Соблазнительное предложение Хеймор Дженнифер

– Да, это его загородная резиденция. Мы все шестеро провели там детство.

– Вам там нравится?

Люк пожал плечами.

– В некотором роде. Но я не могу находиться там долго. Это огромный особняк с обширными землями, но я всегда чувствовал себя там как в тюрьме.

– Разве вы не наследник брата? Однажды Айронвуд-Парк может стать вашим.

Люк хохотнул:

– Очень сомневаюсь. Моя невестка уже ждет ребенка. Предсказываю, что она родит Тренту дюжину здоровых сыновей.

– То, что вы можете утратить положение наследника, вас расстраивает?

– Черт! Нет! – Он с подозрением посмотрел на нее. – Это что, расстраивает вас, Эмма?

Неужели она поэтому так заинтересована в нем? Пытается пристроиться к нему, надеясь в будущем стать герцогиней? Женщины и раньше пытались играть с ним в подобные игры. Самый гадкий вид обмана, и если он это обнаруживал, то реагировал совсем не по-доброму.

Эмма нахмурилась.

– С какой стати это должно для меня что-то значить?

– А вы подумайте, – предложил он.

Она наморщила лоб, глядя на него, затем в ужасе распахнула глаза.

– Если вы считаете, что я строю на ваш счет планы, что у меня есть кошмарное намерение стать следующей герцогиней Трент, значит, вы меня совсем не знаете!

Его губы скривились в усмешке.

– Вы уверены?

– Разумеется, уверена! – Она с отвращением передернула плечами.

Это его успокоило:

– Какое облегчение!

Эмма отвернулась, некоторое время рассматривала мелькающие мимо пейзажи, затем снова повернулась к нему.

– Да, мне любопытно узнать что-то о доме, где вы росли, но заверяю вас, вовсе не потому, что я надеюсь в один прекрасный день стать в нем хозяйкой.

Он скупо улыбнулся.

– Понял.

– Это же в Котсуолдсе, да?

– Да.

– В таком случае мы будем проезжать где-то рядом. Это вряд ли слишком далеко от нашего пути. Заезжать будем?

– В общем-то резиденция герцога будет совсем рядом, – отозвался он. – Но мы не поедем в Айронвуд-Парк.

Она съежилась и словно на дюйм усохла.

– Понимаю. Мне не следовало завязывать разговор об этом.

– Почему вы говорите таким тоном?

– Каким тоном?

– Тем же, каким говорили мне, что ваш муж вас не любил.

Она расправила плечи и задрала подбородок. Отлично. Он предпочитает такую Эмму, а не сломленную и подавленную.

– Не знаю, о чем это вы, – высокомерно произнесла она.

– Ну нет, еще как знаете.

Плотно закутанная в плед, и теперь она напоминала ему подарок, который так хочется развернуть на Рождество. Самый сладостный, восхитительный подарок. Плохо, что она сразу ясно дала понять – этот подарок не для него.

Во всяком случае, пока.

– Это пустяки. Просто я понимаю, почему вы не хотите показывать меня своей семье.

– Что? – Осознание ситуации обрушилось на него, и он раздраженно посмотрел в небо. – Господи, женщина! Вы представления не имеете, о чем говорите! – Она сидела, застыв на месте, как одна из статуй в Каменной комнате Айронвуд-Парка, и Люк вздохнул. – Послушайте, мы с моим братом редко находим общий язык, и мне вовсе не хочется вмешивать вас в наши ссоры. Вот и все. Это не имеет никакого отношения к вам или к тому, как они могут вас принять. Я гроша ломаного не дам за то, что Трент о вас подумает. – Люк внезапно нахмурился, между бровями пролегла глубокая складка. – Вообще-то нет. Если он посмеет вас осудить… – Он осекся, покачав головой.

Она не шевельнулась, уставившись перед собой. Они как раз проезжали мимо рощицы. Кроны деревьев сияли дивными оттенками алого, оранжевого и коричневого. Дунул порыв ветра, сорвал несколько листьев с деревьев, закружил по дороге.

Наконец она произнесла:

– Вы странный человек, лорд Люк.

– Просто Люк.

– Просто Люк, – пробормотала Эмма и подняла на него золотистые глаза, большие и теплые. Губы ее сложились в улыбку. – Но… спасибо вам.

– За что?

Она поколебалась, затем рассмеялась негромким, гортанным смехом, согревшим его до мозга костей.

