Испанская война и тайна тамплиеров Соколов Олег
Анри испытывал к этому человеку, прошедшему огонь и воду и сохранившему отвагу, честь и, несмотря на все невзгоды, какую-то заразительную детскую веселость, не только уважение. Само присутствие этого вояки напоминало Анри об эпизоде, когда он познакомился с той, что стала для него дороже жизни.
«Вот это действительно сюрприз, – говорил он про себя, – молодец Монтегю, здорово придумал».
В тот же миг Монтегю, словно черт из коробочки, возник прямо перед ним:
– Ну, Анри, хороший сюрприз?
– Да просто замечательный! – в радостном возбуждении воскликнул Анри.
– Тогда давайте выпьем шампанского! – предложил Монтегю и сделал жест рукой, по которому один из лакеев, разносивших шампанское, мгновенно появился перед ними.
Друзья взяли бокалы, чокнулись и тут же их осушили. Тут у стола появился еще один интересный персонаж. Анри чуть не открыл рот от изумления, когда увидел длинный нос и очки инженерного капитана, который, неловко пробираясь меж стульев, искал седьмой стол.
– А у вас тут не седьмой стол, случайно? Монтегю и де Крессэ захохотали.
– Седьмой, дружище, седьмой!
Потом к столу подошел какой-то приятного вида испанец, одетый в светло-синий изысканный фрак, с красивой молодой женщиной, и они, раскланявшись со всеми, присели на свои места. Потом появились два старших офицера пехоты и заместитель начальника штаба, полковник Сен Сир Нюг, который непонятно каким образом раздобыл себе весьма эффектную даму…
Завязался всеобщий разговор, зазвенел смех, да и сложно было не шутить и не смеяться в подобной замечательной компании. Усевшийся за стол испанец оказался знаменитым гитаристом Фернандо Сором, слава о котором шла по всей Испании. Бывший офицер испанской королевской армии, он с энтузиазмом встал на сторону новой Испании и теперь, посвятив жизнь музыке, сочинял прекрасные музыкальные произведения и так играл на гитаре, что все с упоением заслушивались его исполнением.
Ужин еще не начался, гости пока слушали музыку, болтали, пили аперитивы, свободно переходя от стола к столу, и поэтому де Крессэ не обратил никакого внимания, что два стула оставались не занятыми. Ну вот до девяти часов вечера – времени начала ужина – осталось несколько минут. Монтегю опять куда-то побежал по делам, а все, заходясь от смеха, слушали забавный рассказ Валантена о том, как он ночевал в испанской корчме, как сбился с дороги и как его чуть не поймали герильясы…
Во всем этом, собственно, не было ничего особо смешного, но капитан говорил так весело, употребляя такие занятные выражения и сопровождая повествование такими гримасами, что не расхохотаться было просто невозможно.
Заливаясь от смеха, Анри поднял глаза и чуть не подавился. Прямо перед их столом стояли Инесса и дон Хосе Вегуэра.
– Вы позволите нам присоединиться к вашему веселью? – серьезно, но очень доброжелательным то ном спросил генерал.
Анри смог только кивнуть головой, в то время как остальные гости, сидевшие за столом, уже выпившие по несколько бокалов шампанского, весело загалдели:
– Да! Конечно! Садитесь, генерал! Будем рады! Анри, как зачарованный, не мог оторвать взгляд от Инессы. Она была настолько прекрасна, насколько он мог себе вообразить. Ее совершенное благородное лицо полнилось горделивым благородным достоинством, а прекрасные глаза, казалось, излучали сияние. Пышные локоны, выпущенные из замысловатой прически, ниспадали на редкой красоты благородную шею. Голову девушки венчала скромная по размерам, но дорогая диадема, сверкавшая золотом и бриллиантами. Плечи красавицы были обнажены, и можно было видеть, насколько совершенна ее высоко приподнятая небольшая грудь. Темное платье в испанском стиле облегало прекрасное тело.
Инесса и ее отец присели за стол, и почти в тот же миг заиграла торжественная музыка, затрубили трубы, и загремели литавры. В саду появился главнокомандующий генерал Сюше, держа под руку свою хорошенькую супругу в ослепительно-роскошном наряде. Вслед за генералом вошли несколько наиболее приближенных генералов и самые высокопоставленные лица Сарагосы с женами. Все встали, приветствуя главнокомандующего и «королеву» Онорину. Сюше с женой, генералами и сановниками сели за центральный стол, а потом все затихло. Все собравшиеся опустились на свои места.
Сюше приподнялся, держа в руках бокал. Музыка прекратилась, и в саду воцарилась полная тишина. Лакеи замерли, казалось, будто они растворились в воздухе.
– Дамы и господа, – громким ясным голосом начал главнокомандующий, – мы собрались здесь для того, чтобы отметить не просто победу французской армии, а победу того дела, которому мы все: и французы, и испанцы – служим. Это дело – новая Испания. Это великая и могучая Испания, страна, облагороженная благодаря тем реформам, которые мы провели или проведем в жизнь, выполняя замысел нашего великого Императора. На полях боев под Леридой и Мекинензой я думал об этом, как, надеюсь, думали и все мои соратники. Здесь в зале сидят и те, кто сражался в эти дни по другую сторону баррикад, и я рад высказать восхищение их отвагой, доблестью и рыцарскими сердцами. Я очень хочу, чтобы когда-нибудь они присоединились к нам, и мы вместе создали бы ту Испанию, о которой мечтаем. Да здравствует Император! Да здравствует Испания!
Громовое «Да здравствует Император!» и «Viva Espana!» раздалось в саду.
Через несколько минут на смену серьезной торжественности первых минут пришло веселое оживление. За столами забурлили разговоры, и вскоре в саду, превращенном во дворец фей, стало шумно от жизнерадостных голосов и смеха.
Анри сидел прямо напротив Инессы и не спускал с нее глаз. Красавица немножко смущалась, но время от времени смотрела на Анри глазами, в которых можно было прочитать не только благодарность за спасение, но и, как казалось Анри, нечто большее. Разумеется, в присутствии отца и многочисленных гостей молодые люди не могли вести личный разговор, этого не допускали правила хорошего тона. Все слушали, как Фернандо Сор на неплохом французском языке с увлечением рассказывает о музыке. Эта тема, казалось, лучше всего подходит для застольной беседы, ведь говорить о политике и войне в присутствии испанского генерала, только что отчаянно защищавшего одну из твердынь Каталонии, и офицеров, эту крепость штурмовавших, было бы затруднительно. Но избежать этого все же не удалось. Когда композитор принялся расхваливать то, как король Жозеф замечательно покровительствует музыке и искусствам вообще, граф Вегуэра серьезно сказал:
– Как бы он ни покровительствовал искусствам, это не король, а узурпатор.
Тотчас с лица музыканта слетела веселая улыбка, и он резко бросил:
– А для меня это что ни на есть законный король. Никто с ножом у горла не вынуждал Фердинанда VII отречься от престола. Да вообще, это не имеет никакого значения. Я не хочу возвращения к прошлому. Неужели вы не видели того, что творилось при Бурбонах? Неужто вам так нравится старая Испания с ее инквизицией?
Старый граф метнул гневный взгляд и, стараясь быть спокойным, произнес:
– Музыканту такие фразы, быть может, позволено говорить, но я офицер, и мой долг служить законному королю.
– А я тоже офицер, – усмехнувшись, произнес Фернандо Сор, – только совсем недавно, по просьбе короля Жозефа, ушел с военной службы и занял пост в администрации, потому что король решил, что от меня больше толку на гражданской службе. Но я вас уверяю, что, если потребуется, я снова возьму шпагу, чтобы защитить ту Испанию, которой я служил, – мою Испанию. Она очень отличается от вашей, сеньор генерал.
К счастью, малая гражданская война, которая чуть не вспыхнула за столом, была прекращена появлением Монтегю, который, постоянно исчезая по многочисленным делам, снова подбежал к столу и, очевидно почуяв что-то неладное, даже не сев в кресло, воскликнул:
– Выдам вам маленький секрет! – и продолжил уже заговорщицким тоном: – За нашим столом будет вино из Кариньены 1790 года. Такое, кроме нас, будут пить только за столом командующего!
С этими словами он хлопнулся в кресло и начал рассказывать не очень смешные анекдоты, встреченные, однако, дружным весельем. Все были благодарны адъютанту, который помог избежать слишком острых углов в разговоре.
Лакеи в желтых ливреях, расшитых бело-синим басоном, сновали между столами и подавали одно аппетитное блюдо за другим. Один из лакеев с важным видом подошел к столу и, словно совершая священнодействие, наполнил всем бокалы густым темным-темным вином из большого хрустального графина. По лукавой улыбке Монтегю и его жесту все поняли, что это и есть знаменитое вино, о котором он говорил.
Все старались либо рассказывать веселые истории, либо говорить на отвлеченные темы. Это было тем более легко сделать, что блюда, которые одно за другим приносили лакеи, были восхитительны и дразнили обоняние необычными запахами, возбуждая аппетит и желание попробовать новые и новые яства.
Но вот ужин подошел к концу, и церемониймейстер пригласил гостей пройти в бальный павильон. Все встали из-за стола и, не торопясь, стали собираться по сторонам выложенных идеально ровным паркетом подмостков.
Сердце Анри заколотилось, он боялся показаться невежливым и поторопиться с приглашением, но, с другой стороны, ему совершенно не хотелось, чтобы кто-нибудь другой пригласил его возлюбленную. И едва церемониймейстер возвестил: «Французский контрданс, кавалеры приглашают дам», – Анри буквально бросился в сторону Инессы. Вежливо поклонившись ее отцу, он попросил у того разрешение пригласить на танец его дочь. Старый граф молча кивнул головой и сделал изящный жест в сторону девушки…
Анри впервые взял в руку хрупкую ручку прекрасной Инессы. Не отрывая глаз от своей юной возлюбленной, он чувствовал, как весь дрожит от волнения, и почти не сомневался, что перепутает все фигуры контрданса. Гости, решившие танцевать, разобрались в группы по четыре пары, в центре бального «зала» встал командующий со своей супругой и еще три пары, составленные из самых важных приглашенных.
Торжественная музыка контрданса, которую заиграл французский оркестр, привела в движение полторы сотни танцоров. Сюше и Онорина танцевали безупречно, строго соблюдая все фигуры танца. Генералу, конечно, не хватало легкости и задора молодых танцоров, но для своих сорока лет Сюше двигался идеально, не спутав ни одного движения.
Зато Анри от волнения, от того чувства, которое переполняло его, не раз путал фигуры, а один раз даже столкнулся с одним из танцующих рядом молодых людей. Но Инесса только засмеялась каким-то удивительным добрым и веселым смехом, в котором не было ни тени издевки, наоборот, она словно говорила: «Какие это все пустяки по сравнению с тем, что мы стоим с вами рядом…»
После контрданса объявили экосез, потом французскую кадриль. Анри не покидал Инессу. После танца он возвращался к ее отцу, и, едва только церемониймейстер только начинал объявлять новый танец, он, совершенно не обращая внимания на строгие правила этикета, опять приглашал свою возлюбленную. Отец снова кивал головой, и Анри снова ощущал в своей руке тонкую нежную ручку любимой.
Внезапно воздух наполнился громкой торжественной музыкой испанского оркестра, и после полуминутной прелюдии церемониймейстер возвестил: «Сегидилья!»
Это слово вызвало бурю восторга среди испанских гостей, которых тут было большинство. Тотчас же со всех сторон посыпались приглашения, и на площадку вышли почти триста дам и кавалеров. Анри растерялся, он понятия не имел, что такое сегидилья, но Инесса, улыбнувшись, произнесла:
– Хотите, я вас научу? Отец, ты, надеюсь, не будешь против?
Старый граф хитро улыбнулся:
– Нет, конечно.
С первых же громких аккордов загремели кастаньеты, и испанские дамы и кавалеры с увлечением пустились в пляс. Подобный танец трудно было представить на французском балу.
Анри пытался прыгать, подражая движениям других танцоров, он делал это с такой наивной неловкостью, что Инесса не сдержалась и залилась веселым смехом, в котором, впрочем, не было ничего обидного. Эта девушка обладала какой-то удивительной способностью не обескураживать человека своим весельем, а, наоборот, подбадривать его. В ответ Анри тоже засмеялся, а за ним залились смехом и другие гости, которые танцевали вокруг них.
Когда сегидилья закончилась, Анри и Инесса подбежали к ее отцу так, как будто они были давным-давно знакомы, и старый граф, который, кажется, сбросил пару десятков лет, глядя на них и улыбаясь, сказал Анри:
– Вы скоро станете настоящим испанцем!
Потом танцы чередовались, французские сменялись испанскими, а Анри и Инесса по-прежнему танцевали в паре. Сердце Анри трепетало теперь не от страха, а от восторга, счастья и радости… Но вот в бале наступил перерыв, и гостям, спустившимся с танцевального помоста, предложили вино и сладкое.
