Жизнь и цель собаки Кэмерон Брюс
В бетон над головой Джеффри был встроен круглый железный люк. Полицейский, что-то бормоча, поковырял крышку пальцами и проревел:
– Нужна монтировка!
Он протянул фонарь Майе и убежал, шлепая ботинками по воде.
Джеффри дрожал от холода, его глаза блестели в свете фонаря. Голову накрывал капюшон желтого плаща, не защищавший от холода.
– Джеффри, ты держишься? Держись, мы достанем тебя, хорошо?
Джеффри не ответил.
Взвыла полицейская сирена, и меньше чем через минуту патрульная машина выскочила из-за угла и затормозила возле нас. Полицейский выскочил и бросился к багажнику.
– Пожарные и спасатели уже едут!
– Времени нет! – крикнула в ответ Майя. – Он соскальзывает!
Мужчина вышел из-за багажника с изогнутым железным прутом.
– Джеффри, держись, не отпускай! – крикнула Майя.
Полицейский принялся за круглую крышку. Я увидела, как комья грязи от сдвинутой крышки упали Джеффри на лицо. Он поднял руку, чтобы стереть грязь, и, отцепившись от стены, упал в воду. Долю секунды он смотрел вверх на нас, а потом его увлекло в тоннель.
– Джеффри! – взвизгнула Майя.
Я все еще делала работу, так что без промедления прыгнула вслед за мальчиком. Стоило мне коснуться воды, ее грубая сила понесла меня в тоннель, и я поплыла.
В тоннеле было темно, и я, качаясь в потоке, задевала головой цементный потолок. Я не обращала внимания на это, сосредоточившись на Джеффри, который беззвучно боролся за свою жизнь. Его запах еле чувствовался в смертельных водах.
Внезапно маленький тоннель влился в большой, стало больше воды и больше шума. Нацелившись на запах Джеффри, я плыла вперед. Я не видела мальчика, но чувствовала его всего в нескольких ярдах впереди.
За секунду до того, как мальчик ушел под воду, я знала, что это произойдет; сколько раз Итан проделывал со мной такую же штуку – ждал, пока я окажусь рядом, и нырял в пруд! И точно так же, как мне всегда было ясно, где искать моего мальчика в темной глубине, теперь я отчетливо чувствовала Джеффри. Я нырнула, вытянувшись и открыв пасть, ослепленная, сбитая потоком, и вцепилась зубами в капюшон. Мы вместе вырвались на поверхность.
Двигаться можно было только в одном направлении – куда нас влекла вода. Я старалась, вцепившись в одежду, держать голову Джеффри над водой. Мальчик был жив, но перестал трепыхаться.
Впереди и сверху по сырым цементным стенам блеснул слабый свет – мы оказались в квадратном тоннеле шириной в шесть футов, без выхода. И как мне спасти Джеффри?
Свет становился ярче, уши постепенно наполнились грохотом, идущим откуда-то спереди. Поток, похоже, ускорялся. Я вцепилась в капюшон покрепче, чувствуя, что сейчас что-то произойдет.
Мы вырвались на дневной свет, скользнули по цементному скату и плюхнулись в быструю реку. Я изо всех старалась удержаться на поверхности. Берега реки были одеты в цемент: когда я пыталась подплыть с Джеффри к берегу, бурный поток мешал мне и тянул обратно. Болели мои челюсти и шея; я тащила Джеффри к берегу изо всех сил.
Впереди замельтешили фонари – ниже по течению к берегу бежали люди в плащах. Поток пронесет меня мимо, прежде чем я успею спасти Джеффри.
Два человека плюхнулись в воду. Они связались веревкой, в которую вцепились остальные люди, на берегу. Эти двое зашли в воду по пояс и тянули руки, чтобы поймать нас. Я из последних сил рванула к ним.
– Поймал! – закричал один человек, когда мы с Джеффри уткнулись в него. Он схватил меня за ошейник, а другой человек поднял Джеффри в воздух. Веревка натянулась, и нас вытащили.
Как только я оказалась на берегу, человек отпустил меня, а сам упал на колени рядом с Джеффри и что-то сделал. Мальчика вырвало потоком коричневой воды; он закашлял и заплакал. Я захромала к Джеффри – страх оставил его, значит, и мне бояться нечего.
Человек сорвал с мальчика мокрую одежду и завернул его в одеяло.
– Все будет хорошо, малыш, все хорошо. Это твоя собака? Она спасла тебя. – Джеффри ничего не сказал, но взглянул мне в глаза.
– Давайте! – крикнул кто-то. Джеффри понесли на холм и уложили в машину, которая уехала под вой сирен.
Я легла в грязь. Лапы ужасно тряслись, меня тоже вырвало, тело пронзила режущая боль. Я была так слаба, что почти ничего не видела и просто лежала под холодным дождем.
Подъехала полицейская машина и отключила сирены. Хлопнула дверца.
– Элли! – закричала от дороги Майя.
Я подняла голову – даже не было сил вильнуть хвостом. Майя бросилась бегом по берегу, вытирая на ходу слезы. Я ощущала тепло и любовь, когда она, насквозь промокшая, прижала меня к груди.
– Ты такая замечательная собака, Элли! Ты спасла Джеффри. Ты хорошая собака. Господи, Элли, я боялась, что потеряла тебя!
Ночь я провела у ветеринара, а потом несколько дней еле двигалась от онемения. Потом мы с Майей делали школу – только там были взрослые ее возраста. Нам в глаза светили огни, и незнакомый мужчина говорил громким голосом. Потом он подошел ко мне, чтобы надеть какой-то дурацкий ошейник; вокруг замелькали огни – словно беззвучные молнии, как в тот раз, с Мамой, после пожара, на котором Итан повредил ногу. Тот же человек прицепил что-то на форму Майи, и все хлопали. Я ощущала гордость и любовь Майи, когда она прошептала мне, что я хорошая собака. Я и сама загордилась.
Вскоре в доме появились новые настроения. Майя и Эл были возбуждены, сильно нервничали и много времени говорили за столом.
– Если мальчик, то почему не Элберт? – спросил Эл. – Хорошее имя.
– Милый, это прекрасное имя, но как мы будем его звать? Ты – мой Элберт, мой Эл.
– Будем звать Берт.
– Ну, милый…
– Ладно, а как тогда его назвать? У тебя в семье столько народу, вы все имена уже использовали. Карлос не пойдет, Диего, Франциско, Рикардо…
– А если Анжело?
– Анжело? Ты хочешь назвать моего сына Анжело? Нет, женщине, которая назвала кошку Чинькой, нельзя придумывать имя ребенку.
Кошка, спавшая рядом со мной, даже голову не подняла на звук своего имени. Кошки всегда так; пока они сами не пожелают обратить на вас внимание, вы его не дождетесь.
Майя засмеялась:
– А если Чарльз?
– Чарли? Нет, моего первого начальника звали Чарли, – возразил Эл.
– А Энтони?
– Разве у тебя нет двоюродного брата по имени Энтони?
– Его зовут Антонио, – поправила Майя.
– Он мне не нравится. Усы придают ему дурацкий вид.
Майя захихикала. Я махнула хвостом, поддерживая общее веселье.
– Джордж?
– Нет.
– Рауль?
– Нет.
– Джереми?
– Нет, конечно!
– Итан?
Я подскочила; Эл и Майя удивленно уставились на меня.
– Кажется, Элли нравится, – сказал Эл.
Я, не понимая, склонила голову. Чинька угрюмо взглянула на меня. Я подошла к двери, подняв нос.
– Что там, Элли? – спросила Майя.
Нигде не было ни следа моего мальчика – неужели я неправильно расслышала? Какие-то мальчишки ехали по улице на велосипедах, но среди них не было Итана. О чем я думала – что Итан, подобно Джейкобу, снова возникнет в моей жизни? Я подозревала, что такого не бывает. Но ведь Майя произнесла имя мальчика, так? Почему?
Я подошла к Майе для подтверждения, потом со вздохом легла. Чинька прижалась ко мне; я, полная смущения, старалась не смотреть в понимающие глаза Эла.
Вскоре в доме появился новый человек: маленькая Габриэла, которая пахла кислым молоком и, похоже, была еще бесполезней, чем кошка. Приехав впервые домой с дочкой, Майя осторожно поднесла Габриэлу ко мне – обнюхать; я не впечатлилась. С этого момента Майя часто вставала по ночам, и я шла с ней; она прикладывала Габриэлу к груди, а я лежала у ее ног. Безграничная любовь, исходящая от Майи в эти минуты, убаюкивала меня, поэтому я спокойно засыпала.
Боль в костях была мне знакома еще с тех пор, когда меня звали Бейли, и главным моим занятием было помогать Дедушке «по хозяйству». Я стала хуже видеть и слышать – и это, увы, тоже было знакомо.
Интересно, понимает ли Майя, что скоро меня не станет? Разумеется, я умру, как умерли Эммет и Стела, ничего не поделаешь. Когда я был Тоби, когда я был Бейли – было то же самое.
Я лежала в пятне солнечного света, размышляя об этом, и решила, что провела жизнь, как хорошая собака. То, чему меня научила моя первая Мать, привело меня к Итану, а то, чему научил Итан, помогло мне нырнуть в темную воду и найти Джеффри. Джейкоб научил меня искать и спасать – и я помогла спасать людей.
Видимо, поэтому, покинув Итана, я родилась Эллой – все, что я делала, все, чему училась, вело к тому, чтобы стать хорошей собакой, спасающей людей. Это не так забавно, как быть бестолковкой, но теперь я понимала, почему эти существа – люди – очаровали меня, стоило мне их увидеть. Дело в том, что моя судьба неразрывно связана с их судьбой. Особенно с судьбой Итана – это связь на всю жизнь.
Теперь, выполнив свое предназначение, я была уверена, что близка к концу, и не боялась. У Майи и Эла есть маленькая Габриэла – она отвлечет их, и от меня останется только легкое воспоминание в семье. Только вот Чинька… Она-то считает, что я и есть семья.
Интересно, а кошки возвращаются после смерти? Вряд ли, ведь, насколько я знаю, у кошек вообще нет предназначения.
К своему стыду, я начала испытывать затруднения – все сложнее получалось дотерпеть со своими делами до двора, и я все чаще и чаще устраивала беспорядок в доме. Хуже того, у Габриэлы обнаружилась та же проблема, так что в мусорном баке часто перемешивались продукты наших кишечников.
Эл несколько раз катал меня на переднем сиденье к ветеринару, который гладил меня, а я стонала от удовольствия.
– Ты хорошая собака; только ты стареешь, – говорил Эл. Я виляла хвостом – я хорошая собака. Майя была очень занята с Габриэлой, так что все чаще мы сидели с Элом вдвоем – меня это устраивало. Я прекрасно чувствовала его нежную любовь, когда он подсаживал меня в машину.
Однажды Элу пришлось выносить меня во двор, чтобы я могла сделать свои дела; я почувствовала его печаль – он принял какое-то решение. Я лизнула его в лицо, чтобы подбодрить, и положила голову ему на колени, когда он сел на землю и заплакал.
Когда Майя пришла домой, она вынесла малышку во двор, и мы сидели вместе.
– Ты была очень хорошей собакой, Элли, – повторяла Майя. – Ты спасала людям жизнь. Ты спасла маленького Джеффри.
Пришла соседка и забрала Габриэлу. Майя нагнулась к дочке с любовью и что-то прошептала на ухо.
– Пока, Элли, – сказала Габриэла. Она протянула ручку, и женщина нагнулась, чтобы мне было легче лизнуть ее.
– Скажи «прощай», – сказала женщина.
– Прощай, – повторила Габриэла. Соседка понесла ее в дом.
– Эл, это так тяжело, – вздохнула Майя.
– Знаю. Если хочешь, я поеду один, – сказал Эл.
– Нет, я должна быть там – ради Элли.
Эл осторожно поднял меня на руки и понес к машине. Майя села со мной на заднее сиденье.
Я знала, куда мы поедем кататься. Постанывая от боли, я съежилась на сиденье, положив голову на колени Майе. Я знала, куда мы едем, и ждала покоя, который там получу. Майя гладила меня по голове, и я закрыла глаза. Я думала – хочется ли мне сделать что-нибудь еще раз? Искать? Плыть в океане? Высунуть голову из окна машины? Все это великолепно, и все это я делала, достаточно.
Я виляла хвостом, когда меня положили на знакомый стальной стол. Майя плакала и шепотом повторяла:
– Ты хорошая собака!
Ее слова и ее любовь я забрала с собой, когда почувствовала легкий укол в шею, и меня повлекли ласковые теплые воды океана.
26
У моей новой матери была большая черная морда и теплый розовый язык. Меня словно по голове ударило, когда стало ясно, что все началось заново.
Теперь у меня было восемь братьев и сестер – черных, здоровых и готовых играть без устали. Мне, впрочем, больше нравилось бродить в одиночестве и размышлять, почему я опять щенок.
Мы никогда не встретились бы с Итаном, если бы я – Тоби – не научился открывать калитку и не узнал, живя в трубе, что по ту сторону забора нечего бояться. С Итаном я – Бейли – узнал любовь и дружбу. Я чувствую, что выполнил свое предназначение просто тем, что сопровождал моего мальчика во всех его приключениях. Еще Итан научил меня на пруду, как нужно спасать, – и я – Элли, – научившись искать и показывать, спасла маленького мальчика из тоннеля с водой. Мне не удалось бы так справляться с работой, не поживи я с Итаном – строгая холодность Джейкоба стала бы невыносимой и болезненной для меня.
Но теперь-то? Что еще может произойти, чтобы оправдать мое новое появление как щенка?
Мы жили в чистой и аккуратной клетке с цементным полом; дважды в день приходил человек, чистил клетку и выпускал нас во двор – повозиться в траве. С нами проводили время другие мужчины и женщины – поднимали нас и рассматривали лапы; несмотря на то что с ними было приятно, ни от кого не ощущалось такой любви, как от Итана, Майи или Эла.
– Поздравляю, полковник, отличный помет, – сказал один, подняв меня в воздух. – Срубите деньжат.
– Меня беспокоит как раз тот, которого вы держите, – сказал второй человек. От него пахло дымом; по тому, как реагировала на него моя новая мать, когда он приходил в клетку, стало понятно, что он – хозяин. – Какой-то вялый.
– А ветеринару его показывали? – Первый перевернул меня, сунул большие пальцы под губы, открыв зубы. Я не возражал; мне только хотелось, чтобы меня оставили в покое.
– Вроде бы ничего не нашли. Просто ходит сам по себе и спит, – ответил тот, которого звали Полковник.
– Ну что ж, не всем быть чемпионами, – сказал первый, опуская меня.
Полковник смотрел мне вслед, и я чувствовал его недовольство. Не знаю, что я сделал неправильно, но было ясно, что тут я надолго не задержусь. Если мои прежние жизни меня и научили чему-то, так это тому, что люди, у которых помет щенков, любят их, правда, не настолько, чтобы оставить себе.
Впрочем, я ошибался. Через несколько недель большинство моих братьев и сестер разобрали, и нас осталось трое. Я чувствовал печальное смирение моей новой матери, которая перестала нас кормить, но еще подставляла нос, когда мы тянулись, чтобы лизнуть ее. Ей было не впервой.
Следующие несколько дней приходили люди, чтобы поиграть с нами – сажали в наволочку, звенели перед носом ключами, бросали мячик, – посмотреть, что мы будем делать. Казалось, что не очень разумно так обращаться с щенками, но люди были очень серьезны.
– Дорого за такого маленького, – заметил Полковнику кто-то.
– Отец – двукратный победитель национальных конкурсов; мать выставлялась в штате шесть раз подряд и два раза побеждала. Вы не зря потратите деньги, – сказал Полковник.
Они пожали друг другу руки – остались только я, мать и сестра, которую я назвал Прыгунья, потому что она постоянно прыгала на меня, будто из засады. Когда забрали второго брата, Прыгунья безжалостно напала на меня: пришлось защищаться. Полковник обратил внимание на мою активность, и я ощутил от него облегчение.
Потом Прыгунью забрала женщина, от которой пахло лошадьми, и я остался один – честно говоря, был не против.
– Видимо, придется снизить цену. Жаль, – сказал Полковник через несколько дней. Я даже не стал поднимать голову и не побежал к нему, чтобы он не так расстраивался из-за меня.
Честно говоря, я пал духом. Невозможно было понять, что со мной произошло, почему я снова щенок. Меня мучила мысль о том, что снова придется проходить обучение, учиться искать с кем-нибудь – не с Майей или Джейкобом, – жить иной жизнью. Я чувствовал себя плохой собакой.
Я не подбегал к забору, чтобы встретить людей, которые приходили, даже детей. Не хотелось начинать все сначала. Единственным ребенком, который меня интересовал, оставался Итан.
– Что с ним не так? Он болен? – спросил однажды кто-то.
– Нет. Просто ему нравится быть самому по себе, – ответил Полковник.
Человек зашел в клетку и поднял меня, внимательно рассматривая голубыми глазами.
– Так ты, значит, мудрик? – спросил человек.
Я почувствовал интерес в его голосе и понял, что сегодня покину клетку. Я подошел к моей новой матери и на прощание лизнул ее в нос.
– Дам двести пятьдесят, – сказал человек с голубыми глазами. Я ощутил, как поразился Полковник.
– Что? Сэр, родословная этого пса…
– Да, я читал рекламу. Послушайте, я покупаю для подруги. Она не будет с ним охотиться; она просто хочет собаку. Вы сказали, что можете уступить. И вот что я подумал: у вас трехмесячный щенок, вы занимаетесь разведением, значит, есть причина, почему этого никто не взял. Не думаю, что он вам нужен. В Интернете я могу найти лабрадора просто задаром. Но у этого, полагаю, все бумаги и родословная, так потрачу двести пятьдесят баксов. Или что, за этим псом очередь выстроилась? Не похоже.
Немного погодя человек посадил меня на переднее сиденье машины и пожал руку Полковнику, который даже не потрепал меня на прощание по голове. Потом человек дал Полковнику маленькую бумажку.
– Если будете искать недорого шикарное авто, позвоните, – улыбаясь, сказал он.
Я оглядел нового хозяина. Мне понравилось, что он разрешил мне быть собакой переднего сиденья, но когда он бросил на меня взгляд, я почувствовал не любовь, а полное безразличие.
Вскоре стало ясно, в чем дело: мне предстояло жить не с этим мужчиной, которого звали, как выяснилось, Дерек. Жить я буду у женщины по имени Венди; она завизжала и запрыгала, когда Дерек принес ей меня. Венди и Дерек тут же начали бороться, а я отправился исследовать квартиру, где предстояло жить. Повсюду были разбросаны туфли и одежда, на низеньком столике у дивана стояли коробки с налипшими высохшими остатками еды. Я вылизал их дочиста.
Дерек и к Венди не испытывал особой любви, хотя обнимал ее, уходя. Я помню – когда Эл выходил из дома, яркий всплеск его любви к Майе заставлял меня вилять хвостом. А этот человек был совсем другой.
Любовь Венди ко мне была ясной, но странной – смесь непонятных мне эмоций. В следующие несколько дней она называла меня Медвежонок-Пух, Гугл, Снуп-Дог и Фисташка. Потом я снова стал Медвежонок-Пух, а потом осталось «Медвежонок» с вариациями: Медвежонок-Бу, Медвежонок-Мишка, Сладкий Мишка, Мишка-Обнимашка и Чудный Медвежонок. Она хватала меня, расцеловывала и тискала, словно ей было мало; звонил телефон, и она бросала меня на пол, чтобы взять трубку.
Каждое утро Венди раскидывала вещи, вся в растрепанных чувствах, повторяя «опаздываю, опаздываю!». Потом хлопала дверь, и я оставался один, безумно скучая.
Она оставляла на полу газеты, но мне не удавалось вспомнить – нужно писать на них или не нужно, приходилось делать и то, и другое. Зубы ныли, пасть наполнялась слюной, так что пришлось пожевать пару туфель, – когда Венди увидела, то долго визжала. Иногда она забывала покормить меня, и приходилось искать что-нибудь в мусорном баке; тогда Венди снова начинала визжать.
Насколько можно было понять, жизнь с Венди не имела вообще никакой цели. Мы не тренировались, почти не гуляли. Вечером Венди открывала мне дверь во двор, а днем открывала очень редко и с каким-то непонятным страхом, как будто мы делаем что-то плохое. Я был так расстроен, так полон нерастраченной энергии, что начинал лаять и лаял иногда часами – мой голос отражался от стен.
Однажды в дверь громко постучали.
– Медвежонок! Сюда! – прошипела Венди. Она заперла меня в своей спальне, но я слышал человека, который говорил с ней. Он был разъярен.
– Собак держать не разрешается! Так сказано в договоре! – Я насторожился при слове «собак» – может, человек сердится из-за меня? Насколько помню, я не делал ничего плохого, однако в этом дурацком доме совсем другие правила, так что кто их разберет.
Собираясь на работу в следующий раз, Венди, нарушив собственное правило, позвала меня и велела сесть. На нее не произвело впечатления даже то, как я умею садиться по команде, – а ведь она меня не учила.
– Слушай, Медвежонок, нельзя лаять, пока меня нет, понял? Я попаду в беду с соседями. Не лаять, ясно?
Среди ее чувств я ощущал печаль. Может, она тоже весь день скучает? Почему же не берет меня с собой? Я люблю кататься на машине!..
Через день Венди одной рукой открыла дверь, а другой вытащила из-за двери листок бумаги. Я подбежал к двери – мой пузырь горел, но Венди меня не выпустила. Вместо этого она посмотрела на бумагу и начала сердито кричать. Мне не оставалось ничего другого, как присесть на пол в кухне; она стукнула меня ладонью по заду и открыла дверь.
– Давай, можешь выходить; все и так уже знают, что ты здесь, – пробормотала Венди. Я доделал свои дела в саду. Жаль, что я напачкал в кухне, но выбора у меня не было.
На следующий день Венди проснулась поздно; мы сели в машину и долго-долго ехали. Пришлось ехать на заднем сиденье, потому что на переднем были сложены разные вещи, зато Венди опустила стекло, и я мог высунуть нос в окно. Мы затормозили на дорожке у маленького дома, у которого стояло несколько машин, – по запаху было ясно, что они давно не двигались.
Дверь открыла пожилая женщина.
– Привет, мам, – сказала Венди.
– Вот этот? Громадный. Ты говорила – щенок.
– Я зову его Медвежонок; ну, что скажешь?
– Нет.
– Мам! У меня нет выбора! Я получила уведомление! – сердито крикнула Венди.
– И о чем ты только думала?
– Это подарок от Дерека! Что я могла сделать, вернуть?
– Зачем он подарил пса, если тебе нельзя держать в квартире собак?
– Потому что я сказала, что хочу собаку, ясно? Я сказала, что хочу собаку. Господи…
Чувства, которые испытывали друг к другу две женщины, были так сложны, что разобраться в них я не мог. Мы с Венди провели ночь в маленьком доме, трясясь от страха: там был человек по имени Виктор, который пришел, когда стемнело. Он был настолько полон злобы, что все вокруг казалось страшным и опасным. Пока мы с Венди спали в узкой кровати в тесной задней комнатке, Виктор орал в другой части дома:
– Я не потерплю тут никакой собаки!
– Это мой дом, и я буду делать, что захочу!
– Зачем нам собака?
– Глупый вопрос.
– Заткнись, Лиза, просто заткнись.
Венди зашептала мне:
– Все будет хорошо, Медвежонок. Я не дам тебя в обиду. – Она была такая печальная, что я лизнул ее руку, но она только заплакала.
На следующее утро две женщины стояли на улице рядом с машиной и разговаривали. Я обнюхивал край дверцы, ожидая, когда меня впустят. Чем быстрее мы с Венди уедем отсюда, тем лучше.
– Боже, мама, как ты его терпишь? – сказала Венди.
– Он не такой плохой. И он лучше, чем твой отец.
– Только не начинай!
Я понюхал воздух – он принес кислый запах мусора, сваленного рядом с домом; если честно – запах восхитительный. Я бы не прочь там когда-нибудь покопаться.
– Ладно, позвони из дома, – сказала пожилая женщина.
– Обязательно. Позаботься о Медвежонке.
– Ага. – Женщина взяла в рот сигарету и, закурив, резко выдохнула дым.
Венди присела рядом со мной; ее печаль была так сильна и знакома, что я уже знал, что будет дальше. Она погладила мою морду и сказала, что я хорошая собака, потом открыла дверцу и скользнула в машину – а меня не пустила. Я не удивился, когда машина поехала прочь, хотя так и не понял, в чем я виноват. Если я такая хорошая собака, почему меня бросает хозяин?
– И что теперь? – пробормотала стоящая рядом женщина, попыхивая сигаретой.
27
За следующие несколько недель я научился держаться подальше от Виктора. Обычно это было несложно – я сидел на цепи на заднем дворе, и Виктор ко мне не подходил. Хотя я часто видел через окно кухни, как он курит и пьет. Иногда он выходил во двор ночью пописать и тогда заговаривал со мной.
– Чего уставился, пес? – орал Виктор.
Дни становились теплее; для тени я выкопал в земле ямку между покосившимся задним забором и машиной, стоящей на солнце.
– Собака забросала землей мой снегоход! – орал Виктор, увидев мою работу.
– Да ты два года на нем не ездил! – крикнула в ответ женщина, Лиза. Они еще поорали друг на друга. Это немного напоминало те моменты, когда Мама и Папа сердились и кричали, но только теперь я иногда слышал в доме удары и крики боли, обычно под звон падающих бутылок.
За прогнившим деревянным забором жила милая старушка; она начала приходить и разговаривать со мной через дыры и трещины в досках.
– Какой хороший песик, ты пил сегодня? – прошептала она первым жарким утром. Старушка ушла, вскоре вернулась с кувшином и налила прохладной воды в мою грязную миску. Я бросился лакать, потом лизнул тонкую, дрожащую руку, которую женщина просунула в дыру забора.
Мухи, слетавшиеся на мои какашки, облепляли губы и глаза, сводя меня с ума, но в целом я был не против лежать на заднем дворе, лишь бы быть подальше от Виктора. Он меня пугал; злоба, исходящая от него, внушала настоящий страх. Вспоминались Тодд и человек с пистолетом, который ранил Джейкоба. Мне доводилось кусать обоих; значит, однажды я укушу Виктора?
Поверить не могу, что мое предназначение в этой жизни – нападать на людей. Это плохо, это недопустимо. Сама мысль об этом сводила меня с ума.
Когда Виктора не было дома, я лаял, и тогда Лиза кормила меня и спускала ненадолго с цепи, но мне в голову не приходило лаять, если Виктор был в доме.
Женщина из-за забора приносила мне маленькие кусочки мяса, которые просовывала в дырочку. Когда я поймал мясо на лету, женщина восторженно засмеялась, как будто я продемонстрировал бог весть какой трюк. Мне даже показалось, что мое единственное предназначение теперь – доставлять немножко радости загадочной старушке, лица которой даже не удалось рассмотреть.
– Ужас, просто ужас. Нельзя так поступать с животным. Я позвоню куда следует, – говорила женщина. Я чувствовал, как она заботится обо мне – странно, ведь она никогда не приходила во двор поиграть.
Однажды перед домом остановился грузовик, и вышла женщина, одетая, как Майя – я понял, что это полицейская. На мгновение показалось, что она хочет взять меня, чтобы искать – она стояла у калитки во двор и смотрела на меня, что-то записывая. Впрочем, это было бессмысленно. Когда Лиза вышла из дома, уперев руки в боки, я лег. Полицейская протянула Лизе листок бумаги.
– С собакой все нормально! – сердито закричала Лиза. Я почувствовал, что пожилая дама стоит рядом, сразу за забором, и, затаив дыхание, слушает крик Лизы.
Этой ночью Виктор что-то кричал обо мне больше обычного – слово «пес» повторялось каждые несколько секунд.
– Почему бы просто не пристрелить проклятого пса? – кричал он. – Пятьдесят долларов? За что? Мы не сделали ничего плохого! – В доме что-то загромыхало, страшный шум напугал меня.
– Нужна цепь подлиннее, и надо убрать дерьмо со двора. Почитай уведомление! – закричала в ответ Лиза.
– Не буду я читать! Ни черта они нам не сделают!
Этим вечером, когда Виктор вышел во двор пописать, он протянул руку, чтобы удержаться о стену, но промахнулся и упал на землю.
– Чего вылупился, тупая скотина, – забормотал он на меня. – Завтра тобой займусь. Я не буду платить пятьдесят баксов.
Я прижался к забору, опасаясь даже смотреть на Виктора.
На следующий день я отвлекся на бабочку, которая порхала у моего носа, и вздрогнул, когда передо мной внезапно появился Виктор.
– Хочешь на машине покататься? – промурлыкал он мне. Я не стал вилять хвостом; у него получилось не приглашение, а угроза. «Нет, – подумал я, – я не хочу кататься с тобой».
– Будет здорово. Поглядишь мир, – сказал Виктор. Он начал смеяться, но закашлялся, ему пришлось отвернуться и сплюнуть на землю. Он снял мою цепь со столба и повел меня к машине, двинув по заду, стоило мне замешкаться в дверях. Виктор вставил ключ, и багажник открылся.
– Залазь! – сказал Виктор. Я чувствовал его нетерпение и ждал понятной команды.
– Ну, как хочешь! – сказал он, нагнулся и схватил меня за свободную кожу на загривке и у хвоста. Я почувствовал короткую боль и оказался в багажнике, на промасленных газетах. Виктор отстегнул мой поводок, бросил на пол передо мной. Хлопнула крышка, и я очутился почти в полной темноте.
Я лежал на вонючих масляных тряпках, которые напомнили ночь пожара, когда Итан повредил ногу, и на холодных металлических инструментах, мешавших устроиться поудобнее. В одном инструменте легко было узнать ружье; этот едкий запах ни с чем не спутать. Я отвернулся, старясь не замечать вонь.
Я лежал, растопырив когти в безуспешной попытке не скользить по тесному багажнику, пока машину трясло и качало.
Это была самая странная поездка в моей жизни – единственная, которая не доставила никакого удовольствия. Впрочем, поездка на машине всегда означает новое место, а новое место всегда весело исследовать. Может, там будут другие собаки, а может, я возвращаюсь жить к Венди.
В тесном темном пространстве скоро стало жарко, и мне вдруг вспомнилась комната, куда меня отвели со Спайком – еще когда я был Тоби, и меня забрали у Сеньоры. Теперь я совсем другая собака – собака, которая спасает людей.
После отвратительной поездки в багажнике я почувствовал, что машину начало трясти, поднялась пыль. Я чихнул, тряхнув головой. Тут машина резко затормозила, и я стукнулся о стенку. Мотор продолжал работать, и так мы простояли минуту.
Странно: как только мы остановились, я ощутил в машине Виктора, его присутствие. Я ясно чувствовал, что он пытается что-то решить – чувствовал его неуверенность. Потом он что-то сказал – мне не удалось разобрать слово, – и открылась передняя дверца. Шаги Виктора прохрустели по гравию – он подошел туда, где лежал, съежившись, я. Его запах пришел еще до того, как открылся багажник и меня обдало прохладным воздухом.
Виктор смотрел на меня сверху вниз. Моргая, я поднял на него глаза, потом посмотрел в сторону, чтобы он не подумал, что я бросаю ему вызов.
– Ладно. – Виктор ухватил меня за ошейник. Я думал, он пристегнет поводок, и поразился, когда ошейник упал на землю. – Давай, вылезай.
Ноги свело судорогой. Я понял жесты Виктора и выскочил из машины, неуклюже приземлившись. Мы стояли на грунтовой дороге, с двух сторон качалась под солнцем высокая зеленая трава. Дорожный песок забил мне ноздри и усыпал язык. Я задрал лапу, взглянув на Виктора. Что дальше?
Читать бесплатно другие книги:
