Девочка моя ненаглядная Харькова Елена

– А теперь прощальный вальс молодожёнов! – торжественно произнёс тамада.

Варя быстро смахнула слёзы и гордо выпрямила спину. Григорий подошёл к ней и, взяв за руку, вывел на середину банкетного зала.

Они стали кружиться под красивую медленную музыку. Григорий довольно улыбался, а Варя была словно натянутая струна. Крепкие властные объятия мужа, казалось, душили её. Ей хотелось вырваться и бежать, бежать прочь… Но она послушно танцевала, не в силах сопротивляться.

Танец закончился, и молодожёны под дружные овации гостей удалились в брачные покои, которые находились здесь же, в гостинице.

Варя безвольно стояла, пока Григорий раздевал её.

– А ты разве не хочешь мне помочь раздеться? – то ли спросил, то ли приказал он.

Она послушно расстегнула его пиджак и вдруг увидела спрятанный за пояс брюк пистолет, с которым он никогда не расставался. Варя ловко выхватила пистолет и, направив на Григория, отошла на несколько шагов.

– Я не буду твоей женой! – трясущимися губами сказала она, сжимая пистолет двумя руками.

Но Григорий невозмутимо направился к ней.

– Не подходи! Я тебя убью!!! – прошептала Варя, глядя на него безумными глазами.

Григорий подошёл вплотную к девушке и упёрся грудью в ствол пистолета, даже не пытаясь его вырвать из её рук.

– Убивай, – очень спокойно сказал он.

Варя уронила пистолет на ковёр и заплакала:

– Я ненавижу тебя! Ненавижу!

– Нет. Ты меня любишь! – уверенно сказал Григорий и властно повалил её на кровать.

На следующий день Григорий привёз Варю в свой дом.

– Ну вот, жена, теперь ты здесь хозяйка, – сказал он, лишь только они зашли на порог. – Я ухожу по делам, приеду домой вечером. Жди меня.

Он вернулся в машину и уехал. А Варя осталась в растерянности стоять у порога.

– Ну что же, теперь это мой дом, Григорий – мой муж, в общем, это моя жизнь, – сказала Варя сама себе, тяжело вздохнула и решительно прошла в комнату.

Весь день Варя изнывала от безделья. Она и телевизор посмотрела, и поспала, и книжку почитала. И уже к вечеру она с нетерпением стала ждать мужа. От ненависти к нему не осталось и следа. Варя просто заставила себя вычеркнуть из памяти всё плохое. Она постаралась не думать об ужасах последних дней, словно их и не было. Варя как бы начала свою жизнь заново, с чистого листа. Ведь в её мире всегда должны царствовать гармония и радость. Иначе она жить не может, да и не хочет!

Вот только предательские зеркала опять добавили грусти в её глаза. Та легкомысленная и весёлая Варька всё дальше и дальше уходила от неё, уступая место слишком серьёзной и даже печальной женщине.

Григорий вернулся только в семь часов вечера. Варя в вечернем наряде вышла ему навстречу.

– Наконец-то ты вернулся! – она покорно поцеловала мужа. – Поехали скорее в ресторан! Я такая голодная!

– В ресторан? – удивился Григорий. – Я вообще-то женатый человек, поэтому хочу ужинать дома. Ты что-нибудь приготовила?

– Я? – растерянно улыбнулась Варя. – Ты что, Гриш, я же совершенно не умею готовить!

– Вот как? Тогда поехали, – Григорий взял Варю за руку и повёл к машине.

Но привёз Григорий молодую жену не в ресторан, а к матери.

– Ты хочешь у моих поужинать? – недовольно скривилась Варя. – Не очень хорошая идея. Я вообще-то ещё не успела по ним соскучиться.

Но муж ей ничего не ответил, он просто обнял её за талию и повёл к лифту.

– Ой, кто пришёл! – заворковала Татьяна Ивановна. – Дорогой зятёк с Варенькой пожаловали! Ну, проходите, проходите, милости просим! Сейчас чай попьём.

Но Григорий проходить в комнату не стал.

– Вот вам, мамаша, ваша дочь. Я её заберу через неделю. Чтобы за это время вы её научили прилично готовить. Понятно?

– Понятно, – растерянно захлопала глазами женщина.

Григорий открыл дверь и вышел из квартиры.

– Гришенька, вы куда? Даже чаёк с нами не попьёте? – высунулась в коридор тёща.

– Нет. Я в ресторане поужинаю, – безапелляционно ответил Григорий и уехал на лифте.

Татьяна Ивановна пожала плечами и посмотрела на понурую Варю.

– Ну что, дочка, пойдём на кухню, – тяжело вздохнула мать.

Так началась Варина семейная жизнь…

На похороны Саши приехали двоюродные родственники из Саратова: очень нервная, при этом жутко худая, словно высохшая Елизавета Егоровна и её флегматичный обрюзгший муж Николай Фомич. Пришли ещё соседи, друзья Саши, бывшие одноклассники и работники автомастерской. Народу на кладбище собралось очень много. Многие, даже мужчины, плакали. Маришка все похороны стояла словно во сне. Её постоянно кто-то тискал, прижимал к себе, гладил по голове, жалел… А она сквозь текущие по щекам слёзы видела всё как в тумане.

«Саньки нет! Нет больше Санечки!!!»

Все друзья и знакомые Саши не могли поместиться в небольшой квартирке за столом. И Елизавета Егоровна на правах единственной оставшейся у Маришки родственницы взяла организацию поминок на себя и в квартиру пустила лишь соседей.

Маришка угрюмо сидела за столом и вполуха слушала взрослые разговоры о том, каким замечательным парнем был Саша и как им жалко сиротку, которую теперь наверняка отправят в детдом.

Елизавета Егоровна дёрнула мужа за лацкан пиджака.

– Слышь, Коля, а квартирка-то какая хорошая! – тихо шепнула она ему в самое ухо.

– Хорошая, – согласился муж, отправляя в рот большой кусок котлеты.

– Да ещё и в Москве! – поджала губы в задумчивости Елизавета Егоровна.

– Да, в Москве, – важно сказал муж, закусывая котлету половинкой варёной картофелины.

Маришка сидела напротив, положив голову на руки, и с интересом наблюдала, как родственник смачно чавкает и заглатывает, почти не прожёвывая, огромные куски. Девочка даже забыла о своём горе, завороженная этим удивительным зрелищем.

«Надо же! Целиком глотает, прям как удав кролика! И не подавился! Да он талант!»

– Тут, наверное, метров сорок общей площади будет! – жадно сверкнула глазами Елизавета Егоровна.

– Сорок пять! – уточнил Николай Фомич, булькнув водкой и довольно крякнув.

– Да ну, откуда здесь сорок пять? – скривилась жена. – Я точно знаю: сорок!

– Хорошо, пусть будет сорок. Нам-то какая разница? – согласился Николай Фомич, водя глазами по столу и выбирая, чего бы ещё положить на свою тарелку. Наконец цель была выбрана, и мужчина, кряхтя, потянулся через весь стол за селёдкой.

– Как это какая? – возмутилась жена. – Жорик собирается учиться в Москве, а у тебя почему-то голова не болит, где наш сынок будет жить в этом ужасном городе!

– Москва – хороший город, – добродушно улыбнулся Николай Фомич, перекладывая из селёдочницы к себе на тарелку пять кусков и горку лука. – А Георгий будет жить в общежитии при институте.

– В общежитии! – закатила глаза Елизавета Егоровна. – В этом вертепе разврата и уголовщины! Да ты знаешь, что там могут сделать с нашим мальчиком?

– Что? – наконец он оторвал взгляд от еды и одарил своим вниманием жену.

– Как это что? Ну это… – никак не могла придумать что-нибудь вопиюще-ужасное Елизавета Егоровна, поэтому сменила тему: – Куда ты себе столько селёдки наложил? Тебе нельзя солёное! Опять будешь пить воду вёдрами, а потом мучиться с отёками!

– Дядь, а чё, правда, что в твоё пузо после трёх тарелок жратвы ещё и ведро воды влезет?! – спросила Маришка с восхищением. – Ни фига себе!

Елизавета Егоровна с Николаем Фомичом уставились на маленькую родственницу.

– Её надо усыновить, – очень тихо сквозь зубы процедила Елизавета Егоровна.

– Зачем?! – совсем не пришёл в восторг от этой идеи Николай Фомич.

Женщина посмотрела на мужа с презрением, словно на законченного глупца.

– Чтобы эта квартира нашему Гошику досталась! – разжевала ему Елизавета Егоровна.

– А, – наконец-то понял мужчина, но всё-таки уточнил: – А эта девочка с нами будет жить?! Это обязательно?

Они опять посмотрели на Маришку. Девочке не нравилось их внимание к своей особе, поэтому она скосила глаза к носу и показала им язык.

– Обязательно, – тяжело, даже как-то трагически вздохнула Елизавета Егоровна.

Таким же трагическим вздохом ответил ей муж.

Прошло полгода…

Варя с гордостью смотрела, с каким аппетитом Григорий ест борщ.

– Вкусно?

– Очень вкусно! – похвалил Григорий.

– Гриш, я хочу с тобой поговорить, – робко начала она.

– Ну говори, – доброжелательно разрешил он.

– Гришенька, мне так скучно! Я целыми днями только и делаю, что готовлю, стираю, убираюсь! Я так с ума скоро сойду! Может, мне на работу устроиться? А? Например, в продавщицы.

– Что за глупости! Чтобы жена Григория стояла за прилавком?! Даже и не думай! – буркнул он. – Я что, тебе мало денег даю? Скажи, дам ещё больше!

– Дело не в деньгах! Понимаешь, я сегодня в магазине встретила одноклассницу – Тоню Кислицыну. Она всегда такой замухрышкой была! Невзрачная, неприметная девчонка, вечная тень нашей старосты Щербаковой. А тут я её даже не узнала! Вижу: стоит симпатичная девушка с гордой осанкой и сияющими, как горящие угольки, глазами. Оказывается, наша тихоня после школы устроилась на швейную фабрику. И сейчас она передовик производства! Её фотография висит на Доске почёта! О ней даже в газете статью напечатали! И теперь она как передовица ездит по разным городам, делится своим опытом. Недавно её даже в составе делегации посылали в Болгарию! Представляешь?! Ты знаешь, Гришенька, я ей даже позавидовала! У неё такая интересная жизнь!

– И ты тоже хочешь стать передовицей, да? – рассмеялся Григорий. – Вот умора! Ты и комсомольский энтузиазм – вещи несовместимые! Интересно, где ты подцепила эту заразу? Больше не езди общественным транспортом, а то там столько гадости можно подхватить. Не дай бог, еще в колхозницу превратишься. И я тебя тогда разлюблю.

– Не ёрничай, пожалуйста. Я же серьёзно говорю. Да, я раньше тоже презирала все эти комсомольские дела. Я считала это ложью, показухой. Я знала, что я особенная и поэтому буду жить не так, как все, а гораздо радостнее. Но сейчас моя жизнь такая однообразная, что я с удовольствием стала бы жить как все и даже на завод или в ткачихи бы пошла…

– А ты знаешь, сколько получают на заводах и на фабриках женщины? Каких-то жалких восемьдесят, ну максимум сто двадцать рублей. Да у тебя каждая серёжка в ухе дороже стоит! И трудятся они при этом как каторжные! А чтобы стать передовиком производства, надо за те же самые деньги вкалывать вдвое больше! И ради чего? Ради того, чтобы твою физиономию прикрепили кнопками на стенд! Да лучше бы они денег вдвое больше платили! Так что, милая моя, выкинь эту бредовую идею из головы! Ты мне дома нужна свежая, бодрая и улыбающаяся, а не выжатая как лимон после каторжной работы. Всё. Эту тему закрыли.

Варя забрала грязную посуду и ушла на кухню, чтобы принести следующее блюдо.

Она поставила перед мужем тарелку с картофельно-грибной запеканкой под соусом «Бешамель». Григорий начал есть второе. А у Вари совсем аппетита не было.

– Гриш, – она прижалась к плечу мужа, – а может, тогда ребёночка родим? Хоть какой-то смысл в моей жизни появится.

Григорий внимательно посмотрел на жену, и взгляд его стал немного более мягким, даже добрым. Он обнял и крепко прижал к себе Варю.

– Хорошо. Если хочешь, давай родим ребёнка.

– Значит, ты согласен?! – просияла Варя. – А я думала, что ты детей не любишь, поэтому и предохраняешься всё время.

– Больше не буду, – пообещал Григорий, отложил вилку и, развернувшись к жене, начал расстегивать ей халатик. – Так давай сейчас этим и займёмся.

Он поднял Варю на руки, чтобы отнеси в спальню, но тут в дверь постучали.

– Чёрт! Кого там принесло? – разозлился Григорий, опустил жену и пошёл открывать дверь.

На пороге стоял Иннокентий.

– А, шурин! Проходи, проходи… Рад тебя видеть.

Они обнялись.

– Варя, накрой стол для гостя, – велел Григорий. – И графин с водкой не забудь.

– У! Век бы его не видеть! – прошипела Варя, но пошла за едой.

Она накрыла стол, а сама ушла на кухню.

– Варя! – позвал её Григорий. – Варя, посиди с нами.

Но она не пришла. Тогда Григорий сам ворвался на кухню, зло сверкая глазами.

– В чём дело? – раздражённо спросил он. – Сколько я тебя должен звать?

– Я не буду сидеть с ним за одним столом! – категорично заявила Варя и отвернулась к окну, показывая, что разговор на этом закончен.

Но Григорий грубо схватил её лицо и развернул к себе.

– Значит, так, дорогая моя, нечего мне тут демонстрировать свои фокусы! Привыкла, что ты всеми командуешь, что все вокруг должны угождать тебе, выполнять все твои прихоти, все твои капризы, да? Так вот, забудь всё это! А иначе я выбью из тебя эту дурь! Поняла?

Варя испуганно хлопала глазами, на которые навернулись слёзы.

– Поняла, я спрашиваю? – повторил вопрос муж.

– Поняла, – тихо сказала она.

Он отпустил её лицо.

– То-то же! А сейчас вытри глаза и иди садись за стол. И не вздумай морду воротить! Ты обязана улыбаться моим гостям! И неважно, нравятся они тебе или нет.

– Хорошо, – шмыгнула носом Варя, вытерла слёзы и пошла в комнату.

– Ну, шурин, рассказывай, как там дела на нашей территории? – спросил Григорий после первой рюмки.

– Да всё нормально, вот только появился новый цеховик. А к нам прописываться не спешит. Говорят, у него родственник какой-то авторитетный есть, вот мужик и петушится, на нас свысока смотрит.

– Ладно, разберусь, что он за гусь такой. Дай-ка мне адрес его цеха, – сказал Григорий и обратился к Варе: – Принеси мне из тайника журнал учёта.

Варя встала и ушла в другую комнату.

– Ты ей тайник доверил?!! – удивился Иннокентий.

– Она моя жена! Я ей жизнь свою доверяю, а не то что какой-то там журнал, – уверенно произнёс Григорий и добавил: – В случае моего ареста она должна будет все бумаги из тайника сжечь.

Иннокентий покачал головой, но ничего не сказал.

– Ну а ты когда женишься? – спросил вдруг его Григорий. – Не торопишься? А зря. Это придаст тебе солидности. Вот увидишь, к тебе сразу все по-другому, более серьёзно относиться будут.

– Да? – задумался Иннокентий.

Маришку долго везли сначала на поезде, потом на пригородной электричке, а потом ещё и на автобусе. Когда новые родственники впустили девочку в свою квартиру, она в изнеможении рухнула в кресло.

– Ну и в Тмутаракань вы меня притащили! Надеюсь, я недолго буду жить в этом захолустье? – нахмурилась она. – Я хочу домой!

– Мало ли что ты хочешь! – разозлилась Елизавета Егоровна. – Скажи спасибо, что мы тебя усыновили, а не оставили в детдоме! Да ты нам теперь всю жизнь должна быть за это благодарна!

– Во-во, ты нам ноги должна теперь за это целовать! – добавил Николай Фомич.

– Чего? Ну уж нет! – запротестовала Маришка и даже гордо встала, уперев руки в бока. – Я, дядька, твои дырявые вонючие носки целовать не буду! Хоть зарежьте!!! Ясно?

Елизавета Егоровна с Николаем Фомичом переглянулись.

– Говорил я тебе, что это дурная затея! – попрекнул он жену. – Теперь вот будем мучиться!

– Не будем! – успокоила его Елизавета Егоровна. – Я эту девчонку отдрессирую, уж не сомневайся!

Маришка затравленно сжалась.

Иннокентий брился в ванной, когда очень требовательно стал трезвонить дверной звонок. Парень, чертыхаясь, отложил бритву и пошёл открывать дверь. В квартиру как фурия ворвалась Зина и с ходу начала кричать:

– Как ты мог? Ты предал меня! Почему?! За что?! Я же тебя так люблю!!! Я же всё для тебя делала! Я даже Варьку предала! А ты так со мной подло поступаешь!

– Так, стоп, стоп, стоп, – поморщился Иннокентий. – Хватит орать! Давай спокойно поговорим. Пройдём в мой кабинет.

Зина постаралась взять себя в руки, но у неё это плохо получалось.

– Не пойду я в твой кабинет! Я не к начальнику в гости пришла. В комнате говорить будем, – заявила она и первая направилась в зал.

Зина присела на край дивана, а Иннокентий удобно расположился в кресле, закинув ногу на ногу.

– Мне сказали, что ты собрался жениться на какой-то там девице, которую толком даже не знаешь! – дрожащими от нервного напряжения губами сказала девушка. – Это правда? Только не ври мне!

– Да, это правда. Я действительно собрался жениться, – очень спокойным тоном начал говорить Иннокентий. – Но только не на какой-то там девице, а на дочери очень уважаемого человека! Ты хоть знаешь, кто такой Куряев?!

– Не знаю и знать не хочу! – буркнула Зина.

– И напрасно! Куряев – это директор крупнейшей в Москве мебельной фабрики! – важно сообщил Иннокентий.

– Ах вот как, её папаша, значит, король столов и табуреток! – угрюмо съязвила девушка. – Ты мне потом по блату парочку тумбочек не подкинешь?

– Напрасно ты иронизируешь. Если бы ты имела родственника такого уровня, то у тебя была бы не только самая лучшая мебель в квартире, но и самая шикарная импортная одежда, и самая дефицитная еда, и так далее, – терпеливо объяснял Иннокентий. – Потому что если ты сама распоряжаешься каким-либо дефицитом, то с тобой начинают дружить очень солидные люди, владеющие приоритетом распределять друге ценные вещи. «Рука руку моет» – знаешь такую поговорку?

– Понятно, значит, ты за шмотки и еду продался! А ещё меня упрекал, когда я Варькину одежду носила!

– При чём тут вещи и еда? – скривился Иннокентий. – Да у меня сейчас столько денег, что я сам без чьей-либо помощи и без всякого блата смогу всё, что мне надо, купить хоть втридорога у спекулянтов. Для меня это не проблема!

– Тогда почему ты на этой мебельной девке женишься, а не на мне?! – спросила Зина, а из глаз её ручьём полились слёзы.

– Ох, всё надо разжёвывать! – поморщился Иннокентий. – А я ведь тебя считал умной бабой!

– Нет, я дура. Я просто идиотка! Я тупица! – со злостью выкрикнула Зина. – Поэтому давай разжёвывай.

– Ну хорошо, раз ты просишь. Только не обижайся, буду говорить откровенно. Вот скажи мне, кто ты?

– Я? – опешила девушка. – Я Зина.

– Зина! – передразнил её Иннокентий. – И больше ты ничего добавить не можешь. Потому что твои родители кто? Отец твой простой строитель. А мать кем работает на заводе?

– Фрезеровщицей, – уныло ответила Зина. – Третьего разряда.

– Вот именно! И как я буду всем тебя представлять? Знакомьтесь, это моя жена, у неё мать фрезеровщица третьего разряда! – ёрничал Иннокентий. – Стыдоба! То ли дело: моя жена – дочь директора мебельной фабрики! Чуешь разницу?

– Так ты женишься на мебельной фабрике?! – злилась Зина. – Чего ж так мелко-то? Женился бы сразу на металлургическом заводе или на худой конец на животноводческой ферме! Всё посолиднее будет…

– Ах, как смешно… – обиделся Иннокентий. – Да я даже представить себе не могу, что твои родители когда-нибудь станут моими родственниками и на всех семейных праздниках они будут сидеть со мной вместе вот здесь, за этим, инкрустированным золотом столом! А уж то, что они посмеют воспитывать моих детей, – это вообще в уме не укладывается!

– А что такого? Моя мама четверых воспитывает, и ничего. Почему ты думаешь, что она наших детей плохо воспитает? – отвечала Зина, захлёбываясь слезами. – И отец мой детей очень любит. Он так здорово с ними играется…

– Да я не позволю даже близко подойти к моим детям этим двум плебеям! – заорал вдруг Иннокентий и вскочил с кресла. – Всё, разговор окончен! Уходи!

Зина в отчаянии кинулась к нему.

– Кеша, не бросай меня! Пожалуйста! Я без тебя умру! – попыталась обнять его девушка, но Иннокентий грубо отстранил её от себя.

– Вот только не надо давить на жалость! Это на меня не действует, – брезгливо сморщился он. – Зин, нам с тобой было хорошо, правда? Лично я не жалею, что мы столько времени вместе провели. Но жениться надо по уму. Моё положение меня обязывает. Поэтому извини, но ты мне абсолютно не подходишь. Прощай!

Девушка понуро вышла из квартиры.

Зина еле дошла до дома. Казалось, все силы, как только она вышла из квартиры Иннокентия, враз её покинули. Девушка уныло брела по улице, шатаясь как пьяная. Она видела, с каким недоумением и даже презрением смотрят на неё прохожие, но её сейчас это совершенно не волновало. Зина чувствовала себя воздушным шариком, который радостно летал-летал, кружился в танце, а потом один подлец безжалостно проткнул его иголкой – и шарик сдулся… И вот она уже сморщенная тряпка, которую осталось только выкинуть на помойку… Всё. Жизнь её окончена!

Мать сразу поняла, что с Зиной произошло что-то ужасное, лишь только дочь переступила порог квартиры.

– Дочка, тебя ограбили?! Что, серёжки золотые украли?! Вот мерзавцы!!! – всплеснула руками женщина и откинула волосы девушки. – Да нет, вроде на месте. Фу, слава богу! А то я так испугалась! А может, еще что-нибудь украли?

– Ничего не украли, – вяло ответила Зина, скидывая лакированные туфли.

– Что же тогда произошло? Тебя кто-то обидел? А, я поняла, ты со своим богачом поссорилась, да? – наконец догадалась Нина, и, видя, как у дочери увлажнились глаза, она прижала её к себе и стала гладить по спине. – Ну и ладно, ну и подумаешь! Больно надо из-за какого-то подлеца убиваться! Да мы себе ещё лучше жениха найдём, правда, дочка?

– Не найдём! – горько зарыдала девушка, уткнувшись матери в плечо.

– Как это не найдём? Вон ты у меня какая красавица! Обязательно ещё лучше найдёшь!

– Зинка, выходи за меня! – высунулся из двери пьяненький Миханя. – Чем я тебе не жених? А? Меня бы только побрить да помыть, и хоть сейчас в загс!

Он станцевал вприсядку вокруг них и театрально встал на одно колено.

– Зинаида, не упускай свое счастье. Я твой навеки!

– Исчезни, чучело! Баба Яга твоя невеста, а не наша краля! – оттолкнула его мать и повела Зину в комнату, приговаривая: – А ты, дочка, не плачь. Всё к лучшему. Вот увидишь! Быстрее другого себе найдёшь, надёжного. А этот богач только мозги тебе столько времени зря пудрил. Я всегда знала, что он на тебе не женится. Богатые женятся только на богатых!

– Но почему так??? – отчаянно воскликнула Зина, вырвавшись из объятий матери. – Почему???

– Потому что у богатых свой мир, а у нас, у бедных, свой! – с важным видом объяснила Нина.

– Зинка, не дрейфь! – отважно заявил Миханя и громко запел, сам себе дирижируя руками:

– Иди проспись! Певун хренов! – заругалась на него Нина. – Как напьётся, так спасу от него нет! Ты мне сейчас малышей разбудишь своими ослиными воплями!

А Зинка задумчиво посмотрела на соседа и вдруг улыбнулась. Но улыбка была у неё какая-то ненормальная, словно девушка была не в себе.

– Ты прав, дядя Миханя! Кто был никем, тот станет всем!

– Зин, ты что это задумала? – обеспокоенно взглянула на неё мать.

– Всё хорошо, мамочка! Всё будет хорошо! – пробубнила девушка, зашла в комнату, легла на диван и уставилась в потолок. – Всё будет хорошо!

– Господи! Уж не тронулась ли она умом? Ведь почти весь день пролежала как мумия! – пожаловалась вечером Нина мужу на кухне. – Ага! Вот так вот вытянулась на диване, уставилась в потолок и ни гу-гу! То ли спит с открытыми глазами, то ли померла… Я прям сама чуть от страху не свалилась! Толкаю её, а она смотрит в потолок и шепчет: «Всё хорошо, мамочка! Всё хорошо!..»

Нина изобразила странное поведение дочери, скрестив руки на груди и уставившись на потолок. Муж тоже посмотрел наверх.

– Ой, Васечка, пропала наша девка! – заплакала Нина, вытирая слёзы фартуком.

– Побелить потолки бы надо! – важно сказал мужчина, шумно хлебая щи. – Все трещинами пошли.

Мать с грустью посмотрела на мужа и тяжело вздохнула.

– Давно пора!

Наконец-то Варя узнала, что она беременна. Эта новость была для неё огромным счастьем. Да и Григорий сразу изменил своё отношение к жене. Муж стал очень внимательным, добрым и даже часто нежным. Он не уставал баловать Варю и удивлять её дорогими подарками.

Но всё равно, когда однажды Татьяна Ивановна поинтересовалась, как ей живётся с мужем, Варя честно призналась: «Боюсь я его, мама! До дрожи в коленках боюсь!»

Свадебный кортеж подъехал к кооперативному дому. Иннокентий, такой важный в своём сером с переливами итальянском костюме, направился к квартире невесты, щедро раздаривая по пути деньги всем прохожим.

Перед дверью комнаты Яны, как и положено свадебным этикетом, её подружки долго разыгрывали спектакль купли-продажи невесты. Иннокентий уже отдал приличную сумму, но девицам всё было мало. Вдруг из комнаты девушки раздался душераздирающий вопль.

Иннокентий, грубо оттолкнув девушек от двери, ворвался в комнату и обомлел. Возле открытого балкона с совершенно безумными от злости глазами стояла Зинка и держала нож возле горла его невесты.

– Ты что делаешь?! – закричал на неё Иннокентий. – Остановись! Тебя же посадят!

– Нет, не посадят. Я её убью, а потом себя! – очень уверенно сказала Зина. – Всё равно, Кеша, без тебя мне не жить!

– Ой, что же это делается! Люди добрые! Помогите! – заверещала мать Яны.

– Так, выйдите все отсюда! Я сам разберусь, – Иннокентий выпихнул всех из комнаты и закрыл дверь.

– Девушка, отпусти меня, я тебя умоляю! – зарыдала Яна. – Только не убивай меня! Не убивай!!!

– Как ты сюда попала? – попытался Иннокентий отвлечь Зину от рокового поступка разговорами.

– По балконам залезла, – будничным тоном ответила она.

– По балконам?! Это же пятый этаж! Ты могла сорваться и погибнуть! – воскликнул он, но Зина лишь усмехнулась.

– Могла. Ну и что?

– Зин, не дури. Брось нож. Я тебя прошу! Нет, я тебе приказываю! Слышишь? Немедленно отпусти Яну! Давай с тобой спокойно обо всем поговорим.

Зина повиновалась и отпустила невесту, которая, рыдая, отползла и забилась в угол комнаты. Но нож в руках Зина продолжала крепко сжимать, готовясь в любой момент применить его, причём не важно к кому.

– Дурная ты баба, Зинка! – с нотой восхищения произнёс Иннокентий. – Ох, дурная!!!

– Я ради тебя, Кеша, на что угодно пойду! Только скажи! Если хочешь, я даже родителей своих предам, отрекусь от них! Никогда их видеть не буду! Я на всё согласна, Кеша! Захочешь – я рабой твоей стану! Что угодно прикажи – я всё исполню! – словно в бреду твердила Зинка.

– Всё что угодно? – усмехнулся Иннокентий. – Ну тогда спрыгни с балкона!