Анри был в таком возбуждении и восторге, что не замечал, как выпивал один бокал шампанского за другим, тем более что к ним с Инессой и ее отцом присоединился Монтегю с Валантеном, которые, заливаясь смехом, рассказывали, как с восторгом следили за сегидильей в исполнении Анри де Крессэ. Смеялись все: и молодые офицеры, и старый граф, и его красавица дочь.
Потом снова начались танцы. Анри уже ничего не замечал, кроме своей божественной возлюбленной. Он танцевал, как придется, но более-менее сносно, ведь страх ошибиться пропал, а вместо него появилась какая-то бесшабашная уверенность в себе, в своих силах и в том, что Инесса его, конечно же, любит.
Когда наступил новый перерыв, он предложил девушке пройтись по саду, и она, также на время позабыв об условностях, весело кивнула головой, только для вида спросив разрешения у отца.
Анри ощутил безумный восторг, когда Инесса оперлась на его руку и чуть ли не прильнула головой к его плечу. Так они прошли сотню шагов и очутились в укромном месте сада, которое было почти не освещено светом плошек и фонариков.
И тут Анри в голову пришла мысль, которую навеяли то ли винные пары, то ли былые военные похождения. Он почему-то ни с того ни с сего решил, что если не поцелует девушку сейчас же, то она сочтет его увальнем и трусом. Он вдруг повернулся лицом к ней и, обняв ее за талию, почувствовав какой стройный у нее стан. Инесса не сопротивлялась, но вдруг стала серьезной и замолчала. Анри понял, что нужно хоть что-то сказать сначала, но в голову ничего не приходило. На секунду он поднял глаза к небу и увидел, что на ночном небосводе ярко горели звезды.
– На небе так сияют звезды, но я вижу перед со бой только одну звезду, – произнес Анри и понял, что получилось глупо и пошло. Тем не менее он сжал девушку в объятиях и потянулся губами к ее губам.
Но тут произошло непредвиденное: Инесса не только не позволила себя поцеловать, но, резко с силой оттолкнув Анри, гневно воскликнула:
– Как вы смеете?! Мы видимся с вами только второй раз! – Потом юная графиня вырвалась из объятий де Крессэ и стальным голосом отчеканила: – Немедленно проводите меня к отцу.
Анри стоял, словно сраженный ударом грома. Самым ужасным было то, что он решил попытаться ее поцеловать не потому, что не мог себя сдержать и пылал каким-то чудовищным вожделением, а как раз наоборот, из-за идиотской мысли, что так нужно, чтобы не показаться глупым и наивным мальчиком!
Они вернулись на место не очень быстрыми, но все же решительными шагами. Инесса подошла к отцу и, развернувшись к Анри, вдруг промолвила бесстрастным голосом:
– Сеньор офицер, я немного устала, – а потом взяла своего отца под руку и спокойно пошла с ним в сторону стоявших неподалеку кресел.
Через четверть часа ни Инессы, ни ее отца на бале уже не было. Анри сел за стол подавленный, в полной прострации и оцепенении. Ему не хотелось ни с кем говорить. Грудь, казалось, сдавили тиски, и в голове билось: «Господи, какой я дурак! Какой я идиот! Зачем я это решил сделать? Зачем мне это понадобилось? Неужели я не видел, что эта девушка из знатного рода, олицетворение гордости и недоступности… Да, ну а эта сегидилья, этот веселый смех, эти нежные улыбки, эти искрящиеся глаза – видно, я ничего не понимаю в жизни…»
Через два дня, когда Анри решил попытать счастья и навестить дом на улице Толедо, ему открыл строгий швейцар. На вопрос о госпоже и господине Вегуэра слуга ответил, что граф плохо себя чувствует, а его дочь не принимает посетителей. То же самое молодому офицеру ответили и на следующий день, и на послеследующий. Анри попытался прийти на другой неделе, но ответ был тот же…
Горе влюбленного трудно было измерить. Он ни о чем уже не думал. Он стремился забыться, напрашиваясь на многочисленные служебные задания, но все шло как-то наперекосяк, и с поручениями он справлялся из рук вон плохо.
Поэтому, когда Сюше понадобился доброволец из числа адъютантов, чтобы отправиться с миссией к генералу Лавалю, находившемуся под Тортозой, Анри тотчас вызвался… В бешеной скачке по опасным дорогам он надеялся забыть о своем несчастье, но оно преследовало его повсюду. Тогда, приехав в лагерь дивизии Лаваля и исполнив первые порученные ему задания, он сел за письмо. Это письмо, адресованное Инессе, не было объяснением в любви, оно было просьбой простить его за бестактное поведение, и не более. Говорить о любви он теперь просто боялся и мечтал только об одном: чтобы ему дали возможность хотя бы встретиться и поговорить с возлюбленной.
Проведя под Тортозой несколько дней, Анри вернулся в Сарагосу. Каково же было его удивление, когда он увидел на столе своей комнаты конверт, на котором стояли инициалы графа Вегуэра. Анри, задыхаясь от волнения, трясущимися руками сломал печать и увидел в конверте небольшую карточку. Там было написано: «Оправившись от болезни, буду рад пригласить Вас в воскресение 15 июля в 4 часа после полудня на чашку шоколада в доме моей сестры». Подпись: граф дон Хосе Вегуэра.
Анри облегченно вздохнул, он обрадовался, что успел вовремя, сегодня был еще только четверг, двенадцатое… Он не мог дождаться, когда пройдут часы, отделяющие его от воскресного дня. Монтегю, которого он встретил в штабе, не мог понять, что происходит с другом:
– Анри, на вас нет лица! Вы так устали в этой миссии в Тортозу.
– Нет, Эврар. Все то же…
Анри уже давно поделился с другом несчастьем, которое с ним приключилось, но Монтегю только шутил по этому поводу. Вот и сейчас он улыбнулся и весело сказал:
– Да не переживайте вы, Анри! Все будет прекрасно! Любит она вас!
– Почему же она не хотела меня видеть уже целый месяц!
– Ну, во-первых, не месяц, а, во-вторых, кто их поймет, этих женщин?.. А вообще, верьте мне, Анри, все будет хорошо.
В ответ Анри рассеянно кивнул головой и замолчал.
Наконец наступило воскресение. Анри, повязав на воротник белоснежной рубашки безупречно чистый белый галстук, надел свой самый лучший мундир, вычищенный и выглаженный его слугой, натянул перчатки и вышел на улицу. Было еще только два часа, а до улицы Толедо десять минут ходу. Анри ходил взад-вперед, дошел до главной площади перед собором Нуэстра-Сеньора-дель-Пилар, прошелся по набережной Эбро, погулял по старинному мосту, на котором хлопотали торговки снедью, снова вернулся на главную площадь, а стрелки часов едва продвинулись вперед.
Наконец, после долгого томительного ожидания, без пяти четыре Анри постучался в заветную дверь. Слуга проводил его наверх в большую роскошно обставленную гостиную, которая, по сравнению с веселым солнечным видом хоть и не богатой, но какой-то жизнерадостной маленькой гостиной его дома, показалась ему мрачноватой. На темных стенах висели потемневшие картины в тяжелых рамах, и даже позолота была какой-то тусклой и, как показалось Анри, немного зловещей. Ждать пришлось долго, по крайней мере, так решил Анри. Наконец дверь в гостиную открылась, и на пороге показался старый граф, облаченный в обычный штатский фрак. Он любезно поздоровался, приказал слуге подать шоколад, извинился за то, что из-за плохого самочувствия не мог принять молодого человека раньше, и повел какой-то незначительный разговор не то о погоде, не то о достоинствах конструкции домов в Сарагосе. Анри, чуть пригубив чашку с ароматным шоколадом, старательно кивал головой, соглашаясь со всем, что говорил старый граф, но его, если честно, ровным счетом не волновало, какая погода была позавчера и чем особняки в Сарагосе отличаются от особняков в Каталонии.
Наконец, после почти двадцатиминутной беседы на эти и другие столь же увлекательные темы, Анри спросил:
– А где же ваша дочь?
– А, Инесса, – небрежно бросил граф, – она сейчас подойдет.
Сердце Анри екнуло. В мыслях он тысячу раз представлял, как снова увидит девушку, тысячу раз обдумал, что будет он ей говорить, и тысячу раз понимал, что все, что он хочет сказать, совершенно не подходит.
И вот наконец открылась дверь, и Анри увидел свою возлюбленную. Инесса держалась совершенно естественно и поздоровалась так, будто ничего не случилось. Улыбаясь, она села подле отца и поддержала все тот же разговор на абсолютно нейтральные темы о здоровье, о погоде… Внезапно ее отец встал и совершенно естественным тоном сказал:
– Вы знаете, господин де Крессэ, моя дочь сидит взаперти уже целый месяц и не выходит на улицу. Быть может, вы прогуляетесь с ней часок-другой, чтобы она могла наконец подышать свежим воздухом?
– Да, конечно, – с трудом сдерживая восторг, воскликнул Анри.
Молодые люди спустились по лестнице, вышли на улицу, и Инесса с приветливой улыбкой взяла Анри под руку. Они пошли в сторону Эбро, чтобы прогуляться по набережной, продолжая все тот же ничего не значащий разговор. В конце концов Анри не выдержал и воскликнул:
– Умоляю вас, простите меня! Я, кажется, в тот вечер повел себя недостаточно почтительно.
– Ничего страшного. Вы, очевидно, просто выпили слишком много шампанского, – холодно ответила Инесса, – но, я надеюсь, подобные поступки больше не повторятся…
На Анри эта фраза подействовала как холодный душ. Он уповал на то, что, быть может, гнев Инессы в тот вечер был лишь секундным раздражением. Но теперь отчаяние овладело им. В этот миг он решил, что любовь Инессы ему только померещилась. На самом деле она и ее отец просто испытывали к Анри благодарность за храбрость и благородство, что он проявил, когда спас девушку от бандитов и проводил ее через тысячу опасностей в Лериду.
«Это была просто благодарность, и ничего более, – думал Анри, – она меня не любит и никогда не любила, а все ее улыбки и лестные фразы – не что иное, как дань честного и доброго человека тому, кто совершил достойный поступок. Но, кто знает, может быть, я сумею заслужить ее чувства, и, если стремительная атака закончилась позорным провалом, не стоит ли перейти к длительной и методичной осаде?»
Подумав так, молодой человек словно наложил вето для себя на проявления чувств, и все сразу стало просто. Анри рассказывал возлюбленной про свою семью, про отца, про старинные рукописи, которые разбирал у себя в замке, про Париж, про пьесу Рейнуара «Тамплиеры», про живопись, в которой неплохо разбирался, и про что только еще он не говорил!
Инесса слушала со своей все той же лучезарной улыбкой и задавала массу вопросов. Она оказалась не только прекрасной и благородной, но и необычайно образованной девушкой, которая прочитала огромное количество книг и которой все было интересно. С огромным изумлением Анри узнал, что Инесса прекрасно ориентируется не только в истории своего рода, но и в истории Средневековья и даже его родной Бургундии. Подумать только, девушка, интересующаяся историей Бургундии!
Так что общих тем нашлось сколько угодно. С этого дня Анри стал частым гостем в доме на улице Толедо. Как только у него выдавалась минута свободного от службы времени (а их было, увы, не так много), он бежал туда, выпивал чашку шоколада со старым графом и шел гулять с Инессой, но никогда даже не касался ее руки. Инесса сама с милой улыбкой брала молодого офицера под руку, и так они шли по берегу Эбро, говоря обо всем на свете…
Впрочем, одного предмета отец Инессы и сама девушка старательно избегали. Этой темой была жизнь брата Инессы. Однажды, когда де Крессэ беседовал с возлюбленной и ее отцом в их гостиной, он справился о делах сына графа Вегуэра. При словах о сыне пожилой генерал почему-то смутился, с видимым замешательством ответил что-то невнятное и тотчас перевел разговор на другую тему. Анри отнес это к воспоминанию о встрече на постоялом дворе Вента-Валериас, когда Монтегю заявил, что путешественник за соседним столом был «скототорговцем». Молодой офицер вспомнил, что Инесса при их первой встрече также смутилась, когда он спросил ее, чем занимается брат.
«Видимо, то, что сын стал торговцем, да еще „скототорговцем“, а не пошел по стопам предков, нетерпимо для старого воина», – подумал Анри и больше никогда не заговаривал на эту тему.
Однажды, это было уже в начале сентября, Анри, немного осмелев, спросил у отца девушки, не позволит ли тот пригласить Инессу на конную прогулку.
– Отчего же нет? – сказал генерал. – Замечательная идея. Ей надо больше двигаться, а она всегда была хорошей наездницей. Я научил ее сидеть на коне еще в одиннадцать лет. Правда, тогда, – с улыбкой сказал граф, – она ездила как мальчишка, а не сидя в седле боком, как сейчас.
– Тогда поедем в воскресенье, через два дня. Я буду совершенно свободен, – обрадовался Анри.
Глава 19
Иуда
Пако сидел в заведении тетки Литы напротив низкого худощавого офицера с рыбьими глазами и тонкими бесцветными губами. Солнце только приближалось к зениту, и в заведении еще никого не было, а девочки храпели наверху после тяжелой трудовой ночи.
Тетка Лита свела контрабандиста и капитана Саразена уже две недели тому назад. Пришлось рассказать тому, в ком опытная бандерша безошибочно определила продажную подлую душонку, о тайне сокровищ. Саразен с восторгом ухватился за идею добыть клад любой ценой: предать боевого товарища за хорошие деньги ему нисколько не претило. Это был необычайно алчный человек, все мысли которого были о деньгах и о женщинах, которых он, впрочем, тоже покупал за деньги.
Прошлое этого человека было скрыто от сослуживцев. Говорили, что он служил в гвардии, но его выгнали за какое-то темное дело. Потом, непонятно каким образом, он оказался в штабе и, почти нигде не сражаясь, умудрился дослужиться до капитана. Поговаривали, что у него большие связи, что то ли его дядя, то ли еще какой-то родственник занимает пост в военном министерстве. Другие утверждали, что он является платным осведомителем полиции…
В общем, товарищи его чурались, а начальство старалось не задевать и поменьше посылать на опасные мероприятия. Во-первых, толку от него в бою никакого не было, ибо командовать он не умел, а, во-вторых, в случае чего, не оберешься проблем. Поэтому Саразену не поручали никаких боевых миссий и не брали в походы. Он «занимался снабжением», сидел в гарнизоне и постоянно прокручивал какие-то темные делишки с поставщиками, все более увеличивая свое и без того неплохое состояние. Он любил перстни, а еще – дорогую штатскую одежду, в которой часто захаживал в заведение тетки Кармелы. Если Монтегю, даже развратничая, делал все с какой-то веселой бесшабашностью, Саразен напоминал холодную змею, а его гадкая улыбка выражала грязную похоть и ничего более. Даже тетка Кармела сказала Пако об этом человеке:
– Я сама двадцать лет была шлюхой, всю жизнь работала со шлюхами и спала с бандитами, но такого иуду еще не видела… Хотя именно он нам и нужен.
Действительно, Саразен по долгу службы постоянно вращался в штабе, и ему нетрудно было сблизиться с Монтегю и де Крессэ.
Правда, для этого пришлось примерить маску этакого доблестного рыцаря и верного друга. Так как Саразен был неплохим актером, ему это удалось, и Анри подумал, что дурное впечатление, которое сложилось у него при первом взгляде на этого человека, было обманчиво. Саразен как-то пригласил Анри и Монтегю в самую дорогую таверну Сарагосы, где они славно угостились и еще лучше выпили. За бокалом вина адъютантам показалось, что перед ними сидит такой же человек, как и они сами. Они по-дружески пожали ему руку и поблагодарили за любезное приглашение. В порыве патетики, может быть даже немножко переигрывая, Саразен воскликнул, обращаясь к де Крессэ:
– Мон командан, я просто восхищаюсь вами…
Де Крессэ не был, конечно, совсем простаком и почувствовал, что в речах этого человека есть какой-то подвох. Но все-таки он был настоящим рыцарем и, как все рыцари, страдал наивностью, а также легко поддавался на умелую лесть. Так штабной капитан влез в доверие де Крессэ и Монтегю.
Теперь, затянувшись дорогой сигарой, которую он манерно держал двумя пальцами, проходимец, обращаясь к контрабандисту, протянул:
– Ну что ж, душа моя, кажется, то, что мы хотели, скоро свершится. Денежки приготовили?
Тетка Лита перевела эти слова для Пако, который ни слова не говорил на иностранных языках.
– Какие еще деньги? Вот найдем сокровища, тогда будут деньги, а сейчас наваху ему под ребро, если будет много требовать! – рявкнул бандит, которому, как и Кармеле, был противен этот тип.
Пако совершенно не был рыцарем и не страдал ни в малейшей степени наивностью. Зато он был опытным головорезом, которому пришлось многое пережить и доводилось общаться с самыми разными подонками, поэтому он видел своего собеседника насквозь, даже не зная его языка.
Саразен, конечно, не понял все детали фразы Пако. По-испански офицер объяснялся едва-едва, но и этих знаний вполне хватило, чтобы остановить тетку Литу, хотевшую было перевести в смягченном варианте слова своего сообщника:
– Понял, понял, деньги потом. Хорошо, это вполне логично.
Нужно сказать, что Саразен был не только продажным человеком, но и трусом, поэтому неудивительно, что фраза бандита про наваху заставила его похолодеть и немного остудила алчный порыв.
– Давайте перейдем к делу, – вмешалась Лита, – что удалось узнать?
– Для начала я все-таки хотел бы точно определить свою долю в случае, если дело выгорит, – уже осторожно спросил Саразен.
– Сказали тебе, одна десятая, что тебе еще надо? – воскликнула Лита.
– Хорошо-хорошо, все понял.
– Что он там бубнит? – опять грубо вмешался Пако. – Пусть дело говорит!
Саразен не стал нарываться на спор и перешел к делу. Он опять пыхнул своей ароматной сигарой и, смакуя подробности, начал:
– Ну вот, у нашего де Крессэ возникла любовь с дочерью графа Вегуэра. Признаться, хорошенькая штучка. Я бы с удовольствием бы ее потискал, – сально улыбнулся Саразен. – Договорились они с этой милой девочкой прогуляться на лошадках за город. Поедут, скорее всего, на северо-восток, в сторону Сьерра-Алькубьерре, говорят, там красиво.
Лита перевела все Пако.
– Спроси его, откуда ему это известно. Откуда он знает, что они поедут именно туда?
– Да дружок его, Монтегю, много про них рассказывает, – ответил Саразен, выслушав перевод, – у них с этими горами какие-то воспоминания связаны. Может, до самих гор они и не доберутся, но поедут точно в ту сторону.
– Они будут одни?
– Ну конечно, одни. Им же хочется поворковать.
– Ну что, это дело, – сказал Пако, когда Лита перевела ему все, что сказал офицер, – такую возможность мы не должны упустить. Схватим его, завезем в укромное место в горах Алькубьерре, а там уж разберемся, – и он усмехнулся.
Когда Лита все это перевела, Саразен улыбнулся своей отталкивающей улыбкой и, блеснув рыбьими глазками, спросил:
– Вы ведь схватите их обоих? А можно мне, в качестве процента за услугу, получить эту девочку? Я гораздо лучше, чем ее ухажерчик, поучил бы ее в горах науке любви, – гаденько засмеялся он.
Тетка Лита недовольно перевела эту фразу Пако.
– Слушай, ты, гадина, – опять рявкнул бандит, – это не девочка, а сестра молодого графа Кондесито! Если он что узнает, то нам тут всем не сносить головы, шкуру спустит с живых. Пусть девчонка скачет куда хочет, а мы схватим только красавца… Но про горы ты это правильно упомянул. Будешь сидеть там с одним из наших парней. Во-первых, ты станешь общаться с пленным. Во-вторых, так тебе нас не выдать. Кто вас знает, лягушатников проклятых… Так что, если что-то пойдет не так, то тебе не девочка, а наваха в ребро будет. И я без выполнения этого условия на дело не пойду.
На этот раз тетка Лита перевела все Саразену слово в слово. Подонок побледнел и, слегка вздрогнув, спросил:
– А зачем это мне в горы?
– Какой-то ты, дружок, непоследовательный. Только что хотел идти с ребятами за компанию, а теперь уже отнекиваешься, – усмехнулась Лита.
– Да нет, я просто не знаю, зачем мне туда… Толстуха перевела все для Пако.
– Вот что, – ответил бандит, – не пойдешь с нами в горы, я тебя сейчас прирежу. – И с этими словами он вытащил из-за пояса острую наваху.
У Саразена душа ушла в пятки, и он пробормотал:
– Хорошо-хорошо, я иду с вами.
Глава 20
«Умереть за Отечество…»
Анри уже не ждал прогулки с Инессой с таким восторгом, с каким он предвкушал бы подобное событие еще совсем недавно. Молодой офицер твердо избрал линию поведения: он будет вежливым, веселым и добрым, ни в коем случае не позволяя себе с девушкой ничего лишнего, во всяком случае, до тех пор, пока не станет ясно, что та питает к нему не только дружеские чувства. Поэтому Анри ожидал конной прогулки без замирания сердца, а думал только о практических вопросах: где достать хорошую лошадь для Инессы, есть ли у нее седло для езды амазонкой, в какое время лучше выехать и как сделать, чтобы девушка получила удовольствие от интересной прогулки, но при этом не слишком утомилась.
Когда в пятницу он вышел из замка Альхаферия, где когда-то размещалась страшная инквизиция, а теперь находился штаб Арагонской армии, и пошел в сторону центра города, он тоже не испытывал особого волнения, думая о предстоящей встрече.
Внезапно перед ним возникло длинноносое очкастое лицо капитана Валантена. Анри поздоровался с ним со всей сердечностью и искренней радостью.
– Командан де Крессэ, – воскликнул Валантен, – я как раз шел в штаб, поискать вас там. Завтра у меня день рождения…
– Поздравляю, – весело отозвался Анри.
– Нет-нет, вы не поняли! Я хотел сказать, что вы бы оказали мне большую честь, если бы смогли прийти в гости… Дело в том, что я очень подружился с хозяевами дома, где квартирую, хотя они и немного недолюбливают французов. Но за полгода жизни у них я заслужил расположение хозяина и его жены. Они, узнав, что у меня юбилей, тридцатилетие, сами предложили устроить праздник. Я приглашу друзей, а они накроют для нас угощение в небольшом садике, который находится прямо за их особнячком.
– Это что, как у Сюше? – засмеялся Анри.
– Ну что вы, – улыбаясь, произнес Валантен, – у них совсем небольшой домик, а садик, наверно, шагов тридцать на тридцать. Но зато будут все свои.
– Ну конечно, я обязательно приду! А что с собой захватить?
– Да ничего особо не надо. Все у нас есть, но было бы неплохо, если бы вы пришли с друзьями, которые мне очень понравились: с командиром эскадрона Монтегю и с тем старым поляком… забыл, как его зовут, Весье или Велье…
– Веслав, – поправил Анри, не будучи, правда, уверенным, что на сто процентов правильно выговорил это сложное славянское имя.
– Ну вот и отлично! Возьмите, вот мой адрес. Я живу на улице Сан-Пабло. Приходите часам к восьми, вы знаете, ужинают тут поздно, и мы сможем веселиться хоть до ночи.
Анри даже не помыслил пригласить на этот вечер Инессу. Он боялся, что подобное приглашение будет сочтено неприличным, и дело тут даже не только в знатности Инессы, но и в том, что она не замужем. Офицерская пирушка даже в приличном испанском доме явно не место для дочери графа Вегуэра…
Монтегю и Веслава долго убеждать не пришлось. Монтегю немедленно с энтузиазмом согласился, а Веслав не сразу понял, о чем речь, и насторожился.
– А куда нам надо идти? – проговорил он с сильным акцентом. – Что делать?
– Пить, кушать, гулять, – с улыбкой ответил Анри, подражая произношению старого воина и сопровождая каждое слово соответствующим жестом.
– Пить, кушать, гулять? – оживился Веслав. – Я свободен. Это мне подходит!
В назначенный день жизнерадостная компания, захватив несколько великолепных бутылочек, которые Монтегю ловким маневром позаимствовал в погребах генерала, вошла в дом, где жил Валантен. Когда они поздравили капитана, и веселый обмен приветствиями завершился, а также произошло вручение нехитрых подарков, друзья прошли в садик, о котором говорил инженер, и остановились в легком изумлении.
В маленьком аккуратном садике, освещенном почти так же, как это было у Сюше, хотя, конечно, более скромно, сидела вовсе не чисто офицерская компания. Здесь были штатские, трое офицеров из разных частей и несколько молодых девушек. Последние вовсе не были девицами легкого поведения, которые часто оказывались на офицерских пирушках. Напротив, вместе с почтенными отцом и матерью семейства, хозяевами дома, и с другими гостями за столом сидели шесть красивых девушек, одетых хоть и нарядно, но с соблюдением приличий, скромно и сдержанно. Все они были аккуратно причесаны, у всех на груди были кресты, а на руках – чистые элегантные перчатки, подымавшиеся чуть выше локтей.
Нечего и говорить, что Анри и его спутники с большей охотой присоединились к компании. Собравшиеся уже выпили по бокалу вина, но вечер начался только после появления трех друзей. Говорили по-французски и по-испански вперемешку, но, как выяснилось, все хоть как-то понимали французский язык, поэтому Анри не составляло труда объясняться с гостями. Вскоре он узнал, что две девушки – это дочери хозяев дома, а остальные – их подружки. Кроме того, один из штатских приглашенных пришел с дамой. К большой радости Анри, этим человеком оказался знаменитый композитор и гитарист Фернандо Сор, с которым они сидели вместе на празднике у Сюше.
Хозяин дома посмотрел на Анри и на ломаном французском с жутким испанским акцентом предложил ему, как старшему по званию, первому сказать несколько слов в честь капитана Франсуа Валантена, которому сегодня стукнуло тридцать.
– Для меня большая честь поднять этот бокал, – сказал Анри, вставая, – за человека, благодаря которому я могу разговаривать сейчас с вами, а не лежу в сырой земле. Его отвага в бою была изумительной, и он показал себя как доблестный воин, как настоящий товарищ по оружию. Пожелаем же все вместе Франсуа всегда оставаться таким замечательным человеком, и долгих ему лет жизни!
Этот тост вызвал общее ликование, все дружно чокнулись, и праздник, можно сказать, начался.
Опять все затараторили на испанском и на французском, худо-бедно понимая друг друга. Совсем плохо пришлось только Веславу, который не понимал почти ничего. Он сидел, хитро посматривал по сторонам, улыбаясь в седые усы, которые он иногда разглаживал, и, не морщась, опрокидывал бокал за бокалом тонкого вина из Кариньены так, как если бы это были стопки водки. Анри легонько ткнул его в бок локтем и сказал на ухо по слогам:
– Веслав, это не водка.
– Так-так, я вижу, что не водка. Очень жаль, что не водка, но ничего, я и такое попью. Спроси, может, у них водка есть?
Анри засмеялся, замотал головой, но не стал читать лекцию о том, как нужно пить вино, не пытаясь переучить польского воина на бургундский манер.
Так как за столом сидел Фернандо Сор, вполне естественно, что хозяева, польщенные его присутствием, не скупясь, отпускали комплименты, а гости в какой-то момент стали дружно просить знаменитость сыграть что-нибудь на гитаре. Прославленный музыкант сначала категорически отказывался, но потом, когда все взмолились хором, попросил гитару. Хозяева тотчас вручили ему заранее приготовленный инструмент. Корифей музыки взял скромную гитару с легкой полуулыбкой, но тактично не стал упрекать хозяев в том, что инструмент слишком уж прост. На минуту сосредоточившись на струнах и колках, он уверенно настроил гитару.
Еще миг – и полилась чудесная, восхитительная мелодия, то тягучая и печальная, то гордая и страстная, то нежная и изысканная. Анри наслаждался красотой этой музыки, которая воплощала для него лучшее, что он нашел для себя в Испании. Стоял идеальный, теплый вечер. Над головой было иссиня-черное небо, усыпанное сверкающими звездами. Ни ветерка, так что свечи горели без стеклянных колпаков, нисколько не оплывая. В их чуть-чуть подрагивавшем трепетном теплом свете становились еще обворожительней лица красивых испанок, которые вдохновенно слушали музыку. Огоньки свечей подчеркивали строгие черты лиц молодых офицеров, играли на золоте эполет, переливались в хрустальном кувшине и бокалах, стоявших на столе…
Когда после долгой игры гитарист прервал мелодию, все собравшиеся разразились бурными аплодисментами, как будто были в театре. Сору кричали: «Браво! Браво!» – и просили сыграть еще что-нибудь. Но на этот раз он был неумолим; исполнив свой долг вежливости, музыкант раскланялся и сказал, что сыграет как-нибудь в другой раз. И тут Франсуа Валантен вспомнил, что Мария, старшая дочь хозяина, прекрасно поет.
Тотчас все оставили композитора в покое и переключились на молодую девушку, которая выглядела так, как Анри раньше представлял себе испанок. У одетой в строгое темное платье Марии был нос с горбинкой, черные глаза и темные, гладко зачесанные волосы.
Девушка, вдруг посерьезнев, решительно замотала головой, но гости все настаивали и настаивали. В конце концов Мария встала и что-то тихо сказала своей сестре. В глазах у той мелькнул испуг, но Мария повторила свои слова несколько раз, и сестра открыла выходившую прямо в садик дверь гостиной и села за фортепиано. Все гости радостно заулыбались.
И вот раздались первые аккорды. Мария, набрав в грудь воздуха, вдруг громким звонким голосом, который понесся чуть ли не над всей Сарагосой, запела:
- Vivir en cadenas
- cun triste vivir!
- Morir por la patria,
- qu bello morir![41]
При первых аккордах этой песни, при первых ее словах лица собравшихся окаменели, а в глазах хозяев дома отразился неподдельный испуг. И неудивительно: песня, которую запела Мария, была песней испанских ополченцев, сражавшихся против французов. Каждая ее строчка пылала болью за залитую кровью Испанию, каждое ее слово призывало вставать на борьбу и сражаться с теми, кто, сверкая своими красивыми эполетами, сидел сейчас за праздничным столом.
На лицах всех офицеров отразилось желание схватиться за шпагу и броситься на врага. Но перед ними был не испанский солдат, не жестокий герильяс, не злой ополченец, а юная хрупкая восемнадцатилетняя девушка, и никто из собравшихся за столом воинов не посмел сказать даже слова протеста. В суровом молчании все выслушали песню от начала до конца.
- Отправимся на бой,
– пела Мария,—
- Как славно идти на него;
- Военная труба
- Зовет нас:
- Ведь угнетенная Отчизна,
- Так любимая нами,
- Взывает к своим сыновьям,
- Услышьте же ее призыв.
- Жить в цепях,
- Как печально так жить!
- Умереть за Отечество,
- Так сладко умереть!
Когда Мария закончила и молча села на свое место, в саду воцарилась гробовая тишина. Минуты три никто не знал, что сказать.
Первым нарушил молчание испанский гитарист – взглянув на часы, он вспомнил, что у него завтра очень важная встреча, поэтому ему нужно бежать домой. Затем о делах припомнили и другие гости. Все вежливо благодарили хозяев, любезно откланиваясь. Сад неумолимо пустел.
«Значит, есть и такая Испания, – подумал про себя Анри. – Я думал, что она выглядит, только как физиономия герильяса, а оказалось, что у нее может быть и прекрасное женское лицо…»
Глава 21
Засада
Пако продумал засаду до мельчайших подробностей. От Сарагосы в сторону Сьерра-Алькубьерре вела фактически только одна дорога. Можно было бы, конечно, в принципе, поехать и по берегу Тахо, а потом свернуть в горы налево. Но это был столь длинный обходной путь, что по нему пришлось бы добираться до гор чуть ли не сутки, и конечно, люди, планирующие всего лишь однодневную прогулку, ни за что не избрали бы его. Да и дорога эта была некрасивая, ибо шла сплошь и рядом вдоль серых неприветливых скал. Так что оставался только один путь: через маленький городишко Вильямайор, прямо в сторону гор. По этой дороге можно было добраться до предгорий Алькубьерры за пару часов спокойной скачки на коне, чередуя шаг с рысью и галопом. Для опытного наездника, которым был Пако, сомнений быть не могло: де Крессэ поедет по этому пути, если, конечно, Саразен не соврал.
Кстати, насчет Саразена. Пако, безусловно, понимал, что этот человек заинтересован в успехе их дела, но лучше уж перестраховаться, считал опытный бандит. А вдруг офицерик передумает и решит сдать веселую компанию своему командованию, получить награду, а потом как-нибудь присоседиться к поиску клада, теперь уже без всякого риска и под защитой своих войск. Поэтому бывший контрабандист принял меры предосторожности. Он потребовал, чтобы Саразен приехал рано утром в условленное место, где его встретили и отвезли на укромную лужайку в предгорьях Алькубьерры. Там, несмотря на все протесты, проклятия и крики предателя, его связали по рукам и ногам и оставили под наблюдением толстомордого бандита, самого плохого наездника во всей компании.
Толстомордого звали Бонифасио, или, для дружков, Бачо. Ему Пако строго-настрого наказал не спускать с Саразена глаз и, если с ребятами, не дай бог, случится что-то нехорошее, перерезать ему глотку, но сначала пофантазировать немного с навахой.
В случае же, если все пройдет как по маслу, Саразен должен был допросить де Крессэ, а уж выбивать из человека признание Пако, Чомо, Бачо и их подельнички умели…
Сделав предварительные приготовления, Пако и оставшиеся три его приятеля поскакали к месту будущей засады. Место опытный бандит избрал отличное. Оно находилось не слишком далеко, но и не слишком близко от Сарагосы: вблизи от города Пако действовать опасался, чересчур удаляться от него тоже не хотел. А вдруг де Крессэ и его спутница утомятся и слишком рано повернут домой? Так что засаду устроили в часе езды от города. Пако нашел небольшую рощицу, которых в этой местности было совсем немного. Вдобавок тут вдоль дороги на протяжении сотни шагов тянулась каменная стена чуть ниже человеческого роста, за которой было удобно спрятаться. В самой рощице нашлось место, чтобы укрыть от постороннего взора лошадей. Это тоже было очень важно, потому что сразу после нападения Пако предполагал как можно быстрее ускакать с места преступления и увезти с собой де Крессэ. Для этого взяли лошадь Саразена, который вполне мог обойтись без нее, потому что сидел, связанный по рукам и ногам.
Наконец, самое главное: Пако долго и упорно объяснял своим сообщникам, чтобы те стреляли только в лошадей и ни в коем случае не старались задеть всадников. Де Крессэ нужен был контрабандистам живым и невредимым, по крайней мере до тех пор, пока он не расшифрует старинный пергамент. Что же касается Инессы, Пако объяснил всем, что он категорически не хочет связываться с Кондесито, так что ее он потребовал не только не трогать, но и отпустить на все четыре стороны.
– Так она же побежит и поднимет на ноги солдат! – воскликнул бандит с килограммовой челюстью, которого звали Чомо.
– Без лошади! – усмехнулся Пако. – Ну и когда она прибежит в Сарагосу? Часа через три-четыре? За это время мы уже давным-давно обделаем все наши дела и будем очень-очень далеко. Зато можете быть спокойными за свою шкуру. Смешно было бы, если бы Кондесито, перебивший столько французов, взыскал с нас за захваченного в плен офицерика. А сестренку его дражайшую мы и пальчиком не тронули.
– Послушай, что ты так дрожишь за эту девку? – пожал плечами горбоносый. – Взяли бы ее за компанию с ее ухажером, порезвились бы немного, да и шлепнули. Вот и все дела, и никто никуда не побежит.
– Слушай, ты, – хриплым голосом произнес Пако, – командую здесь я, и будет так, как скажу я. А мне слишком хорошо известно: то, что знают несколько человек, обязательно дойдет до ушей того, кто тоже хочет это узнать. Кто мне поручится, что кто-нибудь из вас потом, когда мы найдем сокровища, не сболтнет где-нибудь в подпитии, похваляясь перед дружками, что он валялся на лужайке с сестрой самого Кондесито?! А то и еще и хуже – мало ли кому из вас взбредет в голову доложить его светлости, что Пако, такой-сякой, взял да и сцапал его сестру, а его дружочки еще с ней погуляли и потом укокшили! Шкуру сдирать будут с меня, а не с вас. Так что вот, если кто-нибудь из вас пальцем ее тронет, для начала вырву глаза… но это только для начала, понятно?
– Понятно, – ответили нестройным хором три бандита.
– Тогда давайте перейдем к делу, – сказал Пако серьезно.
С этими словами он подробно объяснил сообщникам нехитрый план действий. Они должны были укрыться вот за этой каменной стеной: двое с одной стороны дороги, двое с другой. И когда клиенты поравняются с ними, по команде встать из-за стены и бабахнуть в их лошадей. У каждого бандюги было по карабину, которые тщательно зарядили и сто раз проверили кремни в ударном механизме, пружины, затравочные отверстия.
Пако распорядился, что он и двое других будут стрелять в лошадь де Крессэ, а Чомо пальнет в лошадь Инессы. Как только всадники упадут, Пако сразу накинется на де Крессэ, долбанет его по голове дубиной, и точка. Он взял на себя эту работу и не сомневался, что Инесса бросится бежать. Ну а уж если она будет столь сумасшедшей, что попытается вступиться за своего ухажера, Пако намерен аккуратно, но доходчиво с помощью той же дубины уговорит ее быть потише. Потом она очухается и дойдет до дома.
– И что ж, ты не боишься Кондесито? А вдруг он и за это тебе шкурку подпортит?
– Заткнись, дурень! Кондесито тоже из наших и прекрасно понимает, что, когда лес рубят, щепки летят. Так что, если его сестра получит по мозгам немножко, это не такая уж большая проблема. Нечего с французишками таскаться! Не будет граф из-за этого переворачивать весь свет в наших поисках! А вот за жизнь ее или, тем более, за ее честь он всю Испанию вывернет наизнанку и не успокоится, пока не увидит крови виновного…
Отдав указания, Пако приказал достать нехитрые припасы, и бандиты перекусили куском сыра и хлеба, сопроводив этот непритязательный завтрак маленьким глотком вина… Потом началось ожидание. Пако сам встал в дозор за единственным толстым деревом у дороги. Отсюда дорога просматривалась шагов на триста вперед (дальше ее скрывали складки местности), но этого расстояния было вполне достаточно, чтобы успеть заметить конных и незаметно занять заранее выбранную позицию.
Прошел час, другой, третий; Пако, хотя и был терпеливым, привыкшим к ожиданию охотником, но постепенно начал все сильнее волноваться: а вдруг Крессэ не появится или, хуже того, вместо него прискачет отряд конных жандармов? Может, все это ловушка, подстроенная Саразеном?
Читать бесплатно другие книги:
