Три жизни Томоми Ишикава Констэбл Бенджамин

Глава 11

Прибытие в Нью-Йорк

Ждать три часа в очереди на паспортный контроль в аэропорту Кеннеди было скучно и в то же время интересно. Я сунул в карман экземпляр въездной анкеты неиммигрантской визы Бюро таможенного и пограничного контроля Департамента национальной безопасности, с ее гениальными вопросами – на память, ну или на тот случай, если захочется сделать кому-нибудь смешной подарок, тем более что их давали бесплатно.

Все в Америке как будто сошло с экрана телевизора. Роли большинства людей играли актеры, которых я почти узнавал, а человек, работавший в службе оповещения, почти наверняка был популярным рэпером, автором платиновых дисков.

– Пассажиров Смита и Джонсона, прибывших рейсом би-эй три-восемь из Лондон-Хитроу просят подойти к стойке «Британских авиалиний» за информацией о багаже, йо.

К сожалению, мое имя не упоминали, и никто не знал, где мой багаж, у которого явно имелись собственные представления о том, куда ехать, притом что ни адреса, ни извещения о своем местопребывании он не оставил. Если прибавить к этому двухчасовую задержку вылета, я должен был прибыть часов на пять позднее, чем рассчитывал. Мне стало неуютно при мысли о том, что я окажусь на Манхэттене посреди ночи, не зная, где остановиться. Я подумал, не поискать ли отель в Интернете, но в аэропорту, разумеется, ночью не работало ни одно кафе, поэтому пришлось воспользоваться указаниями служащих за стойкой информации.

– А куда конкретно вам надо?

– На Манхэттен.

– На Манхэттен – куда именно?

– Э… не знаю.

Раньше я никогда не бывал в Нью-Йорке, хотя располагал некоторыми представлениями о местах, которые мне хотелось бы повидать (и наоборот), хоть я и не знал, существовали ли они на самом деле (например, я не отказался бы побывать на улице Сезам). Кто-то однажды говорил, что мне понравилась бы Ист-Виллидж, но ведь не факт, что я обрадовался бы, оказавшись там в три часа ночи. И я не хотел называть Ист-Виллидж на тот случай, если вдруг что-то недопонял, и на самом деле это апокалиптическая свалка ядерных отходов, где живут исключительно зомби-людоеды. Тогда служащие в аэропорту просто посмеялись бы над моей очевидной глупостью.

– Ну, Нью-Йорк – большой город, и на чем ехать – зависит от того, куда вам надо.

– Как добраться до Ист-Виллидж?

– Сначала аэроэкспрессом до Говард-Бич, потом поездом А до Джей-стрит, потом пересадка и до Второй авеню. А в Ист-Виллидж – куда конкретно?

– Не знаю. Можно карту?

– У меня есть только карта бруклинских автобусов.

– А метро на ней указано?

– Сомневаюсь.

– А Манхэттен?

– Нет.

– Ладно. Спасибо.

Я сел на аэроэкспресс и уставился на табличку, где было перечислено все то, что воспрещалось проделывать на территории Международного аэропорта Кеннеди – в том числе спать. Когда я проснулся, поезд ехал задом наперед. Я проспал Говард-Бич и теперь катил в обратном направлении. Решив ненадолго дать отдых глазам, я пообещал себе время от времени приоткрывать их, чтобы проверять, на какой я станции.

Когда я проснулся в следующий раз, то отчетливо увидел табличку, гласившую «Говард-Бич». Я посмотрел на нее и попытался понять, отчего это название кажется мне знакомым. Послышался долгий «бип», двери закрылись, и поезд снова поехал в другую сторону. Я вышел на следующей станции, оказавшись на парковке, и решил дойти до подземки пешком, следуя нависавшим над головой фантастическим линиям аэроэкспресса. Я пересек парковку, прошагал пару сот метров и оказался у метро.

Я прождал около десяти минут и трижды прошел туда-сюда по платформе, когда какой-то не в меру дружелюбный толстяк принялся болтать с немногочисленными пассажирами, стоявшими со своим багажом. Я забрался в дальний конец, на свежий воздух, чтобы избежать разговора, и подумал, что сейчас самое время выкурить первую сигарету за восемнадцать часов, которые минули с того момента, как я прошел регистрацию в аэропорту Шарля де Голля. Между тем к толстяку приблизился полицейский, и до меня долетели несколько слов. Он говорил покровительственным тоном и явно без особого желания напоминал, что беспокоить ближних не следует. Потом он повернулся и направился ко мне. Когда я решил, что полицейский подошел достаточно близко, то кивнул и поздоровался. Он сказал:

– Знаете, здесь курить нельзя.

Я поднял руку.

– Вот сигарета.

– Я вижу. Здесь курить нельзя.

– А, извините, – произнес я. – Я думал, можно, потому что я стою на открытом воздухе.

– В пределах системы метрополитена курить запрещено.

– Ну ладно.

Во Франции никому не запрещают курить на открытом воздухе. Я вдруг почувствовал себя очень далеко от дома – я не знал здешних правил. Если я брошу сигарету наземь, мне, наверное, велят поднять ее, а может быть, отправят в тюрьму или депортируют.

– Куда выбросить? – спросил я.

– Просто бросьте, – ответил полицейский, и я подумал, что сам избавился бы от сигареты каким-нибудь более приемлемым образом.

Затушив окурок, я заметил на земле и другие бычки и решил, что мне просто не повезло.

– Вы англичанин? – спросил полицейский.

– Да.

– По акценту слышно. Только что из Лондона?

– Да, – солгал я, поскольку решил, что это проще, чем объяснять, что на самом деле я живу в Париже и уже много лет не был в Лондоне.

– У вас с собой документы?

– Да, сейчас.

Пока я искал паспорт, полицейский объяснил:

– Я просто хочу проверить – если вы только что прилетели из Лондона, значит, вы просто не знаете правил, и тогда я не буду выписывать вам штраф, потому что, наверное, у вас по-другому.

– Я только что прилетел, – заверил я и понадеялся, что в моем паспорте ничего не сказано о том, что на самом деле я прибыл из Парижа, а не из Лондона. Тогда стало бы ясно, что я вру. Полицейский посмотрел на анкету, приколотую к паспорту.

– Ладно, вам повезло, потому что вы только что прилетели, поэтому обойдемся без штрафа.

– Спасибо.

– Но в следующий раз обязательно выпишу.

– Да, я понимаю, больше не буду курить в метро, потому что теперь знаю – это запрещено.

– Запрещено курить где бы то ни было в пределах системы метрополитена.

– Я не буду курить там, где сажусь на поезд, ну и в поезде тоже.

– Слушайте, я просто выполняю свою работу и слежу, чтобы все соблюдали закон. Если все соблюдают закон – никаких проблем, я счастлив. Вы только что прилетели, поэтому я вам объясняю, но в следующий раз не рассчитывайте на везение.

– Да, конечно. Спасибо.

– Поэтому будьте внимательнее.

– Непременно. Спасибо.

– Так что учтите.

– Обязательно.

– Приятного дня.

– Спасибо. Вам тоже.

Потребовалось немало усилий, но в конце концов я оставил последнее слово за собой. Зачем мне непременно понадобилось это делать? Кот решил бы, что я безнадежен.

Когда я прибыл на Вторую авеню, было уже светло; выйдя из метро, я оказался в Нью-Йорке, весьма разочарованный тем, что он выглядит не так, как я ожидал. Я думал, что попаду в лес головокружительно высоких зданий, ну или, по крайней мере, увижу парочку небоскребов – не рядом, так хоть в пределах досягаемости. Но дома вокруг были не выше, чем в Париже. Более того, город, который никогда не спит, оказался закрыт на ночь. То ли Нью-Йорк изменился, то ли Фрэнк Синатра лгал.

Я понятия не имел, в какую сторону идти, но не волновался, потому что знал: у улиц есть номера, и в такой простой схеме сориентируется любой дурак. Я предположил, что нахожусь где-то на восточной стороне Манхэттена, и поискал названия улиц. Оказалось, что я стоял на пересечении Ист-Хьюстон-стрит (впоследствии я обнаружил, что она, бог весть почему, произносится «Хаустон») и Аллен-стрит, что положило конец моим представлениям о том, что в Нью-Йорке можно руководствоваться исключительно номерами. Но, поскольку я все равно не знал, куда идти, это не представляло проблемы.

По ту сторону огромного перекрестка Аллен-стрит превращалась в Первую авеню. На боковых улицах появились номера, начиная с первого, и я двинулся вперед, полагая, что сниму номер в первом же недорогом отеле, какой встречу. Через час я добрался до Сорок второй улицы и понял, что до сих пор шел, отключив мозг – автоматически отсчитывал кварталы и не искал отелей. От усталости мне стало жаль самого себя. Справа я увидел воду, поэтому повернул налево, и Нью-Йорк быстро превратился в многоэтажный мегаполис в моем воображении.

Центральный нью-йоркский вокзал – несомненно, самый красивый на свете. Ничто другое не в состоянии соперничать с его оранжевым мраморным великолепием. Я решил посидеть. Центральный вокзал щеголял архитектурной красотой, но не сиденьями (по крайней мере, на первый взгляд). Поблуждав минут десять, я спустился на нижний ярус, где был ресторанный дворик с большими удобными креслами, сел и закрыл глаза.

Я нашел Интернет-кафе и наткнулся на веб-сайт отеля, который выглядел прилично, стоил разумно и находился в Ист-Виллидж. Я позвонил и забронировал номер. Портье сообщил, что заселение с двух. Я отправил Бабочке письмо: «Я на другом конце света и устал как собака. Сам не знаю, что я здесь делаю. Куда мне идти, Томоми Ишикава? Я заблудился».

До двух оставалось пять часов, и я подумал, что сойду с ума, если в следующую минуту не лягу в постель. Некоторое время я брел на юг, затем свернул на восток, в ту сторону, где, по моим предположениям, находился отель, и наконец, проделав примерно сто двадцать миль, выбрался на красивую улицу под названием авеню А, которой не было место на моей воображаемой карте Манхэттена.

Я дошел до большого сквера с деревьями, сел на скамью и уставился в никуда, ощущая утро всем телом и жалея, что со мной нет багажа. Потом я занял положение поудобнее, пристроив голову на спинке скамьи, и вскоре уже лежал, подперев щеку рукой и подобрав ноги. Рука служила мне подушкой, а теплый воздух одеялом. Я смотрел на деревья и облака и принуждал их плыть быстрее, чтобы поскорей оказаться в постели. Не хотелось даром тратить драгоценное время, но тело отказывалось служить.

Через час или два – бог весть – я встал, забрел в бар со столиками на улице и попросил горячий шоколад. На углу я заметил табличку «Томпкинс-сквер». Я знал это место, Бабочка писала о нем. Возможно, скамья, на которой я лежал, была та самая, на которой она сидела вечером 11 сентября 2001 года в ожидании незнакомца.

Без десяти два я уже стоял у стойки регистрации в отеле. Пожилой мужчина протянул мне ключ и указал в нужную сторону.

– Обычно я днем не работаю, – сказал он. – Я дежурю по ночам.

Я попытался выказать интерес, но сил не было разговаривать, и он не настаивал. Я извинился, сказал, что устал, и отправился на поиски своего номера. Даже если это была самая милая гостиница из тех, где мне доводилось жить, я слишком измучился, чтобы ее оценить. Я просто принял душ и лег спать.

Глава 12

На ступеньках Нью-Йоркской публичной библиотеки

Стало жарко, и я проснулся в незнакомой комнате. Внутренние часы не работали, но солнце светило прямо в занавески. Пускай все номера отелей отличаются друг от друга, но у них есть что-то общее – трудно сказать, что именно, но ты это понимаешь, как только просыпаешься.

Сначала я не мог вспомнить, что видел во сне. Потом подумал о зубной щетке и пасте, но они где-то странствовали вместе с прочим багажом. Тогда я послал гигиену полости рта к черту, обошелся туалетной бумагой и вышел на улицу.

Найдя кафе, которое мне понравилось, я заказал завтрак. Я был сонным и чувствовал себя пьяным. Что я тут делал, в смысле в Нью-Йорке? Допустим, шел по следу, но разве это достаточно серьезный повод, чтобы сломя голову мчаться на другой континент? Или же я еще глубже увяз в трясине, которая, как я думал, меня отпустила?

Я пожал плечами. Ничего не стоило немедленно вернуться в Париж на том основании, что лететь сюда было глупостью, – или же я мог исследовать новый город, погулять, сделать паузу.

Я подозревал, что находился где-то в нижней части Манхэттена и что южная его оконечность – неплохое место для прогулки. Поэтому я зигзагами двинулся на юг, руководствуясь утренним солнцем как компасом, пока здания не стали такими большими, что даже кончики теней достигали асфальта лишь на перекрестках. Стрелка указывала налево на Бруклинский мост, но я решил, что это подождет. Я шел по Уолл-стрит, которая казалась узкой и невыразительной меж двух рядов зданий. Наконец добрался до Баттери-парк и увидел воду. На той стороне возвышалась статуя Свободы. Она стояла далеко, и мои усталые глаза различали лишь пятнышко. Я повернулся спиной к воде – передо мной лежал весь Манхэттен. Не удаляясь от воды, я зашагал на запад, огибая высотные здания, затем повернул в глубь улиц и оказался на Нулевом уровне[8], окруженном оградой. Многоэтажные соседи погибших небоскребов сияли. За забором виднелась огромная яма. Напротив были ворота – туда въезжали грузовики, оставляя на асфальте грязные следы. Я стоял и смотрел. Хотелось есть. Я не знал, чего именно хочу, но не сомневался, что, если идти дальше, непременно найду что-нибудь.

На Вашингтон-сквер ноги решили, что с них хватит. Я опустил взгляд и увидел грязь на кроссовках. Грязь Нулевого уровня. Я шел дальше, неся на ногах прах мертвецов и глядя преимущественно на него, и вдыхал запах улиц, менявших форму и размер. Я добрался до Шестой авеню, хотя цели своего пути не знал сам. Вперед, на север. Номера улиц начали расти, и я чувствовал, как ноги подкашиваются под тяжестью тысяч душ. Я свернул с Шестой авеню на Пятую, пройдя по зеленой Десятой улице с кирпичными домами и широкими ступеньками, ведущими к парадным дверям. По мере того как я продвигался на север, здания становились выше и выше. Это не были гнетущие и мрачные деловые кварталы, которые бросали вызов тьме, предлагая обрушить на их головы смерть и беды. Просто старые дома, полные старомодного и, возможно, неуместного оптимизма. Они тянулись без конца.

Если я сразу по прибытии разочаровался оттого, насколько непохожим оказался Нью-Йорк на мои представления о нем (когда? всего лишь вчера утром?), то теперь наконец попал в Нью-Йорк, настолько похожий сам на себя, что город выглядел пародийно, хотя и был необычайно тих и свеж. Желтые такси не сигналили, патрульные машины катили медленно и беззвучно, лишь время от времени слышался негромкий звук сирены, похожий на крик экзотической птицы, – и даже бродяги казались трезвыми (они и вообще не походили на бродяг – может быть, просто сидели и отдыхали). Когда я отшагал десять кварталов, а затем еще десять, дома стали выше, и тяжесть мертвецов на моих ногах воззвала ко мне и велела поскорее остановиться, но я не послушался. Некогда было останавливаться. Пусть стоят мертвые. Я задумался, сколько миль отмахал с утра.

Башня Эмпайр-стейт-билдинг такая высокая, что нельзя разглядеть верхушку (во всяком случае, с того места, где я стоял). Самым низким в этой части Пятой авеню оказалось огромное причудливое здание с колоннами и лестницей, по сторонам которой стояли львы. Бабочке бы наверняка оно понравилось. Я подошел и остановился прямо перед ним, а потом заметил надпись на фасаде, гласившую, что это Нью-Йоркская публичная библиотека. Да, Бабочка ее любила. Я вошел и встал в хвост короткой очереди на досмотр личных вещей.

Я поднялся по лестнице, ведя рукой по каменной балюстраде, прошел по коридору, обнаружил еще одну лестницу, а за ней огромный читальный зал, где сотни людей молча расширяли свой кругозор, и двинулся дальше. Было здесь что-то непонятное. Где книги? Я спустился по другой лестнице и увидел пустой зал, полный книг в одинаковых коричневых переплетах – какой-то каталог. Я вытащил один из томов с полки и открыл на столе; там в алфавитном порядке шли бесконечные шифры, но я не понимал, что они обозначают. Я подпер голову рукой и уставился на страницу. Мертвые покоились на мраморном полу. Спустя некоторое время (недолгое, полагаю) я пошел дальше – вверх, вниз, по коридорам, – пока не достиг выхода, а там вновь встал в хвост небольшой очереди на досмотр.

Солнце стояло прямо над головой. Я сел на ступеньку и стал наблюдать за людьми и машинами.

Не знаю, отчего я вновь обернулся на библиотеку. Оттуда как раз вышла моложавого вида женщина. Роясь в сумочке, она перехватила мой взгляд. Я взглянул на мертвых на своих ботинках, затем опять на нее. Она подошла ближе.

– Есть зажигалка? – спросила она, и я протянул ей зажигалку.

– Спасибо, – поблагодарила женщина и взглянула на меня.

Я подумал, что она собирается что-то сказать, но она молчала.

– Вы не знаете, где Брайант-парк? – спросил я.

Она огляделась, снова посмотрела на меня и ответила:

– Знаю.

Я никак не мог понять, отчего она уставилась. Это было неприятно. Я улыбнулся, и женщина отвела глаза.

– Я как раз туда иду, – сказала она. – Я вам покажу дорогу.

Я встал. Она прошла несколько ступенек и помедлила, как будто не знала, куда идти. Но всего на секунду.

– Это далеко? – спросил я, и женщина улыбнулась.

– Нет, близко. Парк примыкает к библиотеке.

Мы медленно обошли здание. Мне хотелось поговорить, но я ничего не мог придумать.

– Вы англичанин? – наконец поинтересовалась женщина, когда молчание стало нестерпимым.

– Да.

– В отпуске?

– Нет. Да. Ну, типа того.

– Кажется, вы не уверены. – Она сохраняла невозмутимый вид, нечто среднее между игривым и равнодушным выражением.

– Один человек кое-что тут для меня спрятал, и я приехал на поиски. Что-то вроде охоты за сокровищами.

– Как мило.

– Да, в некотором смысле, – согласился я. – Но он умер, и это грустно.

Она остановилась. Я тоже. Женщина пристально посмотрела на меня.

– Умер?

– Да. Она умерла, оставив спрятанное сокровище.

Женщина посмотрела мне в глаза, потом на ноги, и я пожалел, что не стер с них прах мертвецов. И не переоделся. И не почистил зубы.

Она двинулась дальше.

– Значит, оно находится в Брайант-парке?

– Да.

Казалось, я совсем разучился общаться. И как вообще люди разговаривают?

– А вам зачем в парк?

Это был такой глупый вопрос, что я мысленно отругал себя.

– Отдохнуть. Я работаю в библиотеке.

– Вы библиотекарь?

– Нет, я там занимаюсь.

Мы дошли до парка.

– Вы знаете, где стоит статуя Уильяма Брайанта?

– Да, кажется, вон она.

Женщина указала на каменную арку позади библиотеки – арку или купол, под которым сидела бронзовая фигура.

– Круто, – я пытался поддерживать разговор. – А что вы изучаете?

Но она уже потеряла интерес, и ее мысли где-то блуждали.

– А, людей и еду.

Я не понял, что она имела в виду, но звучало интересно. И вообще она была интересная.

– Ладно, спасибо за помощь.

– Что конкретно вы ищете?

Незнакомка явно не хотела уходить.

– Сам не знаю. Но подсказка в надписи на постаменте.

– Какой надписи?

продекламировал я, и она широко улыбнулась.

– Это правда написано на постаменте?

– Не знаю, я не видел.

Женщина посмотрела на столы и скамейки в тени, которые явно ее манили, и опять взглянула на меня.

– Давайте пойдем и посмотрим, – предложила она и жестом предложив следовать за ней, направилась к статуе.

– Кажется, я процитировал точно.

– Не сомневаюсь.

Я провел пальцами по словам, вырезанным в камне, посмотрел на складки одежды Брайанта, заглянул всюду, где мог быть спрятан конверт.

– Ну и где ваше сокровище?

– Не исключено, что это не сокровище, а инструкции.

– Как вы их различаете?

– Хороший вопрос, – ответил я. – Я почти уверен, что найду коричневый конверт, на котором написано мое имя.

Я надеялся, что она спросит, как меня зовут – возможно, она уже увидела конверт, но сначала хотела удостовериться, что он адресован мне. Но женщина молчала. Осмелев в чужом присутствии, я поднялся по ступенькам к статуе и запустил руку в каменную складку, достаточно глубокую, чтобы спрятать в ней письмо. Потеряв равновесие, я упал.

Женщина наклонила голову, как любопытный пес.

– Не хотите подождать, когда будет меньше народу?

В парке было полно публики, которая гуляла и обедала, но никто не обращал на нас внимания.

– Он здесь, – сказал я. – Я его нащупал.

Я снова влез на приступку, на сей раз понадежнее упершись ногой, и отодрал скотч, прикреплявший конверт к шершавой металлической поверхности. Спустившись с гордым видом, я на мгновение отвернулся, чтобы втайне рассмотреть находку. Большие синие буквы, выведенные шариковой ручкой. Очень похоже на почерк Бабочки.

– Смотрите, – я протянул своей спутнице конверт. – Вот мое имя.

– В духе Диккенса, – отметила она.

– Что? Вообще ничего похожего, – возразил я, внезапно усомнившись в ней.

Она улыбнулась, как будто я ее забавлял.

– Ладно, желаю удачи в дальнейших поисках. А я найду свободную скамейку и пообедаю.

Я почувствовал досаду при мысли о том, что она мной не заинтересовалась.

– Что ж, спасибо, что помогли.

– Ради бога.

И женщина пошла дальше, в тень, а я смотрел вслед, ожидая, что она обернется или помашет. Она не оборачивалась.

– Вам даже не интересно узнать, что в конверте? – крикнул я вдогонку.

– Ну, немножко, – ответила она, остановилась и посмотрела на меня.

Я улыбнулся.

– Можно я посижу с вами, пока вы будете обедать?

Пожав плечами, она произнесла:

– Ладно, – и это прозвучало так, словно она хотела сказать «мне все равно».

Мы нашли пустой столик в тени. Женщина вынула из сумки салат и металлическую вилку, принесенную из дома.

– Надеюсь, вы не против, но я собираюсь поесть.

Я сказал, что не против, но вдруг вспомнил, что голоден, и позавидовал ей.

Сунув палец в конверт, я открыл его.

– И долго он здесь лежал? – спросила она.

– Не знаю. По крайней мере полгода. Или месяцев восемь.

– Его оставила та, мертвая?

– Тогда она была жива.

– Непохоже, что он пролежал тут несколько месяцев.

Я посмотрел на конверт. Действительно, он не казался старым и потрепанным, как и скотч, которым конверт крепился к статуе. Я нахмурился.

– Извините, – сказала женщина.

– Не за что.

Я понюхал конверт. Он слабо пах бумагой, и только, но ведь его приклеили в укромном месте.

Я вытащил из конверта листок. Это оказалась ксерокопия или скан разлинованного листа, вырванного из блокнота. Я читал, пока моя собеседница ела салат. У меня текли слюнки, но я не смотрел на нее.

Уйдя отсюда и пройдя пять кварталов на восток и тридцать четыре на юг, ты окажешься на деревенской улице. Путешественник, избалованный великими мировыми памятниками, возможно, почувствует разочарование по сравнению с восторгом, который он ощущал в других городах, но особенность этой улицы заключается в том, что человек, который придет туда августовским вечером, когда тени только начнут вытягиваться на асфальте перед кафе, где женщина с сигаретой окликает приятеля через дорогу… так вот, ее особенность в том, что ему покажется, будто он уже бывал здесь; что ходил по ней со старым другом и потому чувствует себя здесь как дома. У двери с номером 44Ѕ его внимание привлекут звуки пианино на верхнем этаже, и он задумается, что за интересная штука может быть там спрятана.

Я протянул листок женщине. Она отставила салат, чтобы прочесть, а я заглянул в конверт еще разок и извлек маленький бумажный квадратик, на котором тоже был отсканированный текст.

Бен Констэбл, я очень рада, что ты нашел письмо. Надеюсь, было не слишком трудно. Подозреваю, тебе пришлось произвести кое-какие разыскания и совершить небольшое путешествие. Вот следующая подсказка. Иди по этому адресу, и я советую взять с собой французское вино или что-нибудь еще французское в подарок тому, кто сторожит сокровище. Будь чертовски обаятелен, хотя другим я тебя и не представляю.

Целую,

Страницы: «« « 12345678 » ... »»