Испанская война и тайна тамплиеров Соколов Олег
Ранним утром 23 апреля 1810 года капитан де Крессэ сидел на коне и всматривался в даль. Прямо перед ним, примерно в полулье, возвышались могучие стены Лериды. Освещенные лучами утреннего солнца, эти серые стены играли всеми оттенками золотисто-оранжевого и розового и не казались такими угрюмыми, как при обычном дневном освещении. Рядом с де Крессэ на неказистой лошадке сидел молодой капитан инженерных войск, с которым Анри познакомился в Монсоне. Анри встретил его несколько минут назад, и тот, радуясь возможности блеснуть интеллектуальными познаниями, начал очередную обстоятельную лекцию по фортификации:
– Вся ее сила, – без устали тараторил инженер, словно чичероне, обращавшийся к богатому путешественнику, – заключена в замке. Вы видите, что крепостной обвод не слишком силен, профиль валов самый обычный. Зато орудия замка могут бить сверху вниз, накрывая все траншеи наступающего кинжальным огнем!
Вид, который открывался взгляду Анри, был удивительным. Ни поздним вечером вместе с Инессой, ни потом, в предрассветных сумерках, ему не удалось хорошо рассмотреть крепость. Теперь он увидел, насколько она необычна.
Действительно, представьте себе гладкую каменистую равнину, посредине которой торчат две огромные скалы, точнее, два исполинских каменных «стола», каждый высотой в сто пятьдесят шагов. Склоны скал крутые, почти отвесные, зато вершины совершенно горизонтальные. На одной из этих скал возвышается грозный средневековый замок, который когда-то был резиденцией королей Арагона. Внизу, к скале, на которой он стоит, прилепился старый город, зажатый между крутыми склонами и неширокой, но бурной речкой Сегре, протекающей неподалеку от скалы.
Примерно в тысяче шагов от первой скалы вздымается ввысь другая, и на вершине ее стоит мощный замок тамплиеров Гарден. Этот замок, а точнее, место под него было подарено графом Беренгером IV ордену Храма в 1149 году за отвагу при взятии мусульманской твердыни, которой была Лерида в двенадцатом веке. Тамплиеры быстро соорудили здесь замок, а позже, в семнадцатом-восемнадцатом веках, на плоскогорье были построены новомодные укрепления, бастионы и равелины, призванные прикрыть его от возможной осады.
Инженерный офицерик, которого звали капитан Валантен, не унимался и продолжал свой рассказ о фортификации:
– Как видите, у нас нет никаких шансов взять город с востока, отсюда, где мы стоим: нам мешает река. С юга мы точно не сможем осаждать город. Придется сначала брать укрепления замка Гарден, а потом и сам замок. На это уйдет много времени, а у нас его совсем нет. С запада осаду тоже не начать.
– Почему? – удивился де Крессэ.
– Отсюда не видно, ведь мы стоим с другой стороны, но поверьте, за скалой города нет, прямо снизу начинается скала, а на ней сверхмощные укрепления, которые возвели в семнадцатом веке. Остается только это! – С этими словами Валантен сделал широкий жест, показывая на ровную местность с севера и северо-запада от крепости: – Кстати, именно отсюда городом овладел герцог Орлеанский во время осады 1707 года. – Инженерный офицер посмотрел на Анри и добавил: – Вы ведь знаете эту знаменитую осаду во время войны за испанское наследство? Она вошла во все учебники инженерного искусства!
– Да-да, – не слишком уверенно проговорил де Крессе, который хотя и слышал об этой осаде, но понятия не имел, откуда герцог Орлеанский штурмовал город.
Впрочем, осада, тамплиеры, герцог Орлеанский – все это так мало значило по сравнению с тем, что скрывали от Анри эти мощные стены: за ними была Инесса! Мысль о том, что возлюбленная находится в пяти минутах скачки на коне, что предмет его поклонения совсем близко, заставляла сердце в груди молодого офицера колотиться быстрее.
«Как это несправедливо, абсурдно, – думал он, – ведь она совсем рядом… но нас разделяет эта стена и три тысячи шагов, которые простреливаются испанскими пушками и которые нам нужно будет преодолеть».
– Кстати, почему мы не начинаем осаду? – вырвалось у Анри. – Ведь мы уже десять дней стоим без дела!
– Вы понимаете, дело в том, что наш главнокомандующий, – начал с видимым удовольствием Валантен, которому доставляло радость демонстрировать свою информированность, – решился на осаду Лериды, надеясь на то, что корпус Ожеро, который, как известно, действует на севере Каталонии, поможет нам. По крайней мере оттянет на себя те испанские войска, что собираются двинуться на помощь крепости. Но, если я не ошибаюсь, наш друг Ожеро занят сбором контрибуции с Барселоны, и это интересует его гораздо больше, чем военные операции. Так что нам придется встретить гостей. Я думаю, что они придут вот оттуда.
Валантен сделал широкий жест в сторону расстилавшейся слева широкой равнины.
– И много ожидается гостей? – с легкой тревогой, но не за себя, а за то, что он может так и не попасть в Лериду, спросил де Крессэ.
– Да бог их знает, – пожал плечами Валантен, – может, тысяч десять, а то и все пятнадцать.
– А у нас сколько?
– У нас? – опять оживился инженерный капитан, – у нас двенадцать тысяч семьсот четырнадцать человек, из которых десять тысяч восемьсот семьдесят семь пехотинцев, восемьсот шестьдесят кавалеристов, шестьсот семнадцать артиллеристов и триста шестьдесят инженеров.
– Подождите, – сказал де Крессэ, – сколько в крепости гарнизона?
Валантен опять пожал плечами и безразлично проговорил:
– Вроде как восемь тысяч.
– То есть вы хотите сказать, что нас меньше, чем испанцев, чуть ли не вдвое?!
– Ну да, конечно, – как само собой разумеющееся подтвердил Валантен.
– И мы возьмем крепость?!
– Возьмем, – уверенно заявил инженер и уже не так твердо добавил: – Если, конечно, вы побьете тех, кто идет к ней на помощь, но это уже ваше дело: пехоты и конницы.
Тут Валантен взглянул на свои карманные часы и воскликнул:
– Прошу прощения, я с вами заболтался, мне пора. С этими словами он пришпорил свою полудохлую клячу, реквизированную где-то в соседней деревне, и, добавив «Удачи вам в бою на равнине», поскакал неуверенным галопом в сторону переправы через Сегре. Де Крессэ успел весело крикнуть ему вслед:
– Удачи в копании траншей! – и тоже посмотрел на часы. Стрелки показывали восемь двадцать, и Анри пора было в лагерь.
В походе на Лериду капитан опять занялся своей ротой, которую он немного подзабросил из-за своих приключений. Теперь он с утра до вечера готовил солдат к бою. Впрочем, молодой капитан не только целыми днями муштровал своих драгун, он вникал во все их нужды, стремился помочь во всех, даже маленьких проблемах и все, что у него было, делил с подчиненными.
Де Крессэ постоянно вспоминал фразу, которую сказал ему один старый офицер, прошедший огонь и воду: «Разделите то, что у вас есть, с вашими солдатами, они поделятся с вами, и вы не останетесь в проигрыше. Однажды, когда у вас не будет ничего, вы увидите, как старый солдат будет горд, будет счастлив отдать вам свой последний кусок хлеба, а если надо, то и свою жизнь».
Вспоминалась ему и другая фраза того же офицера: «Никогда не пытайтесь скрыть от подчиненных ваши пороки, они их все равно увидят. Стремитесь изжить эти пороки, стать честнее, отважнее, щедрее ваших солдат, тогда они пойдут за вами в огонь и в воду».
Крессэ, как мог, старался жить согласно этим принципам. Здесь, в лагере, он каждый день проводил занятия. Сегодня построение было назначено на девять утра. Пустив коня в галоп, Анри через несколько минут оказался в лагере тяжелой кавалерии, который находился в одном лье от места его прогулки.
Лейтенант Вернье уже начал строить роту. Ровно в девять де Крессэ подъехал к солдатам, застывшим по стойке смирно в конном строю, в полной форме, с полной выкладкой и с оружием. Но едва он начал занятия со своей ротой, как вдруг услышал, что со стороны лагеря кирасир трубы надрывно заиграли тревогу. Анри жестом остановил своих солдат, отрабатывавших сомкнутость строя в движениях рысью, и взглянул туда, откуда неслись звуки.
Видно было, как кирасиры суетятся, выскакивают из шалашей, второпях натягивают ботфорты, пристегивают портупеи, пытаются быстро поседлать лошадей. При этом лошади, испуганные внезапной вспышкой деятельности, бились в коновязях, вставали на дыбы, лягались. Одна лошадь, сорвавшись с привязи и ударив копытом кирасира, поскакала в поле, а солдат, с проклятиями вскочив на ноги, бросился за ней в погоню…
Драгуны смотрели на этот похожий на растревоженный муравейник лагерь с ироничными улыбками, а вид бегущего за взбрыкивающей кобылой кирасира, истошно кричащего: «Держи ее! Держи ее!» – вызвал взрыв хохота.
Пока кирасиры суетились на биваке, к ним подскакал генерал Буссар, командир кавалерии, который был неплохим наездником и храбрецом, но, увы, слыл хамом и грубияном. Осыпая солдат площадной бранью, он пронесся через лагерь, а его адъютант, молодой лейтенантик, выскочил на своем тощем мерине прямо перед де Крессэ:
– Господин капитан, – крикнул он писклявым го лосом, – извольте немедленно собрать всех ваших солдат и поставить ваш отряд в строй Тринадцатого кирасирского!
Де Крессэ не смог сдержать улыбки и произнес, насмешливо глядя на молодого лейтенанта:
– Посмотрите прямо перед собой. Вам не кажется, что мои солдаты в сборе? А насчет кирасирского строя… какую его часть вы имеете в виду? Быть может, эту? – И Анри указал на кирасира, с воплем бегущего за своей кобылой.
Драгуны позади Анри дружно захохотали, а адъютант, покраснев, отсалютовал и исчез, как и появился.
Впрочем, так или иначе, но через полчаса Тринадцатый кирасирский был собран и построен; правда, у некоторых кирасир на лошадях не было вальтрапов[29], их в спешке не успели прикрепить к седлам. Почти ни у кого позади седел не было «чемоданов». Но зато все были на месте и готовы к бою.
Пока кирасиры готовились к наступлению, мимо них прошагала пехота Вислинского легиона. Анри с удовольствием глядел на этих здоровых славянских парней, которые всегда были первыми в атаке. Сейчас их колонны уверенным шагом шли навстречу врагу.
Кирасиры построились в колонну повзводно, и де Крессэ со своей ротой из двух взводов встал в хвост длинной колонны. Наконец кавалерия тронулась с места.
Драгуны скакали позади всех, и Анри сначала не видел ничего, кроме пыли и крупов впереди идущего взвода кирасир. Так продолжалось примерно четверть часа, и вдруг откуда-то из головы колонны донеслись раскатистые слова команды:
– Вперед в линию! Марш, марш!
По этой общей команде де Крессэ отдал приказ своим двум взводам заезжать правым плечом вперед, а потом, проскакав четыреста шагов, повернуть левым плечом вперед и крупной рысью двинуться на линию развертывания.
Через пару минут огромный фронт кирасирского полка, где рота де Крессэ стояла на левом крыле, был выстроен. Насколько хватало взора, перед Анри простиралась пыльная каменистая равнина, покрытая кое-где чахлой растительностью. Где-то вдалеке замыкала горизонт голубая линия невысоких гор, справа виднелись башни замка Лериды, а от близких развалин какой-то заброшенной деревни шли по дороге полки. Они были наполовину скрыты пылью, поднятой тысячью башмаков и копыт, но сквозь серо-коричневые клубы там и сям мелькали линии сверкающих штыков и развевающиеся знамена с красными «бургундскими» крестами. До передовых испанцев было около тысячи шагов.
Откуда-то справа, со стороны Лериды, донесся гул орудийных выстрелов и отдаленный перекат оружейной пальбы. Потом все почему-то стихло.
Крессэ оглянулся по сторонам. Пока конница шла рысью, польская пехота отстала, по крайней мере Анри не мог рассмотреть вислинцев сквозь строй своих солдат и поднятую пыль.
Зато откуда-то внезапно вылетели в галоп две французские пушки конной артиллерии. Они пронеслись совсем рядом с драгунами и развернулись буквально в пятидесяти шагах левее их строя.
Анри всегда с любопытством наблюдал, как лихо выносятся на позицию пушки конной артиллерии, прислуга которых сидела на лошадях. Доскакав до назначенных позиций, артиллеристы проворно спрыгивали с коней и быстро разворачивали свои орудия, которые так же лихо вывозили в галоп шестерки лошадей. Невообразимо, но пушки в одно мгновение оказались развернуты. Артиллеристы, бросая поводья кому-то из своих товарищей, подбежали к пушкам. Те же, кому выпало остаться с лошадьми, как-то ухитрялись удерживать по семь-восемь коней разом. Прислуга у пушек тотчас живо заработала банниками, правилами и протравниками[30]… Буквально через двадцать секунд раздался грохот первого выстрела и почти тотчас – второго.
Ушам стало больно от грома, но привыкший к пальбе конь де Крессэ даже не дернулся, хотя сноп пламени взметнулся совсем близко от него.
Снова залп. Снова все затянуло дымом.
Почти в тот же миг раздался грохот испанских пушек, и над головами Анри и его солдат с тяжелым свистом пролетело ядро. Кто-то из драгун инстинктивно пригнул голову. Анри приосанился в седле, и чуть повернувшись назад, громко крикнул:
– А ну, выше головы! Вы драгуны Второго полка!
Грохот боя наполнял его сердце не страхом, а каким-то непонятным радостным возбуждением. Едва раздавался гул канонады, как Анри забывал о самосохранении, переживаниях и даже о самой сильной любви. Оставались лишь упоение боем и необходимость быть примером для своих подчиненных.
Еще одно ядро просвистело совсем рядом, а через секунду раздался грохот и звон, словно кто-то стукнул колотушкой по гигантскому котлу.
– Это не в нас – в кирасир! – весело крикнул кто-то из строя драгун, словно это попавшее в соседей ядро означало, что больше нечего боятся.
Почти в тот же миг перед фронтом кирасирского полка выехал его командир в сверкающей кирасе и с белым плюмажем на высокой полированной каске. Он привстал в стременах играющего под ним мощного гнедого жеребца и, повернувшись к строю, громко крикнул:
– Кирасиры, смирно, к атаке! Палаши вон! Рысью марш!
Тотчас линия тяжелой кавалерии двинулась вперед, набирая скорость. Де Крессэ остановился в
растерянности. Он рвался в атаку, но был дисциплинированным солдатом, а полковник явно отдал приказ только своим. Тем не менее необходимость поддержать атаку кирасир была очевидной, и Анри, после секундного размышления, уже схватился было за свой палаш, как перед строем появился вдруг генерал с красной физиономией. Это был Буссар.
– Ну что раззявились, капитан! В атаку! – крикнул он и улетел куда-то вслед за кирасирами.
Анри вскипел гневом, ведь он хотел быть дисциплинированным солдатом, а его при всех чуть ли не упрекнули в трусости. Он буквально подскочил в седле и что есть мочи прокричал:
– За мной рысью марш!
Уже на ходу, когда два драгунских взвода двинулись одной плотной массой, построенной в две шеренги с офицерами впереди, Анри, снова обернувшись к солдатам, крикнул, хватаясь за эфес:
– Палаши вон!
Тотчас, сверкнув на солнце, клинки вылетели из ножен. Уже по тому, с какой решительностью и с каким выражением лиц драгуны выхватили из ножен оружие, капитан понял, что может полагаться на своих людей. Он не сомневался, что в этот миг они пойдут за ним в огонь и в воду. А на остальное – на боль, раны и на смерть – сейчас было наплевать. Ему хотелось только одного: оказаться достойным своих солдат.
Грохот копыт становился все более гулким, все сильнее звенели висящие на портупеях ножны, драгуны скакали крупной рысью, а потом кони плавно перешли на галоп. Единственный трубач в роте, скакавший справа от строя, протрубил по знаку командира отрывистый сигнал атаки. Де Крессэ увидел, что его рота обогнала кирасир, он с упоением мчался на врага, хотя даже не видел его. Равнина была слегка волнистой, и испанцев на какую-то минуту не стало видно, но вот драгуны вылетели на невысокий пригорок и увидели почти прямо перед собой вражеские пушки.
Артиллеристы тотчас приложили пальники к затравочным отверстиям, и в тот же миг навстречу всадникам с ужасающим грохотом вылетел сноп огня и дыма, но по какому-то счастливому стечению обстоятельств вся картечь, которую выпустил неприятель, пролетела выше строя. С визгом тяжелые кованые картечные пули пронеслись чуть ли не прямо над касками, но никого из драгун не задело.
– Chargez[31]!! – закричал что есть мочи Анри, и через несколько секунд его рота влетела на двухорудийную испанскую батарею. Артиллеристы метнулись под пушки. Тех, кто не успел этого сделать, зарубили драгуны, не прекращая бешеной скачки.
Проносясь через батарею, Анри бросил взгляд вправо. Он видел, как навстречу кирасирам неслись разношерстные испанские всадники, видимо ополченцы или бойцы полуополченческих формирований. Их мундиры отдаленно напоминали гусарские.
Эти не продержатся и минуты, мелькнуло в голове.
Также справа, но шагов на сто впереди Анри увидел плотную массу неприятельской пехоты. По всему было видно, что это хорошие солдаты, не чета испанской коннице. На них были какие-то необычные для испанцев ладные синие мундиры с белыми галунами спереди, похожие на те, что Анри в детстве видел на солдатах французской королевской гвардии. «Гвардейцы», как их окрестил для себя Анри, явно строили каре для отражения кавалерийской атаки. Линия, обращенная в сторону кирасир, была уже на месте, а боковые и задние фасы должны были быть выстроены через полминуты.
Решение пришло мгновенно.
Анри высоко поднял саблю и чуть натянул поводья своего коня, замедляя скачку и тем самым показывая драгунам, что нужно придержать лошадей. Его поняли, и рота перешла на короткий галоп. Еще миг – и они проскакали мимо «гвардейцев».
– Дивизион! Направо заезжай!! – что есть мочи закричал Анри и, привстав в стременах, показал на строй испанской пехоты. Драгуны поняли приказ командира. Два взвода, держа равнение, сомкнувшись колено к колену, не задерживая короткого галопа и не ломая строй, прямо на ходу развернулись в сторону врага.
– Chargez!! Chargez!! Да здравствует Император!! – закричал исступленно Анри и бросился прямо на неприятеля. Драгуны неслись за своим командиром, и буквально через несколько мгновений стена всадников, ведомая де Крессе, вломилась в гущу испанцев.
– Руби! Бей!! – кричали капитан де Крессэ, лейтенант Валлье и сублейтенант Кутре. – Да здравствует император!!
Появление драгунского отряда, вылетевшего с фланга из пыли и дыма и врезавшегося в строй пехоты, было настолько неожиданным, а ярость драгун столь отчаянна, что каре, не успевшее построиться, мгновенно развалилось. «Гвардейцев» охватила паника, и они бросились врассыпную. Напрасно какой-то важный начальник на коне пытался их остановить. Десятка два пехотинцев пали под ударами палашей, строй превратился в бесформенную толпу, и в этот же миг с фронта подлетели кирасиры, которые только что одним ударом опрокинули испанскую конницу, что есть мочи улепетывавшую справа и слева от пехоты.
Все это произошло настолько внезапно, что сидевший на коне командир «гвардейцев» вдруг закричал на французском языке, но с каким-то странным неиспанским акцентом:
– Мы сдаемся! Сдаемся! Остановите своих солдат! – орал он, протягивая шпагу в сторону Анри. Тотчас пехотинцы повернули ружья прикладами вверх и закричали по-французски:
– Сдаемся! Сдаемся!
Драгуны, подчиняясь жесту командира, немедленно прекратили рубить приведенную в полный беспорядок пехоту. Но кирасиры не сразу остановили бойню, и на землю упали, обливаясь кровью, еще несколько десятков испанских солдат.
Анри был недалеко от неприятельского знаменосца и, прокладывая к нему путь, прокричал издалека:
– Знамя! Знамя!
Знаменосец хотел было вручить ему этот заслуженный трофей, как вдруг откуда ни возьмись к испанцу подскочил один из кирасиров и, вырвав у него из рук знамя, заорал:
– Я взял знамя! – и с этим возгласом поскакал к своему командиру…
Анри не стал спорить, он понимал, что доказывать что-либо будет совершенно бесполезно. На секунду им овладела злость. «Потом Буссар вообще скажет, что меня здесь не было», – мелькнуло у него в голове, но в этот момент откуда-то из толпы всадников вынырнул Монтегю с окровавленной саблей:
– Крессэ, – кричал он в восторге, – плюньте на это знамя! Я все видел!! Я был рядом с вами в атаке, но не успел догнать драгун! Это блестящая победа, и она принадлежит вам по праву!
В просторном, но скромном доме, который принадлежал, видимо, зажиточному крестьянину деревни Виллануэва-дель-Пикат, расположился штаб главнокомандующего. Анри прибыл туда 24 апреля, на следующий день после боя, который завершился блестящей победой французов. Де Крессэ вошел в кабинет генерала вместе с Монтегю, поджидавшим его в прихожей. В комнате, обставленной грубой мебелью, так отличавшейся от роскоши сарагосского особняка, сидели за бумагами командующий и несколько офицеров в густых золотых эполетах.
– А, де Крессэ! – приветствуя Анри, встал из-за стола главнокомандующий. – Проходите, я вас ждал! Во вчерашнем бою вы были несравненны. Благодаря вашему стремительному маневру, наша кавалерия разнесла вдребезги знаменитую Валлонскую гвардию, а потом и всю Первую дивизию испанцев, которая, как вы видели, просто бежала с поля боя.
Анри, чуть покраснев от удовольствия и смущения, скромно произнес:
– Я старался, мой генерал, быть не хуже других…
– Вы были лучшим! – похлопав по плечу капитана, произнес Сюше. – И я подписал приказ о вашем производстве в чин командира эскадрона, а заодно предлагаю вам место одного из моих адъютантов, пока сверхштатного… Вы довольны?
– Мой генерал, всего лишь две недели, как я стал усиленно обучать своих солдат, и, вы видите, результат налицо. Я, естественно, благодарю вас за повышение в чине, но покинуть их сейчас было бы, наверно, некрасиво…
Сюше чуть нахмурился и холодно произнес:
– Ну тогда мы еще долго не увидимся. Вот письмо из министерства.
С этими словами он взял со стола какую-то бумагу и протянул ее Анри.
«В ответ на ваш запрос, – прочитал молодой офицер, – сообщаем, что маршевая рота Второго драгунского полка тотчас по получении сего предписания должна продолжить свой путь и присоединиться без промедления к своему полку, находящемуся в настоящий момент при корпусе маршала Виктора».
– А где сейчас Виктор? – оторвавшись от бумаги, спросил с беспокойством Анри.
– Если я не ошибаюсь, под Кадисом, это примерно в двухстах пятидесяти лье отсюда, на другом конце Испании, если вы помните географию.
Сознание, что он может отдалиться от возлюбленной, которая сейчас как никогда близка к нему, более того, уверенность, что в таком случае он никогда больше ее не увидит, заставила де Крессэ похолодеть. Что касается Святого Грааля и сокровища тамплиеров, он даже не успел о них подумать, ибо тотчас выпалил:
– Если еще не поздно, я принимаю ваше предложение и поступаю на службу в ваш штаб.
Сюше улыбнулся и спокойно сказал:
– Конечно, не поздно. Вы – отличный офицер, всего за несколько дней не раз доказали свою храбрость и блеснули талантом. Мне такие нужны. О своей роте не беспокойтесь, лейтенанта Вернье я за вчерашний подвиг произведу в капитаны, и он поведет роту на юг. Ну а вы располагайтесь в штабе. Монтегю поможет вам устроиться.
С этими словами Сюше отослал было офицеров, как вдруг вспомнил:
– Ах да, Монтегю, вы сосчитали пленных?
– Да, мой генерал.
– И сколько их?
– Две с половиной тысячи.
– Что-то маловато, – наморщил нос Сюше, – а вы хорошо считали?
Адъютант тотчас сообразил:
– Возможно, я ошибся, нужно пересчитать.
– Хорошо, сделайте это до вечера. Я сейчас пишу императору рапорт о победе… Кстати, как нам назвать эту битву?
– Мой генерал, если вы позволите, – произнес де Крессэ, и Сюше кивнул головой. – В том месте, где мы разгромили батальон Валлонской гвардии и тем самым победоносно начали сражение, была заброшенная деревня. Она называлась Маргалеф.
– Маргалеф… – задумчиво промолвил Сюше. – Ну что же, звучит хорошо. Итак, пишите, Дюран, – сказал он, обращаясь к секретарю: – Рапорт о победе при Маргалефе, 23 апреля 1810 года…
Глава 11
Темные люди
В полдень двадцать восьмого апреля у входа на старый мост через Эбро, который вел к центру Сарагосы, было оживленно. Здесь скопилась целая толпа крестьян, которые везли на рынок снедь и вино. Но часовые в форме Арагонских стрелков, с которыми был полицейский и французский унтер-офицер, никого не пускали в город. Из толпы раздавались возмущенные выкрики:
– Когда же будут пускать? Так мы попадем на рынок к самому закрытию!
– Что, в Сарагосе уже жрать не надо?!
– Вот напридумывали законов! Больше всего возмущался Пако:
– Честным людям прохода не дают!
Впрочем, через какое-то время к часовым подбежал полицейский агент, отдал какое-то распоряжение, и солдаты открыли проход на мост, придирчиво проверяя у всех входящих паспорта.
Паспорт – желтая бумажка, на которой были отмечены все характеристики ее владельца: возраст, рост, цвет волос, цвет глаз, форма губ, цвет лица, а также особые приметы, – был у Пако в полном порядке. Так что проверка его бумаг заняла минуту, и контрабандист, пройдя линию часовых, зашагал по древнему мосту, построенному еще римлянами. Это мощное каменное сооружение выдержало все превратности времени, в том числе и последнюю осаду, запечатлевшую на его арках следы от попаданий ядер.
Впереди, справа от моста, возвышалось величественное здание собора Нуэстра-Сеньора-дель-Пилар, купола и шпили которого играли многоцветной мозаикой в лучах яркого солнца.
Едва Пако сделал пару шагов по площади перед собором, как его оглушил грохот орудийного залпа, раздавшегося откуда-то с берега Эбро. Пако вздрогнул и посмотрел по сторонам. Многие прохожие тоже рассеянно оглядывались, не понимая причины этой канонады.
Не прошло и полминуты, как раздался новый залп, от которого затряслись стены и зазвенели окна, а через полминуты еще один…
Пока люди изумленно спрашивали друг друга, что это может быть, на площадь выехали два всадника в мундирах испанской жандармерии. Один из них, встав посреди площади, громким голосом возвестил по-испански:
– Его светлость граф Сюше объявляет всем верным жителям Сарагосы и всего Арагона, что двадцать третьего апреля сего года Господь даровал победу Арагонской армии над войсками мятежников из Каталонии под командованием генерала О’Доннела.
В плен взято шесть тысяч сто тридцать семь человек. Еще пятьсот двадцать неприятельских солдат убито и ранено. Сегодня часть пленных пройдет по улице Коссо, и жители сами смогут убедиться в результатах победы. Его светлость объявляет, что в честь этого радостного события прогремит орудийный салют в двадцать залпов…
Пока жандарм силился кричать так, чтобы его слышала вся площадь, пушки продолжали грохотать, а потом к ним присоединился перезвон колоколов собора. Вскоре колокола гудели уже над всей Сарагосой.
Пако пробормотал про себя какие-то проклятия и, засунув в рот свою вонючую сигару, зашагал в сторону улицы Мизерикордия, где его ждало одно важное дело. Пако не хотелось идти в сторону Коссо, но другого пути не было, так как главная улица шла полукругом, охватывая весь центр города и упираясь концами в Эбро.
Уже приближаясь к Коссо, контрабандист увидел впереди какое-то столпотворение. Еще несколько шагов – и он очутился в толпе. Зеваки явно в ожидании чего-то стояли на тротуарах, вдоль которых редкой цепью выстроились французские солдаты и несколько агентов испанской полиции. Конечно, Пако мог бы перебежать улицу, но решил перестраховаться – мало ли, заберут в полицию, а там будут лишние и ненужные вопросы. Он остановился и огляделся по сторонам:
– Пленных, что ли, гнать будут? – спросил он у женщины с корзиной, которая с интересом всматривалась в глубь длинной улицы.
– Ну да, пленных…
– А чьих? – задал он провокационный вопрос.
– Ты что, с луны свалился? – буркнула тетка. – Наших. – А потом, заметив, что на нее косо посмотрели из толпы, поправилась: – То есть неприятельских.
– Неприятельских? – не унимался Пако. – Французов, что ли?
– Слушай, иди-ка ты, дружок, своей дорогой, – ответила тетка, – а то на добрых людей беду накличешь.
С этими словами она отвернулась и отодвинулась в сторону.
Пако раскурил свою жуткую сигару, отчего вокруг него образовалось свободное пространство, и стал терпеливо ждать. Примерно через четверть часа со стороны университета показалась колонна, впереди которой ехали французские конные жандармы, а за ними шли несколько пехотинцев. Потом показалась и толпа пленных. Когда она приблизилась, Пако с удивлением отметил, что на лицах пленных испанских солдат было написано не страдание, а скорее полное безразличие. Некоторые шли и громко разговаривали, кто-то небрежно покуривал сигары, кто-то даже приветствовал стоящих по тротуарам жителей, а были и такие, которые гоготали, бог знает почему.
В общем, на убитых горем людей они не походили. Французских охранников, которые шли редкой цепью по краям густой колонны, было немного. Если бы пленные вдруг вздумали бежать, французам навряд ли удалось бы поймать или застрелить одного из пятидесяти, но, судя по всему, пленные и не думали о побеге. Кто-то беспечно, а кто-то безразлично они шли в это вынужденное путешествие во Францию.
Пленных гнали чуть больше четверти часа. Хотя Пако не считал, да и не мог бы сосчитать их, ему показалось, что испанских солдат было полторы-две тысячи, не больше. Впрочем, глашатай говорил, что это только первая колонна.
«Бог знает, может, пригонят еще и других», – мелькнуло у него в голове.
Пока вели пленных, Пако выкурил свою толстую сигару и, сплюнув, продолжил путь на улицу Мизерикордия.
Дом, к которому он подошел, был солидным зданием с решетками на окнах первого этажа. Этот дорогой особняк принадлежал известному в Сарагосе доктору дону Хосе Чуэка и Мескита. Но добрый контрабандист шел к доктору не для того, чтобы показать ему свои болячки. Дон Хосе уже давно оставил врачебную практику, ибо его взял в ближайшие помощники комиссар Домингес. Человек передовых убеждений, сторонник нового порядка вещей в Испании, высокообразованный дон Хосе Чуэка быстро занял видное место в полицейской администрации, а его организаторские таланты и связи очень помогли комиссару Домингесу на первых порах. Правда, комиссар сразу заметил, что Чуэка уж очень любит деньги. Но кто их не любит? Однако комиссар не знал, что его ближайший помощник не просто относится с теплым чувством к серебряным кружочкам, а любит их с упоением. Очень быстро доктор стал пользоваться своим служебным положением вовсе не для того, чтобы наводить в городе порядок. За взятки он помогал оформить документы для кого угодно. Так одним из его постоянных «клиентов» стал молодой граф Вегуэра…
На вопрос слуги «Как представить посетителя?» Пако коротко ответил:
– Скажи, что от друзей из Хаки.
Слуга посерьезнел и исчез за дверью. Примерно через пять минут он снова появился на пороге и предложил контрабандисту войти.
В богато обставленном кабинете за массивным письменным столом сидел дон Хосе Чуэка. Ростом, телосложением и возрастом он походил на своего посетителя, только в отличие от контрабандиста, у которого было обветренное лицо и заскорузлые руки, дон Хосе был ухожен, выхолен и одет почти по последней французской моде. На его полном лице с жирными губами было написано легкое беспокойство.
– Ave Maria purisima,[32] – произнес Пако, посмотрев в глаза дону Хосе.
– Sin pecado concebida santissima,[33] – ответил тот, как школьник повторяет хорошо выученный урок.
Тогда Пако перекрестился и поцеловал свою руку, которой совершил крестное знамение.
Эти два человека, которых очень мало беспокоили вопросы веры, едва ли использовали бы такое почти вышедшее из употребления приветствие, если бы, конечно, оно не было условным паролем и отзывом агентов Кондесито.
– Как поживают наши друзья? – спросил дон Хосе.
– Все прекрасно, но у нас есть одно дельце, которое Кондесито хотел бы тебе предложить.
Пако обращался ко всем людям на «ты», в независимости от их положения. Исключение он делал лишь для молодого графа, в котором видел существо высшего порядка.
– Что за дельце? – недоверчиво уставился на него дон Хосе.
– Дельце простое, – усмехнулся Пако, – заработать кучу денег, а пока вот тебе сто песо с приветом от Кондесито.
– Да хранит Господь нашего молодого графа, доброго и щедрого, – ответил дон Хосе, поспешно забирая кошелек своей холеной пухлой ручкой. – Что же хочет от меня его светлость?
– Расскажи, что там за история с сокровищем, которое ищут французы, – без лишних предисловий начал Пако.
– О, об этом мне ничего не известно, – замахал руками дон Хосе, – все держат в тайне, и никто, кроме Сюше и ближайших к нему офицеров, ничего не знает.
– А если ты получишь одну двадцатую всех сокровищ, коли твои сведения помогут нам их найти?.. Так сказал Кондесито. Ну, вспоминаешь что-нибудь?
Дон Хосе Чуэка встал, взял из шкафа бутылку малаги, пару бокалов и поставил их на стол, жестом предложив выпить. Пако, ни слова не говоря, кивнул головой. Доктор налил вино, выложил на стол коробку с шикарными сигарами и молча пододвинул ее Пако.
Контрабандист не заставил себя уговаривать и глотнул густого вина. Потом схватил ароматную гавану, отрезал кончик ножом и засунул сигару в рот.
– Как будет вознаграждено то, что информация исходит именно от меня?
– Ну, если ты скажешь точное место, получишь одну двадцатую от добытого, а если просто поможешь, Кондесито не поскупится. Ведь ты его знаешь, сказал, что наградит по-королевски, значит, наградит.
Дон Хосе Чуэка и Пако раскурили сигары.
– Уж как-то это все неопределенно, – произнес дон Хосе, – по-королевски…
– Ну, если не нравится, я пошел, – сказал Пако, вставая из-за стола.
– Стой, стой, – заволновался дон Хосе. – Я верю Кондесито, но хотелось бы все-таки поточнее…
Пако снова уселся.
– Я могу тебе сказать только, – продолжал дон Хосе Чуэка, – что у французов есть бумага, на которой изображен план, где спрятаны сокровища, но эту бумагу держит при себе генерал Сюше, а ее копия хранится у адъютанта Монтегю. Зато название замка, где спрятан клад, написано на шкатулке, и эту шкатулку французы отбили, когда уничтожили отряд отца Теобальдо.
– Это я и без тебя знаю, – безразлично бросил Пако.
– Да, а название замка тебе известно?
– Я сам видел эту шкатулку. Там было что-то нацарапано непонятным шифром.
– Ну так вот, один из помощников Сюше, какой-то там де Кресси или де Кресса, расшифровал эту надпись, – торжествующе произнес дон Хосе.
– И?
Дон Хосе выпустил еще клуб дыма и сказал:
– Это только половина информации. Сколько мне будет за нее?
– Я же сказал, Кондесито не обидит. Пусть будет одна сороковая.
– Одна сороковая? Согласен, но только ты поклянись Пресвятой Богородицей.
Пако без колебаний произнес клятву и перекрестился. Правда, дона Хосе подобная клятва не убедила, и он, больше полагаясь на щедрость Кондесито, проговорил:
– Это замок Гарден в Лериде. Раньше он принадлежал тамплиерам, там они и спрятали сокровища. А где точно, ищи бумажку…
Пако вышел от дона Хосе, когда уже смеркалось. Кроме постоялых дворов, где ему совсем не хотелось светиться, у Пако была еще пара мест, чтобы переночевать, не привлекая ничьего внимания. Требовалось только оставить пару монет, и все. Но Пако пошел к тетке Кармеле, сказав ей, что ночевать ему больше негде и что он хорошо заплатит.
Лита без восторга указала контрабандисту маленькую комнатенку наверху в конце грязного коридора, одну из тех, куда удалялись клиенты ее заведения, когда им нужно было уединиться с девочкой. В субботний вечер посетителей ожидалось много, и поэтому бандерша выделила Пако самую крошечную комнатенку, находившуюся рядом с ее покоями. Она не очень любила пускать сюда клиентов, которые мешали ей спать своим шумом. Так что, забрав у Пако два реала, толстуха предоставила эти покои в его распоряжение.
Вопреки обыкновению, Пако не стал пить в общем зале вино и пугать посетителей своими отвратительными сигарами. Отказался он и от услуг девочек, которых Лита, впрочем, и не особенно ему навязывала, вспомнив, что Пако прошлый раз не заплатил. Контрабандист сослался на плохое самочувствие, удалился в свою комнату и стал ждать.
А ждать пришлось долго. Снизу еще несколько часов раздавались пьяные выкрики, со стороны лестницы и из коридора слышны были громкие шаги, грубый смех, сальные шутки, хлопанье дверей, а потом и другие ритмичные звуки, которые раздражали Пако, мысли которого были далеко от любовных утех. Но Пако терпеливо ждал, он знал, что Лита обычно покидает общий зал где-то около полуночи, когда клиенты заканчивают разбор девочек и платят вперед. После этого ловить там ей больше нечего.
Пако не ошибся. Почти ровно в полночь из коридора послышались шаркающие грузные шаги Кармелы и скрип открывающейся двери в ее комнату. Бандит стремительно выскочил и резким точным движением схватил толстуху за горло одной рукой. Другой он перехватил у Кармелы маленький подсвечник, чтобы, не дай бог, не устроить пожар. Еще миг – и Пако втащил насмерть перепуганную хрипящую бандершу в ее комнату. Не отпуская ни на секунду ее горло, он аккуратно поставил подсвечник на стол и закрыл дверь на крючок.
В ту же секунду перед носом Кармелы блеснуло острое лезвие навахи.
– Ну, старая жаба, рассказывай, как сдала нас с отцом Теобальдо французам?! Кто тебе еще помогал?!
– Что ты, что ты, с ума сошел? – хрипела Кармела. – Дай хоть слово сказать.
– Ну, говори, гадина, – контрабандист чуть ослабил давление на горло толстухи, – но, если крикнешь, глотку перережу в один миг.
– Что ты, что ты, дружок, ты ошибаешься, – взмолилась та.
– Ошибаюсь? – взревел Пако. – А знаешь, как рванул заминированный фургон, а как потом стреляли и рубили наших?
– Пако, это не я, клянусь! Какого рожна мне было выдавать вас французам?! Вы мне деньги платите, а от них одни неприятности.
– Да ладно, неприятности, – развязно бросил контрабандист, – только за счет их офицеров и живешь!
Читать бесплатно другие книги:
