Литература 9 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы Коллектив авторов

Представляю вам американского писателя, творившего в последней трети XIX столетия. Э. Г. Бирс прожил долгую и нелегкую жизнь. В молодости он принимал участие в Гражданской войне между северными и южными штатами на стороне северян и дослужился до майора. Затем долгое время работал журналистом и писал новеллы, которые вначале не печатали, а после первых публикаций не замечали. Слава пришла к нему только после смерти.

В своих новеллах писатель создает очень странный мир. В нем могут появиться люди-оборотни («Глаза пантеры»), призраки («Кувшин сиропа»), оживают машины («Хозяин Моксона»). Но все это нужно писателю лишь для того, чтобы «проверить» своих героев.

Бирс – неоромантик, поэтому он очень ценит в людях смелость и желание самим выбирать свой жизненный путь. Он много и охотно пишет о Гражданской войне, ибо на собственном опыте убедился в том, что ощущение постоянной опасности заставляет человека полностью раскрыться. Война в изображении Э. Г. Бирса не праздник, не спортивное состязание, это тяжелый, неблагодарный труд. Писатель ненавидит войну, ибо даже самая справедливая война противоестественна, поскольку несет с собой смерть и увечья.

Новелла «Убит под Ресакой» тоже изображает человека на войне. Но отчаянная храбрость лейтенанта Брэйла вызвана не войной, а любовью. Вполне мирное чувство оказывается более опасным, чем армейская служба.

Обратите внимание на последнюю фразу новеллы: почему повествователь говорит, что Брэйла «укусила змея»? Как вы полагаете, следовало ли Брэйлу изменить свое поведение, совпадают ли оценки повествователя и автора? Кстати, обратите внимание и на образ повествователя, особенно на его отношение к войне.

Убит под Ресакой

Перевод Л. Михайлова

Лучшим офицером нашего штаба был лейтенант Герман Брэйл, один из двух адъютантов. Я не помню, где разыскал его генерал, – кажется, в одном из полков штата Огайо; никто из нас не знал его раньше, и неудивительно, так как среди нас не было и двух человек из одного штата или хотя бы из смежных штатов. Генерал был, по-видимому, того мнения, что должности в его штабе являются высокой честью и распределять их нужно осмотрительно и мудро, чтобы не породить раздоров и не подорвать единства той части страны, которая еще представляла собой единое целое. Он не соглашался даже подбирать себе офицеров в подчиненных ему частях и путем каких-то махинаций в Генеральном штабе добывал их из других бригад. При таких условиях человек действительно должен был отличиться, если хотел, чтобы о нем услышали его семья и друзья его молодости; да и вообще «славы громкая труба» к тому времени уже слегка охрипла от собственной болтливости.

Лейтенант Брэйл был выше шести футов ростом и великолепно сложен; у него были светлые волосы, серо-голубые глаза, которые в представлении людей, наделенных этими признаками, обычно связываются с исключительной храбростью. Неизменно одетый в полную форму, он был очень яркой и заметной фигурой, особенно в деле, когда большинство офицеров удовлетворяются менее бьющим в глаза нарядом. Помимо этого он обладал манерами джентльмена, головой ученого и сердцем льва. Лет ему было около тридцати.

Брэйл скоро завоевал не только наше восхищение, но и любовь, и мы были искренне огорчены, когда в бою при Стонс-ривер – первом после того, как он был переведен в нашу часть, – мы заметили в нем очень неприятную и недостойную солдата черту: он кичился своей храбростью. Во время всех перипетий и превратностей этого жестокого сражения – безразлично, дрались ли наши части на открытых хлопковых полях, в кедровом лесу или за железнодорожной насыпью, – он ни разу не укрылся от огня, если только не получал на то строгого приказа от генерала, у которого голова почти всегда была занята более важными вещами, чем жизнь его штабных офицеров, да, впрочем, и солдат тоже.

И дальше, пока Брэйл был с нами, в каждом бою повторялось то же самое. Он оставался в седле, подобный конной статуе, под градом пуль и картечи, в самых опасных местах – вернее, всюду, где долг, повелевавший ему уйти, все же позволял ему остаться, тогда как мог бы без труда и с явной пользой для своей репутации здравомыслящего человека находиться в безопасности, поскольку она возможна на поле битвы в короткие промежутки личного бездействия.

Спешившись, будь то по необходимости или из уважения к своему спешенному командиру или товарищам, он вел себя точно так же. Он стоял неподвижно, как скала, на открытом месте, когда офицеры и солдаты уже давно были под прикрытием; в то время как люди старше его годами и чином, с большим опытом и заведомо отважные, повинуясь долгу, сохраняли за гребнем какого-нибудь холма свою драгоценную для родины жизнь, этот человек стоял на гребне праздно, как и они, повернувшись лицом в сторону самого жестокого огня.

Когда бои ведутся на открытой местности, сплошь и рядом бывает, что части противников, расположенных друг против друга на расстоянии каких-нибудь ста ярдов, прижимаются к земле так крепко, как будто нежно любят ее. Офицеры, каждый на своем месте, тоже лежат пластом, а высшие чины, потеряв коней или отослав их в тыл, припадают к земле под адской пеленой свистящего свинца и визжащего железа, совершенно не заботясь о своем достоинстве.

В таких условиях жизнь штабного офицера бригады весьма незавидна, в первую очередь из-за постоянной опасности и изнуряющей смены переживаний, которым он подвергается. Со сравнительно безопасной позиции, на которой уцелеть, по мнению человека невоенного, можно только чудом, его могут послать в залегшую на передовой линии часть с поручением к полковому командиру – лицу, в такую минуту не очень заметному, обнаружить которое подчас удается лишь после тщательных поисков среди поглощенных своими заботами солдат, в таком грохоте, что и вопрос и ответ можно передать только с помощью жестов. В таких случаях принято втягивать голову в плечи и пускаться в путь крупной рысью, являя собой увлекательнейшую мишень для нескольких тысяч восхищенных стрелков. Возвращаясь… впрочем, возвращаться в таких случаях не принято.

Брэйл придерживался другой системы. Он поручал своего коня ординарцу – он любил своего коня – и, даже не сутулясь, спокойно отправлялся выполнять свое рискованное задание, причем его великолепная фигура, еще подчеркнутая мундиром, приковывала к себе все взгляды. Мы следили за ним затаив дыхание, не смея шелохнуться. Как-то случилось даже, что один из наших офицеров, очень экспансивный заика, увлекшись, крикнул мне:

– Д-держу п-пари на д-два д-доллара, что его с-со-бьют, п-прежде чем он д-дойдет до т-той к-канавы!

Я не принял этого жестокого пари; я сам так думал.

Мне хочется воздать должное памяти храбреца: все эти ненужные подвиги не сопровождались ни сколько-нибудь заметной бравадой, ни хвастовством. В тех редких случаях, когда кто-нибудь из нас несмело протестовал, Брэйл приветливо улыбался и отделывался каким-нибудь шутливым ответом, который, однако, отнюдь не поощрял к дальнейшему развитию этой темы. Однажды он сказал:

– Капитан, если я когда-нибудь буду наказан за то, что пренебрегал вашими советами, я надеюсь, что мои последние минуты скрасит звук вашего милого голоса, нашептывающего мне в ухо сакраментальные слова: «Я же вам говорил!»

Мы посмеялись над капитаном, – почему, мы, вероятно, и сами не могли бы объяснить, – а в тот же день, когда его разорвало снарядом, Брэйл долго оставался у его тела, с ненужным старанием собирал уцелевшие куски посреди дороги, осыпаемой пулями и картечью. Такие вещи легко осуждать, и не трудно воздержаться от подражания им, но уважение рождается неизбежно, и Брэйла любили, несмотря на слабость, которая проявлялась столь героически. Мы досадовали на его безрассудство, но он продолжал вести себя так до конца, иногда получал серьезные ранения, но неизменно возвращался в строй как ни в чем не бывало.

Разумеется, в конце концов это произошло; человек, игнорирующий закон вероятности, бросает вызов такому противнику, который редко терпит поражение. Случилось это под Ресакой, в Джорджии, во время похода, который закончился взятием Атланты. Перед фронтом нашей бригады линия неприятельских укреплений проходила по открытому полю вдоль невысокого гребня. С обеих сторон этого открытого пространства мы стояли совсем близко от неприятеля в лесу, но поле мы могли бы занять только ночью, когда темнота даст нам возможность зарыться в землю, подобно кротам, и окопаться. В этом пункте наша позиция находилась на четверть мили дальше, в лесу. Грубо говоря, мы образовали полукруг, а укрепленная линия противника была как бы хордой этой дуги.

– Лейтенант, вы передадите полковнику Уорду приказ продвинуться, насколько возможно, вперед, не выходя из-под прикрытия, и не расстреливать без нужды снарядов и патронов. Коня можете оставить здесь.

Когда генерал отдал это распоряжение, мы находились у самой опушки леса, близ правой оконечности дуги. Полковник Уорд находился на ее левом конце. Разрешение оставить коня ясно означало, что Брэйлу предлагается идти обходным путем, рощей, вдоль наших позиций. В сущности, тут и разрешать было нечего; пойти второй, более короткой дорогой значило потерять какие бы то ни было шансы выполнить задание. Прежде чем кто-либо успел вмешаться, Брэйл легким галопом вынесся в поле, и линия противника застрекотала выстрелами.

– Остановите этого болвана! – крикнул генерал. Какой-то ординарец, проявив больше честолюбия, чем ума, поскакал исполнять приказ и в двадцати шагах оставил своего коня и себя самого мертвыми на поле чести.

Вернуть Брэйла было невозможно, лошадь легко несла его вперед параллельно линии противника и меньше чем в двухстах ярдах от нее. Зрелище было замечательное! Шляпу снесло у него с головы ветром или выстрелом, и его длинные светлые волосы поднимались и опускались в такт движению коня. Он сидел в седле выпрямившись, небрежно держа поводья левой рукой, в то время как правая свободно висела. То, как он поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, позволяя нам мельком увидеть его красивый профиль, доказывало, что интерес, проявляемый им ко всему происходящему, был естественный, без тени аффектации. Зрелище было в высшей степени драматическое, но никоим образом не театральное. Один за другим десятки винтовок злобно плевали в него, по мере того как он попадал в их поле действия, и было ясно видно и слышно, как наша часть, залегшая в лесу, открыла ответный огонь. Уже не считаясь ни с опасностью, ни с приказами, наши повскакали на ноги и, высыпав из-под прикрытий, не скупясь, палили по сверкающему гребню неприятельской позиции, которая в ответ поливала их незащищенные группы убийственным огнем. С обеих сторон в бой вступила артиллерия, прорезая гул и грохот глухими, сотрясающими землю взрывами и раздирая воздух тучами визжащей картечи, которая со стороны противника разбивала в щепы деревья и обрызгивала их кровью, а с нашей – скрывала дым неприятельского огня столбами и облаками пыли с их брустверов.

На минуту мое внимание отвлекла общая картина битвы, но теперь, бросив взгляд в просвет между двумя тучами порохового дыма, я увидел Брэйла, виновника всей этой бойни. Невидимый теперь ни с той, ни с другой стороны, приговоренный к смерти и друзьями и недругами, он стоял на пронизанном выстрелами поле неподвижно, лицом к противнику. Неподалеку от него лежал его конь. Я мгновенно понял, что его остановило.

Как военный топограф, я в то утро произвел беглое обследование местности и теперь вспомнил, что там был глубокий и извилистый овраг, пересекавший половину поля от позиции противника и под прямым углом к ней. Оттуда, где мы стояли сейчас, этого оврага не было видно, и Брэйл, судя по всему, не знал о его существовании. Перейти его было явно невозможно. Его выступающие углы обеспечили бы Брэйлу полную безопасность, если бы он решил удовлетвориться уже совершившимся чудом и спрыгнуть вниз. Вперед он идти не мог, поворачивать обратно не хотел; он стоял и ждал смерти. Она недолго заставила себя ждать.

По какому-то таинственному совпадению стрельба прекратилась почти мгновенно после того, как он упал, – одиночные выстрелы, казалось, скорее подчеркивали, чем нарушали тишину. Словно обе стороны внезапно раскаялись в своем бессмысленном преступлении. Сержант с белым флагом, а за ним четверо наших санитаров беспрепятственно вышли в поле и направились прямо к телу Брэйла. Несколько офицеров и солдат южной армии вышли им навстречу и, обнажив головы, помогли им положить на носилки их священную ношу. Когда носилки двинулись к нам, мы услышали за неприятельскими укреплениями звуки флейт и заглушённый барабанный бой – траурный марш. Великодушный противник воздавал почести павшему герою.

Среди вещей, принадлежавших убитому, был потертый сафьяновый бумажник. Когда по распоряжению генерала имущество нашего друга было поделено между нами на память, этот бумажник достался мне.

Через год после окончания войны, по пути в Калифорнию, я открыл его и от нечего делать стал просматривать. Из не замеченного мною раньше отделения выпало письмо без конверта и без адреса. Почерк был женский, и письмо начиналось ласковым обращением, но имени не было.

В верхнем углу значилось: «Сан-Франциско, Калифорния, июля 9, 1862». Подпись была «Дорогая» в кавычках. В тексте упоминалось и полное имя писавшей – Мэрией Менденхолл.

Тон письма говорил об утонченности и хорошем воспитании, но это было обыкновенное любовное письмо, если только любовное письмо может быть обыкновенным. В нем было мало интересного, но кое-что все же было. Вот что я прочел:

«Мистер Уинтерс, которому я никогда этого не прощу, рассказывал, что во время какого-то сражения в Виргинии, в котором он был ранен, видели, как вы прятались за деревом. Я думаю, что он хотел повредить вам в моих глазах, он знает, что так оно и было бы, если бы я поверила его рассказу. Я легче перенесла бы известие о смерти моего героя, чем о его трусости».

Вот слова, которые в тот солнечный день в далеком краю стоили жизни десяткам людей. А еще говорят, что женщина – слабое создание!

Как-то вечером я зашел к мисс Менденхолл, чтобы вернуть ей это письмо. Я думал также рассказать ей, что она сделала, но не говорить, что это сделала она. Я был принят в прекрасном особняке на Ринкон-хилле. Она была красива, хорошо воспитана – словом, очаровательна.

– Вы знали лейтенанта Германа Брэйла, – сказал я без всяких предисловий. – Вам, конечно, известно, что он пал в бою. Среди его вещей было ваше письмо к нему. Я пришел, чтобы вернуть его вам.

Она машинально взяла письмо, пробежала его глазами, краснея все гуще и гуще, потом, взглянув на меня с улыбкой, сказала:

– Очень вам благодарна, хотя, право же, не стоило трудиться. – Вдруг она вздрогнула и изменилась в лице. – Это пятно, – сказала она, – это… это же не…

– Сударыня, – сказал я, – простите меня, но это кровь самого верного и храброго сердца, какое когда-либо билось.

Она поспешно бросила письмо в пылающий камин.

– Брр! Совершенно не переношу вида крови, – сказала она. – Как он погиб?

Я невольно вскочил, чтобы спасти этот клочок бумаги, священный даже для меня, и теперь стоял за ее стулом. Задавая этот вопрос, она повернула голову и слегка закинула ее. Отсвет горящего письма отражался в ее глазах, бросая ей на щеку блик такой же алый, как то пятно на странице. Я в жизни не видел ничего прекраснее этого отвратительного создания.

– Его укусила змея, – ответил я ей.

Вопросы и задания

1. Определите тему этого произведения.

2. Назовите основные черты неоромантизма новеллы «Убит под Ресакой».

3. Охарактеризуйте образ Брэйла, объясните, как раскрывается в нем героическое.

4. Как проявляется в повествовании авторская позиция и какую роль в системе образов играет повествователь?

5. Объясните смысл концовки новеллы.

6. Охарактеризуйте пафос новеллы.

7. Сопоставьте раскрытие любовной тематики в «Соловье и Розе» О. Уайльда и в «Убит под Ресакой» Э. Бирса.

Алексей Максимович Пешков, вошедший в мировую литературу под псевдонимом Максим Горький, был очень талантливым человеком. Это был писатель-самоучка: не имея возможности получить систематическое образование, он всю свою жизнь жадно учился сам. Богатый жизненный опыт и очень большая начитанность помогли раскрыться его таланту. Вступив в литературу в начале XX столетия, М. Горький очень быстро стал одним из наиболее популярных и авторитетных писателей.

Я хотел бы обратить ваше внимание на одну очень важную сторону деятельности этого писателя. М. Горький хорошо знал жизнь рабочих, мещан, бродяг, мастеровых. Понимая, сколь талантлив русский народ, он с болью осознавал, как не хватает ему образования. Он мечтал о том времени, когда все люди будут иметь равные возможности получить необходимые знания. Вот почему писатель верил в революцию, которая бы уничтожила социальное неравенство. Вот почему сразу же после Октябрьской революции М. Горький прилагает огромные усилия, чтобы сделать литературу доступной всем слоям населения. Он организует издательство «Всемирная литература», чтобы опубликовать на русском языке все шедевры мировой классики. Он создает серию «Библиотека поэта», чтобы познакомить читателей с сокровищами русской поэзии, предпринимает издание еще одной серии книг под названием «Жизнь замечательных людей». Трудно даже представить и оценить все, что за очень короткий срок удалось сделать этому человеку!

Раннее творчество М. Горького как писателя очень разнообразно. Он создает пьесу «На дне», которая до сих пор вызывает споры, но с успехом идет на сценах многих театров мира; под его пером рождается очень интересный роман «Мать», в котором удивительно точно показан процесс пробуждения чувства собственного достоинства в совершенно забитой и замученной невзгодами женщине. Все это реалистические произведения.

Однако, показывая суровую и неприглядную российскую действительность начала века, писатель мечтает о сильных и благородных героях. М. Горький стремится помочь человеку оторваться от быта, выступить против унижающей его достоинство социальной среды, почувствовать себя человеком. И он обращается к романтизму, создавая новеллы о «свободных людях» («Челкаш», «Старуха Изергиль»). Кроме этого, Горький пишет два очень любопытных произведения: «Песня о Буревестнике» и «Песня о Соколе». Это ритмическая проза: членя прозаический текст на сходные по ритмическому рисунку отрезки, писатель добивается определенной напевности, музыкальности. По звучанию обе «Песни…» похожи на стихотворения, а к какому литературному роду следует их отнести, вам не трудно, я думаю, решить и самостоятельно.

Читая «Песню о Соколе», в первую очередь постарайтесь вслушаться в ритм этого произведения. Он должен помочь вам почувствовать героический пафос (вы не забыли об этом понятии?) «Песни». Подумайте, традиции каких жанров использует писатель.

Для понимания «Песни о Соколе» очень важна ее экспозиция. Внимательно прочитайте все, что предшествует встрече Ужа с Соколом, и объясните, какой лирический эффект создает экспозиция.

Конфликт двух персонажей «Песни» – это традиционный неоромантический конфликт, связанный с выбором жизненной позиции. Рассматривая его, вспомните притчу, рассказанную Гриневу Пугачевым в «Капитанской дочке» А. С. Пушкина. Что общего в позициях Орла и Сокола, а в чем эти позиции различаются?

Проследите, какие художественные средства использует М. Горький для создания характеров Ужа и Сокола.

Песня о Соколе

Море огромное, лениво вздыхающее у берега, – уснуло и неподвижно в дали, облитой голубым сиянием луны. Мягкое и серебристое, оно слилось там с синим южным небом и крепко спит, отражая в себе прозрачную ткань перистых облаков, неподвижных и не скрывающих собою золотых узоров звезд. Кажется, что небо все ниже наклоняется над морем, желая понять то, о чем шепчут неугомонные волны, сонно всползая на берег.

Горы, поросшие деревьями, уродливо изогнутыми норд-остом, резкими взмахами подняли свои вершины в синюю пустыню над ними, суровые контуры их округлились, одетые теплой и ласковой мглой южной ночи.

Горы важно задумчивы. С них на пышные зеленоватые гребни волн упали черные тени и одевают их, как бы желая остановить единственное движение, заглушить немолчный плеск воды и вздохи пены, – все звуки, которые нарушают тайную тишину, разлитую вокруг вместе с голубым серебром сияния луны, еще скрытой за горными вершинами.

– А-ала-ах-а-акбар!.. – тихо вздыхает Надыр-Рагим-оглы, старый крымский чабан, высокий, седой, сожженный южным солнцем, сухой и мудрый старик.

Мы с ним лежим на песке у громадного камня, оторвавшегося от родной горы, одетого тенью, поросшего мхом, – у камня печального, хмурого. На тот бок его, который обращен к морю, волны набросали тины, водорослей, и обвешанный ими камень кажется привязанным к узкой песчаной полоске, отделяющей море от гор. Пламя нашего костра освещает его со стороны, обращенной к горе, оно вздрагивает, и по старому камню, изрезанному частой сетью глубоких трещин, бегают тени.

Мы с Рагимом варим уху из только что наловленной рыбы и оба находимся в том настроении, когда все кажется прозрачным, одухотворенным, позволяющим проникать в себя, когда на сердце так чисто, легко и нет иных желаний, кроме желания думать.

А море ластится к берегу, и волны звучат так ласково, точно просят пустить их погреться к костру. Иногда в общей гармонии плеска слышится более повышенная и шаловливая нота – это одна из волн, посмелее, подползла ближе к нам.

Рагим лежит грудью на песке, головой к морю, и вдумчиво смотрит в мутную даль, опершись локтями и положив голову на ладони. Мохнатая баранья шапка съехала ему на затылок, с моря веет свежестью в его высокий лоб, весь в мелких морщинах. Он философствует, не справляясь, слушаю ли я его, точно он говорит с морем:

– Верный богу человек идет в рай. А который не служит богу и пророку? Может, он – вот в этой пене… И те серебряные пятна на воде, может, он же… кто знает?

Темное, могуче размахнувшееся море светлеет, местами на нем появляются небрежно брошенные блики луны. Она уже выплыла из-за мохнатых вершин гор и теперь задумчиво льет свой свет на море, тихо вздыхающее ей навстречу, на берег и камень, у которого мы лежим.

– Рагим!.. Расскажи сказку… – прошу я старика.

– Зачем? – спрашивает Рагим, не оборачиваясь ко мне.

– Так! Я люблю твои сказки.

– Я тебе все уж рассказал… Больше не знаю… – Это он хочет, чтобы я попросил его. Я прошу.

– Хочешь, я расскажу тебе песню? – соглашается Рагим.

Я хочу слышать старую песню, и унылым речитативом, стараясь сохранить своеобразную мелодию песни, он рассказывает.

«Высоко в горы вполз Уж и лег там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море.

«Высоко в небе сияло солнце, а горы зноем дышали в небо, и бились волны внизу о камень…

«А по ущелью, во тьме и брызгах, поток стремился навстречу морю, гремя камнями…

«Весь в белой пене, седой и сильный, он резал гору и падал в море, сердито воя.

«Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях…

«С коротким криком он пал на землю и бился грудью в бессильном гневе о твердый камень…

«Уж испугался, отполз проворно, но скоро понял, что жизни птицы две-три минуты…

«Подполз он ближе к разбитой птице и прошипел он ей прямо в очи:

«– Что, умираешь?

«– Да, умираю! – ответил Сокол, вздохнув глубоко. – Я славно пожил!.. Я знаю счастье!.. Я храбро бился!.. Я видел небо… Ты не увидишь его так близко!.. Эх ты, бедняга!

«– Ну что же – небо? – пустое место… Как мне там ползать? Мне здесь прекрасно… тепло и сыро!

«Так Уж ответил свободной птице и усмехнулся в душе над нею за эти бредни.

«И так подумал: «Летай иль ползай, конец известен: все в землю лягут, все прахом будет…»

«Но Сокол смелый вдруг встрепенулся, привстал немного и по ущелью повел очами.

«Сквозь серый камень вода сочилась, и было душно в ущелье темном и пахло гнилью.

«И крикнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы:

«– О, если б в небо хоть раз подняться!.. Врага прижал бы я… к ранам груди и… захлебнулся б моей он кровью!.. О, счастье битвы!..

«А Уж подумал: «Должно быть, в небе и в самом деле пожить приятно, коль он так стонет!..»

«И предложил он свободной птице: «А ты подвинься на край ущелья и вниз бросайся. Быть может, крылья тебя поднимут и поживешь еще немного в твоей стихии».

«И дрогнул Сокол и, гордо крикнув, пошел к обрыву, скользя когтями по слизи камня.

«И подошел он, расправил крылья, вздохнул всей грудью, сверкнул очами и – вниз скатился.

«И сам, как камень, скользя по скалам, он быстро падал, ломая крылья, теряя перья…

«Волна потока его схватила и, кровь омывши, одела в пену, умчала в море.

«А волны моря с печальным ревом о камень бились… И трупа птицы не видно было в морском пространстве…

«В ущелье лежа, Уж долго думал о смерти птицы, о страсти к небу.

«И вот взглянул он в ту даль, что вечно ласкает очи мечтой о счастье.

«– А что он видел, умерший Сокол, в пустыне этой без дна и края? Зачем такие, как он, умерши, смущают душу своей любовью к полетам в небо? Что им там ясно? А я ведь мог бы узнать все это, взлетевши в небо хоть ненадолго.

«Сказал и – сделал. В кольцо свернувшись, он прянул в воздух и узкой лентой блеснул на солнце.

«Рожденный ползать – летать не может!.. Забыв об этом, он пал на камни, но не убился, а рассмеялся…

«– Так вот в чем прелесть полетов в небо! Она – в паденье!.. Смешные птицы! Земли не зная, на ней тоскуя, они стремятся высоко в небо и ищут жизни в пустыне знойной. Там только пусто. Там много света, но нет там пищи и нет опоры живому телу. Зачем же гордость? Зачем укоры? Затем, чтоб ею прикрыть безумство своих желаний и скрыть за ними свою негодность для дела жизни? Смешные птицы!.. Но не обманут теперь уж больше меня их речи! Я сам все знаю! Я – видел небо… Взлетал в него я, его измерил, познал паденье, но не разбился, а только крепче в себя я верю. Пусть те, что землю любить не могут, живут обманом. Я знаю правду. И их призывам я не поверю. Земли творенье – землей живу я.

«И он свернулся в клубок на камне, гордясь собою.

«Блестело море, все в ярком свете, и грозно волны о берег бились.

«В их львином реве гремела песня о гордой птице, дрожали скалы от их ударов, дрожало небо от грозной песни:

«Безумству храбрых поем мы славу!

«Безумство храбрых – вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью… Но будет время – и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!

«Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!

«Безумству храбрых поем мы песню!..»

…Молчит опаловая даль моря, певуче плещут волны на песок, и я молчу, глядя в даль моря. На воде все больше серебряных пятен от лунных лучей… Наш котелок тихо закипает.

Одна из волн игриво вскатывается на берег и, вызывающе шумя, ползет к голове Рагима.

– Куда идешь?.. Пшла! – машет на нее Рагим рукой, и она покорно скатывается обратно в море.

Мне нимало не смешна и не страшна выходка Рагима, одухотворяющего волны. Все кругом смотрит странно живо, мягко, ласково. Море так внушительно спокойно, и чувствуется, что в свежем дыхании его на горы, еще не остывшие от дневного зноя, скрыто много мощной, сдержанной силы. По темно-синему небу золотым узором звезд написано нечто торжественное, чарующее душу, смущающее ум сладким ожиданием какого-то откровения.

Все дремлет, но дремлет напряженно чутко, и кажется, что вот в следующую секунду все встрепенется и зазвучит в стройной гармонии неизъяснимо сладких звуков. Эти звуки расскажут про тайны мира, разъяснят их уму, а потом погасят его, как призрачный огонек, и увлекут с собой душу высоко в темно-синюю бездну, откуда навстречу ей трепетные узоры звезд тоже зазвучат дивной музыкой откровения…

Вопросы и задания

1. Определите литературный род и жанр этого произведения.

2. Охарактеризуйте композицию «Песни о Соколе».

3. Сколько песен включает в себя «Песня о Соколе»? Дайте их характеристику.

4. Какой художественный прием лежит в основе этого произведения?

5. Сколько голосов звучит в «Песне о Соколе»? Для чего в нее вводится многоголосие?

6. Какова идейная и художественная роль Рагима в «Песне о Соколе»?

7. Почему Сокол называет Ужа «беднягой»?

8. О чем свидетельствуют попытки Ужа взлететь в небо?

9. Для чего в «Песню о Соколе» вводятся пейзажи?

10. Дайте характеристику образа Сокола.

Н. С. Гумилев – наиболее яркий и значительный представитель поэзии русского неоромантизма. Он с детства увлекался литературой и первый сборник своих стихотворений опубликовал еще будучи гимназистом. Был он и любознательным путешественником, возглавлявшим экспедиции в Африку. А когда разразилась первая мировая война, Гумилев добровольцем ушел на фронт и проявил там чудеса бесстрашия. Он очень любил Россию и отказался уехать в эмиграцию после победы Октябрьской революции. В 1921 году Н. С. Гумилев был расстрелян по необоснованному обвинению.

Мир поэзии Н. С. Гумилева удивительно красочен. В нем причудливо соседствуют настоящее и прошлое, Русь и Абиссиния, петербургские гимназисты и Синдбад-мореход. Это мир, в котором живет человек, мир, увиденный глазами неоромантика, отмечающего красочность и неповторимость всего, что создано многими поколениями разных людей. Этот мир открыт для человека, ищущего в нем свое место, но он жестоко карает человеческую слабость и трусость.

Надеюсь, вы помните «Змея» и «Сказочное»: эти баллады вы уже изучали. Сейчас я предлагаю вам одно из самых известных и самых красивых стихотворений H. С. Гумилева. Я попрошу вас самим назвать черты неоромантизма, проявляющиеся в цикле стихотворений «Озеро Чад».

Я не случайно заговорил о красоте этого стихотворения. Н. С. Гумилев не только обладал чуткой поэтической душой и богатым воображением, он к тому же был замечательным мастером, виртуозно владевшим всеми приемами стихосложения. Попытайтесь назвать художественные приемы, с помощью которых поэт создает образ Африки. Обратите внимание на удивительную музыку стиха и проследите, как строится его ритм.

Ну и конечно же не забудьте о самом главном: послушайте голос лирического героя, попробуйте почувствовать его характер. Кстати, как вы определили бы жанр «Озера Чад»?

Вопросы и задания

1. Охарактеризуйте жанр этого стихотворения.

2. Определите основной конфликт и способ его разрешения в «Озере Чад».

3. Объясните смысл названия.

4. Охарактеризуйте образ героини.

5. Объясните художественный смысл ритмического рисунка стихотворения.

6. Назовите основные художественные приемы создания местного колорита в стихотворении.

Уильям Голдинг

Повелитель мух

Творческий путь современного английского писателя У. Голдинга начался вскоре после завершения Второй мировой войны. А до этого он был морским офицером и школьным учителем. Война заставила У. Голдинга задуматься об истоках зла. В самом деле, люди создают прекрасные произведения искусства, замечательные машины и одновременно изобретают все новые и новые орудия уничтожения, ведут все более кровопролитные войны. Неужели же опыт предыдущих поколений ничему не научил их?

Особенно мучает писателя вопрос об истоках немецкого нацизма (фашизма). И вот он создает свой первый роман-притчу «Повелитель мух». В названии этого произведения заключен мрачный символ: это перевод на английский язык имени дьявола – Вельзевул (Беел-зебуб). В романе группа английских школьников, оказавшихся на необитаемом острове, добровольно начинает поклоняться Повелителю мух и устанавливает фашистскую диктатуру, причем диктатором становится староста церковного хора.

Почему вместо Бога мальчишки избирают для поклонения Вельзевула? На этот вопрос не может быть однозначного, простого ответа. У. Голдинг избирает в качестве образца для своего произведения известный каждому англичанину роман М. Р. Балантайна «Коралловый остров». Это типичная «робинзонада» – роман, в котором попавшие на необитаемый остров трое мальчиков – Джек, Ральф и Питер оказываются достаточно сильными и мудрыми, чтобы выжить, не утратив человеческого облика, в сложных условиях побеждают пиратов и противостоят язычникам-дикарям. При этом они постоянно вспоминают о Боге и обращаются к Библии.

У. Голдинг не случайно дает двум центральным персонажам своего романа имена героев М. Р. Балантайна – Джек и Ральф. Но между ними возникает не дружба, а соперничество и вражда. А само пребывание на «коралловом острове», начавшееся в соответствии с рекомендациями книжки Балантайна, доводит обычных мальчишек до полного озверения. Сразу же хочу обратить ваше внимание на начало романа: Ральф, мальчик со сбитого самолета, бежит по песку, изображая истребитель. Подумайте, зачем нужно писателю такое начало.

Итак, У. Голдинг вступает в спор с книгой, на которой воспитывался сам, которую читали его ученики. Он создает «антиробинзонаду»: роман, в котором английские мальчики не выдерживают проверки свободой. Ни их воспитание, ни их образование не мешает им превратиться в дикарей. Лишь Ральф до конца продолжает отстаивать то, чему его научили в Англии.

Подумайте, что лежит в основе жизненных ценностей Ральфа и почему он остается им верен.

Но «Повелитель мух» – не только «антиробинзонада». Это еще и роман-притча, в котором заключен нравственный урок для читателя. Урок этот довольно горек. Писатель утверждает, что дьявол живет не рядом с человеком, а в его душе. Дьявол оказывается ближе и роднее человеку, чем Бог. Мальчики из церковного хора очень легко превращаются в охотников, потом – в убийц, а потом – в фашистов. Изменения происходят очень быстро и почти незаметно, причем именно так, как предсказал Повелитель мух Саймону. Неужели Вельзевул прав? Попытайтесь ответить на этот вопрос, предварительно приглядевшись к характеру Саймона.

В «Повелителе мух» очень много символов и кроме заключенного в названии: близорукость рационалиста Хрюши; костер, который гаснет по вине Джека, а затем сжигает остров; сидящий на горе мертвый парашютист; раковина. Попробуйте истолковать эти символы.

Хочу также обратить ваше внимание на чувство страха, которое испытывают персонажи. В самом начале романа мальчик с родимым пятном говорит о звере, которого он боится. Хрюша боится слепоты. Мальчики боятся Роджера… На острове царит страх.

Поразмыслите, все ли мальчики испытывают чувство страха. Что это за символ и каково его значение в романе?

Ну и, наконец, еще один символ, важный для понимания «Повелителя мух»: образ морского офицера. В начале романа Ральф рассказывает о своем отце, а в финале описывается стоящий на песке морской офицер с подошедшего к острову крейсера, выговаривающий Ральфу за «неджентльменское поведение» на острове. Это очень важный символ, над которым, право же, стоит подумать!

Вопросы и задания

1. Объясните, что называется «антиробинзонадой».

2. Определите основной конфликт романа и проследите его развитие.

3. Почему первыми служителями Повелителя мух становятся мальчики из церковного хора?

4. Какие чувства определяют поведение Джека Меридью?

5. Охарактеризуйте образ Саймона, объясните, почему он становится «жертвой».

6. Почему Ральф до самого конца сопротивляется власти Повелителя мух?

7. Что противопоставляется в этом романе и как в нем используется антитеза?

Страницы: «« « ... 7891011121314 » »»