– Ну, полагаю, за сердитое выражение лица, когда вы подумали о своем брате, якобы осуждающем меня. Оно помогло мне… почувствовать себя лучше.

– Если он посмеет осудить вас, я буду весьма недоволен, – сдержанно сказал Люк, потянулся и придержал ее руку, постукивавшую по бедру. Она не могла ответить ему тем же, потому что была укутана пледом.

Ее пальцы замерли под его ладонью. Он не отпускал ее руку до тех пор, пока они не въехали в Слимбридж.

Гостиница «Кембридж» представляла собой прямоугольное здание из белого кирпича с ровным рядом квадратных окон на втором этаже и парадной дверью, обрамленной с двух сторон окнами в поднимающихся рамах. Хозяин гостиницы, дородный мужчина за тридцать, на вид скорее годился для фермерского труда, чем для сравнительно малоподвижной работы по управлению гостиницей.

Люк записал их обоих как мистера и миссис Чарлз Хокинз. Эмма не проронила по этому поводу ни слова, пока они не остались в комнате одни, а слуга, принесший багаж, не закрыл за собой дверь.

Комната оказалась почти в два раза больше, чем в Бристоле, – с круглым столом, двумя удобными на вид креслами с одной стороны двери и кроватью с небольшими прикроватными тумбочками – с другой.

Эмма долго смотрела на кровать, отметив, что она достаточно большая для них обоих, затем перевела взгляд на Люка. Тот усмехнулся.

Она скрестила на груди руки.

Интересно, где Эмма решит лечь? Может, заставит его спать на полу, а сама в одиночестве устроится на кровати?

– Почему, ради всего святого, вы это сделали?

– Мое второе имя – Чарлз.

– Вы знаете, что я не об этом!

Он пожал плечами.

– Если бы я попросил две комнаты, что подумали бы люди? Что я мужчина, притворяющийся, что путешествую не с любовницей?

– Вы могли бы сказать, что мы брат с сестрой.

– Точно, – произнес он голосом, из которого сочился сарказм, – мы похожи, как близнецы.

Они вообще не походили друг на друга, так что пришлось бы сильно напрячь воображение, чтобы принять их за родственников. Он с темно-русыми волосами, узким лицом и острыми чертами, – и она, темноволосая, круглолицая, с мягкими чертами лица. И все-таки нельзя сказать, что это невозможно.

Эмма вздохнула. Следовало обсудить это заранее и договориться о подходящем варианте.

Она отвернулась, сняла накидку и повесила ее на спинку стула. А обернувшись, увидела, что Люк склонился над своим сундуком и вытаскивает оттуда чистый жилет, фрак и простой белый галстук. Закрыв сундук, он выпрямился и начал расстегивать черные, обтянутые тканью пуговицы на длинном пальто. Он выглядел красавцем. Его волосы разметались от ветра, глаза стали еще более яркого голубого цвета, лицо покрыла щетина. Она почти ощущала, каково это – запустить пальцы ему в волосы или почувствовать, как царапает кожу щетина, когда он целует ее шею…

– Я иду вниз.

– Что? – Его голос так резко вырвал ее из мира фантазий, что она с трудом удержалась и не покраснела. – Зачем? Вы что-то забыли в коляске?

Люк старался не смотреть ей в глаза.

– Пообедаю в пабе.

Эмма уставилась на него, сбитая с толку таким резким перепадом настроения, и вскинула брови.

– Мне показалось, вы сказали слуге, что мы будем обедать здесь.

– Я передумал.

Эмма взяла себя в руки, хотя мысли в голове хаотично метались.

– Ну хорошо.

Он с деловитым видом надел жилет и фрак, глядя в небольшое зеркало, висевшее на стене за столом, искусно завязал галстук. Эмма молча наблюдала.

Повернувшись, Люк подошел к двери, взялся за ручку и велел:

– Заприте за мной.

Она продолжала молча смотреть на него. Не сказав больше ни слова, он открыл дверь и громко захлопнул ее за собой.

Тишина.

Затем раздались приглушенные слова:

– Эмма, заприте чертову дверь!

Вздохнув, она подошла к двери и заперла ее. Он не произнес больше ни слова, но она услышала его удаляющиеся по коридору шаги.

Эмма приготовилась к одинокому вечеру в «захватывающем» обществе «Путеводителя по Британии» Паттерсона.

