Соблазнительное предложение Хеймор Дженнифер
День клонился к вечеру. Они ехали по направлению к Вустеру, и Люк размышлял о том, как хорошо он начал понимать Эмму. Гораздо лучше, чем до сих пор понимал любую женщину. Обычно он не сидел на скамейках и не разговаривал с ними. Обычно у него имелись куда более насущные потребности, в число которых не входили долгие беседы.
К удивлению, разговаривать с Эммой ему нравилось. Нравилось, как она говорит о местах, которые они проезжают, нравилось слушать рассказы о ее прошлом – о шалостях и ссорах с гувернантками и матерью, о школьных годах, проведенных в пансионе, о сестре Джейн, которой Эмма искренне восхищалась, об отце, страдавшем каким-то заболеванием сердца. Он удачно избегал разговоров о ее покойном муже и о Роджере Мортоне, потому что еще вчера понял, что ни к чему хорошему они не приведут – Эмма расстроится и опять потеряет уверенность в себе, а сам он ужасно разозлится. До Эдинбурга еще далеко, и у них полно времени до того, как придется затронуть эту тему.
Она надеялась, что он расскажет о своей семье, и особенно интересовалась Трентом.
«Разумеется, она интересуется Трентом, – сухо думал Люк. – Им все интересуются».
– Расскажите мне о своем брате, – попросила Эмма, когда они одолели очередной подъем и впереди, в отдалении, показался Вустер – из-за деревьев выглядывали пики собора.
– У меня четыре брата, – сказал он. – О ком из них вы спрашиваете?
Ей хватило совести покраснеть.
– Ну, полагаю, начать можно с герцога.
Люк вздохнул:
– И что вы хотите узнать?
– Какой он? Похож на вас?
– Нисколько. – Он уставился на дорогу, пытаясь сдержать презрительный смешок.
Эмма искоса посмотрела на него.
– Ну что ж. Но по крайней мере, вы почти ровесники, так?
– Да. Между нами меньше двух лет разницы.
– Опишите его.
Он привык, что его вечно расспрашивают про Трента, но почему-то именно ее интерес к этому человеку вызвал внезапное раздражение.
– Вы же знаете, он женат.
«Черт, это прозвучало грубо. Я становлюсь желчным и язвительным».
– Конечно, – негромко сказала она. – Последние два месяца вся Англия только и делает, что говорит о его свадьбе.
– Верно! – почти прорычал Люк.
Эмма нахмурилась и всмотрелась в него оценивающим взглядом золотистых глаз.
– Вы его не любите?
Любит ли он Трента? Дьявольщина. Вопрос куда сложнее, чем она может себе представить, и ответа на него не существует вообще.
Люк тщательно сформулировал ответ:
– Трент – мой брат. Но обычно мы с ним не можем прийти к согласию ни по какому вопросу.
– Понятно, – мягко сказала она и погрузилась в размышления. После короткой паузы спросила: – А герцогиню вы знаете?
Сначала Люк решил, что речь идет о его матери, и уже хотел ответить, что, конечно, знает. Но нет, она спрашивала о Саре.
Теперь на этот вопрос приходится отвечать часто, хоть он и странный. Странный, потому что как можно объяснить, что ты знал эту женщину почти всю жизнь и думал о ней как о члене семьи – но в роли служанки? И как объяснить теперешние перемены, когда служанка вдруг превратилась в невестку?
– Да, – сказал он, – я знаю ее с детства. Ее отец – садовник в Айронвуд-Парке.
– И что вы о ней думаете?
Люк вскинул бровь.
– Она не относится к безжалостным светским честолюбцам, если вы об этом.
– Нет, – мягко сказала Эмма. – Я никогда в это не верила, несмотря на все скандальные газетные статьи о ней. Будь она такой честолюбивой, думаю, герцог сумел бы ее раскусить.
Люка охватило какое-то горькое, болезненное чувство, но он быстро сообразил, что это… ревность. Все вокруг всегда будут восхвалять и оправдывать Трента. Даже Эмма.
Он выдохнул сквозь стиснутые зубы.
Они уже ехали по Вустеру, завернули на Хай-стрит, оставив слева собор – впечатляющее каменное строение в норманнском стиле с высокой центральной башней и шпилями.
– Мне нравится Сара, – сказал он Эмме. – И всегда нравилась. Она хорошая пара Тренту, что бы ни говорили в свете.
«В любом случае Сара – единственный человек в мире, кто может сбить спесь с Трента», – усмехнулся он про себя.
Эмма кивнула, явно довольная ответом.
– Расскажите про остальных ваших братьев. И еще у вас есть сестра, верно?
Он посмотрел на нее. Она думает, что задает простые вопросы, но один черт знает, как на них теперь отвечать.
Люк начал осторожно, с кровного брата. Того, с кем вместе рос и кто носил одинаковую с ним фамилию.
– Самсон – Сэм – самый старший. Он мой сводный брат с материнской стороны.
– Я не знала, что у вас есть еще один старший брат.
– Есть. Он плод любовной связи моей матери с… кем-то еще до брака с герцогом Трентом. Она так и не призналась с кем.
– И какой он?
– Сэм… – Люк нахмурился. А как описать Сэма? Спокойный и упрямый. Его темные глаза видят все, но при этом он редко снисходит до того, чтобы высказать свое мнение, и это здорово выводит из себя. Молчаливый. Он много страдал. Сомневаюсь, что ему доставляло большое удовольствие расти в доме, где все знают, что он бастард. Герцог просто игнорировал его.
Герцог игнорировал Сэма, но ненавидел ли он его так же, как Люка? Люк так не думал.
Эмма вздрогнула.
– Похоже, что ему и вправду пришлось трудно. Просто ужасно.
– Конечно, – согласился Люк. – Но когда он вырос, легче не стало. Он служил лейтенантом в армии, несколько лет назад во время сражения его ранили и он едва не умер. Был дважды женат, но потерял обеих жен – первую при родах вместе с новорожденным сыном, а вторую на поле боя на континенте.
Эмма плотнее закуталась в плащ, посмотрела на него прозрачными глазами.
– О, это ужасно. Несчастный.
Люк кивнул. Брат никогда не напрашивался на жалость, и Люк никогда ее не выказывал, и все-таки внутри у него все горело, стоило подумать о том, сколько пришлось пережить Сэму. Они некоторое время ехали молча, затем Эмма спросила:
– А остальные? Ваша сестра?
– Эзме.
– Сколько ей?
– Девятнадцать.
– Какая она?
– Тихая.
Люк внезапно понял, что его ответы состоят из одного слова. Разговора о семье вполне хватило, чтобы сердце его сжалось в камень. Стало трудно выдавливать из себя хотя бы односложные ответы. Но все же Эмма заслуживает большего. Он набрал в грудь побольше воздуха и сказал:
– Эзме тихая. Она не очень любит многолюдное общество, но моя мать и Трент словно получают удовольствие, то и дело ставя ее в неловкое положение в свете. Она все время записывает что-то в свой дневник. Подозреваю, только этим страницам известны ее настоящие мысли.
– Наверное, сложно расти в окружении пятерых старших братьев.
Люк усмехнулся.
– Наверное. И от необузданной матери тоже мало помощи.
Они повернули на Брод-стрит, и Люк наконец-то остановил лошадей перед гостиницей «Корона и единорог», радуясь, что это избавило его от дальнейших расспросов.
В гостинице Люк попросил комнату и повел Эмму наверх. Следом двое слуг несли их багаж.
– Кого я вижу?! Уж не моего ли доброго друга Хокинза?! – послышался голос с верхней площадки.
Люк посмотрел наверх и увидел Руперта Смоллшоу, одного из своих лондонских приятелей-кутил.
Мысленно чертыхнувшись, он изобразил на лице улыбку.
– Смолл, какая неожиданность.
Смолл возвел глаза к потолку:
– Еще бы! Богом забытое место, правда? В середине полной пустоты!
Смолл был истинным сыном города. Он терпеть не мог уезжать из Лондона, где так просто найти любые удовольствия – без разврата он и дня прожить не мог.
Люк поднялся на верхнюю площадку второго этажа, остро ощущая, что Эмма стоит у него за спиной.
Ему казалось, что мозги вскипели. Он никак не мог придумать пристойную причину, по которой оказался тут вместе с Эммой, да еще направляется в одну с ней комнату. Нет никакой возможности избежать объяснения, не затронув ее репутацию.
– Что ты делаешь так далеко от Лондона? – спросил он Смолла, продолжая бешено искать объяснение. Подняться наверх без пристойной причины! Его захлестывала паника, жаркая, кипящая.
«Успокойся, черт бы тебя побрал. Она знала, что это может случиться. И ты тоже», – шептал ему разум.
Смолл пожал плечами и бросил на него взгляд, исполненный невыносимой скуки.
– Еду в Бромьярд, посмотреть, как там наш фамильный особняк.
Люк вскинул брови.
– Непохоже на тебя.
– Знаю. Может, я наконец-то становлюсь ответственным, а?
И тут взгляд Смолла упал на Эмму. Карие глаза обвели ее с ног до головы, откровенно задержавшись на высокой груди.
Люк стиснул зубы и закрыл спутницу собой, насколько позволяла небольшая лестничная площадка.
– Может, увидимся позже, – бросил он Смоллу.
Губы Смолла изогнулись в усмешке.
– Конечно. – Его взгляд снова вернулся к Эмме. – А я-то удивлялся, зачем ты поехал в Вустер вместо Айронвуд-Парка. Теперь понятно… – Он замолчал, явно дожидаясь, когда его представят.
– Смолл, это миссис Кертис. – Люк тут же вздрогнул: зачем он назвал ее настоящее имя?
– Миссис Кертис, какая прелесть. – Смолл галантно поклонился. – Вы и есть причина, по которой лорду Люку так захотелось посетить Вустер. Не могу его винить. Ваше платье – прелестнейший образец муслина из виденных мной в последнее время. – Его ухмылка сделалась похотливой. – Дайте мне знать, если решите развлечь другого, милашка. – Он подмигнул Эмме. – Может, когда закончите с его милостью?
Люк метнулся вперед, сжав кулаки, и молниеносно нанес удар. Смолл рухнул на колени.
– Люк! – закричала Эмма. – О боже!
Она схватила его за плечо и потащила назад, когда он попытался снова ударить Смолла.
– Люк!
Он резко остановился и взглянул на Эмму. Она не казалась испуганной, только глаза напоминали круглые золотистые озерца.
Он снова посмотрел на Смолла. Тот приподнялся на локте и теперь потирал челюсть, с изумлением глядя на Люка.
– Какого дьявола, Хокинз?
– Ты… никогда… попробуй только… – Он глухо зарычал, так как говорить членораздельно не мог. И думать тоже.
– Пойдемте, – прошептала ему на ухо Эмма. – Пойдемте в номер.
И повела его по коридору. Он шел следом, почти не обращая внимания на то, куда идет, то и дело оглядывался на Смолла, люто его ненавидя. Его переполняло желание схватить мерзавца за шею и выдавить жизнь из его презренного тела.
Но почему? Это же его приятель по распутной жизни. Они равны друг другу – ни больше ни меньше. Раньше они делились женщинами. Смолл не сказал ничего из ряда вон выходящего.
Просто на этот раз речь шла об Эмме.
Они остановились перед дверью. Слуги остались возле Смолла, чтобы помочь ему, поэтому пришлось подождать – ключ был у одного из них.
Люк старался глубоко дышать, пытаясь успокоиться. Эмма осторожно посмотрела на него.
– С вами все хорошо?
– А с вами? – хмуро спросил он.
Она скупо улыбнулась:
– Просто прекрасно. Но ничего хорошего не будет, если вас осудят за нападение.
Подошел слуга и отпер дверь. Эмма легонько подтолкнула Люка в комнату и вошла вслед за вторым слугой, который нес сундук. Когда все вещи оказались в номере и слуги ушли, Люк упал в кресло, потом наклонился вперед, уперся локтями в колени и запустил пальцы в волосы.
Эмма подошла, опустилась рядом на колени, взяла в ладони его правую руку и нежно потерла ее.
– Вы его сильно ударили.
– Болит чертовски, – пробормотал Люк.
– Наверное, ему больнее, чем вам.
– Надеюсь.
Внезапно она поднесла его руку к губам, закрыла глаза и поцеловала костяшки. Затем посмотрела на него сияющими глазами.
– Вы защитили мою честь. Никто никогда ничего подобного не делал. Спасибо.
Люк нахмурился. Почему никто ее раньше не защищал?
– Вы на меня сердитесь? – прошептала она.
– Нет. – Он перестал хмуриться, вынудив себя расслабить мышцы. Она все еще держала его правую руку, поэтому Люк левой осторожно заправил ей за ухо выбившуюся прядку волос. – Нет, Эмма, я не сержусь.
Она не сводила с него глаз, и на губах ее расплывалась широкая улыбка.
Люк смотрел ей в лицо, чувствуя, как внутри все сжимается. Женщина, стоявшая перед ним на коленях с сияющими глазами, была самым прекрасным созданием на земле.
Глава 5
Моя дорогая Джейн,
надеюсь, что у тебя и у папы все хорошо. Пожалуйста, отправляй мне письма в отель «Камерон» в Эдинбурге, потому что, хотя мы еще и не добрались до Шотландии, остановимся мы там.
Пока мы еще в Вустере. Путешествие проходит без происшествий, и лорд Л. ведет себя по-джентльменски, как мы и думали. Он совсем не такой, как я предполагала.
«Боже милостивый, – подумала Эмма. – Зачем я это написала?»
Она вздохнула и уставилась на письмо. Зачеркнуть невозможно, придется переписывать заново, а другого листа бумаги у нее нет. Покусав губу, она продолжила:
У него такое необычное прошлое и много интереснейших занятий.
Эмма усмехнулась. «Интереснейших занятий», как же! Занятий самого распутного толка, если уж быть точной. Но она надеялась успокоить Джейн, чтобы сестра уж точно не подумала о таких занятиях. Эмма снова взяла перо.
Путешествие проходит очень приятно. Проезжая через Котсуолдс, мы видели чудеса английской осени. Молюсь, чтобы такая хорошая погода сохранилась, пока мы не доберемся до места.
Она засомневалась, рассказывать ли Джейн про двуколку, и решила – нет, ни в коем случае. Зачем усиливать тревогу сестры?
Мы задержались в Вустере на лишний день, потому что у лорда Л. есть тут какое-то дело.
Он не стал делиться с ней подробностями своего «дела». Утром она еще раз попыталась вытянуть их из него, но он легко отражал все ее уловки. Сказал только, что это не имеет никакого отношения к Айронвуд-Парку, или к Тренту, или к другим членам семьи, живущим там.
Однако любопытство грозило перехлестнуть через край. Что за дело может быть у благородного повесы вроде Люка в месте вроде Вустера – а ведь он еще сказал, что дело это у него за городом. Она проиграла в уме множество сценариев, но все время возвращалась к одному. Должно быть, это как-то связано с женщиной. И возможно, с незаконнорожденным ребенком.
В этом есть смысл – место, находящееся на приличном расстоянии, но тем не менее в пределах нескольких часов езды от его бывшего дома, куда он может ездить с нередкими визитами всякий раз, когда окажется в этих местах. Да, с учетом его репутации, все это весьма вероятно.
Мысль о том, что он встречается с женщиной, расстроила Эмму. Хоть она и знала, что не имеет права на какие-то собственнические чувства по отношению к нему, она уже провела с ним три ночи. Две из них – в его объятиях. Вчерашняя сильно отличалась от предыдущей. Он был трезв, потому что она попросила его (ну, если быть честной с самой собой, она умолила его) не спускаться вниз обедать. И не только потому, что не хотела видеть его пьяным, но еще и ради того, чтобы он не столкнулся с этим ужасным мистером Смоллом.
Так что они уснули. Люк спал беспокойно, и Эмма знала, что он не выспался. В очень ранний час он застонал и резко сел на кровати, разбудив ее. Она открыла сонные глаза и заморгала, увидев его вспотевший лоб. Это показалось ей очень странным – ночью было совсем не жарко.
– Что случилось? – пробормотала она. – Вам приснился кошмар?
Люк повернулся к ней, подавленный и потрясенный.
– Ерунда, – ответил он хриплым голосом. – Спите.
А сам, выбравшись из кровати, сел за стол и сжал голову руками.
Эмма лежала, гадая, что делать. Ей хотелось подойти к нему и утешить, но она не знала как. В конце концов она все-таки выскользнула из кровати и подошла к нему. Положила руку ему на плечо, а он вздрогнул и посмотрел на нее.
– Возвращайтесь в постель, – сказала Эмма.
– Не могу.
– Почему?
Он отвернулся и закрыл глаза.
– Потому что я дал вам обещание. А если сейчас снова лягу, то нарушу его. – Он посмотрел на нее безрадостным взглядом, погладил ее щеку согнутым пальцем, потом подбородок. Затем, невыносимо медленно, он провел пальцем по ее нижней губе, и Эмма задрожала. – Я нарушил столько обещаний, Эмма, но не хочу нарушать этого.
Растерянная, возбужденная, все еще продирающаяся сквозь пелену сна, из которого он вырвал ее своим кошмаром, Эмма кивнула.
– Хорошо, – пробормотала она. – Пожалуйста, возвращайтесь в постель, когда сможете.
– Непременно.
Она вернулась на кровать и провалилась в сон быстрее, чем могла предположить, а он так и остался сидеть, сжимая руками голову.
Вздохнув, Эмма посмотрела на письмо к сестре, окунула перо в чернила и дописала:
Завтра мы продолжим наш путь в Эдинбург. Если погода не подведет, надеемся добраться туда дней за пять-шесть. Молюсь, чтобы так и вышло. Мне просто не терпится скорее решить все с Р.М.
Я буду молиться за тебя и папу. Мои мысли то и дело обращаются к нему. Пожалуйста, напиши мне, как только сможешь. Надеюсь увидеть письмо, ожидающее меня в Эдинбурге.
Твоя любящая сестра,
Эмма
Она сложила письмо, затем надела накидку и сверху донизу застегнула истершиеся китайские пуговицы. Посмотрела на шелковый плащ, висевший на колышке у двери, и ее губы тронула улыбка, как и всякий раз, когда она смотрела на подарок Люка. Пожалуй, в нем будет слишком жарко.
Засунув письмо в ридикюль вместе с несколькими монетами, Эмма вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.
Торопливо спустившись вниз, она наткнулась на служанку и спросила про почту в Бристоль.
– Она отправляется в половине восьмого от «Звезды и подвязки», мэм.
Отлично, значит, письмо к Джейн уже сегодня вечером отправится в путь.
– А где «Звезда и подвязка»?
– Совсем недалеко. – Служанка приветливо улыбнулась. – Но если хотите, я с удовольствием отнесу сама.
– Нет, спасибо. Если это недалеко, я с радостью прогуляюсь. Подышу свежим воздухом. – Это была чистая правда. Эмма целый день просидела в номере.
– Конечно, мэм. – Служанка рассказала, как дойти до «Звезды и подвязки», и Эмма шагнула на шумную улицу.
– Миссис Кертис!
Знакомый голос. Внутри все сжалось от ужаса, она обернулась и увидела, что Смолл вышел вслед за ней из гостиницы. Настоящий фат, черные волосы блестят от масла, в точности как сверкающие черные башмаки, и все это очень подходит к обтягивающим лосинам из буйволовой кожи, темно-фиолетовому бархатному пальто и резной трости.
Эмма еще больше распрямилась как могла, стараясь посмотреть на него свысока, но не очень-то получилось – он был выше ростом.
– Мистер Смолл.
Он хмыкнул.
– Смоллшоу, голубка. Смолл – это всего лишь прозвище.
– Прошу прощения, – ледяным тоном отозвалась она и с немалой долей удовлетворения отметила, что правая сторона его челюсти отвратительно скривилась.
– Могу я сопроводить вас?
– Нет, спасибо.
Эмма повернулась и зашагала по улице, но чертов надоеда держался рядом. Эмма ускорила шаг, он тоже.
– Ну расскажите же мне, как вы познакомились с лордом Лукасом?
Эмма презрительно хмыкнула, глядя прямо перед собой, словно ей требовалось все внимание, чтобы пройти по особенно предательскому участку улицы.
Эмма не удостоила его ответом.
– Нет, в самом деле, мне ужасно любопытно. Понимаете, мы с Хокинзом близкие друзья. Очень близкие.
Эмма делала вид, что не замечает его.
– Он в жизни не кидался так на защиту женщины. Собственно, всегда вел себя более чем щедро, если я просил поделиться. А тут за одно предположение ударил меня в лицо! Как вы наверняка понимаете, это загадка, которую я просто жажду разгадать.
Эмма вдруг остановилась, посмотрела на этого человека – на его круглое лицо с ангельскими чертами и кудрявые напомаженные волосы – и прищурилась.
– Пожалуйста, мистер Смоллшоу, оставьте меня в покое.
– Ой, да ладно! Я просто пытаюсь быть дружелюбным, миссис Кертис. Право же, я абсолютно безобидный.
Ей совершенно не нравился его вкрадчивый тон и попытки обезоруживающе улыбаться.
– Может, и так, – отрезала она, – но я предпочитаю, чтобы вы ушли.
Его брови взлетели вверх, губы сжались, все показное дружелюбие улетучилось. Впрочем, она и так знала, что оно фальшивое.
– Отпор от шлюшки? Это редкость для такого человека, как я.
– Такого, как вы? – спросила Эмма. – То есть человека беспринципного и безнравственного?
– О, конечно, – протянул он с таким же сарказмом. – Умоляю, расскажите мне, а что, по-вашему, за человек тот, с кем вы спите? Так что, мадам, нечего тут стоять с высокомерным видом и говорить, что мне недостает принципов и нравственности.
Возмущенно фыркнув, он резко повернулся и пошел в сторону «Короны и единорога», постукивая тростью по булыжникам мостовой.
Эмма дошла до «Звезды и подвязки» и отправила письмо, чувствуя себя так, будто вокруг нее сгустилась тяжелая туча и вот-вот хлынет ливень.
Она знала, что Люк распутник и занят какими-то сомнительными делами и удовольствиями, которых она и представить себе не могла.
Но все эти женщины и все эти мужчины, видевшие его пьяным, кутившим, безразличным ко всему миру, – видели ли они хоть раз, как он просыпается от кошмара, дрожащий, покрытый потом? Видели ли они тоску в его глазах, когда он говорит о своей семье? Называл ли он кого-либо из них ангелом? Обнимал ли ночами так, словно никогда не отпустит?
«Да, такое возможно», – заключила она, и от этой мысли ее затошнило.
Эмма вспомнила первый вечер в Бристоле – его развязность, дерзкое, вопиюще похотливое поведение. Все это тот же Люк. Но в нем есть и большее. С ним на удивление легко разговаривать. Он ласковый, понимающий и заботливый. И готов защитить. Кроме того, он обладает чувством чести, хотя никогда этого не признает.
Однако плохо она его знает. Он наверняка хранит секреты, такие, что разрывают его на части, но ни за что их не откроет.
И все-таки он распутник. Ее муж тоже был распутником, но Люк – совершенно другой. Несмотря на изменчивый характер, смену настроений и тайны, он уже доказал, что не похож на Генри. Но можно ли считать эти небольшие отличия доказательством того, что он менее опасен для нее?
Эмма вспомнила, как Люк рассказал ей о своей вине в том, что однажды обесчестил девушку, что ее это сокрушило, а на нем никак не отразилось.
Несмотря на то что кричат Эмме сердце и тело, ни в коем случае нельзя об этом забывать.
Читать бесплатно другие книги:
