Град на холме Некрасов Илья

Выхода нет.

Толпа гудела, оглушала топотом ног, ослепляла злыми взглядами. И некоторым из тех, что видели во мне лёгкую жертву, приходилось посылать остатки собственной злости. Озлобленные лица тут же растворялись в колыхающейся массе. Поверх толпы, загораживая мерцающую надпись, мелькали неопознанные головы.

«Выхода нет», – то появлялось, то исчезало в серой копошащейся массе. Возникало ощущение, что они одинаковы. Однообразны. И они вновь ходят по кругу.

Я достал пачку таблеток. Проглотил, представляя, как сила вновь возвращается в тело, а разум засыпает. Ведь он здесь не нужен. От него только хуже. Дальше пойдёт тот, кто сможет толкнуть сильнее.

И постепенно я вернул себе это – мышцы загудели, и взгляду вернулась резкость. Я разглядел толпу. Каждую спину. Каждый локоть. И толпа будто расступилась. Некто недовольно ворчал, но мне стало плевать, я просто отмахнулся от него. Как от надписи. «Выхода нет». Да и чёрт с ним, с выходом. Был бы вход.

Со стороны небольшого киоска донеслась знакомая музыка. Что-то из «Меланхолии». Или чего-то похожего. Красивая гитарная игра… Только солист пел о том же. О том, что выхода нет.

Меня тянуло к эскалатору. Я даже смог разглядеть обронённый жетон и ухитрился поднять его. Теперь не нужно использовать коммуникатор на входе.

Эскалатор.

Я спускался среди серых спин вниз. Мы двигались по тоннелю, вдоль полоски – протянутого под потолком светодиодного шнура. И эта странная дорога под землю напомнила о городе мёртвых… Мне привиделось множество черепов с пустыми глазницами, и теперь их ряды сливались с потоком лиц, что поднимались вверх по соседнему эскалатору. В таком скудном освещении они казались невероятно бледными. Но на сегодня пришлось слишком много человеческих костей – я перевёл взгляд на стену. Её покрывало чёрте что – зелёный, размножающийся в конденсате, мох.

По крошащемуся кафелю вниз стекали капли грязно-зелёной воды, и вместе с ней – мой почти безразличный взгляд. У основания стены жижа собиралась в небольшой жёлоб и вместе с окурками текла параллельно эскалатору. Мне было плевать на то, что мы движемся вместе с мусором, параллельно искрящим кабелям, протянутым вдоль стен, и гаснущему шнуру, что маячил под потолком. Местами он был просто оборван.

Наконец мы сошли с эскалатора. Я сверился с неоновой картой, висящей на перроне, и практически наугад впрыгнул в подошедший поезд. Всё равно. Я в самом низу, и вероятность того, что поезд не поедет вниз, выше.

Я без толку мотался по кольцам метро, сидя на скрипящей скамье и глядя на тех, кто заходит в вагон. Теперь среди них получалось рассмотреть больше человеческого. «Их» стало меньше. Перед глазами не мельтешило.

Внутри движущейся толпы нет времени на размышления, внутри неё ты лишаешься разума, заражаешься её тревогами и суетой. Взгляд пустеет.

Только отойдя в сторону, можно получить время на осмысление, на ощущения. Можно попробовать представить, что чувствует человек напротив. Находясь в толпе, невозможно пропустить через себя их чувства. Нормальная человеческая психика не способна на подобное. Человеку не дано ощущать слишком много.

Кто он? Тот, что сидит напротив? Блуждающий взгляд, который не выдержал моего. Лет на десять моложе. Студент? Кивает в такт музыке, которая бьёт по голове из больших наушников. Судя по одежде и сумке, из тех, что живут в дешёвых хостелах. Рядом служащий метро. Лет пятьдесят. Уставшие глаза без блеска, которые смотрят будто сквозь меня. Никак не реагирует на объявление остановок. Впрочем, как и я. Метро странная штука. Своего рода телепортация. Не здесь, и не там. Садишься в кресло, смотришь в одну точку перед собой, поднимаешься и выходишь уже в другом месте. В один момент мне показалось, что сбоку мелькнула знакомая женская фигура. Но это не могло быть правдой – я старался не думать об ангеле. Да и наркотик Артура помогал. Нормальная такая вещь. Мощная. Пора выходить.

Вставая с кресла, я задержал взгляд на женщине, которая преграждала путь к дверям. Явно не из здешних мест. Одета прилично. Что, шеф осерчал и не вызвал такси? Её холодный взгляд скользнул по мне и прилип к стене вагона. Она надула щёки и встала ко мне боком.

Полегче, мадам! Хотя, ладно. По крайней мере, не показала серую спину.

Я ступил на перрон, и моя догадка подтвердилась – в глаза вновь бросилась серая безликая толпа. Лица вмиг сморщились в мелкие, однообразные, обесцвеченные пятна. Фигуры ссутулились, будто укрываясь от падающего сверху ядовитого неона.

«Тени», – мелькнуло в голове. Они как тени.

Мы здесь как тени. Мне лишь раз встретился свет чьих-то глаз. Я пригляделся – и оказалось, что это был блик очков, надвинутых на лоб. Я вновь ступил на эскалатор, который теперь поднимал вверх. Взгляд упирался в две-три спины.

Навстречу, по соседней ветке, спускались ряды бледных масок. Мне опять вспомнились ряды обглоданных временем черепов из города мёртвых. Вспомнилось то, как я петлял, поднимался по его лестницам, наблюдая перед собой останки. Куда бы я ни сворачивал, они будто преследовали меня. Шли за мной, по той чёрной линии под потолком.

Мне казалось, что город из недавних воспоминаний проступает за образом метро. Я задавался вопросом. Что более реально? Восприятие говорило о том, что разницы нет. Это место тоже мертво.

Через какое-то время тоннели может затопить вода, и вездесущие телапии поднимутся сюда, чтобы лениво, без спешки, обглодать здешние кости. А шнур под потолком перегорит и почернеет.

Я подчинился толпе и поплыл к выходу вместе с её потоком… Опомнился только когда уткнулся в знакомое лицо копа. Приехали. Тот самый, что стоял у входа в метро. Я оглянулся.

Твою ж… Я вернулся к началу пути – вышел на той станции, через которую заходил в метро.

«Машину разобрали или нет?» – Я помялся на месте, не зная, что делать дальше. Возможно, так даже неплохо.

Духота метро позади. Голова быстро светлела. Я уже чётко знал, что нужно делать. Вряд ли меня кто-то запомнил. Вряд ли здесь работает хоть одна камера.

Перед своротом в переулок стоял мусорный бак. Удостоверившись, что на меня никто не смотрит, я выбросил туда пистолет и свернул за угол. Трое бандитов пытались открыть дверь машины. Один уже размахнулся обрезком трубы, чтобы разбить стекло.

Мне пришлось встать в тени у стены и никак не проявлять себя, чтобы дать ему возможность ударить по машине. Ну же, давай…

Парень со второй попытки разбил стекло, засунул руку внутрь и открыл дверь. Двое других, опасавшиеся воя сигнализации и уже готовые бежать, последовали примеру более смелого.

«Малолетки. То, что надо», – я оторвался от тени и направился к ним.

– Эй, вы там, мне не нужны проблемы.

Две ошалевшие морды высунулись из окон.

– Я могу простить вам стёкла, если поможете с ремонтом, – я прокашлялся. – Могу доплатить. У меня есть деньги.

Тот, что посмелее, вылез навстречу, играя обрезком трубы.

– Ты откуда свалился? – выплюнул в мою сторону гнусавый голос. – Головой ударился? Или у тебя там пуля застряла?

Остальные выбрались за ним.

– Спишь на ходу, лунатик? – раздался фальцет одного.

Дохляки. Чтобы покалечить меня, не хватит силёнок. То, что нужно.

– Я турист. Никого не знаю. Здесь в первый раз, – я постарался заикнуться и изобразить испуг. – Машина заглохла. У меня есть деньги. Мне не нужны проблемы.

Увидев начало его прыжка, я нажал на коммуникаторе участок экстренного вызова. Благо, что полиция метрах в тридцати отсюда. Не отреагировать на вызов юриста «МаКо» они не смогут, а местным бандитам (своим протеже) дадут уйти. Все останутся довольны.

Нападавший подскочил ближе и ударил без замаха. Мне оставалось лишь пропустить удар.

Я очнулся в больничной палате. Ничего не болело. Ощущался только бинт на голове.

«Мозг оперативника не пострадал», – так шутят в подобных случаях. На фоне белого потолка и стен маячили две фигуры. Я прищурился – врач в халате и шеф. Собственной персоной.

– Он проснулся, – сказал врач.

– Вижу, – ответил босс.

Я ощутил лёгкое давление на кистях рук и у ступней – там виднелись тёмно-бурые следы на коже. От стяжек, которыми обычно привязывают к койкам… особо буйных пациентов. Правда, самих стяжек не было видно.

Врач исчез из палаты, а шеф бесцеремонно подсел на койку соседнего больного. Тот был забинтовал с ног до головы и находился в отключке.

– Ты как?

– Что произошло, Леон?

– На тебя напали.

– Ничего не помню. Как я попал сюда?

Шеф нахмурился:

– Тебя нашли у сгоревшей машины. Если бы не полиция, они бы прикончили и тебя.

