Мой граф Крамер Киран

Глава 15

Пиппа еще разок поправила парик перед зеркалом в коридоре верхнего этажа. Хотелось бы ей захихикать, как бывало, когда она вспоминала, как выглядит рот и подбородок Грегори вверх ногами, но вместо этого она вздохнула… у него такой совершенный, такой податливый рот.

Что ж, прекрасно. Ей остается только прожить этот день, больше не думая о Грегори. Уж это-то она вполне может сделать.

Она станет думать о Париже. Окажется ли доброй мадам Дюпон? Где работает месье Перро? Но потом все парижские достопримечательности, о которых она так много слышала, к примеру, собор Парижской Богоматери, это величественное сооружение, и шикарные французские фасоны, – все это сменилось образом Грегори, стоящего обнаженным в той медной ванне. Ему следовало бы смутиться или застесняться, но он не смутился и не застеснялся. Он выглядел живым греческим богом из плоти и крови, привыкшим, чтобы им восхищались, но без самолюбования. Он просто чувствовал себя в своей тарелке.

Еще Пиппе вспомнился тот небрежный вопрос, который он как бы невзначай задал ей под конец их пылкой утренней интерлюдии, что-то вроде того… действительно ли она хочет уйти?

Она поняла, что он предлагает.

И искушение было велико.

Но нет. Она отправилась помочь мистеру Доусону, потому что ей надо вести себя как камердинер, и она не даст переубедить себя опасному обольстителю, который, так уж случилось, является ее другом.

Может, ей и не особенно хочется изображать камердинера, но по крайней мере она не дома с мистером Триклом, тяжело отдувающимся за столом в нескольких футах от нее. И ей следует радоваться, что она не замужем за мистером Хоторном и не делит с ним постель.

О нет, ни за что на свете. Теперь, когда она знает, что там происходит…

Пиппа ощутила приятную теплую тяжесть в нижней части живота – это она, шалунья по имени Желание, неспешно и томно продвигалась все ниже и ниже, пока наконец не угнездилась между ног, отказываясь уходить, пока ей не уделят внимания… должного внимания.

Изо всех сил стараясь игнорировать этот свой совершенно неприличный порыв развернуться и еще раз навестить Грегори, Пиппа решительно свернула за угол и довольно громко постучала в дверь мистера Доусона.

– Войдите, – отозвался мистер Доусон в своей обычной дружелюбной и вежливой манере.

В душе Пиппы при звуке его голоса как цветок распустилось чувство нежной привязанности. Это, как и ее обязательство быть лучшим на свете камердинером, послужило прекрасным отвлечением. Когда она открыла дверь, Доусон, слава богу, был уже в рубашке и бриджах. Следующие полчаса она занималась тем, что брила его, причем делала это с превеликим удовольствием, при этом рассказывая о дорогих ее сердцу людях, не упоминая никаких имен, и о своей бесконечной любви к прогулкам по торфяным болотам, особенно когда ветер стонет в утеснике и низкие серые тучи закрывают небо. Потом она помогла старику облачиться в жилет и сюртук, завязала шейный платок и начистила сапоги. На все это ушло не меньше часа, но этот час пролетел незаметно.

– Вы выглядите таким щеголем, если позволено будет сказать, – заметила Пиппа.

– Но это же та самая одежда, которую я ношу всегда, – ответил мистер Доусон.

– Да, но важно, как вы ее носите. Сегодня вы позволили мне помочь вам, и, завязывая вам шейный платок и застегивая жилет, я искренне восхищался вами. По сути, будь вы лет на сорок моложе, – кокетливо начала она и вдруг вспомнила, что она мужчина, а не девушка.

Глаза Доусона расширились, и он поднял голову, словно находил ее крайне любопытной.

– Да?

– Будь вы лет на сорок моложе, – продолжила без запинки Пиппа, – то непременно были бы нарасхват у хорошеньких барышень. А так пусть вас не удивляет, если пожилые матроны заспорят, кому из них сидеть рядом с вами за обедом. – Она подмигнула ему.

Он шумно вздохнул.

– Вот уж чего мне совсем не хочется, так это выслушивать излияния какой-нибудь престарелой матроны о слугах, о соленьях и вареньях, которыми она так гордится, о шляпках, которые по мне, так все одинаковы, и о своих внуках, особенно младенцах. Лично мне кажется, что они ничем друг от друга не отличаются. Если видел одного, то считай, что видел их всех.

– Мистер Доусон.

Он хмыкнул:

– Я – старый брюзга и горжусь этим. К счастью, лорд и леди Тарстон, несмотря на это, терпят меня. Да и что им остается? Я же кузен леди Тарстон. Мне было тридцать, когда она родилась. Я жил по соседству и помню все: капризы, шалости, любовные увлечения, когда она стала постарше… Разумеется, я в ней души не чаю, но ей об этом не говорю.

– Но вы должны!

– Зачем? – Он поднял свои седые брови. – Тогда она перестанет делать мои любимые пироги с вареньем.

– Вы же только что сказали, что вас раздражает, когда пожилые матроны говорят с вами про варенье…

– А ты дерзкий малый, – сказал он.

– Еще какой. – Она улыбнулась.

– Мы с тобой в чем-то схожи. – Он послал ей хитрую улыбку. – В общем, я беру тебя с собой на завтрак. Вокруг тебя все время что-нибудь происходит, Харроу.

Она ахнула.

– Но я же не могу сидеть за столом с другими гостями.

– Увы, не можешь. Но ты можешь подождать в углу, и я принесу тебе тарелку с яйцами.

– Что ж, неплохая мысль.

– Надеюсь, Марбери тоже будет там, – присовокупил мистер Доусон, сама невинность.

– Почему? – спросила Пиппа.

– Да просто так. – Он пожал плечами, но его глаза озорно поблескивали.

Она изумленно застыла на месте:

– Ай-ай-ай, мистер Доусон, да вы надеетесь, что мы с Марбери устроим шумную перепалку!

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – ответствовал он, но в уголках его губ при этом пряталась лукавая усмешка.

В комнате для завтраков не было никого, за исключением одного человека – лорда Марбери. Пиппа и мистер Доусон обменялись понимающими взглядами.

– Я вас разочарую, – прошептала ему Пиппа. – Клянусь, что буду вести себя как паинька.

– Что ж, посмотрим, – тоже шепотом отозвался он.

Когда они вошли в комнату, мистер Доусон сказал: «Доброе утро, Марбери», как будто был милейшим стариком, а вовсе не смутьяном.

Разумеется, теперь-то Пиппа знала, что к чему.

– Я хотел первым пожелать вам доброго утра, – проговорил граф, – но слишком увлекся тем, что чесал ногой спину одному из псов под столом. Я уже люблю их, как родных. А теперь, когда определил их характеры, которые варьируются от скверного до покладистого, я намерен сделать кое-какие интересные поправки к своему проекту собачьего домика.

– О? – любезно отозвался мистер Доусон, окидывая взглядом большое разнообразие блюд на буфете.

– Но пожалуйста, – продолжал Марбери, – не рассказывайте леди Тарстон про мои выдающиеся идеи. Хочу, чтобы мои чертежи потрясли ее до глубины души. – Он потер подбородок. – Хотя, с другой стороны… ей могут потребоваться нюхательные соли, так что, если вы захотите заранее подготовить ее к моему гению, даю вам свое благословение.

– Вы поставили меня перед нелегким выбором, – изрек мистер Доусон и протянул чашку лакею, чтобы тот налил ему горячего чаю. – Рассказать кузине или не рассказывать?

Пиппа бочком проскользнула мимо Марбери и послушно села на стул в углу. Она сцепила руки на коленях, но потом решила, что это выглядит слишком по-женски, поэтому взялась руками за колени и старательно насупилась.

Марбери повернул свои пухлые плечи и воззрился на нее:

– А ты какого дьявола здесь делаешь?

– Он со мной, – безмятежно ответил мистер Доусон, накладывая яйца на тарелку.

Марбери сунул в рот целый кусок бекона.

– Вы, разумеется, можете делать что пожелаете, мистер Доусон, – проговорил он с набитым ртом. – Мне просто странно видеть камердинера, прохлаждающегося в той же комнате, что и господа. Но вы же знаете, как бывает. У человека вроде меня, с безграничным художественным воображением и любовью к собакам, имеются для размышлений темы поважнее, чем Харроу и его местонахождение. А вообще-то, думаю, это просто чудо, что он здесь. Какое утешение видеть его там, в углу, прямо как и этих слюнявых тварей под столом.

Мистер Доусон нахмурился, но ничего не сказал. Когда он принес Пиппе тарелку с яичницей и вилку, то подмигнул. Пиппа поблагодарила его, подмигнула в ответ и принялась за еду. Лакей, наливающий Марбери чаю, исподволь бросил на нее завистливый взгляд, и она поняла, что на кухне ей сегодня лучше не показываться.

Только лакей поставил чайник на поднос рядом со своим местом в противоположном углу, из-под обеденного стола послышалась возня, рычание, затем какой-то глухой стук – это собаки вступили в короткий спор из-за территории. С того места, где сидел лорд Марбери, донесся звон посуды, за которым последовал вой, изданный тем же джентльменом. Он отодвинул свой стул.

– Харроу? – завопил он.

Пиппа вскочила вместе с тарелкой. Боже милостивый, что стряслось? И тут она увидела перевернутую чашку, маленький молочник на ковре… и мокрые колени Марбери. Бедняга, должно быть, он делал себе чай, когда собаки толкнули его.

Лакей резво кинулся к нему.

– Позвольте, я помогу вам, сэр, – предложил он.

– Горячее и холодное вылилось на меня одновременно, – прохныкал Марбери. Он отмахнулся от слуги. – Харроу? Поди сюда. Это мои лучшие панталоны. Спаси их.

Держа в руке тарелку, Пиппа подошла.

– Почему бы вам вначале не пойти в свою комнату переодеться?

Он открыл было рот, чтобы ответить, но псина размером с небольшого теленка вылезла из-под стола и врезалась в Пиппу с тарелкой, отчего яичница слетела прямо Марбери на колени.

Его глаза полыхнули гневом.

– Нет, – прошипел он угрожающим шепотом, не глядя вниз.

Пиппа натужно сглотнула и бросила быстрый взгляд на новую неприятность у него на коленях.

– Я… я прошу прощения.

Волкодав развернулся и вознамерился проглотить неожиданное угощение, сунув свою длинную морду в щель между круглым брюшком Марбери и его ногами. Тот безуспешно отпихивал его мохнатую башку.

– Лакей! – рявкнул он. – Убери же эту чертову псину!

Лакей попытался оттащить пса, но добился лишь того, что толкнул стол и свалил на пол блюдо с колбасками. Это привело к тому, что остальные голодные звери ринулись из-под стола и жадно набросились на вкусные трофеи. Марбери, окруженный несметным количеством жесткого меха и мокрых, слюнявых языков, в панике оцепенел.

– Сделай же что-нибудь, Харроу. Помоги мне! – Он воздел руки.

Мистер Доусон как ни в чем не бывало продолжал есть кашу, с большим интересом, но с совершенно невозмутимым выражением лица наблюдая за развертывающейся сценой.

Пиппа кое-как протиснулась между двумя псинами и схватила со стола льняную салфетку. Обмакнув ее в стакан с водой, принялась вытирать колени Марбери. Ширинка промокших панталон зияла там, где пес явно отхватил пуговицу в пылу поедания яичницы, и Пиппу передернуло при мысли о том, что придется доставать остатки еды из-под ширинки.

Среди протестующих воплей Марбери и собачьего рыка и фырканья Пиппа едва расслышала громкое покашливание мистера Доусона, но, вскинув глаза, увидела, что он трясется от беззвучного смеха, губы сжаты, но глаза блестят от непролитых слез. Он быстро подмигнул ей, словно тем самым говоря: «Я же тебе говорил. Где ты – там непременно что-нибудь случается».

Но не успела она даже улыбнуться в ответ, как Марбери взвизгнул, когда одна из собак схватила мокрую от чая салфетку у него с колен и припустила к двери из столовой.

– Вернись, ты, волосатое чудовище! – завопил Марбери. Он наконец-то с горем пополам поднялся на ноги, дико размахивая руками, чтобы отогнать остальных животных.

Но воришка и не думал останавливаться. Он удирал… и уносил в зубах салфетку. Эй, да она разматывается, дошло до Пиппы.

Стоя рядом с растерянным графом, Пиппа разинула рот от изумления. Салфетка оказалась вовсе никакой не салфеткой. Это было что-то длинное, узкое и… и…

У нее глаза полезли на лоб.

У Марбери тоже.

И у мистера Доусона.

И даже у лакея.

Пес выбежал в коридор, держа в зубах кусок ткани, который волочился по полу.

Это был галстук-шарф. Еще и близко не понимая, что произошло, Пиппа ринулась вперед, ухватилась за край шейного платка и тянула до тех пор, пока собака не отпустила.

– Спасибо, – буркнула она воришке. Пиппа скатала промокшую тряпку, жутко смущенная поворотом событий. Очевидно, он был во много раз сложен и засунут…

В штаны Марбери.

Этот джентльмен в кои-то веки хранил молчание. Мистер Доусон заморгал. Пиппа поняла…

Пиппа поняла, что должна что-нибудь сказать. Она сделала глубокий вдох.

– Какой вы молодец, лорд Марбери, – твердо проговорила она, – что следите за модой и носите это… этот… э… пахток. В Европе это сейчас последний писк.

– Пахток? – переспросил мистер Доусон, высоко подняв брови.

– Да, пахток, – повторила Пиппа. – Платок… пах. Это слово было изобретено недавно одним французским модником и острословом. – Она выдавила слабую улыбку. – Э-э, только лучшие камердинеры знают о нем. У вас, должно быть, очень хороший камердинер, лорд Марбери. Выше всяких похвал.

– Так и есть, – самодовольно заявил Марбери. – И я жду не дождусь его приезда. Думаю, я тоже буду приводить его на завтрак. – Он смахнул с панталон оставшиеся частички еды. – Что ж, с вашего позволения, мистер Доусон, на сегодня с меня довольно общения с этими милыми собачками. Все это во имя достоверности, которая является решающей, если хочешь создать блестящий проект дома для собак. А сейчас я должен пойти и привести себя в порядок. Харроу? – Он протянул руку ладонью вверх за позорным – или славным? – предметом одежды.

Пиппа с огромным облегчением отдала галстук, а Марбери схватил его и прошествовал к двери, не уронив своего достоинства. По крайней мере Пиппа надеялась, что это так.

Со стороны парадной двери послышались шаги и голоса – смех и разговоры между мужчиной и женщиной. Пиппа почувствовала, как верхняя часть ее тела под стягивающими грудь полосками напряглась. Судя по голосам, это были Грегори и леди Дамара.

В дверях комнаты для завтраков Марбери чуть не столкнулся с милой парочкой. Леди Дамара по-хозяйски держала Грегори под руку, и сердце Пиппы едва не остановилось. Они смотрелись вместе просто прекрасно: леди Дамара с нежным румянцем на щеках и прелестными завитками над ушами и Грегори, как всегда, энергичный и совершенно неотразимый.

– Уэстдейл, – процедил Марбери сквозь зубы.

– Марбери, – отозвался Грегори безо всякой злости, лишь с легким удивлением. – Что это у тебя в руке?

Марбери высоко вскинул бровь.

– Ты хочешь сказать… что не знаешь?

– Нет, – терпеливо ответил Грегори. – Оно похоже на какую-то мокрую скомканную тряпку.

Идеальное белое чело леди Дамары прорезала изящная морщинка.

Марбери коротко хохотнул.

– Ну, Уэстдейл, мне тебя жаль. – Он оглянулся на Пиппу: – Харроу, что ж ты за камердинер? Не поделиться последним криком моды со своим господином? – Он взглянул на бриджи Грегори, которые мало оставляли места воображению, и его глаза расширились. – Впрочем, прошу простить меня, если у него была веская причина для молчания, – пробормотал он.

И опрометью ринулся мимо парочки, так толкнув при этом леди Дамару, что та чуть не потеряла равновесие и тихонько вскрикнула. Грегори схватил ее за другую руку, чтобы поддержать, и Пиппа в душе ахнула, увидев, что леди Дамара умудрилась притянуть его ближе, так близко, что не осталось ни малейшего зазора между ее впечатляющим бюстом и его бицепсами.

В сердце вспыхнула ревность. Неужели они пара? Во всяком случае, ведут они себя именно так. С чего бы еще им потребовалось несколько секунд, чтобы разъединиться, словно они давнишние любовники, которые не могут друг без друга. А когда они наконец разъединились, леди Дамара с глупым хихиканьем заворковала о том, как ей не терпится показать Грегори забавный портрет прапрадеда лорда Тарстона в галерее наверху, а Грегори галантным широким жестом предложил даме пройти впереди него к буфету.

Пиппа была ужасно зла на Грегори… хотя и не знала почему. Он просто джентльмен. Мелкие рыцарские жесты вовсе не означают, что он увлечен леди Дамарой. И разумеется, из этого следует, что его сердечное поведение по отношению к Пиппе отнюдь не значит, что он питает к ней нежные чувства.

Но отчего-то такая логика была ей не по душе, какой бы успокаивающей ни выглядела. «Это потому, что ты хочешь, чтобы Грегори питал к тебе нежные чувства!» – подсказал ей тоненький внутренний голосок.

– Доброе утро, мистер Доусон, – любезно обратился Грегори к ее новому другу, который ответил на приветствие. – И тебе доброе утро. Харроу. Полагаю, этим утром ты сопровождаешь на завтрак мистера Доусона?

– Да, действительно, – сказал мистер Доусон раньше, чем Пиппа успела ответить, и это хорошо. Потому что горло у нее перехватило от целой бури эмоций, и она не была уверена, что ее камердинерский голос прозвучал бы достаточно ровно.

– И это весьма удачно, – продолжил мистер Доусон, – ибо он спас панталоны Марбери и его гордость. Попросите его рассказать об этом поподробнее, а то он слишком уж скромен.

– Нет, – подала голос Пиппа прежде, чем сообразила, что заговорила без спросу. – Я нипочем не стану рассказывать об этом случае.

Грегори усмехнулся.

– Харроу не обычный послушный слуга, – пояснил он своей спутнице. – Если он не хочет отвечать, то и не будет.

– Он очень странный, – сказала она, воззрившись на Пиппу, как на какую-нибудь диковинную картину в музее. Потом взглянула на Грегори своими широко распахнутыми и экзотическими глазами сирены. – Вы постоянно удивляете меня, лорд Уэстдейл, своими оригинальными поступками. Наем дерзких слуг, должно быть, самый незначительный из них. – Она опустила ресницы и послала ему жеманный взгляд. – Мне нравится мужчина, который осмеливается ступать на опасную территорию. Интересно, как далеко вы готовы зайти в других областях своей жизни?

Последние слова она произнесла с придыханием и так легко и непринужденно, что большинство, услышав это замечание, просто покивали бы головами. Но игривый взгляд, который леди Дамара исподволь бросила на Грегори, не ускользнул от внимания Пиппы. Сама она в кокетстве сильна не была, но вспомнила Элизу и ее стратегию по завоеванию джентльмена, сейчас леди Дамара очень старалась обольстить Грегори.

– Ну, я и в самом деле ездил на американский «фронтир», – сказал Грегори.

Наверняка, подумала Пиппа, он прекрасно понял, на что намекала леди Дамара. И это отнюдь не было просьбой рассказать ей о его пребывании в Америке! Глаза Пиппы сузились, но она упорно не сводила взгляда с ряда стульев, стоящих вдоль стены.

– Это было приключение, – продолжал он. – Как-нибудь могу вам об этом рассказать. Особенно про тот случай, когда я убил гремучую змею, которая заползла ко мне в палатку, пока я спал.

Глаза Пиппы чуть не вылезли из орбит. Как ей хочется услышать про это!

Но улыбка леди Дамары сникла.

– Да, конечно.

– Ну, в другой раз, быть может, – сказал Грегори. – Позавтракаем?

– Но постойте, – выпалила Пиппа. – Вы забыли упомянуть о своей невероятной изобретательности в проектировании, милорд. Это та территория, где вам нет равных в нарушении границ. – Она понимала, что ступила на опасный путь, но не могла остановиться. – Какая жалость, что те посредственные заказы, которые вы взяли, не отражают этого видения.

Лицо Грегори окаменело.

Леди Дамара еще больше округлила глаза.

– Как он смеет!

– Э, да, порой Харроу слишком заходит за собственные пределы. – Челюсть Грегори была напряжена, рот сжат в тонкую линию.

Как удобно, что как камердинер Пиппа могла смотреть поверх его головы, что и сделала. С одной стороны, ей было жаль, что она расстроила его, но с другой – знала, что ей каким-то образом надо разбудить его, а у нее не так уж много времени.

– Итак, леди Дамара, – тон Грегори был приглушенный, но вежливый, – позавтракаем?

– Ах, я никогда не ем, – мило вздохнула леди Дамара.

Пиппа возненавидела ее.

– Особенно сладости, – добавила леди Дамара.

Пиппа возненавидела ее еще больше.

Но как хороший слуга, она держала глаза опущенными, когда парочка проплывала мимо нее. Это было просто невыносимо, ей-богу, ибо ей хотелось бросить на Грегори презрительный взгляд, чтобы дать ему знать, что ей плевать: он может влюбляться в эту хитрую и жеманную притворщицу леди Дамару и даже завести с ней интрижку.

У Пиппы есть дела и заботы поважнее, чем думать о том, как Грегори распоряжается собой и своим временем, – на карту поставлено ее будущее. С каждой минутой ей все больше и больше хотелось убежать с этого проклятого загородного приема, где она вынуждена наблюдать, как леди Дамара опутывает своими чарами лорда Уэстдейла.

Она прошла в свой угол и изо всех сил постаралась изобразить смиренного слугу, лишь на один короткий миг поддавшись искушению метнуть крайне неодобрительный взгляд в спину Грегори у буфета. Плечо леди Дамары касалось его руки повыше локтя.

Ну и нахалка же она!

Или, возможно, там просто мало места, негде развернуться. Да, должно быть, так. Лакей внес еще одно горячее блюдо, повозился, размещая его на буфете, и, закончив, удалился.

Пиппа испустила вздох облегчения, когда Грегори тотчас же отодвинулся, увеличивая расстояние между ним и леди Дамарой, которая взяла с блюда виноградину и бросила ее в рот.

– Как невоспитанно с моей стороны, – сказала она. «Да уж, это точно», – про себя согласилась Пиппа. – Но я просто не смогла устоять. Он такой сочный и спелый. Попробуйте, Уэстдейл.

И она протянула ему круглую сочную виноградину.

Пиппа поймала себя на том, что не может оторвать глаз от сцены и сидит, в ужасе разинув рот. Но она тут же захлопнула его, когда леди Дамара буквально втолкнула виноградину Грегори в рот, позволив кончикам пальцев погладить его губы, пока держала их там. И она не убирала руку, покуда он не раскусил ягоду пополам.

Нет, подумала Пиппа. Нет, нет, нет!

Леди Дамара рассмеялась своим мелодичным смехом королевы сказочных фей.

– Мы как Зевс и Гера. Я могла бы кормить вас целый день, и мне бы не надоело.

Грегори пробормотал в ответ что-то неразборчивое, а когда повернулся, чтобы пройти с тарелкой к столу, Пиппа не удержалась.

Она метнула в него свой самый лучший убийственный взгляд.

До сих пор она делала так всего лишь однажды, когда ей было четырнадцать, а ему – девятнадцать. За праздничным обедом по случаю дня рождения дяди Берти он вручил ей сборник стихов Шелли и сказал:

– Без сомнения, он волнует твое девичье сердце. Мои сводные сестры постоянно вздыхают над его стихами. У тебя и сейчас этот сентиментальный взгляд.

И все за столом рассмеялись.

Да, она не одну неделю практиковала этот взгляд, чтобы за столом сказать ему глазами, как она любит его! Он, этот взгляд, не имел никакого отношения к Шелли – он предназначался Грегори. А он взял и посмеялся над ней!

Сентиментальный, ну надо же.

И теперь к ней вернулся тот самый взгляд, только в десять раз сильнее, потому что она была зла на себя так, как не злилась тогда, в четырнадцать. Грегори же предупредил, что ей следует его избегать. Почему она никак не желает слушать свою голову? Что же до сердца, то оно твердо стоит на том, чтобы следовать за своими мечтами. Перед глазами промелькнуло печальное лицо мамы. Два мужа полностью изменили ее, превратив из блестящей актрисы в пугливого зайца.

Ни один мужчина не помешает Пиппе исполнить ее мечту.

Выражение лица Грегори, когда он поймал ее взгляд, было непроницаемым.

Чума его забери.

Как бы ей хотелось поместить этого несносного ирландца в тот собачий домик вместе с его соотечественниками – ирландскими волкодавами. А потом она с превеликим удовольствием вывалила бы на него тарелку с яичницей и предоставила бы собакам убрать за ней.

Глава 16

Доусон поднялся со стула.

– Мы с Харроу собираемся прогуляться. Какие-нибудь рекомендации? – Он перевел взгляд с Грегори на леди Дамару. – Я разрываюсь между озером и лесом.

Щеки леди Дамары покрылись нежным румянцем, когда она взглянула на Грегори.

– Лично я очень рекомендую искусственные руины.

– Вот как? – Мистер Доусон не выглядел особенно заинтригованным. – Стало быть, озеро.

Она кивнула:

– В этой груде камней есть нечто такое, отчего мое сердце начинает биться учащенно. Трудно поверить, что им всего четыре года, а не четыре столетия.

Но смотрела она на Грегори, словно это он заставляет ее сердце биться учащенно. Неужели он целовал ее возле руин? Пиппа вскипела от одной лишь мысли об этом. Она-то знает, как Грегори целуется. От него у любой сердце пустится вскачь.

– Искусственные руины – привлекательное местечко, – заметил вышеупомянутый сердцеед. – Интересно, кто их спроектировал?

Мистер Доусон заколебался:

– Какая-нибудь бездарность, полагаю.

– Я бы так не сказал, – возразил Грегори. – На мой взгляд, в этом сооружении просматривается почти что ирония. – Он пожал плечами. – Руины должны представлять нечто большее, чем просто почтение к прошлому, чтобы быть достойными внимания.

– Вы предполагаете, что эти руины не производят того впечатления, которое должны были производить по замыслу автора? – полюбопытствовал мистер Доусон.

Пиппа сидела – ушки на макушке.

– Не знаю. – Грегори вновь пожал плечами. – Возможно, он нарочно сделал их не более, чем грудой камней, и думал, что никто больше не заметит. В конце концов, именно этого большинство и ожидает от руин. У меня такое чувство, что прошлое – это та тема, которая не особенно вдохновляла автора.

В комнату для завтрака вошли другие гости. А вместе с ними – хозяин с хозяйкой. Глаза последней полезли на лоб при виде камердинера среди господ. Пиппа отвесила всем низкий поклон и быстренько сбежала, пока мистер Доусон отвечал на вежливые расспросы о его здоровье, а другие гости роняли замечания о том, как сегодня солнечно и прохладно.

Она поспешила к парадной двери, где дворецкий и два лакея стояли на страже не только дома, но и британского аристократического образа жизни. Встав сбоку от парадного входа, Пиппа стада дожидаться мистера Доусона. Дворецкий и лакеи испепеляли ее взглядами, а она старательно изображала покорность.

– Кем, дьявол побери, ты себя возомнил? – прошипел дворецкий. – Есть с господами! Леди Тарстон вне себя, я уверен.

– Я не виноват. – Пиппа пожала плечами. – Мистер Доусон попросил пойти с ним в комнату для завтрака.

– Но он всего-навсего бедный родственник. – Дворецкий задрал свой большой нос. – Он не имеет положения в этом доме. Вечером в кухне жди хорошего нагоняя.

– Я не буду там столоваться, – сообщила ему Пиппа. – Я буду есть в комнате лорда Уэстдейла.

– Ну да, – презрительно фыркнул дворецкий. – Будущий маркиз. – Он ткнул в Пиппу пальцем. – Я бы на твоем месте ходил с оглядкой. Мы не любим, когда какой-нибудь зазнайка вроде тебя является сюда и не считается с заведенными в доме порядками.

– Если я не первый, тогда чего ж вы так расстраиваетесь? – спросила его Пиппа, ударяя носком сапога по мраморному полу.

– Немедленно прекрати так делать, – прикрикнул на нее дворецкий. – Останется след, и кому-то из служанок придется оттирать его.

– Извините, – сконфуженно промямлила Пиппа.

– И ты первый, – продолжал дворецкий. – Даже слуги принца-регента обедали только в кухне.

– Принни бывал здесь? – Это ее здорово впечатлило.

Дворецкий кивнул:

– Четыре года назад. Искусственные руины были построены в его честь.

– Бог ты мой! – выдохнула она. – Не могу дождаться, когда увижу их!

– Мы очень гордимся нашим парком. Смотри, отнесись к нему с должным уважением.

– Обещаю, – совершенно серьезно отозвалась Пиппа. Она никогда не была намеренно невежлива ни с кем и ни с чем. – Послушайте, – проговорила она извиняющимся тоном, – мне ужасно жаль, что я так рассердил всех в комнате для слуг. Я… я поем там сегодня вечером. Да я в лепешку расшибусь, чтобы приспособиться. И к комнате для завтрака больше и близко не подойду. – Она расправила плечи и задрала подбородок. – Начиная с этой минуты я стану новым человеком, вот увидите.

Суровый взгляд дворецкого смягчился, на лице промелькнула тень улыбки.

– Так-то лучше, парень.