Глава 4

Люк вернулся в номер после полуночи. Он весь вечер просидел за столом со стаканом эля, который волшебным образом то и дело наполнялся. Поднимаясь по лестнице, он попытался вспомнить приносившую ему эль девушку, чего не смог бы сделать даже ради спасения жизни.

Но служанка наверняка была! Почему, черт побери, он не может ее вспомнить?

Он по-прежнему размышлял об этой ерунде, когда обнаружил, что стоит перед дверью номера, в котором поселились они с Эммой.

Прелестной Эммой.

Люк пошарил по карманам, но не смог найти ключ. Подергал дверь, но она оказалась заперта. Он усмехнулся, похвалив Эмму.

– Проклятие! Да где же этот ключ? – проворчал он и подергал ручку двери, словно рассчитывал, что ключ внезапно появится. Ничего не вышло.

Тут он услышал шорох за дверью, замок щелкнул, дверь отворилась. На пороге стояла Эмма, вся растрепанная. И восхитительная. Ее волосы, – господи, эти дивные волосы! – были заплетены в толстую, роскошную косу, перекинутую через плечо. Конец косы задевал соблазнительную грудь, прикрытую ночной рубашкой. Он потянулся, чтобы потрогать эту мягкую, пышную округлость… но тут Эмма быстро отступила назад.

– Милорд. – Голос обдал его холодом. – Надеюсь, вам достался хороший обед.

Даже будучи пьян, он мгновенно узнал этот тон раздраженной мегеры.

Люк попытался сообразить, почему она сердится. Вспомнил миловидную женщину, подошедшую к нему этим вечером. Вспомнил, как смотрел на нее, думая, что она чем-то похожа на Эмму – темными волосами и пышными округлостями. Думая, что два дня назад она показалась бы ему весьма привлекательной. Но только до того, как он встретил Эмму Кертис. Сегодня ночью женщина его не заинтересовала. Он отослал ее прочь, испытывая смутное недоумение по поводу столь резкого изменения своих привычек.

– Превосходный, – заявил он. – Теперь, когда вы со мной.

И какой-то частью сознания отметил, что это звучит совершенной бессмыслицей.

Эмма шагнула назад, пропуская его в комнату, и, когда он вошел, закрыла за ним дверь. Он повернулся и увидел, что она из полумрака настороженно наблюдает за ним. Фитиль у лампы на столе был прикручен, поэтому Люк видел выражение ее лица, но не мог различить бархатных густых ресниц, оттенка розовых губ. Того, что он запомнил еще во время поездки в двуколке.

Его внимание привлекла очаровательная ночная рубашка. Кружева, украшавшие воротник, подол и рукава, – их он видел. Видел и белую, ниспадающую складками рубашку, придающую ей невинный и целомудренный вид.

«Но она не девственница», – напомнила ему трезвая часть сознания.

Впрочем, если учесть, как этот ублюдок Кертис с ней обращался, вполне может ею быть. Ее никогда не любили по-настоящему.

Всех женщин должны любить по-настоящему, особенно эту.

Он, Люк, любит женщин! А уж эту…

– Почему вы так на меня уставились? – спросила она.

– Потому что я пьян и не могу не восхищаться вашей красотой, – честно ответил он.

Это игра воображения или бледные щеки в самом деле порозовели? Люк сделал к ней шаг с намерением прижать ее к двери, как вчера ночью – это было вчера ночью? Он не мог вспомнить. И снова попробовать ее на вкус… о, она такая сладкая… такая… черт… вкусная. Но она выскользнула у него из-под руки и отошла подальше.

– Я постелила себе отдельно, милорд. – Эмма показала на пол, куда положила подушку и одно из одеял, свернув его, словно покрывало на кровати.

О черт, нет!

– Вы не будете спать на полу.

Она скрестила на груди руки.

– Я не буду спать с вами.

Он смутно припомнил их договор.

– Вы все еще не готовы к отношениям?

– Нет.

– Но скоро будете?… – с надеждой спросил он.

– Нет.

Люк драматически вздохнул.

– Что ж, проклятье, – пробормотал он и стал неуклюже расстегивать фрак, с трудом справившись с пуговицами. Сорвав с себя рубашку, он швырнул всю одежду на пол и рухнул на кровать.

Удобно, но чертовски холодно. Где Эмма?

– Эмма? – позвал он.

Нет ответа.

Люк с трудом сел. Его охватила паника. Куда, черт побери, она делась?

– Эмма, где вы?

Перед ним возникла ее голова. Он моргнул, затем сообразил, откуда она появилась. Эмма лежала на полу, а потом села.

– Я прямо тут, – спокойно отозвалась она.

– Почему вы не на кровати?

– Я вам уже сказала.

– Вы нужны мне тут, Эмма. И никаких отношений. – Он смущенно хохотнул. – Я, черт возьми, слишком пьян для отношений. Только сон. Поспите со мной, Эмма. Я замерз.

Она долго смотрела на него с тем самым непостижимым выражением, которое так любила принимать. Затем, вздохнув, встала. Прелестная ночная рубашка доставала ей до щиколоток. Лунный свет прокрался сквозь тонкую прозрачную занавеску на окне у нее за спиной, окружив ореолом ее соблазнительное тело. Она походила на ангела.

В ту минуту Люк не сомневался, что она и есть ангел. Эмма наклонилась, чтобы поднять одеяло с пола, и укрыла его. Он снова вздрогнул.

Она взяла подушку, подошла к кровати с другой стороны и посмотрела на Люка сверху вниз.

– Никаких отношений?

– Никаких, – самым убедительным тоном откликнулся Люк. Он не забыл, что такое «отношения», но, черт побери, сейчас ему просто хотелось уснуть рядом с ее теплым, роскошным телом.

Она еще немного поколебалась, затем легла в постель. Не прикасаясь к нему, повернулась спиной, лежа на самом краю. Достаточно толкнуть ее в плечо, и она свалится на пол.

Люк потянулся и прижал ее к себе, сразу ощутив, как закаменело ее тело.

– Ш-ш-ш, – произнес он в ее теплую шею. Сделал вдох, вздрогнул. От нее так хорошо пахло лавандой, плотью, женщиной. – Ш-ш-ш, – снова сказал он, поглаживая ее по бедру, как строптивую лошадь. – Просто усни, ангел. Просто усни.

Через несколько мгновений Люк погрузился в забытье, крепко обнимая теплое, мягкое, восхитительное тело Эммы Кертис.

Эмма проснулась в постели одна. Люка в комнате не было. Куда он исчез на этот раз?

Она встала и выглянула в окно. День снова выдался чудесный, с молочно-синим небом, но когда она прижала руку к стеклу, оказалось, что оно ледяное. Эмма дернула дверь и обнаружила, что она заперта – на этот раз Люк унес с собой ключ. Ворча про себя, она умылась и оделась в свой белый муслин, то и дело бросая взгляды на дверь. К счастью, Люк не ворвался в номер, когда она была полуодетой.

Полностью одевшись, Эмма села на простой деревянный стул возле небольшого шкафа, задвинутого в угол комнаты, расплела косу и провела расческой по волосам. На нее нахлынули воспоминания о прошлой ночи. Его поведение… она сглотнула ком в горле. Он назвал ее «ангелом». За целую жизнь никто никогда не называл ее ангелом. Зато дьяволом называли, и очень часто. В основном мать и бесконечные гувернантки, чередой проходившие через их дом. Эмму описывали словами «своевольный сорванец» и «упрямая сорвиголова». Она вспомнила одну из гувернанток, вполголоса сказавшую ее матери: «Это безнадежно, мэм. Никто не сделает леди вот из этого».

Гувернантка ошиблась. Эмма вместе с Джейн уехала в пансион, и обе они выросли настоящими леди – хотя Джейн, безусловно, представляла собой более достойный образец, чем Эмма.

А сейчас она отбросила все надежды и притворство когда-нибудь снова стать леди. Более того, сейчас она не испытывала обжигающего прежде желания быть истинной леди – дни, когда она желала угодить обществу, канули в прошлое вместе с богатством отца. Теперь она хотела только одного – заботиться о семье и оправдать себя в глазах отца и сестры.

И все-таки прошлой ночью лорд Лукас Хокинз назвал ее ангелом.

«Впрочем, одно тут не поддается сомнению, – уныло подумала она. – Этот человек был вчера мертвецки пьян».

Однако ей понравилось засыпать в его объятиях.

Нет, «понравилось» – не совсем верное слово. Она пришла в восторг и одновременно в ужас и терзалась этим. Она долго лежала без сна, после того как его дыхание стало глубже, означая, что он заснул. Тело ее словно оцепенело и при этом пульсировало энергией. Она чувствовала себя напряженной и возбужденной. Даже во сне его руки обнимали ее крепко, решительно, по-мужски. От него пахло мылом и мягким солодом.

Возбуждение разливалось по ее телу, как медленно разгорающийся огонь. Глубоко в душе она отчаянно желала, чтобы он забыл об их договоренности и попытался позволить себе с ней вольности. Оттолкнула бы она его?

Сознание – эта гордая, настороженная штука у нее внутри – кричало «да», но тело отвечало решительным «нет».

Она не понимает Люка и толком его не знает, не сомневается, что он обладает некоторыми наименее приятными привычками Генри. Но она хотела Люка. Телу потребовалось не меньше часа, чтобы остыть, а ей – чтобы расслабиться в кольце его тяжелых рук.

В конце концов ей это удалось, она уснула, и ей снились его голубые глаза и поцелуи, затем обнимающие ее руки превратились в оковы. Как она ни старалась, ей не удавалось шевельнуться. Он улыбался с этим порочным блеском в глазах и говорил хриплым голосом: «Тебе нравится это, Эмма? Нравится, когда тебя связывают?» А затем он лег на нее, тело его было тяжелым, теплым и сильным, и посреди ночи она со стоном проснулась, содрогаясь от сотрясавшего тело удовольствия.

Потом она долго лежала, боясь, что он тоже проснулся, но он даже не шелохнулся. Наконец ей удалось успокоиться, но пришлось силой расслаблять напряженные мускулы. Она приткнулась к нему под бок и, наконец-то согревшись, чувствуя себя уютно и удобно, погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Похоже, она еще глупее, чем думала раньше. Можно простить себя за то, что один раз оказалась соблазненной безнравственным распутником. Но дважды? Нет. Только законченная ветреница совершит такую ошибку дважды.

Очевидно, Люк проснулся намного раньше и ушел из комнаты, не став ее будить. Странно, поскольку вообще-то это она жаворонок, а он за ужин выпил, наверное, целый бочонок эля.

Тем не менее следует признать, что этой ночью она спала спокойно, чего не случалось очень-очень давно. Ничего удивительного, что она проснулась так поздно.

Эмма закрутила волосы в пучок и как раз закалывала шпильками, когда в замке заскрежетал ключ, дверь отворилась и в комнату вошел Люк с большим свертком в руках.

Одной рукой придерживая волосы, Эмма повернулась к нему:

– Что это?

– И вам доброго утра, – кротко ответил он.

– Доброго, – охотно согласилась она и добавила: – Я рада, что вы чувствуете себя лучше.

Он посмотрел на нее, весело сверкнув глазами, и положил сверток на кровать.

– А когда я чувствовал себя плохо?

– Ночью.

– А-а, вы про это. – Он выпрямился и посмотрел ей прямо в глаза. – Я не чувствовал себя плохо, просто замерз. А вы превосходно меня согрели.

Эмма резко воткнула шпильку в волосы, не зная толком, что ответить. Значит, он помнит. Значит, напился не настолько, чтобы забыть о событиях прошлой ночи. Это хорошо. «Вы тоже превосходно меня согрели, милорд. Я просто пылала огнем. Собственно, вы меня так распалили, что во сне я достигла пика наслаждения», – подумала она.

Снова повернувшись к зеркалу, она деланно рассмеялась.

Люк подошел к ней, положил руку на плечо. Прикосновение обожгло, и Эмма застыла, глядя на его отражение в зеркале.

– Я вас ночью напугал?

Эмма подумала немного и ответила, как могла, честно:

– Да. Но вероятно, не в том смысле, что вам представляется.

Он глубоко вздохнул, пальцы его крепче впились в ее плечо.

– Знайте – что бы ни произошло, что бы я ни сказал, я никогда вас пальцем не трону, Эмма. Ну, – он снова взглянул на нее с этой своей беспечной усмешкой, – разве что вы меня сами попросите.

А что он сделает, если она попросит?… О Господи! Всепожирающий огонь прошлой ночи снова начал разгораться.

Он встретил ее взгляд в зеркале. Глаза его пылали жаром, но через долгую минуту он отвернулся, подошел к кровати и начал развязывать бечевку на коричневой бумаге.

– Держите. Я хочу, чтобы вы это примерили.

Воткнув в волосы последнюю шпильку, Эмма заинтригованно повернулась к нему:

– А что это?

Он отбросил в сторону бечевку, разорвал бумагу, и из свертка выплеснулись бесконечные, как ей показалось, ярды черного шелка с мехом.

Люк поднял плащ с капюшоном из черного шелка, подбитый шерстью и отороченный мягчайшим на вид мехом. «Горностай, – подумала Эмма, – белый мех с черными пятнами! И меховая муфта в тон».

Она долго смотрела на плащ и муфту, чувствуя, как глаза обжигают непрошеные слезы.

– О, Люк. – Она сглотнула. – Я… вы… Нет. Это чересчур.

– Вовсе нет. Я пообещал, что постараюсь защитить вас. Вчера вы промерзли до костей и могли бы вообще умереть. Это должно уберечь от холода.

– Я не могу принять такой подарок.

– Не подарок – необходимость. Я не могу допустить, чтобы вы замерзли насмерть.

Они долго смотрели друг на друга, затем Люк шагнул вперед.

– Встаньте.

Эмма встала. Он накинул ей на плечи прекрасно сшитый плащ, легкий, мягкий и теплый. Затем надел ей муфту на одну руку, и Эмма послушно сунула в нее и другую.

– Я в жизни не ощущала ничего настолько мягкого, – сказала она.

– Как, по-вашему, достаточно тепло?

– О да.

Он какое-то время изучал ее. Во взгляде сквозило удовлетворение. Затем снял плащ с ее плеч и положил обратно на кровать.

– Завтрак? Нас сегодня ожидает долгая дорога.

Эмма просто жаждала раскинуть руки и крепко его обнять, и расцеловать, и поблагодарить за чудесный, чуткий поступок. Но она ограничилась простым ответом:

– Да. Завтрак.

Когда они покинули гостиницу «Кембридж», уже перевалило за полдень, и впереди их ждала долгая дорога. Они дважды меняли лошадей, и наконец теперь их везла пара гнедых кобыл, обе со звездочками на носу. Люк с Эммой решили, что это, должно быть, сестры, возможно, даже близнецы.

Весь день они с Люком дружески беседовали, а на поздний ленч остановились в таверне на берегу Северна, с чудесным видом на Молверн-Хиллс. Проведя детство рядом, в Айронвуд-Парке, Люк отлично знал эти места и за трапезой рассказывал об их географических особенностях. Несмотря на кажущуюся легкость товарищества, Люк чувствовал себя все неуютнее. Что произойдет сегодня ночью? Попросит ли он ее снова лечь вместе с ним? Ему этого очень хотелось. Но еще больше хотелось другого – того, на чем он обещал не настаивать.

Правда заключалась в том, что чем дольше он сидел рядом с Эммой, разговаривал с ней и узнавал ее, тем больше восхищался этой женщиной. Ее пышное, соблазнительное тело вызывало у него порочные картинки, а быстрый, живой ум просто завораживал. Кроме того, в ней было что-то еще, что-то неопределимое. Ему казалось, что они подходят друг другу, как две половинки яичной скорлупы, у которых совпадают идеально неровные края.

Это, конечно же, была совершенно безумная мысль. Он знаком с ней каких-то два дня. Впрочем, ему никогда не выпадала возможность провести рядом с кем-то долгие часы, не делая ничего, а просто любуясь пейзажем и разговаривая.

И несмотря на то что он страстно хотел Эмму, он все яснее понимал, что перед ним действительно леди, и хотя она какое-то время была замужем, в вопросах интимной жизни мужа и жены она исключительно невинна. Весь прошлый год ей было очень нелегко, но она не утратила детской наивности.

Да, тело отчаянно жаждало Эмму, но Люка уже начинало беспокоить чувство вины за непристойное поведение. Не следовало целовать ее в тот первый вечер. Он совершенно неправильно все понял.

Люк хотел, чтобы Эмма оставалась такой же невинной. И пусть дьявол, живущий у него внутри, требовал затащить ее в темное местечко и обесчестить, Люк осознавал, что с этим желанием нужно бороться.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Лучшая 1000 анекдотов ушедшего 2013 года...
Два мира. Две сущности. Двое. Мужчина и женщина. Кто они? Люди или только ими кажутся?Маша, Маруся, ...
Целью данного пособия является рассмотрение особенностей организации и учета безналичных расчетов в ...
Вниманию читателя предлагается сборник анекдотов. Тонкий юмор, блестящее остроумие, забавные парадок...
Данное учебно-практическое пособие предназначено для практикующих специалистов: бухгалтеров, работни...
Так уж повелось с давних времен, что в борьбе за право жениться на прекрасной принцессе принц должен...