внимания.
– Как вы раздались в плечах! – Махелт жадно коснулась его бицепса.
– Нам надо было ставить и снимать шатры, ухаживать за лошадьми, носить доспехи. – Гуго скривился, но при этом самодовольно поиграл накачанными мышцами. – Такое ощущение, что я несколько недель без перерыва носил тяжести.
Приблизившись, Махелт заметила в складках его кожи въевшуюся грязь. Гуго был чумазее крестьянского ребенка и весь покрыт маленькими красными отметинами – укусами блох и паразитов. Махелт смутно припомнила, что ее отец порой возвращался домой в подобном виде, но так далеко дело никогда не заходило.
– Вам нужна ванна.
– Да, – без энтузиазма согласился он, плюхнулся на скамью и зевнул, едва не вывихнув челюсть.
Глядя на мужа, Махелт осознала, как он устал, он действительно «хотел поскорее добраться». Поэтому не делал остановок, даже чтобы помыться. Она немного помедлила, беспокоясь о своей одежде, но решила, что уже слишком поздно.
– Можно утром. – Махелт села рядом с ним и, когда Гуго обвил ее рукой, наконец избавилась от леденящего душу холода.
– Я видел нашего сына, когда вошел в переднюю, – сказал Гуго с явным облегчением, что морока мытья отложена на потом. – Роджер крепко спал с пальцем во рту. Он подрос.
– Он научился говорить «лошадка» и «мама».
– Интересно, как он назовет меня. – Голос Гуго был одновременно полон гордости и тоски.
– Завтра узнаете сами. – Махелт погладила мужа по волосам.
Ее лоно налилось тяжестью от предвкушения, но она могла подождать. Глаза Гуго уже закрывались, как будто ему положили гирьки на веки. У Махелт на языке вертелось множество вопросов, но она понимала, что должных ответов не получит. Надо же, Гуго так выбивался из сил, чтобы добраться до нее сегодня ночью, когда мог подождать и прибыть утром.
– С моим отцом все в порядке? – спросила Махелт, поскольку это было единственным, что она хотела знать.
Гуго заворчал и усилием воли приподнял веки:
– Здоров как бык и неплохо справляется с невзгодами. Ваша матушка, братья и сестры также не унывают, а малыши поистине прелестны… Но не так прелестны, как наш сын.
В голосе мужа было что-то, отчего Махелт насторожилась, словно пес, заслышавший незнакомый звук во дворе. Гуго о чем-то умолчал или опустил какие-то подробности. Однако расспрашивать его сейчас было бесполезно.
– Идем, – сказала Махелт. – Утром вы не сможете пошевелить шеей, если уснете на скамье.
Взяв мужа за руку, она заставила его встать и подвела к кровати. Простыни завтра придется сменить, но это все равно следовало сделать. Махелт помогла Гуго снять сапоги и запихнула его в постель. Он схватил ее за руку и уложил рядом.
– Я слишком устал, чтобы от меня был прок, но все равно хочу, чтобы вы были со мной, – сказал он. – Хочу знать, что вы не сон.
Эти слова заставили Махелт растаять; сбросив туфли, она легла рядом и кисло подумала, что одежда послужит хоть какой-то защитой. Сколько ночей напролет лежала она без сна, мечтая, чтобы Гуго согрел холодную сторону кровати! Обо всем остальном она позаботится завтра.
Утром, пока Гуго еще спал, Махелт велела прислуге приготовить ванну. Она достала частый гребень из своего сундука и приказала одной из служанок принести брусок мыла, ароматизированного розовым маслом. А также блошницу[14], масло и золу, чтобы вывести вшей. Махелт также велела принести в комнату еду и питье, поскольку знала, что граф захочет переговорить с Гуго, несмотря на раннее время, но сначала муж был нужен ей самой. Когда ждать дольше было нельзя, она подошла к кровати, раздернула полог и осторожно потрясла мужа, чтобы разбудить.
Гуго удивленно посмотрел на нее затуманенным взором. На простынях подпрыгивали маленькие темные точки, и Махелт отвела глаза.
– Утро, – сказала она. – Вас ждет ванна, и служанкам нужно отнести эти простыни в прачечную.
– Ванна? – Его взгляд постепенно прояснился.
– Я легла рядом прошлой ночью из любви к вам, но вряд ли кто-то еще захочет к вам приблизиться, – резко сказала Махелт. – Вы только посмотрите на себя! На вас больше блох, чем на подзаборном борове, и пахнет от вас, как от золотаря!
Гуго сел, протирая слипшиеся после сна глаза.
– Я всего лишь хотел вернуться домой, – произнес он голосом, который заставил Махелт содрогнуться, поскольку его чувства были намного глубже, чем просто радость от встречи с ней и возвращения во Фрамлингем после долгих недель отсутствия. В голосе мужа звучала неподдельная тоска, а так как Махелт еще не знала причины, ее тревога лишь возросла.
– Что ж, вы дома, – весело сказала она, – и жена бранит вас, поскольку вы больше не в военном лагере и не в пути, и вас необходимо привести в подобающий вид. Будь вы Трайпсом, я заперла бы вас в конюшнях. Идем.
Потянув мужа с кровати, Махелт велела служанкам собрать простыни, развесить покрывала на воздухе и хорошенько выбить. Рубаху и брэ Гуго она приказала прокипятить и разрезать на тряпки для уборной.
– Они не настолько плохи! – запротестовал Гуго, когда Махелт подцепила их пальцами, чтобы бросить в кучу для стирки.
