Больше чем страсть Линден Кэролайн

Глава 13

Себастьян был не совсем уверен, что визит в Харт-Хаус сработал в его пользу, но был рад, что сходил туда – и этот факт повергал его в изумление.

Последние семь лет его жизни были испытанием на стойкость, поскольку он лишился всего, на что когда-то опирался. Он научился справляться с хромотой, мизерным доходом и одиночеством парии. И хотя обвинения в отцеубийстве и воровстве по-прежнему больно жалили, не в его силах было изменить отношение людей. В конечном итоге Себастьян нарастил защитный панцирь безразличия. Это было одинокое существование, но оно давало ему возможность выжить.

Но теперь в его жизнь вошла Абигайль. Ее не только не отпугнули его попытки предостеречь ее, она проявила редкую настойчивость, пытаясь узнать его лучше. Она спросила, каким был его отец раньше, вместо того чтобы любопытствовать по поводу тайны, окружавшей его исчезновение. Себастьян годами не задумывался о тех далеких, счастливых днях, проведенных в обществе его незаурядного, хотя и несколько эксцентричного отца. Насколько мог судить Себастьян, Абигайль так же неодолимо влекло к нему, как и его к ней. Она была достаточно добра и терпелива, чтобы простить жестокие слова, сказанные им при расставании после первого посещения грота. И он будет последним болваном, если упустит этот шанс.

Но он так скверно обошелся с Абигайль, что для начала нужно было загладить свою вину. Одной книги казалось недостаточно, пусть даже это была одна из немногих вещей, оставшихся от матери, и Себастьян надеялся, что Абигайль оценит его подарок. В последнюю минуту он решил добавить экземпляр «Пятидесяти способов согрешить», хотя и сомневался по этому поводу, но, как оказалось, напрасно. Это дополнение тоже доставило ей удовольствие. Расчистка грота принесла даже больше дивидендов, чем он ожидал, спасибо мозаике на потолке. Абигайль сравнила ее с зарытым кладом, но настоящим сокровищем, по мнению Себастьяна, было то, как она сжала его руку, выразив свое доверие.

Абигайль Уэстон пробила брешь в защитном панцире на его сердце. Только видеть ее было достаточно, чтобы сердце Вейна трепетало, а прикосновение к ней заставляло его кровь бешено нестись по жилам. Но когда он целовал ее… Когда он целовал ее, все его благие намерения, все мысли о том, что следует избегать эту девушку, бесследно исчезали, оставляя лишь неутолимое желание снова встретиться с ней.

А это означало, что ему придется покончить с затворничеством и нанести визит в Харт-Хаус. Лондонские леди ждут от джентльменов именно такого поведения. Тем более что Абигайль приглашала его, и не раз. Визит даст ему возможность еще раз увидеть ее – и еще один шанс доставить ей удовольствие. Хотя его первый визит в соседнее поместье прошел не слишком удачно из-за появления миссис Хантли, Себастьян не без внутреннего сопротивления признал, что в этом была и его вина. Он действовал инстинктивно, когда прибыла эта заядлая сплетница, но, возможно, его внезапный уход послужил подтверждением замкнутого характера и вины, в которых его упрекали горожане.

Поэтому он отправился в Харт-Хаус, хотя и не был уверен, что его хорошо примут. Конечно, было бы легче, оставить все как есть, не рискуя подвергнуться дальнейшим унижениям. Но если он хочет иметь шанс на большее, чем поцелуи украдкой в гроте, ему нужно добиться одобрения отца Абигайль. И хотя прием оказался весьма теплым, Себастьян чувствовал, что мистер Томас Уэстон потребует от него чего-то более убедительного, чем чаепитие в гостиной и обучение комнатной собачки нескольким трюкам.

К сожалению, Вейн не представлял, что можно сделать, прекрасно сознавая всю незавидность своего положения. Если бы он знал способ, как восстановить свою репутацию или состояние, то давно сделал бы это.

А затем пришло письмо, явившееся даром небес. Как-то утром миссис Джонс явилась на кухню, где Себастьян чинил сломанные часы.

