Тирания Ночи Кук Глен
Прошлой ночью они столкнулись не просто со злобным духом или коварной тенью – то создание своей жуткой мощью могло сравниться разве что с чудищем из леса Эсфири.
Уже близилась ночь, когда они выбрались из Оунвидийской теснины. Пленники и их конвоиры теперь гораздо теплее относились друг к другу, хотя, как заметил Горт, никто ни на ком жениться пока не собирался.
На северо-востоке от теснины, в деревеньке под названием Тампас, располагалась небольшая сторожевая башня, где нес дозор маленький отряд. Путников встретили около дюжины солдат.
Предводитель браунскнехтов тут же исчез. Профессионал до мозга костей – наплевал на собственные нужды и отправился строчить отчет для начальства.
Остальные с радостью набросились на еду. После ужина Донето позвал:
– Хект! Горт! Сюда.
Втроем они отошли в сторонку.
– Прошлой ночью, – начал принципат, – случилось нечто удивительное. Создание, которое называют богоном, явилось по нашу душу, и спасла нас лишь удача или провидение божье. Важно одно: Орудия Ночи так боятся одного патриаршего принципата, что готовы пробудить даже древнюю мощь. В наши дни такого еще не случалось. Я весьма удивлен, что подобное создание встретилось мне наяву, а не в Писании.
Элс обрадовался. Пускай Донето думает, что все случилось исключительно из-за него. Хотя, вполне возможно, так оно и было.
– А вы уверены, – спросил он, – что Ночь сама сподвиглась на такое?
– Ты о чем, Хект?
– Не враг-волшебник ли пробудил это создание?
– Возможно, – после некоторого раздумья кивнул Бронт. – Но я не понимаю, как это было сделано. Не знаю ни одного мага, кому хватило бы сил на такое.
– Может, вы насолили кому-то из богов? – предположил Пинкус.
Принципат помрачнел. Он ведь как-никак был служителем церкви, а церковь признавала лишь одного бога.
– Прошу прощения, – поправился Горт, – кому-то из демонов.
– Хитрый Пинкус, – пробормотал Элс.
Его собственные единоверцы исповедовали тот же самый постулат: есть только один бог, всемогущий и истинный, а остальные – не боги, а лишь демоны, предавшиеся ворогу.
Донето чуть просветлел:
– Может, ты и прав, Горт. Мы уже стали свидетелями немыслимого, так что, пожалуй, не стоит отбрасывать и такую возможность.
– «Лишь разумом открытым можно узреть единственную дорогу, ведущую из тьмы в безопасное грядущее».
– Ну да. Детская истина.
Элс не смог сдержать удивления.
– Это из Келама, – пояснил Горт, – «Письма тосканам».
– Боюсь, не читал.
– А их обычно только в семинарии и читают.
Теперь Элс запутался окончательно.
– Полагаю, – усмехнулся принципат, – у брата нашего Хекта мало было возможностей в его родных болотах приобщиться к мудрости.
Элс ухватился за эту соломинку:
– Моя семья никогда не отличалась особой набожностью. Так что наизусть я ничего не помню.
– Не важно, – махнул рукой Бронт. – Важно спасение и дела господа нашего.
– Как это?
– Господь воззвал ко мне, но сначала я ничего не понял. В Коннек я явился охваченный спесью. Даже неудавшееся покушение не наставило меня на путь истинный, но господь терпелив. Он послал вас, вывел меня из Коннека и охранил в Оунвидийской теснине. Теперь я готов услышать его и выполнить возложенное на меня. Ладно-ладно, я и не рассчитывал, что вас тоже осенит откровение. Но хочу обсудить наше положение.
– А положение таково, – подхватил Горт, – что мы остались без работы. Здесь мы вас защитить не сможем. Вот бросят вас в подземелье, зачем вам тогда охранники? А если и не бросят, вы не сможете нам платить.
– Все возможно. Но Йоханнес вряд ли зайдет так далеко. Он посадит меня под замок, пока Безупречный не выполнит его требований. Дело решится тихо. Тогда я снова отправлюсь в Брот, и мне понадобится охрана.
Элс внимательно посмотрел на Донето. Он не застал того принципата, который явился очищать Коннек от ереси, зато много слышал о нем от уцелевших телохранителей. Нет, люди не могут изменить свою суть, они лишь притворяются из тактических соображений.
– Я всего лишь хочу сказать, что вы нужны мне, несмотря на грядущую задержку.
Элс довольно крякнул. Какая удача – телохранитель члена коллегии!
– Хорошо, я останусь с вами.
Донето кивнул.
– Посмотрим, в каких условиях будет держать нас император. Быть может, вы и получите свое жалованье.
Племенца считалась одним из самых богатых городов во всей Фиральдии. Формально это была республика, независимый город-государство, на деле же, как и большинство других городов Фиральдии, ею правило несколько кланов. Однако здесь их власть распространялась не так далеко, как в прочих местах, потому что в здешних водах водилась более крупная рыба.
Предки Граальского императора происходили из дома Транцелла: именно первенцы дома Транцелла становились графами Племенцы, хотя само семейство уже не имело в округе большого влияния. Сам Йоханнес был мелким дворянином, пока курфюрсты не избрали его императором. Такой кандидат всех устраивал – легко управлять и так же легко в случае чего отстранить от дел. Но у Ганзеля обнаружился сильный характер, он был тверд в своих убеждениях и умел убеждать других. Алчность патриархов росла, и на этом фоне Йоханнес смотрелся особенно выгодно и привлекал на свою сторону фиральдийских дворян, которые желали освободиться из церковной хватки.
Император на неопределенный срок остановился во дворце Диммель вместе с сыном и двумя дочерьми. Во дворце этом вот уже несколько веков находилось родовое гнездо графов Транцелла.
Этот факт только подчеркивал интерес Ганзеля к Фиральдии. Захватнический интерес, как сказали бы имперские враги. Хотя сам император утверждал, что явился в Племенцу лишь для того, чтобы вывести в свет дочерей – показать им город, в котором есть чему поучиться и на что посмотреть, в отличие от скучных полей Кретьена.
Из-за своего происхождения дочери Ганзеля представляли немалый интерес, но пока еще не были сосватаны. Нежелание Йоханнеса поощрять потенциальных ухажеров волновало курфюрстов, некоторые из которых втайне надеялись стать его преемниками.
Если император и потерпел бы зятьев, то лишь таких, которые принесли бы ему деньги и новых солдат, а самое главное, помогли бы в неутихающей борьбе с патриархом. Но из дворян, обладавших достаточными средствами и положением, мало кто разделял его ненависть к Броту. К тому же любой претендент становился императорским наследником, ведь единственный сын Ганзеля Лотарь был весьма болезненным ребенком.
Сестры и няньки Лотаря денно и нощно пеклись о нем. Все боялись, что он вряд ли доживет до того момента, когда нужно будет принять у отца корону.
Сам Йоханнес любил единственного сына безмерно, но не мог не видеть, какие у мальчика перспективы.
Все это Элсу рассказал Донето по дороге в Племенцу.
– Пайп, – пробурчал Пинкус Горт, – а мы что – правда не бросим этого проныру?
– Я и сам при случае становлюсь пронырой, – усмехнулся Тейдж. – Думаю перехитрить его и выторговать кое-что еще.
– Не забудь, – тоже с усмешкой кивнул Горт, – ты теперь не один.
– В каком смысле?
– Куда бы ты ни отправился, Бо, Джо и Чушка отправятся следом. А почему – они и сами не знают. Такой уж ты парень. Чушка-то отличный солдат, чего об остальных не скажешь…
Да, Чушка действительно был отличным солдатом: делал даже больше того, чего от него ждали, и, в отличие от Бо и Джо, никогда не жаловался. Ему всего и надо было – идти следом за Джо.
Элс представил, как хитроумные интриганы вроде эр-Рашаля аль-Дулкварнена пытаются вывести породу воинов столь же бесстрастных и покорных, как этот мул.
Такими ли были ша-луг – идеальные ша-луг, не такие, как Элс Тейдж, наделенный прискорбной привычкой думать?
– Пинкус, у меня отличное предложение. Давай-ка пока перестанем ломать голову и постараемся выбраться живыми из этой переделки.
– Да все будет путем, Пайп! Мы сейчас в таком дерьме, что хуже уж точно некуда. Так что выберемся как-нибудь, поверь мне на слово. Кто-кто, а Пинкус Горт знает, что говорит.
16
Неожиданно для себя андорежцы оказались в самой гуще битвы. Нападение коннектенцев застало их врасплох, как, впрочем, почти всё в этой совершенно чуждой эпохе.
Трудно было и дальше отрицать очевидное: стурлангеров занесло в неведомое – туда, где успели состариться и умереть даже правнуки убийц Эрифа Эрильсона. Страшная правда выбивала андорежцев из колеи.
Своими в армии арнгендцев они так и не стали; с той самой встречи у моста в Колдовских холмах их лишь терпели, как акула терпит рыбу-прилипалу. А еще опасались.
Снова и снова вспоминая убийство Эрифа, Шагот все больше подозревал, что виновны в нем сами боги. Слишком удачно все для них сложилось. Но о подозрениях своих он молчал, ибо любое сказанное вслух слово непременно становится известно Орудиям Ночи.
Грим понятия не имел, чего именно хотят боги, знал лишь, что все откроется в свое время.
Заглядывая себе в душу, Шагот уже ни в чем не был уверен. Собственный безграничный цинизм его тоже перестал удивлять.
Остальные андорежцы знали и того меньше. Им только и оставалось – держаться вместе, защищать своего вожака и надеяться, что в нужный момент они все поймут. Особого воодушевления божественная миссия ни у кого не вызывала.
Когда армия арнгендцев добралась до хребта Стегфейт и подножия Черной горы, стурлангеры уже ни на что не жаловались и почти не разговаривали со своим предводителем – просто тащились себе вперед, покорные воле богов и безразличные к безразличному к ним миру.
Им не сразу удалось выйти из оцепенения, когда на армию напали.
– Они нас не видят, – сказал Шагот.
Так оно и было: нападавшие не обращали на стурлангеров ни малейшего внимания. Однако стоило им побежать, как на них тут же набросились двое пехотинцев. Свавар и Финнбога разделались с ними почти играючи.
К ним поспешили новые солдаты.
– Не шевелитесь! – велел Шагот.
И коннектенцы тут же про них забыли.
– Прямо как старина Трюгг, – догадался Холлгрим. – Он тоже вечно забывает, что собирался сделать.
– Пошли, – скомандовал Шагот, – пока они на нас не смотрят.
Им удалось пройти около восьмидесяти футов, но потом на них напал закованный в тяжелые доспехи всадник. Сигурьон взмахнул боевым топором, неприятель отбил удар, но в это время Шагот перерубил двуручным мечом передние ноги рыцарского коня. Стурлангеры прикончили наездника еще до того, как тот рухнул на землю.
Методом проб и ошибок они выяснили, что нужно двигаться короткими перебежками, не больше дюжины ярдов зараз, а потом замирать. Тогда их не замечали.
– Дохлое какое-то колдовство, Грим, – пожаловался Свавар.
– Зато ты еще не подох. Добежим вон до тех скал и там заляжем, пока тут все не закончится и они не отправятся восвояси.
К тому моменту было совершенно ясно, кто победит. Вокруг кипело уже не сражение, а настоящая бойня.
Все стихло. Коннектенцы закончили добивать раненых и обирать павших и теперь пытались осознать всю непомерность своей победы. Для них подобное было гораздо более непостижимо, чем для Шагота и людей его времени, ведь в Коннеке о войне знали лишь понаслышке, в основном от тех немногочисленных искателей приключений, которые отправлялись воевать в Святые Земли.
– Что теперь, Грим? – спросил Свавар.
Шагот понятия не имел. Про коннектенцев боги ничего ему не сообщили.
– Мне нужно поспать, во сне я все обдумаю, а завтра расскажу вам.
Никто не стал его расспрашивать.
Все они уже были не от мира сего.
Вернулись на землю с небес.
Или не совсем с небес и не совсем на землю.
Но в этом мире все верования оказались правдой. Здесь первыми появились боги, а потом люди переделали их по своему разумению.
Вскоре победители покинули поле брани. Чудом уцелевшие арнгендцы и выходцы из Гролсача сделали это давным-давно. Шагот и его спутники принялись обыскивать трупы.
Но с добычей им не повезло.
– Так куда направимся, Грим?
– Туда, откуда пришли. Главное – не попадаться никому на глаза.
Шагот рассказал всем то, что увидел во сне, и Холлгрим тут же забросал его вопросами.
– Но кто этот Убийца Богов? – спросил он.
– Не знаю.
– Значит, мы узнаем его, когда найдем?
– Не знаю.
– Слушай, Грим, не нравится мне эта хренотень.
– Знаю.
– И в этом, как его, Броте все прояснится?
– Если только Старейшие не передумают. А теперь заткни пасть. Нам еще топать и топать. И надо от местных прятаться.
– Это еще почему?
– Старейшие не хотят, чтобы нас видели. Почему – не сказали. Все как в прошлый раз. Мы для них всего лишь охотничьи псы и еще радоваться должны.
С каждым часом маленький отряд все меньше любил своих богов.
Северные боги в точности походили на самих андорежцев: такие же неотесанные, вечно пьяные, не слишком сообразительные, вечно пьяные, жестокие, вечно пьяные, недалекие. И вечно пьяные.
Именно эти ценные качества северная культура выпестовала за долгие века.
Но они уже совсем не ценились в том мире, где оказались Шагот и его компания.
– Мы разыщем его.
Пятеро стурлангеров поморщились, но принялись послушно разбирать лагерь. Рвения у них отнюдь не прибавилось.
Серьезные разногласия начались неделю спустя, когда Шагот пытался пробраться мимо Антье, не привлекая внимания коннектенцев.
– Грим, какого рожна мы тут делаем? – кипятился Финнбога. – Мы должны были поймать тех недоумков, что укокошили Эрифа. Но про Эрифа никто не заикается вот уже целый месяц.
– Я хочу домой, – проворчал Сигурдур.
– Дома там больше нет, – напомнил ему Шагот.
– Даже если и так, там все равно лучше, чем здесь.
Заупрямился даже Асгриммур:
– Думаю, боги вполне способны сами о себе позаботиться.
Шагот тяжело вздохнул. Он не знал, что делать с пораженческими настроениями, ведь у него самого с энтузиазмом дела обстояли неважно.
Теперь он спал еще больше, чем во время путешествия с арнгендской армией. И ничего не мог с этим поделать. Шагот очень хотел вернуться к нормальной жизни, хотел вывести свой отряд из этих краев, где их могли в любой момент привлечь к ответу за учиненные арнгендцами безобразия.
Им постоянно приходилось скрываться, идти тайком. Это было хуже всего.
– Грим, с какого перепуга мы прячемся? – наседал на него Холлгрим. – Эти люди нас не знают. Давай вернемся на дорогу. Притворимся обычными путниками.
Холлгрим был прав, но голоса богов в Шаготовой голове не соглашались.
– Какая-то чушь собачья! – горячился Финнбога. – Я уже готов все бросить и попытать счастья в одиночку.
– Потерпи, доберемся до тех краев, которые они называют Ормьенден, станет полегче.
До Ормьендена пришлось идти целую вечность, а все потому, что Шагот постоянно спал. Но даже и в Ормьендене он отказался идти по-человечески, не скрываясь.
Свавар, Холлгрим и остальные стурлангеры грозились поднять мятеж, но Шагот к тому времени превратился, по выражению его собственного брата, в «хульдринского говоруна на подпевках у шайки окончательно спятивших богов».
Прошла неделя с того дня, как они вошли в Ормьенден. Утром Шагот проснулся и увидел, что в лагере остался только Свавар. Брат готовил завтрак, уныло сгорбившись над костром. Что-то явно стряслось.
И лошади пропали.
– Грим, они ушли. Не выдержали больше. Но пожитки оставили.
– Не понимаю. – Шагот никак не мог осознать происшедшее.
– Ты же не слушал. Они столько раз тебе говорили.
– Но ты ведь остался.
– Ты – мой брат. Но кабы я знал, что ты без моей помощи хоть неделю протянешь, тоже бы ушел.
В тот день они никуда не пошли, и на следующий тоже. Шагот был уверен, что остальные одумаются и вернутся.
Свавар его не торопил. Сам-то он уже не верил ни в какую божественную миссию, но Шагот все-таки был ему не чужой.
Вспоминая обо всех перипетиях, через которые им пришлось пройти после похорон Эрифа, Свавар не прочь был укокошить парочку богов.
Наконец Шагот собрался с силами, и они пустились в путь.
– Брат, куда мы теперь? – спросил Свавар.
– В древний город, в Брот. Почему – не знаю. Они так хотят.
Шагот и сам уже сомневался. Рвение его иссякло окончательно, и он бы с радостью повернул домой, если бы не божественные голоса, неотступно жужжащие в черепушке.
Асгриммур решил, что его брат превратился в юродивого. В северных сказаниях такие вот божественные безумцы встречались редко, но все-таки встречались. Шагот являл тому живое доказательство.
Северные боги были по-детски злопамятны и мелочны и, как и многие другие боги этого мира, не скупились на голод, мор и войну, а более приятные для своих почитателей явления не особенно жаловали.
Через два дня после ухода из лагеря Финнбога, Холлгрим, Сигурдур и Сигурьон почувствовали на себе гнев Орудий Ночи.
Весь день шел снег. На ночлег они устроились под старым каменным мостом. Неширокая речушка, через которую он был перекинут, обмелела из-за зимы. Под мост задувал жестокий промозглый ветер, грозивший загасить слабенький костер.
Вот уже многие столетия путешественники останавливались здесь на ночлег и разжигали огонь на одном и том же месте, выложенном закопченными камнями. Точно такой же огонь горел и на северной стороне реки, где сгрудились, прячась от холода, путники, направлявшиеся на юг.
– Старею я, – проворчал Холлгрим. – Десять лет назад такой ветер был бы для меня тьфу, а теперь сижу вот и думаю: неплохо бы перебраться в Исландию.
Остальные стурлангеры согласно закивали. Никто из них в Исландии не бывал, но все слышали о тамошних гейзерах, горячих источниках и волшебных дырах, которые не замерзали даже самой лютой зимой. Когда пролив Ормо сковало льдами, с Исландией наверняка ничего не случилось.
– Теперь там все небось переменилось, – заметил Сигурьон. – Если они входят в одно большое королевство, там, поди, всем заправляют эти черные священники.
– Чего нам стоит прикончить парочку священников? – оживился Финнбога.
– Чего стоит? – переспросил Сигурдур. – А ты взгляни на нас.
– Не все так просто, как кажется, – кивнул Сигурьон. – Иначе эти слабаки не пришли бы к власти.
– Твоя правда, – согласился Сигурдур, – в здешних краях заправляют именно они. И что-то на покой не торопятся. Вот зараза!
– Что с тобой?
– Да опять приспичило по большой нужде.
Уже шестой раз за день. Сигурдур начал волноваться: если нутро взбунтовалось, можно ненароком и концы отдать.
– Давай только с подветренной стороны, – предупредил его Сигурьон. – А то в прошлый раз так навонял, что мухи дохли на лету.
Сигурдур, у которого так и крутило живот, поковылял прочь от лагеря – к укромному местечку, которое заприметил еще днем при свете, как раз на такой вот случай.
Оказавшись между двух одинаковых камней, стурлангер завозился с ремнем: нужно успеть стянуть штаны, пока не началось. Вот сейчас мерзкий холодный ветер покусает его за голый зад.
Андорежец вовремя успел скинуть порты и поздравил себя с успехом. Брюхо явно разошлось не на шутку.
С пыхтением извергая в темноту жидкое дерьмо, Сигурдур вдруг почувствовал, что рядом кто-то есть. Точно не его спутники – со своего места он отчетливо видел их: вот брат, вот Холлгрим и Финнбога жмутся поближе к костру и зубоскалят на его счет.
Рука андорежца потянулась к ножу.
Тень придвинулась. В неверном свете далекого костра он разглядел женщину в капюшоне и черном плаще до пят.
Ее лицо было прекрасно. Точно таким, наверное, было лицо его собственной матери, когда та еще ходила в девушках.
«Сколько разных баек рассказывают, – подумал Сигурдур, – и ведь никогда не бываешь к этому готов». Никогда не веришь, что сумел обратить на себя внимание Орудий Ночи.
Женщина распахнула плащ. Ее великолепное обнаженное тело излучало тепло. Противиться было просто невозможно.
И слишком поздно было для предосторожностей.
– Куда он запропал? – заволновался Сигурьон. – Дерьма в нем, конечно, немало, но… чтоб так долго?
– Может, хочет избавиться от всего дерьма разом?
– Но он же так задницу себе отморозит.
Сигурьон поднялся на ноги и громко позвал брата, тот не ответил. Стурлангер сел. Они ведь близнецы, волноваться нечего, если стряслась какая-нибудь беда, он обязательно почует.
Спустя полчаса заволновались уже Финнбога с Холлгримом. Оставив Сигурьона у костра, они отправились на поиски, громко выкрикивая имя Сигурдура.
Но ничего не нашли.
– Попробуем еще раз, когда посветлее будет. Сейчас не найдем ничего. Давайте тянуть жребий, кому первому стоять в карауле.
Сначала-то стоять должен был Сигурдур.
Утром они нашли то место, где накануне испражнялся Сигурдур. Ночью андорежцы все истоптали, разыскивая товарища в темноте, но все же им удалось обнаружить следы Сигурдура: тот направился куда-то вверх по реке. Пропавший отыскался в полумиле от лагеря, по пояс в воде, без штанов. Штаны найти так и не удалось.
– Умер он счастливым, – сказал Холлгрим.
Кожа у покойника была белее снега: его кровь кто-то высосал, всю до капли.
В замерзшей грязи на берегу отпечатались следы босых женских ног.
Все было очевидно, но в подобное всегда трудно поверить. В такие истории вообще никто никогда не верит.
Однако создания Ночи существуют, они так же реальны и неотвратимы, как сама смерть. И так же жестоки, если верить легендам.
Стурлангеры не сразу осознали, что Сигурдура настигла кара за неповиновение богам.
В лагере выяснилось, что их соседи, ночевавшие на противоположном берегу, стащили все их пожитки. Теперь у андорежцев оставалась лишь одежда и оружие, которое они основательно затупили, копая неглубокую могилу для Сигурдура.
Сигурьон оказался самым сообразительным из всех – именно он первым заподозрил божественные происки, когда через неделю ночью погиб Холлгрим. В этот раз мертвец не улыбался – ему было нечем.
Ни Сигурьон, ни Финнбога не слышали ни звука.
17
Солдаты, захватившие брата Свечку, пустили его к графу Реймону Гариту лишь через несколько дней. Его ни в чем не обвиняли. Монаха знали и уважали во всем Коннеке и не сочли бы предателем, разве что тот сам во всеуслышание признался бы перед всеми.
– Ну и? – спросил граф. – Что вы хотите мне сказать?
– Арнгендцы захватили меня в дороге, когда я пытался догнать вас. В тот самый час, когда началось сражение, архиепископ как раз предлагал мне сделаться главным действующим лицом в судебном процессе над еретиками.
– Ход его мыслей мне понятен. Зачем вы пытались меня догнать?
– Чтобы отговорить от нападения на арнгендцев. Эта война закончится большой бедой для Коннека.
Реймоновы дружки, почти все такие же юнцы, как и сам граф, захохотали и заулюлюкали, потешаясь над трусостью брата Свечки.
– Беда-то идет совсем не к нам, брат, – сказал один. – Дважды уже она обрушилась на головы врагов.
– Я давно потерял надежду достучаться до здравомыслия, – покачал головой совершенный. – Жребий брошен. Послушайте меня, вы, надменные молодые люди! Недолго вам почивать на лаврах. Следующим летом или через год-другой патриарх и арнгендцы вернутся. И обрушатся на нас как гнев господень.
Конечно же, они хотели услышать вовсе не это. А то, что Арнгенд будут раздирать на части наследственные распри и вражда с Сантерином. Что угрозы патриарха пусты, а Граальский император так и будет наседать на него, не давая отвлечься ни на что иное.
Брат Свечка добился успеха в делах, когда был мирянином. В сане совершенного же добиться успеха гораздо труднее, святым это нелегко дается. Особенно таким, которые, в отличие от Безупречного, не могут послать для вразумления тупоголовых войско.
Монах покинул графа и снова отправился в путь. Нужно вернуться к герцогу Тормонду и бороться с подступающими бедами из Каурена.
Грядущую войну уже не предотвратить. Знатные семейства Арнгенда просто так этого не оставят. Можно лишь приложить все усилия, чтобы эмоции окончательно не возобладали над разумом. Чем больше эмоций, тем страшнее будущее.
Свечка постарается убедить власть предержащих, в первую очередь Тормонда, что нужно готовиться к худшему.
Читать бесплатно другие книги:
