Восстание Девятого Лор Питтакус
Я медленно добираюсь до гостиной, прыгая на одной ноге. Солнце за окнами уже садится. БК сидит на одном из последних светлых пятен. Он умоляет нас успокоиться и все обсудить как следует.
Девятый заходит в гостиную, прижав к ребрам камень исцеления. Кидает его мне, и я тут же прикладываю его к левому колену. Сквозь боль я чувствую, как срастаются связки. На это уходит не так много времени, и вскоре боль проходит окончательно. Я опираюсь об оконную раму и говорю:
– Если мы не едем в Нью-Мексико, тогда давай разберемся с Сетракусом Ра. Прямо сейчас. Вдвоем. Может быть, если мы его убьем, остальные моги тоже умрут, и мы спасем две планеты.
Девятый садится на кожаный диван и кладет ноги на стеклянный кофейный столик.
– Мне жаль, Джонни, но даже если мы прикончим Сетракуса Ра, моги продолжат сражаться. Так же, как и мы: Питтакус Лор мертв, а мы продолжаем биться. Перестань искать легкие пути и признай это. Нам придется бороться до последнего.
Я выглядываю в окно и собираюсь с силами, чтобы произнести то, что мне хотелось сказать уже несколько недель – с тех пор, как я прочел письмо Генри.
– Питтакус не мертв. Питтакус – это я.
– Что ты сказал?
Я поворачиваюсь к нему.
– Я сказал, что я Питтакус Лор.
Девятый откидывается назад и гогочет так, что едва не опрокидывается вместе с диваном.
– Ты Питтакус? С чего это вообще пришло тебе в голову?
– Я это чувствую, – говорю я. – Поэтому Лориен спит. Питтакус продолжает жить во мне.
– Да ну? Знаешь что? Кажется, я тоже это чувствую, – насмешливо говорит он, ощупывая свою грудь. Потом он встает и направляется ко мне. – Слушай, если ты действительно Питтакус, то я только что надрал задницу самому могущественному и мудрому из старейшин Лориена. Интересно, что это говорит обо мне.
– Что тебе повезло, – я сожалею о том, что вообще что-то ему сказал.
– Правда? Такое чувство, что кто-то хочет матч-реванш.
«Довольно, – говорит Берни Косар, – хватит драться. Сберегайте силы».
Я не слушаю его.
– Отлично. Значит, матч-реванш.
– Тогда давай сменим место. И, чтобы было интереснее, Питтакус, я предлагаю взять по предмету из наших Ларцов.
– Отлично.
Я открываю свой Ларец и сразу же тянусь за четырехдюймовым кинжалом. Рукоять вибрирует, когда я ее касаюсь, и тут же оборачивается вокруг моего кулака. Я вижу пепел мога, забившийся в канавки на клинке, запах тут же заставляет меня мечтать о новом сражении.
Девятый хватает короткий серебряный жезл. М-да, вот тут я начинаю нервничать – я видел, как он истреблял этой штукой могадорцев в Западной Виргинии.
Он грозит пальцем, когда видит мой кинжал.
– Ну уж нет, я сказал – только один предмет.
– Я взял кинжал. И все. Больше мне ничего не надо.
– А что насчет твоего миленького маленького браслетика?
– Черт, я про него забыл. Но, наверное, это лучший выбор. Спасибо, – я кидаю кинжал обратно в Ларец.
– Идем за мной, – говорит Девятый.
Не обращая внимания на Берни Косара и его просьбы остановиться, я следую за Девятым через всю квартиру, к лифту. Мы не говорим ни слова. Я предполагаю, что бой будет в подвале среди бетонных стен и колонн, в тайне от мира. Вместо этого мы поднимаемся. Лифт останавливается перед какой-то дверью. Девятый нажимает кнопки рядом с ней, и она со щелчком открывается. Мы на крыше Центра Джона Хэнкока.
– И речи быть не может. Ты с ума сошел? Нас увидит слишком много народу! – говорю я, качая головой и поворачиваю назад.
Девятый выходит на крышу.
– Здесь нас никто не заметит. Тем и хороша крыша одного из самых высоких зданий в городе.
Не хочу казаться трусом, так что следую за ним, демонстрируя куда больше уверенности, чем чувствую на самом деле. Но я не готов к безжалостному ветру, который едва не вталкивает меня обратно в дверь. Девятый идет дальше, его длинные черные волосы развеваются – но, кажется, ветер ему не страшен. Его белая футболка надувается парусом, он стаскивает ее и выбрасывает – она улетает вниз. Дойдя до середины крыши, он встряхивает запястье: серебряный жезл растет в обе стороны, пока не достигает почти двух метров в длину и не начинает светиться красным. Девятый поворачивается ко мне и жестом подзывает поближе. Как канатоходец, я делаю глубокий вдох и, ставя одну ногу перед другой, иду к нему. Мы стоим в тени высоченного белого шпиля на другом конце крыши. Когда я приближаюсь, Девятый поворачивается и бежит к нему.
Я понятия не имею, что он задумал, и останавливаюсь подождать его следующего шага. Не сбавляя скорости, он бежит прямо по шпилю до самой вершины. Шпиль качается под ветром, и у меня кружится голова только от одного взгляда на балансирующего наверху Девятого. Он поднимает над головой свой посох и, прежде чем я успеваю понять, что происходит, кидает его в меня. В то же мгновение он сам прыгает на меня, выставив голову вперед, и я вынужден уворачиваться не только от оружия, но еще и от Девятого. Мне удается откатиться в сторону от острого посоха – тот вонзается в металлическую балку. Я поворачиваюсь к приближающемуся Девятому, который готовится схватить меня, и бью его с такой силой, что он летит к другому краю крыши. Потом я тянусь и выдергиваю его посох из металлической балки. Генри никогда не учил меня пользоваться чем-то подобным, но я раскручиваю оружие над головой и бросаюсь вперед. Девятый встает и готовится к моей атаке. Я бью его посохом поперек туловища, но он с легкостью отводит его одним движением запястья и тут же пинает меня в только что залеченное колено. Я отвожу ногу, и он промахивается, но хватается за посох. Мы оба боремся за оружие, обмениваясь пинками. При помощи телекинеза он отрывает мои ноги от земли. Я пытаюсь сопротивляться, но потом понимаю, что при таком ветре могу использовать это положение себе на пользу. Тщательно подгоняя свои движения к следующему сильному порыву, я переворачиваюсь через посох – спустя долю секунды я оказываюсь у Девятого за спиной и прижимаю посох к его горлу.
– Мы должны были ехать в Нью-Мексико, – говорю я, волоча нас к лифту.
Девятый бьет меня затылком прямо в нос, и я отпускаю посох. Он перехватывает его и вонзает в трансформаторную будку.
– Это говорит Джонни? Или Питтакус? – спрашивает он издевательским тоном, замахиваясь посохом. Мой браслет успел сработать как раз вовремя, чтобы отразить удар. Трансформаторная будка разрезана пополам. Искры летят во все стороны, включая мой щит и меня. Когда они попадают мне на рубашку, я позволяю ей загореться. Щит сжимается обратно в браслет, и Девятый потрясенно смотрит, как меня охватывает пламя.
Правда, он быстро справляется с удивлением.
– Почему ты не превратился в ходячую шаровую молнию, когда мы были в одной команде? – кричит он.
Огонь вокруг меня потрескивает и гудит на сильном ветру. Я иду к нему. Он может думать, что мы тут играем в игрушки, – но я другого мнения.
– Ну что, все?
– Не совсем, – ухмыляется он.
Я леплю маленький огненный шарик. Думаю, мне удастся донести до него, что ситуация меня нисколько не забавляет, если я брошу шар огня ему в ноги. Но Девятый отбивает его посохом как хоккеист. Я запускаю еще пару огненных шаров – все быстрее и быстрее, но он телекинезом отбрасывает их в стороны. Первый просто откатывается и догорает, второй долетает до кожуха вентилятора. Болты, держащие кожух, плавятся от жара, ветер срывает его, и огромные лопасти теперь ничем не прикрыты. Я поднимаю руки над головой, чтобы создать огненный шар размером с холодильник. Но пока он растет, Девятый кидается на меня, занеся над плечом посох. Он упирает один его конец в землю и прыгает ногами вперед прямо мне в грудь. Когда его подошвы касаются огня, Девятый вскрикивает, а я отлетаю назад. Мир, только что окрашенный в оранжевый и красный, внезапно становится серо-голубым. Переворачиваясь в последний раз, я понимаю, что несусь прямо к вентилятору. В последнее мгновение я успеваю расставить ноги и руки и останавливаюсь всего в полуметре от лопастей. Мощности вентилятора хватает, чтобы погасить оставшийся огонь, прежде чем я успеваю отскочить.
– Хочешь охладиться? – спрашивает Девятый, уперев руки в бока, как будто просто оценивает мою технику. Он успел сбросить оплавившиеся ботинки.
– Я только разогрелся! – я вскакиваю на ноги, готовясь ответить на следующий его шаг.
Девятый бросается налево, и я следую за ним. Он перепрыгивает через какие-то трубы и поднимается на карниз. Я не отстаю. Теперь мы оба стоим прямо на краю стены, улица шумит внизу, в нескольких сотнях метров от нас.
И тут Девятый меня просто потрясает, шагнув за карниз. Я вскрикиваю и наклоняюсь, чтобы поймать его, но обнаруживаю, что он и не собирается разбиваться насмерть. Он стоит параллельно земле на окне и широко улыбается, сложив руки на груди. Я слишком сильно наклонился, пытаясь его поймать, и теперь лихорадочно размахиваю руками. Пытаюсь восстановить равновесие, но не успеваю и срываюсь в бездну. Девятый взбегает по стене и бьет меня апперкотом в челюсть. Меня отбрасывает назад, но приземлиться мне не дают. Девятый хватает меня за шею, разворачивается и держит меня над карнизом.
– Ну, Четвертый. Если хочешь, чтобы я вернул тебя на место в целости и невредимости, просто скажи это, – другой рукой он держит над головой посох. – Скажи, что ты не Питтакус.
Я пытаюсь отбиваться, но он держит меня так, что я не дотягиваюсь. В итоге я просто раскачиваюсь туда-сюда как маятник.
– Скажи это, – повторяет он сквозь сжатые зубы. Я открываю рот, но не могу заставить себя отрицать то, в чем я так уверен. Я верю, что я – Питтакус Лор. Я верю, что я тот единственный, кто может положить конец этой войне и сделает это.
– Ты хочешь сорваться с места и побежать в Нью-Мексико, чтобы найти наш корабль. Ты даже на мгновение не хочешь предположить, что это может быть ловушка. Потом ты говоришь, что желаешь сразиться с Сетракусом Ра, но не можешь справиться даже со мной. Ты не он. Ты не Питтакус. Так что давай покончим с этим всем прямо сейчас. Просто признайся, Четвертый.
Он сильнее стискивает мое горло. Перед моими глазами все расплывается. Я смотрю в безоблачное небо, и оно становится красным, как в ту ночь, когда могадорцы напали на Лориен. Я вижу лица убитых лориенцев, их крики отдаются у меня в ушах. Я вижу взрывы, огонь, смерть. Я вижу краулов, рвущих зубами детей. Боль, которую я чувствую, думая о них, так сильна, что я знаю, что могу выдержать все. И силу рук Девятого, стиснувших мою шею, тоже.
– Скажи!
– Не могу, – хриплю я.
– Ты бредишь, – настаивает он, стискивая мое горло сильнее. Теперь я вижу бомбы, падающие на Лориен, вижу изувеченные тела, вижу, как умирает моя планета. Наверху груды тел я замечаю отца в серебристом с голубым костюме. Девятый трясет меня, мои ноги мотаются из стороны в сторону.
– Ты не Питтакус!
Я закрываю глаза, чтобы скрыться от картин резни, боясь того, что может последовать. В моей памяти всплывает письмо Генри: «Когда вы десятеро родились, Лориен признал ваши смелые сердца, вашу волю, ваше сострадание и доверил вам ту роль, которую вы должны будете принять – роль десяти Старейшин. Это значит, что со временем вы станете сильнее чем все, кого видел Лориен, – сильнее, чем даже те десять Старейшин, от которых вы получили свое Наследие. Могадорцы знают об этом и потому с таким рвением охотятся за вами».
Что бы это все ни значило, я знаю, что на самом деле Девятый не убьет меня. Все члены Гвардии важны, являются ли они Питтакусом или нет. Мы должны объединиться и сражаться вместе, как и было задумано – это важнее любых наших ссор. Небольшое утешение, учитывая, что я все еще вишу над бездной. Ветер меняется, и я чувствую, как рука на моей шее разжимается. Сердце уходит в пятки, когда я чувствую, что начинаю падать. Неужели я ошибся? Но вместо этого спустя секунду мои ноги касаются земли. Я открываю глаза, и вижу, что стою на крыше. Девятый уходит, повесив голову. Он дергает запястьем, и красный посох снова превращается в небольшой серебряный жезл.
Девятый кричит через плечо:
– В следующий раз я тебя сброшу!
Глава девятнадцатая
Я лежу лицом вниз на раскаленном песке. Он забился мне в рот, в нос, я едва могу дышать. Я знаю, что мне надо встать, перекатиться на спину, но у меня слишком болят все кости. Я зажмуриваюсь, стараясь прогнать боль. Наконец мне удается собраться с силами, чтобы встать, но когда я опираюсь на ладони, песок обжигает их. Я позволяю себе упасть.
– Марина? – голос больше напоминает стон.
Она не отвечает. Я все еще не могу открыть глаза, но тщательно прислушиваюсь, пытаясь обнаружить какие-то признаки жизни. Кроме шума ветра и шелеста песка я не слышу ничего. Я пытаюсь заговорить снова, но меня хватает только на шепот.
– Марина? Кто-нибудь, помогите мне. Восьмой? Элла? Кто-нибудь? – я настолько плохо соображаю, что зову даже Крейтона.
Я лежу и жду ответа, и тут на меня обрушиваются воспоминания. Мертвый Крейтон. Все это как будто происходит снова. Слезы Эллы. Нападение могов. То, как я взяла Марину под руку, и Восьмой сказал: «Пора».
Солнце такое жаркое, что мои волосы лежат на шее и плечах огненным покрывалом. Наконец я с трудом перекатываюсь на спину и рукой заслоняю глаза от слепящего света. Я медленно, понемногу, поднимаю веки. Никого нет. Только песок. Я с трудом поднимаюсь но ноги и словно слышу голос Восьмого: «Я очень надеюсь, что это сработает. Я никогда не пробовал брать с собой кого-то еще». Ну, судя по всему, не сработало – или получилось, но не для меня, не для всех нас. Где оказались Элла и Марина? Они вместе? Восьмой с ними? Мы все в разных краях? Или только я осталась одна? Мой мозг лихорадочно перебирает варианты. Если мы не только потеряли Крейтона, но и разделились, если нас разбросало по всему миру, то мы теперь еще дальше от цели, чем были. Меня тошнит от паники и разочарования. Все наши труды, все, чем мы пожертвовали, – все это обернулось хуже чем просто ничем. Я одна под безоблачным небом и пышущим жаром солнцем и не имею ни малейшего представления о том, где я и как вообще собираюсь искать других людей или членов Гвардии. Я оглядываю горизонт во всех направлениях. Так хочется увидеть, как Марина появляется из-за дюны и машет мне рукой, а за ней следом идет Элла, или Восьмой, смеясь, съезжает с песчаного склона. Но передо мной только безжизненная пустыня.
Я вспоминаю слова Восьмого о том, как работает эта штука. Где бы я ни оказалась, я знаю, что где-то рядом должен оказаться кусок лоралита. У меня, конечно, нет способности к телепортации, но я надеюсь, что все равно смогу как-то использовать камень. Я падаю на колени и принимаюсь копать. Мне неоткуда знать, где он и где начинать поиски, но я в отчаянии. Настолько, что едва замечаю, что песок обжигает мне пальцы. Но мне попадаются только самые обычные мелкие потрескавшиеся от жары камешки. Запыхавшись, обливаясь потом, я наконец останавливаюсь и сажусь. Я не могу позволить себе потратить остаток сил на бесполезное дело. Мне нужно найти воду и убежище. Склонив голову, я прислушиваюсь к ветру, пытаюсь получить какой-то знак, но вокруг нет ничего и никого. Ничего, кроме песка и дюн – насколько видит глаз. Мне не остается ничего другого, кроме как двигаться вперед. Я смотрю на солнце, определяю стороны света по тени и иду по песку. На север. У меня нет никакой защиты от палящих лучей, глаза щиплет от попадающего в них пота, все тело болит от хлещущего по нему горячего песка, и я чувствую себя беззащитной, как никогда раньше. Во все стороны от меня простирается однообразная бесконечная пустыня, и я знаю, что недолго продержусь под палящим солнцем. Я с трудом делаю еще несколько шагов и становлюсь невидимой, чтобы избежать безжалостного жара. Так меня нелегко будет найти, но у меня нет выбора. При помощи телекинеза я поднимаю себя над землей, чтобы мои ноги не касались раскаленного песка. Теперь я выше, но вид отсюда только подтверждает мое предположение о том, что здесь есть только песок, песок и еще песок. Каждый раз, проходя мимо дюны, я щурюсь, пытаясь разглядеть дорогу или любой другой признак цивилизации. Но единственное, что разбавляет монотонный пейзаж, – это дьявольского вида цветущие кактусы и куски окаменелого дерева. Ясное безоблачное небо словно смеется надо мной – на нем нет даже самого крохотного облачка, из которого я могла бы создать грозу.
Разорвав первый кактус, попавшийся мне на пути, я с ужасом обнаруживаю, что в нем недостаточно воды, чтобы утолить мою жажду хотя бы слегка. Наконец, когда силы и воля почти иссякают, на горизонте появляются горы, обещающие призрачную надежду на спасение. Такое чувство, что до них как минимум еще день ходьбы, но точно сказать не могу. В любом случае сегодня я до них не доберусь – и от этой мысли надежда тут же развеивается. Я знаю, что должна найти укрытие.
Я снова становлюсь видимой и надеюсь, что кто-нибудь меня заметит. В небе появляются небольшие облачка – первые за сегодня. Мое сердце от радости бьется сильнее, и я чувствую прилив сил – не думала, что они у меня еще остались. Я создаю грозу, совсем маленькую, прямо надо мной. Дождь получается совсем быстрый, но от этого не менее прекрасный – это единственная причина, по которой я не падаю и не сдаюсь.
Я продолжаю идти вперед, пока не оказываюсь у невысокого заграждения из колючей проволоки. За ним виднеется едва заметная дорога. Это первые признаки цивилизации, которые я видела сегодня, и на радостях я даже прибавляю шаг. Я иду по дороге около мили, прежде чем добираюсь до небольшого холма, переваливаю через него и на другой стороне чудесным образом обнаруживаю очертания нескольких небольших зданий. Я не верю своим глазам. Да нет, не может быть. Это наверняка мираж. Но нет. Чем ближе я подхожу, тем больше убеждаюсь в том, что эти дома, эти признаки жизни реальны. К сожалению, чем ближе я подхожу, тем лучше вижу дыры в стенах. Вместо домов меня ждут только ветхие деревянные остовы, брошенные на произвол жестокой пустыни. Вот что происходит с теми, кто застревает в подобных местах. Я оказалась в городе-призраке.
Пока разочарование полностью не завладело мной, я размышляю, что могло остаться здесь с тех времен, когда здесь жили не только привидения. Водопровод? Колодец? Я обхожу городок, заглядывая в каждый дом, пытаюсь найти источник воды. Я не могу думать ни о чем другом, кроме этой самой простой и самой важной составляющей жизни. Я должна найти воду. В ней нуждаются все, так что она должна быть здесь, где-нибудь здесь, верно? Нет. Во всяком случае, мне не удается ничего отыскать. Видимо, когда-то здесь был колодец, но сейчас от него ничего осталось. Может, его засыпало песком, может, унесли пришельцы – какая разница. Меня охватывает отчаяние, какого я раньше никогда не испытывала. Я одна, без воды, без еды, без нормального укрытия. Я кричу во весь голос:
– Есть здесь кто-нибудь? Пожалуйста! Кто-нибудь!
Где-то справа от меня скрипит деревянная балка – не совсем тот ответ, которого я ждала. Я заглядываю в каждый дом – заброшенные, унылые, один хуже другого. Теперь, когда мое крайнее одиночество очевидно, я устраиваюсь передохнуть в углу здания, которое, похоже, когда-то было магазином продуктов. Чтобы отвлечься я представлю себе дом, в котором полно еды и воды. Я представляю, как готовлю обед для оставшейся Гвардии. Марина сидит между Восьмым и Эллой. Во главу стола я сажаю Джона, и сама устраиваюсь напротив него. Я представляю, что Девятый и Пятый тоже с нами. Они шутят друг над другом и рассказывают о тех местах, где побывали. Все смеются и благодарят меня за пир, а я отвечаю, что просто рада собрать их всех вместе.
– Какой момент на Земле вам больше всего понравился? – спрашивает Марина в моем воображении.
– Вот этот, – говорит Джон. – Прямо сейчас, здесь. В безопасности, со всеми вами.
Мы все соглашаемся и пьем за то, что нашли друг друга. Пятый поднимается из-за стола, выходит и возвращается с огромным шоколадным тортом. Все радуются и передают тарелки. Я пробую кусочек и понимаю, что ничего вкуснее не ела. Разумеется, ничего из этого не произошло. Я просто чокнутая, которая сидит в одиночестве в заброшенном продуктовом магазине посреди пустыни. Наверное, я действительно схожу с ума, потому что когда мои мечты о пире с остальной Гвардией развеиваются, я обнаруживаю, что жую. Жую воздух и довольно улыбаюсь. Я качаю головой и усилием воли прогоняю слезы. Я сражалась с могадорцами, выжила в их застенках и смотрела, как умирает Катарина, не для того, чтобы это все закончилось посреди пустыни. Я поднимаю колени и упираюсь в них лбом. Мне нужно придумать план.
Когда я ухожу из города-призрака, все еще чудовищно жарко. Я немного отдохнула от солнца, но знаю, что мне надо продолжать двигаться, пока у меня еще есть силы. Я прохожу по раскаленному песку еще пару километров, когда у меня начинает сводить судорогой ноги и живот. При помощи остатков энергии я вырываю из земли кактусы и добываю из них несколько глотков воды.
Я концентрируюсь на своем Наследии и пытаюсь вызвать еще одну грозу из обрывков облачков надо мной, но удается только поднять песчаный вихрь, который до колен засыпает меня песком. Впервые я понимаю, что не просто нервничаю – я боюсь, что умру прямо здесь. У меня ничего не осталось. Старейшины назначили меня воином, который должен спасти наш народ, а я гибну где-то в пустыне. Я чувствую, что начинаю паниковать, что у меня нет больше сил. Я могу держаться только за понимание, что не могу сдаться – я так уязвима, что все сразу будет кончено. Я в таком отчаянии, что начинаю думать о вчерашнем вечере и о своем воображаемом обеде с остальной Гвардией. Чтобы занять голову хоть чем-то, я представляю, что хотела бы сказать им прямо сейчас.
«Эй, Марина, как дела? У меня? Я в пустыне, иду к какой-то горе. Думаю, если верить Восьмому, то сейчас я в Нью-Мексико. Я слабею, Марина. Не знаю, сколько я еще продержусь. И я не знаю, где ты, но пожалуйста, пожалуйста, попробуй выбраться оттуда, где ты оказалась, и найди меня.
Элла? Ты знаешь, как мне жаль, что Крейтон погиб? Я знаю, как тебе было больно смотреть, как он умирает, оставить его там. Я обещаю, мы отомстим за него, и тогда я пойду в атаку первой. Если я выберусь из пустыни, я отомщу за весь Лориен.
Восьмой, я не смогла найти лоралит. Тут нет никаких признаков еды, воды, укрытия и цивилизации, и я совсем одна. Можешь сказать, где лоралит? Я хочу выбраться отсюда, я хочу найти вас, ребята».
Я даже не чувствую себя глупо, болтая в своем воображении с людьми, которые почти точно сейчас на другом конце мира. Я закрываю глаза и отчаянно жду ответа. Разумеется, я его не получаю. Приходится идти дальше. Становится все труднее переставлять ноги. Меня начинает шатать, я качаюсь то направо, то налево, почти падаю, но в последний момент выпрямляюсь. Но потом у меня уже не хватает сил держаться, и я падаю вперед. Приходится смириться и ползти дальше, закрыв глаза, чтобы их не обжигало слепящее солнце. Через некоторое время я открываю их, чтобы проверить положение солнца, и я сначала думаю, что опять вижу мираж, когда в нескольких сотнях метров от меня оказываются металлические ворота. Они около десяти метров в высоту, и по их верхнему краю идет спираль из колючей проволоки. Даже на расстоянии я слышу гул электричества. Забор под напряжением. Вряд ли это мираж.
У меня нет ни малейшего понятия, что может быть за этими воротами, но мне нужна помощь, и сейчас мне все равно, от кого она будет исходить. Я подползаю к воротам и заставляю себя сесть. Я машу руками над головой, надеясь, что здесь есть камера.
– Пожалуйста, помогите мне, – хриплю я. Горло пересохшее, губы как наждак.
Ворота остаются закрытыми, никто не выходит. Я пытаюсь собраться с остатками сил и попробовать еще раз. Перекатываюсь на живот и медленно заставляю себя подняться на ноги. Я решаю проверить забор. Немного электричества – можно и потерпеть, если тебя мучают голод и смертельная жажда. Я осматриваюсь и нахожу небольшой кактус, поднимаю его в воздух и роняю на забор. Он шипит и взрывается. Обуглившиеся куски, дымясь, падают на землю.
Я падаю на колени, на бок, перекатываюсь на спину. Закрываю глаза. Чувствую, как на воспаленных губах вздуваются пузыри. Сзади меня раздается какой-то шум, но у меня нет сил поднять голову и посмотреть, что это. Я знаю, что теряю сознание. В ушах раздается какой-то гул, потом стук. Через несколько секунд, готова поклясться, я слышу голос Эллы.
«Где бы ты ни была, Шестая, надеюсь, что с тобой все в порядке», – говорит она.
Я издаю короткий смешок и начинаю всхлипывать. Уверена, останься у меня в теле хоть немного влаги, я бы заплакала.
«Я умираю в пустыне, Элла, – отвечаю я. – В пустыне с горами. Увидимся на Лориене».
Я опять слышу ее голос, но на этот раз не могу понять, что она говорит.
Ее голос заглушает какой-то громкий стук. Потом я это чувствую – сильный ветер, бросающий волосы мне в лицо. Я медленно открываю глаза и вижу над собой три черных вертолета. Оттуда кричат, чтобы я подняла руки, но я могу только закрыть глаза.
Глава двадцатая
Элла плавает надо мной. Она в панике, смотрит широко распахнутыми глазами, изо рта у нее вырываются пузыри. Я пытаюсь понять, что происходит, как она туда попала, откуда здесь столько воды. Я пытаюсь потянуться к ней, но мои руки меня не слушаются. Что случилось со мной, когда мы телепортировались? Я чувствую, что лицо у меня онемело, а глаза нестерпимо болят. Ноги отказывают, и я не могу оттолкнуться от земли, как бы ни старалась. Только и могу, что смотреть, как Элла уплывает все дальше и дальше от меня. Откуда тут вся эта вода? Мое левое плечо начинает бешено дергаться, и я понимаю, что кто-то трясет мою руку. Я вижу Восьмого, черные кудри плывут вокруг его головы как нимб. Он продевает руку у меня подмышками, и я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на его обеспокоенное лицо и не пугаться сильнее, чем уже испугалась. Он пытается всплыть на поверхность, но Ларец у меня в руках тянет нас на дно. Я впускаю ледяную воду в легкие. Это все, что я сейчас могу сделать. Восьмой выбивает Ларец из моих парализованных рук и тащит меня наверх. Мы начинаем подниматься. Я лихорадочно оглядываюсь в поисках Шестой, но ее нет.
Оказавшись на поверхности, я прежде всего вижу раскаленное, палящее солнце. Везде вокруг, куда бы я ни посмотрела, простирается вода. Я замечаю, что рядом плывет Элла. Через несколько минут на свежем воздухе мои руки и ноги снова начинают работать, и я плыву за ней. Восьмой занят в основном тем, что проклинает наше невезение.
– Где Шестая? – кричу я сквозь кашель. Я продолжаю крутить головой в надежде, что увижу над водой ее светлые волосы.
– Я не смог ее там найти, – кричит Восьмой. – Я не знаю, сумела она выплыть или нет!
– Почему бы ей не суметь? – спрашивает Элла, снова начиная паниковать.
Восьмой медленно поднимается и встает на поверхности воды. На этот раз этот трюк дается ему не так легко. Он раздраженно пинает гребень волны.
– Черт! Я знал, что нельзя брать с собой столько людей.
– Но где она может быть? Как нам ее найти? – кричит Элла.
– Не знаю. Насколько я понимаю, она все еще среди завалов, что остались от пещеры.
Мои руки и ноги действуют не слишком ловко, поэтому мне приходится прикладывать усилия, чтобы удержать голову над водой.
– Что? Ее же убьют, если она там!
Элле тоже нелегко удержаться на поверхности. Восьмой подтягивает ее к себе и сажает на спину, она крепко держится за его шею.
– Шестая тоже могла куда-то телепортироваться, – говорит он, стараясь придать голосу оптимизм. – Я только не знаю, куда точно.
– А где мы? – спрашиваю я.
– Это я знаю, – кажется, ему легче от того, что хоть на что-то он может дать определенный ответ. – Мы в Аденском заливе. А это… – он указывает на берег вдалеке, который я до этого не замечала. – Сомали.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает Элла.
– Я уже когда-то оказывался здесь, – сухо отвечает Восьмой. Он больше ничего не объясняет – тут явно что-то не так.
Я не слишком много знаю о Сомали помимо того, что это страна в Африке и там постоянно идет жестокая гражданская война между племенами, не говоря уже о бедности, которая тоже не способствует мирной жизни. Я не знаю, есть ли у меня силы воспользоваться телекинезом или хотя бы доплыть до берега под водой. Впрочем, я совсем не уверена, что мне этого хочется. Надо подумать.
– Знаете что? Я нырну ненадолго. Так я сэкономлю энергию, пока мы решаем, что делать, – говорю я.
Погружаясь, я слышу крик Эллы:
– Поищи Шестую.
Ее слова придают мне сил. Возможность того, что я найду Шестую, придает мне энергии. Я опускаюсь на глубину и открываю глаза. Вода относительно голубая, несмотря на то что мы так далеко от берега. Подо мной что-то движется, я опускаюсь ниже и вижу небольшой косяк тунца. Я медленно кружу в воде, пытаясь разглядеть светлые крашеные волосы Шестой, и несколько раз принимаю за них покачивающиеся на волнах водоросли. Я поднимаю глаза и вижу тень Восьмого. Уверенная в том, что силы меня не покинут, я снова достигаю дна. Пробираясь вперед и вглядываясь в пейзаж вокруг меня, я нечаянно натыкаюсь на кусок коралла и царапаю колено. Острая боль на мгновение останавливает меня, я опускаю руку и касаюсь раны, чтобы залечить ее. Исцеление занимает больше времени, чем я ожидала. Что бы ни происходило во время телепортации, она явно как-то действует на наше Наследие. К счастью, с дыханием под водой все в порядке. Надеюсь, эффект не продлится долго – не хотелось бы, чтобы мы оказались уязвимы.
Двигаясь дальше, я наконец нахожу свой Ларец и рядом с ним Ларец Восьмого. Оба они лежат неподалеку от большого куска голубого лоралита. Я пытаюсь поднять Ларцы, но у меня не хватает сил даже на то, чтобы их сдвинуть. Я поднимаю глаза, вижу тень Восьмого и решаю попросить помощи.
Я поднимаюсь сквозь косяк красивых оранжевых рыб.
– Ни следа Шестой, но лоралит там, рядом с нашими Ларцами, – докладываю я. – Давайте заберем их и телепортируемся отсюда куда-нибудь в другое место. И посмотрим, сумеем ли мы догнать Шестую.
– Разве нам не надо всем быть рядом с лоралитом, чтобы телепортироваться? Как я там окажусь? – спрашивает Элла. – Я не могу задерживать дыхание надолго, как ты.
– Тебе не придется, – улыбается Восьмой.
– У тебя есть Наследие, которое превращает тебя в торпеду, на которой можно прокатиться? – спрашиваю я.
– Лучше, – говорит он и достает из кармана зеленый кристалл, который он положил туда, получив обратно свой Ларец. Кристалл начинает светиться, а потом из него вырывается безумный ветер. Восьмой направляет его на поверхность океана. Под ним образуется небольшой кратер, и он падает в него. – Давайте! Быстрее!
Мы с Эллой заплываем в кратер. Восьмой протягивает свободную руку, я беру ее. Элла хватает другую мою руку.
– Приготовьтесь, сейчас будем падать. Быстро! – говорит он. – Вам надо держаться со мной, потому что над нами вода тут же сомкнется. Элла, когда окажемся на дне, готовься задержать дыхание, чтобы я успел взять Ларцы.
– Все смотрите, не появится ли Шестая.
Элла стискивает мою руку.
– Если она там, мы ее найдем.
Восьмой направляет кристалл ко дну моря.
– Поехали! – кричит он. Мы быстро падаем – ветер раздвигает воду под нами, и она снова смыкается над Эллой. Восьмой вопит от радости. Я помимо воли присоединяюсь.
Элла хватает меня за руку.
– Шестая в беде! Она говорит, что она в пустыне!
– О чем ты? – переспрашиваю я, наблюдая, как мимо нас проносятся рыбы, акулы и кальмары. – Откуда ты это знаешь?
Элла на мгновение задумывается.
– Я не знаю. Я просто как-то разговариваю с ней внутри головы. Она говорит, что умирает!
– Если она в пустыне, значит она уже в Нью-Мексико! – кричит Восьмой.
– Восьмой, нам надо немедленно попасть туда, – откликаюсь я.
Мы оказываемся на дне и пытаемся бежать по илистому дну, но быстро двигаться не получается. Вода обрушивается вниз за нашим пузырем, а кристалл вскоре становится бесполезным и создает только небольшой водоворот прямо перед нами. Я оглядываюсь убедиться, что с Эллой все в порядке, и она задержала дыхание. Восьмой превращается в черного осьминога. Он вытягивает два щупальца и хватает наши Ларцы. Двумя другими щупальцами он берет нас за руки и тянет к светящемуся голубым светом куску лоралита, торчащему из ила. Прежде чем я успеваю снова повернуться к Элле, меня окутывает тьма.
Глава двадцать первая
Мы с Девятым спускаемся на лифте, не говоря ни слова. Я злюсь и чувствую себя совершенно униженным, но это не имеет никакого отношения к растущему внутри меня ощущению. Когда мы возвращаемся в квартиру, Берни Косар спрыгивает с дивана и спрашивает, покончили ли мы со всеми этими глупостями.
– Это не ко мне. А что скажешь ты, Джонни? – бормочет Девятый. Он открывает холодильник и достает холодную пиццу, отхватывает от нее изрядный кусок и шумно жует.
Я наклоняюсь и чешу БК подбородок.
– Надеюсь, приятель.
С набитым ртом Девятый говорит:
– Пакуй свои косточки, БК, потому что мы отчаливаем. Мы едем в город Парадайз, где девушки райской красоты. И, черт бы тебя побрал, Четвертый, иди уже помойся. Ты пахнешь, как будто тебя коптили.
– Заткнись, – говорю я и падаю на диван. Берни Косар забирается ко мне на колени и смотрит на меня печальными глазами.
Девятый уходит по коридору и кричит мне.
– Уговор есть уговор, парень! Через пару часов мы едем в Парадайз, так что можешь даже поспать после душа. Слушай! Это поездка через всю страну! Всем нравятся такие путешествия.
Я вымотан, но нахожу в себе силы дойти до комнаты. Уговор есть уговор. Пружины кровати скрипят, когда я падаю на нее, но через несколько минут я понимаю, что не в силах выносить свой запах, и плетусь в душ. Любая вода кажется мне недостаточно горячей – побочный эффект моего Наследия. Стоя под душем, такой усталый, что едва держусь на ногах, я снова вызываю в воображении бой на крыше. Я пытаюсь понять, как проиграл, но у меня не получается. Я так устал. Кажется, я начинаю разговаривать сам с собой. Перекрываю воду и слушаю, как капли падают на пол. Потом я беру полотенце и тащусь обратно в кровать. Мне нужно отдохнуть.
Забравшись под одеяло, я при помощи телекинеза выключаю свет. Раздаются громкие шаги Девятого – видимо, он идет в комнату наблюдения. Я закрываю глаза, и только мой разум начинает погружаться в сон, как раздается стук. Это Девятый тихо скребется в открытую дверь. Я лежу спиной к нему и не поворачиваюсь, даже когда он откашливается и начинает говорить.
– Эй, Джонни? Прости, что я бываю такой скотиной. Можем списать на то, что я столько времени провел взаперти – это действительно влияет на голову. Но, честно говоря, я настаиваю на своем плане потому, что действительно думаю, что прав. Нам надо в Парадайз. Прямо сейчас. В общем, я надеюсь, что мы будем друзьями. Я хочу, чтобы мы стали друзьями. Я рад, что ты здесь.
Я не двинулся с места, пока он все это говорил, оглушенный его неожиданной искренностью. Наконец я поворачиваюсь на другой бок, все еще не зная, что сказать. Он выглядит сгорбленной тенью в дверном проеме.
– Я тоже рад, что я здесь. Спасибо.
– Не за что.
Девятый дважды ударяет ладонью по стене, опускает глаза, потом поворачивается и уходит. Пока его шаги удаляются по коридору, мои веки медленно закрываются. Спустя несколько минут я слышу тихий шепот и знаю, что приближается кошмар или видение. Я чувствую, что парю в воздухе и, когда надо мной появляется темный проем, начинаю с невероятной скоростью крутиться в воздухе. Я ракетой влетаю в проем и несусь по темному тоннелю, прижав руки к бокам. Чернота постепенно сменяется голубым, и шепот становится громче. Голоса повторяют одно и то же:
– Тебе надо многое узнать.
Голубой тоннель становится зеленым, зеленый – снова черным. Потом – бум – я выпадаю из тоннеля и под моими босыми ногами оказывается знакомый каменный пол. Я взмахиваю руками и обнаруживаю, что снова владею своим телом. Я снова на арене в вершине горы. Я верчу головой, надеясь увидеть Сэма, но его нет. Так же как и членов Гвардии. Здесь абсолютно пусто. Даже на трибунах.
Но тут в самой середине арены переворачивается черный камень. На другой его стороне оказывается здоровенный могадорский солдат в изорванном черном плаще и черных ботинках. Его бледная, похожая на воск кожа блестит и меч, поднятый над головой, сияет, как будто освещенный изнутри. Он угрожающе направляет его на меня, и меч пульсирует, словно живой, как продолжение того зла, что им владеет.
Я не раздумывая кидаюсь прямо на него. Мои ладони начинают светиться и испускают мощный луч. Я направляю Люмен себе на ноги, и они вспыхивают. Огонь поднимается по моему телу. Я прыгаю, солдат прыгает на меня, и я прожигаю дымящуюся дыру прямо у него в груди. Он обращается в пепел, прежде чем успевает упасть на землю. Справа от меня переворачивается еще один камень, выпуская второго мога с мечом. Еще двое появляются слева от меня, и я слышу нескольких за спиной. Камень у меня под ногами начинает вибрировать, и я едва успеваю отпрыгнуть, как из-под него возникает могадорец с пушкой. Пробив дыру в ближайшем слева солдате, я начинаю запускать огненные шары, сражаясь с новой силой. Мой красный браслет оживает, отрывая голову одному огромному солдату. Спустя минуту все они уничтожены. В моей крови кипит адреналин, и я прислушиваюсь, не появится ли из-под камней новая порция желающих.
Десяток камней переворачивается передо мной, за ними пятьдесят с обеих сторон. Меня окружают здоровенные и вооруженные до зубов могадорские солдаты – гораздо сильнее тех, что мне приходилось видеть раньше. Я создаю вокруг себя небольшое кольцо огня и отступаю назад, огонь держит границу между мной и могами, пока я не дохожу до стены. Огонь горит между мной и могами. Тем не менее мне кажется, что я занимаю не самую лучшую позицию. Я расширяю кольцо огня, пока он не достигает строя солдат. Они загораются, но не обращаются в пепел. Вместо этого они идут ко мне сквозь огонь, подняв оружие. Я бросаю десяток огненных шаров, но на этот раз они не оказывают никакого действия. Что-то красное пролетает у меня над головой и вонзается в грудь мога, который продолжает идти вперед. Этот предмет мне знаком. Это посох Девятого. Девятый спрыгивает с пустых трибун и оказывается рядом со мной. Даже в пылу битвы я рад его видеть. Я неожиданно чувствую себя спокойнее и увереннее в том, что даже этих огнеупорных могов можно победить теперь, когда нас двое.
– Хорошо, что пришел! – кричу я.
Он встает рядом со мной, но словно не слышит меня.
– Эй, Девятый! – пробую я снова, но он все равно не реагирует. Он просто продолжает стоять перед строем идущих на нас могов.
Когда солдаты оказываются всего в нескольких метрах от нас, земля у нас под ногами начинает дрожать. Я стараюсь удержаться за стену, но не могу сохранить равновесие. В этот момент мощный взрыв сотрясает другую сторону пещеры, и на нас дождем сыплются осколки черного камня. Девятый уворачивается от огромного камня, который врезается в стену у меня за спиной, оставляя огромное отверстие. За ним видно голубое небо. Из клубов пыли и обломков поднимается огромная сцена. В центре нее – Сетракус Ра. Он сейчас здорово похож на рок-звезду. Багровый шрам на его шее ярко горит над тремя голубыми подвесками у него на груди. К моему ужасу, в тот момент, когда он появляется, мой огонь гаснет. Сетракус Ра бьет по земле своим золотым посохом с двигающимся глазом на навершии и требует тишины. Солдаты, как будто он щелкнул выключателем, переводят все свое внимание с нас на него. Один за другим они опускают оружие.
– Все вы избраны для того, чтобы покончить с этой войной! – кричит Сетракус Ра. – Вы пойдете вперед и уничтожите детей Лориена. Когда они будут мертвы, вы принесете мне их подвески и их Ларцы. Вы сокрушите их человеческих друзей. Вы не нарушите мою волю!
Солдаты разражаются одобрительными криками и поднимают кулаки.
Сетракус Ра снова с оглушительным грохотом бьет своим посохом по полу.
– Могадор будет править этой галактикой! Каждая планета будет нашей!
Солдаты снова кричат и размахивают оружием.
– Мы будем сражаться плечом к плечу. Я буду биться вместе с вами. Вместе мы победим в этой битве и уничтожим всех обитателей Земли!
Я снова стараюсь зажечь свой Люмен, но он по-прежнему не работает. Пытаюсь поднять острый камень у ног, чтобы швырнуть его в Сетракуса Ра, но он не двигается. Мой щит опять сжался в браслет и, судя по всему, не собирается раскрываться. Мои Наследия – и мое Наследство – покинули меня.
Солдаты оборачиваются и направляют свое оружие на нас. Без наших Наследий мы легкие мишени. Нам надо уходить отсюда.
– Девятый! Сюда! – кричу я.
Наконец мне удалось до него докричаться. Он поворачивает голову и смотрит на меня. Мы идем к дыре в стене. Стоя в луче холодного солнечного света на ее краю, я смотрю в долину далеко внизу. Оглядываюсь – за нами бегут могадорские солдаты.
– Мы сойдем по склону, – говорит Девятый. – Возьми руку.
Я хватаю его за руку. Мы делаем всего один шаг вниз по заснеженному склону, и становится ясно, что Наследия покинули и Девятого. Вместо горы под ногами оказывается только воздух. Мы падаем. Я смотрю на потрясенное лицо Девятого, на его длинные волосы, которые треплет ветер. Внизу быстро приближаются два темных дверных проема. Я готовлюсь к болезненному удару, чувствуя, как желудок подлетает к горлу. Но вместо этого я пролетаю головой вперед в левую дверь и продолжаю падать, пока не оказываюсь в темном тоннеле, где гремит гром и сверкают молнии. Снова слышится шепот, тоннель становится зеленым, синим и снова черным, и тот же хриплый голос, что я слышал в начале видения, произносит: «Нью-Мексико».
Я распахиваю глаза и сажусь, лицо заливает пот. Я сбрасываю прилипшие к телу простыни. «Нью-Мексико». Я спрыгиваю с кровати и бегу по коридору к комнате Девятого с намерением убедить его окончательно. Если опять придется с ним драться, так тому и быть. Я буду драться до победы.
Я останавливаюсь перед дверью и зажигаю Люмен – мне надо убедиться, что Наследия на самом деле меня не покинули. Я стучу и открываю дверь. К моему удивлению, Девятый сидит на постели, обхватив голову руками.
– Девятый, – говорю я, включая свет. – Прости. Я знаю, что уговор есть уговор, и ты действительно победил. Но нам надо…
– В Нью-Мексико. Я знаю, Джонни. Я знаю, – он мотает головой. Я не уверен, пытается ли он проснуться или смириться с тем, что неожиданно передумал. Вероятно, и то и другое. – Дай только я проснусь.
– Так ты передумал?
Он опускает ноги на пол.
– Нет, я не передумал. Но когда ты падаешь с горы, потому что твое Наследие не работает, и готовишься разбиться насмерть, а какие-то призраки повторяют «Нью-Мексико», можно понять намек.
– У тебя было то же видение? – спрашиваю я. Оказывается, я так обрадовался появлению Девятого потому, что он действительно был там. Я внезапно понимаю, что между нами есть какая-то связь, и мне следует уважать его больше, чем раньше. Мне надо перестать воспринимать его как врага. От этого зависят наши жизни.
Девятый натягивает футболку и смотрит на меня сверху вниз. Я знаю этот взгляд.
– Конечно нет, придурок. Ты еще не понял? У меня не было того же видения. Мы оказались в одном видении. И это происходит уже неделю. Так понятнее?
Я взволнован и плохо это скрываю.
– Но когда я говорил об этом, ты отмахивался. Ты говорил, что это просто сны и так далее. Ты видел, как эти сны меня мучают! И вел себя так, будто у меня едет крыша!
– Для начала ты веришь в то, что ты Питтакус Лор, так что, строго говоря, крыша у тебя действительно поехала. Во-вторых, я не лазил в твою голову. Да я только и делал, что отмахивался от этих видений. И от твоих, и от своих. Думал, что это бред.
Когда Сетракус Ра потребовал, чтобы я сдался – так же, как и ты, и другой парень, – я решил, что это какой-то трюк могов. Я не думал, что стоит им доверять. Я был уверен, что нельзя делать то, что нам предлагают в этих видениях. Честно говоря, я считал, что мы должны делать все, что угодно, кроме того, на чем они настаивают. Но на этот раз… – Девятый на мгновение замолкает. – На этот раз это, кажется, похоже на предупреждение. Которое нам стоит воспринять серьезно. Теперь я уверен, что вот-вот случится какая-то серьезная дрянь.
Я рад, что он наконец решил меня послушать, но меня раздражает, что на это ушло столько времени.
– Это я и пытался тебе сказать! Ладно, тогда поехали! Ты придумал, как нам туда попасть? Скажи, что вы с Шандором припрятали где-то вертолет или самолет.
– Прости, парень, но мы все никак не собрались, – он зевает и потягивается. – Но у меня в гараже стоит машина. И я обожаю водить. Быстро.
Мы с Девятым берем из оружейной сколько можем, набивая две большие сумки винтовками, автоматами и гранатами. Я беру переносную ракетную установку, но Девятый говорит, что она не влезет в багажник. Нам нужно оставить место для патронов. Потом мы бежим в комнату наблюдения за планшетом. Девятый садится за один из компьютеров и начинает стучать по клавишам.
– Мне надо вырубить всю эту фигню. Не хочу, чтобы она пригодилась кому-то не тому. Сделай доброе дело. Пока я разбираюсь со всем этим, посмотри на планшете, где остальные.
Я нажимаю на голубой кружок в верхнем углу и жду. Две голубые точки по-прежнему в Чикаго. Потом я вижу одну на севере Нью-Мексико, другая все еще на Ямайке. Я жду несколько секунд, пока не появятся еще три, но их так и нет.
– Эй, Девятый. Я вижу только четыре, – говорю я, начиная паниковать. – Там только четыре голубые точки!
Он вырывает планшет у меня из рук.
– Дай посмотреть. Они, наверное, где-то за пределами карты, – говорит Девятый. Он больше не кажется таким уверенным в себе. Она нажимает на зеленый треугольник, и зеленые пульсирующие точки появляются в Нью-Мексико и Египте, так же как и раньше.
– По крайней мере, пропавшие трое не забрали один из кораблей.