Аннигиляция Вандермеер Джефф

Разлука ранит, встреча лечит

На меленковском вокзале толпились все обитатели заимки лесника: Николай Дмитриевич Буянов, его жена Мария Петровна, Лиза с дочуркой Катюшей и спасенные Наташей дети, Коля и Настенька.

Из вагона на перрон вышли трое. Юра, не сдержав эмоций, бросился к жене, подхватил ее на руки и прижал с такой силой, что она громко ойкнула, испугав малышку, дремавшую на руках у Петровны. Лиза плакала от счастья, а Катюша, ничего не понимая, верещала на весь перрон.

Настя и Коля, распознав в приближающейся тетеньке свою маму, с радостными криками помчались к ней. Наталья, обняв обоих, целовала детей, не сдерживая слез.

Пока женщины приходили в себя от нахлынувших чувств, Феликс и Митрич крепко, до хруста костей обнялись.

– Ну что, все неприятности позади? – поинтересовался лесник.

– Те, что были, – позади, а что будут, – впереди, – отшутился Феликс. – Дай-ка я на тебя погляжу. Ничуть не изменился. Какова борода, а усы! – и Саенко, вновь обняв лесника, похлопал его по спине.

– Гляжу, ты с Натальей приехал, – слегка покашливая от крепких объятий, поинтересовался Буянов.

– Что было – то сплыло. Чего старое поминать. Мир да любовь.

– Так и я за то. Ну что, будем грузиться? Я, как знал, на двух подводах приехал, всем места хватит.

– А может, чего купить? – спросил Юра.

– Можете, коль желаете да есть на что. У нас-то, пока Неволя страной правил, во всем дефицит был. Да и жалование никому не платили. По карточкам отоваривали. А сейчас – «бери не хочу». Лишь бы деньги были.

Феликс окинул взглядом привокзальную площадь, окруженную ларьками, и сказал:

– Мы гостинцев привезли. Но если что для хозяйства надо, ты, Николай, скажи.

– Лошадь и телегу вторую нужно. Мы, чтобы ехать за вами, в лесхозе взяли, – озвучила потаенное желание лесника Лиза.

– Да ты че, дочка! Коняка деньжищ стоит! Не слушай ты ее, Сергеич.

– А где можно это купить?

– Да на сельхозрынке. Тут недалеко. Тетя Мария, скажите мужу, чтоб поехали туда.

Купив кобылку-трехлетку, новенькую телегу и целую гору хозяйских мелочей, обоз постучал по асфальту железными ободами колес.

Дальняя дорога располагала к беседе, и Митрич спросил:

– Что, Юра, дальше делать будешь? В Москву поедешь, аль еще куда?

– А если я с вами хочу остаться, в лесу жить, нельзя?

– Отчего нельзя, можно. Места у нас на всех хватит.

– Нет, Николай, на нас с Наташей не рассчитывай, – опережая вопрос лесника, заговорил Феликс, – мы на пару дней. Сам видишь, где страна оказалась. Работы невпроворот. Так что я и Наташа с детьми уедем.

– На праведное дело не смею задерживать. Делай, как сердце да разум велят. А может, сам у руля стать желаешь?

– Если на референдуме примут новые правила выборов правительства, подам свою кандидатуру. А если россияне решат остаться при старой избирательной системе – значит, рабство у нас в крови, и мы не готовы жить без кнута и пряника. В таком случае моя разработка преждевременна, и я останусь в стороне.

Юра, не сдержав эмоций, бросился к жене, подхватил ее на руки и прижал с такой силой, что она громко ойкнула, испугав малышку, дремавшую на руках у Петровны.

Родители уходят в вечность – это скорбь, а дети – трагедия!

Беседу мужчин прервал Шайтан. Он остановился у края дороги и остервенело лаял в сторону зарослей.

«Какой-то лай у собаки особенный – высокий. Видать, человек чужой рядом», – решил про себя лесник и осадил лошадь. За ним остановились и остальные телеги обоза.

Митрич спрыгнул с телеги, достал двустволку и, бросив: «Вы пока посидите, а я гляну, что к чему», – ушел за собакой.

Вернулся минут через пять, неся на руках чуть живого олененка.

– Сергеич, освободи немного места, чтоб уложить зверя, и пойдем со мной. А ты, Юра, ноги олененку стреножь, пока мы за ейной мамкой сходим.

Все с нетерпением стали ждать, а мужики все не возвращались. Прошло немало времени, пока люди, сидящие на подводах, увидели медленно идущих Митрича и Феликса. Видимо, ноша была не из легких.

– Мать с ребятней в силки попала, – подходя к обозу, известил лесник. – Браконьерничает народ. На звериной тропе петель наставили. Во дела! Да если бы с голодухи, ан нет, на базар, да в кафешки мясо снесут. Вновь вернулись лихие девяностые. Все по-быстрому денег срубить хотят. Так что, Юрка, работы нам много предстоит переделать.

– Николай, так оленят двое должно быть, а ты одного принес, – удивилась Петровна.

– Второго Шайтан спугнул, – ответил лесник.

– Ничего, думаю, не пропадет. Они в это время полностью на подножном корме. Давай, мать, через лесхоз пойдем. Дичь сдадим в холодильник, а раненого олененка ветеринару на лечение оставим.

Получив в награду за бдительность добрый шмат оленьего мяса, обоз продолжил путь к дому.

Настя, жавшаяся к Наташе, вдруг спросила:

– Мама, а кто этот красивый дядя?

– Это мой муж. Его зовут Феликс.

– Мама, а можно я у тебя на ушко спрошу?

Наталья склонила голову к девчушке.

– Если Феликс тебе муж, значит, он мне папа? – прошептала малышка.

– Феликс, Настеньку интересует, если я ей мама, а ты мне муж, то она твоя дочь?

– Да, Настенька, я твой папа.

– И мне ты папа? – радостно спросил Коля.

– Выходит, что так.

– Ура! – закричали дети и с двух сторон обхватили Феликса.

Петровна, наблюдавшая за этой сценой со второй подводы, утирала слезы умиления.

Домой прибыли часам к пяти вечера. Митрич обязал Юру заняться баней, а сам с Феликсом на новой телеге отправился за сеном. Добравшись до покоса, на берегу большого лесного озера, мужчины спешились. Николай вручил горожанину грабли и вилы, а сам, достав из-за голенища сапога точильный камень, подправил косу. Плавными, размеренными, широкими движениями, поворачивая корпус из стороны в сторону, косарь стал укладывать в валки душистое зелье, удаляясь в высокие травы, как в тоннель, а за ним ложилась зеленая волна.

Картина косьбы унесла Феликса в детство.

«Так же косили траву дед Михаил и дед Павел. Дома их стояли у реки, за огородами простирался луг. Там и косили траву мои старики с мая и до конца сентября.

Трава на влажной почве росла буйная. После покоса они купались в реке. Вот только Михаил в Каменке, а Павел в Друти, обе речушки питали былинный Днепр. Вечерами, между покосами, оба деда любили порыбачить. Михаил «хваткой», а Павел «пауком». Но выглядело это абсолютно одинаково. Старики опускали снасти в воду, а сами усаживались на перевернутое ведро и сидели, наслаждаясь покоем. К середине сетки они прикрепляли марлевый мешочек с белым хлебом или кашей. Это была приманка для рыбы. В сеть заходила всякая рыбешка и множество раков. Ловили не долго, от силы час, но этого было достаточно, чтобы в нужный день к столу была рыба…

И мне сейчас хорошо! Хорошо оттого, что неделю назад я не мог о таком и мечтать. Завтра с утра пойду рыбачить, – решил Феликс. – Ради этого стоит жить! И чем чаще мы будем общаться с природой, тем чище будут наши помыслы».

На этой оптимистичной ноте он принялся собирать сено в небольшие стожки.

Потом Митрич взял кобылу под узду и стал переходить от стожка к стожку, а Феликс загружал сено на телегу. Его собралось много, выше человеческого роста.

Ничто так не лечит душу и не заряжает тело, как природа

– Ну что, хозяйка, все дела поделаны? – спросил лесник по возвращении домой. – Юра, а ты баньку истопил?

– Все готово, Николай Дмитриевич. В парилке дух каленый, в чанах вода парит, квасок березовый играет. Только вас и ждет, чтобы пробку из бутыли вышибли.

– Тогда айда мыться! Мать, кто первой идет? Мужская или женская половина?

– Начинайте вы, мужики. Самый жар на себя заберете. А мы в аккурат стол накроем.

Распаренные до цвета заходящего солнца, чистые до скрипа, сомлевшие до истомы, мужчины от мала до велика сидели на лавке подле бани. Бутыль с квасом и большая долбленая кружка стояли рядом на грубо отесанном табурете. Никто не шевелился, хотя пить хотели все. Пар да березовый веничек много на себя человеческого пота взяли. Юра не выдержал первый, встал и потянулся к прохладительному напитку, чтобы подать остальным. Пили квас по очереди. Сначала шумно похлебал Коля, затем хозяин осушил литровую емкость в пять глотков, за ним Феликс и Юра. По телу пуще прежнего растеклась истома.

– Как прекрасна жизнь! Чего людям неймется? Лезут по головам, топчут друг друга, а дорвавшись до власти, гнобят себе подобных, – утирая полотенцем испарину, произнес Юра.

– Умно говоришь, парень! – похвалил его Митрич.

– Многие помирают, так и не поняв смысла своего на земле. А ты вон как: из Москвы бежишь. К земле-кормилице коленями припасть хочешь. – Немного помолчав, заговорил, обращаясь к Феликсу. – А что ты, светлая твоя голова, за метод такой придумал власть выбирать? Расскажи-ка мне, а я послушаю.

Тут к ним присоединилась, прикрытая простынею, Петровна.

– Кто мне кваску плеснет кружечку, а то сил моих нету, бутыль в руках не удержу.

Юра наполнил кружку, передал хозяйке, и все стали слушать Феликса.

– Если заранее готовить власть, то есть кандидата, тот всегда обрастает заинтересованными людьми и, как следствие, ведет к созданию корыстных взаимоотношений. Вот вам коррупция, стяжательство, диктатура.

А мой метод прост и не требует затрат на предвыборные кампании. К тому же ни у кого не возникнет желания любой ценой убрать оппонента или подтасовать результаты.

– Это ты про што, Феликс?

– Тихо, мать, я потом тебе все поясню, – цыкнул на жену лесник. – Мы слушаем тебя, Сергеич, продолжай мысль.

– Кандидаты могут быть как самовыдвиженцы, так и из общественных объединений. Их может быть сколько угодно. Все желающие попадают в барабан и из них выбирают одного. Он и будет лидер.

– А коли прохиндей какой или еще хуже – бандит выпадет, что тогда? – углублялся в процесс Митрич.

– Таких до барабана правила не допустят.

– Резонно. Тогда по многим заковыкам отфильтровать получится, – подвел итог Николай.

– Феликс, я все поняла. Заканчивай лекцию, и все идем к столу, – прекратила дебаты Петровна.

Одевшись в свежее белье, так и уселись вокруг обеденного стола в гостиной. Отужинав отварной картошечкой с поджаркой из оленины с морковью и луком, да запив все простоквашей, разошлись отдыхать.

Феликс отозвал в сторонку лесника и спросил:

– Николай, можно мы с Натальей на сеновал пойдем?

– Соскучился по землице родной, по дому, на сеновал потянуло? Так я только за, – и добавил шепотом: – На сеновале самые крепкие дети получаются.

Феликс ничего не ответил на то, взял у Петровны простыни и подушки и увлек Наталью за собой.

Они ничего не говорили друг другу, понимая без слов. Наташа хотела мужа, не так как когда-то мужчину. Она хотела мужа, как половинку, подаренную Богом.

А он хотел жену, как хочет мужчина женщину, от которой желает детей. Слова маленькой Насти и крики Коли: «Ура! Ты наш папка» только усилили это заложенное природой желание.

Они слились в одно целое, и даже истошные крики перепуганных котов, выразивших свое возмущение захватом чужаками их насиженной территории, не стали им помехой. Блеснув глазами, хвостатые сиганули откуда-то сверху и умчались, с грохотом опрокинув какие-то ведра.

Наталья блаженствовала, тихонько вздрагивая, вызывая ответную реакцию у Феликса, пытавшегося восстановить дыхание. Такого наслаждения она еще не испытывала и поэтому мысленно вознесла молитву Господу, поблагодарив за то, что жива и жив ее муж, и что счастлива.

Пять повозок, разукрашенных яркими, разноцветными лентами и цветами, звеня подковами и бубенцами, вкатились на центральную площадь города Меленки. Стоявшие у ЗАГСа в ожидании своей очереди иномарки и отечественные лидеры автопрома выглядели весьма бледно в сравнении с живой красотой. Все взгляды собравшихся были прикованы к необычному кортежу.

Выпустив в небо стаю голубей, привезенных из лесничества, под шум аплодисментов жених и невеста в сопровождении гостей вошли в распахнутые двери дворца бракосочетаний и поднялись по широкой лестнице в просторный, ярко освещенный зал торжественных церемоний.

Юра с Лизой стали на рушник. Митрич и Петровна были посаженными отцом и матерью жениха, Феликс и Наташа у Лизы. Юра сменил фамилию Молчунов, прикрепленную в детдоме, на фамилию жены и теперь стал Юрием Дмитриевичем Светиным. Выстрелы пробок, вылетающих из бутылок шампанского, овации и громогласное «Горько!» оповестили о рождении новой семьи и были скреплены первым законным поцелуем молодых супругов. Лиза плакала от счастья, а ее сестра от откровения, снизошедшего на нее: «Господи, только ты вправе карать и миловать!» – шептала она…

Играя с судьбой, вы обречены на проигрыш

Один из многочисленных штатов Америки, затерянный далеко от материков в безграничных просторах Тихого океана, когда-то был огнедышащим вулканом. Сегодня это подобие рая на земле более известно под именем «остров Гавайи». Именно здесь, на берегу бухты, давшей название городу Хило, в роскошных апартаментах «Hilo Seaside Hotel» жил старичок-сморчок, сильно напоминающий мумию. Но мумия носила очень дорогие костюмы и умела ходить. А ходил старичок много. Каждое утро, как только светало, карлик шел на поле для гольфа. Он сам тащил сумку на колесиках, из которой торчали сделанные под его рост клюшки. Сморчок ставил на подставочку мячик из белого золота, усыпанный черными бриллиантами общим весом в 11 карат. Затем брал в руки клюшку вуд, с помощью которой посылают мяч на расстояние до трехсот метров. Клюшка тоже была не простая. Ее бойки были покрыты твердым полиуретаном, чтобы не повредить дорогой мячик, шедевр компании Goldstriker.

Каждое утро, как только светало, карлик шел на поле для гольфа.

Карлик бил по мячику, хорошо выверяя удар, и закрывал глаза. Он не контролировал ни полет, ни приземление драгоценного снаряда. Просто изо дня в день посылал мяч в одно и то же место. Разброс не превышал метра. Потом старичок тащился с пятнадцатью килограммами снаряжения в зону падения шара. Так повторялось и в этот раз.

Карлик готовил второй удар. Мячик снова был установлен на подставку, золоченая клюшка занесена вверх, плечо пошло вниз, набирая скорость, как что-то ярко блеснуло в глазах. Тело непроизвольно дернулось, игрок оступился, смазал удар и к несчастью еще и ногу подвернул. В этот раз игрок проводил взглядом улетающий снаряд. Мяч, словно метеорит, прочертил рассветное небо и, ярко сверкнув на солнце, упал в кустарник. Прихрамывая и волоча за собой тяжелую сумку, коротышка поплелся к густой живой изгороди. Разыскивая мячик, он встал на колени и засунул голову в заросли. В этот момент его схватили чьи-то сильные руки. Следом за карликом в густой листве исчезла и сумка на колесиках.

Прямо у кромки воды, под зонтиком из пальмовых листьев, шуршащих на ветру, Марта с Глебом сканировали старичка-мумию. Содержание соответствовало форме. Несомненно, перед ними был оригинал. На лежаке, похрапывая, спал сам сэр Ричард Флеминг. Просмотрев автобиографические данные и считав остальную информацию на флэшку, дольше копаться в мозгах старика не стали. Запрограммировав пробуждение карлика через тридцать минут, Глеб сложил «сэра» в ту же сумку, в которой принес сюда, и через десять минут Ричард Безжалостный сладко спал в зеленых зарослях, подложив ладонь под щеку. Прямо перед его лицом на дорогой подставочке покоился шарик для гольфа стоимостью в 35 000 долларов.

В который раз Марта с Глебом прокручивали информацию, считанную с мозга старика Флеминга, но так ничего не обнаружили.

– Ну, что? – это были первые слова, произнесенные Мартой за последние сутки.

– А ни фига! – ответил Глеб.

– Вот, вот. И как тебе такое нравится? – потянулась Марта, выгнув шоколадное тело.

Глеб уставился на девушку: «Это продолжение диалога или вопрос касается конкретно ее?»

Ответ подсказали теплый бриз и шум прибоя.

– Кажется, я прозреваю, – ответил Глеб, многозначительно улыбаясь.

Теперь пришло время удивляться и домысливать Марте:

«Это он в мой адрес или что-то сообразил по поводу Флеминга?»

Пауза немного затянулась. Два удивленных взгляда, направленные друг на друга, сменили выражение. Она подалась вперед, он привлек ее к себе, и их губы встретились…

Теплые волны, набегая, накрывали пару прозрачным покрывалом, а затем откатывали назад, оголяя то красивую грудь Марты, то крепкую спину Глеба. Они любили друг друга страстно и ненасытно.

Уставшие и счастливые, они раскинулись на песке, и Глеб, глядя в небо, стал декламировать:

Страсти моей командир,

Сам я теперь не свой.

Груб я, не ювелир —

Но за тебя горой!

Мыслей моих ты соль,

Главный ты мой магнит!

Будь мне навек чекой,

Жизнь без тебя – динамит!

– А кто автор этих строк? – щурясь, поинтересовалась Марта.

– Я, а кто ж еще, – немного смущаясь, буркнул Глеб.

– Вау! Да ты просто душка! Мало того, что секс-машина, так еще и тонкий лирик.

– Издеваешься? – спросил Глеб, нависая над девушкой.

– Ни в коем случае. Если это было предложение, то оно сделано в очень оригинальной форме. И я говорю – да!

В найденной шкуре медведя не оказалось

Звонок из Гааги разбудил влюбленных далеко за полночь.

– Кто звонит? – поинтересовалась Марта.

– Наш шеф, Ставрос.

– Если что, меня нет! – предупредила Марта и сладко потянулась.

– Слушаю, господин Генеральный Прокурор, – произнес Глеб в трубку.

– Доброе утро, Глеб.

– Ага, кому утро, а кому и полночь.

– Ой, извини, совсем выпустил из виду. Как там наш подопечный?

– Чист, как слеза младенца.

– Поясни, – попросил Ставрос.

– В нем никого, кроме его самого. Мало того, нет даже намека на злые намерения или присутствие двойника. Такой себе – божий одуванчик. Живет, никого не трогает, в гольф играет да на солнышке нежится. Если у кого к «Тутанхамону» и могут возникнуть претензии, так только у лечащего врача за длительное пребывание на солнце.

– Какой «Тутанхамон»? – переспросил Ставрос.

– Старичок, похожий на мумию, с лицом, как мятая плиссированная юбка.

– Понятно. И что ты по этому вопросу думаешь?

– Думаю, необходим звонок другу. Ты побудь на связи, сейчас позвоню Фюрсту. – Глеб удержал звонок Ставроса и, набрав доктора, заговорил:

– Аркадий Львович, доброго вам дня… – и Глеб изложил ему суть разговора с греком.

– Я думаю, что есть кто-то умнее нас.

– Поясните, почему вы так думаете? – попросил Генеральный Прокурор Гаагского трибунала Ставрос Дмитриадис.

– Зная то, что именно ваш, как вы выразились, «Тутанхамон» первым завладел «Интел-реврайтером», а теперь в его мозгу ни слова об этой истории, – можно сделать вывод, что тот, у кого в руках наша машинка, имеет неограниченные средства и штат мощных мозгов.

– И что это значит? Поясните подробней, я настаиваю, – все еще не понимая, потребовал Ставрос.

– А что я могу добавить? Я почти все сказал.

– Добавьте еще то самое «почти».

– Владелец «Интел-реврайтера» дистанционно управляет клоном, не оставляя следов. Мы планировали опробовать этот вариант, но, увы…

– Спасибо, Аркадий Львович, извините, что побеспокоили. Всего вам хорошего, – поблагодарил доктора Ставрос.

– Я так понимаю, ваша миссия закончена. – Ставрос обратился к Глебу. – Дальнейшие поиски бессмысленны. Ничего противозаконного вы не найдете, а я ничего не докажу. Если разрешено менять пол, то какие претензии могут быть по поводу смены имени и фамилии. Ни-ка-ких!

На этом диалог начальника и подчиненного был закончен.

Марта шумно втянула воздух, задержала дыхание, как при погружении в воду, и на выдохе произнесла:

– Думаю, то, что было до этого, – только цветочки, а ягодки…

Глеб не дал ей договорить, закрыв ее рот поцелуем.

Долги – это не когда помнишь, а когда напоминают

Выйдя на террасу к завтраку, Радионов загадочно произнес:

– Крошка, а не махнуть ли нам в Доминикану?

– Милый, с тобой хоть в Лапландию! – ответила красотка, но все же переспросила: – Зак Кацман?

– Да, дорогая. Думаю, пора брать его за… – Он не договорил, она все поняла и нежно провела рукой по ожившему месту.

– Именно за это. А завтрак, я думаю, подождет, – сказал Глеб. – Тем более, когда мы еще сможем одновременно любоваться гавайским восходом и заниматься самым приятным делом на земле.

Легкий ветерок, поняв, что сейчас произойдет, поспешил убраться, но запутался в волосах Марты, а наспех вырываясь, рассыпал их по ее загорелым плечам. Глеб спустил с ее плеч тонкие бретельки легкого сарафана. Платье упало к ее ногам, и он залюбовался красотой шелковистого тела. А затем, прикрыв от удовольствия глаза, стал целовать ее плечи, покусывать ягодки сосков, спускаясь все ниже. Солнце, заметив парочку, занимающуюся любовью, зарделось и, дабы не смущать себя и их, прикрылось легким облаком.

После завтрака начальник службы безопасности Гаагского трибунала Марта Рот позвонила своему боссу Ставросу Дмитриадису.

– Добрый вечер, господин Генеральный Прокурор.

– Добрый, что там у вас?

– Утро, шеф.

– Доброе утро, Марта, и давай договоримся, если того не требует ситуация – просто Ставрос. Идет?

– Есть, сэр! Так точно, сэр!

Они оба рассмеялись, а потом Марта сказала:

– После твоего ночного звонка мы с Глебом внимательно покопались в архивах памяти твоего предшественника Лидо Августо. Есть интересная связь с некими финансовыми бонзами.

– Думаю, тебе не стоит углубляться, – прервал доклад грек. – Я тебе полностью доверяю. Действуй по своему разумению.

– Тогда продлите командировку. Постараемся развязать гордиев узел и добыть улики, свидетельствующие о преступлениях против человечества.

– Желаю нам всем удачи, – пожелал Ставрос и отключил связь.

– Ты молодчина, Марта. Однако я думаю, требуется помощь друга.

– Будешь звонить Феликсу? – уточнила красавица, расчесывая пшеничные волосы.

Определив, что звонит Радионов, Саенко решил пошутить:

– База торпедных катеров слушает.

– Срочно выдвигайтесь в район Перл Харбор. Требуется поддержка с моря, – подыграл товарищу Глеб.

– Есть, Перл Харбор! Задайте время и точные координаты.

– Детали в СМСке. Прихвати в качестве боевого усиления белый халат и игровую приставку.

На следующий день в лесхоз, где работал Юра, поступила правительственная телеграмма.

«Срочно командируйте Москву Светина Юрия Дмитриевича».

Подпись: «Министр иностранных дел».

Начальник сам лично провожал Юру до купе поезда.

– Юрий Дмитриевич, вы, как приедете, позвоните, чтобы я не волновался. Ведь сам министр поручил вас к нему направить, – суетился директор лесхоза.

В Москве Юру встречали Феликс, Аркадий, Наташа и Анна.

– Как у вас тут, в столице, шумно. Я у себя в лесу отвык от всего этого. А вонища… Ой! Извините… Сорвалось.

– Ты прав, парень. Но не можем мы все в лесников переквалифицироваться, а без Москвы России не бывать. Так что, Юрий Дмитриевич, нам сладок шум метро и запах выхлопных газов. А пробки – это даже хорошо. В столь стремительном темпе жизни только пребывание в них дает возможность задуматься о сути вещей.

Глеб спустил с ее плеч тонкие бретельки легкого сарафана.

– Красиво говоришь, Сергеевич, – восхитилась Анна. – Пожалуй, я законспектирую.

– Да Бога ради. Но сейчас поспешим в одно интересное место, где и поговорим о главном.