Время великих реформ II Александр

Я был глубоко тронут и сказал, что государь может быть вполне уверен в том, что всю мою жизнь и во всех действиях я не имел другой цели, как только пользу дела, и руководствуюсь исключительно искренними своими убеждениями, устраняя всякие личные виды. В исполнении служебных обязанностей нет у меня ни родства, ни дружбы, ни вражды. […]

31 марта. Четверг.

Государь объявил мне при моем докладе, что намерен выехать из Петербурга в Действующую армию в половине будущей недели, так чтобы прибыть в Кишинев за день до перехода войск через границу. Там же будет подписан и Мнифест о войне. Я еду с государем.

Обедал я у их величеств. Разговор почти исключительно вращался на исторических воспоминаниях. И государь, и императрица обладают необыкновенной памятью и любят припоминать прошлое. Головы их – живые хроники.

5 апреля. Вторник.

[…] С тех пор как война решена, всем как будто стало легче, в городе настроение довольно воинственное, хотя, разумеется, люди желчные ворчат. Сам государь хотя озабочен, но менее нервен, чем прежде. Отъезд его назначен в ночь с 7 на 8 апреля, смотры войскам Действующей армии предположены 10, 11 и 12 апреля в Жмеринке, Бирзуле, Тирасполе, Кишиневе и Унгени. […]

12 апреля. Вторник. Кишинев.

Сегодня совершилось историческое событие: объявлена война Порте, и в прошлую ночь войска наши уже перешли границу как европейскую, так и азиатскую. Подписанный сегодня в Кишиневе Манифест появится в завтрашних газетах.

Государь с наследником цесаревичем выехал из Петербурга в ночь с 7 на 8 апреля (с четверга на пятницу). Сопровождали его в поезде, кроме меня, генерал-адъютанты граф Адлерберг, Игнатьев, Мезенцов, Рылеев, Воейков, граф Воронцов-Дашков, генерал-майор свиты Салтыков, из флигель-адъютантов князь Долгоруков, затем прусский и австрийский военные агенты (генерел-адъютант Вердер и флигель-адъютант барон Бехтольсгейм), два адъютанта наследника и чины Военно-походной канцелярии.

Независимо от этой свиты отправлено вперед, в Кишинев, большое число флигель-адъютантов, генералов свиты и три генерал-адъютанта: князь Меншиков, Чертков (Михаил) и Левашов.

Ехали мы безостановочно до самой Жмеринки, и почти на всем пути провожала нас сквернейшая погода: снег, вьюга. Первый смотр войскам был в Жмеринке, утром 10 числа (воскресенье). Несмотря на холодную и сырую погоду, на невылазную грязь, 5-я пехотная дивизия представилась в превосходном виде. Точно так же и вечером в Бирзуле 31-я пехотная и 9-я кавалерийская дивизии показали себя в отличном состоянии.

Даже прежние пессимисты, сомневавшиеся в существовании русской армии после всех реформ последних 10–15 лет, должны были успокоиться. В особенности замечателен был бодрый, смелый вид теперешнего солдата сравнительно с прежним, забитым, запуганным страдальцем. Государь после каждого смотра собирал вокруг себя офицеров, говорил им несколько слов, на которые они отвечали взрывом восторженных «ура!».

Как на первых двух смотрах, так и на последующих выказывалось возбужденное состояние духа во всех войсках; тут не было ничего искусственного, поддельного, а выказывался на всех лицах искренний энтузиазм.

Вечером 10 числа прибыли мы в Тирасполь. Здесь на станции железной дороги встретил государя главнокомандующий армии великий князь Николай Николаевич с частью своего штаба и русский генеральный консул в Бухаресте барон Стюарт.

Этот последний выехал навстречу государю с той целью, чтобы убедить его величество, по просьбе румынского князя Карла, замедлить на несколько дней объявление войны и открытие военных действий; князь Карл признавал это необходимым не столько потому, что Румыния вовсе не приготовилась к войне (да и не могла приготовиться, так как, по словам барона Стюарта, казначейство ее было совершенно пусто), сколько по соображениям внутренней политики: князь Карл, подписав конвенцию, убоялся последствий нарушения конституции и решился собрать 15 числа Сенат, чтобы легализовать заключенный акт.

По этому предмету проходило в императорском вагоне совещание. Великий князь главнокомандующий и генерал Левицкий объяснили сделанные ими распоряжения на предстоящую ночь с 11 на 12 число; все было уже готово к переходу за границу, при этом было в особенности важно начать движение неожиданно для турок, дабы хотя передовым отрядом успеть занять Галац и Браилов и прикрыть Баршовский мост на Серете.

Игнатьев и я старались отклонить мысль об отсрочке начала войны. Подобная перемена накануне дня, заранее назначенного, могла бы произвести крайне прискорбные замешательства, тем более что кавказские войска на границе Азиатской Турции могли бы и не получить своевременно извещения об отсрочке. Во всяком случае мы лишались бы выгоды внезапности нападения.

По всем этим соображениям и несмотря на настойчивые убеждения барона Стюарта, государь решился не изменять сделанных распоряжений, а барону Стюарту приказал немедленно отправиться обратно в Бухарест, объяснить князю Карлу невозможность исполнения его желания и вместе с тем вручить ему на первый раз миллион франков золотом, в счет той ссуды, которую он просил для покрытия самых неотложных расходов.

Так и было сделано: барон Стюарт в ту же ночь уехал с экстренным поездом и проездом чрез Кишинев получил из полевого казначейства золото.

11 числа, в понедельник, в 9 часов утра, происходил у самой станции Тираспольской смотр 9-й пехотной дивизии и 9-й бригады 32-й дивизии. Погода была сносная; войсками государь был очень доволен и немедленно после смотра продолжал путь далее, без остановки в Кишиневе до Унгени, последней станции железной дороги по сю сторону Прута.

Во время проезда через Кишинев государь принял князя Гику, присланного румынским князем с подписанной конвенцией; ему же, князю Гике, было поручено войти в переговоры о займе. Румынский посланец остался в императорском поезде на всем пути до Унгени и обратно в Кишинев. […]

Сегодня, 12 числа, в 9 часу утра, приехав к государю в губернаторский дом, я узнал, что Манифест о войне подписан и дано знать по телеграфу о распубликовании его. Я также отправил известительные телеграммы в Одессу, Тифлис и Петербург. В 9 часов государь поехал в собор; при входе встретил его архиерей Павел красноречивой речью, которая была бы очень хороша, если б была короче и если бы не попали в нее некоторые неуместные политические намеки.

После краткого молебствия государь поехал за город, на поляну, на которой выстроены были войска: 14-я пехотная и 11-я кавалерийская дивизии, с частью Саперной бригады, Собственным его величества конвоем и двумя только что сформированными болгарскими дружинами.

Вся дорога к этой поляне, грязная и гористая, была запружена множеством еле тащившихся экипажей всякого рода и массами пешеходов. Моя тяжелая коляска, запряженная парой кляч, совсем завязла в грязи, так что подвезли меня ехавшие за мной добрые люди. Погода в это утро поправилась; выглянуло солнце, и термометр поднялся до 10 °С. Пока государь объезжал шагом обе длинные линии войск, перед фронтом их поставлен был налой и подоспело духовенство.

Мы сошли с лошадей, и сам архиерей прочел перед войсками Манифест, после чего началось молебствие с коленопреклонением.

Архиепископ Павел снова сказал речь, обращаясь уже «к воинам», и затем благословил образами как великого князя Николая Николаевича, «нашего архистратига», так и генерала Драгомирова, начальствующего расположенными в Кишиневе войсками. В этой церемонии было столько торжественности и глубокого значения, что многие из присутствовавших, начиная с самого государя, были растроганы до слез; да и сам архиепископ едва договорил сквозь слезы последние слова.

После того войска прошли мимо государя, и в числе их обе болгарские дружины, имевшие вид весьма внушительный. Когда же государь, проехав сквозь массу собранных войск, окруженный офицерами, высказал им несколько теплых, задушевных слов, то вся толпа и офицеров, и солдат одушевилась таким энтузиазмом, какого еще никогда не случалось мне видеть в наших войсках. Они кричали, бросали шапки вверх, многие, очень многие навзрыд плакали. Толпы народа бежали потом за государем с криками «ура!». Очевидно, что нынешняя война с Турцией вполне популярна. […]

29 июня. Среда.

[…] Сегодня, при утреннем докладе, я воспользовался случаем, чтобы еще раз объяснить государю мои опасения. Государь вполне согласился с моими соображениями: безрассудно было бы идти за Балканы с частью армии, когда в тылу остаются справа и слева от пути сообщения огромные силы неприятельские. Известно, что Порта со всех сторон собирает войска на Дунайский театр действий. Она даже оставила в покое Черногорию, которую почти готова была раздавить; войска Сулеймана-паши, равно как и занимавшие Герцоговину, направлены против нашего правого фланга.

Необходимо сперва нанести удар армии противника и, пользуясь нашим центральным расположением, стараться всеми силами разбить турок по частям; и затем уже идти вперед, в Балканы.

При такой постановке вопроса я надеюсь при другом случае убедить государя и в том, что в настоящее время, пока вовсе не разъяснились обстоятельства, когда еще только ожидаются серьезные встречи с противником, когда последний может сделать попытку действовать на единственный путь сообщения нашей армии, было бы преждевременно и неосторожно самому императору лично высунуться вперед, подвергая себя не только опасности в бою, но и еще гораздо худшему – необходимости поспешного возвращения за Дунай.

Не знаю, удастся ли мне убедить в этом государя после всех тщетных попыток графа Адлерберга и самого великого князя Николая Николаевича. […]

30 июня. Четверг.

[…] Перед обедом получил я письмо от генерала Непокойчицкого, который, отвечая мне на некоторые вопросы, требовавшие разъяснения сделанных по армии распоряжений, снова выражал в postscriptum’е все затруднения и неудобства преждевременного прибытия государя к передним частям армии. Я прочел это письмо государю и попробовал подкрепить аргументы Непокойчицкого, но все был тщетно. Государь, как упрямый ребенок, резко закончил свои возражения: «Я так хочу – и так будет».

8-го июля. Пятница. Беза (на р. Янтре).

[…] Сегодня граф Адлерберг еще раз попробовал заговорить с государем о дальнейших намерениях его и неуместности его стремления вперед, к войскам передовой линии. Государь опять рассердился и на этот раз уже не скрыл своего намерения принять личное участие в бою. Все доводы графа Адлерберга против подобного намерения, не оправдываемого никакой пользой, остались без последствий. И какой же аргумент против этих доводов? – что принимал же участие в бою император Вильгельм!

Если суждено нам на днях иметь решительную битву с неприятельскими силами, битву, которая может повлиять на весь ход кампании, а следовательно, на разрешение всего Восточного вопроса, то нельзя не пугаться, когда подумаешь, в чьих руках теперь это решение: бой ведут наследник цесаревич и великий князь Владимир Александрович – оба неопытные в военном деле, генералы Ган и князь Шаховской – хорошие люди, но не заявившие ничем своих военных способностей, и затем прочие, столь же мало надежные генералы, начальствующие дивизиями!

Присутствие же самого государя не только не устраняет опасений, но даже усиливает их. Остается одна надежда на то, что мы имеем против себя турок, предводимых еще более бездарными вождями. […]

31 августа. Среда.

[…] Уже близко было к закату солнца, когда кто-то подошел ко мне и сказал, что государь спрашивает меня. Я встал и подошел к государю, который вполголоса, с грустным выражением сказал:

– Приходится отказываться от Плевны, надо отступить…

Пораженный, как громом, этим неожиданным решением, я горячо восстал против него, указав неисчислимые пагубные последствия подобного исхода дела.

– Что ж делать,– сказал государь,– надобно признать, что нынешняя кампания не удалась нам.

– Но ведь подходят уже подкрепления,– сказал я.

На это главнокомандующий возразил, что пока эти подкрепления не прибыли, он не видит возможности удержаться пред Плевной и с горячностью прибавил:

– Если считаете это возможным, то и принимайте команду, а я прошу меня уволить.

Однако ж после этой бутады [437], благодаря благодушию государя, начали обсуждать дело спокойнее.

– Кто знает,– заметил я,– в каком положении сами турки? Каковы будут наша досада и стыд, если мы потом узнаем, что отступили в то время, когда турки сами считали невозможным долее держаться в этом котле, обложенном со всех сторон нашими войсками.

Кажется, этот аргумент подействовал более других. Решено было, чтобы войска оставались пока на занятых ими позициях, прикрылись укреплениями и не предпринимали новых наступательных действий. В таком смысле разосланы были приказания. Мы возвратились в Раденицу к 8 часам вечера в настроении еще более мрачном, чем накануне. Никогда еще не видал я государя в таком глубоком огорчении: у него изменилось даже выражение лица. […]

11 сентября. Воскресенье.

За утренним кофием на галерее государь, по обыкновению, прочитав мне и графу Адлербергу полученные новые телеграммы, сказал нам под условием хранения в тайне, что получил письмо от наследника цесаревича, который со всей откровенностью высказывает существующее в армии неудовольствие на главное начальство, потерявшее всякое доверие войск.

Наследник убеждает государя принять лично командование армией, назначив меня своим начальником штаба. Государь, читая это письмо, прослезился.

Мысль не новая: она высказывалась уже многими и доходила до самого государя. Казалось даже, что мысль эта улыбалась ему.

Однако ж мы оба, граф Адлерберг и я, сочли долгом совести откровенно представить невыгодные стороны предположения, чтобы государь принял на себя лично исправление испорченного дела и всю нравственную ответственность за дальнейший ход кампании. Да и на чем основано предположение, что дело пойдет лучше с переменой главного начальства армии?

Вопрос этот, конечно, не мог быть приведен в числе высказанных государю доводов; но я уверен, что в глубине мыслей графа Адлерберга не менее, чем у меня, лежало сильное сомнение.

12 сентября. Понедельник.

За утренним кофием в присутствии великого князя Владимира Александровича государь снова завел речь о принятии им на себя командования армией. Видно было, что великий князь с тем и приехал сюда, чтобы словесными убеждениями подкрепить письменное заявление наследника цесаревича.

Мне пришлось опять возражать против мнения обоих царевичей, будто стоит только государю облечься титулом главнокомандующего, чтобы все пошло как по маслу. Великие князья легко смотрят на вещи и не сознают всей затруднительности настоящего нашего положения.

По их мнению, нетрудно будет отбросить Мехмета-Али к Шумле и в нынешнюю же осень покончить кампанию. Государь, однако же, не поддается пока соблазнительным убеждениям своих сыновей; он не отверг их окончательно, но сказал, прощаясь с сыном, что до прихода всех подкреплений еще более месяца, что есть время подумать и сообразить.

Сегодня же окончательно решено вызвать сюда князя Дондукова-Корсакова, киевского генерал-губернатора, чтобы поручить ему командование 13-м корпусом, вместо Гана, чувствующего свою старость и бессилие; он же, князь Дондуков-Корсаков, примет и начальство Рущукским отрядом как старший из корпусных командиров.

Исправление должности его в Киеве временно поручается генерал-адъютанту Черткову. Государь чувствует себя хуже прежнего: у него настоящий пароксизм лихорадки, так что после утреннего кофия он лег в постель и уже не выходил в течение дня. […]

28 ноября. Понедельник.

Наконец дожили мы до счастливой развязки нашего долгого и томительного выжидания – падения Плевны! Повсюду слышны возгласы «ура!».

Рано утром получена была из Богота телеграмма о том, что, по слухам, Осман-паша намерен сегодня прорваться сквозь наши линии, а вслед за тем пришло известие, что турки устраивают переправы через Вид, что в течение ночи они очистили главные свои редуты – Кришинский и на северном фронте. Немедленно государь собрался ехать на позицию.

Приехав на обычное место, на редут, увидели мы, что все наши войска, занимавшие линию блокады, уже двинулись вперед; Кришинский редут занят нами; продолжавшаяся все утро пальба прекратилаь. Из телеграмм, приходивших одна за другой с разных пунктов на главную станцию полевого телеграфа, узнали, что Осман-паша действительно перешел было за Вид и сильно атаковал гренадер, но был отбит и отброшен обратно на Плевну.

Государь сел верхом и выехал вперед на высоты, с которых Плевна выказалась, как на ладони; нигде уже не слышно было перестрелки.

Нетерпеливо ожидая более обстоятельных известий, государь возвратился на прежнее свое место, на редут, куда направлялись один за другим желанные вестники. Первым прискакал флигель-адъютант Милорадович; запыхавшись, в сильном волнении он рассказал, как проехал чрез Плевну, что там видел и слышал; после него приехал с северной стороны генерал-майор князь Витгенштейн, а за ним полковник Моравский, рассказавший, как он сам был очевидцем сдачи раненого Осман-паши со всей его армией генералу Ганецкому.

По мере того, как разъяснялось дело, все лица также прояснялись; все ободрились, поздравляли государя со счастливым концом. Сам государь как будто помолодел, тут же поздравил князя Витгенштейна генерал-адъютантом, а Моравского флигель-адъютантом.

Когда еще мы ехали верхом к редуту, государь подозвал меня и очень любезно, протянув мне руку, спросил: «А кому обязаны мы, что не бросили Плевну и теперь овладели ею? Кто 31 августа после неудачных атак подал первый голос против отступления?». Такой неожиданный вопрос несколько озадачил меня; но государь прибавил: «Я не забыл этой заслуги твоей; тебе мы обязаны нынешним нашим успехом».

Глубоко был я тронут таким вниманием государя; но еще более тронуло меня несколько спустя, уже на редуте, когда я стоял и разговаривал с генералом Обручевым и некоторыми другими лицами свиты, и государь, подойдя к нам, повторил при них сказанное мне прежде одному, а затем поздравил меня кавалером ордена св. Георгия 2-ой степени.

Тут начались обычные поздравления и лобзания. Я протестовал сколько мог и со всей искренностью, что не считаю себя заслуживающим такую награду, что мне совестно будет носить этот высокий знак боевых заслуг. Государь весьма любезно возразил: «Нет, я признаю, что ты заслужил вполне». Затем с улыбкой спросил: «А считает ли военный министр, что и я заслужил георгиевский темляк?». Восхищенные благодушием государя, все мы, окружавшие его, прокричали ему с неподдельным одушевлением «ура!». […]

Дневник наследника цесаревича великого князя Александра Александровича. 1880 г.

Сын Александра II, наследник престола, будущий император Александр III, великий князь Александр Александрович, с молодости почти ежедневно вел дневниковые записи.

Сохранился дневник цесаревича, начатый 24 августа 1875 г. и законченый 14 марта 1880 г. Он представляет собой тетрадь из 332 страниц с золотым обрезом в кожаном переплете, запираемом на замок[438].

1/13 Января. Вторник. Петербург.

Утром, в 9 ч. собрались все поздравить Папа, а потом пили у него кофе. В 11 ч. был большой выход в большую церковь и потом прием дипломатического корпуса. После завтрака все разъехались по домам, и остальной день провел спокойно и приятно дома и дурацких визитов не делал. Обедали с Минни [439] вдвоем, а потом я читал и писал, а Минни поехала в оперу. В 12 она вернулась, и мы еще закусили и болтали, и была Гр. Воронцова, а в 1 час легли спать.

Да благословит Господь наступивший год, и да утешит Он нас счастьем и спокойствием нашей дорогой Родины! Аминь!

2/14 Января. Среда. Петербург.

Рождение Алексея [440]. Утро провел дома, а в 11 ч. отправились с Минни в Зимний Дв[орец] к обедне и поздравить Папа. Потом был большой завтрак для всех. В 2 вернулся с Минни домой и читал, и занимался до 3 ч., а потом катались с детьми на коньках.

Обедали в 6 ч. у Алексея наверху, были Папа, Владимир [441] с женой [442], Д. Коко, Костя [443] и Митя [444]. В 8 вернулись домой, а в 9 поехали провести остальной вечер у Тези и Юрия [445]; играли в рулетку, а потом ужинали и в 2 разъехались и легли спать. Погода постоянно стоит отличная от 2° до 5° морозу.

3/15 Января. Четверг. Петербург. Село Лебяжье.

Утром был у Папа за докладами, а потом был у меня Воен[ный] Министр, с которым нужно было переговорить о Записке Баранова [446], по поводу защиты Балтийского моря. Остальной день провел дома. Катались в 3 ч. на коньках с детьми. Обедали дома вдвоем с Минни, а потом читал, курил и занимался. В 10, простившись с Минни и детьми, отправился на Балтийскую ж[елезную] д[орогу], и в 10 ч. отправились с Владимиром и Алексеем в Ораниенбаум на охоту.

С нами поехали: Кн. Трубецкой, Кн. Б. Ф. Голицын, Гр. Клейнмихель, Васмунд [447] и Генер Вилланов – командир Учебного батальона. Приехавши в Ораниенбаум, отправились прямо в почтовых санях в Село Лебяжье и остановились в лоцманской слободке, в доме начальника лоцманов Кап. 2 р. Гада. После ужина легли спать.

4/16 Января. Пятница. С. Лебяжье. Шишкино. Ораниенбаум. Петербург.

Отправились в 9 ч. утра на охоту на лосей в Шишкино. Первый круг оказался пустым, потом завтракали в домике Ностица. Второй круг не удался, лоси вышли; наконец [на] третий захватили 3 лосей и стреляли по всем. Я свалил одного с первого выстрела, но он поправился и встал, все-таки я надеюсь, что его найдут.

5 вернулись в Лебяжье и, поспавши немного, сели обедать, а в 8 отправились обратно в Ораниенбаум, дорога отличная и ехали скоро. В 10 отправились по ж[елезной] д[ороге] в Петербург, и в 11 часов я был уже дома, и провели остальной вечер с Минни вдвоем, а в 12 легли спать.

5/17 Января. Суббота. Петербург. Крещенский Сочельник.

Утром был у Папа за докладами, вернувшись домой, были с Минни и детьми у обедни и освящен[ия] воды. Потом окропили весь дворец и наши комнаты, а потом мы сели завтракать. Обедали у Папа с братьями и гостями. Вечер провели дома, читал и писал. Морозы стоят настоящие крещенские от 12° до 15°.

6/18 Января. Воскресение. Петербург. Крещение.

Утро провел дома, а в 11 ч. отправился в Зимний Дв[орец] к обедне. Папа был у службы в малой церкви с дамами, а мы все были в большой у Архиер[ейской] обедни. Выхода не было, а после обедни был обычный крестный ход на Иордан и были собраны все знамена и штандарты; на Неве не было особенно холодно, всего 11° и тихо.

Потом завтракали у Папа в малахитовой. Вернулись домой в 2 часа. Обедали опять у Папа с братьями, и были Митя и Михен. Обед был в честь Кабардинцев, по случаю их полкового праздника. После обеда зашли к Алексею, покурить и переодеться, а в 8 ч. отправились в балет «Млада» [448], музыка которого нам всем очень нравится, и давно не было такого милого балета. В 11 вернулись домой, а в 1 легли спать.

7/19 Января. Понедельник. Петербург.

Утро провел как всегда, а потом завтракал у Алексея и в 11 час. отправился с ним в Госуд[арственный] Совет, куда он назначен 2 числа, но не членом, а пока только присутствовать. Обедали и вечер провели дома.

8/20 Января. Вторник. Петербург.
<>Сегодня 18° морозу, собирались вечером ехать в Лисино на охоту, но, конечно, охота была отказана. Ничего особенного сегодня не было. От Мама известия все тоже самое: один день лучше, другой хуже, а лихорадка все еще продолжается постоянно. Вчера вечером Павел [449] вернулся из Канн. В 12 ч. я принимал массу молодых офицеров Корпуса, всей пехоты и пешей артиллерии.

9/21 Января. Среда. Петербург.

Утром был у Папа, а в 12 ч. принимал у себя дома всех офицеров Кавалерии и Конной Артил[лерии] Корпуса. Потом завтракали, а в 1 час поехали на панихиду в крепость по Т. Елене. Мороз очень силен, от 16° до 18°. Обедали дома, и вечер я тоже провел у себя, читал и писал.

10/22 Января. Четверг. Петербург.

Утро провел у Папа. Ничего особенного не было. Завтракали у Т. Саши [450] по случаю дня рождения […] [451], а потом вернулись домой. Вечером я был в Адмиралтействе на нашей музыке и ужинал там. В 1 час легли спать.

11/23 Января. Пятница. Петербург.

Утро был у Папа, потом завтракал у Алексея. В 1 час был в манеже смотр Л[ейб]-Гв[ардейскому] Уланскому полку; очень хороший. Сегодня сносная погода и только 10° морозу, и поэтому снова катались на коньках с Ники [452]. Обедали дома и вечер провели тоже.

12/24 Января. Суббота. Петербург.

Утро провел у Папа, потом завтракали у Алексея, а в 1 час был в манеже смотр Кирасирскому Ея В[еличества] полку, очень хороший. Обедали сегодня у Т. Кати [453] с гостями по случаю 50-лет[него] юбилея ее Дяди Августа Виртембергского [454], командира Прусского Гвард[ейского] Корпуса, и по этому случаю Папа и мы все были в Прусских мундирах. Вечером были в Французском театре, а вернувшись, зашли еще к Гр. Апраксиной, где застали ее сестру Софу, Гр. С. Толстую и Оболенского [455]. В 1 час легли спать.

13/25 Января. Воскресение. Петербург.

У обедни были дома, потом завтрак, вечный развод! Развод был от Семеновского полка и, в виде перемены, ординарцы были от 2-ой бригады Кирасир, так как они пришли сюда для смотров, а 1ая бригада пошла на их места в Царское Село и Гатчину. Внутр[енний] Караул в Зимний Дв[орец] был от Кирасир Ея Величества, по крайней мере хоть это было что-нибудь новенькое! Обедали у Папа за фамильным столом. Потом поехали в балет, а в 11 вернулись домой. Легли спать в 1 час.

14/26 Января. Понедельник. Петербург.

Утром был у Папа, а потом завтракали у Алексея. В 1 отправился на смотр в манеж Гв[ардейской] Стр[оевой] бригады и 3-го бат[альона] Новочеркасского полка; все было очень хорошо. Остальной день провел дома и вечер тоже.

15/27 Января. Вторник. Петербург. Гатчина.

Утро провел у Папа и завтракал у Алексея. В 1 отправился в манеж на смотр Кирасирского Его Величества полка; тоже отлично. Остальной день был дома. В 7 был у нас обед для Бар. Лангенау, Австрийского посла, и его жены по случаю их отъезда. Были приглашены еще Кн. Суворов, Кн. и Княгиня Воронцовы, Н. К. Гирс [456], Бар. Бежтоньсгейм, Капит. Клент, Кн. Оболенский и Гр. Апраксина.

В 9 ч., простившись с Минни и детьми, отправился на охоту в Гатчину с Папа, братьями и проч[ими] приглашенными. Я целый год не был в милой Гатчине и рад был снова попасть туда в наши симпатичные комнатки.

16/28 Января. Среда. Гатчина. Петербург.

Встали в 8 , а в 10 собрались в арсенале к кофе. В 11 отправились с Владимиром, Алексеем, Гр. Хрептовичем и Воронцовым [457] в олений парк, где Папа застрелил старого зубра, а потом поехали на охоту в ремиз. Погода теплая, всего 1° морозу. Охота была удачная, и убили более 150 штук. Я убил 47 штук разной дичи. Потом были еще на псарне и травили медведей молодыми собаками. Вернулись домой в 4 часа. Немного поспали, а в 7 обедали в арсенале. В 9 отправились обратно в Петербург. В 10 ч. был дома, и остальной вечер провели с Минни вдвоем. В 1 час легли спать.

17/29 Января. Четверг. Петербург.

Утро провел у Папа и потом завтракал у Алексея, и в 1 отправился в манеж на смотр Артил[лерийской] бригады и пешей учебн[ой] Батареи. Все сошло благополучно. Остальной день провел дома и принимал. Обедали дома с Минни, а в 8 ч. она отправилась в оперу, а я в Адмиралтейство на музыку и ужинал там. В 1 час легли спать.

18/30 Января. Пятница. Петербург.

Утро провел у Папа. Завтракал у Алексея, а в 1 отправился на смотр 2ой и 5-ой Конной Бата[реи] и учебной Конной с Казачьим арт[иллерийским] взводом. Тоже Папа остался очень доволен. Вернувшись, принимал до 3 , а потом катался с детьми на коньках. Обедали дома, потом Минни поехала в Русский театр на бенефис Савиной [458], а я еще остался читать и заниматься. Около 10 ч. отправился тоже в театр. В 12 вернулись и легли спать около 1 часу.

19/31 Января. Суббота. Петербург.

Утром был у Папа, а потом завтракали у Алексея с А. Б. Перовским. В 1 час был смотр Учебному батальону, 4 му бат[альону] Новочеркасского полка и Учебн[ому] Эскадрону, и все эти части представились в отличном виде. Остальной день провел дома; гуляли с детьми в саду, опять тает и 3° тепла. В 6 ч. обедали у нас Папа, Владимир, Михен, Алексей, Павел, Костя и Митя. Вечером были в Французском театре. Легли в 1 спать.

Сегодня в 2 ч. дня Мама, Слава Богу, благополучно выехала из Канна в обратный путь в Россию вместе с Мари [459] и Сергеем [460]. Дай Бог ей благополучно доехать!

20 Января/1 Февраля. Воскресение. Петербург.

Утро провел дома, и у обедни были с Минни и детьми в нашей церкви. После общего завтрака отправился на развод от Финляндского полка. Остальной день провел дома. Погода теплая, 3° тепла, и каток испортился совершенно. Обедали в 6 ч. у Д. Петра Ольденбургского [461], и все были очень в духе. Потом отправились целой компанией в балет «Младу», а в 11 вернулись домой и в 1 час легли спать.

От Мама, Слава Богу, известия очень хороши, и она благополучно продолжает путешествие.

21 Января/2 Февраля. Понедельник. Петербург.

Утро провел как всегда, а потом завтракал у Алексея. В 1 отправился на смотр Л[ейб]-Гв[ардейского] Конногренадерского полка; полк представился в блестящем виде, как в конном, так и в пешем, просто прелесть. Остальной день провел дома, принимал и читал. Гуляли и возились с детьми в садике; кататься на коньках невозможно. На улицах снег так стаял, что уже все мы и извозчики на колесах. Обедали дома и вечер провел тоже, а Минни была еще в Немецком театре с Папа. Легли в 1 час.

23 Января/3 Февраля. Вторник. Петербург.

Утро провел у Папа и завтракал в последний раз у Алексея, так как сегодня кончаются все смотры Папа. В 1 ч. отправился в манеж на смотр Л[ей]-Гусар, тоже отлично. Погода теплая, но туманно и темно. Обедали в 6 ч. у Папа и были приглашены все начальники частей, которые еще не обедали у Папа, и все высшие начальники.

Минни тоже обедала с нами. Вечер провели до 9 дома, а потом были у Тези и Юрия и играли в рулетку, и потом ужинали, а в 2 ч. вернулись домой и легли спать. Сегодня Мама благополучно достигла границы, и завтра мы ждем ее сюда в 4 часа.

23 Января/4 Февраля. Среда. Петербург. Гатчина.

В 11 утра отправились с Минни на Балтийскую дорогу и в 11 отправились через Лигово, Красное Село в Гатчину. Поехали еще с нами Алексей, Победоносцев [462] и Н. М. Баранов, уже в статском платье. Погода сегодня совершенно весенняя, светло, тепло и чудное солнце с самого утра. В Гатчине мы осмотрели на пруду подводную лодку инженера Джевецкого [463], который при нас сделал несколько удачных опытов с своей лодкой и кончил тем, что подвел мину под плот и, отойдя, взорвал ее отлично.

Эта лодка, я уверен, будет иметь большое значение в будущем и сделает порядочный переполох в морских сражениях. После опытов мы зашли во дворец, а 3 отправились на Варшавскую станцию, где застали уже Папа, Владимира, Михен и Павла. В 3 ч. пришел поезд Мама, и мы вошли в вагоны. Нашли Мама очень изменившейся и очень слабой, но, Славу Богу, все-таки путешествие она выдержала замечательно хорошо.

Мари и Сергей приехали тоже. В 4 ч. благополучно прибыли в Петербург. Вернувшись домой, я читал, а потом немного поспал, а в 6 обедали у Папа с братьями и Мари и Михен. Мама обедала одна, и после мы у нее были, но не долго. В 8 ч. вернулись домой и вечер провели дома. Легли в 1 час спать.

24 Января/5 Февраля. Четверг. Петербург. Имянины нашей Ксении [464].

Утром был у Папа за докладами, а потом, вернувшись домой, пошел к обедне. В 12 ч. был у нас фамильный завтрак, более 20 человек. Папа не мог быть, так как у него опять лихорадка от простуды. Сегодня все еще тает и тепло, как в Ноябре. Обедали дома, а в 9 ездили с Минни к Мама, которую нашли очень изменившейся с тех пор, что видели ее в последний раз в Канне.

В 10 был у нас наш музыкальный вечер нашего хора; собралось 49 человек. У Минни был тоже вечер и были: Владимир с женой, Кн. А. С. Долгорукий [465] с женой, Гр. Шувалова (Бетси), Гр. Апраксина, В. В. Зиновьев [466], А. Н. Стюрлер, Гр. Воронцова, Кн. Барятинский [нрзб.], Кн. Оболенский, Гр. Перовский и И. П. Новосильцев [467]. После ужина разошлись и легли спать в 2 часа.

25 Января/6 Февраля. Пятница. Петербург.

Утром был у Папа и оставался там до 12 ч., потом завтракали с братьями и Мари у Папа, а в 1 был благодарственный молебен в библиотеке, Папа и Мама служили молебен в уборной Мама. В 1 я отправился к Д. Косте [468] на совещание, на котором были: Валуев [469], Кн. Урусов, Маков, Дрентельн [470] и Госуд[арственный] Секретарь Перетц. Рассматривали по приказанию Папа записки Д. Кости и Валуева о преобразовании Госуд[арственного] Совета, учредив при нем собрание депутатов от представителей: Дворянства, Земства и Городов.

Оба проекта были единогласно отвергнуты по многим причинам, о которых здесь я не стану распространяться, так как пришлось бы исписать несколько страниц, а главная причина, что эта мера никого бы не удовлетворила, еще больше бы запутала наши внутренние дела и все-таки в некотором роде была бы одним из первых шагов к Конституции!

Вернулся домой только в 4 и пошел погулять в садик с детьми. Обедали с Минни дома. Вечером я писал и читал до 12 ч., а потом еще посидел немного у Минни и болтали с Гр. Воронцовой. В 1 легли спать.

26 Января/7 Февраля. Суббота. Петербург.

Утро провел у Папа, а в 12 ч., вернувшись домой, принимал представляющих; было 11 человек. После завтрака был еще В. В. Зиновьев с докладом. Обедали у Папа за субботенным обедом и потом были у Мама, которая все в том же печальном положении и долго не выдерживает разговора, так это ее утомляет.

В 8 ч. я вернулся домой, а все прочие отправились в театр к французам. Я читал и занимался до 10 ч., а потом тоже поехал в Фр[анцузский] театр. После театра поехали ужинать к Гр. Воронцову и провели время очень приятно, а в 2 вернулись домой и легли спать.

27 Января/8 Февраля. Воскресение. Петербург.

Утро провел дома, потом были с Минни и детьми у обедни в нашей церкви, а после завтракали с нашими. Развода не было, так как Папа немного простудился и не выходит. В 6 ч. обедали у Папа за фамильным обедом, а потом были в балете, как всегда все вместе. Легли спать в 12 .

28 Января/9 Февраля. Понедельник. Петербург.

Утром был у Папа за докладами и остался там завтракать, а потом отправился в Гос[ударственный] Совет. В 2 ч. вернулся домой и читал, а в 3 пошел в сад гулять. Катались тоже на коньках после 8 дней перерыва. Обедали дома с Минни вдвоем, а потом поехали в Русскую оперу. «Майская ночь» Римского-Корсакова мне не понравилась, мало мелодии и все речитатив. Вернувшись, я читал, а потом пошел к Минни, где были: Гр. Воронцова, Апраксина и Кн. Оболенский. В 2 легли спать.

29 Января/10 Февраля. Вторник. Петербург.

Утро провел у Папа и Горчакова [471]. В 2 только вернулся домой и еще принимал до 4, а потом катались на коньках с детьми. Обедали дома и была Гр. Воронцова. Вечер провели тоже дома и легли спать в 1 час. Слава Богу, Мама чувствует себя довольно хорошо и ухудшения никакого нет.

Бедная Елена Шереметева очень опасно больна после родов, и температура почти постоянно 40° и 41°. Доктора полагают, что у нее венозная лихорадка. Дай Бог ей бедной поправиться. Сегодня минуло ей 19 лет! Только!

30 Января/11 Февраля. Среда. Петербург.

Утро провел до 11 ч. дома, а потом был у Папа за докладами. Вернувшись домой, принимал, а потом завтракали. День провел обыкновенным образом и обедали дома. Вечером заезжали к Мама, а потом поехали с Минни к Тези и Юрию. После ужина разъехались и легли в 2 часа.

31 Января/12 Февраля. Четверг. Петербург.

Утро и день прошли обыкновенным образом. Обедали дома. Погода не холодная, 2° и 3° морозу, но снегу нет, так что продолжаем ездить в колясках. Вечером заезжали с Минни к Мама, а потом я поехал в Адмиралтейство на нашу музыку, а Минни в оперу. После ужина вернулся домой и легли в 2 спать.

1/13 Февраля. Пятница. Петербург.

Утром был у Папа и завтракал там. Видел Мама, которая сегодня не так хорошо спала и слабее. В 2 был смотр в манеже 8-го Флотского Экипажа, и моряки представились отлично. Вернувшись домой, читал и занимался, а потом катался на коньках с детьми.

Обедали дома, и вечер провел у себя до 11 ; а потом пошел к Гр. Апраксиной, где ужинали и были: Гр. Воронцов с женой, Софа Апр., А. Н. Стюрлер, А. Б. Перовский и Кн. Оболенский. В 2 разошлись и легли спать. Это был последний ужин у Апраксиной перед ее свадьбой и прощание с ее милыми комнатами.

2/14 Февраля. Суббота. Петербург.

Утром был у Папа за докладами, а потом остались кобедне по случаю храмового праздника малой церкви. После завтрака разъехались по домам. Обедали в 6 ч. у Папа с братьями и Мари и были тоже у Мама. Потом я вернулся домой, читал и занимался, а в 10 ч. отправился в Фр[анцузский] театр, где была Минни и прочие.

Вернулись в 12 ч. домой и закусили у Минни в уборной, была тоже Гр. Апраксина, с которой мы провели последний вечер, а завтра уже ее свадьба, и вечером они отправляются в Варшаву и оттуда в Вену. Погода стоит хорошая, 2° морозу, но все без снегу.

3/15 Февраля. Воскресение. Петербург.

День свадьбы Гр. Апраксиной и Кн. Оболенского. Утро провел дома и в 11 ч. отправился с Минни и детьми к обедне в нашу церковь. Потом завтракали, а в 1 я отправился на развод от Гвард[ейского] Экипажа. Потом вернулся домой и переоделся на свадьбу. В 3 ч. была свадьба Оболенского и Апраксиной в нашей церкви. Папа и Минни были пос[ажеными] от[цом] и мат[ерью] у Апраксиной, а я вместе с матерью Оболенского у него.

Приглашенных было очень много, церковь была переполнена, и все обошлось благополучно и хорошо. Потом все собрались внизу в приемных и поздравляли молодых. В 4 разъехались, и я пошел кататься с детьми на катке. В 5 пили чай у Минни с Апраксиной и Оболенским и простились с ними, так как сегодня же вечером они отправляются за границу.

В 6 ч. обедали у Папа за фамильным столом, а потом были у Мама и зашли к Алексею, а в 8 ч. отправились в балет «Млада», кажется, уже в 8й раз. В 11 ч. вернулись домой, и была у нас Гр. Воронцова, а в 1 час легли спать.

Несмотря на то, что мы с Минни очень рады и счастливы свадьбой Апраксиной, но теперь, когда она окончательно оставила наш дом и уехала, нам обоим ужасно грустно. Совершенно как будто кто умер из близких в нашем доме, разом как-то опустело!

Не легко было жене расставаться с милейшей Графиней, это был такой друг, каких мало на свете, и такой славный и честный человек! Для жены это действительно огромная потеря, потому что второго такого друга не может быть. Не легко расставаться с такой женщиной, которая провела у нас в доме 10 лет, разделяла постоянно с нами и горесть и радость и привязала к себе решительно всех наших.

Одно остается утешение, что все-таки она остается близко к нам, и надеюсь, мы часто будем ее видеть и по-прежнему останемся друзьями. Дай Бог ей счастья и радость, которую она вполне заслуживает!

4/16 Февраля. Понедельник. Петербург.

Утро провел у Папа за докладами, а потом был у Сергея. В 11 приехал Князь Болгарский [472] с Сергеем, который ездил его встречать. В 1 завтракали вместе у Папа, а потом я был у Мама, которая сегодня чувствует себя слабее и кашель увеличился. В 2 отправились с Сергеем на панихиду по бедному старику генер. – адъютанту Барону Ливену, который скончался вчера вечером. Наконец, в 3 вернулся домой, и остальной день и вечер провели вдвоем с Минни, а в 1 легли спать. Сегодня мороз до 14°.

5/17 Февраля. Вторник. Петербург.

Утром был у Папа за докладами, а потом, вернувшись домой, принимал представляющихся. Сегодня очень холодно, утром было до 18°, и ветер страшный. В 3 ездили верхом с Минни и детьми в нашем манеже, а потом пили чай, и в 5 я лег поспать. В 6 отправился на Варшавскую дорогу встречать вместе с братьями: Д. Александра [473] и Людвига [474].

Со станции все отправились в Зимний Дв[орец] к обеду, и только что мы успели дойти до начала большого коридора Папа, и он вышел навстречу Д. Александра, как раздался страшный гул, и под ногами все заходило, и в один миг газ везде потух [475]. Мы все побежали в желтую столовую, откуда был слышен шум, и нашли все окна перелопнувшими, стены дали трещины в нескольких местах, люстры почти все затушены, и все покрыто густым слоем пыли и известки.

На большом дворе совершенная темнота, и оттуда раздавались страшные крики и суматоха. Немедленно мы с Владимиром побежали на главный караул, что было не легко, так как все потухло, и везде дым был так густ, что трудно было дышать.

Прибежав на главный караул, мы нашли страшную сцену; вся большая караульня, где помещались люди, была взорвана, и все провалилось более чем на сажень глубины, и в этой груде кирпичей, известки, плит и громадных глыб сводов и стен лежало вповалку более 50 солдат, большей частью израненных, покрытых слоем пыли и кровью. Картина раздирающая, и в жизнь мою не забуду я этого ужаса!

В карауле стояли несчастные Финляндцы, и когда успели привести все в известность, оказалось 10 человек убитых и 47 раненых. Сейчас же вытребованы были роты первого батал[ьона] Преображенских, которые вступили в караул и сменили остатки несчастного Финляндского караула, которых осталось невредимыми 19 человек из 72 нижних чинов. Описать нельзя и слов не найдешь выразить весь ужас этого вечера и этого гнуснейшего и неслыханного преступления.

Взрыв был устроен в комнатах под караульной в подвальном этаже, где жили столяры. Что происходило в Зимнем Дв[орце], это себе представить нельзя, что съехалось народу со всех сторон. Провели вечер у Папа, в комнатах Мари. Мама, Слава Богу, ничего не слышала и ничего не знала, так она крепко спала во время взрыва.

В 12 вернулись с Минни домой и долго не могли заснуть, так нагружены были все нервы, и такое страшное чувство овладело всеми нами. Господи, благодарим Тебя за новую Твою милость и чудо, но дай нам средства и вразуми нас, как действовать! Что нам делать!

6/18 Февраля. Среда. Петербург.

Утром был дома, а в 11 отправился в Конюш[енный] госпиталь осмотреть раненых, которых нашел 34 человек, прочие размещены в разных местах. Есть еще человека 3 или 4 тяжелораненых, и мало надежды на выздоровление. Оттуда отправился к Папа на доклады и оставался там завтракать, а в 1 час был выход в большую церковь и благодарственный молебен; съехалось много во дворец и тоже дамы, и «ура» раздалось сильное, когда Папа показался в залах.

После этого мы вернулись домой и остальной день провели дома, а вечер у Воронцовых, играли в карты и ужинали, а в 2 легли спать. Мы еще все находимся под этим страшным впечатлением и решительно покоя не находим, все более и более думаем об этой небывалой адской проделке!

7/19 Февраля. Четверг. Петербург.

Утро все провел у Папа, много толковали об мерах, которые нужно же, наконец, принять самые решительные и необыкновенные, но сегодня не пришли еще к разумному. Следствие идет своим порядком, и кое-что открывается интересного и полезного. Завтракали у Папа, а потом ездили с ним в Казанский Собор и оттуда в Конюшенный госпиталь осмотреть раненых, которых осталось 14 человек, а остальные отправлены в полковой госпиталь.

Потом поехали в госпиталь Финляндского полка, в котором застали конец панихиды в церкви по 10 убитым взрывом. Было все начальство, все офицеры и почти половина полка. Грустно и тяжело было видеть эти 10 гробов несчастных солдат, таким страшным образом покончивших жизнь!

Потом обошли всех раненых, большею частью все хорошо идут, и надо надеяться, что они поправятся. В 4 ч. только вернулся я домой и пошел еще к детям в сад. Обедали дома, а вечером я был на нашей музыке в Адмиралтействе, и ужинали там, а Минни была у Мари. В 1 час вернулся домой, и легли спать.

8/20 Февраля. Пятница. Петербург.

День прошел благополучно, но тревожно, как все эти дни. Сегодня утром были похороны Финляндских солдат; много набралось военных и публики. Начинают поступать много пожертвований в пользу семейств убитых и раненых.

9/1 Февраля. Суббота. Петербург.

День прошел обыкновенным образом. Обедали у Папа с братьями, Д. Александром, Людвигом и Сандро [476]. Мама, Слава Богу, не хуже, а по временам даже лучше, и она довольно бодра. Вечером были в Франц[узском] театре, но я приехал позже, только к 10 , потому что у меня был А. Р. Дрентельн, с которым толковали о настоящем печальном времени. Вернулись с Минни в 12 ч. домой и скоро после легли спать. Погода стоит опять теплая, и выпал снег; ездим в санях снова.

10/22 Февраля. Воскресение. Петербург.

Утро провел дома, и в 11 ч. были в нашей церкви у обедни с Минни и детьми. В 1 после завтрака отправился в манеж на развод Егерского полка.

Обедали у Папа за фамильным столом, а потом были в театре в балете. Потом заехали к Т. Саше с Минни, Ежени, Алеком и ужинали, а в 1 ч. вернулись и легли спать.

11/23 Февраля. Понедельник. Петербург.

Все утро провел у Папа и завтракал там. В 1 час вернулся домой. Остальной день оставался дома, принимал, читал и занимался. Обедали у Владимира, а потом я вернулся домой, а проч[ие] поехали в Немецкий театр. В 9 был у меня Гр. Лорис-Меликов, который получает новое назначение, а именно Председателя Верховной Комиссии, в которой должны соединиться все политические дела, и ему предполагается дать большие права и полномочия.

Толковали с ним слишком два часа и о многом успели переговорить. В 11 он уехал, а я еще читал и писал до 12 ч. Потом приехали Минни, Михен, Владимир и Людвиг, которые катались в тройке. Сели ужинать у меня в кабинете, а в 1 разошлись и легли спать.

12/24 Февраля. Вторник. Петербург.

Лисино. День прошел, ничего особенного не было. Вечером в 10 отправились с Папа, братьями и проч[ими] в Лисино на охоту и ночевали там.

13/25 Февраля. Среда. Лисино. Петербург.

С 11 ч. утра до 4 были на охоте в парках. После обеда в 8 отправились в Тосну, где встретились с Д. Мишей [477] и Т. Ольгой [478] и Митей и вместе отправились в Петербург. Вечер провели дома вдвоем с Минни.

14/26 Февраля. Четверг. Петербург.

День прошел обыкновенным образом. Сегодня вступил в новую должность Гр. Лорис-Меликов; дай, Боже, ему успеха, укрепи и настави его

Вечером был в Адмиралтействе на нашей музыке и ужинал там. В 1 ч. вернулся, и легли спать.

15/27 Февраля. Пятница. Петербург.

Утро провел у Папа и был у Мама. В 1 вернулся и принимал с Минни нового Австрийского посла Гр. Калбноки.

В 2 ч. были на панихиде по бедному Вячеславу [479]; сегодня год со дня его кончины. Обедали дома, а в 10 был у нас наш музыкальный вечер, и приглашенных было много. Папа мы встретили с гимном, и потом было «ура!». Играли особенно удачно и стройно. После ужина легли спать в 2 часа.

16/28 Февраля. Суббота. Петербург.

Утро и день прошли обыкновенным образом. В 6 ч. встречали Д. Низи [480] и Альфреда [481]; а потом обедали все у Папа, в Помпеевской Столовой Ан-Мама. Вечером были в Фр[анцузском] театре и наслаждались «Niniche». Потом ужинали у Владимира, а в 1 ч. разъехались и легли спать.

17/29 Февраля. Воскресение. Петербург.

У обедни были дома, потом завтракали, а в 1 час был развод от Л[ейб]– Гв[ардейского] Саперного батальона. В 2 ездили с Минни к Мама, а потом домой и катались с детьми на коньках. Сегодня погода ясная и тает, но ветер страшный, совершенная буря. Фамильный обед был у нас в 6 ч.; было 30 человек. Потом отправились большой компанией в балет, давали «Младу». Вернувшись домой, скоро легли с Минни спать.

18 Февраля/1 Марта. Понедельник. Петербург.

Утро провел у Папа, а потом завтракал дома, а в 2 ч. поехали с Минни в санях на панихиду в крепость по милому Ан-Папа. Остальной день провел дома, но после панихиды были еще в Госуд[арственном] Совете. Обедали с Минни вдвоем, и потом я читал и занимался.

10 мы поехали с Минни к Гр. Шереметеву на вечер. Было довольно много приглашенных, и наслаждались пением его певчих до 1, а потом ужинали и в 2 ч. вернулись домой, и легли спать.

19 Февраля/2 Марта. Вторник. Петербург.

Юбилей 25 лет царствования Папа. Утром в 10 я поехал в Зимний Дв[орец] к Папа и Мама и застал их за кофеем. В 10 собралась вся фамилия поздравлять Папа, и все, имеющие Преображенский мундир, были целый день в нем. В 10 ч. была военная серенада перед Папа комнатами на разводной площади; были собраны музыки от всех полков и представители частей Петерб[ургского] гарнизона и его окрестностей, по 100 человек с полка.

Папа вышел на балкон, и музыка началась при оглушительных криках «Ура!» всех офицеров, солдат и массы народа. Гимн повторяли несколько раз, и был салют от 2х Гвард[ейских] батарей. Серенада удалась отлично, и это было великолепное начало торжественного дня. В 11 ч. Папа принял в своей приемной и арсенале всю свиту. В 12 был прием в белой зале всех начальников частей Гвардии и всех офицеров юбилейных полков Государя.

После этого был прием в приемной всего Государ[ственного] Совета. В 12 ч. начался выход в большую церковь. Никогда я не видал такой массы народу на выходе, и в особенности дам. Отслуживши молебен, пошли обратно, и в Петровской зале Папа принимал Дипломатический корпус. Потом был фамильный завтрак в малахитовой зале. Только в 2 ч. я вернулся домой.

Фамильный обед был в 6 ч. у Папа в малахитовой, а потом мы поехали все в оперу, где Итальянцы давали «Жизнь за Царя» и очень не дурно. Энтузиазм был огромный. Гимн повторяли раз 6 и «Ура!» единодушный.

Оттуда поехали в Русскую оперу, давали ту же оперу, и тоже настроение публики было самое восторженное, и Гимн повторяли более 10 раз! Вообще этот день произвел на нас самое отрадное и приятное впечатление, и Бог благословил этот торжественный и Славный праздник!

Вернулись домой в 12 ч. порядочно уставшие и скоро после легли спать.

20 Февраля/3 Марта. Среда. Петербург.

Утро провел у Папа и завтракал там. Только что успели мы очнуться от страшного кошмара 5 февраля в Зимнем Дв[орце], как сегодня около 3 часа узнали о нападении на жизнь Гр. Лориса-Меликова у его квартиры [482], но, к счастью, несмотря на то, что убийца стрелял в упор, Граф ранен, но разорвана шинель и мундир и легкая контузия.

Я поехал к нему и застал целый раут, ужас, что народу наехало и приезжало поздравить Графа, и народ на улице толпился массой. Слава Богу, что уцелел этот человек, который так нужен теперь бедной России!

Остальной день провел дома, а вечером были у Юрия и Тези и там играли в карты, а потом ужинали. В 2 ч. вернулись домой и легли спать.

21 Февраля/4 Марта. Четверг. Петербург.

Утро провел у Папа и завтракал там. Сегодня начался уже суд над убийцей Гр. Лориса и к 3 ч. все было кончено, а завтра утром назначена уже казнь. Вот это дело и энергично! Ничего особенного сегодня не было. Обедали дома. Вечером был у меня Гр. Лорис-Меликов, толковали более часу о теперешнем положении и что предпринять. В 10 отправился к Д. Мише и Т. Ольге, где была уже Минни В 1 вернулись домой и легли спать.

22 Февраля/5 Марта. Пятница. Петербург.

Утро провел обыкновенным образом у Папа. Сегодня в 11 ч. утра совершилась казнь на Семеновском плацу при огромном стечении народа и совершенно спокойно. День провел относительно спокойно. Обедали дома, потом читал и занимался, а в 10 поехал за Минни в оперу, и оттуда отправились к Гр. Воронцову на вечер.

Играли в quinze с Воронцовым, Албером, Boby Шуваловым и Балашевым. Потом ужинали, а в 3 вернулись домой и легли спать.

23 Февраля/6 Марта. Суббота. Петербург.

Ничего особенного не было весь день. Обедали с братьями у Папа и были у Мама. Потом все поехали в Франц[узский] театр, а я домой заниматься. В 10 поехал тоже в театр, а оттуда ужинать к Эжену [483] и Зине [484] и в 2 ч. вернулись и легли спать.

24 Февраля/7 Марта. Воскресение. Петербург.

У обедни были дома и завтракали со всеми нашими, а потом я читал, писал и занимался. В 3 ч. катались дети с Минни в Таврическом, а я гулял в нашем садике, и идет целый день густой снег, так что опять отличный санный путь. Обедали в 6 ч. у Папа за фамильным столом, а потом были у Мама. В 8 ч. отправились большой компанией в балет; давали в первый раз старинный балет «Дева Дуная». В 10 вернулись домой и легли спать раньше.

25 Февраля/8 Марта. Понедельник. Петербург.

Масляница. Утром был у Папа за докладами, а потом завтракал там и был у Мама, которая, Слава Богу, чувствует себя не хуже. Остальной день провел дома, а обедали у Папа в Зимнем Дв[орце].

Потом поехали в Русскую оперу, где давали «Купец Калашников», новая опера Рубинштейна; всего второй раз давали ее и запретили, так как сюжет весьма грустный и не своевременно давать теперь подобные представления. Музыка очень хороша и в особенности финал. В 11 ч. вернулись домой и скоро после ужинали в моем кабинете и были: Воронцов с женой, Шереметев и А. Б. Перовский. В 2 разошлись и легли спать.

26 Февраля/9 Марта. Вторник. Петербург.

День моего рождения. Утро провел дома. Минни и дети принесли свои подарки ко мне в кабинет, и Мини пила кофе. В 11 пошли принимать поздравления, и набралось более 200 человек. Потом собралась вся фамилия, и мы отправились к обедне в нашу церковь. Потом был большой завтрак, фамильный и для всех прочих в бальной зале. В 2 мы поехали с Минни к Мама и Папа, который не мог приехать к нам, так как он кашляет, и сегодня холодно и скверная погода.

Вернувшись домой, катался с детьми на коньках, а потом пили чай с Минни в ее уборной. В 6 ч. обедали у Папа с братьями, Д. Александром, Людвигом, Сандро и Алфредом. Вернувшись домой, читал, писал и занимался. Мини поехала в 10 к Владимиру, чтобы ехать в тройках, а потом я поехал тоже к 12 ч., и там ужинали, и провели время весьма приятно и весело; нас было человек 20 за столом. В 2 легли спать.

27 Февраля/10 Марта. Среда. Петербург.

Утро провел у Папа и завтракал там, а потом зашел к Мама. В 1 час поехали с Минни и детьми в балет; давали «Дон Кихот», и Ники и Жоржи [485] были очень довольны и веселились. В 3 вернулись домой и катались с Минни и детьми на коньках. Обедали, наконец, дома вдвоем с Минни, а потом читал и занимался.

В 9 ч. Минни поехала к Тези и Юрию, а ко мне приехал Гр. Лорис-Меликов, и мы с ним просидели до 10 ч. Вчера Папа окончательно решил подчинить Гр. Лорису III Отделение. А. Р. Дрентельн оставляет совершенно это место и назначается членом Госуд[арственного] Совета, а заведывать делами III Отд[еления] будет Черевин [486]. Это первый шаг к объединению полиций, и дело может только выиграть от этого. Около 11 ч. я тоже поехал к Тези. Играли в карты, а потом ужинали, а в 2 ч. легли спать.

28 Февраля/11 Марта. Четверг. Петербург.

Утро провел у Папа и завтракал там, а потом был у Мама. В 2 отправились с Алексеем в балет, и приехали туда Минни, Михен и Владимир. В 3 вернулись домой и катались с детьми на коньках. Обедали дома вдвоем. До 10 ч. я занимался и читал, а потом у нас был вечер, и приглашенных было более 20 человек. Пели тирольцы, и очень не дурно, 4 женщины и 2 мужчин, а третий играет на цитре. Играли тоже в карты, а потом сели ужинать и в 2 разошлись и легли спать.

29 Февраля/12 Марта. Пятница. Петербург.

Утро провел у Папа, был у Мама. Во 2 поехали с Минни в балет, и были еще Алексей, Д. Миша, Т. Ольга, Эжени и Алек. Вернувшись домой, катался на коньках с детьми. В 6 ч. обедали у Д. Петра Ольденбургского. В 8 ч. вернулся домой, а Мини была с проч[ими] в Немецком театре. Я читал и занимался до 11 ч., а потом вернулась Минни, и мы читали у нее в уборной, и потом закусили, а в 12 легли спать.

Страшно подумать, что в эти 5 лет было прожито. Сначала беспокойные годы до Турецкой войны, потом сама война 1877 и 1878 гг. и, наконец, самые ужасные и отвратительные годы, которые когда-либо проходила Россия: 1879 и начало 1880 г. Хуже этих времен едва ли может что-либо быть! Да Благословит Господь нас и теперь и да даст утешение, и чтобы конец этого года даровал бы нам мир и тишину! Аминь!

Кончена эта книга 2/14 Марта 1880 г. С. Петербург. Аничков Дворец.

Мученическая кончина императора Александра Николаевича

(подробное изложение преступления 1 марта, а также и последовавших за оным событий)

Составлено по русским и заграничным источникам Д. А. Столыпиным

Марта 1, в 3 часа 45 минут пополудни, Господу Богу угодно было принять к себе душу государя императора Александра Николаевича… Глубоко возмущена вся необъятная Русская земля! К небу вопиет пролитая священная кровь…

Но не время теперь нам, перед едва остывшим прахом царя-освободителя, говорить о мести, вражде и раздоре. Не роковым словом отмщения помянем мы державного покойника, а сплотившись тесною семьей, дадим друг другу слово дружно преследовать одну общую идею благоденствия и покоя, под сенью нового юного царя!

Прежде чем приступить к подробному изложению событий 1 марта, мы сообщим те официальные документы, которыми извещена была Россия о страшном преступлении.

1-го марта, в прибавлении к «Правительственному вестнику», вышедшему в Петербурге около 5 часов дня, напечатано было: «Сего 1 марта, в 1 часа дня, государь император, возвращаясь из манежа Инженерного Замка, где изволил присутствовать при разводе, на набережной Екатерининского канала, не доезжая Конюшенного моста, опасно ранен, с раздроблением обеих ног ниже колена, посредством подброшенных под экипаж разрывных бомб. Один из двух преступников схвачен. Состояние его величества, вследствие потери крови, безнадежно.

Лейб-медик Боткин, профессор Е. Богдановский, почетный лейб-медик Головин, доктор Круглевский».

Через некоторое время вышло затем второе оповещение: «Сегодня, 1-го марта, в 1 час 45 минут, при возвращении государя императора с развода, на набережной Екатерининского канала, совершено было покушение на священную жизнь его величества, посредством брошенных двух разрывных снарядов.

Первый из них повредил экипаж его величества; разрыв второго – нанес тяжелые раны государю. По возвращении в Зимний дворец, его величество сподобился приобщиться Святых тайн и затем в Бозе почил Один злодей схвачен.

Министр внутренних дел, генерал-адъютант граф Лорис-Меликов».

Первые известия о страшном преступлении 1 марта, как и следовало ожидать, были кратки: роковая весть поразила всех! Ум отказывался понимать; не было сил разобраться в своих мыслях, чувствах…

Оповещения, вышедшие 2-го марта, были уже достаточно обстоятельны, подробны.

Не считая себя вправе делать выборки из них, полагая, что русской публике дорога будет и самомалейшая подробность о последних минутах незабвенного Государя,мы приведем эти оповещения в возможно обширном виде.

Сначала, со слов «Herald’а», мы приведем сообщение «приближенных» к покойному государю лиц:

«В Бозе почивший государь император находился последние дни в очень спокойном и счастливом, можно сказать, даже веселом настроении, в каком его уже давно не видали. Первого марта был назначен семейный обед у наследника Цесаревича, который, однако, не присутствовал на завтраке, после развода, у великой княгини Екатерины Михайловны.

На завтраке, кроме государя императора, был еще великий князь Михаил Николаевич; он уехал из Михайловского дворца несколькими минутами позже государя, но отправился по тому же пути. Услышав взрыв, он стал погонять своего кучера, сейчас же затем последовал второй взрыв, и великий князь нашел уже государя распростертым на земле и плавающим в крови. Из его шинели мундира были вырваны целые куски, разбросанные вокруг на земле.

Присутствующие тут сыновья великого князя Михаила подобрали их впоследствии. Михаил Николаевич встал на колени перед братом, лежащим, по-видимому, без сознания, и мог только произнести: ”””Ради Бога, Саша, что с тобой?“. Государь, услышав столь знакомый и любимый им голос, сказал: ”Как можно скорее домой!“.

Вот последние слова произнесенные государем. Наследник цесаревич, как было уже упомянуто, отправился с развода прямо в свой дворец и сидел с семьей за завтраком, когда раздались один за другим оба взрыва. Наследник и цесаревна не могли себе разъяснить их причины, но сразу почувствовали какое-то тяжелое предчувствие, которое несколько минут спустя еще усилилось при виде прискакавшего во двор Аничковского дворца шталмейстера государя.

Оба поспешили ему навстречу, но он не мог в первую минуту произнести ни слова от волнения, и только после отчаянной просьбы их высочеств ему удалось проговорить: ”Он ужасно ранен“. Этих слов было достаточно, чтобы понять ужасную действительность. Наскоро заложили сани и их высочества поспешили в Зимний дворец, куда прибыли первыми после Михаила Николаевича.

Вскоре собрались остальные члены августейшей семьи, а также наиболее близкие им лица, между прочим, князь Суворов, граф Адлерберг, князь Дондуков-Корсаков, граф Милютин, граф Лорис-Меликов.

Государь лежал, тяжело дыша, по-видимому, без всякого сознания; кровь продолжала лить из ужасных ран на ногах и лице. Вскоре, однако, оказалось, что Государь в памяти, следовательно, должен испытывать ужасные боли, так как на вопрос одного из присутствующих членов семьи узнает ли он его, государь сделал знак глазами, чтобы показать, что понял вопрос. Затем он принял Святое причастие.

Около трех четвертей четвертого казалось, что все уже кончено, глаза государя закатились и были закрыты любящей рукой; все присутствующие опустились на колени, и к небу вознеслись горячие молитвы за спасение души любимого отца и повелителя; но вдруг государь испустил три глубокие вздоха, это были последние. Россия потеряла своего отца. В тот же вечер происходила первая панихида, на которой, однако, никто не присутствовал кроме членов августейшей семьи».

Передав этот рассказ приближенных, мы представим вниманию читателей сообщения газет.

В «Голосе» первое обширное известие о катастрофе изложено так: «1 марта, по окончании развода, в Михайловском манеже, государь возвращался мимо Михайловского театра по Екатерининскому каналу. Не успел экипаж государя, конвоируемый шестью казаками, поравняться с выходящим на канал зданием служб Михайловского дворца, как под каретой Государя раздался взрыв.

Полуизломанный экипаж остановился. Государь вышел из кареты и, осенив себя крестным знамением, направился было к тротуару; в это время раздался второй взрыв, но уже под ногами государя, который упал, обливаясь кровью. Подоспевшая свита поспешила перенести Государя в сани, которые направились в Зимний дворец.

Из лиц, сопровождавших его величество во время следования из Манежа, несколько убито и ранено. Ранено также несколько частных лиц, находившихся вблизи места катастрофы. Взрыв был до того силен, что на противоположной стороне набережной, в здании придворного конюшенного ведомства выбиты стекла в окнах. Весть об ужасном происшествии мгновенно облетела город. Толпы народа поспешили на площадь Зимнего дворца.

Вскоре было объявлено, что государь скончался. Весь город на улицах и площадях. Прибавления, публикуемые «Правительственным вестником», читаются на всех перекрестках. На месте катастрофы пострадали, сверх того, до 20 человек, получивших более или менее тяжкие раны. Из числа раненых, 13 человек доставлены в Конюшенный госпиталь и три в Мариинскую больницу. Профессор музыки Капри, которому осколком повредило лицо, был перевезен в квартиру Прозорова на Михайловской площади, в дом Жербина, где ему было подано медицинское пособие.

Из числа раненых умерли: один казак, один статский, отказавшийся дать о себе какие-нибудь показания.

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

Русские долго запрягают, но быстро едут. Эта старая поговорка как нельзя лучше характеризует вклад Р...
Знаменитый русский путешественник и флотоводец (1788—1851) за свою жизнь совершил три кругосветных ...
Произнося сказочное слово Африка, мы вспоминаем славное имя (1813–1873) – шотландского медика, хрис...
Знаменитый русский путешественник и этнограф (1846—1888) открыл цивилизованному миру уникальную при...
История человечества – это история войн и географических открытий. И тех и других было великое множе...
Что важнее для деятельного и честолюбивого человека? Богатство, слава, исполнение мечты, имя на карт...