Своя Беда не тянет Степнова Ольга

— Ты сам виноват.

— Глеб, придумай что-нибудь!

— Что?! Продай свой нулевой цикл, верни деньги.

— Продай! Это же не готовый дом, его трудно продать! И потом, они деньги возьмут, а меня все равно грохнут! Чтобы другим неповадно было. Они… принципиальные ребята.

— Тогда не знаю, — пожал я плечами. — Ты не видел Элку?

— Петька, спаси!

— Я устал тебя спасать!

— Глеб!

Мне стало жалко его. В своем одеяле он походил на древнюю старушку, которую трясло от немощи.

— Что я могу сделать?

— Поговори с этими парнями из «Эталона».

— Нет!

— Ты умеешь говорить с такими людьми!

— Нет!

Я развернулся и пошел к машине.

— Глеб!

— Нет!

Если он останется жив, то вряд ли снова захочет затеять какую-нибудь авантюру.

Элка стояла у моей «аудюхи». В руках она держала мою куртку и свою дубленку. Непостижимым образом она успела избавиться от униформы медсестры, и была в своих джинсах и свитере.

— Ты сбежала, — усмехнулся я.

— Я?! Мне просто стало противно смотреть, как ты прижимаешься к этой… Марине. Я пошла в гардероб и забрала нашу одежду.

Усевшись за руль, я спросил для приличия:

— Поедешь со мной?

— Я на машине. — Она развернулась и пошла, на ходу надевая дубленку.

От досады я кулаками долбанул по рулю.

Не мир, не война.

Будем считать это хэппи-эндом.

Мы встретились с Бедой у дверей ее квартиры. Я заехал за Роном, но все равно почему-то успел к тому моменту, когда она ковырялась ключами в замке. Посмотрев на меня, Беда победно усмехнулась, и, наверное, записала очко в свою пользу. Я не стал объяснять ей, что имею право видеть Сазона, раз уж он приехал и поселился у нее в доме.

Мы вместе шагнули в темный коридор.

— Это не дом, — вздохнула Элка. — Это терем-теремок какой-то! Эй, кто в тереме живет?!

— Я, мышка-норушка, — тихо сказал Сазон и вышел из комнаты на четвереньках.

— Дед, ты надел слуховой аппарат! — удивился я.

— Ага. Я тут подумал, хер с ней, с потенцией! Мне все равно никто не… Я лучше волосы себе на темечке наращу. Шансов больше будет.

— Больше, — засмеялась Элка. — А почему ты на карачках?

— Выпили мы. Вроде голова светлая, а стены трещат, пол качается! Да мы все тут на четырех ходим, так удобнее.

— Это землетряс, дед! — пояснил я.

— Да?! В Сибири? — Сазон попытался встать на ноги, но не удержался и снова рухнул на четвереньки.

Из кухни вышел Возлюбленный.

— У кого землетряс, а у кого «Иммуномодулятор»! Крепкое лекарство, все в лежку, даже дамы. Я меньше всех выпил — за тобой побежал.

— Ты как тут раньше нас очутился? — удивился я.

— Так тачку поймал, за скорость доплатил. Мне с тем веселым дядькой прокурорского вида неохота было встречаться!

Всю ночь мы с Элкой проговорили на кухне. Я научился топить камин, и признал, что штука это отличная, даже если находится на шести метрах пространства, а не в просторной гостиной. Беда пила кофе, курила, снова пила кофе и снова курила.

— Что ты собираешься делать с кейсом? — пытала она меня, щурясь в сизой завесе дыма.

Я молчал, пожимал плечами и подкладывал в камин дрова. Она злилась, ломала в пепельнице сигарету, закуривала новую, и снова пытала:

— Скажи, что ты будешь с ним делать?

— Если тебе нужны скандальные разоблачения, — не выдержал я, — поищи другой материал. Бороться с «откатами» со страниц криминальной газеты — глупо. Тебя раздавят, как муху. Я этого не хочу.

— Когда сведения будут опубликованы, да еще с конкретными примерами и доказательствами, — начала она, но я перебил:

— Не будь дурой. Тебя раздавят просто так, чтобы другим неповадно было. Они… принципиальные ребята!

— Из-за таких трусов как ты, в нашей стране никогда не будет честного бизнеса.

Я промолчал. Мне вдруг в голову пришла неплохая идея.

— Ты хочешь искать правду, — сказал я Беде, — а я хочу спасти человека.

— В смысле? — Она помахала рукой перед своим носом, разгоняя сигаретный дым.

— Я отдам содержимое чемодана страховой компании «Эталон». За это они оставят в покое Троцкого.

— Ты думаешь, Ильич это заслужил? — задумчиво спросила Беда.

— Конечно, нет. Но он же человек все-таки! Маленький, жалкий, хитрый человечек. Который всегда хочет больше, чем может.

— Скажи еще, что он добрый, — усмехнулась Беда.

— Не злой, — не стал я ее разочаровывать.

— А что ты будешь делать, когда Гон очухается и потребует у тебя чемодан?

— Вот когда очухается и потребует, тогда и буду решать.

— Ладно, черт с тобой. Спасай Ильича. А я забабахаю статейку о некой секретной группе ликвидаторов. Нет, каково название, а?!! — она потрясла над головой худым кулаком.

Я так удивился ее сговорчивости, что помешал дрова в камине рукой.

Любая история заслуживает эпилога.

Ильич вдруг действительно заболел и попал в отделение кардиологии в предынфарктном состоянии. Это укрепило мою решимость поговорить с принципиальными ребятами из фирмы «Эталон». Я связался со службой безопасности «Эталона» и без проблем объяснил, кто я и чего хочу. Принципиальные ребята сильно возбудились от моего предложения, и мы заключили джентльменское соглашение: они забывают, кто такой Троцкий, а я называю им номер ячейки камеры хранения на вокзале, где будет храниться кейс с компроматом на крупнейшие страховые компании города. И пусть они делают с ним, что хотят.

Марина находится под следствием. Ее вина доказана по всем эпизодам и, как водится в таких случаях, она отсидит за все и за всех, потому что не знает ни имени заказчика, ни имени своего Куратора.

Конечно, я намекнул Питрову на допросах, что службы безопасности некоторых фирм сильно смахивают на организованные преступные группировки, но… все это недоказуемо.

С Петром Петровичем я почти подружился за время долгих бесед. Сначала я нервничал и хамил ему, особенно когда он называл меня «дружище», но потом расслабился и научился даже получать удовольствие от словесных перепалок. Вскоре наши разговоры и вовсе приняли частный характер и стали происходить на Элкиной кухне. Сазон дал отведать Питрову «лекарства от всего» и Петр Петрович вместе со всеми запел про Бричмулу. Он тоже оказался поклонником бардовской песни. Такое родство душ пошло мне на пользу. Питров так и не смог доказать, что «Макаров» принадлежит мне, вернее, он не очень старался. Как-то вечерком он сказал мне, что нельзя садить за ерунду такие ценные кадры, как я, а то учить детей будет некому. Дело о побеге Возлюбленного тоже замяли, нельзя же привлекать к ответственности человека, который пообещал тебе сделать лучший в городе камин. Элка вздыхала и говорила, что зря Салима не захватила с собой еще одну подружку, а то Питров остался «неохваченный». Зачахнет мужик без женской заботы, без конца повторяла Элка и предлагала ему познакомиться с Ленкой. Питров смущался, но от Ленки наотрез отказывался.

Дора Гордеевна обходит меня стороной. Лилька говорит, что она «вынашивает планы». Пусть вынашивает, я не Ильич, и меня трудно поймать на такую туфту, как липовое письмо из районо.

Внезапно, перед самыми каникулами из Твери вернулась баба Капа и приступила в школе к своим обязанностям.

— А как же ваш Федя? — язвительно поинтересовался я, когда она махала тряпкой в коридоре.

— Козел он. И пасека у него козлиная, — проворчала Капитолина Андреевна.

Я не стал уточнять, что такое «козлиная пасека».

Сазон наотрез отказался лететь в Испанию. Он заявил, что круче Сибири только Африка.

— И то не факт, — добавил я. Дед согласился и решил погостить еще с месяцок. Элка поджала губы и заявила, что никогда не жила хорошо, не фиг и начинать. Хотя на ее месте я бы не жаловался. Денег, не потраченных на Испанию хватило на то, чтобы купить ей новую машину — роскошный «бумер» нетрадиционно красного цвета. Плюшко называл его — «коррида», Возлюбленный — «вождь краснокожих», Салима — «клевенькая машинка», Мальцев — «огненная стрела», Надира — «бэмэвэ», Сазон — «не самая крутая тачка», а я… я называл его «Бедоносец».

Кстати, я наотрез отказался менять свою машину и ездил на «селедке» с зашпаклеванным носом и задницей. Все недосуг было загнать машину на покраску. Я очень привязываюсь к вещам. Наверное, поэтому до сих пор не избавился от «Магнума», прихваченного у Гона.

Перед новогодними праздниками мне на работу позвонила Элка.

— Есть две новости, — сказала она. — Приятная и плохая.

— Давай плохую, — с замирающим сердцем сказал я.

— Кошка Мурка родила под ванной десять котят!

— Что же в этом плохого? — я вздохнул облегченно. — Она должна была родить.

— Десять!!! — завизжала Беда. — И под моей ванной!

— Ну ладно. А приятная та, что ты их утопила?

— За кого ты меня принимаешь? — возмутилась Элка. — Кактус расцвел!

— Что ты говоришь!!!

Номер удался. Элка не поняла, что цветочек искусственный. Лилька научила девчонок на уроках труда делать из ткани такие цветочки, что от настоящих не отличишь. Я спер один из кабинета труда и прицепил к кактусу. А что еще оставалось делать? По законам жанра в конце третьего акта ружье, висящее на стене, должно выстрелить. А кактус — расцвести. Ведь это уже эпилог. Не ждать же сто лет.

На Новый год Сазон притащил домой огромную голубую ель. Как потом выяснилось, он спилил ее в центральном городском парке и заплатил за это такой штраф, что можно было купить пару составов леса.

На новогоднем столе у нас не было только свинины и… «Иммуномодулятора», потому что его уже выпили. Когда все подняли бокалы с шампанским, и пожелали друг другу удачи, Женька вдруг встал и объявил, что он сделал Салиме предложение.

— Ты же бомж! — фыркнула Элка. — К тому же беззубый.

Женька потупился и сказал, что он получил уже пару заказов на камины в коттеджном поселке, взял аванс и снял маленький домик в частном секторе. Салима согласилась переехать к нему. А зубы в этом деле не главное.

— Не главное, — подтвердил Сазон.

— А как же Надира? — растерянно спросила Беда.

И тут слово взял Александр Григорьевич Плюшко.

— Друзья! — воскликнул он, наполняя бокалы. — Пацаны и девчата! Скоро я перестану быть бывшим. Скоро осуществится мечта всей моей жизни. Я написал заявление о желании служить офицером в Федеральной службе безопасности. Кажется, вопрос решается положительно! Так хочется мужских дел!!! Надирочка согласилась стать подругой всей моей жизни. Мы переезжаем ко мне. Жена моя не стала делить квартиру, она укатила в Америку на ПМЖ. Ура! Именем Российской Федерации!

— Браво, — буркнула Беда. — Только котят заберите, а то под ногами кишит.

— За дружбу! — заорал Сазон. Он носил теперь слуховой аппарат постоянно, но иногда забывался и орал как прежде. — Подарочек всем! Оп-па! — Дед из-за пазухи вынул веер бумажек и раздал всем по одной. Я посмотрел на свою — это был чек на предъявителя на пять тысяч долларов.

— Ну, дед, ты даешь! — возмутился я. — Кто же деньги дарит!

— А чего еще дарить—то? — надулся Сазон. — Бабки — лучший подарок! А что, кто-то что-то имеет против?!

— Не-ет! — заорали все, по-моему, даже кошка с котятами.

Я остался в меньшинстве.

— Господа, — подал голос Мальцев, — у меня тоже подарок. Я вам сейчас почитаю. Из нового.

— Ой, кажется, курица пригорела! — подскочила Салима.

— Сигареты закончились, в киоск сгоняю, — пробормотал Плюшко и тоже встал.

— Иди в жопу, Мальцев, — озвучил мысль, витавшую в воздухе, Сазон. — Ты сейчас весь народ распугаешь! А ведь хорошо сидим! А?!

— Хорошо! — заорали все и остались на своих местах.

— Ну и ладно, — обиделся Мальцев. — А, между прочим, местное издательство очень заинтересовалось моей прозой. Они собираются издавать сборник моих эссе!

Сазон хитро усмехнулся и я понял, что он отвалил издательству немалую сумму, чтобы проза Мальцева увидела свет.

— Интересно, каков тираж? — шепнула мне на ухо Элка.

— Чего вы там шепчитесь? — возмутился дед. — Элка, теперь твой тост!

Элка встала, разогнув свое длинное тело, и… замялась.

Она не умела говорить тосты. Все умела, даже борщи варить, а тосты говорить не умела. Но Беда вдруг открыла рот и выдала хороший, но избитый постулат:

— Делай, что должен!

— И будь, что будет! — заорали все.

— И никогда не жалей о сделанном! — поправила Элка.

Я скосил глаза и увидел, что на стуле, где сидела Беда, лежит тетрадка. Интересно она ее сегодня припрятала. Я взял тетрадь и убрал под рубашку.

Пойду на кухню. Посижу у камина и почитаю.

«Людям свойственно верить в сказки, потому что в сказках счастливый конец.

Все отчаянно делают вид, что верят в такие глупости, как одну любовь на всю жизнь, всепобеждающее добро и обязательное счастье.

Что кактус, который цветет раз в сто лет, раскроет свой скромный цветок сразу, как только ты притащишь его домой и поставишь на свой подоконник.

Как будто я не отличу настоящий цветок от искусственного, пусть даже и отлично сделанного! Но я оценила подарок. Я даже его понюхала. Он пах дешевым канцелярским клеем. Бизя даже не потрудился узнать, что кактусы зимой не цветут. Но на этом подарки его не закончились. Он решил воплотить мечту об одной любви на всю жизнь, всепобеждающем добре и обязательном счастье в романтическом поступке. Он решил вернуться ко мне через балкон. То есть, так же, как и ушел.

Поздно вечером, когда было совсем темно, он пополз по водосточной трубе, зажав в зубах белую розу. Морозец был так себе — градусов пятнадцать, а физическая подготовка у Бизи — что надо! Он без труда добрался до четвертого этажа, но когда зацепился руками за балконную решетку и оттолкнулся ногами от трубы, то обнаружил, что балкон почти до крыши забит баулами, и зайти через него в квартиру нет никакой возможности.

Кричать Бизя не мог, потому что категорически не хотел ронять розу. Его обнаружила соседка Валька, возвращавшаяся домой. Она прибежала к нам и очень неудачно выразилась, сообщив, что там… «Глеб Сергеич повесился!» Всех обитателей моей квартиры вынесло на улицу, будто опять случилось землетрясение. К нам присоединились почти все соседи по подъезду.

Светила луна, мелкий снежок кружился в воздухе, Бизон висел на балконе, как охотничий трофей, которому в зубы зачем-то всунули розу.

— Во дает, десантура! — восхитился Сазон. — Сынка, ты че, как корова цветы жуешь?

— Ой, что же делать? — заломила руки Салима.

— Он умеет прыгать с высоты, — успокоила я ее. — Сейчас повыделывается и сиганет в сугроб.

— Ну, нет, — вмешался Плюшко, — для прыжка с такой высоты нужно суметь правильно сгруппироваться. Из такого положения это вряд ли получится. Мужики! — крикнул он всем собравшимся. — Давайте ковер из дома притащим, натянем, он туда и прыгнет!

От толпы отделилась группа добровольцев и исчезла в подъезде. Но выйти они не успели. К дому вдруг подкатила огромная пожарная машина, из нее, как по волшебству, вылезла длинная лестница и прижалась к балкону, где висел Бизя. Он нащупал ногами ступеньки и спустился вниз. Из пожарной машины выпрыгнул… Женька Возлюбленный.

— Во дает, пехота! — заорал Сазон.

— Как в сказке, бля! — восхитился прозаик Мальцев.

— Нужно было все баулы обратно в комнату перетаскать! — запоздало осенило Надиру.

— Где ты взял эту прелесть? — спросила я Женьку, указав на машину.

— Да ух ты…, господи, в соседнем дворе стояла, дверь нараспашку, ключи в замке, мужики в киоск побежали, за сигаретами.

— Верни немедленно! — посоветовала я Женьке.

Бизя подошел ко мне с розой в зубах. Я забрала цветочек. После долгого пребывания на морозе шансов выжить у него не было никаких.

— Номер посвящается Беде, — сказал Бизя. — Тебе понравилось?

— Очень!

Я была искренна.

Ковер, который притащил Плюшко, почистили всем двором, чтобы доказать будущему офицеру ФСБ, что он не зря старался.

Кстати, для Бизона у меня есть тоже подарочек.

Из осведомленных источников стало известно, что Алексей Гон пришел в себя на больничной койке. Но у него начисто отшибло память. На все попытки его ближайшего окружения объяснить ему, кто он такой и чем занимается, Гон реагировал вяло. Он объявил вдруг, что собирается открыть детективное агентство, специализирующееся на поиске угнанного автотранспорта. Некоторым очень полезно стряхивать мозги.

В Испанию я решила не ехать. Разве в теплой благополучной стране есть повод собраться совершенно разным людям и на шести метрах крошечной кухни, у камина, пропеть, проорать, мечтая о тепле:

«И душа рисовала картины в тоске,

Будто еду в арбе на своем ишаке,

А Чимганские горы царят вдалеке

И безумно прекрасны собою!»

В Испанию я решила не ехать. У нас тут и так все для счастья есть. Даже землетрясения».

Примечания

1

Стихи Дмитрия Сухарева