– Тут больше дыр, чем на листьях щавеля после нашествия жуков, – возразила она. – И достаточно грязи, чтобы вырастить лук-порей! Даже нищий бродяга побрезговал бы ими.
В уголках глаз Гуго пролегли веселые морщинки.
– Я ужасно скучал по вашей брани, – признался он.
Махелт прищелкнула языком, указав ему на ванну. Она заметила, что кожа Гуго покрылась мурашками, и велела служанке влить еще ведро горячей воды. Потом взялась за титанический труд, чтобы вернуть мужу его прежний вид. Она намазала его тело смесью жира и розового масла и затем соскребла ее вместе с грязью и паразитами. Вода постепенно приобрела цвет реки во время паводка. Махелт приказала наполнить чистой водой вторую ванну и отправила служанку за ножницами.
– Ради всего святого, как вы довели себя до такого состояния? – сердито спросила она.
Гуго поежился, поскольку его торс находился над поверхностью воды, а из открытых ставней проникал холодный воздух.
– Мы постоянно находились в поле и времени не хватало. Едва я падал на соломенный тюфяк, как пора было вставать. Проще было не раздеваться вовсе. Все поступали так же. – Гуго погрустнел. – По правде говоря, это казалось не важным.
Махелт взяла у служанки ножницы и начала подстригать волосы мужа. Выбеленные сверху солнцем, они были спутанными, сальными и кишели вшами. Она резала и кромсала, а после обработала мазью из блошницы. Велев Гуго встать, Махелт приказала служанкам окатить его несколькими ведрами чистой воды.
Пока служанки вытирали Гуго и помогали облачиться в теплый халат, Махелт вымылась во второй ванне с чистой водой, хорошенько растерлась, и позаботилась о собственных волосах, с которыми ей не хотелось расставаться.
Гуго бродил по комнате, касаясь отдельных предметов, как будто заново знакомясь с привычной обстановкой. Махелт надела чистую сорочку и присоединилась к нему, пока служанки выливали воду из ванн и рассыпли по полу порошок блошницы.
– В Ирландии нет змей, но вы, наверное, привезли домой в качестве подарка все остальное, что ползает. – Махелт весело и укоризненно взглянула на мужа.
Она подошла к сундуку, чтобы положить на него гребень, и уставилась на свиток пергамента, лежащий между шкатулкой для драгоценностей и горшочками с притираниями. Пергамент был перевязан узкой красной ленточкой и усыпан светлыми лепестками цветов ежевики. Хмурясь и улыбаясь при виде таинственного свитка, Махелт развязала ленточку и развернула пергамент. Из него выпала связка мерных реек[15], простучав по крышке сундука, словно деревянные пальцы. Сам пергамент оказался официальным документом, составленным на латыни.
– Что это?
Широко улыбаясь, Гуго подошел к скамье у камина и взял в руки шкуру, которую накинул на ее спинку прошлым вечером.
– Я подумал, вдруг вам хочется стать пастушкой или, возможно, торговкой шкурами, шерстью либо пергаментом? Они ваши, делайте с ними, что вашей душе угодно, а это доказательство их качества.
С широко распахнутыми от удивления глазами Махелт взяла у мужа шкуру. Она была белой и курчавой, с легким блеском завитков.
– Вы купили мне отару овец? – Она ощутила восхитительную мягкость под пальцами и бархатистую и эластичную изнанку.
Такого сюрприза Махелт не могла и представить, ее сердце сразу наполнилось теплом и любовью, а на глаза навернулись слезы. Эти овцы ее, и она может делать с ними, что пожелает, – источник дохода, которым сможет распоряжаться на свое усмотрение.
– Я подумал о вас, когда увидел, как они пасутся в поле, – сказал Гуго. – Мы наткнулись на них на границе с Шотландией, недалеко от Леминстера.
Махелт улыбнулась сквозь слезы. Подняв шкуру, она потерлась о нее щекой.
– По-вашему, я похожа на овцу?
– Не совсем, – засмеялся, покачав головой, Гуго. – На скаку я посмотрел на небо и увидел облака, изменчивый вид которых напомнил мне вас. А затем отара овец напомнила мне эти облака, и это показалось таким естественным и правильным – подарить жене мягкость мытого руна и собственный источник дохода.
Махелт посмотрела на мерки. Пять мерок, на каждой по десять зарубок.
– Пятьдесят, – предположила она.
– Умножьте на десять, – самодовольно поправил Гуго.
– Пятьсот? – Она уставилась на него.
– Я подумал, это неплохое количество для начала. И велел доставить их в Сеттрингтон до зимних бурь. Когда овцы прибудут, мы съездим и посмотрим на них.
Махелт таяла в объятиях Гуго. Теперь от него пахло мылом и травами. Чистый. Новый. Его руки коснулись ее распущенных волос, а затем тела под платьем и обхватили груди. Махелт задрожала от вожделения и предвкушения. Гуго взмахом руки отпустил служанок и увлек Махелт на заправленную свежим бельем постель, где они на овечьей шкуре под утренним светом сплелись в нежный, слегка влажный клубок.
– Я скучал по вас, – сказал Гуго. Опершись на локоть, он погладил Махелт по волосам. – Каждую ночь, лежа на своем тюфяке, я смотрел на звезды и думал о вас.
– Я тоже смотрела на них, – призналась Махелт. – Служанки утверждают, что ночной воздух, проникающий сквозь открытые ставни, вреден для здоровья, но мне было все равно. Я знала, что вы где-то так же смотрите на небо, на те же звезды.