Испанская война и тайна тамплиеров Соколов Олег

Глава 12

Под стенами Лериды

С далеких гор дул холодный пронизывающий ветер, который гнал по ночному небу рваные облака. Время от времени выглядывала луна, освещая мертвенным светом каменистую равнину. В эти мгновения можно было хорошо увидеть огромную черную громаду скалы, замок на ней и прилепившийся внизу обнесенный стенами город.

В эту ночь командир эскадрона де Крессэ получил свое первое задание в качестве адъютанта главнокомандующего. Сейчас он стоял где-то в тысяче шагов от крепости, а мимо него бесшумно двигались темные фигуры солдат. Анри вспомнил, как с этого самого места он пять дней назад увидел, как открылись ворота, опустился подъемный мост, и из крепости выехали два всадника. Один из них был трубачом, который силился извлекать из своего инструмента как можно более громкие звуки. В руках у другого был белый флаг.

Сердце у Анри тогда дрогнуло от радости:

«Парламентер! – мелькнуло в голове. – Неужели сдаются?! Значит, командующий был прав, победа при Маргалефе напугала их. Они рассчитывали на помощь армии из Каталонии, но теперь надеяться больше не на что, и мы сможем войти в крепость без стрельбы, без боя, без кровопролития, но как победители…»

В мгновение ока он представил себе, как въезжает в город в мундире с белой с золотом повязкой адъютанта главнокомандующего на руке и, спрыгнув с коня перед домом Инессы, преклоняет перед ней колено, вручая букет белых роз.

Но мечтать пришлось недолго, его послали на встречу с парламентером, который передал запечатанное сургучной печатью письмо. Уже через несколько минут это письмо было в руках командующего, который нетерпеливо сломал печати, пробежал глазами по строчкам послания, передал бумагу де Крессэ и раздосадованно произнес:

– Взгляните, вот ответ, достойный Цезаря.

«Господин генерал, – прочитал Анри, – эта крепость никогда не рассчитывала на помощь какой-либо армии. Имею честь выразить Вам мое самое глубокое уважение. Хайме Гарсия Конде».

Все сомнения исчезли. Нужно было готовиться к отчаянной битве, и в лагере закипела работа. Со всех сторон везли провиант, боеприпасы и шанцевый инструмент, солдаты плели сотни туров, заготавливали тысячи фашин[34].

И вот теперь колонны пехоты медленно приближались в ночи к вражеской крепости. Рядом с Анри шел капитан Валантен, тот самый, с которым де Крессэ познакомился в Монсоне и недавно встретился под Леридой. Сейчас Валантен был неузнаваем: не забавный болтун, любивший блеснуть своей ученостью, а офицер, на лицо которого легла печать серьезности.

Когда луна выходила из облаков и на миг освещала пейзаж, инженер доставал план, бросал на него быстрый взгляд и, оглядываясь по сторонам, снова махал рукой, увлекая за собой Анри и всю колонну.

«Как он там еще что-то разбирает в такой тьме?» – подумал Анри.

Но вот Валантен остановился, снова бросил взгляд на бумажку и, оглянувшись, тихо произнес, обращаясь к де Крессэ:

– Осталось двести шагов… примерно. Полная тишина!

Теперь вся колонна шла почти что на цыпочках, никто не разговаривал, все старались двигаться так, чтобы не шевельнулся ни один камень на земле. Наконец инженер прикоснулся к руке де Крессэ и прошептал:

– Здесь…

Анри оглянулся. Единственное, что он видел, – это темная громада города впереди, но сколько до него осталось, понять было невозможно.

– До города примерно триста метров, – словно услышав мысли де Крессэ, произнес инженер, выражая расстояние в новомодной метрической системе, не так давно принятой во Франции, – начинаем!

Анри кивнул головой, и Валантен стал расставлять по местам «рабочих», то есть солдат, выделенных из полков для проведения осадных работ. Они шли без оружия, в руках у них были только кирки и лопаты.

Де Крессэ сделал жест лейтенанту, командиру идущего позади него взвода вооруженных гренадер. Это был отряд прикрытия. Гренадерский взвод, следуя за адъютантом, прошел еще шагов сорок. Здесь по негромкой команде офицера большая часть солдат опустилась на землю и залегла, сжимая в руках оружие.

Но Анри не остановился, продолжая движение вместе с дюжиной заранее назначенных самых лучших гренадер под командованием старого сержанта. Когда прошли еще пятьдесят шагов, Анри встал, потом махнул рукой сначала вправо, потом влево. Все уже знали, что это значит. Быстро и без суеты солдаты разомкнулись в стороны, остановились и тихо опустились на одно колено. Анри услышал негромкий лязг штыков, которые примкнули к ружьям.

Наклонив оружие навстречу невидимому врагу, гренадеры замерли, стоя на одном колене. Анри тоже опустился на колено. Наступила полная тишина, луна снова зашла за облака, и стало так темно, что даже темный силуэт замка почти слился с ночным небом.

Прошла минута, и сзади раздался негромкий стук железа о каменистый грунт, стук который становился все громче, а пространство, откуда он доносился, все шире. Это работали сотни кирок и лопат.

Анри весь обратился во внимание, его глаза постепенно привыкли к темноте, и он снова стал различать впереди черный силуэт. Молодой офицер прекрасно понимал, что перед ним крепость с огромным гарнизоном, и оттуда можно ожидать все, что угодно. Но, кажется, там все спали. Стук кирок и лопат за спиной Анри становился все более отчетливым. Осмелев и немного окопавшись, солдаты стали работать уверенней.

Внезапно громкий звук выстрела разорвал тишину. Анри невольно вздрогнул, увидев, как, слепя глаза, ярко блеснул в черной мгле всполох, а потом, разрывая мглу, по небу, описывая огромную параболу, полетел в снопе пламени осветительный снаряд.

Все поле мгновенно осветилось, и Анри четко увидел черные силуэты гренадер, сидящих в безмолвной тишине со склоненными ружьями.

Тотчас же раздался еще один гулкий выстрел из мортиры, и в воздух взлетел, озаряя поле, второй осветительный заряд. Анри обернулся назад, но к удивлению своему не увидел ни одного рабочего: те окопались уже настолько, что смогли залечь и остаться незамеченными. Наверное поэтому, к удивлению де Крессэ, над полем снова повисла тишина. Испанцы то ли ничего не разглядели, то ли ничего не поняли.

Через несколько минут позади Крессэ громко застучали кирки и лопаты, «рабочие» становились все более уверенными, и стук их инструментов звучал все явственней.

Анри совсем уже успокоился и подумал, что все пройдет гладко. Но внезапно тишину разорвал новый выстрел из мортиры, потом еще один, потом еще… Стреляли из замка и из города. Местность осветилась так, что стало видно чуть ли не как днем.

И вдруг с бастиона, напротив того места, где находился Анри с солдатами, громыхнул выстрел. Это уже был не отдаленный гул мортиры, а мощный, уверенный грохот тяжелой пушки. В ту же секунду молодой офицер услышал, как с диким визгом пролетела картечь. Через несколько секунд раздался новый пушечный выстрел, потом еще один. Картечь проносилась мимо…

Ну вот опять прогремел выстрел. На этот раз пули не только завизжали рядом, но рассыпались по каменистой почве, словно горох по столу. Где-то слева раздался крик и истошные мольбы солдата, которого искалечила картечь. Пока его уносили товарищи, в воздух взлетали все новые и новые осветительные каркасы, которые гигантскими огненными параболами чертили небо. Грохотали пушки, и с визгом неслись кованые шары, со стуком ударяя по камням.

Анри продолжал стоять на одном колене. Вспомнив молитву «Отче наш», которой его научили в детстве, он повторял ее в десятый раз, стиснув зубы, преодолевая желание упасть на землю и зарыться. Он должен был подавать пример. Согласно регламенту, передовые посты охранения осадных работ должны были не ложиться, а стоять на одном колене. Лечь для него означало бы посеять панику среди солдат.

Позади него те, кто копали траншею, работали не покладая рук, их уже заметили, и вся надежда была на то, что они сумеют прокопать достаточно, чтобы укрыться от вражеского огня.

Первая ночь, которую Анри провел в качестве адъютанта главнокомандующего, дежурного при осадных работах, закончилась для него удачно. Его не только не убило и не ранило, но и подчиненные ему солдаты не понесли серьезных потерь – всего несколько убитых и раненых. Испанцы хоть и стреляли, но не осознали до конца грозящую им опасность.

Днем они возобновили пальбу, но французские солдаты окопались в параллели. Этот фортификационный термин означает длинную траншею, идущую параллельно крепостным стенам. Именно в параллели должны были сосредотачиваться основные силы осаждающей стороны. По ночам от нее копали зигзагообразные окопы, продвигаясь по ним к стенам крепости. Наконец, прямо в параллели или впереди нее устраивались батареи, то есть выкапывался широкий окоп, который укреплялся турами и фашинами и в который ставили пушки для стрельбы по крепости.

Утром усталый, небритый, с красными от бессонной ночи глазами, в перепачканной форме, Анри сопровождал главнокомандующего, который пришел инспектировать параллель. Сюше в безупречно вычищенном походном мундире почти без шитья, взяв шляпу под мышку, уверенно шагал по дну глубокого окопа. За ним с трудом поспевали начальник инженеров генерал Аксо, начальник штаба и еще несколько офицеров. Де Крессэ шел впереди и отвечал на вопросы о прошедшей ночи.

Тяжелое ядро с тупым звуком бухнулось в бруствер, и земля, разлетевшись в разные стороны, осыпала весь штаб и самого Сюше.

Ни один мускул не дернулся на лице генерала. Он деловито отряхнул землю с эполет и, взяв из рук молодого адъютанта, которого Анри заприметил еще в Сарагосе, подзорную трубу, как ни в чем не бывало приподнялся и начал рассматривать крепость в образовавшуюся от ядра брешь в бруствере.

– Что скажете, Аксо? Сколько, по-вашему, дней нужно для сооружения батарей?

– Я уже говорил вам, мой генерал, – ответил начальник инженеров ровным голосом, также совершенно игнорируя опасность, – нам потребуется не меньше двух недель.

– Даю вам неделю, – холодно проговорил Сюше, – у нас нет времени.

С этими словами главнокомандующий, не торопясь, сложил подзорную трубу и пошел дальше по траншее, кивком головы приветствуя офицеров, которые находились на боевом посту.

На следующий день полил дождь. Сухая еще недавно равнина покрылась потоками грязи. А потом хлынул настоящий ливень. Когда Анри снова оказался на боевом дежурстве, он увидел войну совсем иную, чем под Маргалефом.

Валантен, вынырнувший из темноты, был неузнаваем: весь его мундир был заляпан грязью, и он, как и Анри, стоял в окопе по колено в воде.

– Господин командан[35],– сказал он, неуверенно прикладывая руку к своей шляпе, с которой ручьем текла вода, – мы не можем закончить батарею номер три к завтрашнему дню. Это невозможно.

По всему было видно, что инженер старался, как мог, но Анри был тверд в своей решимости:

– Вспомните, что «невозможно» – это нефранцузское слово, – начал он на шутливой ноте, а потом строго добавил: – Это приказ. Мы должны закончить инженерные работы любой ценой.

По перепачканному лицу Валантена скользнула ухмылка.

– Идемте, – отрывисто бросил он.

Долговязый офицер пошел по дну окопа, разбрызгивая воду. Окоп, вода, кучи земли, чумазые солдаты – все это можно было видеть в ночи только благодаря прорезающим черное небо пылающим каркасам. Кое-где в окопах горели небольшие фонари, прикрепленные ниже бруствера, чтобы противник не смог корректировать по ним огонь. Они едва выхватывали из тьмы небольшие участки пространства. В их свете рабочие под руководством саперов безуспешно пытались бороться с водяной напастью, а дождь продолжал лить как из ведра. Валантен и Крессэ все глубже погружались в воду, грязная холодная жижа уже дошла Анри до бедер. Его мундир насквозь пропитала влага, со шляпы стекали потоки воды, перчатки, некогда белые, превратились в какое-то подобие грязных рабочих рукавиц.

В очередной раз со стороны крепости грохнула пушка, и картечные пули с визгом пролетели рядом, шлепнулись в бруствер и в раскисшую землю. Еще несколько шагов – и Анри вдруг понял, что стоит по пояс в грязном киселе из воды, глины и еще черт знает чего. Валантен, чумазый как трубочист, сделал широкий жест, показывая, что они добрались до цели. Несколько саперов и пехотных солдат, грязные от подметок до макушек, дрожащие от холода, пытались, стоя по пояс в грязной воде, наполнить туры какой-то полужидкой массой. Рядом, за бруствером, в грязи валялся труп с размозженной картечью головой.

– Перед вами батарея номер три, – сказал Валантен, приложив руку к шляпе.

Анри было нечего сказать, было совершенно очевидно, что продолжать работу абсолютно невозможно.

– Постарайтесь хотя бы усилить бруствер, – буркнул он, понимая, что приказ бессмыслен.

В четверг третьего мая тучи, наконец, снова рассеялись, и в скором времени траншеи просохли под ярким испанским солнцем. Сюше торопил, и Крессэ вместе с другими адъютантами почти каждую ночь уходил на дежурство.

Четвертого мая вечером испанский гарнизон предпринял отчаянную вылазку, но поднятые по тревоге отряды гренадер отбили врага. Перед французскими окопами все было завалено трупами. Ночью осадные работы продолжились. Они велись с каким-то остервенением и в следующую ночь. Пушки крепости колотили и колотили, не переставая. Картечь и ядра бороздили землю, но французские саперы и пехотинцы работали как сумасшедшие, стремясь использовать сухое время и выполнить приказ командира. Наконец седьмого мая, в пять часов утра, пушки, которые с огромным трудом притащили на приготовленную позицию, были готовы открыть огонь.

Сюше и несколько генералов стояли на небольшом холме, который назвали «Пост креста», потому что здесь на дороге стояло старинное каменное распятие. Отсюда до крепости – примерно две тысячи шагов, и все было видно как на ладони.

– Все готово, мой генерал, – доложил генерал Валле, командир артиллерии, – канониры на своих местах, зарядов достаточно.

Все это бригадный генерал в потертом мундире произнес усталым неуверенным голосом.

– Что-то не в порядке? – холодно спросил Сюше.

– Я считаю, мой генерал, что батареи недостаточно укреплены и пушек маловато.

– Чушь. Наши артиллеристы лучше испанских. Врагу не устоять… Де Крессэ, подойдите сюда. Скачите к траншеям и передайте мой приказ открыть огонь.

Молодой командир эскадрона отсалютовал командиру, вскочил на коня, который подвел ему гусар эскорта, и в его сопровождении вихрем понесся в сторону французских окопов. Не доехав до них пару сотен шагов, он спешился у небольшого разбитого домика, отдал своего коня солдату и побежал к центральной батарее.

Здесь уже было все готово. Артиллеристы стояли у пушек, на предписанных регламентом местах. Хотя они и не надели полного парадного облачения, но их темно-синие мундиры были вычищены, алые эполеты ярко горели на плечах, а на головах были кивера с надраенными бляхами. Командир батареи, увидев, что к нему бежит адъютант главнокомандующего, сам бросился ему навстречу.

– Ну что, – воскликнул он, – приказал?

– Да, – крикнул де Крессэ, – открывайте огонь!

Уже по тому, как адъютант и командир обменивались жестами, пушкари поняли, что наступает их час, и замерли в полной готовности. Офицер быстрым шагом подошел к батарее, приосанился и громко скомандовал:

– Заряжай!

В мгновение ока артиллеристы – «первые номера слева», – прогибаясь под тяжестью ноши, приняли от подносчиков тяжелые заряды: шестнадцатифунтовые ядра с прикрепленным к ним деревянным поддоном и картузами, набитыми порохом. Уверенным резким движением вставили их в бронзовые дула длинных пушек. Еще секунда – и «первые номера справа», взявшись за прибойники – инструменты, похожие на огромные деревянные колотушки, вогнали заряды вглубь стволов. «Вторые номера слева» резко поднесли к затравочным отверстиям длинные шила – «протравники» и, уверенно проколов матерчатую оболочку загнанных в ствол зарядов, в то же мгновение вставили в отверстие запалы.

Все это делалось так точно, быстро и ловко, что де Крессэ невольно залюбовался умелой работой артиллеристов.

Вот уже «вторые номера справа» подули на фитили и разожгли их так, что те ярко загорелись. «Вторые номера слева» подняли руки, давая офицеру знать, что орудия готовы к бою.

– Огонь! – резко скомандовал офицер. Оглушая металлическим грохотом, ухнула первая тяжелая пушка. За ней вторая, третья, и вот уже с жуткими надрывными раскатами стали бить все четыре батареи, построенные тяжелой изнурительной работой инженеров и пехотных солдат. В ушах у де Крессэ зазвенело, все затянуло дымом.

Недолго думая, артиллеристы зарядили орудия после первого залпа. Вторые номера подняли снова руки вверх. Снова капитан артиллерии скомандовал «огонь!», и снова уши заложило от грохота.

На этот раз дым снесло ветром в сторону, и стало видно, что французские ядра точно попали в стену бастиона Кармен, от которой отлетели куски разбитых камней.

– Огонь!

И вновь тяжелые ядра полетели в сторону крепости. С четвертой батареи открыли огонь мортиры. Было видно, как большие бомбы, пролетая по широкой дуге, падают в город и в замок, и как оттуда поднимаются дымки разрывов.

– Смотрите, смотрите, – крикнул молодой артиллерийский лейтенант, подбегая к де Крессэ и показывая на испанский бастион.

Действительно, было видно, что одно из французских ядер попало в амбразуру, и тяжелая испанская пушка рухнула с лафета, так что ее длинный ствол теперь нелепо торчал, обращенный к небу. Еще несколько удачных залпов с французской батареи подбили другую испанскую пушку, ствол которой подлетел в воздух и упал куда-то внутрь крепости. Одновременно с тяжелым шумом рухнул под ударами французских ядер кусок стены бастиона. Среди артиллеристов посыпались шутки, и они снова весело заряжали свои орудия, предчувствуя близкую победу.

Но тут испанцы словно очнулись. Внезапно клубы дыма окутали почти все замковые стены. Это со страшным грохотом дали залп тяжелые крепостные орудия. В тот же миг заговорили пушки с бастионов и с куртин. Воздух наполнился тяжелым гулом пролетающих ядер. Одно из них шлепнулось рядом с де Крессэ, обдав его кусками земли. Несколько ядер разворотило туры, а еще через минуту, несмотря на бруствер, ядро, пущенное из замка, попало прямо на батарею, и Анри увидел, как одного из артиллеристов просто разорвало напополам. Куски его тела разлетелись в разные стороны, забрызгав все фонтаном крови. Стало понятно, что от орудий, бьющих из замка кинжальным огнем, невозможно скрыться.

Анри, сжав зубы, ясно увидел, что обстоятельства приобретают все более и более неприятный оборот. До батареи долетали не только ядра, но и картечь. В скором времени все кругом было перепахано вражескими снарядами, и полтора десятка артиллеристов выбыли из строя. Некоторые из них были убиты, другие получили тяжелые ранения, и их, стонущих и орущих от боли, уносили на носилках. Вдруг одно ядро попало прямо во французскую пушку, ствол сбило с лафета, и он придавил насмерть одного из артиллеристов, а осколки деревянных частей лафета разлетелись в стороны и ранили еще одного канонира.

Командир батареи подбежал к Крессэ и попросил его съездить к командующему, чтобы передать: испанцы подавляют нашу артиллерию, и в скором времени на батареях не останется никого живого…

Сюше молча выслушал рапорт. Его лицо было спокойным, но на скулах от гнева ходили желваки. Не говоря ни слова, он еще раз на минуту приложил подзорную трубу к глазу, а потом, повернувшись к адъютанту, отрезал:

– Продолжайте огонь!

Когда Крессэ прискакал на батарею, было видно, что французы долго не протянут. За время, пока он ездил на командный пункт, испанцы подбили еще одну пушку и еще несколько человек получили ранения. Анри больше всего боялся, что его сочтут трусом, и поэтому, не удовольствовавшись этим визитом, отправился на батарею номер один.

Когда он приехал туда, то первым делом увидел командира батареи, лежавшего на земле с оторванной головой. Все вокруг него было залито кровью, кругом валялись осколки разбитых лафетов, но черные от гари артиллеристы продолжали заряжать свои орудия и с каким-то дьявольским упорством палили по врагу. Внезапно вражеская бомба, пущенная из замка, упала точно посреди батареи. Никто не успел ни залечь, ни спрятаться, и она рванула так, что четверых артиллеристов разбросало в разные стороны, оторвав кому руки, кому ноги. Теперь уже было не до огня, оставшиеся целыми пытались помочь тем, кто был ранен. Кто-то старался еще привести в порядок отброшенные этим взрывом пушки.

– Espana! Espana! Espana! – раздались совсем недалеко яростные крики. Со стороны городских ворот к правому флангу параллели бежали несколько сот испанских солдат. Артиллеристам ничего не оставалось, как броситься в сторону своих. Анри вскочил на коня и понесся в сторону наиближайшего французского поста, уже издали крича: «В ружье, вперед!»

Французский отряд под командованием двух молодых офицериков тут же выскочил из-за небольшого укрытия и бросился навстречу испанцам. Крессэ, понимая, что одному на коне в пешей схватке делать нечего, поравнялся с пехотинцами, спрыгнул с лошади и, не заботясь о том, что с ней будет, ринулся вперед, выхватывая на ходу свой палаш.

Глава 13

Монтегю и девочки

В прокуренном зале заведения Кармелы в этот день было людно. Около десятка мужчин, одетых в основном на французский манер, сидели за столами, курили сигары, хохотали и пили вино. Живописно устроившись среди них, сидели в развязных позах девочки тетки Литы. Некоторые из них были такие страшные, что, казалось, сошли с полотен Босха или Брейгеля, но некоторые были даже очень недурны собой. Тут можно было найти всяких: толстых и тонких, молодых и не очень. Впрочем, всех их объединяло то, что они были аляповато разряжены, грубо размалеваны и плохо причесаны. Вся компания была уже изрядно навеселе. Время от времени кто-то из мужчин бесцеремонно брал одну из девиц и тащил ее за руку по разбитой лестнице. Кто-то, наоборот, спускался сверху, уже вкусив вдоволь любовных утех и желая подкрепить свои силы стаканом вина и чем-нибудь съестным.

Почти все мужчины и женщины курили. Мужчины – толстые сигары, а женщины, или, точнее, размалеванные девки, посасывали длинные «сигаритос».

Большинство мужчин могли сказать по-испански только пару слов, а почти все жрицы любви французским не владели. В результате беседа сводилась к примитивным шуткам, хватанием «девочек» за различные части тела и взрывам хохота. Впрочем, несколько проституток объяснялись по-французски, а тетка Лита говорила вполне сносно, так как жила пару лет во Франции, поэтому иногда возникали и чуть более содержательные беседы.

Как можно догадаться, почти все посетители тетки Кармелы были французами. Однако понять, какую роль они играли в армии, не представлялось возможным, так как никто из них не носил мундира. Тетка хорошо знала, что большинство из них – чиновники военной администрации, гражданские служащие и поставщики армии. Впрочем, среди всей этой публики выделялся один человек. Он нисколько не скрывал своего положения, а, кажется, наоборот, выставлял его напоказ. В синем доломане, расшитом золотом, с белой повязкой адъютанта командующего на левой руке Эврар де Монтегю восседал в кресле в окружении двух юных «гурий».

Последние в точности соответствовали тому идеалу, что Монтегю некогда набросал в коротком разговоре с де Крессэ: большая грудь, большой рот и развязное поведение. Напротив Монтегю сидел за столом испанский поставщик, который также часто наведывался к тетке Лите. Его звали дон Виктор Бареа, он был невысок, с толстой шеей, толстым животом и комичными гримасами на широкоротом лице.

По-французски он твердо знал несколько фраз и поэтому щеголял ими, повторяя не очень к месту, а чаще вообще не к месту: «Монтегю, ну вы определитесь» и «странные вы люди».

Сегодня дон Виктор завершил успешно какие-то торговые дела, поэтому объявил, что платит за Монтегю.

– За дона Виктора! Дай Бог ему здоровья! – воскликнул адъютант, поднимая налитый почти до краев стакан.

– За дона Виктора! – нестройно подхватили несколько голосов.

Компания крепко угощалась, сопровождая выпивку сладким миндальным пирогом, фруктами, сыром и всевозможными пирожками – «эмпанадильяс».

Дон Виктор, уже хорошо выпивший, посмотрел на Монтегю и, осушив свой стакан, опять повторил заплетающимся голосом свое дурацкое: «Монтегю, ну вы определитесь». Хотя совершенно было непонятно, где нужно было определяться и с чем.

– Говорят, у вас под Леридой жарко, – произнес на безупречном французском мужчина с холеным лицом, одетый в дорогой фрак.

С этими словами он засунул в свой красивый влажный рот кусок аппетитного пирога и в упор посмотрел на адъютанта.

– Да-а-а… – пробормотал нетвердым голосом Монтегю, – у нас там очень жарко. Рубим всех! Придет армия О’Донелла, ее рубим. Вылезут спаниары из крепости, мы и их рубим. Ну, в общем, скоро все будет в порядке.

– А вы, рассказывают, отличились в бою, – сказал другой посетитель, молодой человек с худым бледным лицом, с которого никогда не сходило презрительное выражение.

– Да-а-а… под, как его… Маргадоном или нет, Маргафетом, ну, в общем, там…. Мы с моим другом де Крессэ врубились в них, ну они и побросали знамена и пушки.

С этими словами он ущипнул свою соседку чуть пониже пояса, она взвизгнула, а адъютант удовлетворенно засмеялся.

Тетка Лита, которая до этого только покуривала свою «сигаритос», вмешалась в разговор:

– А-а… де Крессэ, слышала, слышала. Уж не тот ли это славный воин, которому генерал поручил какую-то тайную миссию?

Услышав о тайной миссии, Монтегю сразу чуть-чуть протрезвел.

– Какую еще тайную миссию?

– Да нет… просто так говорили… а вы угощайтесь, угощайтесь, сеньор Монтегю, дон Виктор за всех платит.

– Не за всех, а только за себя и за него, – сказал по-испански дон Виктор.

– Хорошо-хорошо, – затарахтела Лита и сделала знак, по которому одна из ее девиц притащила еще два кувшина вина.

Все хорошенько выпили. Потом еще. Наконец Монтегю схватив двух своих красавиц за плечи и торжественно заявил:

– Ну мы пойдем отдохнуть.

И, подталкивая девок вперед, направился к лестнице.

– Но вы еще вернетесь, благороднейший сень ор? – обеспокоенно воскликнула тетка Лита.

– Да, но не скоро, – гордо заявил Монтегю, шлепнув при этом по мягкому месту каждую из своих спутниц.

– Только не забудьте! Я припасла для вас самое лучшее винцо.

Монтегю действительно вернулся часа через полтора, в доломане, застегнутом не на те пуговицы, взъерошенный и перепачканный губной помадой. С ним была только одна из сопровождавших его красоток.

К тому времени почти все участники пирушки уже разбрелись по комнатам наверху. Внизу оставалась едва ли половина публики, да и те, что не ушли, в основном нечленораздельно мычали. Только совершенно трезвая тетка Лита, увидев Монтегю, сверкнула глазами:

– А вот и вы, благороднейший сеньор! Надеюсь, девочки вас хорошо обслужили?

Пьяный адъютант взглянул на нее остекленевшими глазами и ответил лишь каким-то дурацким смехом, похожим на блеяние.

– Ну, значит, хорошо. Как я рада! Ведь я для вас специально берегла лучшее вино из Кариньены, да и пирожок тут вкусный свежий принесли, – лебезила толстуха, указывая на сомнительные остатки угощений, лежащие на столе.

Чувствовалось, что Монтегю уже все равно, с чем был пирожок, свежий или не очень. Он сел за стол, схватил «эмпанадилью» и, откусив от нее здоровый кусок, с набитым ртом начал перемигиваться с одной из сидевших напротив страшных девок.

– Винцо, винцо из Кариньены не забудьте, господин капитан.

– Я не капитан, а командир эскадрона!

Лита тотчас же расплылась в подобострастной улыбке:

– О, сеньор командан! За это же нужно выпить! Ведь это очень важное повышение!

– Да-а-а… – протянул Монтегю, заталкивая в рот очередной пирог.

Дон Виктор, услышав, что Монтегю стал командиром эскадрона, не преминул поднять и свой бокал за его здоровье. Выпили и другие.

А тетка Лита не унималась: по ее жесту специально назначенная девка, одна из самых страшных, подливала и подливала всем вино…

К полуночи уже никто не говорил членораздельно, кроме, конечно, самой тетки Литы.

– Благороднейший сеньор командан, – ласково пропела она с заискивающей улыбкой, снова наполняя его стакан, – а правда, что к вашим подвигам вскоре прибавится и раскрытие тайны ордена тамплиеров?

– Тамплиеров? Да-а-а…

– Ну и как же вам удастся найти путь к этой удивительной тайне?

– Да какая там тайна! Все мы знаем!

– Не может быть!

– Не может быть? – Монтегю презрительно фыркнул. – Еще как может! Тайный план всегда при мне! – И Монтегю похлопал по своей расшитой золотом ташке.

В глазах Литы блеснул дьявольский огонек.

– Сеньор командан, когда вы найдете сокровища, не забудьте наших девочек. Они такие хрупкие, такие нежные и так любят вас!

– Да я тут всех золотом осыплю! – заплетающимся языком выговорил адъютант, делая широкий жест рукой.

– Это очень и очень благородно с вашей стороны! Вы истинный кабальеро, и сейчас я еще раз хочу выпить за ваше великодушие и редкостную щедрость. – С этими словами толстуха снова наполнила стакан Монтегю.

Когда через час Монтегю опять решил пойти с девочками наверх, он не мог даже говорить и, промычав что-то, ткнул в одну из самых страшных. Та вместе с теткой Литой потащила его наверх по лестнице.

Монтегю храпел, уткнувшись носом в кровать, со спущенными штанами и в одном сапоге. Пако подошел к нему и вытащил свою острую, как бритву, наваху.

– Ты что, с ума сошел! Зачем это?! – закричала Лита, вцепившись в его руку. – Ты что, хочешь, чтобы нас всех отправили на эшафот?! Ты-то убежишь к своим дружкам в лес, а нам что делать?! Да и зачем его убивать? Бумага же здесь!

С этими словами Кармела подняла с пола шитую золотом ташку и, открыв ее, вытащила несколько бумаг. Шесть из них были какими-то официальными письмами по поводу поставок в армию продовольствия и лошадей, зато в седьмой Лита безошибочно определила нужный документ. Пако хотел было схватить его своей ручищей, но тетка Лита ловко увернулась.

– Зачем тебе он?!

– Как зачем?! Ты что, чокнулась?! А на черта мы тут так старались?!

Лита усмехнулась.

– Ты разве не видишь, что рисунок тут нехитрый. Скопировать его минутное дело, зато, когда этот чудак проснется, он вообще ни о чем не вспомнит… А если документ пропадет, горя не оберешься.

С этими словами Кармела взяла бумагу и направилась в свою комнату.

Глава 14

Любой ценой

В субботу 12 мая 1810 года Сюше и вся его свита были на ногах уже с рассвета. В окружении адъютантов, офицеров штаба и нескольких генералов главнокомандующий проходил по траншеям, инспектировал батареи, беседовал с офицерами и солдатами.

– Готовы ваши орудия?! Сколько туров наполнили за ночь?! Мешки с землей для стрелков положили?! – спрашивал он, но вовсе не для того, чтобы узнать, готова ли батарея и сколько туров наполнено землей, это и так было видно. Но сам его голос излучал уверенность и силу духа, наполняя всех верой в победу. Он словно извинялся за неудачу седьмого мая и говорил всем: «Теперь все будет в порядке… я знаю. Так точно я и задумал». И эта вера, эта энергия передавались каждому, к кому он обращался.

Анри, следовавший чуть позади Сюше, видел, как командующий своими вопросами, короткими и точными приказами словно зажигает огоньки в душах бойцов.

Ему вспомнилась фраза, которую как-то сказал его отец, ветеран Семилетней войны: «Хороший полководец – не тот, кто умеет расставить квадратики, изображающие полки на плане поля боя, а тот, кто силой своей души, пламенем своего сердца заставит подчиненных поверить и пойти на смерть…» Именно таким сегодня он увидел своего командующего, штатным адъютантом которого стал позавчера.

Пять дней назад во время вылазки испанцев Анри попал в жуткую переделку и чуть не погиб с маленьким отрядом, который привел на помощь батарее. Их окружили, отряд потерял уже половину бойцов, и мысль о смерти пронеслась в голове молодого офицера. Но тут вдруг, словно снег на голову, на неприятеля набросился отряд польских гренадеров, ведомых молоденьким адъютантом, лейтенантом Лабордьером. Это был тот юноша, что щеголял в особняке главнокомандующего в изысканных сапожках с тоненькими золотыми шпорами. Лабордьер ринулся в схватку как безумный.

Де Крессэ и французские пехотинцы, оставшиеся в живых, были спасены, но, когда бой кончился, среди кучи трупов обнаружили и Лабордьера. Тот был еще жив, но хрипел и задыхался, а из страшной раны ручьем лилась кровь. Он умер через день… Анри и помыслить не мог, что займет в штатном расписании место юноши, над которым вначале мысленно насмехался…

К девяти часам утра все было готово, проверено и перепроверено. Все артиллеристы и пехотинцы стояли на своих боевых постах, все заряды находились в положенных местах, все пушки были тщательно прочищены, оси смазаны, запасные банники приготовлены, шанцевый инструмент запасен.

На этот раз город и замок должны были обстреливать восемь мощных батарей: тяжелые пушки, гаубицы и мортиры. Кроме того, в передовых траншеях, которые были подведены чуть ли не вплотную к крепости и заканчивались в ста пятидесяти-двухстах шагах от ее стен, засели лучшие стрелки. Они расположились в окопе под прикрытием бруствера и мешков с песком. В ходе боя им предписывалось бить прямо по амбразурам, которые хорошо были видны из французских окопов. Сюше в очередной раз деловито посмотрел на свои тоненькие золотые часики, подождал еще минуту. Пробило ровно девять.

– Начинайте! – с твердой энергичной уверенностью велел он.

На этот раз адъютантам не надо было никуда нестись. Сюше стоял тут же в окопе рядом с мощной батареей из шести крупнокалиберных осадных орудий. Командир батареи тотчас же махнул рукой, и тяжелые пушки дали залп с оглушительным, страшным грохотом. Де Крессэ почувствовал, что в ушах у него зазвенело и он почти что оглох.

Тотчас же огонь, словно эхо от залпа центральной батареи, прокатился по всему фронту. Разом заговорили все восемь батарей, и воздух наполнился грохотом, звоном, дымом. Небо исчертили следы от бомб, которые метали мортиры и которые, подымаясь высоко в небо, обрушивались на город и замок, сея повсюду смерть. Гаубицы били по навесной траектории, перебрасывая гранаты через стену. Тяжелые пушки колотили в упор по каменным укреплениям. От всего этого можно было оглохнуть, а к артиллерийскому грохоту добавился треск ружейной пальбы. Это вели огонь французские стрелки в передовой траншее.

Испанцы почти тотчас же начали отвечать. И там и сям их чугунные ядра с тяжелым свистом пролетали поблизости от штаба, падали на батареи, разворачивали туры… Но было видно, что на этот раз преимущество на стороне французов, пушки которых били и били, били и били. А испанский огонь постепенно стал слабеть. Французские артиллеристы точными выстрелами посбивали почти все орудия на бастионе Кармен. Вести огонь оттуда испанцам мешал непрекращающийся град бомб. Многие артиллеристы в городе были убиты пулями засевших в траншеях стрелков.

Сюше стоял как каменное изваяние и смотрел на эту вакханалию разрушений. Рядом с ним осталось только несколько офицеров, все остальные были на боевых постах. Через три часа непрерывной пальбы ответный огонь с ближайших бастионов практически прекратился. Сюше повернулся в сторону Анри и отдал первый приказ с момента начала обстрела.

– Прикажите перенести огонь по основанию стен.

Де Крессэ пробежал несколько шагов до большой батареи и передал капитану распоряжение командующего. Тотчас артиллеристы с закопченными лицами, накатив в очередной раз орудия, чуть поправили прицел. Еще полминуты – и батарея жахнула так, что де Крессэ почувствовал, как на время лишился слуха. Когда дым рассеялся, стало видно, что каменная кладка бастиона немного повреждена. Новый залп батареи, еще залп…

Вернувшийся на свой пост Крессэ увидел главнокомандующего, не сводившего глаз с бастиона Кармен. После получаса огня кладка была настолько повреждена, что после очередного залпа огромный кусок стены вдруг со страшным треском обрушился. За ним оказался лишь земляной вал, облицовкой которому служили эти камни.

Сюше не сходил с места. Он не удалился, чтобы перекусить, только выпил вина пополам с водой, которое принес ему слуга. Тот же слуга налил вина с водой и всем офицерам штаба. Де Крессэ машинально осушил стакан, который ему подали на подносе. Он толком и не позавтракал и провел почти всю ночь на ногах, но есть не хотелось. Весь штаб напряженно смотрел на бастион, а пушки грохотали без перерыва. Испанские ядра уже почти совсем не беспокоили группу офицеров, которые стояли рядом с командующим. Совершенно потерявшиеся под шквалом французского огня, артиллеристы в городе и замке уже не могли организовать достойного сопротивления.

Только ближе к вечеру, когда уже приближалась ночь, Сюше оставил свой наблюдательный пункт. Он отдал распоряжение не прекращать стрельбы, а, ослабив в потемках ее интенсивность, сосредоточиться на замке, который был виден на фоне ночного неба даже в самой глубокой тьме. Покинув окоп, командующий и его адъютанты прошли к укрытию, где стояли лошади, вскочили в седла и поскакали в деревню Виллануэва-дель-Пикат. Там располагалась штаб-квартира.

Наскоро перекусив, Сюше собрал военный совет. Впрочем, это был не тот совет, где главнокомандующий отдает ясные и точные распоряжения подчиненным. На большой стол, убрав с него блюда с едой, положили огромный план Лериды, где в мельчайших подробностях были изображены все ее укрепления и все окопы, построенные французами за время осады. По краям поставили два больших подсвечника на десяток свечей каждый. Их желтый яркий свет заиграл нарядными огоньками на эполетах генералов и офицеров, на золотом шитье мундиров, на золотых шнурах гусарских мундиров адъютантов.

Здесь собрались только те, кто сейчас был нужен Сюше: начальник штаба генерал Арисп, генерал Абер, которому предстояло командование главной атакой, начальник инженеров полковник Аксо, начальник артиллерии генерал Валле, генерал Бюже и пятеро адъютантов командующего, в числе которых, кроме старшего адъютанта Мейера, присутствовали де Крессэ и Монтегю. Последний недавно вернулся из поездки в Сарагосу.

– Прежде чем штурмовать крепость, нам необходимо овладеть укреплениями на плато Гарден, – твердым начальственным голосом начал Сюше, вставая из-за стола. – Этими силами будете командовать вы, генерал Бюже. Я выделяю на это четыре батальона пехоты, начальник штаба передаст вам список.

– Мой генерал, – пробасил Абер, – позвольте сказать. А на кой черт нам нужен этот замок Гарден? Возьмем город, они сами сдадутся. Ведь кроме пустого замка и форта, там ничего нет.

– Ну, во-первых, замок не совсем пуст. – Сюше чуть улыбнулся уголками губ, бросив секундный взгляд на Крессэ и Монтегю. – Во-вторых, замок я и не собираюсь штурмовать, это слишком большие потери. Наши колонны должны только взять редуты и большое земляное укрепление перед замком.

– Ну хорошо, а зачем нам нужны эти редуты? – не унимался Абер.

– В этом вся суть нашего маневра. Припомните осаду 1707 года. Что произошло тогда? Герцог Орлеанский штурмовал город именно там, где пойдем в атаку мы. Жители, испуганные штурмом, бросились из города, кто-то из них побежал в городской замок, но значительная часть устремилась через поле к соседней скале, на плато Гарден. В результате городской замок, который является главной силой этой крепости, продолжал обороняться еще почти месяц! А почему? Ртов там было хоть и много, но меньше, чем могло бы быть, если бы все жители города бросились туда. Если бы все они набились в городской замок, он бы не продержался и нескольких дней. Вот в чем суть моей идеи: нужно, чтобы все горожане укрылись в городском замке, и оборонять его стало бы невозможно. Именно поэтому мы должны овладеть плато Гарден и всеми укреплениями вокруг замка Гарден. Тогда никому не придет в голову бежать туда. Понятно?