Тирания Ночи Кук Глен
– Не совсем. С ним был принципат Делари. Дрокер многого добился, многое сделал – хорошего и плохого. Мало кто может подобным похвастаться.
– Бехтер, давай только обойдемся без философствований, – попросил Элс. – Ты мне нужен. Нам предстоит разрешить множество вполне земных трудностей, о которых мне сейчас и думать не хочется.
– Тебе следует решить, что делать со всеми этими солдатами. Наш патриарх с радостью позабыл бы о них – теперь, когда они принесли ему победу. Уже появились первые дезертиры. Поживиться в этой кампании мало кому удалось, и кое-кто сам решил отправиться на поиски добычи.
– Займись этим. Любого дезертира, который вздумает нападать на местных или грабить их, будут судить как разбойника. Нашим солдатам нужно держаться вместе, только так полк сумеет вернуться в Брот и взыскать с Безупречного то, что с него причитается.
– Как пожелаешь.
– О смерти Дрокера уже стало известно?
– О ней знаем только мы с тобой да принципат Делари. Пока.
– Тогда до утра никому ничего не говори. Устраивает ли Братство в подобных обстоятельствах особую церемонию?
– Да. Но для этого нужно несколько братьев, а я один.
– А раненые братья из лазарета?
– Может быть. Я не привык выдумывать на ходу.
– Сержант, ты теперь за главного в местном ведомстве Братства. И, как любой уважающий себя солдат, наверняка не раз задумывался о том, как будешь себя вести на месте командира.
– Неохота мне, полковник, – усмехнулся Бехтер, – чтоб собралась толпа желающих объяснить мне, что я все делаю не так.
– Тут вся толпа – ты да я.
– Хм.
– Вначале Дрокер мне не особенно приглянулся. Слишком уж суров. Но постепенно я проникся к нему уважением. Займись церемонией. Если нужны те двое из лазарета, привяжем их к лавкам.
На лице Бехтера явственно отразилось негодование.
– Прости, но, если они нужны для церемонии, лучше поторопиться. Долго им не протянуть.
На церемонии прощания с Дрокером присутствовали лишь Элс Тейдж, Редферн Бехтер, едва живые братья из Ранча, Брот Донето и принципат Муньеро Делари. Дрокер, как выяснилось, был третьим из тринадцати высших чинов Братства Войны. Еще на церемонию явился Оса Стил. Нестареющий юнец с весьма довольным видом сидел в темном углу. Этот пройдоха нашел себе тепленькое местечко под рясой у самого могущественного волшебника коллегии – принципата Делари.
– А почему здесь Делари? – шепотом спросил Элс у Донето.
Бронт Донето решил обращаться с ним как с равным. Во всяком случае, пока Безупречный не вздумает наплевать на последнюю волю Дрокера.
– Он – отец волшебника.
Элс некоторое время переваривал эту новость.
– Об этом не все знали. Когда родился Дрокер, Делари был еще совсем мальчишкой, но уже в сане епископа, поскольку принадлежал к знатному семейству. Официально он Дрокера так и не признал, но об их родстве было известно. Принципат обеспечил сыну достойное образование и помог вступить в Братство. А там Дрокер уже сам пробил себе дорогу.
Элс молчал. Нужно все хорошенько запомнить: вполне возможно, потом пригодится. И даже довольно быстро, если учесть, как ухмыляется ему Оса Стил, когда никто не видит.
– Весь вопрос в том, – продолжал Донето, – примет ли тебя Делари так же, как принял Дрокер. Этот старик может тебя возвысить.
Что вполне объясняло хитрые взгляды Осы.
Казалось, церемония не закончится никогда. Впоследствии Элс почти ничего не мог вспомнить. Он выполнял роль обычного свидетеля. Когда все наконец завершилось, принципат Делари вдруг начал спорить с сержантом Бехтером. Дрокер четко указал в завещании: тело его надлежит сжечь, а пепел развеять, чтобы какой-нибудь волшебник не смог воспользоваться останками в своих гнусных целях.
Делари воспротивился. Пронзительным и тонким голосом он ссылался на епископальные заветы, но было совершенно очевидно: дело вовсе не в них. Просто, несмотря даже на вполне обоснованные опасения Дрокера, принципат не желал отпускать сына, которого так толком и не узнал.
Элс вмешался и вежливо разъяснил Делари, что, хотя всем и не нравится подобная идея, у них нет ни морального, ни законного права нарушить волю покойного. Этим они лишь навлекут на себя гнев Братства. Потом он отправился проследить, чтобы раненых братьев отнесли обратно в лазарет.
– Он вдруг неожиданно очнулся и стал бредить, – пожаловался Элс главному лекарю. – Куда-то рвался, кричал, что за ним гонятся демоны, а потом упал и потерял сознание. Я сразу же притащил его сюда.
Младший из двух братьев не дышал, но лекарь быстро сумел это исправить. Раненый тут же начал причитать о некоем да Скесе. По дороге к лазарету Элс подумывал избавиться от опасных свидетелей, но не решился: слишком уж много вокруг людей. Лагерь бурлил, все собирались в путь. Еще не отдано было заветного приказа, но слухи множились.
Лекарь укоризненно покачал головой и мрачно осведомился:
– Как прошла церемония?
– Хорошо.
– А кто будет провожать в последний путь этих двоих?
– Не знаю. Это уже забота сержанта Бехтера.
Усталый Элс вернулся в свое новое жилище, собираясь перепоручить все дела сержанту, но там его ждал гость, которого пришлось выслушать.
– Феррис Ренфрау. А я слышал, вы умерли – пали смертью храбрых, защищая наследного принца.
– Жаль рушить твои мечты. Да и не только твои.
– А что мне мешает осуществить эту мечту прямо сейчас?
– Да, признаю, сейчас у тебя преимущество. И все же, думаю, в твоих интересах мне помочь.
– Послать за лекарем? – поинтересовался Элс.
Было совершенно очевидно, что Ренфрау здорово пострадал в той схватке, когда пленили Лотаря, и оправиться еще не успел.
– Не надо. Не думай, я не рисуюсь, но со мной случались переделки и похуже.
– Разумеется, – пожал плечами ша-луг. – Выбор за вами.
– Наверное, следует тебя поздравить. Ты чудесным образом всего добился.
– Просто выполнял свою работу. Я обычный солдат.
– Да. Хорошо. Оставим эти игры. У меня мало времени, и я в полной твоей власти.
– Не терпится услышать подробности.
– Не сомневаюсь.
– Так что же?
– Мальчишка, Лотарь. Он еще здесь?
– В лазарете. Его надежно охраняют и не отпустят, даже если я скажу. Он слишком ценен.
– В нашем лагере полный хаос, – признался Ренфрау. – Никто не желает склониться перед двумя девчонками.
– Темная ночь, острый клинок.
– Быть может, и придется кое-где прибегнуть к этим методам. Но убийствами людей к себе не расположить. Гораздо лучше действуют уговоры, шантаж, взаимная выгода.
Элс вопросительно поднял бровь.
– Именно это я и предлагаю.
– Мне остается только слушать. Остальное – не в моей власти.
– Проклятье! Ты – главный патриарший полководец, – усмехнулся Ренфрау. – А еще, бог знает почему, новоиспеченный приемный сын третьего человека в Братстве Войны, который, в свою очередь, был тайной отрадой отца-принципата. А если учесть, что на ухо этому самому отцу нашептывает Оса Стил, он, вероятно, будет тебе покровительствовать.
– Что-то вы разволновались. Кто такой Оса Стил?
Ренфрау смерил его гневным взглядом.
– Какой же ты упрямец! – после долгой паузы сказал он. – Это уже порядком меня утомило. Оса Стил – любовник принципата Делари. Тот самый, что раньше ублажал епископа Серифса.
– А, Арманд. Вы меня совсем запутали.
– Играешь в свои игры, но у меня нет на них времени. Послушай, если Лотарю Иджу чудесным образом удастся выскользнуть из лап Безупречного, Граальская Империя будет тебе весьма благодарна.
– Благодарность – вещь недолговечная. Иначе я никогда не покинул бы родные края. И скорее всего, уже давно погиб бы. В Великих Болотах нелегко уцелеть. Говорят, льды надвигаются.
Элс не мог удержаться: ему доставляло особое удовольствие пересказывать свою выдуманную историю тому единственному человеку, который нисколечко в нее не верил.
– Довольно. Ты знаешь, чего стоило слово Йоханнеса. Ты опытный воин, действуешь методично и примечаешь подобные вещи.
Элс утвердительно крякнул.
– Йоханнес мертв, но я – нет, – сказал Ренфрау.
– Интересующие вас пленники находятся в лазарете, в самом маленьком бараке. С ними вместе там лежит еще несколько человек, они вам не нужны, но если эти люди вдруг исчезнут тоже, все весьма озадачатся.
Ренфрау прижал к губам сцепленные пальцы:
– Значит, если шайка праман посреди ночи выкрадет всех пленников, она тем самым на какое-то время запутает ваших принципатов.
– А Граальский император будет мне должен.
– И равновесие изменится в твою пользу, – кивнул Ренфрау.
– Вам следует тщательно рассчитать время. Здесь некоторые с Орудиями Ночи накоротке. А в имперских войсках вроде с этим неважно.
– Собрались яйца курицу учить, – пробормотал Ренфрау.
– Займитесь заодно теми, кто донимает Ганзелевых дочерей.
Удивленный Ренфрау, прищурившись, посмотрел на Элса, явно гадая, что же тот имеет в виду.
– И неплохо бы еще отвлекающий маневр, – предложил тот.
– Неплохо, если бы погоня не особенно торопилась.
– Хорошо. Попробую устроить.
Когда Ренфрау все-таки устроил свой налет, Элс спал. К тому времени он уже устал ждать. Феррис напал, лишь когда в лагере воцарилась совершенная неразбериха из-за предстоящего выступления. Сначала все решили, что отчаявшиеся прамане пытаются выкрасть съестные припасы.
Элс сделал себе мысленную пометку на будущее: агенты Ренфрау – прекрасные разведчики.
Трое раненых солдат, захваченных вместе с Лотарем, не перенесли побега и умерли, не успев выбраться из лагеря. Как и двое праманских вельмож. Отбыли в мир иной и оба рыцаря Братства из Ранча. Налетчиков заботило лишь благополучие принца.
Элс поздравил себя с тем, как гладко все прошло.
Он считал оставшиеся до Брота дни и отправил с полковым гонцом вести Анне Мозилле.
41
Свавар мчался как ветер, молниеносно перебирая хитиновыми лапами, и едва замечал шарахавшихся от него в ужасе зверей и людей. На землю опустилась ночь, на смену ей пришел день, и снова ночь. Позади оставались реки и горы. Лишь через неделю голод и усталость одолели его. Тогда же к нему вернулся рассудок.
Он снова обрел прежний облик и стал Асгриммуром Гриммсоном. В Фрисландии теперь круглый год царила зима, и обнаженного Свавара тут же затрясло от холода. В этом обличье он почти не отличался от себя прежнего, разве что чуть обострились чувства, прояснился разум и ускорились рефлексы. Но он сделался чем-то гораздо большим, чем стурлангер и разбойник Асгриммур Гриммсон. Превратился в неведомое и жуткое создание.
Фрисландия сильно изменилась. Принявшие новую веру фрисландцы стали похожи на жалких хнычущих баб. Даже без одежды, доспехов и оружия он без малейшего труда раздобыл себе еду и ночлег, насмерть перепугав попавшихся на пути крестьян.
Когда Свавар снова принял облик насекомого, по округе, словно круги от брошенного в воду камня, разошелся ужас. Ужас пришелся ему по душе. На его месте Грим был бы на седьмом небе от счастья. Брату всегда нравилось мучить других, Свавару же еще только предстояло выучиться наслаждаться чужим страхом и горем.
Становилось все холоднее, и он двигался теперь гораздо медленнее: богомолы плохо переносят мороз.
Чем дальше он шел, тем пустыннее становилась земля. Людей почти не было. На пути его встречались брошенные дома и даже целые вымершие деревни. Летом фрисландцы больше не могли вырастить урожай.
Со временем он понял, что может принимать разные формы – не только насекомого. Несколько недель кряду Свавар превращался во все, что только мог себе представить. Некоторые обличья были удобными, другие – страшными. Когда-нибудь он сумеет обернуться драконом – огромным, черным, извергающим пламя драконом с острыми когтями и клыками.
Когда менять личины наскучило, Свавар вспомнил о своей цели.
Асгриммур добрался до Гроднирова мыса, теперь необитаемого и заброшенного, обратился в моржа, дополз по льду до полыньи и нырнул в море где-то к югу от Орфланда. Пролив между материком и островами постепенно замерзал. Уровень воды понизился на несколько ярдов. Интересно, насколько обмельчало море?
Раньше в этих водах кишмя кишел морской народец, но теперь их почти не осталось. Три дня рыскал Свавар по волнам, пока наконец не нашел последнее поселение в небольшой бухте на западном берегу маленького скалистого островка в тридцати милях от большой земли. В бухте сохранился крошечный источник силы, и потому здесь было немного теплее.
Эти жалкие остатки силы согрели его, будто теплое солнце весенним утром. Свавар не знал, какой приятной может быть сила, насколько могучим она способна его сделать.
Морские люди боялись его и считали великим божеством. Теперь Орудия Ночи нечасто являли себя миру. Духи послабее покинули Фрисландию – бежали или оказались погребены под слоем льда.
Свавар пытался с ними договориться, обещал не причинять вреда и даже вызвал целый косяк трески, зная, что в этих краях и рыба теперь редкость. Спустя некоторое время он обратился к морскому народцу:
– Где-то в море, недалеко отсюда, есть ворота, ведущие в чертоги богов. В царство Старейших.
Морской люд испуганно примолк.
– Внимающий сгинул. Арленсуль и Спренгуль сгинули. Как только я доберусь до Небесной Крепости, сгинут и остальные.
Но никто здесь ничего не знал о Старейших. Северные боги не являлись вот уже много веков. Наверное, догадался Свавар, с тех самых пор, как еще в стародавние времена отряд воинов из Андорегии двинулся на юг.
И теперь он был единственным божеством, которого боялся морской народец.
Трое юношей с большой неохотой отправились показывать Свавару то страшное место, где, по легендам, находился вход во владения богов. Гавань Теней – так они его называли.
Свавар-морж заплыл в божью гавань. Вода здесь была теплой от просачивающейся в нее силы. Но ближе к поверхности ощущалось прикосновение холодных струй. Очертания берега казались немного расплывчатыми, словно он смотрел на него через мутное стекло.
Морж неуклюже выбрался на сушу и снова превратился в Асгриммура Гриммсона. Его тут же окружили гномы с одеждой в руках. И одежда эта оказалось ему впору. Он не удивился.
Вдалеке возвышалась гора. Небесная Крепость на ее вершине казалась смутным видением, окутанным тончайшей паутиной. Но гномы были вполне реальными. И к тому же испуганными.
Свавар напряг память. В прошлый раз они, кажется, не разговаривали. Да и в мифах о них почти не упоминалось. Это были элен-коферы – искусные мастера, делавшие волшебные диковинки, о которых и слагались легенды. Если кто-нибудь обращался с ними плохо или пытался обмануть, гномы могли сильно насолить.
– Ты Предреченный? – спросил самый дородный, самый косматый и самый седой гном.
– Кто? Да что тут творится?
– Конец времен.
Больше старик ничего не сказал и не ответил ни на один вопрос. Его товарищи, похоже, вообще страшно удивились, что он решился открыть рот.
Свавар прислушался к себе, ощутил внутри гнев и выпустил его наружу. Потом он взобрался на гору, а гномы следовали за ним по пятам.
Горная дорога пришла в упадок, возле радуного моста никто не стоял на страже. Да и сам мост сильно потускнел. Ни один обычный смертный не смог бы по нему пройти. У разваливающихся ворот тоже не было часовых.
Внутри почти ничего не изменилось. Быть может, крепость сделалась чуть мрачнее, но, в отличие от всего остального, оставалась вполне осязаемой и плотной. А еще выглядела давно заброшенной.
Свавар покопался в украденных воспоминаниях, чтобы понять, куда идти. Одной лишь силой мысли он перенесся в Покои Героев. Сотни мертвецов, так и не успевших пройти сквозь черную мандалу, все еще лежали здесь. Тела их были изувечены, руки и ноги у многих оторваны. Свавара охватило столь нестерпимое отвращение, что померкла даже его неугасимая ненависть. Он поклялся отомстить за этих жалких калек и выпустить их на свободу.
Где-то здесь был пиршественный зал, там собирались северные боги. Он никак не мог вспомнить, как туда попасть. Но почему? Он должен помнить. Ведь он бог. Ну даже если и не бог, то Орудие Ночи точно. Иначе как бы он смог менять обличья в таком месте, как это? Да еще в голове у него хранились чужие воспоминания. Эту крепость ему следует знать как свои пять пальцев… А, все ясно. Здесь осталось еще около десятка богов – тех, что не погибли под Аль-Хазеном. Прячутся, пытаются отвести ему глаза.
Свавар материализовался прямо там, где, скорчившись от страха, притаились Старейшие. Здесь не было ни потолка, ни пола, ни стен – просто темное затянутое дымом пространство. Боги, вернее, их личины ничем не напоминали героев из людских мифов, но он все равно их узнал.
Один лишь Прохвост не казался испуганным – думал, ему как всегда, удастся вывернуться.
Свавару на своей шкуре пришлось изведать, что долго зревший в душе гнев – неважное оружие против тысячелетнего опыта.
Это была жестокая схватка. Никто из противников не сказал ни слова. В конце концов Свавар отступил, поджав хвост и быстро перебирая оставшимися ногами.
Но и Старейшим досталось. Всем, кроме Прохвоста, который наблюдал за битвой со стороны. Небесная семейка уцелела, хоть и с трудом.
Кое-чьи знания Свавар все же прихватил с собой.
Гномы ждали на радужном мосту, который они успели слегка подлатать. Тот самый дородный косматый старик сказал Свавару:
– Оставайся пока многоножкой. Человеку такие раны не пережить.
Шло время. Подпитываясь разлитой в гавани силой, Свавар исцелился. Обитель богов становилось все более хрупкой и расплывчатой, но сами боги никуда не делись – они по-прежнему прятались в крепости.
Полностью оправившись, Свавар снова поднялся на гору. В живых к тому времени осталось лишь одиннадцать Старейших. И они все больше слабели. Герои начали разлагаться. Больше Тирания Ночи не сможет их терзать, наконец-то воины обрели свободу и смогли окончательно умереть.
Старейшие заперты в своей Небесной Крепости, как в мышеловке, догадался Свавар. Как и почему это произошло – неясно. Возможно, это дело рук элен-коферов. Ведь именно они построили божественную обитель. И вот наконец спустя столько лет им представился случай сполна взыскать по счетам.
Четырежды взбирался Свавар на гору. И каждый раз все шло не так, как он ожидал. Но Асгриммур не боялся. В жизни редко выходит, как задумано.
Старейшие слабели, а Свавар понемногу пожирал их знания. Прохвост пытался прибегнуть к своим уловкам, но безуспешно. Свавар упрямо не желал заключать никаких сделок. Он подозревал, и не без причины, что именно посредничество Прохвоста заставило Арленсуль уступить смертному Геданке. Она ничего не забыла. Теперь Похитительница Павших жила внутри Свавара, словно призрак, и ее по-прежнему терзали ненависть и гнев.
Небесная Крепость мерцала в низко нависших небесах. В последний раз поднялся на гору Свавар. Но радужного моста больше не было. Элен-коферы просто перестали его чинить.
Гномы знали, что Небесная Крепость осталась для своих обитателей реальной и осязаемой, но снаружи все истончалось и таяло. Скоро вся обитель богов исчезнет, а Старейшие окажутся внутри постепенно уменьшающегося пузыря, из которого им не выбраться.
Свавар обрадовался, хотя живущая в нем частица Арленсуль жаждала остаться и насладиться их последними отчаянными и безумными криками.
Вода в гавани сделалась ледяной. Свавар отплыл прочь от берега. Гномы уже успели отчалить на позолоченной ладье.
У него осталась только одна цель – найти в андорежском море крохотный теплый источник силы.
42
Коннекские воины покинули остров Шиппен, когда закончились весенние штормы, и безо всяких приключений через двенадцать дней высадились в Шивенале. Брат Свечка и остальные священники совершили это путешествие на борту «Таро» – того же самого парусника, на котором они приплыли на юг. Насколько мог заметить Свечка, корабельная команда и весь коннекский отряд потеряли лишь несколько человек, и те погибли не в бою с кальзирцами, а из-за болезни или по случайности.
В Коннеке происходили большие перемены. Монах понял это еще в порту. Повсюду по трактирам и кабакам ошивались вооруженные громилы в доспехах из дубленой кожи. Изъяснялись они на чужеземном диалекте. Их наняли влиятельные богатые семейства, которые заправляли в Шивенале и присягали на верность кауренским герцогам.
Герцог Тормонд в очередной раз продемонстрировал свою знаменитую нерешительность и не смог отстоять честь коннекского народа и законного патриарха перед бротскими выскочками. Его слабохарактерность начала приносить горькие плоды. Все – от забияк-дворян и рыцарей, принимавших участие в резне у Черной горы, до зажиточных купцов – нанимали вооруженных головорезов. Делалось это якобы для защиты от посягательств бротской церкви. Но, обзаведясь собственной дружиной, богачи не могли устоять перед искушением и принимались мстить за старые обиды.
Тормонд никак не мог помешать им попрать закон, пренебречь вассальными обязанностями и нарушить издавна царивший в Коннеке мир. А ведь все это можно было подавить в зародыше. Хуже всего повел себя епископ Ришено. Пока граф Реймон пропадал в чужих краях, он успел обзавестись тремя сотнями головорезов, якобы чтобы карать врагов церкви.
Мате Ришено едва ли отличался от своего сластолюбивого и жадного предшественника. Одно время он даже был в числе фаворитов у Анны Менандской.
В священном походе граф Реймон, конечно, возмужал, но с ним вместе возмужала и его самоуверенность. Домой в Антье юноша вернулся в начале лета и на следующее же утро, когда солнце только-только поднялось над восточными холмами, напал со своими воинами на бывшее поместье Серифса, где теперь обитал Ришено. Епископских телохранителей было больше, чем графских приспешников, но Гарит все равно одержал сокрушительную победу и учинил кровавую расправу. Поместье сожгли, самого епископа судили (суд занял не более десяти минут), а потом похоронили заживо, закопав головой вниз.
Граф Реймон возмужал, но так и не понял, что такого рода выходки никогда не оказывают должного воздействия на тех, для кого предназначалось представление.
По его приказу конфискованное епископом имущество вернули бывшим владельцам, а всех священников бротской церкви выдворили из Антье. Некоторые из них сильно пострадали, но никому не было до этого дела. Затем граф обрушил свой гнев на пособников Ришено.
Брат Свечка едва успел обустроиться в доме пекаря Скарре, когда Каурен загудел от антьенских новостей.
Совершенный заплакал.
Отчаяние и горе, предсказанные им два года назад, вот-вот должны были захлестнуть Коннек.
Когда к монаху вернулись мужество и хладнокровие, он возобновил работу, начатую два года назад в Сен-Жюлезе-анде-Нье.
Ищущим свет и их соседям следовало подготовиться к стремительно надвигающейся тьме.
43
Элс в изнеможении раскинулся на кровати Анны. Почему он явился именно сюда, к ней? Ведь мог же отправиться в Кастелла-доллас-Понтеллас и нырнуть в объятия сладкого сна.
Но у Анны Мозиллы было кое-что, чего не мог предложить Редферн Бехтер.
– Ну? – спросила она и, не дождавшись ответа, вздохнула. – Вижу, нелегко тебе пришлось. Расскажи. Видел патриарха?
– Видел.
– Каков же он вблизи?
– Не такой, как ты думаешь. Издалека Безупречный кажется выше, а вблизи похож на коротышку-лавочника, который пьет горькую и закусывает чесноком. Его не занимает, чем живут его подданные, поэтому среди них всегда будут процветать пороки.
– Дорогой, это всем известно. Вот уже восемьсот лет при дворе патриархов процветают пороки. Ты чего-то недоговариваешь.
– Мне предложили новую должность. Теперь я главнокомандующий патриарших войск. Пинкус в восторге, Бронт Донето и Палудан Бруглиони в восторге, Саяги и клан Арньена в восторге. Принципат Делари счастлив. И только меня терзают сомнения.
– Ты слишком много думаешь. Лучше вздремни, а я приготовлю что-нибудь вкусное. Потом отпразднуем.
– Я сделался чересчур заметной персоной, – продолжал Элс, будто не слыша ее. – Многие обратят на меня внимание. Мои якобы соотечественники из Дуарнены не узна`ют меня.
– Слишком много думаешь, – повторила Анна, целуя его в лоб. – Ну и пусть не узна`ют. Многие наемники, оказавшись в Броте, врут о своем прошлом. И всем плевать, кто ты, лишь бы здесь не наломал дров.
Анна была права, но ее слова Тейджа не успокоили.
– Я волнуюсь из-за принципата Делари. Слишком сильный он проявляет ко мне интерес.
Да, это действительно весьма беспокоило Элса. Почему Делари решил вдруг ему покровительствовать?
– Может, хочет, чтобы место его сыночка занял настоящий мужчина?
– Нет! Это как с Грейдом Дрокером: под конец и он почему-то ко мне привязался. Только тут еще хуже. Кое-кто обратил внимание. Стал задавать вопросы.
– Ты просто не можешь спать спокойно, если все идет гладко?
Элс замолк.
– Не совсем гладко, – признался он наконец.
– А вот это мне уже не нравится.
– Да. Патриарху понадобилось всего две минуты, чтобы назначить меня командующим. А потом мы обсуждали Коннек. Он готов говорить о нем часами.
– Так он все еще?..
– Да.
– Многие возмущаются, что Безупречный до сих пор не расплатился с долгами за кальзирский поход.
– Может, лишь поэтому он пока и медлит? Но коннектенцы дали ему прекрасный повод. Глупцы. Они убили епископа Антье.
– Это уже второй. Видимо, Антье весьма располагает к злоупотреблениям.
– Нет, – отозвался Элс, вспоминая город, – все дело в людях, которых отправляет туда Безупречный. Они развращены и жаждут наживы. Коннекский граф вернулся из Кальзира, обнаружил, что Ришено пытается прибрать к рукам все уцелевшее после нашего похода, и прикончил епископа.
– Получается, этот самый граф оказал всем большую услугу.
– Разумеется. Но Ришено был старинным приятелем Гонарио Бенедокто и к тому же имел связи при арнгендском дворе. А значит, теперь арнгендцы будут мстить Коннеку. А ведь именно этот граф в свое время учинил резню у Черной горы.
– Безупречный надеется на Арнгенд.
– Видимо, да, – ответил Элс, удивившись прозвучавшим в ее голосе ноткам.
У Тейджа слипались глаза и путались мысли, но он упрямо не хотел засыпать.
– Может, патриарх именно поэтому и отправил туда Ришено? Надеялся, что вспыльчивый граф попадется на его уловку и даст повод для нового священного похода?
– Об этом я не подумал, – сонно отозвался Элс. – Вполне возможно.
Веки словно налились свинцом.
– Поспи, а я пойду в кухню…
Больше Элс ничего не слышал.
Анна изо всей силы толкала его в бок:
– Проснись!
Ша-луг в панике вскочил, не понимая, где находится:
– Что случилось?
– Ты стонал и разговаривал во сне. И кричал.
– Мне снился сон.
– Наверное, кошмар.
– Не знаю. Не помню. Что-то про детство. Мама… Сестра…
Элс не говорил ей, что эти странные сны преследуют его с самого разгрома Орудий Ночи под стенами Аль-Хазена.