Ангел вожделения Радви Елена

СЕМЕЙНЫЕ ПРИБАВЛЕНИЯ И ПОТЕРИ

Питер, заканчивая университет, влюбился в сокурсницу, очаровательную Синтию. Они учились в Лос-Анджелесе, изучая педагогику. А педагогика, считалось, лучше всего преподавалась именно в том университете…

Вернувшись в Нью-Йорк на каникулы, молодые объявили о своей помолвке.

Майкл и Бекки были в восторге от Синтии и назначили свадьбу на лето, после окончания университета.

Свадьбу сыграли грандиозную.

– У меня не было настоящей свадьбы, – рассуждала Бекки, – так пусть у сына будет все иначе.

Майкл не возражал.

Приехали родители Синтии, собралось много друзей. Все поздравляли Бекки и Майкла с невесткой.

– Как она прелестна! – восхищались гости. – Хорошенькая, женственная. А Питер, Питер… Он взял все лучшее от своих родителей.

Бекки и Майкл были счастливы. Молодожены уехали в свадебное путешествие по Европе. После чего поселились в Спрингфильде, в родовом доме Бекки, что так предусмотрительно сохранил Майкл. Молодые педагоги получили работу в местном колледже.

Вскоре Синтия забеременела, после чего на свет появилась Кэти.

Бекки была без ума от внучки и первое время они с Майклом подолгу гостили в Спрингфильде, чтобы видеть малютку Кэти.

Вот они – самые спокойные дни в теперешней жизни Майкла: все эротическое нетерпение Бекки оттеснилось бурным чувством к малышке Кэти, и тогда Майкл узнавал в Бекки свою прежнюю жену, которую он когда-то так любил.

А в дом Питера вернулась атмосфера прежних лет – доброта, веселье и любовь…

Особенно Питер гордился своими родителями перед Синтией. И молодая жена должным образом оценивала такое современное общение близких людей. И была спокойна за свою Кэти: такая бабушка, как Бекки, плохому не научит…

Майкл, в силу состояния своего здоровья, не мог целиком отдаваться забавам с малышкой. Он лишь наблюдал за возней бабушки и внучки. Мысль о скором возвращении к своей страшной жизни удручала его.

– Не понимаю, почему вы живете в загородном доме, а не в Нью-Йорке? – интересовался Питер, глядя на сумрачное лицо отца.

Майкл пожимал плечами.

– Отцу нужен свежий воздух, – отвечала Бекки. – Ты ведь знаешь его сердце.

Майкл задыхался от лицемерия Бекки. Разве он мог объяснить сыну, что Бекки переехала в загородный дом, чтобы скрыть в густых зарослях старого парка свою связь с шофером. Там не то, что в Нью-Йорке, где каждый шаг на виду, несмотря на глухие стены. Чего доброго Антони сам начнет хвастать перед гардами о своих победах над хозяйкой. А за городом – все шито-крыто.

Дни, проведенные в Спрингфильде, проносились мгновенно.

И вновь Майкл возвращался к постылому существованию.

Слезы унижения душили его, когда над головой, за толстой кладкой потолка, безумствовала жена.

А Бекки наверстывала упущенное в гостях у сына. И Антони не плошал, он тоже скучал без Бекки. Антони баловал свою возлюбленную такими приемчиками, что Бекки доходила до исступления…

Излюбленным способом Бекки было заниматься любовью у зеркала. Ей доставляло удовольствие наблюдать за отражением – выражение лиц, движения – все усиливало ее и без того необузданную страсть.

– Хорошо? – подмигнул Антони. – Представляешь, если бы зеркало было на потолке? В некоторых домах я такое уже видел.

Бекки загорелась.

И однажды днем трак подъехал к их дому. Четверо рабочих внесли заколоченное фанерой зеркало и принялись подниматься с ним наверх.

– Это что? – поинтересовался Майкл, выйдя на шум из спальни.

– Зеркало, – ответила Бекки.

– Куда оно? В твоей комнате полно зеркал.

– На потолок.

Майкл вскинул удивленно брови.

– Да, на потолок! – Бекки кольнула мужа змеиным взглядом. – Мне так хочется.

Потоптавшись, Майкл вернулся к себе.

Антони распирала гордость. Ему льстило, что Бекки так послушна. Антони был холост, жениться не хотел, кровь бурлила в нем, как в молодом жеребце, и большую часть своего досуга он проводил в случайных постелях. Женщин у него было множество. Они соблазнялись им, как мухи сахаром. Но ни одну из них Антони не привечал, после нескольких свиданий он их отшивал. Первой женщиной, с которой он задержался надолго, была Бекки. Такая птичка была для Антони в диковинку… Он не то чтобы влюбился в Бекки, нет. Ему льстила эта связь – блистательная, красивая, богатая Бекки и он, Антони…

Шофер частенько ловил на себе необычный взгляд хозяина. Поначалу Антони смущался – неужели Майкл ни о чем не догадывается? Допустим, он не видит, так уж, наверняка, слышит, как они резвятся над его головой… А может быть, это его устраивает?! Сам-то он ничего не может – вот и… возня Антони с его женой вызывает у старика наслаждение! А?! Антони слышал о таких причудах. Эта версия захватила Антони, а главное – успокоила. И некоторая виноватость, которую испытывал Антони перед хозяином, стала исчезать. Более того, он даже почувствовал себя каким-то благодетелем. И у Антони мелькнула одна идея! Идея, которая захватила дух, а что если… Нет, нет, надо все как следует продумать. Конечно, многое будет зависеть от Бекки – пойдет ли она на это? Судя по всему, Бекки просто помешалась на нем, Антони, может, и пойдет!

Бекки ждала ночи, бродя днем, точно сомнамбула: сонная, безразличная ко всему, едва замечающая Майкла… А тот старался не показываться, таился в своей комнате, как в норе. Или забивался в чащобу парка и сидел там, шурша газетой.

Единственно, что возвращало Бекки в ее прежнее состояние, была Кэти. Девчушка росла на редкость забавной. Но они с Майклом приезжали в Спрингфильд на все более и более короткий срок – Бекки не могла переносить разлуку с Тони…

Старые друзья им не надоедали – считали, что почтенным супругам не до них. Все были уверены, что у Майкла тяжелый недуг, надо повременить с визитами…

Так они и продолжали жить – Майкл и Бекки – ненавидя друг друга. Майкл стал полным инвалидом, сердце натруженно качало старую кровь. Майкл боялся одиночества. Какая-никакая, Бекки все-таки была рядом и в любую минуту могла прийти на помощь. Конечно Майкл мог подать на развод. Но бракоразводный процесс – одно из популярных американских шоу – бросил бы тень на репутацию Питера и Синтии, на это Майкл бы ни за что не пошел…

Самой же Бекки Майкл не мешал, она просто не замечала его. Все ее помыслы были отданы Антони. Его рукам, груди, губам, а главное – всегда послушному предмету ее вожделения, ее божку. Она ощущала в себе фанатичный экстаз жриц культа Фаллоса древней индуистской религии. О, как Бекки их понимала…

Антони уходил от Бекки утром. Она спала до полудня. Поднявшись, она в халате, непричесанная, пила кофе, смотрела телевизор. Обедала поздно. Вновь спала. И только к приходу Антони преображалась… Нет, мужа она не забыла – порой, словно вспомнив о его существовании, Бекки принималась за пустяковую беседу, оживляясь тогда, когда разговор касался Питера и его семьи. Они часто названивали по телефону в Спрингфильд. Во время таких переговоров Бекки преображалась. Майкла же бесила фальшь, с какой Бекки разыгрывала перед сыном роль заботливой и любящей жены.

Истинного поведения Бекки супруги не обсуждали никогда. Эта тема запретна, и Бекки всячески давала понять, что коснись разговор ее поведения – она просто со свету сживет Майкла. И как тот уже ни искал себе смерти, но таким путем уходить из жизни он не хотел. Стоило ему чуть потерять контроль над собой, отдаться терзающим душу чувствам, как Бекки превращалась в фурию, облик которой словно кричал: не лезь, куда не просят! Держись в стороне!

Майкл постоянно возвращался к одной печальной мысли – как Бекки сумела так измениться? Неужели бесследно пропало то, что связывало их в прошлом? Увы, именно так и было… Да, Бекки не вспоминала прежнюю жизнь. Она отмела прошлое, так спокойней. Раба своей чувственности, она принадлежала только Антони…

Первое время Антони еще заискивал перед хозяйкой, но постепенно все больше проникался властью, подчиняя себе Бекки. Если поначалу он из кожи вон лез, пытаясь подражать «аристократишкам», что окружали Бекки, то в дальнейшем он понял, что хозяйка ценит в нем именно мужика, эротическую машину. И Бекки стала теперь для Антони не хозяйкой, не дамой света, а простой бабой, которую нужно не только придавить в постели, но и задать хорошую порку, утвердить свое мужское превосходство… Эта мысль заворожила Антони. А что, если и впрямь задать ей хорошую порку, показать кто ее настоящий хозяин?

Как-то, доведя Бекки до крайней точки, Антони приподнялся и сильной затрещиной сбросил Бекки с кровати. Бекки кулем рухнула на пол. Ее глаза изумленно округлились. Широко раскрытым ртом она пыталась втолкнуть в себя воздух, но болевой спазм стянул грудь. В глазах ее стояли слезы…

Антони смотрел на Бекки со страхом, что это с ней?

– Тони… милый мой Тони, – прохрипела Бекки, хватая воздух, точно рыба, не смыкая губ. – Как это… Тони?

Антони чувствовал холодок в спине. Когда-то мальчишкой он видел тонущего человека. Иногда эта картина вновь вставала перед его глазами, как сейчас.

– Как, Тони, мой Тони, – повторяла Бекки без удержу. И вдруг: – Я хочу тебя… Сейчас! Сейчас, Тони…

Антони, не очень понимая, что от него требует эта… сумасшедшая, водрузил ногу на распластанное у кровати тело и принялся гладить его ступней, точно утюгом. Бекки вся отдалась этой новой ласке и, прикрыв глаза, застонала, высунув кончик своего острого язычка. Розовый, хищный, он касался ее бледных сухих губ, и Антони понял – его ступня поползла вверх, по животу, между жаркой грудью, подобралась к шее и, достигнув лица, тронула пальцем кончик страждущего ее языка. Бекки обхватила палец губами и принялась его жадно сосать, точно младенец соску…

Бекки подчинялась Антони безрассудно: прикажи тот выброситься в такую минуту из окна и она, не колеблясь, подчинится приказу. Прикажи он убить Майкла, она бы сделала и это…

Отношение к хозяину со стороны Антони было не таким уж простым. Беспомощность Майкла нередко пробуждала жалость. В то же время Антони одолевала мысль, которая часто приходит молодым здоровым мужчинам в отношении поживших на свете пожилых богатых людей: «Ладно, хватит, теперь мой черед», – нередко размышляют они. И в душе Антони боролись два этих чувства… Мысль о том, что его забавы с Бекки доставляют Майклу своеобразное наслаждение, не оставляла Антони. Наоборот все больше и больше подзуживала… А что, если и впрямь порадовать старичка?! А?! Вроде Бекки к этому уже подготовлена, выполнит любое желание Антони. Надо попробовать. Тогда все и станет на свое место. И он, Антони, узаконит свое положение… Надо только выбрать момент!

Второй инфаркт настиг Майкла после очередного посещения сына. Они не пробыли в доме Питера и недели, как Бекки потребовала возвращения. И эта поспешность вызвала недоумение: обычно они оставались у сына почти на месяц. Невзирая на протесты детей, Бекки начала собираться в обратный путь. Майкл от злости вышел из себя, так как визиты к сыну стали его единственной радостью. Только у Питера Майкл ощущал себя прежним человеком. Видеть искренне любящих тебя детей, десятилетнюю уже внучку Кэти, было высшим блаженством для Майкла. И тут надо возвращаться назад, в этот загородный бордель…

Он подчинился Бекки. Но вернувшись в загородный дом, на второй день слег со вторым инфарктом.

Бекки, не желая осложнять себе жизнь, скрыла от Антони состояние мужа…

В ту ночь Бекки нашла Антони непривычно тихим.

Некоторое время он лежал не шевелясь и вдруг, поднявшись, приказал: «Пошли!»

Бекки повиновалась.

Они покинули спальню, спустились по лестнице и приблизились к комнате Майкла.

Антони решительно толкнул дверь… Они стояли на пороге комнаты, в глубине которой на широкой кровати спал Майкл.

– Ложись к нему в постель! – скомандовал Антони. – Пусть и он порадуется.

Бекки покорно легла на широкую, свободную часть кровати.

Майкл проснулся. Какое-то мгновение его плывущий взор ничего не выражал. Потом он улыбнулся – тот краткий миг, когда память пропускает дурное, цепляясь за все, что было радостным в жизни. Он, вероятно, видел сейчас свою жену той девочкой, которая вошла следом за ним, высоким, смуглым, сильным, в их первый дом в Северной Дакоте…

– О, Бекки, – счастливо прошептал Майкл. – Я так ждал тебя.

Из сизого полумрака выступил Антони. Приблизившись к кровати, он, совершенно обнаженный, с грудью, поросшей шерстью, наклонился над белым телом Бекки и стал медленно, сильно опускаться, скаля в ухмылке зубы…

Они слились в экстазе, подбадривая себя привычными грязными словами.

Майкл в ужасе приподнялся на локтях… И тут его голова ткнулась в подушку, в каком-то неестественном изломе шеи.

Любовники отдавались своей страсти, не замечая, что Майкл мертв.

На похороны собралось много народу.

Майкл лежал в гробу необыкновенно красивый. Таким Бекки его помнила в далекие годы. Грустной чередой проходили мимо гроба близкие люди, прощаясь с Майклом.

Маленькая Кэти плакала навзрыд, она очень любила деда.

Бекки негодовала – зачем нужно подвергать ребенка такому волнению, в ее годы необязательно видеть покойников. Но Питер с женой решили иначе – Кэти должна проститься с дедушкой Майклом.

Бекки было мучительно видеть детей… Сознание того, что она причина смерти Майкла, изнуряло ее. И еще страх… Под густой черной вуалью она стояла у изголовья гроба с видом безутешного горя. Для всех Бекки сейчас являлась воплощением скорби горячо любящей жены. Синтия и Питер находились рядом, стараясь утешить мать.

После похорон Бекки поехала к детям. Она поселилась в своей комнате рядом с Кэти. Девочка, жалея бабушку, уделяла ей все свое время. Кэти была единственным существом, которое помогало Бекки забыться…

Утром дом пустел – Питер, Синтия и Кэти уходили в школу. Бекки оставалась одна со своими воспоминаниями. Один вопрос терзал ее, сушил сердце: что превратило ее в то, во что она превратилась? Секс?! Да, жадный, ненасытный, необузданный… Секс с детства был ее проклятием. Майкл на время помог ей избавиться от этого наваждения. С ним она не испытывала этих тяжких, изнуряющих мук… Значит, что?! Значит у нее, Бекки, не было никакой патологии. Никакой патологии! Она нормальная женщина… И лишь, когда Майкл сделался больным и бессильным, а на пути возник этот дьявол Антони, к ней вернулись чувства, что будоражили ее в детстве… А что в детстве? Не попадись на глаза ей бабушкины картинки… Господи, сколько девчонок ее возраста видели подобные картинки, не все же они потом искали своего Боба?! Глупости! Выходит у нее, Бекки, что-то было заложено такое? Нет, нет! Она была нормальной девчонкой, ну, может быть, более эмоциональной, что ли. Но без патологии… Многие врачи считают вполне нормальным то, что дети дают вольность своим рукам – просто у каждого свой порог созревания, не более того. И все зависит от обстоятельств… Свяжи она свою судьбу не с Майклом, а с юным, славным Стивом, наверняка всю свою жизнь была бы счастлива и спокойна. Какие у них со Стивом были тогда безоблачные дни, как она легко забыла Боба. А будь у нее в детстве патология, смогла бы она так целомудренно дружить со Стивом? Сколько ее подруг поглядывали на Стива затуманенными глазами, Бекки это замечала, не слепая была. Тем не менее… В то же время – Боб, дядюшка Роджер, а теперь вот – Антони… Антони, Антони! Что общего между ними? Это животное, необузданный болван. Как он приобрел такую власть над ней, Бекки? И к чему еще приведет эта связь? Не позавидует ли она ушедшему в иной мир Майклу?

НОВОЕ ЗАМУЖЕСТВО

У Кэти начались каникулы, и сын с невесткой уговорили Бекки поехать с ними на остров, где они заказали роскошный номер в отеле на берегу океана. Бекки с Кэти занимали, по желанию бабушки, одну комнату, чтобы не расставаться ни на минуту. Кэти обожала бабушкины рассказы о детстве своего папы Питера. Это были замечательные истории и Бекки их мастерски излагала – в лицах, меняя голос. Бекки преображалась, память прошлого молодила и без того моложавую бабку… Кэти слушала широко распахнув глаза, впиваясь ими в пухлые бабушкины губы, в ее огромные глаза…

– Как я тебя люблю, Бекки, – признавалась с восторгом Кэти. – Ты не бабушка, ты мне как… Тина.

– Кто это, Тина? – ревниво спрашивала Бекки.

– Это моя лучшая подружка. – И, не желая давать бабушке передышку, Кэти торопила: – Ну еще, Бекки! Ну, пожалуйста, Бекки!

– А кому-то пора уже спать. Двенадцатый час ночи.

– Не пора, вовсе не пора! – настаивала Кэти. – Дома отосплюсь, когда ты уедешь… Расскажи, как вы на пароходе играли в Шерлока Холмса! Я очень люблю эту историю.

И Бекки вновь окуналась в другую жизнь. Казалось, все забыто, все за спиной… нет, все осталось при ней. И ничто не может отнять пройденных дорог.

– Хорошо, – притворно вздыхала Бекки. – Только потом сразу в постель! – Бекки усаживалась за круглый столик, что должен, по замыслу, изображать стол в ресторане парохода. – Твой папа Питер очень любил эту игру. Он был всегда доктор Ватсон, а дедушка Майкл – сыщик Холмс… Я играла скромную роль экономки, но всегда принимала участие в их поисках… Помню, мы плыли по какой-то реке в Канаде, – Бекки запнулась. – Слушай, Кэти, а почему бы нам с тобой не отправиться в путешествие, а? Взаправдашнее… Что-то твои родители не очень балуют тебя поездками. Ты еще даже в Европе не была. Кажется, отберу тебя у них на следующие каникулы и махнем в Париж.

– Отбери, Бекки! – загорелась Кэти. – Только не забудь!

– Это я-то забуду?

– Рассказывай дальше, Бекки. Пожалуйста! – нетерпеливо проговорила Кэти. – Вы плыли на пароходе по реке. Папа был Ватсон, а дедушка – Шерлок Холмс…

– Дальше? – на лице Бекки мелькнула улыбка. – Так вот… С нами плыла одна молодая пара. Их столик в ресторане стоял рядом с нашим. У этих молодых был медовый месяц…

– А что такое медовый месяц? – перебила Кэти. – Я слышу иногда…

– Медовый месяц? Это когда молодые женятся… И хотят получше узнать друг друга… характер, привычки… Чтобы им никто не мешал…

– А что, они до этого не знали друг друга? – не отступала Кэти.

– Знали, конечно… Но не так.

– А как?

– Ну… иначе, – Бекки чуть смутилась. – Так ты будешь слушать? Или задавать вопросы?

– Буду, буду… А медовый год бывает?

– У некоторых бывает.

– А у тебя был? – Кэти испытывающе посмотрела на бабушку.

– Был, – кивнула Бекки. – Медовая жизнь. Ты ведь знала дедушку.

– Да. Лучше дедушки Майкла никого нет, – убежденно проговорила Кэти. – Тебе повезло, Бекки… Только жаль, что он умер.

– Да, мне повезло, – после паузы сказала Бекки. – Так ты будешь слушать про Шерлока Холмса?

– Буду, буду! – затараторила Кэти и чуть тише добавила: – Только ты не все мне сказала про… медовый месяц. Я все знаю…

– Что ты знаешь, глупенькая? – нарочито засмеялась Бекки.

– Не смейся! – Кэти зарделась. – Не смей смеяться… Я все знаю. И я, и Тина. Все мы знаем… Что такое медовый месяц… И все в нашем классе знают…

– Тогда почему ты меня спрашиваешь? – по-взрослому произнесла Бекки.

«Ей десять лет, – подумала Бекки. – Мне тогда было… тринадцать. Только на три года была старше. На три года! Но, вероятно, это целая жизнь… Нет, нет, ни за что!»

– Нет, нет! – вскрикнула Бекки. – Ни за что! – Ее черные глаза с ужасом смотрели на внучку. – Ни за что!

Кэти с недоумением посмотрела на как-то вдруг изменившуюся Бекки.

– Так ты будешь слушать? Или пойдешь спать? – вяло обронила Бекки.

– Буду, – испуганно пролепетала Кэти. – А что… «ни за что»? Ты крикнула «ни за что».

Бекки смутилась.

– Понимаешь, моя девочка… Я расскажу тебе другую историю, не про Шерлока Холмса… Одна девочка решила, что она взрослая. И стала вести себя, как взрослая. Она хотела прожить за одну жизнь – две. Она была наивная и мало что понимала. Нельзя прожить за одну жизнь – две.

– Эта история не интересная, – прервала Кэти.

– Да! – кивнула Бекки. – Эта история не интересная.

– Я хочу про Шерлока Холмса, – настаивала Кэти. – Ты остановилась на том, что у молодых был медовый месяц.

– Да, да, – подхватила Бекки. – Майкл… то есть, Шерлок Холмс говорит доктору Ватсону: «Обратите внимание на молодую леди, доктор. Только не так пристально, мой друг, вы их вспугнете». Питер прикрылся меню и стал глядеть в сторону молодых людей. «Что вы о них скажете?» – «По-моему, сэр, это молодожены. И они путешествуют». – «Верно. По рекам Канады», – поправил Шерлок Холмс.

И Бекки красочно рассказывала Кэти, как два одержимых сыщика – Майкл и маленький Питер устроили слежку за молодыми людьми. При этом все подстроили так тонко и профессионально, что не только узнали как их зовут и откуда родом. Но и как те познакомились, где живут, чем занимаются и еще много всяких подробностей… Питер был в восторге от игры. В конце путешествия они рассказали обо всем молодым. Те были поражены…

Беки, рассказывая, вспоминала массу уморительных подробностей. Кэти хохотала так, что замочила штанишки. И бабушка решила заодно выкупать свою внучку… Они плескались в ванной и смеялись…

А назавтра Кэти потребовала другую историю…

Дни, проведенные Бекки с семьей сына, промчались, и надо было возвращаться в Спрингфильд.

И Бекки потянуло к Антони.

Бекки объявила о своем отъезде.

Антони решил было, что Бекки порвала с ним, когда неожиданно она попросила его приехать.

Они уединились в загородном доме, спрятавшись от посторонних глаз. Прислугу Бекки распустила, опасаясь лишних свидетелей. Как же! Прошел всего лишь месяц со дня смерти мужа, а она уже сблизилась со своим шофером…

– Бекки, почему ты тогда меня не предупредила, что Майкл лежит с тяжелым инфарктом? – укорил Антони в первую же минуту их встречи. – Я бы… разве решился?

Бекки не хотелось начинать новые отношения с каких-то упреков. Неужели этому сексуальному болвану нечего ей больше сказать?

– А ты не знал? – сухо проговорила Бекки.

– Нет! – искренне ответил Антони. – Думал, он просто занемог… от нашей с тобой возни над головой. Вот и хотел его порадовать. Ты знаешь, как радуются старички, когда видят всякое такое… Вспоминают молодость… – И, помолчав, Антони добавил: – Видно он тебе порядком надоел, твой Майкл, раз ты меня тогда послушалась.

Бекки окинула Антони пронзительным взглядом. Да, он хоть и болван, но достаточно хитер. На всякий случай, хочет на меня переложить вину за свой подлый поступок…

Однако Бекки промолчала.

Антони взял на себя все обязанности прислуги – уборку, уход за парком, покупку продуктов и даже приготовление еды. «Погоди, дорогая, я свое еще возьму», – усмехался он в глубине души… Он был рад возвращению Бекки и вел себя необычайно нежно и предупредительно, ухаживал за ней, как за ребенком. И Бекки это нравилось – Тони не только упоителен в постели, но и добрый, заботливый приятель…

Старые друзья, видя старания Антони, восхищались: «Какой преданный малый, этот шофер, он все взвалил на себя. Это такой подарок судьбы. Ведь бедная Бекки совершенно растерялась от своего горя.»

Бекки устала скрывать свою связь с Антони. Она решила уехать со своим возлюбленным в Европу. Пожить в Париже, свободно, не таясь, гулять по этому прекрасному городу. Они оба красивые, богатые, пусть все видят их счастье. Она столько лет провела в уединении с больным Майклом, что теперь мир по праву должен принадлежать ей, она это заслужила, она это выстрадала…

В Париж они решили отправиться порознь: зачем навлекать подозрения, давать повод для сплетен?

Первым вылетел Антони, чтобы все подготовить к приезду Бекки.

Она присоединилась к нему через неделю, предварительно перебравшись на городскую квартиру, из которой проще было уезжать одной.

Антони оказался молодцом – все подготовил как нельзя лучше. Он нашел уютную квартирку в старом доме, на площади Мадлен. Купил отличный автомобиль – небольшую черную «блошку» с бронзовой отделкой, Антони понимал толк в этом деле.

Вместе с Бекки они обставили квартиру старинной мебелью, в поисках которой усердно облазили не один антикварный магазин Монмартра. Накупили всевозможной утвари. Особой заботой Бекки стало приобретение ковров, портьер и светильников, что кроме уюта, еще подчеркивали и вкус хозяйки. Покупались старинные статуэтки, вазочки, картины. Покупая эти вещи, Бекки становилась особенно разборчива: не переборщить и не клюнуть бы на какую-нибудь подделку… Особой заботой Бекки был ажурный балкончик, что выходил на рю-Авиньон, она уставила его цветами…

Что касалось кухни, то всевозможная бытовая техника, с бронзой и никелем, служила, в основном, украшением – Бекки и Антони питались в ресторанах.

Одновременно с благоустройством своей парижской квартиры Бекки не забывала и о гардеробе, ведь с собой из Нью-Йорка она почти ничего не взяла, выехала налегке… Туалеты модных и дорогих фирм: яркие, нарядные – выходные и повседневные – имели тот шарм, что отличал дорогую вещь от дешевой…

А как изменился Антони, во всем добротном, изысканном, среди роскоши новой квартиры. Дома, за океаном, он нередко напяливал на себя всякую привычную ему старую одежду, возясь с машиной или в парке. Здесь же все эти заботы отпали. Антони с удовольствием бродил с Бекки по магазинам. Во время покупок он преображался, оживал. С наслаждением примерял бесконечное количество костюмов, галстуков, обуви. Вертелся перед зеркалом в примерочной, бросая горделивые взгляды на Бекки – ну, каков он?!

Но после магазинов он заметно скучнел, становился неразговорчив. Да и о чем он мог разговаривать с Бекки в Париже? К тому же, за долгие годы их связи, Бекки знала все его истории назубок. И Антони, боясь наскучить, предпочитал помалкивать. Только в постели он брал реванш. В постели все истории были новыми…

«Надо над ним крепко поработать», – решила Бекки, помня, как благотворно влиял на нее Майкл в Париже.

И еще она подумала о том, что знает Антони столько лет и ее никогда раньше не озадачивало воспитание возлюбленного. Что это с ней? Неужели ей все начинало приедаться? Нет, нет, она, как и прежде, безумствует в ласках. И если бы вдруг их не стало, она сошла бы с ума…

Тем не менее, дремучее невежество Антони стало ее раздражать. Он часами мог смотреть порнографические фильмы, не шевелясь, не выражая никаких эмоций, весь поглощенный экраном… Странно, у Бекки, той самой Бекки, какой она себя помнила с детства, эти фильмы вызывали омерзение. Почему, непонятно?! Хотя ночью они с Антони вытворяли вещи не менее головокружительные, чем показывал экран…

Так что она относилась к увлечениям Антони порнофильмами, как к студенческим лабораторным работам. Однако когда Антони, просмотрев «материал», вставал с кресла с глубокомысленным видом: «Вот, дают!», Бекки не сдерживалась:

– Ты же не импотент! Что ты смотришь на это занудство?

– Отстань! Это не занудство! – свирепел Антони, багровея. Ибо ничто так не задевает человека, как порицание его вкуса.

И Бекки решила действовать на своего возлюбленного не торопясь, исподволь. Сам город, в котором пряталась их квартирка, должен был повлиять на Антони, не оставить его равнодушным. Париж вливал в Бекки живительную струю, и она, настроившись на романтический лад, принимала все, что ее окружало с детской доверчивостью и восторгом. Она была уверена, что любой человек не в силах оставаться равнодушным к этой симфонии прекрасного. И Тони не может быть исключением! Именно сейчас, когда он так дорожит ею, так нежен и заботлив, он не станет противиться ее желанию. Бекки начала привлекать Антони ко всему, что интересовало. Но, увы, ничего из этого не выходило. Антони покорно посещал с ней театры, концерты, музеи, топал по старинным улочкам и, не скрывая скуки, слушал объяснения Бекки…

И Бекки, не выдержав, махнула на свою затею рукой. Что требовать от него, в его возрасте, с прочно сложившимся мировоззрением…

Однако попытки воздействовать на Антони оказали влияние на саму Бекки. Места, где когда-то она бродила с Майклом, пронзали душу с особой остротой и печалью. Печаль была столь глубока, что порой ей казалось, что Майкл, ее умный, утонченный Майкл, рядом с ней. Стоит лишь повернуть голову… Бекки скашивала глаза и видела лишь напыщенного Антони. Сердце Бекки сжималось от боли по утраченному.

И Бекки пришла идея скрасить свое духовное одиночество внучкой. Она решила пригласить Кэти на зимние каникулы в Париж…

Недолго думая, она позвонила в Спрингфильд. Питер и Синтия не возражали. Что касается Кэти, то вопль восторга заглушил все звуки телефонной трубки.

Они встретили девочку в аэропорту и отправились кататься по городу. Кэти в восторге крутила головой, разглядывая чудесный город и уверяя бабушку, что она совершенно не устала, что весь полет проспала и готова так кататься всю жизнь.

Антони, на время пребывания внучки, была отведена роль прислуги. Что, кстати, его вполне устраивало. Не надо было шататься по музеям и театрам. «Каникулы, так каникулы!» – радовался Антони. В те часы, когда «хозяева» сидели дома, Антони тоже не очень перегружался – Кэти требовала у бабушки ее изумительных рассказов, память о днях, проведенных на острове. И чтобы бабушка ночевала с ней в ее комнате, как это было в отеле.

– Кэти! Ты вполне взрослая девочка, – возражала Бекки. – А взрослым не подобает с кем-либо спать в одной комнате.

Кэти упрямо сдвигала бровки и чему-то иронически улыбалась.

Сошлись на том, что бабушка будет сидеть с Кэти, пока та не уснет. И рассказывать о детстве папы Питера.

– Ну, Бекки, я слушаю! – приказывала она, уютно забившись в угол просторной кровати. – Расскажи, как вы играли в амишей!

– О, это было восхитительно, – начинала Бекки. – Мы отправлялись к амишам, накупали у них одежду, всякие там пояса, шляпки, выключали электричество, пользуясь исключительно свечами. Приобрели корову…

– Настоящую корову? – восторженно перебивала Кэти.

– Самую настоящую! – кивала Бекки. – Ее звали Шейла.

– Шейла! Где же она жила?

– Построили специальный хлев в конце парка. Мы сами пасли нашу Шейлу… Доили…

– Так и доили? – не верила Кэти. – Кто доил?

– Вначале все вместе, потом по очереди.

– И папа доил? – подозрительно спросила Кэти.

– Еще как! – азартно выкрикнула Бекки. – Питер это делал лучше всех. Не то, что мы с Майклом… А дедушка, вообще… жалел Шейлу, носил ей бананы. Она здорово ела бананы.

Кэти была в восторге.

– Еще мы научились у амишей делать из молока всякие продукты. Творог, сметану и даже масло. Довольно вкусное было масло.

– Только бананами отдавало, – съехидничала Кэти. – Как же вы его делали?

– Купили у амишей специальную машину. Ручку крутили по очереди. Особенно старался дедушка Майкл. Да и папа твой не отставал… А теперь постарайся уснуть. И пусть тебе приснится наша Шейла. Спи, родная.

Кэти возвращалась домой со слезами: грустно, что каникулам пришел конец. Девочка была полна впечатлений.

Бекки тоже опечалилась. Разлука с внучкой, казалось, отсекала самую трепетную часть жизни – воспоминания о прошлом. Казалось, что она стоит на краю пропасти…

Антони понимал – Бекки ускользает. В то же время он чувствовал какую-то уверенность. «Будешь со мной, будешь, сука! Я хорошо тебя изучил – побрыкаешься и вернешься, на коленях приползешь», – убеждал он себя. Но на душе было кисло…

И Антони решил бороться!

В первый же вечер после отлета Кэти они появились на Плас-Пигаль в притоне с голыми девчонками на сцене. И с таким шоу, от которого Бекки, по мнению Антони, должна прийти в себя. Еще парочку таких вечеров и от ее вздохов по Джоконде не останется и следа!

Из своих походов по музеям, Антони запомнил и возненавидел Джоконду больше всего. Уж очень эта Джоконда своей улыбочкой действовала на Бекки. Антони был стреляный волк и отлично понимал, что означает у женщин такая ухмылка. Что в средние века, что в наше время. Все эти оторвы одинаковы. Друг дружку чуют издалека. Когда Бекки попадала в Лувр, казалось, ее магнитом тянет в зал, где перед небольшим портретом вечно толкались люди. Такие же психи, как Бекки… Так или иначе, но Антони возненавидел эту «блядь», как он называл про себя Джоконду, а затем и все, что показывала ему Бекки в Париже, именовал «Джоконда».

Итак, с отъездом Кэти у Антони началась привычная жизнь. Да и Бекки сама соскучилась…

В изощренных заведениях Плас-Пигаль Антони доводил Бекки до экстаза зрелищем эротических сцен. Все вернулось на круги своя: вновь Бекки во власти своих страстей, вновь секс затмевал ее разум. А однажды, в ночном клубе на рюСен Дени, Антони во время представления загнал под стол возбужденную свою возлюбленную заниматься с ним оральным сексом.

Но всему приходит конец. Поднадоели и прогулки по злачным местам – Антони и Бекки решили вернуться домой. Уже в самолете Бекки стала скучать по Парижу, но более всего по тем местам, куда их заманивала искусительница-ночь. Как жаль, что в ее родном городе нет этих сладострастных притонов… Наивность Бекки изумила Антони! Конечно, что мог знать, скажем, о Сохо, ее чистоплюй Майкл?! Столько лет прожил с Бекки и ничем не взволновал ее кровь – все ублажал своими Джокондами, старый осел. А сведи он Бекки в тот же китайский квартал или на Сорок вторую… Да мало ли в Нью-Йорке приличных заведений, о которых бедняжка Бекки и предположить не могла, со своим слюнявым аристократишкой-мужем!

– Подожди, Бекки, я тебе такое покажу, – успокаивал Антони, – никакой Париж в сравнение не пойдет!

И показал! Заведения, в которые Антони приглашал свою возлюбленную, рассеяли все ее сомнения…

Бекки пристрастилась к глухим подвальчикам, скрытым притонам, где забавы были откровением даже для самого Антони. К Бекки пришло неизведанное доселе чувство сладостного отравления эротикой. Казалось, она находилась в состоянии гипнотического сна. Интимные отношения с Антони в присутствии посторонних глаз ее больше не смущали, наоборот, возбуждали невиданной остротой. Да никто особенно и не обращал на них внимания, никому до них не было дела – все вокруг занимались тем же самым, опьяненные оргией вселенского свального греха. Более того, Бекки уже не испытывала остроты секса, если вокруг не носились флюиды другой, посторонней чувственности. Тогда Антони не мог пробудить в ней желаний, как ни старался. Но окажись она в притоне, среди таких же околдованных эротикой людей, и одно только касание лапы Антони ее ног могло вызвать бурное излияние.

Антони придумал новую забаву. А началось все случайно.

Перехватив как-то жадный взгляд мордастого парня, Антони поманил его: «Подойди сюда, малыш!».

«Малыш» – верзила двухметрового роста – направился к их столу, готовя себя к потасовке. Но Антони мирно предложил парню присесть за их стол.

– Хочешь заглянуть под юбку моей красотке? – усмехнулся Антони.