– Только что принесли, – сообщила она.

– Да? – Себастьян отложил инструменты и взял конверт. Письма приходили редко и чаще всего от его бабушки по матери. Впрочем, даже они приходили раз в год, следовательно, это было что-то другое. Вейн сломал печать и развернул листок.

– Плохие новости, сэр? – поинтересовалась миссис Джонс спустя несколько минут, поскольку Себастьян сидел в потрясенном молчании.

– Нет, – промолвил он. – Хотя да. – Вейн поднял глаза на экономку. – Умер мой дядя.

– Какая жалость! – воскликнула миссис Джонс. – Мистер Генри Вейн?

– Да. – Себастьян не знал, что еще сказать. Он едва знал дядю Генри, который был на несколько лет младше его отца. Генри был амбициозным и свободомыслящим человеком, намеренным повидать мир и добиться успеха. Никакое благополучное существование в Англии не удержит его на месте, заявлял он неоднократно и доказал это, поступив на флот и отправившись в плавание в качестве корабельного эконома. Раз в два года он приезжал в Монтроуз-Хилл, чтобы попотчевать родственников морскими историями и поделиться планами сделать состояние, занявшись торговлей в Индии. Себастьян помнил, как он смотрел вслед дяде, когда тот уезжал в последний раз, около десяти лет назад, испытывая что-то вроде зависти. Отчасти его желание вступить в армию, было навеяно этим чувством. Он пошел бы на флот, если бы не отец, умолявший его служить в сухопутных войсках.

После войны Себастьян попытался связаться с дядей, отчаянно нуждаясь в совете в связи с усугубляющимся безумием отца. Ответ Генри был доброжелательным, но отчужденным, он писал, что его дела в Индии пошли хуже и он не в состоянии предложить помощь. В последний раз Себастьян имел известия о своем дяде, когда тот прислал короткое письмо, выражая соболезнования по поводу исчезновения и предположительно смерти Майкла Вейна.

И вот теперь дядя тоже умер, и Себастьян с трудом постигал содержание письма. Ввиду огромного расстояния потребовалось некоторое время, чтобы сообщение о смерти Генри Вейна достигло его поверенного в Англии. И вот теперь тот исполнил его последнюю волю…

«Спешу уведомить вас, что в соответствии с условиями завещания вашего дяди вы являетесь наследником всего его имущества как его единственный ныне здравствующий родственник, – писал мистер Блек, адвокат из Бристоля. – Если вы предпочтете ответить по почте, мы могли бы организовать перевод денежных средств и пересылку принадлежавших ему вещей, преимущественно семейных реликвий, которые мистер Вейн оставил на моем попечении».

Поверенный не указал размер наследства, но в этом не было необходимости. В нынешнем положении Вейна любая сумма явилась бы даром небес. Голова Себастьяна шла кругом. Он сомневался, что это крупное состояние, но, возможно, его будет достаточно, чтобы облегчить бремя долгов. Маловероятно, что это позволит ему выкупить часть потерянных земель, но если больше не придется трястись над каждым фартингом…

Он не будет нищим поклонником!

– Мне нужно ехать в Бристоль, – внезапно сказал Вейн, поднявшись на ноги.

Брови миссис Джонс удивленно приподнялись, но затем ее лицо просветлело:

– О, неужели в письме есть и хорошие новости?

– Да. – Себастьян печально улыбнулся. – Иногда хорошие новости приходят по пятам печальных.

– Ну, если кто и нуждается в хороших новостях, то это вы, сэр, – отозвалась она сердечным тоном. – И неважно, по чьим пятам они пришли. Пойду, скажу мистеру Джонсу, чтобы он принес саквояж и позаботился о найме кареты.

Себастьян поднялся наверх, чтобы упаковать вещи, но помедлил у дверей своей спальни. После войны, когда его изувеченная нога болела так сильно, что каждый шаг давался с трудом, он перебрался в комнату, ближайшую к лестнице. Он остался там, когда нога зажила, поскольку так было проще наблюдать за отцом, который однажды ночью попытался ускользнуть из дома с молотком и порохом, бормоча о блестящем плане устроить разряд молнии в конюшне.

Вейн посмотрел в глубь коридора, где располагалась просторная комната прежнего хозяина дома и смежная спальня, когда-то принадлежавшая матери Себастьяна. Там было сумрачно и тихо. Двери не открывались годами, а окна наверняка заросли слоем грязи.

Охваченный странным чувством, Себастьян медленно двинулся по коридору. В тишине его трость, казалось, постукивала громче, чем обычно. У отцовской спальни он снова помедлил, затем осторожно приоткрыл дверь.

Лучшая мебель была продана, а остальное выглядело сиротливо и убого. Ковры исчезли, убранные подальше, чтобы их не повредили мыши и моль. Окна без штор были мутными от грязи, но пропускали яркие лучи полуденного солнца, лившиеся сквозь решетку, которую до сих пор не сняли. Себастьян глубоко вздохнул, уловив слабый запах камфары. Отец страдал от воспаления легких, перед тем как уйти, и миссис Джонс щедро использовала камфару, чтобы облегчить его дыхание. На мгновение Себастьян снова ощутил боль, с которой наблюдал, как угасает отец, сожаление, что приходится ограничивать его свободу, и стыд от мысли, посещавшей его в минуты слабости, что судьба Майкла Вейна была бы к нему милосерднее, если бы он умер.

Себастьян пересек комнату и открыл дверь в спальню матери, соседнюю с отцовской. Она скончалась, когда он был совсем маленьким, и отец использовал эту комнату как личный кабинет. Комната Элинор Вейн выглядела такой же заброшенной, как ему запомнилось, лишенная даже мебели. Только обои на стене указывали, что здесь когда-то жила женщина. По бледно-голубому фону вились изящные гирлянды из виноградных листьев и цветов, и, приглядевшись, можно было рассмотреть под некоторыми гирляндами миниатюрные фигурки на качелях, застигнутые навеки в мгновение безыскусной радости. Это было крохотное свидетельство того, что когда-то в Монтроуз-Хилле царили любовь и счастье, и почему-то тот факт, что оно уцелело, казалось, намекал, что эти чувства снова возродятся здесь.

И Себастьян впервые подумал о том, чтобы привести в Монтроуз-Хилл молодую жену.

Абигайль подняла глаза, услышав приближающийся шум, и удивленно улыбнулась.

– Борис! – Она отложила книгу и почесала собаку за ушами, с надеждой глядя на тропинку, по которой та прибежала. – Ты же не один гуляешь, правда, дружок?

– Не один, – отозвался Себастьян, появившись из-за деревьев. – Хотя, даже если бы он был один, я стал бы искать его именно здесь.

– Здесь? – Абигайль усмехнулась, сунув руку в свою корзинку, чтобы достать угощение для собаки, которая тут же села и выжидающе уставилась на нее. – Неужели я разыскала в лесу его любимое место?

– Его любимое место у ваших ног, – сухо отозвался Себастьян. – Он ваш преданный слуга.

– Еще бы! У меня всегда есть чем его подкупить, – сказала Абигайль, скормив Борису кусочек сыра. – Интересно, как тебе понравится колбаса?

– Не надо, – поспешно сказал его хозяин. Он остановился перед ней, глядя на свою собаку, которая дожевывала сыр, не сводя глаз с Абигайль. – Он откажется возвращаться домой, если вы угостите его колбасой.

– Ну, его просто не пустят в Харт-Хаус, где повелевает Майло. Тебе бы это совсем не понравилось, – сказала она, обращаясь к Борису. – Он ужасно противный, этот Майло!

Себастьян только усмехнулся, и сердце Абигайль на миг остановилось.

– Вы выглядите сегодня счастливым, – импульсивно сказала она. – Это вам идет.

Вейн склонил голову набок, глядя на нее без намека на сдержанность, которая обычно была ему свойственна. И хотя эта черта характера мистера Вейна всегда интриговала Абигайль, она вдруг осознала, что когда он доволен, то нравится ей еще больше.

– Пожалуй, – сказал он.

– О… – Абигайль приподняла брови. – И что бы это значило?

– Я получил кое-какие известия.

– Хорошие, надеюсь, – подсказала она, не дождавшись продолжения.

– Пока не знаю, но в связи с этим мне придется на несколько дней уехать.

– Понятно, – промолвила Абигайль. – Надеюсь, все обернется к лучшему…

Себастьян пожал плечами:

– Это связано с одним человеком, которого я едва знал. Но мне хотелось увидеться с вами перед отъездом, и Борису, похоже, тоже. – Он слегка подтолкнул собаку ногой, но та не двинулась с места, лежа у ног Абигайль.

– Он поедет с вами?

– Нет. Я скажу миссис Джонс, чтобы выпускала его погулять. Возможно, он снова разыщет вас.

– Вы успеете вернуться, чтобы принять участие в прогулке на яхте, которую устраивает мама? – По выражению его лица Абигайль догадалась, каков будет ответ, и постаралась не расстраиваться. Ничего не поделаешь, если обстоятельства требуют его отсутствия.

– К сожалению, нет. Я пошлю миссис Уэстон записку с извинениями. – Вейн сел на бревно рядом с Абигайль, но так, чтобы не касаться ее.

– Она будет очень огорчена. – Абигайль отломила еще кусочек сыра для Бориса. Тот осторожно выхватил угощение из ее пальцев, проглотил, а затем положил свою большую голову ей на колени, устремив полный обожания взгляд на предмет своей новой привязанности. – И далеко вы собрались?

– В Бристоль.

Абигайль сдвинула брови. По меньшей мере, два дня пути!

– Когда вы уезжаете?

– Послезавтра. Давненько я не путешествовал. – Себастьян вытянул левую ногу и ненадолго задумался, глядя на нее. – Если подумать, то ни разу, с тех пор как вернулся домой в повозке мельника.

Абигайль ахнула, представив, каково это – трястись на мешках с мукой, тем более с раненой ногой.

– В повозке мельника!

Себастьян кивнул.

– Армии мало прока от мужчины с раздробленным коленом. И чем дольше ты маячишь перед глазами армейских докторов, тем вероятнее, что им захочется отрезать твою изувеченную конечность. Как только я оказался на английской земле, то наскреб немного денег и отбыл восвояси. – Он помедлил. – К тому же я узнал о состоянии отца и торопился домой. Повозка мельника пришлась весьма кстати.

Она прикусила губу.

– Надеюсь, на этот раз вы сможете путешествовать с комфортом.

Он поморщился.

– Хорошо бы! По крайней мере, у этого путешествия более приятная перспектива.

– О? – Абигайль покосилась на него из-под полуопущенных ресниц. Себастьян умолчал насчет причин и цели поездки, но в нем чувствовалось скрытое возбуждение, которое она не привыкла видеть. Что за известия зовут его в дорогу? Неужели он нашел способ вернуть свою собственность? Или унаследовал состояние? Абигайль умирала от любопытства, но решила придержать язык.

Себастьян усмехнулся, и ее сердце воспарило. Должно быть, это хорошие новости. И хотя он ничего больше не сказал, Абигайль не могла не порадоваться за него.

– Вы должны извинить мою скрытность, – сказал он, словно прочитав ее мысли. – Я не совсем уверен, что это значит для меня, но у меня есть основания надеяться на лучшее.

– Это было бы замечательно! – просияла Абигайль.

Вейн улыбнулся, задержав взгляд на ее губах.

– Вы не поцелуете меня, чтобы пожелать удачи?

– Конечно, – прошептала она, позволив ему приподнять ее подбородок и коснуться ее губ своими. – Я желаю вам больше удачи, чем могу выразить.

– Спасибо. Немного удачи мне не помешает. – Себастьян обхватил ее затылок ладонью и снова приник к ее губам в поцелуе, на этот раз более настойчивом и глубоком. Абигайль подалась ему навстречу, вспоминая, как чудесно было находиться в его объятиях. Внезапно Себастьян соскользнул с бревна и упал перед ней на колени, притянув ее к себе. О да, это было то, чего она желала! Абигайль обвила руками шею Вейна и слилась с ним в поцелуе. Все ее тело трепетало, отзываясь на легкие прикосновения его пальцев, скользивших по ее горлу и груди, а когда они обхватили упругие округлости, делая круговые движения вокруг напрягшихся маковок, она всхлипнула от наслаждения. Даже сквозь ткань платья она ощущала эти прикосновения как разряды электричества.

Себастьян застонал и оторвался от губ Абигайль.

– Мне хочется целовать вас повсюду, – выдохнул он, запечатлев жаркий поцелуй у нее за ухом. Его пальцы все еще продолжали дразнить ее сосок, превратившийся в твердый бутон.

– Пожалуйста, – взмолилась Абигайль, выгибаясь навстречу этой восхитительной пытке. Ее кожа трепетала, взывая к ласке. Она вцепилась в плечи Себастьяна, пытаясь снова притянуть его к себе.

Но он отстранился, окинув ее взглядом, ничуть не менее возбуждающим, чем его прикосновения.

– Если я не был безумен раньше, то теперь определенно сошел с ума. – Его глаза, казалось, еще больше потемнели, когда он расстегнул ее спенсер. Абигайль пронзила дрожь, когда он стянул его с ее плеч, но она помогла снять его полностью.

На мгновение лицо Себастьяна застыло в какой-то яростной гримасе. Затем он склонил голову и запечатлел благоговейный поцелуй у основания ее шеи. Абигайль судорожно сглотнула, впившись ногтями в шершавую кору дерева, и закрыла глаза, когда его руки скользнули ей за спину и принялись за шнуровку платья.

Не прошло и минуты, как лиф ее платья стал свободен. Себастьян помедлил, бросив на Абигайль полный желания взгляд. Она смогла только кивнуть в ответ.

С едва заметной улыбкой Себастьян потянул за рукава, спустив платье Абигайль до талии. Даже прикрытая тонкой тканью сорочки, ее грудь казалась неприлично обнаженной. С лихорадочно бьющимся сердцем Абигайль ждала, нетерпеливая и возбужденная, что будет дальше. Себастьян потянул за ленточку, стягивающую вырез сорочки, и Абигайль снова пронзила дрожь – холодный воздух коснулся ее обнаженной груди и сосков, которые напряглись так сильно, что заныли.

– Абигайль, – выдохнул Себастьян. – Любимая. – А затем его губы начали осыпать ее грудь поцелуями. Абигайль запрокинула голову, упиваясь этой чувственной лаской, бесстыдно подставив Себастьяну свою грудь и моля о большем. Его губы спускались все ниже, пока не накрыли ее сосок, дразня и терзая, как это делали его пальцы.

Абигайль содрогнулась в его объятиях. Себастьян бросил на нее пылающий страстью взгляд, а затем раздвинул ее колени и подался вперед, оказавшись между ее бедрами. На мгновение он замер, крепко прижав ее к себе, закрыв глаза, и Абигайль потрясенно поняла, что она чувствует его естество, твердое и напряженное.

Она едва могла дышать.

Себастьян застонал и впился губами в ее страждущую плоть.

Лицо Абигайль зарделось, сердце оглушительно колотилось. Себастьян Вейн стоял перед ней на коленях, занимаясь с ней любовью. Она чувствовала себя необузданной и порочной, с приспущенным платьем и обнаженной грудью. Кровь бешено неслась по ее жилам, и Абигайль едва сдерживала бесшабашное желание сорвать с себя одежду, чтобы охладить горящую кожу. Это было шокирующе и скандально, но когда Себастьян оторвался от ее соска, пройдясь по нему в последний раз языком, Абигайль всего лишь повернулась, подставив ему второй сосок, чтобы он проделал с ним то же самое. И все это время Абигайль упивалась сознанием, что Себастьян возбужден не меньше, чем она.

Она безмолвно извинилась перед леди Констанс за свое недоверие. Ей казалось, что страсти, описанные в «Пятидесяти способах согрешить», сильно преувеличены. Как же она ошибалась!

И тут… Абигайль чуть не задохнулась. Себастьян поднял подол ее юбки, скользнув ладонью по внутренней стороне ее лодыжки, колена и выше…

– Себастьян, – неуверенно прошептала она.

– Знаю, – промолвил он, не отрывая губ от ее груди. – Доверься мне… – Он раздвинул разрез в ее панталонах и коснулся ее лона.

Абигайль дернулась так яростно, что чуть не повалилась назад. Себастьян крепче обхватил ее талию, прежде чем снова погладить.

– Доверься мне, – повторил он прерывистым шепотом. – Я не собираюсь выходить за рамки дозволенного, но позволь мне доставить тебе наслаждение…

Он касался ее и раньше, в гроте. Но то, что она ощущала сейчас… Это было более ярко, более сильно, более интимно. Она чувствовала тепло его ладони, обхватившей ее пульсирующую плоть, прикосновение его пальцев, ласкавших потаенную расщелину, и потрясенно ахнула, когда они скользнули внутрь.

Себастьян судорожно выдохнул.

– Боже, – произнес он еле слышно. – Это выше моих сил… – Его пальцы исчезли, но лишь для того, чтобы вернуться, отыскав чувствительный бугорок на входе в ее лоно. Абигайль вцепилась в плечи Себастьяна, онемев от изысканных ощущений, вызванных его нежными, но неумолимыми ласками. Он слегка согнулся, так что его напряженное естество упиралось во внутреннюю сторону ее бедра, и когда он двигался, ее тело инстинктивно отзывалось на эти дразнящие прикосновения.

Теперь она понимала, почему леди Констанс называла занятия любовью интимным танцем. Их тела, ее и Себастьяна, слаженно двигались. Абигайль выгибалась ему навстречу, а он крепко обнимал ее, доводя до исступления. Когда буря ощущений, нараставшая внутри ее, достигла апогея и разразилась, Абигайль чуть ли не рыдала у него на плече, содрогаясь всем телом. Одна рука Себастьяна удерживала ее на месте, а другая продолжала свои умелые ласки. Когда его пальцы наконец выскользнули из нее, Абигайль затрепетала, чувствуя себя опустошенной и обессиленной.

Себастьян сделал движение, собираясь отстраниться, но Абигайль только крепче обхватила его за шею. Ей казалось, что она упадет на землю, если он ее сейчас отпустит. Она не хотела, чтобы он уезжал ни сегодня, ни вообще. Он разбудил в ней глубинную потребность, которая будоражила ее, требуя большего. Было жутковато сознавать, как сильно ей не терпится испытать все остальное, что описывала леди Констанс. Одной только твердой тяжести естества Себастьяна, упиравшегося в ее бедро, было достаточно, чтобы она жаждала увидеть его, коснуться и приобщиться к таинственным наслаждениям, которые оно могло ей доставить. Она никогда не думала, что окажется настолько порочной. Это открытие так встревожило Абигайль, что она не сразу вспомнила, о чем они говорили.

– Что ж, – прошептала она. – Надеюсь, поездка будет удачной.

Себастьян на мгновение напрягся, затем расслабился, издав короткий смешок.

– Определенно. Я уже чувствую себя самым везучим человеком на свете.

Абигайль улыбнулась, неосознанно выгнув спину, и он запечатлел очередной поцелуй на ее груди.

– Я тоже. Мне будет не хватать вас, – порывисто добавила она.

Себастьян поднял голову, устремив на нее взгляд, открытый и беззащитный одновременно.

– А мне вас. – Он одернул ее юбку, а затем сжал ее руки в своей ладони. – Вы… – Он помедлил, глядя на нее. – Вы очень дороги мне, Абигайль.

Она удивленно моргнула. Это было трогательное признание, но совсем не такое страстное, как она надеялась.

– Я… – Казалось, он с трудом подбирает слова. – Я хотел бы… Вы еще будете в Харт-Хаусе, когда я вернусь? Ваша семья не собирается возвращаться в Лондон?

– Нет, насколько мне известно, – медленно произнесла она. – Как долго вас не будет?