Стрелок «Черной скалы» Ким Сергей

Знакомый щелчок!

– Граната! – заорал я, отпрыгивая в сторону, в дверной проем радиорубки, и больно ударившись плечом.

Взрыв!

В узком коридоре он оказался невероятно оглушителен; противно взвизгнули рикошетящие осколки, простучав по металлическим переборкам.

Вот и взяли «языка», вот и не пошумели.

– Все живы? – уже не таясь, крикнул я в коридор, поднимаясь на ноги.

Пистолет и нож – обратно по местам, «томмиган» из-за спины – достать!

– Порядок, – отозвался Датч. – Сам?

– Тоже.

Огляделся по сторонам…

М-да, передача явно велась не отсюда. Почти всё вокруг носило следы то ли боя, то ли разгрома, а в рации и вовсе торчал воткнутый с нечеловеческой силой топор.

Движение в углу!

На полу обнаружился привалившийся к стене молодой парень-латинос, держащийся за торчащую из груди рукоять ножа. Удивительно, но он хоть и хрипло, но дышал, хотя ему явно оставалось недолго.

Подошёл поближе, немного подумав, отвёл ствол автомата в сторону и присел рядом с умирающим.

– Кто… здесь… – едва слышно просипел парень на довольно приличном английском.

– Что здесь произошло? – спросил я.

– «Дрезден»… придёт… «Дрезден»… за нами… псы… Доар… ликуэ…

И всё. Последние секунды своей жизни потратил на какой-то бред. Вот же дрянь.

План катится псу под хвост.

– Что тут у тебя? – заглянул в радиорубку подошедший Датч.

– Ничего, – поднялся я на ноги. – Переходим к плану Б.

– Это паршиво, что мы всё-таки переходим к плану «Бляха Муха»…

– Угу.

Так, раз всё пошло прахом, придётся по большей части импровизировать…

– Новая задача? – спросил я, пока мы неслись по тёмным, пустым и залитым кровью коридорам «Арктика».

– Прочесать корабль и найти этого говоруна.

– …весело? Мне – очень. Вы до сих пор думаете, что умнее меня?..

Всеми руками «за». Этот уродский голос у меня уже в печёнках сидит…

Так, если я всё правильно помню, то через несколько метров должен быть спуск на следующую палубу, где…

Поворот, спуск, один пролёт узкой лестницы, другой… У них тут что – нигде свет не горит, что ли? Как они вообще…

Подсвеченный зелёным ночным видением мрак в коридоре сгустился в полдюжины уже до боли знакомых фигур громил в длинных светлых плащах и масках, неспешно идущих куда-то.

Всё, к чёрту разговоры – штурм и зачистка, зачистка и штурм!

Глухие хлопки «эмки» почти начисто потонули в басовитом рокотании «томмигана». С такого расстояния мы с Мао в два ствола положили половину громил в первые же секунды, а затем поверх наших голов оглушительно загрохотал «атчиссон» Датча.

Что может быть лучше скорострельного дробовика для боя накоротке? Правильно – ни-че-го.

С такого расстояния картечь мало уступала по убойности малокалиберным снарядам, поэтому «джейсонов» буквально размазало по полу и стенам.

А не такие вы уж и неуязвимые, уроды…

Вперёд, к следующей двери…

Мао с натугой дёргает тяжёлую дверь, я проскакиваю внутрь… И почти сразу же на меня слева наваливается громадная даже по моим меркам тень с ножом в руке.

Автоматом кое-как отпихиваю руку с клинком в сторону, бью локтём правой руки в подбородок нападающего… Ч-чёрт! Сраный пластик! Больно, блин.

Поворот, бью локтём левой в грудь, отталкивая врага, добавляю ногой в живот. Доворачиваюсь и почти в упор бью из «томмигана». В ослепляющих вспышках дульного пламени видно, как в стороны летят ошмётки разрываемого тяжёлыми пулями плаща. В лицо брызгает чем-то тёплым и липким, пахнущим кровью и медикаментами.

«Джейсон» валится на спину, перечёркнутый очередью, с превращённой в сплошное крошево пластика, плоти и костей головой.

Слева из-за угла выныривает ещё один, по нему бьёт Мао. Винтовка китайца пару раз хлопает и замолкает – кончаются патроны. Рвущегося к нему громилу пару раз дёргает, он слегка замедляется, но по-прежнему идёт вперёд. Поворачиваю ствол «томмигана», чтобы снести и ему голову, но Датч успевает раньше, и сноп картечи заставляет голову «джейсона» буквально взорваться.

Правильно – надо бить в голову. Ничто живое не уцелеет без мозга и на голове не может быть надетого под одеждой бронежилета.

Чёрт, а эти уроды видят в темноте явно не хуже нас даже без ноктовизоров…

Так, куда теперь? Сюда, что ли? Не помню на плане этих дверей… Похожи на лифтовые. И что мне не нравится – как будто развороченные чем-то вроде лома или кувалды…

Незамеченная с первого взгляда дверь позади нас с лязгом распахнулась, и оттуда вылетело ещё несколько громил.

Первого скосила очередь «томмигана», разорвавшая ему грудь. Второго отшвырнули пули, выпущенные из «эмки». Третьему картечь оторвала левую руку в плече, он пошатнулся и в ворохе кровавых брызг неожиданно прыгнул прямо на меня.

Резкий удар под дых набравшей внушительную инерцию туши весом раза в полтора больше моей выбил из меня весь воздух и отшвырнул прямо в полураскрытые двери неучтённого прохода…

Который оказался проходом в шахту типа лифтовой.

Я выпустил «томмиган», и тот с лязгом упал где-то внизу. Намертво вцепился в какую-то металлическую балку… И почувствовал, что вот-вот рухну вниз – в темноту, возможно полную всяких неприятных и острых металлических штуковин…

А всё из-за громилы, ухватившего меня за пояс оставшейся рукой!

Тяжёлый, ублюдок! Не… не вытяну, нет… Да отцепись ты уже от меня!..

Зацепился носком ноги за какой-то малюсенький выступ, повис на правой руке, а левой ударил по пластиковой маске держащегося за меня «джейсона».

Удар, другой, третий… Ни в какую!

Не особо задумываясь о наилучшем варианте действий, рванул с пояса ка-бар и полоснул острым лезвие по руке громилы. Ещё! Ещё! Сдохни!

Наконец «джейсон» разжал свою хватку и рухнул вниз в темноту. Спустя пару секунд послышался металлический лязг и влажный хруст. Это я правильно решил не прыгать вниз, а то сейчас был бы, как шашлык, насажен на шампур…

– Вайс, ты жив там? – донеслось сверху.

Поднялся голову. А нехило я так пролетел – метра два где-то…

– Живой! – крикнул в ответ.

– Мы сейчас спустимся.

– Не надо. Давайте на нижнюю палубу в обход, а я по шахте спущусь.

– Добро.

Назвался тузом – полезай в колоду. Хотя, конечно, стоило бы сначала думать и только потом уже действовать, но увы…

Как назло, начал мигать и рябить помехами ноктовизор – видать, хоть и для армейской, но всё-таки тонкой техники все эти удары и встряски оказались не так уж и безболезненны…

Паршиво.

Подтянулся, уселся на балке. ПНВ окончательно вышел из строя, так что я сдвинул его на макушку и начал нащупывать в одном из карманов разгрузки небольшой фонарик…

Удивительно, но нашёл я его почти сразу же. И вообще мрак вокруг оказался не таким уж и непроглядным – скорее просто плотные такие сумерки, где всё хоть и не слишком отчётливо, но разглядеть всё-таки можно… Не хуже картинки в ноктовизоре.

Странно, никогда раньше не замечал за собой ночного зрения…

Так, теперь спускаемся… Спускаемся, ноги на балку, руками цепляемся за этот выступ. Что внизу? Похоже на искорёженную кабину лифта… Да, и оборванные тросы видно. Так. А где тело однорукого бандита? Плохо…

В несколько приёмов спустился вниз, осторожно спрыгнул на полуразрушенную кабину лифта, достал пистолет, прицепил фонарик к нему. Огляделся.

Странно, но я продолжал видеть в темноте – исключительно в серых тонах, но видел.

Так. Что это у нас?

Наклонился, провёл двумя пальцами по измазанному чем-то липким куску металла, поднёс к носу… Кровь и медикаменты. А вот и след… И где-то здесь должен валяться мой «томмиган»… Где же он? Ага! Ишь ты, куда улетел-то…

Нос защекотал уже знакомый запах каких-то лекарств.

Слева!

Поворачиваться всем корпусом на угрозу, выставляя пистолет, оказалось ошибкой.

По руке ударило что-то тяжёлое, от резкой боли я выпустил рукоять «матча», а уже в следующее мгновение меня намертво схватила за горло здоровенная лапища и прижала к стене.

Всё тот же «джейсон», всё такой же неубиваемый.

Вместо левой руки – лишь кровавые лохмотья от разорванного плаща, правый бок пропорот и испачкан кровью. Маска расколота наискось, из-под неё вырывается тяжёлое сиплое дыхание пополам с каким-то бульканьем и рычанием. Но правая рука держит мою шею намертво; чувствую, что ноги отрываются от пола. В глазах темнеет…

Разжать хватку? Не выходит. Ударить по голове, отправить в нокдаун? Крепкий орешек, не получится… Ну, тогда…

Ка-бар, вновь настало твоё время!

Схватил с пояса нож и несколько раз резко ткнул в левый бок «джейсона». Ещё и ещё!

Хватка противника постепенно начала ослабевать. На высунувшейся из-под рукава руке в районе запястья отчётливо выделялись едва-едва зажившие глубокие порезы…

Едва-едва зажившие?..

Разжал мёртвую хватку громилы и оттолкнул его прочь. Выхватил пистолет и разрядил в него половину магазина. Тяжёлые пули продырявили грудь «джейсона» и раскрошили пейнтбольную маску. Громила рухнул на колени и упал лицом вниз на пол.

Резко выдохнул, наклоняясь вперёд, упираясь руками в ноги и пытаясь унять сбившееся дыхание. Немного перевёл дух, спрятал в кобуру пистолет и нож, подобрал второй ствол, а затем вооружился и валяющимся поблизости «томмиганом». Подошёл поближе в лежащему в расплывающейся лужи крови «джейсона» и со злостью пнул его в бок.

– Весело тебе, да? – сплюнул я. – Мне – очень!

Перевернул его пинками на спину, наклонился и сорвал остатки раскрошенной маски.

Злость прошла, как будто её и не было.

Даже продырявленная несколькими тяжёлыми пулями, морда громилы на нормальную человеческую походила мало.

Кожа – с язвами и струпьями самого отвратного вида. Как будто бы этот урод гнил заживо. Губ нет, а вот зубов, наоборот, даже избыток. Обычные человеческие зубы, но почему-то сразу в два или даже в три ряда.

– Что же ты такое? – тихо произнёс я, выпрямляясь.

– Задай этот же вопрос, сержант, глядя с утра в зеркало, – голос Коннорса шёл словно бы отовсюду и ниоткуда одновременно. – Возможно, это именно тот вопрос, который ты до сих пор ищешь?

Да иди же ты к чёрту! Возвращайся в ад, ублюдок!

Ладно, надо отсюда выбираться… Так, выход в конце этого коридора. Единственный. Ну, значит, мне туда…

Подошёл к выходу – за ним обнаружился тёмный коридор, в котором было не меньше двух десятков дверей по обе стороны. Нехороших таких дверей – стальных, с зарешёченными окошками и прорезью для получения баланды. Как в тюрьме или психушке прямо… Некоторые были распахнуты настежь, некоторые закрыты, и вновь повсюду была кровь, трупы и непонятные то ли схемы, то ли письмена на любой пригодной поверхности…

Шагнул внутрь, и тут же позади меня раздался тонкий писк и шипение. Из стены выдвинулась тяжёлая дверь и намертво перегородила дорогу назад. Я рванулся к ней, осмотрел всё вокруг в поисках какого-нибудь электронного замка или просто рычага, но увы.

Похоже, что теперь мне предстояло двигаться только вперёд.

Перешагнул через одного из мертвецов. Мужчина, белый, лет тридцати. Одет странно – то ли балахон, то ли вообще мантия белого цвета с окантовкой… Грудь вскрыта чем-то вроде топора… А может, и просто ножом – чем чёрт не шутит, учитывая силищу «джейсонов».

Ещё один дохляк. Один к одному как первый, только вместо пробитой груди отрубленная голова.

Так, теперь пошли камеры… Первые четыре открыты – внутри просто месиво из кровавых ошмётков, в которых с трудом угадываются человеческие останки.

А вот эта закрыта, на двери намалёван какой-то непонятный символ. Внутри какие-то шорохи.

Включил фонарик, посветил сквозь зарешёченное окошко… Внутри обнаружилась забившаяся в угол худая девушка в больничной рубахе, держащаяся руками за голову, беспрестанно раскачивающаяся и что-то бормочущая себе под нос.

Выпустить? Угу, и что я буду делать с такой обузой на корабле, полном всяких отморозков? Раз она всё ещё жива в отличие от валяющихся в коридоре балахонщиков, значит, и ещё немного продержится. Зачистим корабль и вернёмся сюда.

Ещё камера. И ещё, и ещё.

Везде одна и та же картина – дверь заперта, украшена одним и тем же символом, а внутри человекоподобное существо, которое ничего не соображает и не реагирует на внешние раздражители. Уже один только свет от фонарика должен был бы вызвать хоть какую-то реакцию, но нет же… Похоже, что это действительно логово Скульптора и все эти девки – его несостоявшиеся жертвы… Которые, тем не менее, уже успели тронуться умом.

Паршиво. До паршивого паршиво.

Ладно, последняя камера осталась. Тоже закрытая, тоже с каракулей на двери, разве что немного иной по очертаниям, но, в принципе, можно даже и не заглядывать… Выбираться… Надо отсюда выбираться, Алекс, надо…

Неожиданно в зарешёченном окне возникло худое бледное лицо девушки лет двадцати пяти, частью закрытое спутанными волосами.

– Кто здесь? – прошептала она, слепо глядя по сторонам…

Не видит? Хотя да, вокруг же темнота – это я почему-то всё более-менее вижу, а она наверняка нет…

Язык английский, акцент янки. Американка?

– Ты не из этих, – прошептала девушка. – Выпусти меня отсюда.

Ну уж нет, подруга. Балласт мне сейчас совсем ни к чему…

Я по возможности бесшумно двинулся вперёд – проход в конце коридора открыт…

– Ты, вонючий сукин сын, – неожиданно зашипела пленница. – Только попробуй просто свалить, и я заору так, что сюда сбегутся уроды со всего корабля! Вытащи меня отсюда, живо!

Однако… А девчонка не промах… Сохранить рассудок и злость в таких условиях? Неплохо-неплохо… Наверняка из новеньких, что ещё не успела сломаться…

Но крики мне сейчас действительно ни к чему. А вариант с тем, чтобы тихо завалить девку, чтобы не шумела, даже не рассматривается – это не в моих правилах.

Шагнул к двери и негромко произнёс почти в самое лицо пленницы:

– А почему бы мне тебя просто не прикончить, дорогая?

Девушка от неожиданности отскочила в глубь камеры, но затем вновь рванула к двери и вцепилась пальцами в решётку.

– Тоже неплохо, – криво улыбнулась она. – По крайней мере, быстро.

Я наградил пленницу тяжёлым взглядом, пару секунд подумал… А затем с лязгом отодвинул наипростейший, но тяжёлый запор. Стальная дверь со скрипом открылась, и я включил фонарик, направив сноп света в сторону.

– Держи. И держись рядом. Только под ногами не путайся.

Ой дурак же ты, Алекс, ой дурак… Сдохнешь ведь когда-нибудь из-за этой своей дурости… И никакие самовнушения, что, дескать, чтобы не предали тебя – нужно предать первым, не помогут…

Всё равно ты так никогда не сможешь сделать.

Протянул фонарик рукоятью вперёд, стараясь не светить на своё лицо. Не из соображений паранойи, а чтобы не сбить невесть откуда взявшееся ночное зрение.

– С-спасибо… – тихо произнесла освобождённая, принимая из моей руки фонарик.

Потом меня будешь благодарить, когда (про «если» лучше даже не думать) отсюда выберемся. А сначала…

– Можешь сказать, что здесь происходит? – спросил я, минуя выход и не услышав шипения закрывающейся автоматической двери, как немного опасался. – Только покороче.

– Это какие-то сектанты, – голос девушки слегка дрогнул. Она шла, стараясь светить фонариком не мне в спину, а исключительно себе под ноги. Разумно, да… – Они поклоняются Кровавой Богине. Это…

– Я знаю, кто такая Доарликуэ, поэтому мне это неинтересно. А интересно мне, что здесь произошло от силы день-два назад, когда корабль превратился в скотобойню.

– Я… я не знаю, что именно произошло… – в голосе бывшей пленницы прорезался сарказм. – Я ведь сидела в клетке, получила на руку письмена и уже готовилась сдохнуть во славу Даорликуэ, но тут… Начался шторм. Потом… Потом, кажется, были выстрелы и взрывы. А потом… Потом началось.

– Началось – что?

– Безумие. Настоящее безумие. Сектанты начали убивать друг друга. Жестоко убивать. Вырубился свет. Но крики и выстрелы никуда не делись. Убили нескольких пленниц, которые сидели в соседних камерах… – голос девушки сорвался. – Но меня не тронули. Кто-то стоял около двери, смотрел на меня… Было темно, но я знаю, что из темноты на меня кто-то смотрел. И решал. Жить мне или умереть. Это место и раньше было адом, но сейчас мы спустились на самое дно Преисподней…

– Поэтично, – ровным тоном произнёс я, не останавливаясь и не оборачиваясь назад. – Как ты во всё это влипла?

– Мы вели раскопки на одном из островов… Потом нагрянули пираты. Потом что-то нам вкололи, и затем я очнулась здесь, в камере. И даже не знаю, сколько я тут уже…

– Понятно, – но на самом деле мне было ни хрена непонятно. – Теперь молчи, а увидишь какое-нибудь движение – сразу же гасишь фонарь и прячешься. Поняла?

– Поняла.

Ну, вот и славненько, люблю сообразительных девочек…

Чёрт, Алекс! Нет, Вайс! Какого хрена ты творишь? Кому ты позволяешь быть за твоей спиной? Правильно! Тому, кого ты вообще не знаешь! Тебе мало Локхарта и всего, что было до него? Мало, да? Ты же просто-напросто напрашиваешься – ну, подставьте меня! Ну, ударьте в спину! На словах я – наёмник крутой, а на деле – дурак простой.

Ты же не армия спасения, Вайс! Там какого же рожна ты нацепил на себя эту обузу? Испугался, что она действительно бы заорала? Да и пёс с ними, с криками, – на «Арктике» и так уже очень шумно, а при тебе оружие и гранаты. Прорвался бы, как прорывался всегда и везде.

Так в чём же дело? Так почему же? Почему?!

Почему. Ты. Делаешь. Глупости?

Потому что до сих пор пытаешься, несмотря ни на что, верить в людей и людям? Пытаешь жить по совести? Эх, ты…

Эх, я. Но я не могу иначе.

– Благие намерения, – Коннорс шёл рядом со мной, заложив руки за спину. – Снова благие намерения. Думаешь, на этот раз всё будет иначе? Вряд ли. Ты ведь часть той силы, что вечно хочет добра, но творит…

Я не слушаю тебя. Я не слушаю тебя. Я не слушаю тебя.

Новая дверь. Да когда же уже кончатся все эти двери и коридоры? Не «Титаник» ведь, небольшой корабль, в принципе…

Открываю дверь, и по глазам тотчас же ударяет хоть и неяркий, но неприятный после сплошной темноты электрический свет.

По ту сторону – средних размеров просторный зал, уставленный манекенами и какими-то коробками…

Манекенами? Твою мать, манекенами…

Их много – десятка два или даже три. Они стоят рядами вдоль стен, «лицами» к центру. На пластиковых подобиях человеческих тел была натянута одежда, преимущественно женская одежда…

Но главное – на их головах грубо прикреплены куски самой настоящей человеческой кожи. Сморщенной, как будто бы высохшей, но, без сомнения, настоящей. У каждого из манекенов она закрывает лишь половину «лица», а сверху падают сухие и блеклые волосы. Тёмные, светлые, русые, рыжие. Длинные и не очень. Правые руки матово поблёскивают телесного цвета пластиком, а вот вместо левых – иссохшиеся мумифицированные культи с судорожно сжатыми костлявыми пальцами.

На той стороне – выход. Прямо перед ним тело очередного «джейсона». Явно непростого «джейсона». Вместо длинного светлого плаща – грубое подобие бронекомбинезона из множества металлических и керамических плит разного размера и очертаний. На голове не привычная уже пейнтбольная маска, а шлем с тяжёлым глухим забралом и смотровой щелью из толстого бронестекла. Рядом валяется пулемёт – кажется, «миними».

И нет, это вовсе не его доспехи чёрного цвета, а просто он весь с ног до головы покрыт жирной копотью. И всё отчётливее витающий в помещении запах палёного человеческого мяса… Кто-то просто спалил «джейсона», несмотря на всю его броню.

Осторожно иду вперёд, держа на прицеле лежащее на полу тело, а то мало ли что… Позади негромко ступает освобождённая мной пленница.

Шаг, другой… Всё спокойно и тихо, нет?

Нет.

Скрип. Ещё скрип.

Закованные в тяжёлые трёхпалые перчатки руки «джейсона» скребутся по металлическому полу. Рывок, и он неожиданно выпрямляется. Подтягивает за приклад ручной пулемёт поближе, берёт его в руки. Начинает подниматься.

Да что же это!..

Бью из «томмигана» по «джейсону». Его грудь дёргается от попаданий, но хоть и мощные, но всё-таки пистолетные пули пробить его броню не в силах. А на гематомы и переломы ему, видимо, наплевать. Терминатор, мать его!..

Бронированный громила поднялся на ноги и вскинул пулемёт к поясу.

– Назад! – рявкнул я, только сейчас вспоминая о пленнице позади. Надеюсь, она сообразит и не сдохнет по дурости…

Я сам рванул к постаменту ближайшего манекена, который был сделан из объёмистого металлического ящика. Укрылся за ним.

Надеюсь, что от пуль .223 калибра он защитить сможет в случае чего.

Высунулся, дал очередь по «джейсону», целясь в голову. Бронешлем не бронешлем, но шею ему сломать можно. Это ж у него кустарная самоделка, а не настоящая броня «джаггернаута»…

Громила в ответ дал размашистую очередь от пояса, перечёркивая весь зал. Пули с визгом отскочили от металлических стен. И одна из них попала в здоровенный распределительный щит, висящий позади меня. Он брызнул искрами, полыхнул огнём, и тут же со светом начала твориться какая-то ерунда.

Лампы начали в хаотическом порядке то гаснуть, то вспыхивать, превращая комнату в подобие дискотеки со стробоскопами. Все движения начали складываться из отрывочных картинок, разбивая привычный ход времени. Не тьма и не свет, не работает ни обычное, ни откуда-то появившееся ночное зрение.

Высунулся из-за ящика. Поймал распадающуюся на смазанные кадры фигуру громилы, дал очередь…

На части разлетается раскуроченный тяжёлыми пулями манекен. Чёрт, а где враг? Он же только что был там!

Нет, уже у другого ряда. Шустрый, гад!

Пули звякают по моему укрытию.

Быстро высунуться. Дать ещё одну очередь…

И ещё один манекен разлетается на куски, а «джейсон» снова оказывается у другого ряда, медленно, но верно наступая на меня и ведя малоприцельный огонь из пулемёта.

Ещё очередь. Ещё манекен! А враг снова оказывается совсем с другого края.

Да что за чертовщина?! Он не может двигаться так быстро!

Ещё очередь! Ещё!

Один за другим разлетаются манекены, но громила снова и снова непостижимым образом оказывается то в одном, то в другом месте.

Какого хрена!..

Автомат замолкает. Всё когда-нибудь кончается, полсотни патронов в барабане «томмигана» – не исключение.

Перезарядиться… Быстрее, надо перезарядиться… Да давай же, вылезай, сукин ты сын!

Барабан в сторону, коробчатый магазин из разгрузки – достать! Вста…

Тяжёлый размеренный топот раздался совсем поблизости. Совсем-совсем поблизости! Не успеваю! И пистолеты бесполезны!

Резким ударом руки опрокинул манекен на «джейсона». Волчком крутанулся вокруг своего убежища, выскочив прямо перед носом подобравшегося вплотную противника. Резко выпрямился и пнул ствол пулемёта в сторону. Пули прогрохотали мимо меня.

Пинок подошвой в живот, поворот и удар под колено. Кулаками бить по этой куче брони себе дороже!

«Джейсон» оседает на левое колено, поднимает пулемёт, пытается повернуться, но в громоздких доспехах это сделать быстро не получается…

Захожу ему за спину, вырываю из ножен подаренный дедом кинжал и, сжав двумя руками, со всей силы бью громилу сзади. Попадаю в узкое сочленение между задним краем шлема и высоким стоячим воротником из кевлара и металлических пластин.

Раздвоенное жало «дабл шэдоу» с хрустом вошло в шею «джейсона». С натугой провернул клинок в ране, дёрнул в одну сторону, в другую. В нос ударил запах гари, крови и лекарств.

Выдернул кинжал, и противник с грохотом рухнул лицом вниз на пол.

Кое-как перевёл дух. Отдышался. Стряхнул с клинка кровь и задвинул обратно в ножны. Подошёл к лежащему в луже крови противнику, пнул для верности. Хотя этого и не требовалось – после того как такой здоровенный тесак фактически перерубает позвоночник, выжить крайне затруднительно.

Подобрал валяющийся «томмиган», вставил в него новый магазин и взвёл затвор. Пустой барабан тоже не стал оставлять – редкая штука всё-таки – и запихнул его в пустой карман обширного подсумка прямо над задницей.

Свет продолжал мигать.

– Задолбал, – сквозь зубы процедил я, доставая пистолет, всаживая ещё пару пуль в раскуроченный электрощиток и погружая зал в темноту. – Эй, ты там! Жива?

– Жива, – послышался слабый голос из-за одного из манекенов. – Кто это был?

– Неважно.

Плюнул на всё, подобрал ручной пулемёт и, проверив остаток патронов, повесил его на плечо. И нет, не из соображений жадности, хотя и стоит «миними» неплохо. Марш-бросок мне в полной выкладке не бежать, а пулемёт сейчас не помешает… Бронебойность у него всё-таки повыше будет, плюс где-то около сотни патронов в коробе. Лось я здоровый, так что от перегруза пока не помру.

Дверь. Лестница наверх. Мне, пожалуй, сюда…

Три осторожных шага, держу верхнюю часть лестницы под прицелом. Поднимаюсь вверх. Вроде всё чисто… Поворачиваюсь назад и начинаю осторожно двигаться задним ходом, держа под прицелом проход…