«И тебя…»

– Их поймали?

– Нет, – с честным видом сказал Леон.

Он принялся смотреть на меня тяжёлым взглядом, ожидая, что его молчание начнёт давить на меня, и я что-то «скажу». Но не вышло, я выдержал. Не выдержал шеф. Видимо, из-за нехватки времени и перегруза тем, чем ему стоило заняться. Он достал из кармана пиджака блокнот с ручкой и написал на чистом листе текст. Затем поднёс его к моим глазам.

«Есть изменения. Офис прокурора пойман на фабрикации улик. Твои показания уже не нужны. Я никогда не говорил следить за ними. Их делишки всплыли случайно. Забудь всё».

Значит, такова официальная версия. Наша версия правды. Шеф вырвал листок и сжёг его у меня на глазах с помощью зажигалки. Пепел выбросил в урну, а блокнот с ручкой вернул в карман.

– Поправляйся, – произнёс он вслух. – Я не могу допустить к работе сыскаря, если у него не всё в порядке с головой. Врач дал двое суток. Потом поговорим.

Он перевёл взгляд на столик, что стоял между койками. Там лежала бумажная книга с закладкой, принадлежавшая, видимо, соседу. Я её не помнил.

Леон поднял книгу и прочитал название: «Сияющий город».

– Эндрю Хаммонда… Возьми, полистай, – он положил книгу мне на койку. – Приводи в порядок мозги, – подмигнул и вышел из палаты.

Я вздохнул полной грудью, когда дверь за ним захлопнулась.

Что получается? «МаКо» подставила прокуратуру и копов? Вот это я понимаю – акулья хватка, ничего не скажешь. Шеф намекнул, что мне стоит всё забыть. Но я остаюсь как запасной вариант. Как туз в рукаве или… как неприметная пешка, на которую до поры до времени никто не обращает внимания и которой можно пожертвовать в нужный момент.

Большой свары не будет. Крах системы никому не нужен, проще перекупить, передавить, заставить… Это повод для перераспределения полномочий внутри системы. Все хотят контролировать её, а не разрушать. Она имеет ценность сама по себе. Так что мне остаётся продолжать работать, делая вид, что всё в порядке. Но ведь так было и раньше. Много ли изменилось? У тебя всегда была эта работа, где неплохо платили и многое спускали с рук. Тебя же устраивало подобное положение вещей?

На вопрос оказалось непросто ответить. На глаза попалась книга, брошенная шефом. Она открылась прямо на закладке.

Оказывается, сосед, мирно сопевший на соседней койке внутри «савана», дочитал до конца второй главы. Новая страница начиналась с трёх звездочек, которыми главы отделялись друг от друга. Я попробовал читать с того места…

«Сияющий город» оказался книгой со сложным сюжетом. В ней описывался мир, где «зло» не обязано проигрывать. Наоборот, оно постепенно побеждает. И побеждает тем, что исподволь меняет людей. Изнутри.

Мир, в который попадают «герои» произведения, невероятно враждебен, и ему невозможно сопротивляться. Зло «Сияющего города» это не человек или какая-то группа. Похоже, это сам мир.

Случилось так, что планета оказалась заражена последствиями глобальной войны и лавины техногенных аварий. Людям пришлось приспосабливаться к изменённой среде обитания.

Распространившиеся по земле химические яды влияли на нервную ткань человека, вызывая припадки и галлюцинации. Болезненные видения стали проклятием тех, кто пытался выжить на заражённых территориях. В их среде возникла группа учёных с целью разработки антидотов – специальных веществ, блокирующих действие галлюциногенной среды.

Они справедливо рассудили, что клин вышибается клином. Те, кто смог это принять, получили возможность вернуться в родные места. Они начали строить новый город. Современный, с высокими зданиями, что тянутся к небу. Город, наполненный бликами ночной иллюминации и никогда не засыпающий – город, каким он должен был стать в воображении людей.

Однако под его новым ярусом всё равно оставалось другое – мир сумрака и узких переулков, чуть подсвеченных неоном, мир тёмного прошлого. Именно там концентрировалась большая часть химии, что разносилась дождями и пылью. Тех, кто не мог или не хотел покинуть наиболее заражённые места, брезгливо называли специалами.

«Боль делает сильнее», – любил повторять условный антагонист книги.

«Искра сияет в темноте», – полагал условный протагонист.

Если подумать, то обе фразы об одном и том же. Разница между как бы положительными и как бы отрицательными героями исчезала. Жестокость мира, его правила, уравнивали всех. Это не говорилось прямо. Это шептала атмосфера нуара: глаза «героев» озарялись внутренним светом лишь в темноте.

Нуар пропитывал каждую строчку, каждый оттенок мысли и ощущений. Это блики исчезающего света, неясные отражения на поверхности воды, силуэты, проступающие в дымчатом стекле. Это когда за окном идёт бесконечный дождь, и кажется, что его шёпот проникает внутрь. Дождь обязателен. Ведь его капли скрывают слезы, и даже самый прожжённый циник имеет шанс на незаметное мгновение слабости. Персонажи растворяются в окружающем сумраке, и в нём виден лишь слабый блеск чьих-то глаз.

Или не виден. Тот, для кого это важно, поймёт, в чём дело. Сумрак делает едва заметное явным, подчёркивает искру, что тлеет в глубине чёрствой, присыпанной пеплом, души «героя». Нуар это странный мир, в нём даже оставлено немного места для надежды. Но ведь ей и не надо большего… А где-то ближе к концу случайно брошенное слово, мелькнувшая искра человечности, может искупить многое. Или не может – если режиссёр сумел выдержать стиль.

Женщины в мире нуара много курят. Потому что клубы сизого дыма, обнимающие затемнённый женский профиль, невероятно красивы. Потому что женщины в мире нуара внутренне свободны. Это они управляют мужчинами. Зато тем перепадает большая часть выпивки, раздумий и сомнений. Они будто ждут, чтобы их предала роковая женщина, ведь это тоже будет красиво – как вполне художественный вариант известной забавы паучков «чёрная вдова».

Мужчины томятся в ожидании своей участи, коротая время за рюмкой коньяка, играя зажигалкой и барабаном револьвера. Хрустальные грани играют отблесками света, а на дне рюмки прячется последний глоток, от которого, по сценарию, должно стать чуть легче. Или не должно.

В «Сияющем городе» есть много мест, где свет не гаснет. Например, дорогие рестораны и казино. Но настоящим мужчинам там душно. Пропустить стаканчик, выдержать ядовитый женский взгляд – и на тёмную влажную улицу. Множество бликов ослепляет, в них так легко спрятать правду, а блеск в глазах может оказаться оптическим обманом.

Лишь наедине с собственным отражением, или когда полоски теней от жалюзи падают на лицо, персонаж готов высказать самое сокровенное. Даже если это женщина.

Особая роль в «Сияющем городе» отводилась воде. Она была по-настоящему многолика. Вода это стихия, иррациональное, непостижимое, неизбежное. Вода пропитывала весь город – от вечерних улиц и причалов до женских глаз…

Когда я закрыл книгу, передо мной возникла белая стена больничной палаты. Я вернул на место закладку и положил книгу на место. Вздохнул. Сосед всё так же сопел.

«Два дня. Врач дал два дня… Проклятье», – попытка представить себя на месте перебинтованного и залеченного соседа привела к тому, что мне захотелось убежать.

Я пошевелился, проверяя, в порядке ли тело. Боли нет. Только лёгкое головокружение. В столике рядом с койкой обнаружилась свёрнутая одежда и содержимое карманов. Всё, кроме оружия.

«Лучше проваляться дома, чем здесь», – я поднялся на ноги и оделся.

Неожиданно в палату вошла медсестра:

– Куда вы? Виктор Рулёв? Вам показано…

– Нет. Я только вернулся за вещами. Рулёв это он, – я кивнул в сторону мумифицированного соседа.

– Вас выписали? В журнале не было пометок.

– На прошлой неделе. Я тут забыл вещи. Спасибо.

– За книгой тоже вернётесь?

– Она… не моя. Спасибо.

Медсестра неуверенно покосилась на мою смятую койку. Я, не медля, юркнул за дверь. Всего хорошего… А ничего так получилось? Красиво. Знание сюжетов старых фильмов и книг облегчает жизнь.

Я сел в такси и назвал домашний адрес.

Неужели выдался шанс нормально поспать? Грех его не использовать. Так что вперёд. Домой…

Вид из окна такси немного озадачивал. В городе оказалось неожиданно тепло, пришлось изловчиться и снять плащ. Погода со времени посещения городского кладбища радикально улучшилась. Между зданиями не бушевали ветры. Спинер не носило по дороге из стороны в сторону. Да и вообще машин на трассах прибавилось, на линиях появились магнитные вагончики общественного транспорта, движение которого ограничивалось при штормовых предупреждениях. На пешеходные мостики высыпали люди. Было хорошо видно, что пешеходы без зонтов. Даже дождь прекратился – на стёклах такси не плясали привычные блики в разводах воды. Неужели системы климата починили? Прям враз, по всему городу?

Автопилот выглядел невозмутимо. Он же робот, в конце концов. Ему плевать. Мои размышления прервал звонок Леона.

– Хватило сил сбежать из больницы? – спросила голограмма.

– Так получилось, – промычал я.

– Тогда давай на работу.

Не дав времени на сочинение отговорки, Леон исчез. Вместо его наглой голограммы взору предстал вид города, оживающего после шторма. Передвигаться по наземной трассе стало невозможно из-за пробок, поэтому я ещё раз заплатил автопилоту и приказал подняться на предельную высоту. Сообщил адрес работы. Железка кивнула в ответ.

Совершив несколько вертикальных манёвров, пару раз постояв в очереди на набор высоты, мы взмыли в небо. Да так резво, что у меня закружилась голова, и я на какое-то время закрыл глаза…

Первое, что я увидел на фоне синего безоблачного горизонта – Аркология.[48] Исполинское здание, объединяющее в себе производственные и жилые зоны. На фоне заурядного пейзажа оно казалось кораблём, плывущим среди невысоких волн.

Это было необычное место. Оно представляло собой гетто, где проводился сложный социально-технический эксперимент. Там могли «жить» только роботы.

Я заметил, что автопилот равнодушен к виду гетто и осматривает другие участки Парижа-3.

Каким он видел наш город? У него в голове платы и схемы. Он видит ими, упорядочивая окружающий хаос в прямых углах, где сходятся потоки световых и электронных сигналов.

Я бросил взгляд за окно и попытался представить себе город его глазами…

Мы как раз пролетали над деловым кварталом, что был застроен похожими друг на друга небоскрёбами. Пространство делилось ими на симметричные фигуры. Участки платформы, проплывающие перед глазами, оказывались невероятно похожими друг на друга, а сам квартал напоминал электронно-оптическую микросхему. Странным образом я будто видел сцену из первых глав книги – где изображался верхний этаж «Сияющего города».

Под нами проплывали ровные ряды крыш небоскрёбов, и между ними текли струи света, многослойные аэропотоки. Они оживлялись снятым запретом на движение личного транспорта. Резкая смена погоды позволила людям вывезти из гаражей спинеры, и теперь они сновали в струе грузовых машин, оборудованных проблесковыми маячками.

Полуденный воздух был оптически чист. Солнце светило так, что неон рекламных вывесок казался непривычно тусклым. Он меркнул в солнечных бликах, что отражались в стеклянных панелях зданий. Блики сливались в замкнутые контуры, а по периметру невероятно похожих друг на друга прямоугольников стен плясали ритмы солнечных зайчиков и отблесков. Голубое небо было свободным от облаков.

Балконы и смотровые вышки наполнились людьми. И неудивительно. Сейчас самое время, чтобы они появились. Полдень – у большинства обеденный перерыв. Выдалась возможность прогуляться по верхнему городу под чистым небом, с которого больше не падает дождь. Ощущать это наяву, а не в Облаке, было непривычно.

Людские толпы, разноцветная гудящая масса, просматривалась до самого горизонта. К середине рабочего дня город набрал большую инерцию движения, которую не смог сбить даже обеденный перерыв.

Грузовой транспорт, многотонные беспилотные махины, продолжали сновать между этажами высотных офисных зданий. Этажи города, огромные железобетонные платформы, пестрели от двигающихся теней, от машин и человеческих фигур. У меня получалось рассмотреть их, настолько оптически прозрачным был воздух.

Из-за обилия транспорта вертикальные транспортные каналы мало просматривались. Сквозь ближайший поток машин виднелись элементы только одного нижележащего этажа.

Пространство между платформами разрезалось группами висящих в воздухе пешеходных мостов, напоминающих тонкие нити. Теперь они пришлись как нельзя кстати, ведь над головой висело чистое летнее небо.

Высоченные громады зданий тянулись к тёплому небосводу, молча и величественно. Снаружи сновали миниатюрные и шустрые летательные аппараты, разносчики готовых обедов, посылок и печатной корреспонденции. Улицы гудели приятно и привычно для городского человека.

В боковом стекле показался жилой сектор верхнего уровня, туристическая витрина города. Мне повезло увидеть впечатляющий момент, когда здания меняют форму.

Геометрия стен, окон и мобильных панелей необратимо изменилась, став неузнаваемой. Этажи сдвинулись относительно друг друга, и дома, устроенные по принципу конструктора, ощетинились подвижными углами. Здания, сложенные из вращающихся блоков, оживили само пространство и заполнили его движением.

По стене ближайшего небоскрёба прошла волна. Этажи продолжали вращаться, деформируя здание. На какое-то мгновение дом стал похожим на огромный, нереальный винт. Между корпусами соседних сорокаэтажных близнецов, принимавших форму парусов, оборачивалась огромная смотровая площадка Саурона. Линзообразное здание, облицованное солнечными панелями, вращалось, подстраиваясь под лучи светила.

С высоты полета спинера картина выглядела ещё более захватывающей, чем изнутри квартала… Где-то внизу, должно быть, находился тот потерянный робот. Однако разглядеть его среди меняющих форму зданий оказалось нереально.

Нашёл ли он себя? Спрашивает ли случайных прохожих, в чём его цель и каков серийный номер? Внезапно меня посетила догадка. Он там как развлечение для туристов, для неведомых ему зрителей. Лишний повод улыбнуться. Вот и всё. Он только создаёт впечатление разумного мыслящего существа. Его цель в том, чтобы спрашивать о ней. Нет смысла его чинить. Он и так исправен, без загрузочного диска и слепка электронной души. Он игрушка. У него лишь имитация разума и свободы воли.

Машина заложила неожиданно крутой вираж. Такой, что я ударился скулой о боковое стекло и потом долго потирал её.

С шефом мы встретились у стойки, за которой сидела секретарша. В свой кабинет он меня не повёл, и разговор состоялся в приёмной. Он только попросил закрыть дверь в коридор.

Леон сказал, что второстепенные дела, которыми я занимался, больше не интересуют контору. К ним можно вернуться позже. Все силы сейчас брошены против прокурорских. Что ж, нам же легче.

Наша контора провела анализ подозрительных дел, которые вели люди, работавшие на прокурора. Основные выводы сделаны. Однако остался ряд мелких дел, которые также обладают признаками фальсификаций, но не попадают в чёткий ствол выводов.

Таким образом, моя новая задача заключалась в том, чтобы ознакомиться с делами и доложить шефу соображения. Леон что-то шепнул на ухо Майе и удалился в личный кабинет. Я уже хотел выходить, как она остановила меня:

– Не убегай далеко. Дела в бумажных папках.

Майа извлекла из-под стойки кипу бумаг и вручила мне. Я посмотрел на закрывшуюся за шефом дверь… Вот и первая странность – мелкие второстепенные дела не ведутся на бумаге. Высшая степень секретности не для них. Обычную уголовку фиксируют в электронном виде для упрощения документооборота.

Шеф оставил секретарше, административному работнику, следственные документы. Очевидно, от неё у Леона секретов не было. Что, скорее, неплохо. Если бы мы друг другу совсем не доверяли, то «МаКо» давно бы потонула и была съедена селёдками.

Я вернулся к себе в кабинет – первый попавшийся оказался незанят – и сразу приказал закрыть жалюзи. Сидеть при свете солнца было непривычно. Когда света слишком много, он бьёт по глазам и мутит голову. Я вновь погрузился в приятный сумрак, положил документы на стол, плащ бросил на спинку кресла и сам развалился в нём.

Прежде всего, стоило выкурить сигарету. Табачный дым действует в подобных случаях лучше всего. А вот пить не надо. Не к чему.

Я включил настольную лампу и взялся за изучение дел…

На первый взгляд они казались совершенно не связанными друг с другом. Разное время, география. Цели. Таких дел сейчас множество. Единственное, что проходило красной нитью сквозь попавшие ко мне дела – особенности почерка хакера. Впервые он проявил себя в комичной ситуации, взломав кофемат. Изменение рецептуры напитка привело к нескольким случаям галлюцинаций и расстройств психики у девяти клиентов. Кофемат починили только после несчастного случая, когда не выдержавший видений человек спрыгнул в вертикальный канал. Хакера не нашли.

Второй зафиксированный случай произошёл после взлома робота-грузчика на одном из периферийных складов «МаКо». Роботу отключили протоколы безопасности, в результате чего несколько рабочих получили увечья. Опять же, злоумышленник сработал чисто. Разве что оставил след от уникальной (самодельной) программы взлома, где главная роль могла отводиться не её буквальному тексту, а структурам строчек. Как и в прошлом случае, на месте преступления остались отрывки безобидного бессмысленного текста, в котором повторялись определённые фрагменты.

Затем последовал более серьёзный случай. Магнитный поезд протаранил остановку. Множество жертв. Следственная группа не квалифицировала случившееся как теракт. Судя по их выводам – имел место программный сбой, факт взлома не был доказан. Видимо, хакер к тому моменту поднаторел.

Почему именно хакер? Потому что в деле сохранилась докладная записка группы экспертов, которые обнаружили в программах поезда странные искажения. Если смотреть на их буквальное значение, то они читались не так, как те, что обнаруживались в предыдущих делах. Однако структура строчек была похожей. Мнение экспертов заключалось в том, что вредоносность кодировалась структурой, а не цифрами. Вновь проявилась уникальность почерка.

Затем хакер дотянулся до навигационных спутниковых систем, вызвав столкновение двух воздушных судов. Причём не то чтобы дело было закрыто… скорее, спущено на тормозах. Или отложено до лучших времён, не попав под квалификацию теракта.

Далее. Почерк преступника повторился в другой странной истории. Помнится, наша контора выполняла заказ по работе с прессой, стараясь не допустить того, чтобы она раздула скандал. Роботы-судьи вынесли неправомерное решение по очевидному пустяковому делу. Двое уважаемых опытных адвокатов, пытавшихся оспорить его, погибли при невыясненных обстоятельствах. Снова следы взлома роботов.

Кто он? Одиночка? Профессионал? Дела выглядели так, будто некто хочет показать… насколько незащищены линии искусственного интеллекта… и дискредитировать его – убив «руками» машин множество ни в чём не повинных людей. С другой стороны, смерть адвокатов вряд ли была случайной. Убийства – если они имели место – выполнены на высоком уровне. Роботы настолько чисто пока не работают. Значит, хакер работал в хорошо организованной группе. И мог быть только исполнителем, а не «боссом».

Я ещё раз пролистал бумаги, чтобы проверить, нет ли среди них материалов, связанных с «Эль-Фаллуджей». Или, в более широком смысле, с арабским миром. Но ничего подобного не нашлось.

Нашлось кое-что другое. Та подстава с курьером… Оказывается, её звали Рей. В переводе с английского «Луч». Имя настоящее, данное реальными родителями. Фамилия, скорее, французская. Или валонская.

«Один из родителей был англоговорящим эмигрантом» – я листал материалы дела. Мать. Обычно она и даёт имя. Казалось, что Рей в этой сложной интриге выглядела персонажем, оставленным «про запас». Её роль не была до конца сыграна.

Её пытались привязать к общей канве через подделки школьных образовательных чипов, куда вшивался заражённый курс истории. Вредоносные коды обнаружились в её электронной книге. Их структура напоминала те, что были выявлены в предыдущих делах по авариям. Пожалуй, почерк хакера был единственным фактом, что можно было бы предъявить.

При этом Рей почему-то с самого начала держали не в прокурорской кутузке, а в нашей… Занятно. Прокуроры хотели в тёмную использовать «МаКо»? Подставить нас? Скорее и то, и другое, по порядку. Вначале использовать, потом подсветить меня, а следом и всю «МаКо»…

Или наоборот, мы сыграли на опережение и взяли Рей «под опеку»?

Я вновь закурил. Картинка, не смотря на то, что мне отрывалось всё больше информации, не складывалась.

Неоднозначность ситуации подталкивала к формированию вывода более высокого порядка. Если заговор реален, то он может быть в какой-то мере подконтролен властям.

Стоп. Но каким властям? Список членов ложи ставит под удар ключевых чиновников. Расследование «МаКо» бросает тень на прокуратору и полицию. А моё «посвящение» в братья ставит под удар саму «МаКо».

А если эта ложа фальшивая? Если она создана для провокации? Всё слишком запутано. Какая-то непонятная возня. Борьба непонятно кого неизвестно с кем.

То, что я прочитал в делах – только маленький кусочек. Наверняка есть материалы по террористам и наркомафии, укладывающиеся в общую канву. На того, кого удастся выставить виновным, повесят и расстрел демонстрации, и обвинение в провокации ответного террора со стороны мусульман. И много чего ещё.

Я не выдержал и потянулся в ящик стола. Там обнаружилась бутылка. Плеснув в стакан виски, я попробовал взглянуть на рассыпающуюся картинку с ещё более высокого уровня. Вывод напрашивался сам собой… Мне было трудно примириться с собственной мыслью, поскольку она резонировала с тем, что пытался внушить ДеКлер.

Мы уже не знаем, кто нами управляет.

Возможно, на самом верху кто-то совершенно бездушный, и он хочет, чтобы мы стали такими же. Механизмами. Куклами.

Или это уже случилось? Но когда? И почему мы не заметили?

Мне было не по себе от осознания того, куда меня завёл путь Эрасмуссена. А ведь парень мог вполне повеситься сам.

Слова из его предсмертной записки описывали мою текущую ситуацию: «Когда-то очень давно я знал врага в лицо. Но больше не вижу его. Он будто повсюду. Вокруг. Это кто-то из знакомых? Я сам? Или что-то совсем другое?»

Потом он написал, что выхода нет. И повесился.

Шеф сам зашёл ко мне. Я высказал свои сомнения насчёт связи просмотренных дел. Леон, как показалось, остался доволен моей работой. И в то же время не покидало ощущение, что шеф уже знал то, что я ему сообщил. Получается, он проверял меня.

– Мне понадобился свежий, не замыленный взгляд, – сказал Леон.

То есть я прошёл какую-то хитрую проверку, смысла которой не вполне уловил. Тест на лояльность или глупость. Или что-то среднее между ними.

– Как ты понимаешь… – продолжил он. – Налей-ка мне стаканчик, а то она держит меня на одном кофе.

Я разлил виски по двум стаканам, мы выпили и закурили.

– Все так запутано, Вик… Пришлось отстранить кое-кого из наших сотрудников.

– Кого?

– Тебе не стоит знать.

– А что стоит?

Лео пожал плечами:

– Хороший вопрос. У нас тут сидит ещё один историк. Но не самостийный. Этот из настоящих. Породистый. Есть подозрение, что он связан с подделкой образовательных чипов. С материалами по делу ты знаком.

– Там их совсем чуть-чуть.

– И тем не менее. Когда на папке стоит номер – это уже дело. Неважно сколько в ней листов, всегда можно доложить, в случае нехватки объёма… Так вот. Выясни его роль. Скоро закончится срок ареста, поэтому я бы советовал… отправиться к нему прямо сейчас.

Последние слова шефа прозвучали странновато – будто мне посоветовали «отправиться на приём». Пока ещё есть время. Я ощущал себя жертвенным животным, окружённым подозрительной заботой.

Шеф остался докуривать у меня в кабинете – возможно, опасаясь с сигаретой в зубах попадать на глаза своей Майе. Я же отнёс ей кипу с просмотренными делами. Она, поморщилась, ощутив запах алкоголя, когда я склонился к стойке.

«М-да…» – я побыстрее выскользнул в коридор. С собой захватил лишь дело о подделке образовательных чипов… с материалами по Рей.

Я миновал все уровни нашей тюряги, пока не добрался до самой охраняемой части. На посту у меня проверили документы – какие только смогли, коммуникатор, отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза. Мне было почти смешно: я словно шёл на приём к главному боссу своей корпорации, которого охраняют строже всех.

Камера, которая мне открылась, оказалась сродни люксовому номеру дорогого отеля. Несколько настоящих полноразмерных комнат, роскошная мебель, шикарные люстры, климат-контроль, средства связи, персональный компьютер и телевизор во всю стену. В проёме одной из дверей внутри «камеры» можно было заметить деревянную обивку стен помещения, из которого валил пар и доносились звуки льющейся воды. Не иначе как банька?

Из комнаты напротив неё вынырнул ДеКлер, закутанный в банный халат. Я едва не прыснул от смеха, хотя и понимал, что это не смешно.

– Выпьете? – он кивнул в сторону мини-бара у стола с компьютером и проследовал в ванную комнату, выключил там воду и выглянул наружу, вытирая мокрую голову полотенцем. – Да вы присаживайтесь.

Я сел в одно из двух кресел, стоявших у «окна». Положил дело Рей на небольшой столик перед креслами.

– Как мои апартаменты? – донеслось из-за спины.

– Решётки портят вид.

– А в целом, он не плох. Стела Вернадского[49], видите? – он плюхнулся в кресло рядом, взял со столика сигарету и закурил. – Знал бы он, куда мы зайдём под его лозунгами… Если бы окно было шире, мы бы увидели стелу Циолковского[50]… Кстати, оба имели связи с международным еврейством.

– Что? При чём здесь… Разве сейчас этому придают значение?

– «Это» произносят по-другому. «Люди мира». Особый сорт, который понимает толк в банковском деле, в науке и искусстве. Собственно, это их ноу-хау, способ стирания границ между странами. Моя семья многому научилась у них.

Пьер замолчал и предложил мне сигарету, а я не отказался.

– Вы Пьер ДеКлер?

Здесь он рассмеялся:

– Да бросьте!.. Мы можем говорить абсолютно спокойно. Лео не просто так прислал вас ко мне.

«Лео»… Чёртов Лео.

Я затянулся и начал понемногу понимать, в чём дело. Более-менее, не вдаваясь в детали. Непостижимым и, в какой-то мере, неожиданным для всех образом возникла ситуация, которую каждая из сторон могла использовать в своих интересах. Однако пока что им кое-чего не хватало. Интересно, чего… Любопытно – кто кого использовал в большей степени.

Я решил, что сейчас будет лучше помолчать. Тем более что Пьер находился в хорошем расположении духа и был не прочь поболтать.

– Поймите, серьёзные игроки в любом случае не пострадают. А то, что я нахожусь здесь, – он покачал головой, – так даже безопаснее. Я как бы выпал из игры, и больше не при делах. У вас ситуация другая. Так вы выпьете?

Он встал, и я кивнул ему вслед. Было слышно, как ДеКлер открыл дверцу бара.

– У меня тут, в основном, вино… Из того, что покрепче, только скотч.

– Давайте.

– Плюс, был ещё американский… – он сделал паузу, – «бурбон»… но мы его уже прихлопнули.

С кем? Не иначе как с нашим общим знакомым Лео.