Жуков. Взлеты, падения и неизвестные страницы жизни великого маршала Громов Александр
«Через час все поле «сражения» сплошь было затянуто дымом и пылью, кавалерийские полки 7-й дивизии, развернувшиеся в боевые порядки, с громкими криками «ура» мчались на «врага». Картина была поистине красочная и захватывающая: лица у бойцов разгоряченные, глаза устремлены вперед, как в настоящем бою…»
Вскоре стало известно, что за маневрами наблюдал сам Тухачевский, и он особо хвалил 7-ю кавалерийскую дивизию за форсированный марш-бросок и за стремительную атаку.
Знакомство с Блюхером
Заметным событием для бойцов и командиров стал визит знаменитого полководца Гражданской войны Блюхера. По словам Жукова, в первую очередь прославленный герой проинспектировал кухню, где осмотрел все тщательно и остался доволен. «Уходя из кухни, он крепко пожал руки всем поварам. Надо было видеть их лица!» А потом, обойдя казармы и заглянув в клуб, Блюхер спросил у Жукова: «Как у вас обстоит дело с боевой готовностью? Ведь вы стоите недалеко от границы». Выслушав ответ, что, мол, свои задачи понимаем и готовы исполнять воинский долг, потребовал дать сигнал тревоги.
«Через час полк был собран в районе расположения. В. К. Блюхер очень внимательно проверил вьюки всадников, их вооружение, снаряжение и общую боевую готовность. Особенно тщательно он осмотрел пулеметный эскадрон и сделал довольно суровое замечание одному пулеметному расчету, у которого не была, как положено по тревоге, залита вода в пулемет и не имелось никакого ее запаса.
– Вы знаете, к чему эта оплошность приводит на войне? – спросил В. К. Блюхер.
Бойцы молчали и порядком краснели.
– Учтите эту ошибку, товарищи…»
Оценив боевую готовность, Блюхер неожиданно предложил такую вводную: условный противник в данный момент движется к некоему важному тактическому рубежу, намереваясь быстро захватить его. Расстояние между полком и авангардными частями противника таково, что этот самый рубеж находится примерно посередине между той и другой противостоящей стороной. Кратко описав ситуацию, Блюхер предложил Жукову найти оптимальное решение. Тот рассудил, что тратить время «на ознакомление командного состава с обстановкой и разъяснение боевой задачи было неразумно: «противник» выйдет к рубежу раньше нас. Принимаю решение: 1-му эскадрону с четырьмя станковыми пулеметами и одним орудием в качестве головного отряда двигаться за мной рысью. Боевая задача будет поставлена в пути. Главным силам полка под командой моего заместителя идти вслед за головным отрядом в трех километрах в готовности к встречному бою».
Расчет оправдался – головной отряд успел к условному рубежу вовремя, чтобы занять его и организовать оборону. Блюхер остался доволен и произнес перед полком короткую прочувствованную речь.
«Я был очарован душевностью этого человека, – вспоминал Жуков. – Бесстрашный боец с врагами Советской республики, легендарный герой, В. К. Блюхер был идеалом для многих. Не скрою, я всегда мечтал быть похожим на этого замечательного большевика, чудесного товарища и талантливого полководца. Кто мог бы тогда подумать, что через тринадцать лет этот прославленный и безгранично преданный всеми фибрами своей души нашей Родине и партии знаменитый Блюхер будет оклеветан и бездоказательно обвинен во вражеской деятельности, а затем и уничтожен».
Новая встреча с Марией
Местом дислокации 7-й Самарской кавалерийской дивизии был город Минск. Но кроме военных проблем, связанных с близостью к тогдашней западной границе СССР, в жизни Жукова проявились с новой силой и личные противоречивые обстоятельства. В Минске жила Мария Волохова, в которую он влюбился несколько лет назад, когда находился в госпитале после ранения. Тогда судьба разбросала их, а теперь столкнула вновь.
«Спустя несколько лет отец снова повстречал мою маму и начал жить «на два фронта», – рассказывала в одном из своих интервью Маргарита, дочь Марии. – А в 1929 году родилась я. Отец ушел от Зуйковой, но та заявила: она ославит его на весь свет, и даже предлагала взять меня на воспитание. И маме грозилась облить лицо кислотой. В конце концов Зуйкова все-таки написала заявление на Жукова. И Георгию Константиновичу объявили партийный выговор за «двоеженство»: ведь еще до моего рождения, в 1928 году, Александра Диевна вместе с Жуковым удочерили девочку Эру. А в 1937 году взяли Эллу. Эра и Элла всегда говорили – они родные дочери Жукова. Я их не осуждаю: признаться в «приемности» было тогда смерти подобно. Однако многие знали – Александра Диевна страдала бесплодием. А девочек взяла, чтобы создать видимость полноценной семьи и держать Георгия Константиновича при себе».
Жена и любовница – битва за сердце будущего маршала
По утверждению Маргариты Георгиевны, Александра Зуйкова действительно была дочерью священника, которую Жуков пожалел и решил защитить. Но при этом он и не упускал возможности навестить Марию Волохову, даже во время Гражданской войны. А потом родители Марии, у которых она жила в Полтаве, умерли, и она приехала в Минск к старшей замужней сестре Полине, супругом которой был комиссар Янин, друг Жукова.
Можно предположить, что когда все участники любовного треугольника встретились в Минске, какие страсти разгорелись. Потомки обеих любимых женщин будущего маршала впоследствии рассказывали взаимоисключающие версии тех событий.
Маргарита Георгиевна, например, говорила, что соперница ее матери не была в то время ни законной женой, ни даже постоянной сожительницей Жукова: «В Минске Георгий Константинович жил без Александры Диевны. У них никогда ничего совместного не было. И все ее приезды к отцу были для отца неожиданными. Он не хотел с ней жить, неоднократно повторял, что не любит. Александра Диевна, видимо, страдала – пыталась вселиться в дом Жукова, и когда ей это удавалось, отцу ничего не оставалось, как уходить к Яниным и там скрываться. Чтобы избавиться от Александры Диевны, которая все терпела, отец много раз покупал ей билет на поезд домой в Воронежскую губернию, ботики и другие подарки, лично сажал ее на поезд и просил больше не возвращаться. Она покорно уезжала, но затем писала, что жить без него не может, что уже сообщила всем родственникам, что у нее есть муж, и вновь возвращалась в Минск».
У Эры Георгиевны была иная точка зрения относительно того, кому принадлежало главное место в сердце ее отца: «В 28-м году, в Минске мама была в положении и очень плохо себя чувствовала. К ней часто приходили чем-то помочь, да и просто навестить подруги, в том числе и эта женщина… Она намеренно появлялась одна, чтобы отец ее потом проводил. В результате в 29-м году и родилась Маргарита. Все сразу поняли, от кого – общество-то маленькое, все друг у друга на виду. У отца тогда были большие неприятности по партийной линии. Видимо, она пожаловалась. Состоялся даже какой-то суд по поводу алиментов. Судя по письмам, отец не хотел их платить, а мама его вынудила. Но это увлечение было минутным, и мама папе его простила».
Сам Жуков в мемуарах этой истории не упоминал…
Почему Жуков так долго не регистрировал брак
Младшая сестра Эры Георгиевны – Элла – рассказывала, что родители заключили официальный брак в 1922 году: «Но, видимо, за годы бесконечных переездов документы потерялись, и вторично отец с мамой зарегистрировались уже в 53-м году в московском загсе». Документальных свидетельств этой версии не существует. Тем более, что в те времена официальная регистрация брака, во-первых, не являлась обязательным условием того, чтобы отношения мужчины и женщины считались законным супружеством, а во-вторых, считалась пережитком темного прошлого среди особо продвинутых молодых людей и девушек».
Сын Маргариты – Георгий – рассказывал, что дедушка неоднократно предлагал бабушке оформить их отношения официально, но комсомолка Волохова придерживалась убеждения, что брак есть старомодная пошлость. При этом их привязанность была пылкой и прочной, что подкреплялось дружбой Жукова и мужа Марииной старшей сестры: «Дома Жукова и Янина стояли рядом, и два друга – командир и комиссар полка – были практически неразлучны. А в 26-м году у Полины и Антона Митрофановича рождается сын Владимир. И Георгий Константинович с Марией становятся крестными. Дедушка был в восторге от малыша и все время говорил о том, что самая большая его мечта – иметь сына… Дедушка всегда утверждал, что Александра Диевна не в состоянии иметь детей. Это… тоже послужило причиной его к ней охлаждения… Дедушка-холостяк практически жил у Яниных, состоял в гражданском браке с Марией и неоднократно просил ее выйти за него замуж. Но Мария Николаевна была активная комсомолка и регистрировать брак считала пережитком прошлого. Да и по закону до 44-го года регистрация браков в загсах не требовалась».
Рассказ о крещении сына красного комиссара, конечно, вызывает сомнения.
«Тут, думается, в рассказ жуковского внука вкралась какая-то ошибка, – замечает по этому поводу Борис Соколов в книге «Неизвестный Жуков». – Воля ваша, но не может “активная комсомолка”, которая даже регистрацию брака считает “пережитком прошлого”, участвовать в обряде крещения, пусть даже вместе с любимым человеком. Да и комиссара полка за крещение ребенка по головке бы не погладили, а, вероятно, исключили бы из партии и заодно уволили из армии. Мне кажется, что, скорее всего, это были не крестины, а как раз входившие в ту пору в моду “октябрины” – коммунистическая альтернатива обряду крещения. Вот “октябритъ” янинского ребенка Жуков с Марией вполне могли».
Учения и учеба
Свой образовательный уровень Жуков, будучи уже командиром полка, оценивал весьма критически: «…в 26 лет командуя кавалерийским полком, что я имел в своем жизненном багаже? В старой царской армии окончил унтер-офицерскую учебную команду, в Красной Армии – кавалерийские курсы красных командиров. Вот и все. Правда, после окончания гражданской войны усиленно изучал всевозможную военную литературу, особенно книги по вопросам тактики.
В практических делах я тогда чувствовал себя сильнее, чем в вопросах теории, так как получил неплохую подготовку еще во время Первой мировой войны. Хорошо знал методику боевой подготовки и увлекался ею. В области же теории понимал, что отстаю от тех требований, которые сама жизнь предъявляет мне, как командиру полка. Размышляя, пришел к выводу: не теряя времени, надо упорно учиться. Ну, а как же полк, которому надо уделять двенадцать часов в сутки, чтобы везде и всюду успеть? Выход был один: прибавить к общему рабочему распорядку дня еще три-четыре часа на самостоятельную учебу, а что касается сна, отдыха – ничего, отдохнем тогда, когда наберемся знаний».
Руководство, судя по всему, тоже задумывалось об обучении молодых командиров. В конце июля 1924 года Георгия Жукова вызвал к себе командир дивизии Г. Д. Гай. Начальник дотошно расспросил будущего маршала о том, как тот повышает свой образовательный уровень. Жуков отвечал, что изучает материалы, посвященные военным операциям Первой мировой войны. Гай заключил, что этого недостаточно, и приказал готовиться к поступлению в Высшую кавалерийскую школу, находившуюся в Ленинграде.
Жуков, как он вспоминал впоследствии, пообещал оправдать доверие и немедленно «сел за учебники, уставы и наставления». Однако последовавшие вскоре экзамены оказались легче, чем он ожидал. Однокурсниками Жукова стали Рокоссовский, Баграмян, Еременко и другие будущие советские военачальники.
Высшая кавалерийская школа в Ленинграде
«Учебная нагрузка была очень велика, – вспоминал Жуков. – Приходилось после лекций много заниматься самостоятельно. Теперь, на склоне лет, порой удивляешься тогдашней выносливости и фанатическому упорству… Часто у нас устраивались конноспортивные соревнования, на которых всегда бывало много ленинградцев. Особой популярностью пользовалась наша фигурная езда, конкур-иппик и владение холодным оружием, а летом гладкие скачки и стипль-чез. Во всех этих состязаниях непременными участниками были мы с К. К. Рокоссовским, М. И. Савельевым, И. X. Баграмяном, Рыбалко, Тантлевским, Тросковым, Никитиным, Синяковым (к сожалению, не помню их имен) и другими…»
Нашлось и немало любителей фехтования на саблях, охотно тративших на тренировки даже свободное личное время. Были в программе обучения и занятия по преодолению водных препятствий. Иногда они заканчивались курьезами.
«Припоминаю один забавный случай во время учений на реке Волхов. Когда закончились занятия, слушатель нашего отделения командир 42-го кавполка Михаил Савельев, желая блеснуть кавалерийской удалью, предложил показать технику переправы, стоя на седле, чтобы не замочить обмундирования и снаряжения.
Начальство согласилось, но дало указание на всякий случай держать на реке пару лодок для страховки. Перекинув стремена через седло, Савельев смело въехал в реку. Лошадь, пройдя мель, поплыла, а всадник уверенно стоял на седле, держась за трензельные поводья. Вначале все шло хорошо, но примерно на середине реки лошадь, видимо, утомившись, стала волноваться. И как ни балансировал на седле всадник, он все же полетел вниз головой и скрылся под водой. Если бы не страховочные лодки, быть беде. Лошадь одна выплыла на берег, а вскоре причалила лодка с Савельевым, с которого ручьями стекала вода. Конечно, его встретили громким смехом и шутками, но ему-то было не до смеха – с переправой осрамился да еще в воде сапоги потерял. Они у него во время переправы были перекинуты через шею. Так и пришлось до казармы ехать в одних носках…»
Конный пробег из Ленинграда в Минск
По окончании курсов выпускники Жуков, Савельев и командир эскадрона 37-го Астраханского полка Рыбалкин решили вернуться к месту службы в Минск не поездом, а на лошадях. Предстояло пройти 963 км по полевым дорогам. Маршрут намеченного пробега проходил через Витебск, Оршу, Борисов и составлял свыше 900 км по проселочным дорогам. Руководство идею одобрило, но помочь ничем не могло, заботиться о питании, как для себя, так и для коней участникам пробега предстояло самостоятельно. Однако кавалеристы не отступились от задуманного. Предполагалось одолеть дистанцию за семь суток.
Подобные пробеги не проводились в мире еще ни разу, поэтому участники надеялись, если повезет, установить новый советский рекорд.
«Двинувшись в путь-дорогу, мы решили идти переменным аллюром, то есть шаг рысь, и изредка применять галоп. В первый день мы прошли меньше, чем планировали, на 10 километров, так как чувствовалось, что лошади устали, да к тому же захромала моя лошадь, чистокровная кобылица Дира: ей было уже 12 лет, а для лошади это преклонный возраст.
Мы порядком устали, хотелось скорее отдохнуть. Крестьяне встретили нас радушно: накормили нас как следует, покормили лошадей.
Утро для меня началось неудачно – лошадь все еще хромала. Залив воском прокол и забинтовав копыто, я решил провести Диру в поводу. К счастью, скоро лошадь перестала прихрамывать. Сел верхом. Нет, ничего, не хромает. Пошел рысью – хорошо. Чтобы уменьшить нагрузку на правую больную ногу, решил идти дальше только шагом и галопом с левой ноги».
На седьмой день, как и рассчитывали, участники пробега достигли Минска, где уже на окраине их встречали толпы восторженных зрителей с флагами и транспарантами. Чтобы продемонстрировать, что силы еще остались, последний участок пути преодолели галопом и торжественно доложили начальнику гарнизона и председателю горсовета о завершении пробега.
Но испытание все равно было нелегким. Как показало контрольное взвешивание через два дня, кони за семь суток потеряли в весе от 8 до 12 килограммов, а всадники – 5–6 килограммов.
23 сентября 1925 года был издан приказ по 7-й Самарской кавалерийской дивизии, посвященный тому, что «комполка 39-го т. Жуковым, комполка 42-го т. Савельевым и комэск № 1 37-го кавполка т. Рыбалкиным был сделан пробег Ленинград – Минск, установивший высокую норму – 139 верст в сутки, при общей дистанции в 973 версты». Храбрые кавалеристы получили премию от Совнаркома Белоруссии и благодарность от командования части.
Рождение двух дочерей от двух женщин. Партийное указание: вернуться «к той, что родила первой»
Но хотя некоторые биографы маршала и высказывают мысль, что он так стремился уехать на учебу потому, что устал разрываться между двумя женщинами, пребывание в Ленинграде не позволило ему отвлечься от своей сложной личной жизни – Александра Диевна несколько раз приезжала к нему в Северную столицу.
По возвращении возобновилось соперничество между двумя женщинами, которым выпал жребий любить одного мужчину. Ситуация еще больше осложнилась, когда с разницей в полгода на свет появились две девочки – дочери Георгия Жукова от двух возлюбленных.
Маргарита, как мы уже знаем, утверждала, что Эра, родившаяся на полгода раньше, была на самом деле приемным ребенком. Никаких документальных оснований для такого вывода не приводится. Но легко предположить, что соперницы не очень заботились о точности, рассказывая подрастающим дочерям историю своих отношений с их отцом.
Борис Соколов, тщательно разбирая историю двоеженства Жукова, пишет: «В 1928 году Александра Диевна, находясь у родственников в Воронежской губернии, написала, что беременна от него и приедет в Минск рожать. По утверждению внука Георгия, узнав о беременности Зуйковой, его дедушка “был в отчаянии, потому что боялся потерять Марию Николаевну, к которой испытывал серьезное чувство”. Со слов отца, матери и своего отчима A. M. Янина Маргарита Жукова так излагает дальнейшие события: “Когда Александра Диевна принесла из роддома болезненную девочку, которую назвала Эрой, она сказала Георгию Константиновичу, что больше его никогда не покинет. В ответ отец ушел из собственного дома и поселился у Яниных. Но Александра Диевна продолжала требовать, чтобы он жил с ней. А через шесть месяцев после рождения Эры в июне 29-го года Мария Николаевна родила Жукову меня. Папа потом мне рассказывал, что я была такая розовенькая, голубоглазая, просто настоящая маргаритка, что он меня назвал – Маргаритой. Месяц спустя – 6 июля – отец зарегистрировал меня в загсе в качестве своей дочери и оформил метрическое свидетельство. Так я получила фамилию Жукова и отчество Георгиевна”. Сын Маргариты Георгий добавляет: “Конечно, это вызвало бурю протеста со стороны Александры Диевны, которая то бегала за Марией Николаевной, угрожая залить ей глаза серной кислотой, то просила отдать ей Маргариту. Требовала она и чтобы Георгий Константинович вернулся домой, помог с Эрой, которая все время болела…”»
Но развязка этой истории, вполне вневременной и достойной пера лучших драматургов мира, была выдержана в самом что ни на есть советском стиле. Александра Диевна пожаловалась в партийную организацию, и коммуниста Жукова немедленно вызвали на ковер.
Кому из дочерей маршала прикажете верить – Эре и Элле или Маргарите? Думаю, что все они и правы и не правы одновременно. Каждая из двух первых жен Жукова, Александра Диевна и Мария Николаевна, от которых дочери и получили информацию, выстраивала наиболее благоприятную для себя версию взаимоотношений с первым мужем, представляя соперницу не в лучшем свете. Я полагаю, что Георгий Константинович попеременно жил то с Волоховой, то с Зуйковой, мучительно разрывался между двумя любившими его женщинами и никак не мог решить, к кому из них испытывает более сильное чувство. Похоже, что Маргарита права, когда утверждает, что Александра Диевна бывала у Жукова лишь наездами, большую часть времени проводя у родителей в Воронежской губернии. Ведь в автобиографии 1938 года Георгий Константинович отметил, что его тогдашняя жена Зуйкова «в 1918–1919 гг. была сельской учительницей, в 1920 году поступила в РККА и служила в штабе 1-го кавалерийского полка 14-й Отдельной кавалерийской бригады до 1922 года». Значит, позднее Александра Диевна в Красной Армии ни на каких должностях – писарем или кем-то еще – не служила. Возможно, вернулась в Воронежскую губернию. Не исключено, что в Ленинградское училище Жуков так стремился не только для приобретения столь необходимых военных знаний, но и в попытке вырваться из запутанного любовного треугольника, сложившегося в Минске.
Соколов: «Тем временем продолжал запутываться любовный треугольник. В Ленинград к Жукову несколько раз наведывалась Зуйкова. В Минске Георгию Константиновичу опять пришлось разрываться между двумя женщинами. Дедушка отказывался, говорил, что это не его дочь, и продолжал жить у Яниных».
Утверждение, что Эра не была в действительности дочерью Жукова, оставим на совести Маргариты Георгиевны и ее сына, симпатий к Александре Диевне, понятное дело, не питавших. Но страсти в ту пору в Минске бушевали почти шекспировские. Вот только завершилась драма вполне по-советски.
По словам сына Маргариты, Георгий Константинович даже на собрании, где разбиралось его персональное дело, заявил, что жить с Александрой не намерен. Получил выговор за двоеженство и строгое указание вернуться к той из женщин, которая родила первой, то есть как раз к Александре Диевне. Иначе – партбилет на стол и увольнение из армии. И тогда Мария Николаевна решила пожертвовать своим счастьем, порвав с любимым человеком…
Замужество Марии и ее отъезд
Впрочем, Маргарита Георгиевна излагала свою версию чуть иначе. Когда страсти в этой истории достигли пика, произошла трагедия – Полина, старшая сестра Марии, заболела тифом и умерла, оставив трехлетнего сынишку. Овдовевший комиссар Янин сказал Жукову: «Ты запутался. Забудь о Марии и дочери, я о них позабочусь сам…» И Антон Янин увез Марию с малышкой и своим сыном в Минеральные Воды, куда он перевелся по службе. Кстати, и их брак официально зарегистрирован не был, хотя по некоторым сведениям, Янин удочерил Маргариту.
…Антон Янин погиб во время битвы за Сталинград, Владимир Янин был тяжело ранен во время высадки десанта в Керчи и умер в госпитале. Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» писал о Янине: «Особенно хотел бы отметить нашего комиссара Антона Митрофановича Янина. Это был твердый большевик и чудесный человек, знавший душу солдата, хорошо понимавший, как к кому подойти, с кого что потребовать. Его любили и уважали командиры, политработники и красноармейцы. Жаль, что этот выдающийся комиссар не дожил до наших дней – он погиб смертью храбрых в 1942 году в схватке с фашистами на Кавказском фронте. Погиб он вместе со своим сыном, которого воспитал мужественным защитником Родины».
А в конце двадцатых годов общение между Георгием Жуковым и Марией Волоховой прекратилось надолго. Переписываться они начали только во время войны. Кстати, тогда Георгий Константинович среди прочего написал, что по-прежнему не женат. Из этого логично будет сделать вывод, что регистрации брака между ним и Александрой Диевной в начале двадцатых годов все же не было. То есть будущий маршал Победы и впрямь был двоеженцем, ведь брак де-факто был тогда равнозначен штампу в паспорте.
Правда, Борис Соколов придерживается мнения, что парторганизация встала на сторону Александры Диевны, руководствуясь не столько защитой морали и восстановлением справедливости: «И дело тут не в том, что Александра Диевна родила первой. Коллеги Жукова прекрасно понимали: если он останется с Волоховой, то поток жалоб от Зуйковой не прекратится (позднее она будет жаловаться в инстанции на третью и четвертую из жуковских жен, требуя, чтобы мужа вернули в семью). Поэтому для начальства и партбюро желательно было, чтобы комполка отказался от Марии Николаевны и остался с Александрой Диевной. Нельзя, однако, представлять дело так, будто Александру Диевну Жуков совсем не любил и жить с ней согласился только под угрозой исключения из партии…»
Служба в Белоруссии. Соревнования и интриги
Но даже боевая учеба и спортивные состязания не всегда были мирными и крепили не только славу Красной Армии, но и дружбу между командирами. Иной раз и там кипели сопернические страсти, в ход шли интриги и всевозможные хитрости – ради первого места.
На следующий год после знаменитого пробега, когда дивизии находились в летних лагерях, соревнования между разными подразделениями проводились постоянно. Жуков справедливо уделял физической подготовке бойцов большое внимание: «Все мы, бывалые солдаты, лучше, чем кто-либо другой, знали, что только закаленные, крепкие бойцы способны вынести тяжесть войны. От подготовки каждого бойца зависит и успех части в целом. На войне, как известно, приходится в любую погоду, днем и ночью, по дорогам и вне дорог совершать напряженные и форсированные марши и марш-броски, с ходу развертываться в боевые порядки для стремительной атаки на врага и часто преследовать его после боя до полного разгрома и уничтожения. В случае неудачного исхода сражения важно быстро выходить из боя и производить новые перегруппировки. Все это под силу лишь физически подготовленной части. Иначе она быстро «выдохнется» и везде и всюду будет опаздывать…»
39-й кавалерийский полк во всех видах конного спорта был главным претендентом на призовые места среди лучших частей конницы Белорусского военного округа. Возглавлял бы группу спортсменов сам командир. Соперники иной раз пытались пойти на хитрость, лишь вырвать победу.
«Как-то на окружных конных состязаниях, желая блеснуть мастерством и показать особую физическую выносливость коня, один из командиров 6-й кавдивизии на полпути пробега заранее спрятал в лесу другого коня, схожего по масти с тем, на котором он вышел со старта. Проскакав с предельной резвостью первую половину пробега, этот ловкач отдал полузагнанного коня своему ординарцу, а сам пересел на спрятанную лошадь и так же лихо закончил дистанцию. При всеобщем ликовании болельщиков ему вручили первый окружной приз. Однако счастье оказалось недолгим: вскоре эта проделка была раскрыта, и виновник получил по заслугам. Но соперники наши все же не успокоились: то во время скачек “зажмут” явного конкурента в “коробочку”, то во время рубки своим спортсменам ставят сырую лозу, а нам засушенную, чтобы затруднить ее рубку клинком…»
Впрочем, проблемы возникали и там, где их никто никак не ожидал.
Приезд Буденного
Однажды весной 1927 года в полк приехал Семен Буденный. Визит был не совсем внезапным – Жукова предупредили за полдня. На вопрос, как надлежит встречать высокого гостя, комдив Дмитрий Шмидт ответил: «Решайте сами, вы командир». Жуков рассудил, что особых церемоний не нужно, следует встретить, как положено встречать по уставу старшего начальника.
«Днем мне позвонил командир 38-го полка В. А. Гайдуков:
– Встречай гостей, поехали к тебе.
Разговаривать не было времени. Собираю своих ближайших помощников: заместителя по политчасти Фролкова, секретаря партбюро полка А. В. Щелаковского, завхоза полка А. Г. Малышева. Выходим вместе к подъезду и ждем. Минут через пять в ворота въезжают две машины. Из первой выходят С. М. Буденный и С. К. Тимошенко. Как положено по уставу, я рапортую и представляю своих помощников. С. М. Буденный сухо здоровается со всеми, а затем, повернувшись к С. К. Тимошенко, говорит: “Это что-то не то”. С. К. Тимошенко ответил: “Не то, не то, Семен Михайлович. Нет культуры”. Я несколько был обескуражен и не знал, как понимать этот диалог между С. М. Буденным и С. К. Тимошенко, и чувствовал, что я допустил какой-то промах, что-то недоучел при организации встречи».
– Какие будут указания? – обратился Жуков к Буденному.
– А что вы предлагаете?
– Желательно, чтобы вы посмотрели, как живут и работают наши бойцы и командиры.
– Хорошо, но прежде всего хочу посмотреть, как кормите солдат.
Кухня и столовая оказались в порядке, Буденный все одобрил и объявил начпроду и поварам благодарность. Потом пожелал осмотреть лошадей полка. Был дан сигнал полку «на выводку», эскадроны построились. «Просмотрев конский состав, Семен Михайлович поблагодарил красноармейцев за отличное содержание лошадей, сел в машину и сказал: “Поедем, Семен Константинович, к своим в Чонгарскую” – и уехал в 6-ю Чонгарскую дивизию. Когда машины ушли, мы молча смотрели друг на друга, а затем секретарь партбюро полка А. В. Щелаковский сказал: “А что же мы – чужие, что ли?” Фролков добавил: “Выходит, так”».
Вскоре в полк приехал комдив Шмидт. Жуков подробно рассказал обо всем происшедшем. «Комдив улыбнувшись сказал: “Надо было построить полк для встречи, сыграть встречный марш и громко кричать «ура», а вы встретили строго по уставу. Вот вам и реакция”. Замполит полка Фролков сказал: “Выходит, что не живи по уставу, и живи так, как приятно начальству. Непонятно для чего и для кого пишутся и издаются наши воинские уставы”».
Личные ценности для индустриализации
Среди тех, кто инспектировал Самарскую дивизию и в частности полк Жукова, был прославленный военачальник времен Гражданской войны А. И. Егоров, занимавший тогда должность командующего округом. Он появился неожиданно – Георгий Жуков руководил очередным тактическим занятием по теме «Скрытый выход кавполка во фланг и тыл противника и стремительная атака на врага», когда ему доложили о приезде командующего. Тот пожелал присутствовать на занятиях, держался весело, поэтому и обстановка была непринужденная. По завершении занятия Егоров высказал свои соображения, порекомендовав учить командиров не только тактическим приемам, но и оперативному искусству. А потом спросил у Жукова:
– Как обстоят дела с разработкой мобилизационного плана полка?
– Над мобпланом полка мы много работали, но у нас возникли некоторые вопросы, на которые высшее начальство ответа пока не дало, – ответил комполка.
Егоров внимательно изучил план и спросил, что же остается неясным.
– Сложность нашего положения заключается в близости государственной границы, – ответил Жуков. – По тревоге мы вынуждены были бы выступать в большом некомплекте. Кроме того, полк должен был еще выделить из наличного состава кадры на формирование вторых эшелонов.
– Это верно, – сказал командующий, – но у нас нет иного выхода. А формировать вторые эшелоны частей необходимо. Врага нельзя недооценивать. Надо готовиться к войне по-серьезному, готовиться драться с умным, искусным и сильным врагом. Ну, а если враг на деле окажется менее сильным и недостаточно умным – это будет только нашим преимуществом.
Как известно, проблема мобилизации и обеспечения комплектности частей первого эшелона в полной мере дала себя знать в начале Великой Отечественной войны, хотя незадолго до того Жуков не раз озвучивал этот вопрос в присутствии самого Сталина…
А тогда командующий округом Егоров среди прочего поинтересовался, выполняет ли Георгий Константинович правило по добровольной сдаче личных ценностей в золотой фонд СССР – на нужды индустриализации. Жуков ответил, что сдал четыре серебряных портсигара, которые получил в качестве призов на конноспортивных состязаниях, а кроме того – золотое кольцо и серьги жены.
Иначе и быть не может, резюмировал Егоров.
Переезд в Москву
В конце 1930 года Жуков узнал, что его намерены назначить помощником инспектора кавалерии РККА. По его признанию, он не особо обрадовался – привык к своей дивизии. Но рассуждать не приходилось. Сборы в Москву сложности не представляли – самому Жукову «собирать-то нужно было шинель да несколько пар белья», а все вещи его семейства – жены и двухлетней дочки – легко поместились в одном чемодане.
Поэтому когда Жукову позвонил Рокоссовский, сообщил, что получен приказ о новом назначении, и поинтересовался, сколько времени потребуется на сборы, то получил ответ, что хватит двух часов.
– Мы вас так не отпустим, – заметил Рокоссовский, – ведь вы ветеран 7-й дивизии, и проводим вас как положено, таково общее желание командно-политического состава второй бригады.
Устроили торжественный обед с участием всех командиров и комиссаров, говорили добрые слова. Жуков вспоминал, что был «очень тронут». Вечером следующего дня он вместе с Александрой Диевной и Эрой уехал в Москву.
III. Бурные 1930-е
Инспекция кавалерии РККА Буденным
По мнению некоторых военных историков, та самая, на первый взгляд не слишком удачная встреча с Буденным, в перспективе пошла Жукову на пользу. «Наверняка, практически, во всех полках Буденного принимали именно так, как говорил комдив Шмидт, с торжественным построением, с музыкой, с криками “ура”, – отмечает Борис Соколов. – Георгий Константинович должен был запомниться Семену Михайловичу как едва ли не единственный командир полка, действовавший строго по уставу. А поскольку в жуковском полку никаких недостатков не было обнаружено, у Буденного в памяти остался не только неприятный осадок от не слишком теплой встречи, но и впечатление о Жукове как о толковом командире. И в дальнейшем покровительство Буденного способствовало стремительному взлету нашего героя к высшим постам в военном ведомстве».
Подтверждает эту версию тот факт, что сам Буденный в воспоминаниях описал означенную встречу достаточно подробно: «Осенью 1927 года я приехал с инспекцией в Белорусский военный округ, в частности, в 7-ю кавалерийскую дивизию, входившую в состав 3-го кавкорпуса С. К. Тимошенко. Командир дивизии Д. А. Шмидт, который незадолго до моего приезда принял 7-ю дивизию от К. И. Степного-Спижарного, произвел на меня хорошее впечатление.
– Разрешите узнать, какие полки будете смотреть? – спросил комдив.
– А какой полк у вас лучше других?
Стоявший рядом С. К. Тимошенко сказал:
– У нас все полки на хорошем счету. Но лучше других полк Жукова, о котором я докладывал вам. Он умело обучает бойцов, особенно хорошо проводит занятия по тактике…
Я сказал Д. А. Шмидту, что постараюсь побывать во всех полках, а начну с 39-го. Вскоре мы въехали на территорию полка. Я вышел из машины, следом за мной С. К. Тимошенко. Командир 39-го кавполка Г. К. Жуков встретил меня четким рапортом. Строевая выправка, четкость – все это говорило о том, что командир полка свои обязанности знает хорошо…»
Дальнейшие воспоминания Буденного рисуют посещение полка в сугубо положительных тонах, он даже отмечает, что объявил тогда Жукову благодарность. «Вот только насчет того, что рассчитывал на торжественное построение полка и приветственные крики “ура” в свой адрес, Семен Михайлович, разумеется, ничего не пишет. Стыдно ему было признаваться в столь мелком тщеславии…»
Из аттестации, данной Жукову Рокоссовским
…Сильной воли. Решительный. Обладает богатой инициативой и умело применяет ее на деле. Дисциплинирован. Требователен и в своих требованиях настойчив. По характеру немного суховат и недостаточно чуток. Обладает значительной долей упрямства. Болезненно самолюбив. В военном отношении подготовлен хорошо. Имеет большой практический командный опыт. Военное дело любит и постоянно совершенствуется. Заметно наличие способностей к дальнейшему росту. Авторитетен. В течение летнего периода умелым руководством боевой подготовкой бригады добился крупных достижений в области строевого и тактически-стрелкового дела, а также роста бригады в целом в тактическом и строевом отношении. Мобилизационной работой интересуется и ее знает. Уделял должное внимание вопросам сбережения оружия и конского состава, добившись положительных результатов. В политическом отношении подготовлен хорошо. Занимаемой должности вполне соответствует. Может быть использован с пользой для дела по должности помкомдива или командира мехсоединения при условии пропуска через соответствующие курсы. На штабную и преподавательскую работу назначен быть не может – органически ее ненавидит.
8 ноября 1930 года
Так что отсутствие подчеркнутого пафоса ничем не помешало Жукову, когда он начал работать в возглавляемой Буденным инспекции кавалерии РККА, которая «кроме инспектирования, проводила поучительные командно-штабные игры, полевые учения, различные сборы и занятия по обмену передовым опытом боевой подготовки войск».
31 октября 1931 года Буденный подписал характеристику на Георгия Жукова. Характеристика была сугубо положительной, хотя в ней и был отмечен непростой характер Георгия Константиновича, который был назван «командиром с сильными волевыми качествами, весьма требовательным к себе и подчиненным, в последнем случае наблюдается излишняя жесткость и грубоватость». Но во всем остальном Буденный Жукова хвалил, прежде всего за ответственность и самозабвенную преданность делу, постоянное самосовершенствование, которое позволяло преодолевать недостаток (а точнее полное отсутствие) академического военного образования. Так, при разработке руководств Жуков подошел к делу «не только формально, но с постоянным исканием, уточнением новых, лучших форм и методов, большой инициативы…»
Новые боевые уставы и инструкции для Красной Армии
Жуков занимался разработкой уставов и наставлений различных родов и служб войск. «В них каждый раз закреплялись достижения военной науки, они основывались на современном уровне техники, учитывали изменения в характере военных операций. Первую группу уставов, обобщавших опыт мировой и гражданской войн, а также преобразования, связанные с военной реформой, войска получили в 1924–1925 годах. По преимуществу это были временные уставы – внутренней службы, устав корабельной службы, боевые уставы кавалерии, артиллерии, бронесил РККА».
Но изменившаяся обстановка требовала обновить или дополнить эти уставы. Появились Временное наставление по войсковой маскировке РККА, Боевой устав военно-воздушных сил РККА, наставления по телефонно-телеграфному, подводно-минному делу, Временный полевой устав…
22 сентября 1935 года появилось Постановление Совета Народных Комиссаров № 2590 (для сухопутных и воздушных сил РККА) и № 2591 (для морских сил РККА) «О введении персональных воинских званий начальствующего состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии и об учреждении положения о прохождении службы командным и начальствующим составом РККА». Прошло два с небольшим месяца и 3 декабря 1935 года в приказе Наркома обороны № 176 эти персональные воинские звания были объявлены. Для командования армии и флота было введено шестьдесят три различных воинских звания, которые определялись как воинской специальностью, так и рангом, что было прописано в принятом в 1937 году новом уставе внутренней службы Красной Армии.
Для кадрового состава армии и флота вводились следующие звания: «старшина», «лейтенант», «капитан», «майор», «полковник». Кроме того, в дополнениях от 5 августа 1937 года были установлены звания: «младший лейтенант», «младший воентехник», «младший политрук».
Житейская неустроенность
Но если служба шла хорошо, то житейские дела оставляли желать лучшего. В Москве Жукову с семьей пришлось поселиться в Сокольниках – в коммунальной квартире, находившейся в деревянном бараке. Впоследствии тогдашний сослуживец, сосед по дому и друг Жукова, тоже будущий маршал Александр Василевский рассказывал Константину Симонову, как он был разочарован условиями жизни в столице после повышения: «К тому времени командирам полков – а я был командиром полка в Твери – были созданы хорошие условия; было решение, по которому каждый командир полка имел машину “фордик” тогдашнего выпуска, получали квартиры – в одних случаях отдельные квартиры, в других даже особняки, имели верховую лошадь, имели, кроме машины, выезд…» А оказавшись весной 1931 года в Управлении боевой подготовки, Василевский обнаружил, что жить придется весьма стесненно: «Поехал я в Сокольники, нашел этот дом – новые дома с тесными квартирами, нашел свой номер квартиры – квартира из нескольких комнат, мне отведена одна, а нас четверо: я, жена, теща, сын. Вот так мне предстояло жить после тех условий, в которых находился как командир полка. Такое же положение было и у Жукова, когда он был тоже назначен туда, в это Управление…»
Весь тогдашний советский быт был более чем скромным. Продукты и промтовары продавались по карточкам, мебель в квартирах военных стояла казенная, самая простая. И появление какого-нибудь элементарного предмета меблировки могло стать событием, сопровождавшимся всевозможными сложностями и приключениями.
Василевский рассказывал Симонову и такую историю: «…однажды выхожу я из наркомата и вижу: на стоянке трамвая стоит Георгий с большой этажеркой для книг. Я говорю:
– Что ты тут стоишь?
– Да вот квартира-то пустая, в комнате ничего не стоит, хоть взял здесь, в АХО, выписал себе этажерку для книг, чтоб было, куда книги положить. Да уже стою полчаса – три трамвая или четыре пропустил, никак не могу ни в один из этих трамваев сесть, народу битком, видишь, висят.
– Ну, ладно, я подожду, с тобой вместе, поедем.
Ждали, ждали, еще пять или шесть трамваев переждали, но ни в один не можем сесть. Тогда Жуков говорит.
– Ну, ты езжай, а я пойду пешком.
– Куда, в Сокольники?
– Ну да, в Сокольники, а что же делать с этой, с этажеркой, не обратно же ее нести.
Я тогда сказал ему, что уж раз такая судьба, давай пойдем пешком вместе, я тебе помогу ее тащить. Так мы и шли с Жуковым через весь город, до Сокольников, несли эту этажерку к месту его нового жительства».
Легко догадаться, что любая сколь-нибудь хорошая вещь была изрядной ценностью, а пропажа ее – настоящим горем. Двоюродный брат Жукова Михаил Пилихин вспоминал: «В 1932 году Георгий пригласил мою семью в Крым, в дом отдыха. Когда Жуковы вернулись, то обнаружили, что их квартиру обокрали, не оказалось и мехового пальто его жены Александры Диевны, и ряда других вещей. Георгий заявил в МУР, но МУР так и не смог найти пропавшие вещи. Как-то моя жена Клавдия Ильинична шла по Столешникову переулку. А навстречу идет женщина в пальто Александры Диевны. Клавдия Ильинична с помощью милиции женщину эту задержала… Оказалось, что женщина пальто купила в комиссионном магазине. Пальто это вернули Жукову».
Работа с Тухачевским. Предчувствие войны с Германией
Во время службы в Инспекции кавалерии Жукову довелось продолжить знакомство с Михаилом Тухачевским. Первый раз они повстречались еще в 1921 году, когда Михаил Николаевич руководил борьбой с повстанцами Антонова.
«Человек атлетического сложения, он обладал впечатляющей внешностью, – описывал Тухачевского Жуков. – Мы еще тогда отметили, что М. Н. Тухачевский не из трусливого десятка: по районам, где скрывались бандиты, он разъезжал с весьма ограниченным прикрытием».
Жуков в воспоминаниях отзывался о Тухачевском прямо-таки восторженно: «При встречах с ним меня пленяла его разносторонняя осведомленность в вопросах военной науки. Умный, широко образованный профессиональный военный, он великолепно разбирался как в области тактики, так и в стратегических вопросах. М. Н. Тухачевский хорошо понимал роль различных видов наших вооруженных сил в современных войнах и умел творчески подойти к любой проблеме».
Сильное сожаление выражал Георгий Константинович относительно того, что из-за недооценки рекомендаций Тухачевского бронетанковые войска создавались и развивались слишком медленно. «Еще в 30-х годах М. Н. Тухачевский предупреждал, что наш враг номер один – Германия, что она усиленно готовится к большой войне, и, безусловно, в первую очередь против Советского Союза. Позже, в своих печатных трудах, он неоднократно отмечал, что Германия готовит сильную армию вторжения, состоящую из мощных воздушных, десантных и быстроподвижных войск, главным образом механизированных и бронетанковых сил. Он указывал на заметно растущий военно-промышленный потенциал Германии, на ее возможности в массовом производстве боевой авиации и танков».
Жуков вспоминал, что во время одного из докладов он сам и его сослуживцы слушали Тухачевского «как зачарованные», поскольку в нем «чувствовался гигант военной мысли, звезда первой величины в плеяде выдающихся военачальников Красной Армии».
Тема грядущей войны с Германией тогда, что называется, витала в воздухе. «Позднее, выступая в 1936 году на 2-й сессии ЦИК СССР, М. Н. Тухачевский снова обратил внимание на нависшую серьезную опасность со стороны фашистской Германии. Свою яркую, патриотическую речь он подкрепил серьезным анализом и цифрами вооружения Германии и ее агрессивной устремленности. Однако голос М. Н. Тухачевского остался «гласом вопиющего в пустыне», а сам он был взят под подозрение злонамеренными лицами, которые, клевеща на Михаила Николаевича, обвинили его во вражеских и бонапартистских замыслах, и он трагически погиб в 1937 году».
Но Жуков, хотя и гордился своей службой в кавалерии, стал рьяным приверженцем механизированных войск.
Командир дивизии. Возвращение в Белоруссию
Но вскоре служебный путь Жукова снова изменился. Его вызвал первый заместитель инспектора кавалерии И. Д. Косогов и сказал, что его кандидатура представлена наркому Ворошилову – для возможного назначения на должность командира 4-й кавалерийской дивизии. На вопрос, готов ли Жуков занять эту должность и опять вернуться в Белорусский военный округ, тот ответил, что округ ему хорошо знаком, а назначение в столь славную дивизию он почтет за честь.
Через несколько дней Ворошилов подписал приказ о назначении. А Буденный вызвал к себе Жукова. Тот прекрасно понимал, почему Семен Михайлович с таким вниманием относится к этой дивизии – ведь 4-я кавалерийская имени Ворошилова дивизия была ядром легендарной Первой Конной армии, любимым детищем Буденного. Столь же тесно был связан с ней и сам Ворошилов. А в последнее время эта сформированная и выпестованная ими дивизия переживала не лучшие времена.
«До 1931 года дивизия дислоцировалась в Ленинградском военном округе, – вспоминал Жуков. – В 1932 году дивизия была спешно переброшена в Белорусский военный округ, в город Слуцк. Как мне потом стало известно, передислокацию объясняли чрезвычайными оперативными соображениями. Однако в тот период не было никакой надобности в спешной переброске дивизии на совершенно неподготовленную базу. Это важно подчеркнуть, так как в течение полутора лет дивизия была вынуждена сама строить казармы, конюшни, штабы, жилые дома, склады и всю учебную базу. В результате блестяще подготовленная дивизия превратилась в плохую рабочую воинскую часть. Недостаток строительных материалов, дождливая погода и другие неблагоприятные условия не позволили вовремя подготовиться к зиме, что крайне тяжело отразилось на общем состоянии дивизии и ее боевой готовности. Упала дисциплина, часто стали болеть лошади».
Приехавший с инспекцией весной 1933 года командующий Белорусским военным округом Уборевич счел состояние дивизии плачевным, о чем и доложил наверх. Ворошилов и Буденный были крайне огорчены такой новостью и тут же озаботились поиском нового командира, способного навести порядок и наладить службу.
– Четвертая дивизия всегда была лучшей в рядах конницы, и она должна быть лучшей! – воскликнул в разговоре с Жуковым Буденный.
Вскоре Жуков с семьей отправился обратно в Белоруссию, которую хорошо знал. Он не скрывал радости – будучи заядлым рыбаком и охотником, считал эти места с великолепными лесами и множеством водоемов поистине райским краем. Да и друзей в Белорусском военном округе у Жукова было много.
Но прибытие в Слуцк вышло совсем не праздничным. Стояла сырая весна, вокруг железнодорожной станции была невероятная грязь. За короткий переход от поезда до тачанки, на которой нарочный приехал встречать нового командира дивизии, Александра Диевна несколько раз теряла в липкой грязи свои галоши. А маленькая Эра, которую отец нес на плечах, недовольно спросила:
– Почему здесь нет тротуара?..
Доехав до места дислокации дивизии, Жуковы обнаружили, что придется жить в еще более стесненных условиях, чем в московской коммуналке для красных командиров. Там хотя бы были две комнатки, пусть и маленькие, а здесь новому комдиву пришлось поселиться с женой и дочкой в одной 8-метровой комнатушке. Уступил это обиталище Жуковым начальник химслужбы дивизии В. М. Дворцов, который потеснился со всем своим семейством в столь же крошечную комнатку.
Оставив Александру Диевну обустраивать скромное жилище, Жуков отправился в штаб дивизии. Прежнего командира он там не обнаружил – тот отсутствовал, сказавшись больным. «Я, конечно, понимал его душевное состояние и не настаивал на немедленной встрече. С положением дел в дивизии меня подробно ознакомили заместитель командира по политической части Николай Альбертович Юнг и начальник штаба дивизии Александр Иванович Вертоградский. Я был признателен им за то, что они сумели все быстро и обстоятельно изложить. Однако мне предстояло главное: самому досконально разобраться в обстановке непосредственно в частях и подразделениях, определить недостатки, найти их причины и вместе с командирами и политработниками наметить пути их ликвидации».
Но выяснилось, что командующий округом Уборевич отнюдь не в восторге от нового командира дивизии.
«Поначалу мои отношения с Уборевичем сложились неудачно. Примерно через полгода после того, как я принял дивизию, он влепил мне по чьему-то несправедливому докладу выговор. Была какая-то инспекционная проверка в дивизии, оказалось что-то не так, в итоге – выговор в приказе по округу. Выговор несправедливый, потому что за полгода дивизию поставить на ноги невозможно. За полгода с ней можно только познакомиться и начать принимать меры. А сделать все то, что требовалось для приведения дивизии в полный порядок, я за полгода не мог при всем желании. И вот – выговор… Я возмутился и дал телеграмму: “Командующему войсками округа Уборевичу. Вы крайне несправедливый командующий войсками округа, я не могу служить с вами и прошу откомандировать меня в любой другой округ. Жуков”.
После телеграммы прошло два дня. Звонит Уборевич и вызывает меня к телефону.
– Интересную телеграмму я от вас получил. Вы что, недовольны выговором?
Я отвечаю:
– Как же я могу быть довольным, товарищ командующий, когда выговор несправедлив и не заслужен мною?
– Значит, вы считаете, что я несправедлив?
– Да, я так считаю. Иначе не отправил бы вам телеграмму.
– И ставите вопрос о том, чтобы откомандировать вас?
– Ставлю вопрос.
– Подождите с этим. Через две недели будет инспекторская поездка, мы на ней с вами поговорим. Можете подождать со своим рапортом до этого?
– Могу.
– Ну так подождите.
На этом закончился наш разговор.
На инспекторской поездке Уборевич нашел случай, отозвал меня в сторону и сказал:
– Я проверил материалы, по которым вам вынесли выговор, и вижу, что он вынесен неправильно. Продолжайте служить. Будем считать вопрос исчерпанным.
– А выговор могу считать снятым? – спросил я.
– Разумеется, раз я сказал, что он несправедлив.
На этом закончился инцидент. Впоследствии дивизия стала лучшей в армии. За два года я привел ее в порядок».
Отношения с Уборевичем тоже наладились. О причинах первоначальной неприязни Борис Соколов пишет так: «Теперь уже достаточно широко известно, что в 30-е годы среди высшего начальствующего состава Красной Армии существовали две основные группировки, соперничавшие друг с другом. Одна объединяла Ворошилова, Буденного и других конармейцев. В состав второй входили Тухачевский, Якир, Уборевич и другие командиры, с 1-й Конной никак не связанные. Когда Уборевич узнал, что к нему командиром дивизии по рекомендации Буденного назначен бывший помощник Семена Михайловича, то мог заподозрить неладное. Вдруг новый комдив призван присматривать за ним? И Иероним Петрович попытался избавиться от Жукова, сделал ему необоснованный выговор, чтобы со временем приписать ему служебное несоответствие и тихо заменить своим человеком. Однако поведение Жукова, сразу поставившего вопрос ребром, как кажется, убедило Уборевича, что Георгий Константинович интриговать против него не будет. А вскоре командующий округом понял, что Жуков – командир толковый и исповедует взгляды на воспитание и боевую подготовку войск близкие к его, Уборевича, взглядам. И стал опекать командира 4-й Донской, рассчитывая перетянуть его из стана конармейцев в стан Тухачевского».
Интриговать Жуков действительно не стал – он, судя по всему, был к этому органически не приспособлен, даже в большей степени, чем к штабной работе.
Учения по-новому. Конь, шашка и пика или механизированные войска?
В 1929 году Реввоенсовет СССР принял постановление, посвященное созданию новых войск – бронетанковых: «Принимая во внимание, что новый род оружия, каким являются бронесилы, недостаточно изучен как в смысле тактического его применения (для самостоятельного и совместно с пехотой и конницей), так и в смысле наиболее выгодных организационных форм, признать необходимым организовать в 1929–1930 гг. постоянную опытную механизированную часть».
Тогда же был создан опытный механизированный полк, который опробовали на учениях, а в 1930 году полк реструктуризировали в механизированную бригаду. В 1932 году в СССР появились – первые в мире – механизированные корпуса, каждый из которых включал в себя две механизированные, одну стрелково-пулеметную бригаду и отдельный зенитно-артиллерийский дивизион. В корпус входило более 500 танков и более 200 бронеавтомобилей. К началу 1936 года было создано уже 4 механизированных корпуса, 6 отдельных механизированных бригад и столько же отдельных танковых полков, 15 мехполков кавдивизий, более 80 танковых батальонов и рот в стрелковых дивизиях.
«Конница в то время была самым подвижным массовым родом наземных войск, – писал Жуков. – Она предназначалась для быстрых обходов, охватов и ударов по флангам и тылам врага. В условиях встречного боя от нее требовалась стремительность развертывания боевых порядков, быстрота в открытии огня по противнику, смелый бросок главных сил в исходный район для атаки и неотступное преследование отходящего врага.
Усиление конницы бронетанковыми средствами, наличие в конноартиллерийских полках гаубичной артиллерии уже позволяли не только с успехом ломать сопротивление противника, но и решать задачи наступательного боя и эффективной обороны.
Конечно, освоение новой техники, особенно ее использование в операциях, не всегда проходило гладко. Мешал недостаточно высокий общеобразовательный уровень многих красноармейцев и командиров, часто бывали аварии, технические неурядицы, не все понимали, как необходимы технические знания, не хватало грамотных кадров».
Вдобавок ускорение темпов военных действий требовало новых средств связи. Отправлять нарочного с письменным приказом было уже непозволительной потерей времени, да и прокладывать телефонные провода тоже.
«Одной из главных задач в подготовке командного состава и штабов мы считали овладение искусством управления в условиях встречных, внезапных действий. Это требовало отказа от привычного управления посредством письменных приказов, телефонов и всего, что связано с прокладкой проволочных линий связи. Надо было решительно переходить на радиоуправление, на систему коротких боевых распоряжений – “управление с седла”, как тогда любили говорить конники».
Большое внимание уделялось учениям, одно из них Жуков и спустя тридцать лет помнил в подробностях, считая крайне интересным.
«В качестве обороняющейся стороны действовал усиленный 21-й кавалерийский полк под командованием И. Н. Музыченко. Он был выведен в поле на двое суток раньше наступающего 20-го кавполка и в течение этого времени реально строил оборону на всю тактическую глубину, 20-й кавполк ничего не знал о предстоящем учении и о том, что 21-й кавполк находится где-то в поле и организует оборону. Он был поднят по тревоге.
…К исходу дня передовые подразделения 20-го кавполка вошли в соприкосновение с боевым охранением 21-го кавполка. Темнело. Не успев засветло произвести разведку обороны “противника”, командир полка В. В. Крюков принял решение в течение ночи разведать «противника», а на рассвете атаковать его.
Командир 21-го кавполка И. Н. Музыченко решил:
1) до наступления темноты огнем с переднего края при поддержке артиллерии отбить попытки “противника” прорвать оборону и не допустить вклинивания его в первую позицию;
2) под шум боя, соблюдая все меры маскировки, с наступлением темноты начать отвод боевых порядков полка на вторую оборонительную позицию, которая была заранее предусмотрена и соответственно подготовлена;
3) чтобы не дать “противнику” разгадать свой маневр, снять боевые порядки, расположенные на первой траншее переднего края обороны полка, только перед самым рассветом, оставив для наблюдения за “противником” разведывательные дозоры.
С наступлением темноты командир 20-го кавполка выслал усиленную разведку к переднему краю обороны. Встреченные огнем, разведчики залегли перед проволокой и начали вести наблюдение…
На рассвете, после артиллерийской подготовки, предвкушая победу, командир полка просигналил ракетами начало атаки. Артиллерия усилила огонь, началась энергичная атака. Вот уже танки на больших скоростях с ходу прошли первую траншею, ворвались во вторую. Первая траншея занята! Но что это? Почему остановились танки?
– Товарищ комдив, – обращается командир 20-го кавполка к руководителю учения, – разрешите пройти вперед и лично установить, почему произошла остановка атакующих боевых порядков.
– Ну что ж, “свой глаз – алмаз”, посмотрите, разберитесь.
У второй траншеи В. В. Крюкова встретил командир 2-го эскадрона Э. М. Буш.
– В чем дело? Почему остановились?
– Да вот, товарищ комполка, мы советуемся с командиром танкового эскадрона, что делать дальше.
– Как что? Громить «противника»!
– Да, но его здесь нет.
– Как нет?! Куда же он девался? Разведка доносила всю ночь, что “противник” занимает оборону.
– Разрешите доложить! – обратился к командиру полка посредник-танкист. – Вот здесь в траншее на палке висела эта бумажка, может быть, она кое-что раскроет?
Взяв в руки листок, командир полка прочел вслух: “Привет сальцам, ищите нас, как ветра в поле. На будущее советуем быть более бдительными!”
Надо было видеть растерянные лица всех окружающих и ту неловкость, которая создалась в результате обманного маневра 21-го кавполка, заставившего атакующих расстрелять боевой комплект снарядов по пустому месту…
Конфуз был полный».
Во избежание подобных конфузов Жуков гонял подчиненных нещадно. Обычно замысел учения разрабатывался и тщательно сохранялся в тайне. Потом полк поднимался по тревоге и получал указания, в каком районе сосредоточиться. «В этом районе командованию вручалась тактическая обстановка и боевой приказ, требовавший совершить марш-маневр через труднопроходимые, заболоченные или лесные районы. Маршрут избирался такой, который требовал больших работ по расчистке и прокладке дорог, постройке из подручного материала гатей и переправ. При этом никаких инженерных средств усиления обычно не давалось, с тем, чтобы научить командование всех степеней находить выход из тяжелого положения своими силами и местными средствами».
Людям приходилось очень тяжко, иной раз они «буквально валились с ног, часто оставаясь без сна и нормального питания несколько суток подряд. Но какая радость охватывала бойцов и командиров, когда их часть, выполнив труднейшую задачу, достигала поставленной цели!»
Попутно с боевой учебой удалось решить и ряд бытовых проблем: построить нормальные дома и казармы, привести в порядок конюшни. В 1935 году 4-я дивизия продемонстрировала блестящие успехи на инспекторских смотрах и была награждена тогда орденом Ленина.
Тогда же представили к наградам и лично командиров и бойцов. Орденом Ленина был награжден и сам Жуков.
«Для вручения ордена Ленина дивизия была собрана в конном строю на одном из плацев города. Весь личный состав в приподнятом настроении, на флангах каждой части развевались боевые знамена, под которыми ветераны дивизии ходили в бой с белогвардейцами и белополяками.
В торжественной тишине после встречного марша и рапорта С. М. Буденный поднялся на трибуну. По его знаку подъезжаю с ассистентами, держа боевое знамя дивизии. С. М. Буденный прикрепляет к нему орден Ленина, и мы со знаменем скачем полевым галопом перед строем».
В 1935 году 4-я кавалерийская дивизия была передана из 3-го кавалерийского корпуса в 6-й казачий корпус, командиром которого назначили Е. И. Горячева. С апреля 1936 года 4-ю кавалерийскую дивизию переименовали в 4-ю Донскую казачью дивизию и для нее была установлена казачья форма.
Еще Жуков особо вспоминал большие маневры в 1936 году, когда среди прочего пришлось форсировать реку Березина, погубившую окончательно армию Наполеона.
Читать бесплатно другие книги:
