Аннигиляция Вандермеер Джефф
Феликс свернул машину в примыкающую улицу, а через мгновение остановил ее в подземном паркинге своего офиса. Расторопные служащие открыли двери перед шефом и его гостями. Быстрым шагом вся компания подошла к лифту. Дверь из тисненой нержавеющей стали бесшумно отворилась, пропустив пассажиров в кабину. Юра шагнул и занемел от шока, увидев под собой прозрачный пол. Лифт плавно, но стремительно набрал скорость и помчался вверх.
Кабина выпустила своих пассажиров в просторную приемную с тремя дверьми. На двух из них красовались подсвечиваемые таблички с именами Феликса и Натальи Саенко.
Огромный полукруглый кабинет имел только одну непрозрачную стену, и та оставалась позади сидящих за столом людей. А впереди, насколько позволял глаз, открывалась завораживающая панорама Москвы.
– Что, Юра, нравится? – заметив откровенное удивление в глазах парня, спросил Феликс.
– Если смотреть с такой высоты – красиво.
– То-то! А то нагнал на мой город… Кстати, здесь живет десятая часть всей России, притом самая активная. А с этим необходимо считаться.
Все уселись за небольшим столиком, стоящим поодаль главного стола.
Разливая по чашкам кипяток из термоспота, Феликс приступил к важному разговору:
– Юра, нам известно, что «Интел-реврайтер» находится не только в наших руках, и понимаешь, чем все может обернуться, если им воспользуются плохие люди. То, что было в России во времена правления Неволи, – покажется сущей безделицей. Поэтому мы тебя и вызвали.
– А к чему такая помпа? Министр иностранных дел вызывает… – с улыбкой переспросил Юра.
– А как нам было тебя от работы оторвать? Написать «приезжай пивка попить»?
Приняв у Натальи чай, Юрий ответил:
– Ладно, не вопрос. Выкладывайте, чем могу быть полезен?
– Исходя из полученной от Марты и Глеба информации, картина весьма мрачная. Мы не можем вычислить следы человека, обладающего «мозгоправкой». Может, он задумал что-то серьезное? Хотя это только предположение. Было бы хорошо опередить его действия, а для этого важно узнать, что он замышляет.
– Это понятно. Что я должен сделать?
– Главное, сделать себя невидимым, – загадочно произнес Феликс, положив руку на плечо Юры.
– Тогда это не ко мне, а к Аркадию Львовичу. Он у нас по коже, костям и мозгам специалист. Вот он пусть и делает людей прозрачными, как аквариумных сомиков, которых я видел в аэропорту Джакарты.
Все дружно рассмеялись, а Аркадий ответил парню:
– Это нам не поможет. Хотя прозрачность тела и позволила бы медицине видеть процессы в органах человека и выявлять отклонения и болезни на ранних стадиях. Мы, Юра, позвали тебя, чтобы ты создал нечто особое, программу «сканер-перехватчика» вхождений в сеть.
– Так это делает любой веб-сервер при обращении к нему. Или я чего-то не знаю? – Юра обвел глазами товарищей, не скрывая удивления.
– В том-то и дело, – вернулся к разговору Феликс, – по нашим сайтам шныряет некто, не оставляя следов. При вхождении на сервер он выдает наш смежный адрес, как свой, и входит. Затем шарит в них и получает не свойственную для адресата информацию. Именно поэтому мы и вычислили «шпиона». А было так. Заподозрив неладное, админ отключил несколько серверов, от которых приходили запросы. Серверы не работали, а запросы приходили, и отследить их пока не получилось.
– Ах, вот оно что! – воскликнул Юрий. – Это же «Летучий голландец»! Он нас видит, а мы только мираж. Такую программу и я делал при замыливании «аденов» у сетевых игроков, чистя без ведома их кошельки.
– Ты сможешь вычислить точку доступа? – не давая развивать воспоминания, спросил Феликс.
– Думаю, да. Но для этого мне понадобится как минимум десятка два серверов, к которым я имел бы доступ как админ.
– Эта задача решаема. Что еще? – добавил Саенко.
– Еще нужен мощный комп, пиво и пицца, – выпалил парень и заулыбался во весь рот.
– Тогда мы твой кабинет разместим в ресторане, где подают десять сортов пива и делают полсотни разновидностей пиццы.
Теперь смеялись все.
– А если серьезно, то твой кабинет находится напротив, его любезно предоставляет тебе моя жена.
– Юрий Дмитриевич, я готова исполнить все твои желания в любое время дня и ночи, – подтвердила слова мужа Наташа. – Так что можешь приступать хоть сейчас.
– Раз все так серьезно, я готов включиться в работу через час. А сейчас я бы принял душ, затем выпил стаканчик пива и съел чего. Ведите, Наталья, знакомьте с моим рабочим местом.
К удивлению своих товарищей, к вечеру Юра вычислил «Летучего голландца». Черпатель инфы находился в самом высоком небоскребе мира – «Kingdom Tower», выросшем в Джидде возле Красного моря.
Справедливость – это неизбежное равенство перед законом
Зак Кацман сидел на берегу моря и наблюдал, как набегающие волны подхватывали морские камушки и выносили их на покатый склон прибоя. Потом пенная вода откатывала, а разноцветная галька с шумом осыпалась вниз. Так повторялось каждые десять секунд, триста шестьдесят раз в час, триста шестьдесят пять дней в году, миллионы лет подряд.
«Память. Черт бы ее побрал, эту память! – стонал Зак. – Ну почему, как только я остаюсь один, накатывают воспоминания?»
Раньше в каждом камушке ему виделось лицо. Белый камушек – европеец, рыжий – азиат, в черных камнях он видел африканцев.
Зак зачерпнул горсть гальки.
– Красные, точно сердца людей, зеленовато-серые, как почки… Черт бы вас всех побрал! – заорал он, глядя в ладонь, и с силой швырнул камни в море. Они посыпались, словно пули, выпущенные из автомата. Дрожь охватила все тело.
Зак потянулся за бутылкой рому, отвинтил крышку и, не наливая в стакан, припал к горлышку. Оторвался от бутылки, лишь когда влил в себя не менее двухсот грамм. Хоровод мыслей, крутившийся в режиме слайд-шоу, завис на картинке: три мужика и проститутка.
«Да, да я и так знаю! Кастинг в Молдавии. И не надо мне каждый божий день напоминать об этом», – прокричал еврей по-узбекски.
Отдыхающие посмотрели на орущего мужика, но, ничего не поняв, вернулись к своим делам, а Зак вновь припал к горлышку бутылки. Пил медленно, цедя ароматный алкоголь сквозь зубы. Вскоре сосуд выскользнул из слабеющей руки. Остатки рома, залив лицо, шею и волосатую грудь, покинули стеклянный сосуд, а сознание – мозг Зака. Бутылка уткнулась горлышком в песок, Кацман грузно упал на шезлонг и отключился. Место картинок в голове заняла пульсирующая пустота…
Уютный дворик на краю улицы Генерала Сантана упирался прямо в пляж крохотного городка Мичес, что на юго-востоке Доминиканской республики. От самых ворот и до въезда в гараж он был вымощен крупной галькой, добытой прямо из океана, омывающего остров Гаити. Зона барбекю и дорожки были усыпаны более мелкими, разноцветными морскими камушками. Аккуратные кустики барбариса с листьями бордового цвета окаймляли весь участок по периметру, отделяя живой изгородью коттедж от его соседей. Хозяин, раскачиваясь из стороны в сторону, тащился на полусогнутых с пляжа, волоча по земле небольшую корзинку с полотенцем и пустой бутылкой из-под рома.
Между домом и гаражом, прикрытая от посторонних глаз, стояла душевая кабина. Именно туда и направил свое похмельное тело Зак. Под распылителем стояло пластиковое кресло, предусмотрительно установленное хозяином. Кацман открыл холодную воду, плюхнулся в кресло и подставил голое тело струям. Тупая боль в висках стала более чувствительной и пульсировала в такт сердцу. Постепенно она утихла, Зак поднялся и уверенно пошел к дому. Пошарив в холодильнике, достал пакеты с фаст-фудом и разогрел в микроволновке. Затем, уставившись в одну точку, стал запихивать в рот картофель, грызть куриные крылышки, обильно поливая все это кока-колой.
А в это время за ним уже второй день наблюдали двое.
– Похоже, нашего вмешательства не требуется. Суд общества запоздал. А вот суд Всевышнего подоспел вовремя, – заметила Марта.
– Да, ты права, через пару месяцев «крыша» у него съедет окончательно, и мы привезем нашему шефу «овощ». Его признают невменяемым и судить не станут.
– Давай для начала его просканируем, а потом решим, что с ним делать, – предложила Марта.
Зак метался по кровати, то натягивая простыню на голову, то сбрасывая с себя. Кошмары не покидали его ни днем, ни ночью. И вдруг кошмар отступил. Ему снилось золотое поле пшеницы, с голубыми как небо васильками и алыми, словно капли крови, маками.
В какой-то момент поле стало изгибаться, а край его подниматься в небо. Зак шел в гору, и идти было легко. Он практически не касался земли, а просто парил. Картина пшеничного поля сменилась альпийским лугом. Монотонно жужжа, пчелы перелетали от цветка к цветку. Бесшумно порхали мотыльки невероятных расцветок. На сочной траве, позванивая колокольчиками, паслось большое стадо золоторунных овец. Недалеко от отары, опираясь на посох, стоял седовласый старик в рубище до самых пят. Увидев Зака, пастух стал наблюдать за ним.
«Это кто? Неужели сам Бог?» – подумал Кацман, и от этой пронзительной и ошеломляющей мысли, словно от контузии, зазвенело в ушах. Как тогда в детстве, когда его стукнули доской по голове. Подкрались на цыпочках сзади и шар-р-ах что есть силы по темечку. Конечно, он изучал Тору, но в существование Бога не верил…
«А что, если и вправду Бог? Я поравняюсь с ним через каких-то пару метров! А если старик – Бог, может, мне с ним поговорить?.. А на каком языке? – Зак спрашивал и тут же сам себе отвечал: – Если он Бог, то понимает любой язык».
Каждый из нас в ответе за то, чтобы закон работал
– Какой сегодня день? – поинтересовался старик.
Небритый, обрюзгший от непробудного пьянства, в свои пятьдесят выглядевший лет на пятнадцать старше, Зак ответил:
– Я не слежу за календарем. Я потерялся.
– Так проще всего отгородиться от мира. Сегодня седьмой день, и ты не оставляешь мне выбора.
– Я вас не понимаю.
– Ох, люди, люди… Как всегда, – думаете одно, а озвучиваете другое.
– Кто вы?
– Я тот, кто сотворил Мир, и вынужден объявить тебе, что ты потерян для Мира.
– Сотворил Мир? Вы Бог? Я мертвый? – засыпал вопросами Зак. – Не может быть! Бог должен быть другим! Я читал Тору. Хочу доказательств!
Старик приставил ладонь ко лбу, прикрывая глаза от солнца:
– Каких доказательств? Что ты хочешь увидеть?
– А яви мне чудо, и я поверю!
– Чудо… А без чуда никак? – вопросом на вопрос продолжил диалог пастух.
– Никак!
– У тебя есть мать? Ты веришь, что она тебя родила? – допытывался старик.
– А как же не верить! Это же естественно, – удивился Кацман.
– А я не верю!
– То есть, как «не верю»? Это она меня родила! – воскликнул еврей.
– Мало ли что ты говоришь. А я все равно не верю! Вот яви мне чудо, и я поверю!
– Ха! – ухмыльнулся Зак. – Это разные вещи! Я не Бог и доказывать ничего не обязан!
– Так все говорят, встретившись со мной. На самом деле человек сам приходит к Богу, если искренен в вере. Но если вера его только дань моде или, того хуже, лицедейство во имя корысти… Вот эти и боятся встречи с Богом. Им страшно. Они смелы и находчивы только в своем беззаконии внизу, на земле. А о законах Божиих в лучшем случае слышали или читали в книгах. Вот и ты читал Тору. Вернее, перелистывал. А суть ее знаешь не более чем мясник анатомию. Только и научился, что разделывать людей, как тушу животного: вот мозг, вот печень, сердце, почки…
Мысли путались в голове Зака: «Неужели старик и есть Бог, Творец, Всевышний?» – и он выпалил вслух:
– Вы Бог! – и снова ощутил удар доской по башке. Из глаз посыпались искры, потом на мгновение все потухло, но вскоре картинка прояснилась, только стала черно-белой. «Точно, Господь! Раз знает о почках и прочей требухе». – Зак упал на колени, и крупные слезы потекли из его глаз. – Но почему? Почему, когда я творил зло, ты не остановил меня!!!
– Хоть бы кто придумал сюжет поинтереснее! – сокрушаясь, покачал головой старик. – Как всегда, виноват стрелочник… В этом и есть заблуждение. Считаете, что я направляю на дела праведные или отвожу от греха. Нет и еще раз нет! Я даю каждому, и тебе в том числе, право выбора.
– Выбора чего? – стоя на коленях, Зак поднял голову вверх.
– Жить по моим заповедям или по своему разумению.
– Может, лучше было бы без права выбора? – неуверенно произнес Зак.
– Ты человек и способен думать. Думать и развиваться. Совершенствовать свои знания. Именно такими я сотворил людей. Только людям дано право выбора. Никому больше. Все остальные – овцы! Вы определяете их поголовье, решаете, кому и сколько жить. Хотя, что тебе объяснять! Ты и сам все знаешь. Вы, люди, говорите одно, а делаете с точностью наоборот. Стоит только искусителю предложить вам земные блага, как вы тотчас забываете о данных вами обещаниях. И с особым упорством превращаете себе подобных в стадо баранов. И режете и грызете их плоть…
– Так сожги виновных и спаси невинных! – в мольбе протянул к старику руки Зак.
– Я не судья и не палач! Прискорбно, что вы хотите видеть меня таковым и запугиваете карами небесными всех от мала до велика.
Зак упал на колени, и крупные слезы потекли из его глаз. – Но почему? Почему, когда я творил зло, ты не остановил меня!!!
Я Бог, я Создатель, я ваше Сознание, я ваша Душа! А вы там, внизу, все скопом и каждый в отдельности молите и ждете, чтобы я решил ваши проблемы: накормил, вылечил, укрепил, дал вам поводыря. Вы сами, своими лживыми законами превращаете одних в овец, других в пастухов, третьих в псов, четвертых в волков. А потом плачете, забившись в норы, ропщите на несправедливость пастуха. А он же вами посажен на трон! Это вы дали ему право решать, кого вести на убой!
Люди меня разочаровывают непониманием сути своего появления на Земле. И это длится со времен сотворения мира…
– Но ведь ты сказал, что сегодня только седьмой день?
– Для каждого, в кого я вдохнул часть себя, но не понявшего меня, я отвожу всего семь дней…
– Но я, Зак Кацман, прожил почти пятьдесят лет, а ты говоришь о семи днях?
– О семи днях, данных тебе на понимание основных законов жизни. Их должен соблюдать каждый человек, каждый народ, строя свою жизнь. Эти правила в моих заповедях. Они просты и ясны. Выполнять их, все равно, что дышать. Пока дышишь – живешь! Ты хоть можешь их перечислить?
Зак напряг память и, запинаясь и путаясь, начал говорить:
– Признавай, что есть лишь один Бог, он Бесконечен и Выше всего. Не заменяй высшее Существо смертными идолами…
– А что происходит на самом деле? Кому вы поклоняетесь? Лобызаете камешки, стекляшки, деревяшки. Возвеличиваете простых смертных до уровня божества. Так что по этому вопросу – «незачет»! Давай дальше!
– …Почитай своего Создателя. Как бы ты ни был раздражен, не проклинай Творца.
Старик заглянул в глаза Зака и с грустью в голосе заговорил:
– Помнишь Эфиопию? Что ты ответил женщине, поверившей тебе и отдавшей на лечение ребенка, а ты его выпотрошил? Чего молчишь? Не помнишь? Куда уж вам, мирянам, помнить зло, содеянное вами. Так вот, она призывала тебя побояться Бога и вернуть хотя бы тело. И что ты ответил? Тоже не помнишь? А я помню. Ты сказал: «Да в зад я имел твоего Бога!»
– Каюсь! Прости меня, Господи! Я верую!
– Эка заговорил!
– Не лишай меня жизни. Каждый человек, как Адам и Ева, – целый мир! – Кацман упал к стопам старца. – Спасти одну жизнь – значит спасти целый мир! Уничтожить жизнь – уничтожить Божий мир! – скороговоркой лепетал еврей и бился лбом о землю.
– А что делал ты? – спросил старец.
– Я спасал людей! – не задумываясь, ответил Зак.
– Эва! Да ты великий спаситель! – старик грустно улыбнулся и уточнил: – Ты продлевал жизнь одних людей, лишая жизни других. Ты врал людям в глаза, не оставляя им ни малейшего выбора.
– Прости! Прости! – причитал Зак, ползая на четвереньках вокруг ног пастуха.
– Встань! Я с овцами не разговариваю! – воскликнул старец и перетянул его посохом. – Я их направляю и воспитываю палкой!
Еврей вскочил и, срываясь на визг, залепетал:
– Почитай правила семейных уз. Брак является божественным актом. Брачный союз мужчины и женщины отражает единство Бога и Его творения. Разврат унижает Бога.
Не укради. Действуй в своем бизнесе честно.
Почитай Божьи творения – не причиняй никому ненужных страданий.
Поддерживай справедливость. Справедливость – дело Господа, и человеку поручено устанавливать справедливые законы, устраняя несправедливость в обществе.
– Говоришь вроде верно, и добавить нечего. Но разве так ты живешь?
– Не казни! Прости меня, Господи! – Зак опять упал на колени и стал целовать покрытые пылью ноги, обутые в изношенные сандалии.
Старик брезгливо освободил одну, а затем другую ногу. Но Кацман не успокаивался. И тогда Господь упер в его грудь посох и приказал:
– Встань! Я говорю только с человеком разумным. На коленях стоят немощные, а ты к ним пока не относишься.
Зак зарыдал, как младенец, и, размазывая слезы по небритому лицу, поднялся.
– Вы живете, попирая мои законы, а ожидая суда Божьего, считаете, что Господь всепрощающий. Удобная теория! Но только на земле. Тот, кто первый это придумал, тоже стоял предо мной и молил о прощении. Он считал, что главное для Бога – увеличение числа верующих, и число их увеличится многократно, если я явлю человеку возможность покаяться в грехах и принять меня, когда пробьет последний час. Второй сулил несметное увеличение паствы моей, если я буду милостив к тем, кто станет умирать во имя веры! А за это просил вечной жизни на небесах в окружении наложниц.
Но я есть память всего человечества! Я развиваюсь вместе с вами. И если человек умирает ради веры, то что он принесет в копилку Вселенского разума?
Ничего! Я не приемлю смерть ни ради веры, ни ради меня, ни ради справедливости. Это ваше поголовное заблуждение, ведущее к деградации! Нет ничего важнее, чем обогащение Вселенского разума добрыми поступками. Вам не известен способ сохранения мудрости. Человечество еще не создало носителя, на котором могло бы ее сберечь. Ни камни, ни глина, ни металл, ни бумага не могут быть надежными носителями. Нанотехнологии современности, квантовые технологии будущего не позволяют это сделать. А я могу! Я Вселенский разум, дух миллиардов ушедших до тебя и триллиардов идущих за тобою. И каждый из вас пришел в этот мир, чтобы создать нечто новое. Каждый создающий пополняет меня – Вселенскую копилку знаний! Я ничего не забываю. Следовательно, каждый пожнет то, что посеял. И ты получишь по заслугам. И не я покараю тебя. Да будет так!
Откуда-то взялся легкий ветерок, и старик, словно облако, растворился, а следом растворился и луг.
Кацман проснулся. Его лицо впервые за много лет источало спокойствие и радость. Он привел себя в порядок, собрал необходимые вещи и покинул дом.
В камере их было трое: Зак, Салим и Узман. Все трое хорошо знали друг друга, но даже через много лет, умирая в заключении, ни афганец, ни турок так и не смогли понять причину добровольной сдачи еврея в руки правосудию.
Ошибку выверяя, мудрец корит себя, глупец – других, стеная
Легкий порыв прохладного ветерка растрепал седые кудри Теркеля, тем самым заставив его отвлечься от воспоминаний и вернуться к действительности.
«Да уж… – вздохнул Иннокентий, направляясь к рабочему столу. – Сегодня я далек от авантюризма, столь свойственного мне в молодости.
Вот вчера Мао Фей отказался от всего своего имущества в мою пользу, а я не испытал никакого подъема… Наоборот, почувствовал себя опустошенным. А сегодня, после того, как Айкиди Окахим передал свои капиталы в мои руки, – наступило прозрение.
Я, Иннокентий Теркель, владею и управляю двумя третями мировой экономики! Ну и? Можно подумать, что я от этого стал моложе, здоровее, счастливее? Кем я стал? Диспетчером. Главным менеджером планеты Земля. Субъектом, в чьих руках сосредоточена вся экономика земного шара. Я сижу так высоко, что не только не вижу людей, живущих где-то там, внизу, я даже и не думаю о них. Зачем они мне с их примитивными потребностями и желаниями?! Просыпаются голодные и улыбаются солнцу! Ха! – Красивое лицо Теркеля на мгновение исказила саркастическая ухмылка, а когда она сошла с губ, стало очень печальным. – А что по утрам делаю я?.. Запихиваюсь на лету дорогой едой и погружаюсь в изучение последних финансовых сводок. Те маленькие человечки, живущие внизу, едут на работу, кто в машине, кто в метро, и слушают музыку. А я ничего не слышу и не вижу, кроме торгов на мировых биржах. Все человечки могут позволить себе уйти в отпуск, перепоручив свою работу кому-либо другому или попросту оставить ее на время… А я?! А я лошадь, тянущая воз в гору. Остановись на мгновенье, и груз потянет вниз. И если не придавит, придется все начинать сначала… Нет. Мне еще хуже. Лошадь, дойдя до перевала, может отдохнуть. А я просто издохну, дойдя до перевала. Да и о каком перевале может идти речь! Нет у меня остановок!!!
Даже если я поменяю тело, как сделал старик Флеминг, это не спасет меня от падения. Делегировав часть управленческих функций своей монополии нанятым управленцам и предавшись утехам, я рано или поздно потеряю все. Тому яркий пример – молодой Флеминг. Сейчас весь его бизнес всего лишь часть моей корпорации. Его первый топ-менеджер Ян Крапивницкий завалил компанию и слил мне всю информацию».
– Да, тяжела шапка Мономаха!!! Охо-хо! И где же выход!? – тяжело вздохнув, произнес Теркель, сел в кресло и уставился в быстро меняющиеся на мониторе сводки мировых финансовых операций. Вдруг огромный монитор погас и через мгновение стал демонстрировать сцены из фильма «Летучий голландец».
Иннокентий пробежал пальцами по клавиатуре, но все оставалось по-прежнему. Тогда он схватил трубку телефона внутренней связи. Но как только приложил ее к уху, из наушника полилась убаюкивающая мелодия…
При медитации мозг не работает и кормить его не обязательно
Феликс сидел за журнальным столиком напротив Иннокентия, когда тот, возвращаясь в сознание, встрепенулся и открыл глаза.
– Меня зовут Феликс, – заговорил Саенко. – Вы обо мне знаете буквально все. Я приношу свои извинения за вторжение в ваше сознание, но у нас не было другого выбора.
– Надо было попробовать созвониться. Мы бы договорились о встрече.
– Уверен, что да. Учитывая то, что, завладевая чужим имуществом, вы пользуетесь весьма цивилизованными методами, думаю, я бы даже остался жив. Весьма гуманно заставить кого-то ежедневно играть в гольф, разводить пчел в горах или содержать гостиницу в Карловых Варах. Ведь, усиливая свое влияние на массы или укрупняя бизнес, вы не взрывали конкурентов, а вместе с ними невинных граждан на многотысячных стадионах. Вы не сбивали самолеты с сотнями людей на борту, якобы ошибочным пуском ракет во время плановых армейских учений…
– Если вы и так знаете обо мне все, – Теркель запнулся и стал массировать виски, – просканировав мои мозги, то ради чего наш дальнейший разговор?
– Все очень просто. Я бизнесмен с миллиардным капиталом, вы владеете капиталом в сорок тысяч раз большим. Мы схожи в том, что, увеличивая свой капитал, никогда не опускались до физической ликвидации оппонентов или конкурентов. Посему мне интересен ваш взгляд на будущее.
– Именно об этом я думал перед вашим появлением. Собственно ради ответа на подобные вопросы я и рылся в ваших файлах. К сожалению, я знаю вас гораздо хуже, чем вы меня. Но основываясь на своих наблюдениях, я вам доверяю. Однако хотелось бы узнать вас получше, заглянув в вас, как вы заглянули в меня.
– Пожалуйста. Вот свежий скан моей памяти, – и Феликс протянул Иннокентию флэшку.
Как оказалось, родители Феликса, в отличие от родителей Теркеля, были обычными работягами. Отец попал в шахтострой Донецкого угольного бассейна из города Рогачева. В те далекие пятидесятые поднятие Донбасса было первоочередной задачей правительства, вот и гребли сюда молодежь под любым предлогом. Саенко-старший попал в милицию за драку на танцах. Следаки, натасканные вербовать халявных рекрутов, пригрозили парню тюрьмой и тут же предложили альтернативу – работу на шахте. Отец Феликса согласился и в двадцать четыре часа покинул родной город.
Мать Феликса родилась в селе Устиновка, что на Киевщине, и с детства насмотревшись, как односельчане гнут спину на полях и ферме, мечтала вырваться в город. Но деревенские жители 50-х XX века мало чем отличались от крепостных XVIII столетия. Они не могли свободно перемещаться по стране по одной причине – им не выдавали паспортов. Чтобы покинуть село, девушка согласилась поехать на коммунистическую стройку по комсомольской путевке. Она попала на донецкие земли, и ее обучили управлять грузовым лифтом. Вот так судьба и свела молодых людей в одном забое.
Феликс появился на свет в роддоме Луганска. Когда грудничку исполнилось семь месяцев, мать вышла на работу, а в два года он остался сиротой. Родители погибли в один день под завалами в шахте. Все, что помнил Феликс об отце, так это ответ на вопрос, откуда появляются дети: «Из кукурузного зернышка, которое я нашел в шахтной породе. Мама его съела и родила тебя, моего сына».
Воспитывали Феликса сестра отца да дед с бабкой. А когда тетка поехала на заработки в Москву, туда же по окончании школы приехал поступать в институт и Феликс…
К обеду Теркель прервал изучение биографии Саенко и по привычке переключился на обязательный контроль финансовых потоков. Раздав распоряжения управленцам, обратился к новому знакомому:
– Феликс Сергеевич, в некоторой мере я составил о вас представление. Теперь, имея возможность обратиться к первоисточнику информации, а не к электронной копии, я готов перейти к важному для нас разговору, суть которого заключена всего в двух словах: «Что делать?»
– Тогда давайте приступим к диалогу прямо сейчас.
– Нет проблем, я готов, – ответил Теркель. – Мне импонирует, что вы не ставите перед собой имперских задач. Ведь все мы Земли единой дети.
– Вы точно подметили. И ваши мысли мне по духу. А раз так, то, как говорится, «один ум хорошо, а два лучше». Но прежде чем углубиться в детали, обрисуйте вкратце ваше видение устройства мира.
– А видится оно мне маятником. Представьте себе, Феликс, длинную низку жемчуга, одним концом подвешенную на гвоздик. Оттянем нижнюю бусинку и отпустим. Маятник придет в движение. Нижняя жемчужина окажется самой подвижной и будет совершать самый длинный путь, но при этом никак не повлияет на гвоздик, к которому прикреплена вся нитка. Вывод: нижняя бусинка имеет много свободы и никакой власти. Вторая бусина имеет меньше свободы, но имеет власть над нижней. И так по всей цепочке. А главный в этой системе – гвоздь. Он держит всех! А что имеет взамен? Полное отсутствие свободы. Любая вольность точки подвеса приведет к обрыву маятника. Жемчужины рассыплются, и наступит хаос из пляшущих шариков. Перенеся это на общество, мы получим бунт, и как следствие, аннигиляцию общественного строя.
– Тогда давайте приступим к диалогу прямо сейчас.
– Нет проблем, я готов, – ответил Теркель.
Толпы людей, подстрекаемые разного рода авантюристами, уничтожат все, что попадет под руку и не будет согласовываться с их мнением. А когда вакханалия из-за урчания в животе поутихнет – общество выберет себе нового «гвоздя». Так было во все времена, чему свидетель история.
– Именно так и я считаю. В этом наше понимание спирали развития общества тождественно. – Феликс сдавливал свои руки, и по их движению было отчетливо видно, что внутренне он сильно возбужден.
– То, что в обществе равенства не было, нет и быть не может, известно всем. Но именно на этом спекулируют все рвущиеся к власти, обещая иллюзию – равенство. Тем самым грубо нарушают главную заповедь: не введи в искушение. Все, чего нам необходимо достичь, – это сделать общество справедливым. И это человеку под силу. – Теркель прикрыл глаза и вновь потер виски, как бы разогревая сознание.
– Иннокентий, а какие мысли на этот счет, – увлеченный силой собеседника, Феликс подталкивал его к главной цели разговора.
– В данный исторический момент сделать отношения в обществе более справедливыми за счет ограничения сосредоточения капитала в одних руках.
– Вы хотите сказать, что это изменит ситуацию?
– Однозначно! Рассмотрим, например, государство с бюджетом в триста миллиардов. В нем есть человек, сосредоточивший в своих руках пятую часть финансов этой страны. Следовательно, закон будет не на стороне последней и даже не средней жемчужины. Заказывать музыку будет «гвоздь». Посему, я уверен, что нельзя допускать сосредоточение капитала в одних руках более одного процента.
– Интересно. А как быть, если человек имеет бизнес в нескольких государствах?
– На здоровье. Пусть развивает его по всему миру. Да, он будет богат и даже очень богат, но не сможет существенно влиять на экономику или политику страны, в которой имеет бизнес.
– Тут я с вами соглашусь. Меня окружали и окружают люди, чей капитал настолько велик, что напрямую управляют Россией и, к сожалению, моей Родиной – Украиной, – с грустью сказал Феликс.
– Да, мы с вами земляки! – воскликнул Теркель. – Я из Белой Церкви, а вы из Луганска. Но в дни нашей молодости нас не делили на запад и восток, мы вообще были одним государством в рамках Союза.
– Да, именно так и было. Но это было давно. Выросло целое поколение… Кстати, раз уж мы заговорили о нашей родине. Не считаете ли вы, что историческое название – Киевская Русь – проигрывает перед внедренным некогда поляками и существующим поныне названием – Украина?
– Да, проигрывает. Но ничего плохого не произойдет, если бы вернулось историческое название Киевская Русь.
– Ну, вот. В одном у нас уже есть полное взаимопонимание. Так понемногу дойдем и до главного, – потер руки Саенко и спросил у Теркеля:
– А вы мне хоть немного доверяете, только честно?
Теркель встал из-за стола и, как обычно, ответил вопросом:
– Вы не будете возражать, если я предложу продолжить нашу беседу за обеденным столом?
– Согласен. Сказать по правде, есть хочется.
Мужчины перешли в кабинет, и первое, на что обратил свой взгляд Феликс, было шикарное бюро.
– Это один из самых дорогих предметов мебели – бюро «Бадминтон» – было изготовлено в 1726 году по заказу третьего герцога Бофорского – Генри Сомресета. Тридцать мастеров трудились над ним в течение шести лет, – заметив восторг во взгляде Феликса, пояснил Иннокентий. – Я приобрел его на аукционе «Кристи». Князь Лихтенштейна долго тянул цену вверх и дотянул до 37 миллионов баксов, а когда мой агент поднял руку и предложил сумму в 50 миллионов, герцог сдался.
Когда Феликс увидел на стене кабинета картину Сезана «Игроки в карты», по коже у него прошел озноб. Пресса сообщала, что картина ушла с торгов аукциона за четверть миллиарда долларов, но имени покупателя она не озвучивала.
«Замечательно то, что во взгляде этого человека нет зависти», – отметил Теркель с радостью и пригласил его к столу.
– О, мы будем обедать за столом английского краснодеревщика Джона Годдарда!
– Да, Феликс. Стол родился в 1760 году, но вряд ли прежние его владельцы сидели за ним. Не подумайте, что я обедаю за ним каждый день. Исключительно в честь нашей встречи я, как и вы, буду трапезничать за ним впервые. Надо же это сделать хоть раз за двести пятьдесят лет.
Справедливость – это когда вы признаетесь в содеянном
Беседа была долгой и интересной для обоих собеседников. А когда каждый из них изложил свои мысли относительно видения справедливого общества, Теркель задал неожиданный вопрос:
– Вы готовы жертвовать?
– Каждый готов чем-то жертвовать ради своей идеи.
– Чем-то малым или чем-то большим? – пронзая взглядом собеседника, опять спросил Иннокентий.
– Нет большей жертвы, чем собственная жизнь! И нет ничего ничтожнее, чем лживое обещание, цена которому жизнь!
– Кто такая Наталия Саенко?
– Моя жена, – встрепенувшись, ответил Феликс.
– Я не об этом. Кто она как индивид в построенном вами справедливом обществе?
Феликс опустил голову, но через мгновение встал из-за стола и уверенным голосом сказал:
– Преступник!
– Хорошо, Феликс. А иначе, о какой справедливости вы можете говорить, рисуя радужные перспективы, если в собственном сердце упрячете ложь? К нашему обоюдному сожалению, именно так и устроено современное общество. Каждый Божий день на всех уровнях власти в любой стране процветают неприкрытая ложь, жульничество, лицемерие…Двойные стандарты. И это не порицается, это считается нормой! И как надо поступить с вашей супругой?
– Ее действия подлежат осуждению.
– Это говорит ваш разум. А что говорит сердце? Что вы чувствуете? – и вновь Теркель сверлил Феликса взглядом.
– Сложный вопрос…
– Еще бы! Ведь она ваша жена. Можно, конечно, уничтожить всю информацию о ее участии в преступлении. Мало того, можно физически уничтожить свидетелей, и таким образом выбелить биографию. Как поступите?
«Легко ему говорить, когда у него нет ни жены, ни детей. У меня тоже нет детей, но есть Наташа, и я ее простил. – Мысли путались в голове, а одна била в виски и кричала: – А ведь она, твоя Натуся, принимала непосредственное участие в отборе людей для разборки на органы и проведения экспериментов над ними. Да и я хорош! Я тоже убивал людей, пусть даже ради спасения своей жизни…»
Словно внимая каждому повороту мысли в голове Саенко, Теркель произнес:
– Тяжело нести свой крест на Голгофу, а, Феликс?
– Тяжело, Иннокентий, очень тяжело. Где истина и кто ее определит?
– Вот видите, легко говорить о справедливости, приставив пистолет к виску оппонента. А как только оказываешься на его месте, правда уже не кажется правдой, и появляются сомнения.
– Думаю, что я, Глеб и Наташа должны предстать перед судом.
– А кто привлечет вас к ответственности? Кто инициирует процесс? – вопросами, словно кнутом, стегал Теркель. – Тех, кого это касалось лично и кто бы мог предъявить к вам претензии, давно нет в живых. Остальных вряд ли заинтересуют подробности вашей жизни, пока вы не стремитесь к управлению обществом. – Теркель вдруг забарабанил пальцами по столу, затем так же внезапно прекратив, продолжил: – А теперь представьте, что будет, если предать огласке темную сторону вашей жизни? Пойдут ли за вами люди, а? – Повисла тягостная пауза. – То-то! Нет, не пойдут. И вся ваша идея о справедливом обществе пойдет коту под хвост.
Глубоко вздохнув, Феликс не выдохнул, а скорее прорычал.
– Вот так вот, искатель истины, – развел руками Иннокентий, – разве вы пришли бы к правильным мыслям об устройстве справедливого общества, не пройдя столь трудный путь? Молчите. Методическое пособие дает возможность решить задачу миллионам. И его создают люди, обладающие практическим опытом. А теоретическая выкладка – всего лишь мысли одного или нескольких философов. Так вот вы сейчас подготовили методическое пособие для миллионов. А посему вы нужны живые! Что принимаем – сладкую ложь или горькую правду? – Вопрос Теркеля требовал незамедлительного ответа, и вновь Феликс ответил, руководствуясь разумом, а не сердцем.
– Реальность не оставляет выбора. Естественно, сладкую ложь ради утверждения истины.
Читать бесплатно другие книги:
