Аннигиляция Вандермеер Джефф

Новичкам всегда везет

Прошло несколько томительных часов, прежде чем последовала вторая поклевка. Два огромных марлина одновременно атаковали силиконовую приманку, но наживка досталась одному. В течение нескольких секунд со шпули сошел почти весь запас лески. Капитан поддал газу, чтобы крючки хорошо врезались в тело рыбки, а затем убавил ход. Теперь помощник перенес спиннинг к боевому стульчику. Удодов трясущимися от волнения руками пытался пристегнуть ремень, удерживающий удилище. Остальной народ сорвался со своих мест и засуетился, пытаясь помочь вытащить из воды лишние снасти. За несколько мгновений команда, состоящая из двух профессионалов, одного любителя и трех новичков-рыболовов, превратилась в кучку людей, лихорадочно снующих на корме…

Между тем марлин, вызвавший этот переполох, ушел на глубину, чтобы изменить направление движения. Капитан рванул к штурвалу и снизил скорость настолько, чтобы катер оставался управляемым, а рыбаку было удобней сантиметр за сантиметром отвоевывать у рыбы леску. Напуганный тем, что рыба утянет его за борт, Савелий занял свое место на стульчике и пристегнулся на все крючки. Прочувствовав на себе силу тяги голубого марлина, не уступающую хорошей малолитражке, он яснее некуда осознал значение слов «скованы одной цепью». Удилище пока выдерживало, и тормоз катушки безупречно выполнял свою работу, сдавая леску только при отчаянных рывках рыбы. Боевой стульчик, имея твердую опору, позволял рыболову бороться с марлином, и это вселяло надежду. Савелий слегка успокоился. Но тут рыба изменила направление движения, что проявилось в небольшом ослаблении лески. Костя первым почувствовал опасность и прокричал Савелию:

– Ручку! Ручку крути, черт возьми! Рыба идет наверх!

Капитан среагировал молниеносно, и мотор, дико взревев, толкнул винтами катер вперед, накрывая корму черным дымом. Когда выбрали прослабленную леску, судно замедлило ход и стало удаляться от того места, где она уходила под воду. Теперь мононить была натянута, и в месте ее соприкосновения с водой возникала небольшая шипящая волна.

Наконец степень опасности стала понятна и Савелию.

«Если марлин прыгнет и обратным ходом навалится на леску, то все будет кончено. Ни одна леска в мире не выдержит удар такой силы», – подумал он и начал бешено вращать ручку катушки, вкладывая в нее всего себя, как будто от этого зависела его жизнь.

Гребные винты катера врезались в прозрачную синь воды и уносили судно от поднимавшейся вверх рыбы. Леска натянулась, давление на удилище усилилось, и вода словно взорвалась, когда из темной бездны вылетела огромная рыбина. Было видно, что она заметно устала, и Савелию, вошедшему в раж, удалось подмотать леску на катушку. Он подтянул рыбу так, чтобы капитан смог дотянуться до поводка, но пока помощник примерялся багром, марлин, воспользовавшись передышкой, собрал силы и пошел на таран, выпрыгнув из воды прямо на Удодова. Савелий сумел уклониться от удара «копья», и обоюдоострая, зубатая пика прошла мимо, только чиркнув его по шее и вспоров кожу, не задев, однако, сонной артерии. Пролетая мимо, туша весом в два центнера зацепила кресло и, сломав закрепленное удилище, упала на палубу. За спиной Савелия раздался леденящий душу вопль. Когда, с трудом расстегнув окровавленный жилет, он встал с кресла и повернулся, то содрогнулся от увиденного…

Морское чудовище било хвостом, а его окровавленную морду прижимало к палубе тело Каталины, пронзенное зазубренным носом марлина точно в области сердца. Оно не давало рыбе ни подскочить в воздух, ни развернуться для дальнейшего выпада. Двумя ударами дубины капитан утихомирил марлина, но ударов этих никто не слышал: Костя чересчур шумно сходил с ума…

Пока пытались привести в чувство Перегуду, налетел шквал. Скорость ветра достигла шестнадцати метров в секунду и продолжала нарастать. Было видно, как воздушные слои мечутся над водой. Небо потемнело и излилось тропическим ливнем. Волны вздыбились высотой в несколько корпусов катера. Посудину мытарило из стороны в сторону и вверх-вниз.

Перегуду так и не удалось оттащить от бездыханного тела Каталины. Опасаясь быть смытыми в открытое море, пассажиры задраились в трюме, а тем временем капитан, прикладывая невероятные усилия, старался избежать овер-киля. И только Костя, Каталина и две гигантские рыбины скользили от борта к борту. Сначала Перегуда пытался за что-то удерживаться, но когда его швырнуло на привинченный к палубе стул и он услышал хруст собственных ребер, протыкающих легкие, силы покинули его. Он видел, как рыбу, пронзившую Каталину, смыло за борт вместе с девушкой.

– Сейчас, милая. Потерпи, радость моя. Я иду к тебе… Больше никто и ничто нас не разлучит… – простонал Костя, и тело его встрепенулось в последний раз.

«А ведь совершенно не больно…» – отметило угасающее сознание, и он увидел себя, подымающегося вместе со своей единственной, такой поздней и такой короткой любовью выше грозовых облаков…

Трусливый человек мыслит о покое, а смелый о подвиге

В трюме воняло порченой рыбой, соляркой и затхлым тряпьем. Уцепившись руками за шпангоуты, а ногами упершись в трубы и рундуки, люди пытались удержаться на месте. Молодой худощавый кубинец без особых усилий справлялся со своим телом, даже когда судно ложилось на борт. А вот грузным Савелию и Майклу приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы не сорваться и не расшибиться о выступы, переборки или двигатель. Кораблик то взлетал на гребень волны, то падал в бездну. Его корпус вибрировал и трещал так, что, казалось, вот-вот рассыплется.

«Придурок! Какой я придурок! На фига мне сдалась эта рыбалка?! – корил себя Удодов. – Бедный Костя! Все крутого из себя корчил… Нью-Сталин хренов! И где ты сейчас? Небось, с подлинником за руку здороваешься и в уста его лобызаешь… На фига ты меня в эту авантюру втянул! А я – старый, тупой идиот. Давно надо было послать его ко всем чертям…»

– Твою мать! – орал швед на чистом русском. Видимо, еще с Полтавы в его кровь закрались русские гены. И чем больше он упражнялся, тем сильнее это бесило Савелия. А когда Андерсен достиг уровня, которому позавидовали бы авторы книги «Крепкое русское слово», а Петр Великий, слывший непревзойденным матерщинником, снял бы шляпу, – Савелий взорвался и обложил шведа во столько этажей, что тот замолк, выпучив и без того крупные глаза…

Морское чудовище било хвостом, а его окровавленную морду прижимало к палубе тело Каталины, пронзенное зазубренным носом марлина в области сердца.

Тем временем крен заметно поубавился, а еще через десяток минут сверху послышались крики капитана и удары ногой о палубу. Помощник, понимая позывной, разгерметизировал трюм, и все покинули убежище.

Ни Кости, ни Каталины, ни рыб на палубе не было. Стул исчез вместе с кормовым бортом.

Израненный кораблик вернулся в порт. Остаток вечера и весь следующий день европейцами занимались медики, следователи и представители страховых компаний. Измученный допросами, Савелий набрался так, что не заметил, как Андерсен, поработав с его захмелевшим мозгом, превратил русского генерала в послушную марионетку.

Когда утром, слегка покачиваясь, Удодов вышел на палубу, вся команда военного корабля под командованием Пабло Родригеса и швед стояли у спущенного российского триколора с непокрытыми головами. Савелий присоединился к траурной церемонии. Родригес произнес короткую речь о том, что русский генерал, так много сделавший для социалистической Кубы, погиб, как настоящий солдат, спасая женщину.

Забрав человеческую жизнь, пусть даже ненароком, и не раскаявшись – навек потеряешь способность к состраданию

Мальчик Витя родился в городе Петрозаводске. Он был третьим ребенком в семье и в отличие от старшего брата и сестры был хилым. Холодный, влажный климат Карелии мог сделать из него астматика, а посему мать искала выход из создавшейся ситуации. И нашла. По совету врачей семья, состоящая из шести человек, переехала в среднюю полосу СССР, на Могилевщину, продав свой дом на севере. Могилев, как и Петрозаводск, был городом областного значения, а главное, климат здесь оказался гораздо комфортнее.

Дом, в котором поселилась семья, стоял на окраине города, у самой железной дороги. И если шум от беспрерывно идущих поездов докучал взрослым, то на младшенького действовал как успокоительное. Монотонные звуки и легкое подрагивание кровати быстро убаюкивали часто просыпающегося и бьющегося в кашле мальчика. Через полгода Вите стало намного легче, можно сказать, он почти перестал кашлять. А через год выздоровел вовсе, избавившись от каких-либо симптомов астмы.

Присматривала за дитем бабка, родная тетка матери. Она нигде никогда не работала, так как с детства страдала слабоумием. Мысль о том, что Витюша тяжело болен, глубоко засела в ее больном мозгу и посему на улицу ни ногой. Бабка лишь изредка выводила его на крылечко посидеть и подышать свежим воздухом. Глупой старухе и в голову не приходило, что мальчишка перерос свою болезнь. Находясь под пристальным вниманием домомучительницы, мальчик часами глядел в окно, наблюдая за играющими ребятами. Как он завидовал своему старшему брату и сестре, гоняющим шайбу по утоптанному снегу, срывающимся с холма на лыжах и мчащимся к железнодорожной насыпи, взлетающим под небеса на качелях…

Любая его попытка улизнуть из дому заканчивалась шлепком по заднице или подзатыльником. Бабка, престарелый недоумок, почти не разговаривала, зато четко исполняла наказы родителей. Маленький Витя мечтал, когда станет большим, отплатить ненавистной старухе той же монетой. В своих детских снах он видел, как лишает своего деспота возможности пить чай, награждает подзатыльниками или тычет в спину палкой. Почему чай? Да потому, что он для бабки был воплощением всех земных удовольствий, и пила она его по нескольку раз в день. Это был настоящий ритуал. Она наливала кипяток в глубокое блюдечко, отгрызала щербатым ртом кусочек сахара и, отдуваясь, с шумом втягивала чай.

Когда Витюше исполнилось шесть лет, он впервые придумал, как отомстить няньке-надзирателю. Дождавшись момента, когда в доме никого не было, разбил ее любимое блюдце и осколки побросал в печь. Весь вечер бабка охала и ахала, убиваясь по исчезнувшему блюдцу, и все тыкала клюкой в ногу старшего брата. Но тот только отмахивался, а улучив момент, когда родители не видят, крутил у виска пальцем в ответ на бабкины мычания в его адрес. По малолетству и наивности Витюша считал, что весьма удачно скрыл следы своего преступления, но он не знал, что все тайное становится явным. На следующий день, выгребая золу из печи, бабка обнаружила осколки любимого блюдца и, обо всем догадавшись, пришла в ярость. Она зыркнула на двоюродного внучка так, что тот от испуга обмочился и дрожащими ручонками прикрыл лицо, пытаясь спрятаться от испепеляющего взгляда ведьмы. Но беззубая карга, с лицом, изрезанным глубокими морщинами и обильно усыпанным волосатыми бородавками, стала обхаживать Витька клюкой. Отполированная за десятки лет костлявыми руками палка взлетала и ложилась на его спину вновь и вновь. Витя повалился на пол в собственную мочу, а бабка придавила его лицо к луже и удерживала до тех пор, пока он не забился в удушающем кашле.

Потом Витя долго плакал. И чем обильнее текли слезы, тем яснее становились мысли. Теперь он понимал: мало продумывать, как насолить побольнее, важно сделать это так, чтобы никто и никогда не мог его в этом уличить.

Несколько дней мальчик вынашивал план мщения и лишь когда все точно просчитал, приступил к его выполнению. Палку-подпиралку старуха выпускала из рук лишь изредка. Такое случалось, когда она либо сидела, либо спала. Хотя и тогда она клала ее себе под бок у стены.

В один из морозных зимних вечеров, поужинав, семья пила чай. Бабка невыносимо шумно хлебала из блюдечка, тем самым подталкивая Витеньку к решительным действиям.

После чаепития все смотрели телевизор. Старуха, опираясь подбородком о костяшки рук, покоившихся на клюке, таращила подслеповатые глазки в черно-белый экран. Пожелав всем спокойной ночи, мальчик демонстративно удалился в свою комнату, но спать не лег. Он уселся на маленький стульчик и стал ждать, когда все разойдутся, а бабка останется похрапывать у телевизора. Витя сам уже несколько раз начинал клевать носом, и только страстное желание насолить бабке, разделавшись с ненавистной клюкой, заставляло его терпеливо ждать. И он таки дождался. Тихонько, как могут ходить на цыпочках только дети, он прокрался в комнату, взял орудие для экзекуций и понес в комнатенку, где стоял котел, греющий воду для отопления. Открыв загрузочную дверцу, мальчик посмотрел в топку. Красная утроба с пляшущими на поверхности горящего антрацита синими язычками отразилась в широко раскрытых, пылающих страстью возмездия глазах мальчишки. Сунув палку в приоткрытое поддувало, он с восторгом наблюдал, как яркие языки пламени пожирали бабкину клюку. Ощущение невероятного удовлетворения охватило мальчика, а когда остатки кривой деревяшки в последний раз полыхнули и превратились в угли, мальчик задрожал всем телом от необычайно острого чувства, в котором смешались страх возможного наказания за содеянное и наслаждение, полученное от мести. Даже те ощущения, что он испытал, получив в подарок от родителей танк на батарейках, не шли ни в какое сравнение…

Днем бабку отвезли в больницу, а через несколько дней ее хоронили.

Все – папа, мама брат и сестра – плакали, а Витя радовался так откровенно, что даже не сдерживал смеха. Мама пыталась одергивать сына, но окружающие успокаивали ее и просили не сердиться на мальчишку, указывая на малолетство.

Избавившись, наконец, от бабки, мальчик Витя получил долгожданный доступ к улице. Однако тут его ждали новые огорчения. Весьма сплоченный коллектив будущих первоклассников стал над ним насмехаться, поскольку он был неумехой. А когда Витя демонстративно сложил на груди руки и надул губы, его просто прогнали домой, надавав тумаков. Он всю ночь проплакал и, затаив обиду, вновь стал ждать удобного для мести случая.

Не стоит расслабляться, даже находясь на Олимпе

Все население папуасской деревни и гости собрались у главного очага. Хозяева разламывали приготовленное на углях мясо, раскладывали парующие куски на пальмовые листья и самые аппетитные подавали сначала мужчинам европейцам, а затем вождю. Вождь поднялся и, прихрамывая, приблизился к Анне. Опустившись на колени, как перед божеством, он склонил голову и протянул ей свой кусок благоухающего мяса. Анна была тронута таким вниманием, потому что в этом первобытном обществе к женщинам не было подобного отношения. Но она была не просто женщина, она была той, кто вернул к жизни вождя. И, как оказалось, дикари могут быть благодарными. Ее стереотипы рушились.

Беседуя между собой, люди приступили к трапезе, а тем временем ниже по склону горы, где играл водопад, стали зарождаться облака, и вскоре, подсвеченные бледным светом небесных светил, они заклубились внизу, превращаясь в бурлящее море. Одна за другой, пронзая тучи, полыхнули яркие вспышки, они осветили людей, занятых поглощением пищи, и грянул гром.

– Наверное, именно такие картины породили у человечества представление ада? – поежившись от созерцания разыгравшейся стихии, сказала Анна.

– Не хватает только, чтобы разверзлась земля, изрыгнув потоки лавы, – добавил Феликс.

– Я думаю, с нас хватит приключений, – поспешил остановить полет фантазии европейцев Мигель. – Не стоит своими размышлениями накликать беду, мы и так находимся в непосредственной близости от эпицентра шторма.

– Что-то ты стал суеверным, Мигель, – поддел кубинца Феликс.

Неожиданно сильный порыв ветра, ворвавшийся в поселение, не дал разгореться ненужному спору. Прихватив еду, люди поспешили укрыться в хижинах, а через минуту-другую по пальмовым листьям, служащим кровлей для этих убогих жилищ, забарабанил тихий дождик, под который мирно спится после сытного ужина… И все уснули… Но сон был недолгим. Его прервали крики аборигенов.

– Что случилось? – спросил Феликс. – О чем кричат папуасы?

– Пока неясно, – ответил Путу, – вроде кто-то что-то украл… Сейчас узнаю.

Он покинул хижину, а за ним вышли и европейцы. Возле вождя, энергично жестикулируя, группа воинов что-то поясняла. Путу понял, что на лагерь был совершен набег чужаков. Они похитили юную девушку и ее мать, а теперь мужчины собираются вернуть своих соплеменниц.

– Путу, попроси вождя, чтобы взяли меня с собой! – взмолилась Анна. – Я просто обязана взять в этом участие. Иначе, какой я криминальный репортер.

Вождь долго не мог понять, почему Анна хочет участвовать в освободительной операции, но то, что именно она спасла ему жизнь, стало решающим. Получив приказ оберегать Анну и Путу, воины отправились в путь.

Следопыт, идущий впереди, точно вел продвигающуюся быстрым шагом группу в нужном направлении. Пробираясь в высокой сырой траве, преследователи через два часа спустились в долину и запетляли среди деревьев, зорко вглядываясь в полумрак леса. Здесь они из охотников легко могли превратиться в добычу.

Еще через несколько километров группа остановилась у кромки леса. Следопыт указал одному из воинов на дерево. Папуас обвязал ноги гибкой лианой, затем ухватился за такую же, закинутую за ствол, и стал взбираться на верхушку дерева. Он долго всматривался вдаль, что-то поясняя следопыту.

Потом снова шли по зарослям, и только поднявшись на небольшой холм, группа притаилась, ведя наблюдение за племенем, живущим в долине. Именно его воины совершили набег на горцев.

Не каждый поединок заканчивается свадьбой

Переход был долгим и нелегким, но это не мешало Анне размышлять над тем, с чем она познакомилась за время пребывания среди папуасов.

«Начало двадцать первого века, а жизнь этих людей ничем не отличается от жизни их предков в каменном веке. Они до сих пор добывают огонь трением, а все дома строят вокруг «очага». Вся разница между племенами в том, что одни строят хижины на земле, а другие на сваях, защищая свое жилище от затопления во время дождей. Каркас жилища возводят из бамбука, а крышу и стены делают из травы и широких листьев. Они отвоевывают у джунглей землю, выжигая часть леса, и на получившейся поляне выращивают неизвестные мне растения, пригодные в пищу. Для обработки земли используют палки-копалки. Пользуются каменными, костяными и деревянными орудиями, обходясь без железа. Интересно, что мужчины селятся отдельно от женщин и детей. Женщине не только запрещено входить внутрь, но и подходить к мужскому дому.

Женщины племени собирают кокосы, бананы, ведут хозяйство. Вот и сейчас большая их часть занимается сбором лесных даров и копанием в огороде. И только старухи остались в деревне с малолетними детьми. Все мужчины покинули поселение. Даже мне это кажется странным. Неужели они не ждут ответа… А вот и наши пленники, сидят на поляне со связанными ногами».

Следопыт что-то затараторил, и все мужчины, кроме Путу, пригнувшись к земле, побежали к лагерю. Анна включила видеокамеру и стала снимать, как они ворвались в лагерь. Быстро высвободив похищенных из пут, горцы направились в сторону зарослей, но не тут-то было. Из кустов, им наперерез, с деревянными копьями наизготовку выскочили несколько воинов противника. Нападавшие и обороняющиеся принялись громко кричать, размахивая копьями и делая выпады друг на друга. Не прошло и минуты, как численность воинов противника удвоилась, и горцев стали теснить к огороду. Выхватывая из грядок коренья, палки, комья грязи, воины швыряли их в наступавших. Как ни странно, но это привело противника в замешательство. Воины долины ослабили натиск и стали жестами показывать, что локальная битва не должна лишить их пропитания. А когда уставшие горцы получили возможность перевести дух, на передний фланг вышел вождь, и наступила тишина.

После непродолжительной речи, сопровождаемой прикладыванием ладони к сердцу, он пригласил всех в лагерь для переговоров. Атакующие победно заулюлюкали, махая копьями и стуча себя в грудь.

– Думаю, теперь мы можем выйти из укрытия и присоединиться к нашим, – сказал Путу.

– А как же война, начавшаяся из-за похищения людей? А вдруг они всех нас съедят? – испуганно произнесла Анна.

Путу успокоил, пояснив, что среди племен случаются войны, но, учитывая то, что оружие в основном деревянное, а копья короткие и стрелы без наконечников и оперений, жертв чаще всего не бывает. Да и сами стычки, поводом к которым служит похищение свиньи, носят, скорее, ритуальный характер и сопровождаются потоками оскорблений и угрожающими танцами. Войну может прекратить даже сильный ливень. Тогда воины разбегаются по домам. В данном случае исход битвы решило метание корнеплодов. А каннибализм – в далеком прошлом.

– Но почему тогда у них рты в крови и они кровью харкают? – не унималась Анна.

– Это не кровь, а дурманящее зелье. Его жуют все папуасы, кроме нашего племени. Это смесь из листьев бетеля, красных листьев перечного растения, семян пальмы катеху и толченых ракушек. Она и впрямь напоминает кровь.

– Ты точно уверен, что нам нечего опасаться? – не веря его словам, донимала переводчика журналистка.

– Да! Уверен, на все сто! Жизнь туземцев строго подчинена законам племени. Все вопросы решают старейшины. Уважение к ним безгранично. Еще совсем недавно вожди и старейшины удостаивались чести «жить после смерти» в виде мумии. Кстати, мумии, которую ты видела в племени горцев, более четырех тысяч лун. Так, по крайней мере, мне сказал шаман.

Поэтому племена, где есть собственные мумии, очень гордятся ими.

После таких доводов Анна вышла из укрытия, и вместе с Путу они направились в поселение.

– Так что же все-таки произошло? Зачем они выкрали женщин? – допытывалась журналистка.

– А дело в том, что кому-то понадобилась невеста, – объяснил Путу.

– Но она же не вещь! – возмутилась Анна.

– Почти все папуасские женщины бесправны. В брак они вступают рано, лет в 11–14. Считается, что в этом возрасте девушка «в самом соку». Обычно невесту выбирает старейшина из девушек своего племени, но свежая кровь предпочтительнее. Дети будут крепче, здоровее. Не переживай сильно, Анна. Поскольку похищение раскрыто, а войны соседи не желают, то женщин отпустят, и завтра к вождю горцев направится процессия сватов с гостинцами. Они принесут выкуп: кабанов, мешки с овощами, ветки бананов и другие ценности. После того, как сделка по передаче невесты состоится, мы попируем на свадьбе.

Глазами не увидишь то, что услышишь ушами

Возвращение в горную деревню заняло весь оставшийся день. И пока группа освободителей вместе с будущей невестой и ее матерью неспешно брела в гору, Анна собирала материал, задавая папуаске вопросы через переводчика:

– Что для вас представляет замужество?

– Брак для наших женщин – нелегкое дело. Они занимаются домашним хозяйством и собирательством. А живущие в долине еще и возделывают землю. Мужчины к этому не прикасаются. Многоженство здесь обычное дело. Рожают часто, и всех младенцев считают общими, но особо с детьми никто не носится, поэтому выживают единицы.

– Путу, а почему среди женщин так много беспалых? – поинтересовалась Анна. – Помнишь старуху, что гладила тыльной стороной руки мою кожу? У нее не было ни одной фаланги.

– Когда умирает кто-то из родственников, женщине отсекают по фаланге. Видать, в ее семье было много смертей. А ты заметила на ней юбку из каких-то кусочков то ли дерева, то ли камушков, как бусы?

– Да, Путу, я только и ждала момента задать этот вопрос.

– Так вот, это «жгуты слез». Весят они килограмм двадцать, и носить их она должна не менее двух лет после смерти близкого человека.

– Да, суровая у них жизнь, – вздохнула Анна. – Хотя последние несколько лет и моя жизнь была не намного легче. Путу, а ты узнай у нее про секс. Мне интересно знать все до мелочей.

– Так вот. Сексом супруги занимаются в специально предусмотренной хижине, и если перед ней воткнуто копье, значит, туда вход запрещен, – начал переводить ответ Путу. – Правда, если ждать невтерпеж, парочка может уединиться в лесу. И еще, если муж, испытывая желание, не обнаружил рядом своей жены, он запросто может воспользоваться любой другой женщиной или вдовой.

Женщина, преодолевая преграду из толстого бревна, ударилась коленкой о гниющее полено, ойкнула, почесала ногу и хлопнула дочь по пухлым ягодицам. Девчушка лет двенадцати, не более, обернулась и обнажила в улыбке идеально правильный частокол белоснежных зубов. Довольная своим ребенком, мать продолжила:

– Но до замужества девушку никто не смеет тронуть. Если такое случится, мужчине отрежут детородный орган.

– Что, серьезно? – удивилась журналистка.

– У нас в племени – да. А в некоторых племенах, перед тем, как жених проведет свою первую брачную ночь с невестой, с нею переспят все его соплеменники.

– Надеюсь, у тех, кому вы отдадите свою дочь, не так?

– У этих не так. Так принято у тех, что живут на деревьях.

– У обезьян, что ли? – переспросила Анна.

– Нет, не у мартышек, а у человеческих племен, которые живут на деревьях, – перевел ответ Путу. – Возделывающие землю враждуют с ними. Их еще называют «охотниками за черепами».

– Спроси, где живут дети и кто их воспитывает?

– Девочки живут с матерями до самого замужества, а мальчики лишь до семи лет. Затем их воспитанием занимаются мужчины. Посвящение в воины у подростков начинается с прокалывания носа заостренной палочкой. Мальчики во всем подражают мужчинам, а во время войн или охоты подносят оружие.

Примерно в 12–13 лет мальчики надевают на половой орган колпачок, изготовленный из бутылочной тыквы. Его носят постоянно, и это их единственная одежда. По длине и форме колпачка можно определить статус хозяина. У «годных» мужчин они прямые, у подростков и стариков – изогнутые, а самый длинный – у вождя.

За познавательной беседой время пролетело незаметно, и группа вернулась в лагерь в предзакатных сумерках. За прошедшие сутки вождь совсем оклемался и пусть еще не бегал, но уже почти не хромал. Узнав добрую весть о предстоящей свадьбе, сулящей объединение племен, он распорядился готовиться к приему гостей.

Ничего нет ужасней алого восхода, переходящего в кровавый полдень

С восходом солнца селение загудело. Разбуженные шумом европейцы вышли из своей хижины и увидели празднично наряженных аборигенов. Они щеголяли в набедренных повязках и юбках из каких-то растений, головы их украшали перья, на шеях висели бусы из ракушек, зубов собак и клыков кабана, а лица были раскрашены красной глиной. Вождь среди всех тоже выделялся невероятным количеством украшений из несчетного количества ракушек и клыков, свидетельствующих не только о его положении, но и о богатстве всего племени. Ракушка кина извечно была разменной монетой, и даже современная денежная единица в Папуа носила название «кина». Соплеменники по очереди подходили к вождю, дотрагиваясь до его ладоней, и возносили хвалу за то, что он принес в селение праздник. Его мужественное лицо сохраняло серьезность, а волевой взгляд проницательность.

Анна поинтересовалась у шамана по поводу нарядов и получила ответ, что папуасы одеваются так не только во время праздников, но и на случай войны. А войны среди племен – явление весьма частое и непредсказуемое, чему она сама была свидетелем.

Под грохот барабанов в горный поселок вошли несколько десятков воинов-сватов. Они выстроились полукругом, на средину вышел жених с товарищами, и начался удивительный танец. На импровизированной сцене разыгрывалась битва. Телодвижения воинов сопровождались угрожающими криками, танцоры стреляли друг в друга из луков, но тупые стрелы, смазанные свиным салом, смешанным с сажей, оставляли лишь черные полосы на их телах. Танец мог бы продолжаться весь день и закончиться настоящим сражением, если бы невеста отказала жениху. Но она, одетая в соломенную юбку, украшенную разноцветными перьями, в ожерелье из сушеных ягод на шее, вышла в середину и, выбивая ногами ритм, дала понять, что теперь ее черед. Колебания юного, упругого тела завораживали, и весь вид девушки говорил о ее согласии. Тут же к танцу невесты присоединились все женщины от мала до велика. Выбивая пятками и ладонями ритм, они танцевали неистово, а мужчины поддерживали их гортанными выкриками. Так, с помощью танца и звуков, папуасы рассказывали о том, как собирают плоды, ходят на охоту, как мужчины и женщины любят друг друга…

Дети природы, не тронутые цивилизацией, не считают свою жизнь ни бедной, ни отсталой, они просто живут. Вволю натанцевавшись, аборигены приступили к торгу, обменивая девушку на выкуп. Видать, его признали достойным, и вождь прекратил торг. Затем он разделил дары между всеми членами своего племени, и мать передала дочь в другую семью. Сваты, раскланявшись, выложили принесенные для пиршества продукты и угостили всех взрослых жителей селения, в том числе европейцев, дурманящим зельем – бетелем.

В главном очаге селения запылал большой костер, в кадки стали бросать раскаленные камни, грея воду для ароматного травяного напитка, а тем временем над углями, истекая жиром, начали румяниться свиные тушки.

Пока готовилась трапеза, жители горного селения с интересом рассматривали подарки, нанизывая на веревочки ракушки и зубы. Анна не унималась с расспросами и только получила возможность поговорить с женихом, как в лагерь вбежал задыхающийся папуас из племени гостей.

Но она, одетая в соломенную юбку, украшенную разноцветными перьями, и ожерельями из сушеных ягод на шее, вышла в середину и, выбивая ногами ритм, дала понять, теперь ее черед.

То, что он сообщил, не просто омрачило, а свело на нет эйфорию праздника.

Как оказалось, на племя из долины, где под охраной воинов оставались женщины, старики и дети, напали люди, живущие на деревьях. Тех, кто не смог скрыться, они увели с собой, забрав весь урожай и угнав скот.

Мужчины из племени невесты выразили готовность выручать своих новоиспеченных родственников, и начался военный совет. Напасть врасплох на грабителей трудно, почти невозможно, так как они строят дома на вершине деревьев. А теперь, когда у них много еды, им без надобности спускаться. Пугало еще и то, что люди, живущие на деревьях, ели себе подобных, а значит, во время осады запросто съедят заложников, и операция по спасению станет бессмысленной.

Команда Феликса внимательно слушала совещание в переводе Путу, и вдруг Илья неожиданно для всех попросил слова:

– Я знаю, как быть. Путу, попроси вождя, чтобы все помолчали, пока мы кое-что обсудим.

Выслушав Путу, вождь что-то сказал, поднял руку вверх, и воцарилась полная тишина. Даже сопливые драчуны затихли.

– Надо взять «языка» и просканировать его мозги. Разузнать, что почем, и, исходя из полученной информации, перепрограммировать, сделав нашим агентом. Затем он приведет к нам вождя, мы его тоже перепишем, и конфликт будет разрешен мирным путем. Мало того, мы подчистим каннибалам мозги до уровня мирных племен.

Теперь и европейцы притихли.

– У кого есть другие предложения? – нарушил тишину Феликс.

– Можно, конечно, и войнушку устроить с применением современных средств, но тогда без крови не обойтись, – сказал Глеб, – а идея Карова мне нравится.

– И я думаю, что сейчас самое время испытать «мирный атом», – высказал свое мнение Аркадий.

– Я тоже согласна с Ильей, – поддержала мужчин Анна.

– Кто «за», прошу поднять руку, – подвел итог переговоров Феликс.

Папуасы с интересом наблюдали за белыми людьми. Им в диковинку были и непривычная певучая речь европейцев, и поднятые руки. Некоторые из воинов долины даже решились потрогать одежду и обувь незнакомцев, а затем внимательно обнюхивали свою руку и давали ее понюхать соплеменникам.

Поедание себе подобного зубами – дурной тон

– Значит так! В поход пойдут Глеб, Юра и несколько местных. С собою взять «Интел-реврайтер» и все, что сочтет нужным Глеб. На связь выходите через каждые три часа. Всем ясно? – скомандовал, как заправский вояка, Феликс.

– Так точно! – отчеканил, взяв под козырек, спецназовец, а затем, похлопав Феликса по плечу, добавил: – Молодец, Сергеич, так держать!

– А можно, и я с ними? Ну, пожалуйста! Я же корреспондент. Я имею право доступа в горячие точки… – взмолилась Анна.

– Что скажешь, Радионов? – поинтересовался Саенко.

– Да пусть идет, коль это ее призвание. Не думаю, что возникнут проблемы.

После непродолжительных переговоров с вождями был выработан план действий. Дабы не тратить время, объясняя аборигенам детали, ограничились тем, что их задачей будет провести белых к месту операции и помочь донести провизию и арсенал. Остальное белые сделают сами.

Праздник был испорчен, однако еды было приготовлено много, так не пропадать же ей. Поэтому сначала гости плотно перекусили и лишь затем отправились домой, а возглавляемая Глебом группа быстрым шагом пошла к подножию горы.

Через четыре часа пути следопыт дал знак остановиться и указал на дерево. Глеб взобрался на верхушку и определил, что лагерь противника находится в полукилометре от них. Спустившись вниз, приказал идти след в след и соблюдать молчание. Дойдя до ручья, они углубились в заросли и взяли курс на висячую деревню. Выйдя на дистанцию, с которой в бинокль хорошо просматривалась цель, Глеб прекратил движение и, достав шприцы с транквилизатором, оснастил им несколько стрел своего арбалета. Оставив группу в укрытии, взял с собой крепкого аборигена и пошел к селению «охотников за черепами». На подходах к ней начались завалы деревьев. Преодолеть их, не обнаружив себя, было весьма сложно даже такому опытному спецу, как Глеб.

«Умно построена предупредительная система», – отметил Радионов.

Упрятав напарника в зарослях, он снял со спины колчан со стрелами, достал из него укороченную, свинтил наконечник и установил на его место разрывную хлопушку.

Между двух могучих деревьев он заметил какое-то нагромождение и, взглянув в бинокль, увидел на высоте тридцати метров строение из потемневшего бамбука размером пять на десять. Сквозь ярко-зеленую крышу пробивались клубы дыма. Приглядевшись, спецназовец увидел то, из-за чего этих людей называли «охотниками за черепами». На листьях были разложены десятки человеческих черепов, почерневших от копоти. Осмотревшись, Глеб обнаружил еще несколько подобных строений меньших размеров. Все они были связаны между собой подвесными мостиками с перилами из лиан.

Глеб продолжил наблюдение и увидел, как из большого «гнезда», так он окрестил эти строения, вышел подросток. Паренек присел на подвесную дорожку, справил нужду и побежал к «гнезду» поменьше. Через некоторое время вернулся, неся на плечах огромную ветку бананов.

«Наверное, это кладовая продуктов. Если запасы велики, то они до второго пришествия на землю не спустятся. Скорее всего, в подобных гнездах они держат живность и пленников», – прикинул Глеб.

На подвесную дорожку вышел мужчина с раскрашенным белой глиной лицом. Через минуту он выволок из хижины подростка и, указав ему на тонкую лиану, приказал тянуть. Вскоре в руках у мальчика оказался некий сосуд. Воин отобрал посудину у подростка и стал с наслаждением пить, разливая воду. Закончив пить, мужчина указал на свой эрегированный член, недвусмысленно давая понять, что должен сделать подросток, чтобы получить глоток воды. Мальчишка послушно опустился на колени, и Глеб убрал бинокль от глаз…

Зачем вам рот, если нечем ходить в туалет

– Ну и нравы у этих людоедов… – вздохнул Радионов и сплюнул под ноги.

Однако увиденная сцена была ничто в сравнении с тем, что началось чуть позже. Парами и группами жители подвесной деревни совокуплялись, не беря во внимание ни пол, ни возраст партнеров. Подобные картины поразили бы даже самых искушенных режиссеров порно. Это продолжалось довольно долго, но когда один из воинов попытался совершить подобное с девочкой лет пяти, Глеб не выдержал и, прицелившись, выстрелил из арбалета. Насильник как раз в это время принял позу, позволившую стреле попасть прямо «в яблочко». Хлопок был настолько тихий, что его никто не услышал, хвостовая часть снаряда, отброшенная взрывной волной назад, упала в заросли не замеченной. Брюхо аборигена мгновенно вздулось от пороховых газов, и, корчась от боли, он свалился с подвесного мостика прямо в колодец, из которого племя черпало воду. Девчушка убежала в одну из хижин, а папуасы, уставившись на извивающегося в муках соплеменника, дико ржали. Разорванные внутренности приносили раненому невыносимую боль. Он неистово орал, катаясь в грязной луже. Двое соплеменников, осторожно озираясь, стали спускаться к нему. На крики из подвесного жилища высыпали все жители, их оказалось не более трех десятков, включая стариков и младенцев.

«Это же надо! – удивился Глеб. – Боеспособного населения всего-то пять человек. Даже если объявить тотальную мобилизацию, наберется максимум пятнадцать копий. Однако, как крепко они держат в страхе целые «армии»! Ну да ладно. Самое время брать «языка».

Зарядив арбалет стрелой с транквилизатором, он стал ждать удобного случая. Тем временем раненый, пару раз дернувшись напоследок, затих.

Выкрикивая что-то друг другу, соплеменники вытащили труп из загаженного колодца и, убедившись, что их сородич мертв, подняли лица к небу. По лестнице, сплетенной из лиан, к ним стал спускаться крепкий папуас. Богатое колье на шее из ракушек и зубов красноречиво свидетельствовало о том, что он вождь.

«Как нехорошо вышло. А ведь планировали обойтись без смертей, – вздохнул Радионов, но тут же успокоил себя: – Хотя в этом случае по-другому и быть не могло».

Подойдя к мертвому, вождь потрепал сородича по лицу, попинал ногой то в один, то в другой бок и, убедившись, что тот умер, подозвал двух воинов и указал на лес. Соплеменники поволокли труп в сторону зарослей, а Глеб прицельно пустил стрелу в спину вождя. Почувствовав укол, папуас оглянулся и, мгновенно обмякнув, упал на землю. На верхних «этажах» никто ничего не понял. А то, что вождь упал, скрутившись калачиком, приняли за часть неизвестного им ритуала.

Вернувшиеся с окровавленной головой своего товарища, воины остолбенели, увидев вождя, лежащего в позе эмбриона. Их охватила паника, и они стремглав вскарабкались наверх, выбрав за собой плетеную лестницу. Глебу оставалось дождаться темноты и заняться «реинкарнацией» вождя.

Утро в тропиках наступило так же быстро, как и ночь, минуя стадию сумерек. С первыми лучами солнца жители подвесной деревни высыпали на площадку перед жилищем и увидели своего вождя, сидящим у дерева. Их радости не было предела. Они заулюлюкали, спустили ему лестницу, и вождь медленно стал взбираться наверх. Прошло не более часа, когда все жители «поднебесья», включая пленников, уже стояли внизу у очистившегося за ночь источника и жадно пили воду. Затем вождь взял за руку самого крепкого воина и удалился с ним в чащу. Это ни у кого не вызвало подозрений, так как секс в уединении для живущих на деревьях был весьма соблазнительным мероприятием. Вождь посетил заросли с каждым, кто мог ходить самостоятельно.

«Охотники за черепами» смыли боевую раскраску и вместе с пленниками и европейцами удивленно воззрились на диковинные сооружения, подвешенные высоко в кронах деревьев, не понимая, как туда можно забраться и зачем вообще жить на деревьях, если можно построить хижину на земле. Затем они взялись расчищать площадку для строительства нового жилья… Война, длившаяся многие тысячелетия, завершилась.

Идя наугад, человек всегда набивает шишки

Отряд, выросший в численности за счет спасенных женщин, подростков и детей, пробирался сквозь джунгли. Анна замыкала медленно двигающуюся цепочку. За последний месяц ее сознание очистилось от спекшегося слоя проблем цивилизации. Она словно заново родилась. Тело окрепло и желало движения, а душа была счастлива и готова делиться своим состоянием с окружающими. Вкус к жизни она почувствовала еще в Карпатах, где люди жили спокойно, размеренно, в полной гармонии с природой. Там, в горах, куда добраться можно только пешком или на конной тяге, вся жизнь человека была подчинена солнцу. Оно вставало – и вставали все. Петух взлетал на шест, оповещая о приходе нового дня, собака вылезала из конуры, потягивалась и, выгнув спину и радостно виляя хвостом, ждала, когда хозяйка плеснет ей в миску парного молока и даст пахучего свежевыпеченного хлеба. Все это рождало желание улыбаться новому дню…

Продираясь сквозь джунгли, Анна пустилась в размышления.

«Здесь, в жарких тропиках, жизнь папуасов ужасно примитивна. Тут круглый год тепло. Одежда не нужна, дом – одно название, всем ветрам открыт. Еда – в радиусе километра от лежбища. А если лень и неохота бродить в поисках пищи, можно палкой расковырять землю возле хижины, огород соорудить. Земля плодоносит круглогодично, а мясо само на грядки ползет. Но вот вопрос: почему среди этого райского изобилия имеет место каннибализм? Чего не хватает людям? Наверное, так уж человек устроен, что ему всегда чего-то не хватает. В шумном мире асфальта, среди трущоб и пентхаузов, дешевой еды и дорогих ресторанов, церквей и казино, атомных электростанций и угарного газа автомобилей тоже не все желают жить, созидая и в мире. И там есть воры, насильники, террористы… А главное – есть людоеды, пожирающие друг друга, пусть не в прямом смысле слова, но от этого они не перестают быть людоедами.

Что голый дикарь, заедаемый вшами и москитами в юбке из пальмовых листьев, что миллиардер в костюме «от кутюр», пользующийся благами цивилизации, – одинаковы. Оба жрут себе подобных, один собственными зубами, другой руками посредников.

И чем больше сожрет, тем выше взберется, – кто на пальму, кто на вершину власти. А забравшись выше всех, демонстрирует собственное могущество, поедая несогласных. И ни тот, ни другой не видят в том своей вины. Поедание плоти себе подобных, как и паразитирование на труде соплеменников, стало для них нормой. Все, что ниже их – всего лишь пища, электорат, биомасса, лохи и неудачники. И вся разница между дикими и цивилизованными людоедами в том, что для одних закон в силе, а для других сила в законе, созданном ими самими под себя.

Вмешавшись в сознание дикарей, мы вычеркнули из их памяти передаваемую из поколения в поколение потребность поедать человечину. Гуманность очевидна, но не совершили ль мы насилие? Не повлияет ли наше вмешательство в их сознание на ход истории?.. – и тут же сама себе ответила: – Думаю, мы не совершили ошибки. Искоренение зла – есть высшая миссия цивилизации. Я в этом убеждена».

Самые великие стратеги всегда опираются на тиранию

Усидчивый Витя учился много лучше своих сверстников, и они частенько пытались этим воспользоваться. Вот и сейчас самый рослый одноклассник Миша затребовал Витину тетрадь, чтобы, как всегда, списать у него домашнее задание. Сидя на последней парте, он поманил хлюпика пальцем и стал ждать. Витя подхватился с переднего ряда и поспешил отдать тетрадь. Заводила вместе со своими дружками принялся «скатывать» примеры, а Витя уселся на передней парте к ним лицом и, не скрывая улыбки, наблюдал за процессом.

В начале урока дежурный собрал тетрадки с домашним заданием, а на следующий день выяснилось, что все, кто регулярно пользовался знаниями Вити, получили двойки. Это была решающая работа в определении годовой оценки.

Мальчик торжествовал. Главный враг и его дружки оставлены на второй год. Витя впервые получил наслаждение от управления толпой. А дальше все пошло по классической схеме: пионер, комсомол, институт, стройотряд – и везде Виктор Неволя впереди и руководит.

От дома до института ему было добираться минут двадцать, и при хорошей погоде он ходил в оба конца пешком. Но в темное время суток или в непогоду Витя не рисковал и ехал пару остановок троллейбусом. Вот и в этот вечер он шел к остановке. После трех пар и четырех часов практических занятий Виктор сильно устал, к тому же с неба сыпал мокрый снег. На остановке было безлюдно. От этого он чувствовал себя очень неуютно и, поеживаясь от холода, постоянно оглядывался. Наконец показался троллейбус. Он подошел к месту, где обычно открывалась средняя дверь, но как только шагнул в салон, с его головы кто-то сорвал поношенную кроличью шапку. Виктор среагировал молниеносно. Не оборачиваясь, сделал мах рукой назад и сам вцепился в чью-то шапку. Рванув ее на себя, он влетел в салон. Дверь закрылась, троллейбус тронулся. Теперь он мог разглядеть трофей. Им была новенькая каракулевая шапка, которую он тут же нахлобучил себе на голову.

Утром, досыпая в переполненном салоне троллейбуса, повиснув на штанге, он и не вспомнил о вчерашнем происшествии. Возле института большая часть пассажиров покинула транспорт, и Виктор, как и все, направился в скверик, ведущий к парадному входу его альма-матер. Неожиданно дорогу ему преградили два милиционера, и парень кавказской наружности стал тыкать в него пальцем и кричать: «Это он! Он даже шапку мою напялил!» Представившись, правоохранитель попросил Неволю снять головной убор. Каким же было удивление Виктора, когда милиционер, срезав нитки, удерживающие налобный клапан шапки-ушанки, обнаружил белую бирку с фамилией и инициалами потерпевшего. Неволю отвели в участок.

От произошедшего его мозг потерял способность думать, и лишь одна мысль дятлом долбила сознание: «Прощай, учеба, карьера и свобода». На Виктора завели уголовное дело, отчислили из института и передали документы на исключение из партии. Сорванная с чужой головы шапка ставила крест не только на карьере, но и на личной свободе.

К огромному счастью Неволи, секретарем горкома партии города Брянска в то время был его дядя. Один звонок мамы, и вопрос был решен. Закон законом, а блат блатом.

Конечно, его отчислили из Могилевского педагогического института и быстренько убрали с глаз подальше, километров этак на полтораста, и через два дня он был принят в аналогичный вуз города Брянска. Мало того, через месяц по рекомендации горкома партии его избрали парторгом факультета.

Естественно, уголовное дело было закрыто…

После службы в армии он стремительно стал делать карьеру, убирая с пути конкурентов всеми доступными методами: подкуп, шантаж, фальсификация, подтасовка фактов… С главным лозунгом «Плюй в глаза, божья роса» он каждые два года поднимался на ступень выше.

Его первый заметный кадровый рывок пришелся на начало перестройки. Тогда Виктор Григорьевич Неволя, возглавляя парторганизацию облпищеторга, заставлял работников, замеченных в пьянке, строчить доносы на директора торга. И те, боясь остаться без премии или, того хуже, быть уволенными, строчили. Собрав материалы, Неволя передал в обком партии сигнал о злоупотреблении директора служебным положением в корыстных целях. Дело получило огласку, директора сняли с должности, а правдолюбец Неволя стал вторым секретарем обкома партии. На ближайших выборах его избирают депутатом в Верховный Совет Российской Федерации от Брянской области.

Трамплин для прыжка на политический олимп был подготовлен. А сам Неволя превратился в человека, стремящегося к руководству страной не ради общественного блага, а для удовлетворения личных амбиций и потребностей. Он жаждал абсолютной власти, и эта идея завладела им всецело.

Когда действующий на тот момент президент России предложил Неволе пост премьер-министра, а его поддержали депутаты Государственной Думы, он окончательно уверовал в успех. Дабы заручиться поддержкой электората на предстоящих выборах в президенты, Виктор Григорьевич лез из шкуры, стараясь понравиться тем, кого иначе, как «биомассой», не называл. И пока его конкуренты на пост главы государства устраивали словесные баталии, Неволя лично контролировал уборку урожая. Дергал рычаги танка, изучал проблемы армии изнутри. Лично раздавал распоряжения рыбакам Дальнего Востока.

Мял в руках кубанский чернозем, принимал новую поликлинику в Сургуте и осматривал обшарпанные коммуналки подводников Мурманска. И это сработало. «Вот наш лидер! Он, как мы! Он и есть народ!» – захлебывался в эйфории электорат.

Лучше открыто спорящие враги, чем воюющие втихаря товарищи

По возвращении в деревню «детей гор», сидя у костра и поедая жареную свинину с бананами, участники вылазки делились своими мыслями и собранной информацией с теми, кто оставался в лагере. Была масса вопросов, ответы на которые надо было еще найти.

– Переписав сознание людоедов, мы изменили веками сложившийся уклад их жизни. Для них он и был законом. Можно ли считать, что мы создали общество равных? – подтолкнула товарищей к нужному ей диалогу Анна.

– Закон обещает людям равенство, но только смерть делает их равными, – с помпой произнес Илья. – В нашем обществе не стоит мечтать о равенстве. Даже думать о нем глупо. Разговоры о равенстве – демагогия, они на руку только пройдохам и карьеристам.

– Это вы себя имели в виду, говоря о карьеристах? – с вызовом спросил Феликс и, предчувствуя непростой, но интересный разговор, сел, подобрав под себя ноги. До этого он лежал на боку, упершись в землю локтем, и палкой ковырял угли в костре.

Хмыкнув на слова Саенко, Илья улыбнулся чему-то, принял позу мыслителя и произнес:

– С «Интел-реврайтером» вам ничто не мешает сделать тех, кто выбивается из ряда, такими, как все. А потом еще забрать права, имущество, лишить отличий и отправить в Сибирь добывать полезные ископаемые. Пусть трудятся день и ночь за колючей проволокой, под охраной собак и автоматчиков на вышках. Такое равенство вам надо?

…сидя у костра и поедая жареную свинину с бананами, участники вылазки делились своими мыслями и собранной информацией с теми, кто оставался в лагере.

– Нет, не такое, – спокойно ответил Феликс. – Критиковать легко. Критиковать привыкли. А надо думать. Много думать, а потом делать. А эмоции… Эмоции в сторону! Человек сам перед собой глобальные цели ставить не может, – разошелся Саенко, сев на своего конька. – Хотя может, но далеко к ним не продвинется. У человека семь пятниц на неделе: сегодня одно, завтра другое… А надо так: определились с маршрутом, выбрали пилота, пристегнули ремни, – на взлетную полосу и вверх. Все в одном самолете, с одной скоростью и на одной высоте.

– А куда лететь, пилот решит, – снова усмехнулся Илья. – Вот тебе и равенство.

– Равенство, Илья, если имя этому пилоту – Закон.

Пока Каров собирался с мыслями, Анна с чувством произнесла:

– В одном самолете – да, но в жизни ведь не так. Как быть с сильными, амбициозными, не желающими жить по общим правилам? Один закон для всех, а они с этим не смирятся.

– Смирим, – улыбнувшись, сказал Феликс, и в лице его было столько мягкости, что Анна подумала, а не собирается ли он уговаривать соплеменников жить честно. Но из следующих его слов поняла, что беспокоилась напрасно.

– Пусть я сам побывал в застенках, но считаю, что именно неизбежное наказание за совершенное преступление есть равенство. И знать основные законы общества должны все со школьной скамьи. Тогда закон будет для нас защитой, а для преступников преградой. Наказание за преступление должно быть обязательным, но это не значит, что людьми должен править страх. Зная смертельную силу электрического тока, мы не перестаем пользоваться электроприборами.

Сытый и довольный, Ставрос, вырезавший стрелы для лука, заинтересовавшись разговором, подошел к беседующим и присел на пенек возле Ильи. Марта пододвинулась к Анне. Глеб, еще минуту назад желавший побриться, эту затею оставил и, привалившись могучей спиной к стволу дерева, скрестил руки на груди и приготовился слушать.

– Так вот, – продолжал Феликс, – если за нарушение не накладывать никаких санкций и не контролировать их исполнение, равенства не будет. Тюрьмы не для того, чтобы запугивать, а для того, чтоб изолировать преступника от общества.

Касательно эгоистов, карьеристов и амбициозных людей. Именно они управляют обществом. Но случаются ситуации, когда амбиции лидера не вписываются в узкие рамки закона, и тогда он пытается подстроить их под себя. Постепенно привлечет на свою сторону тех, кто контролирует закон, и таким образом разрушит взаимосвязь «преступление – наказание». А затем одним росчерком пера он изменит закон. Для него тюрьма – средство запугивания всех и вся. Понимая свою безнаказанность, тиран закрутит гайки до предела. И вот тогда начнется. Примеров предостаточно: Пиночет, Ким Ир Сен, полковник Каддафи… Да чего уж там, вон у наших ближайших соседей по СНГ власть узурпируется, «приватизируется» навсегда, с правом передачи по наследству.

Если сам не можешь найти ответы – остается спрашивать у Господа

Страницы: «« « 12345678 » »»