Теодосия и последний фараон ЛаФевер Робин
– Мисс-эфенди хочет, чтобы я проводил ее? – с надеждой в голосе спросил Гаджи, и на секунду я заколебалась. Однако нет, не возьму его с собой, слишком опасно. Ни к чему впутывать мальчугана в такие дела.
– Не сегодня, – ласково ответила я. Этому я научилась от мамы – сообщать неприятные вести как можно более веселым и ласковым тоном.
Гаджи обиженно потупился и пошел седлать ослика.
– Удалось тебе узнать что-нибудь о своей семье? – спросила я.
– Нет, – покачал головой Гаджи. – Старых продавцов на рынке не осталось, а новые совершенно не помнят меня.
Не удивительно, что он так огорчен.
– Мне очень жаль, – сказала я. – Но знай, что ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь, никто тебя никуда не торопит.
– Это правильно, что вы предлагаете мне это, потому что я спас вам жизнь, – кивнул Гаджи, и с хитрецой добавил: – Я нужен мисс, чтобы она была в безопасности.
– Понимаю, – ответила я, – но только не сегодня.
Когда ослик был оседлан, я привязала корзинку к седлу, проверила, крепко ли завязаны веревки. Гаджи молча помог мне сесть в седло – до чего же мне было не по себе от этого молчания!
– Слушай, – сказала я, – у меня есть к тебе просьба.
Гаджи сразу оживился и повеселел.
– Если я не вернусь к ужину, пойди в дом к антиквару. Помнишь, где это?
– Конечно, – кивнул Гаджи.
– Хорошо. Пойди в этот дом и спроси майора Гриндла. Скажи ему, что я не вернулась домой. Он знает, что делать.
– А он знает, куда направилась мисс-эфенди?
Очень хороший вопрос! Прямо в точку.
– Нет, не знает. Я скажу тебе, но только не вздумай отправиться следом за мной.
– Обещаю, что не пойду следом, – торжественно кивнул головой Гаджи.
Я посмотрела, не скрестил ли он при этом свои пальцы. Впрочем, знают ли египтяне, что так нужно делать, когда не собираешься сдержать свое слово?
– Хорошо. Скажешь майору, что я отправилась в Луксорский храм.
– Да, мисс, – снова кивнул Гаджи.
Я натянула поводья. Ослик шагнул вперед и споткнулся. «Не самое лучшее начало для путешествия», – подумала я.
Прошло не так много времени, и вдали передо мной показался храм. Даже с приличного расстояния я ощущала пульсацию могучей магической силы, которую излучал этот монумент. Эта пульсация напоминала стук сердца, только вместо крови оно перекачивало энергию хека. Но, хвала небесам, это была светлая энергия.
Подъехав к храму, я слезла с ослика, привязала ушастого к хилой маленькой пальме, сняла с седла корзинку.
Мне показалось, что за время короткого путешествия она стала тяжелее.
Проходя между рядами сфинксов, я почувствовала в воздухе какое-то движение, на поверхности статуй стали появляться бледные мерцающие иероглифы. Я моргнула, а когда вновь открыла глаза, символы исчезли. Что это было – мой первый в жизни мираж? Нет, не думаю.
«Сфинксы – это стражники, – напомнила я себе. – А это значит, что, пока я не причиняю вреда храму или богам, они не причинят мне вреда».
Я обогнула стены храма, приблизилась к нему с северной стороны и дошла до колоннады, разделявшей Великий двор Рамсеса II и Великий двор Аменхотепа II. Оказавшись спрятанной от посторонних глаз под прикрытием колонн, я сразу почувствовала себя немного легче.
Думая только о том, как бы поскорее покончить со всем этим, я прошла в центральную часть храма. Даже сейчас, при ярком свете послеполуденного солнца, воздух здесь был густо пропитан магической энергией.
Я пересекла Двор Аменхотепа, слушая, как гулким эхом отдаются мои шаги. Мне оставалось только положить приношение на жертвенник, дождаться, пока за табличкой явятся уаджетины, и уходить отсюда как можно быстрей. И тогда все будет закончено.
Но если конец переживаниям и тревогам так близок, почему мне так грустно?
Должно быть, я заразилась меланхолией от Ядвиги.
Глава семнадцатая. Самый драгоценный артефакт
В храм я нарочно пришла заранее, чтобы не попасть в неожиданную засаду, поэтому мне предстояло целый час ждать встречи, бродя по гипостильному – то есть окруженному рядами колонн – залу. Я пыталась отвлечься от своих забот, наблюдая за маленькими, кружащими среди колонн воздушными вихрями или высматривая, не проглядывают ли где-нибудь на колоннах скрытые под поверхностью камня значки или иероглифы, но их не было.
Когда я взглянула на свои часы в двадцать седьмой раз, они показали без пяти минут три. Совсем скоро все должно закончиться. Я почувствовала прилив адреналина и одновременно облегчение. Крепче сжав в руке ручку корзины, я начала передвигаться среди колонн в сторону зала для жертвоприношений.
Я старалась ступать как можно тише, причем не только из опасения потревожить сон богов, но и для того, чтобы проверить, не идет ли кто следом за мной. Никаких следов присутствия уаджетинов я не заметила, но ведь должны же они быть где-то поблизости?
Внутренние помещения храмового придела были намного меньше огромных внутренних двориков и крытых переходов. Пол здесь поднимался вверх, а потолок, напротив, был наклонен вниз, поэтому мне казалось, что я иду по длинному сужающемуся колодцу. Мне не нравилось, что уаджетины назначили встречу именно здесь, в тесном, закрытом со всех сторон пространстве, которое при желании так легко заблокировать у меня за спиной.
«Но я же отдаю им табличку, как мы договаривались, поэтому нет причин думать, как сбежать отсюда», – напомнила я себе.
Я вошла в зал для жертвоприношений, и меня окатила мощная волна энергии, скопившейся в святая святых древнего храма за многие столетия проходивших здесь богослужений. Только представить, сколько ритуальных служб повидал на своем веку этот зал! Здесь приносились жертвы богам, читались молитвы, взвешивались сердца. Стены зала покрывали удивительные барельефы и рисунки, которые мне не терпелось рассмотреть поближе, но, увы, сейчас на это не было времени. Я поставила корзину на пол, осторожно вытащила из нее завернутую табличку и перенесла ее на жертвенник. С трудом удерживая тяжелую табличку в одной руке, свободной рукой я развернула слои обертки так, чтобы уаджетины, придя сюда, сразу увидели зеленую поверхность изумруда.
Когда я клала ценный артефакт на жертвенник, за моей спиной скрипнул каменный пол. Резко обернув свою голову назад, я увидела полдюжины уаджетинов, они стояли в проходе. Среди них я узнала Хальфани и еще двоих, присутствовавших во время нашей прошлой встречи. Остальные были мне незнакомы, если не считать маленького жреца. Я почему-то очень обрадовалась, увидев его.
Все они смотрели на жертвенник с лежащей на нем Изумрудной табличкой.
– Она вернула табличку, – сказал жрец, которого звали Барути. – Она сказала правду.
– Но не всю правду, я думаю, – свирепо посмотрел на меня Хальфани.
– Как вас понимать? – недоуменно спросила я.
Он сделал шаг вперед навстречу мне и ответил:
– У вас имеется еще одно сокровище, которое для нас еще дороже, чем эта табличка.
– Но я уже отдала вам Шар бога Ра.
– Не морочьте нам голову!
– И не собираюсь ничего вам морочить, черт побери! Я не понимаю, о чем вы толкуете.
По лицу Хальфани пробежала тень неуверенности, но тут же пропала. Он двумя гигантскими шагами преодолел разделявшее нас пространство и сказал, нависая надо мной:
– Не шути со мной.
– Я не шучу. Я отдала вам все, что у меня было, – Шар и табличку. Больше ничего нет, клянусь.
– Ты лжешь! Мы видели то сокровище своими глазами.
– Вы следили за мной? – От расстройства я готова была заплакать.
Один из стоявших за спиной Хальфани уаджетинов вытащил из-за пояса длинный тонкий нож.
– Ты утаила от нас то, что мы ищем, – сказал он. – Мы убиваем и за меньшие провинности.
А Ови Бубу уверял меня, что уаджетины не сделают маленькой девочке ничего плохого.
– Смотрите, – сказала я, не в силах отвести взгляд от лезвия ножа, – я в доказательство своих добрых намерений принесла вам Изумрудную табличку. Что вам еще от меня нужно, я просто не понимаю?
В эту секунду послышался шорох, в зал вбежала маленькая фигурка и встала передо мной, заслонив меня от уаджетинов. Это был Гаджи.
– Разве я не говорила, чтобы ты не вздумал увязаться за мной? – удивленно спросила я его.
– А я сказал, что вам еще понадобится моя помощь, – усмехнулся он в ответ.
Пока Гаджи говорил, произошло нечто невероятное – один за другим уаджетины низко опустились перед ним на колени.
– Юная мисс все же принесла нам наше сокровище, – поднявшись с пола, сказал Хальфани. – Она не обманула наше доверие.
– Его? – спросила я, глядя на Гаджи. – Это он ваше сокровище? Бездомный мальчишка-сирота, еще вчера гонявший своего ослика по улицам Каира?
– Меня? – спросил Гаджи со странной смесью недоверия и радости на лице.
– Он не погонщик осликов, – покачал головой Хальфани. – Этот ребенок – потомок самого знатного и славного рода во всей истории нашей страны. Этот погонщик осликов, как ты его назвала, на самом деле последний фараон Египта!
Глава восемнадцатая. Последний фараон
Я переводила взгляд с одетого в ветхое тряпье Гаджи на уаджетинов и обратно. Нет, похоже, они не разыгрывают меня. Неужели все это всерьез?
– Гаджи, – медленно сказала я. – Ты знаешь этих людей?
– Нет, мисс. В первый раз их вижу.
– Ну, видите? – обратилась я к уаджетинам. – Наверное, произошла какая-то ошибка.
– Пойдемте, – сказал уаджетин с ножом. – Здесь нельзя задерживаться. Заберем девчонку с собой и поговорим с ней в более безопасном месте.
Хальфани кивнул и взмахом руки приказал одному из уаджетинов забрать с жертвенника Изумрудную табличку, а другой уаджетин низко поклонился Гаджи и вежливым жестом указал, что тот должен идти первым. Третий уаджетин схватил меня за руку – довольно грубо схватил, должна заметить.
– Не делай ей больно! – бросил через плечо Гаджи, и уаджетин сразу ослабил свою хватку.
– Где находится то «безопасное место», куда вы собираетесь отвести нас? – спросила я.
– День езды верхом, – ответил человек, державший меня за руку.
– Ужасно жаль, но я не могу так надолго отлучаться из дома. Меня будут искать.
По другую сторону от меня встал еще один уаджетин.
– Мы не можем оставить тебя здесь, – сказал он. – Ты слишком много знаешь.
– Но мы же договаривались! – запротестовала я. – Я приношу вам табличку, вы оставляете меня в покое. Если Гаджи хочет остаться с вами, пусть остается, это его дело. О том, что вы заберете меня с собой, ничего не было сказано.
Уаджетин наклонил голову так, что мы с ним оказались буквально нос к носу, и медленно процедил:
– О том, что мы отпустим тебя, тоже ничего не было сказано.
Я нервно сглотнула. В общем-то, да, об этом мы действительно не говорили, но я думала, что это само собой разумеется.
К нам приблизился жрец Барути.
– Она сдержала свое обещание, – заметил он. – Почему мы должны нарушать обещание, которое дал ей Ови Бубу?
– Лично я такого обещания не давал, – неприязненно сказал человек с ножом.
– И тем не менее, – продолжил Барути, – мы должны держать данное уаджетином слово.
Тут другой уаджетин что-то заговорил на своем родном языке, еще один вступил в разговор следом за ним. Я осторожно засунула свою свободную руку в карман, сжала обломок Вавилонского кирпича и приготовилась слушать.
– …мы не можем оставить ее здесь. Она слишком много знает о нас.
– Если мы увезем ее с собой, будет много крика и шума. Инглизы заставят страдать весь наш народ, пока не найдут ее.
– Давайте оставим ее здесь, только отрежем ей сначала язык, – предложил один из уаджетинов.
– Не сработает, – выпалила я, забыв об осторожности. – Я, между прочим, могу обо всем и написать.
– Ты сама себе роешь яму, – удивленно покосился на меня Хальфани. Черт побери, неужели он думал, что я буду тихо стоять, молчать и слушать, как они договариваются искалечить меня? – Ты знаешь арабский?
– Слегка, – ответила я, проталкивая пальцем обломок кирпича в глубину кармана.
– Идемте, – прошипел один из уаджетинов. – Мы слишком долго задержались. Нужно уходить.
Мы вышли в гипостильный зал, и я принялась посматривать по сторонам – будет ли куда сбежать, если я каким-то чудом смогу вырваться. Возможно, мне тогда удастся затеряться среди колонн.
Гаджи шел впереди меня, а перед ним шагал всего один уаджетин-телохранитель. Никакая опасность Гаджи не угрожала, эти люди относились к нему как к своему царю. Я – другое дело. По обе стороны от меня пристроились двое сильных мужчин, при этом каждый из них крепко держал меня за запястье. Да, такие ситуации принято называть безнадежными. Я не могла даже дотянуться до лежащей в кармане авторучки Квиллингса. Вот тебе и план Б!
Спереди раздался крик, и из-за колонны вышел высокий человек в красном мундире. Майор Гриндл. Он выхватил Гаджи прямо перед носом у телохранителя, прижал спиной к себе и спокойно приставил к шее мальчика нож.
– Простите, что задерживаю вас, джентльмены, но, боюсь, буду настаивать на том, чтобы вы отпустили эту девочку. Сделаете это, и я отпущу мальчика, после чего он сможет уйти вместе с вами – только если, конечно, сам того захочет.
Звякнула сталь – все уаджетины как один вытащили свое оружие: кто нож, кто меч, кто кинжал. Мои стражники до боли сжали мне запястья.
– Ты умрешь, инглиз, уже только за то, что посмел прикоснуться к нему.
– Отлично, – кивнул головой майор Гриндл. – То же самое обещаю вам за то, что вы задержали мисс Трокмортон. Она имеет для моего народа такую же ценность, как этот мальчик – для вашего народа. По-моему, будет справедливо, если мы обменяем их друг на друга, как вы думаете?
Предводитель уаджетинов что-то крикнул по-арабски, один из державших меня людей ответил ему, завязалась короткая перепалка. Наконец мой стражник с огромной неохотой отпустил мою руку, а остальные уаджетины расступились, давая мне пройти к майору Гриндлу и Гаджи.
– Ваша взяла. На этот раз, – сказал Хальфани. – Но мы этого оскорбления не забудем.
– Поживем – увидим, – ответил майор. – А теперь решай, Гаджи, хочешь ты уйти с этими людьми или вернуться с нами? Выбор за тобой, только делай его поскорее.
– Я хочу остаться с мисс-эфенди, – не раздумывая, ответил Гаджи.
Его ответ потряс меня.
– Но почему, Гаджи? – спросила я. – Они же говорят, что ты царь.
– Я еще буду нужен мисс-эфенди и не привык оставаться в долгу, – пожал плечами Гаджи.
– Хорошо. В таком случае ты идешь с нами, – сказал майор Гриндл.
– Мы будем преследовать тебя до скончания века, инглиз! – вне себя от гнева воскликнул вожак уаджетинов. – И мы затравим тебя, как шакала.
– Как я уже сказал, поживем – увидим, – ответил майор, крепче прижимая к себе меня и Гаджи и не сводя глаз с уаджетина. – Мисс Трокмортон, будьте добры, проверьте ваши часы.
Я недоуменно уставилась на Гриндла.
– Нас трое против восьмерых, – пояснил он, указывая взглядом на мое запястье. – Чтобы уравнять шансы, нам потребуется помощь.
Ну конечно же! Часы Квиллингса! Я быстро повернула циферблат в положение, создающее вокруг часов отталкивающее проклятия поле.
Майор вытащил из кармана своего мундира маленький флакон, сильно встряхнул его, а затем грохнул о землю.
Флакон раскололся на мелкие кусочки, и в воздухе раздался громкий свист, и бешеный ветер обрушил на уаджетинов тучи обжигающих, мелких, жалящих, словно осы, песчинок.
– Бегите, мисс Трокмортон. Шевелитесь! – Майор Гриндл подтолкнул вперед меня и Гаджи, а сам занял позицию между нашими спинами и оставшимися позади уаджетинами, которые начали кричать и валиться наземь под натиском песчаного урагана, засыпавшего их с головой и прочно отрезавшего от нас.
Мы побежали и не останавливались ни на секунду, пока не достигли самого дальнего от центра храма дворика, на котором были привязаны две лошади.
– Если умеешь управляться с осликом, с лошадью, надеюсь, тоже справишься? – спросил майор у Гаджи.
Гаджи кивнул, и майор подсадил его на одну из лошадей. Затем – я даже не успела ничего понять – Гриндл обхватил меня за талию и закинул на спину второй лошади, потом вспрыгнул на нее сам, удобнее усадил меня в седле перед собой.
– Теперь вперед! – крикнул он. – Галопом!
Он дал лошадям какую-то команду, и они обе понесли нас вперед так, что у меня ветер запел в ушах.
Не останавливаясь, мы доскакали до дома, в котором жил майор. Когда мы влетели во двор, Гриндл кликнул своего слугу, и тот немедленно показался на пороге.
– Присмотри за лошадьми, – приказал майор. Он спрыгнул с седла, затем поднял меня за талию и осторожно опустил на землю. – Не распрягай. Через час мы поедем дальше.
– Я думаю, нам пришла пора поговорить, – сказал майор мне и Гаджи. – Пойдемте ко мне в кабинет, не возражаете?
Мы с Гаджи обменялись взглядами. Я была безумно рада увидеть майора в храме – в тот момент мне было не до того, чтобы опасаться получить от него выволочку. Теперь, похоже, пришла эта пора.
Мы прошли вслед за Гриндлом в его странный, беспорядочно заваленный вещами кабинет, и я сразу почувствовала впившиеся мне в живот иголочки – уколы магической энергии. А Гаджи, переступив порог кабинета, просто открыл рот. Майор пропустил нас внутрь, потом плотно прикрыл за собой дверь. Медленно, словно погруженный в глубокое раздумье, он прошел к своему письменному столу, но не сел, а просто встал рядом с ним и, заложив свои руки за спину, уставился на нас с Гаджи.
Хотя после пережитых в Луксорском храме приключений у меня до сих пор дрожали колени, я не рискнула опуститься перед стоящим майором в кресло. Гаджи тоже остался стоять на ногах. Когда майор остановил на мне суровый взгляд своих синих глаз, мне стоило большого труда не скорчиться от неловкости.
– Не будете ли так любезны объяснить, что все это значит, мисс Трокмортон? – спросил он.
– Я возвращала артефакт, о котором говорила вам, сэр. – Если это и была ложь, то с большой примесью правды. Я действительно возвращала артефакт, только не тот, о котором говорила майору при нашей встрече.
– И вам не пришло в голову позвать меня на помощь?
– Нет, сэр. – Я хотела опустить голову на грудь и сделать вид, будто мне стыдно за то, что я не поставила майора в известность, однако не рискнула сделать это.
Гриндл помолчал, сверля меня глазами, а затем неожиданно спросил:
– Вигмер знал, что вы собираетесь делать? Или его вы тоже обманули?
– Простите, сэр, тут речь идет не об обмане, – поспешно принялась объяснять я. – Или, скажем так, не о преднамеренном обмане. Я дала клятву человеку, лежавшему на смертном одре, сэр. Эту клятву я считала священной. Среди прочего я обещала никого не посвящать в детали плана.
Майор Гриндл внимательно смотрел на меня, поводя бровями и поджав губы. Затем в его лице что-то переменилось, и я поняла, что для меня еще не все потеряно.
– Эта ваша тайна имеет какое-то отношение к тем людям в храме? Только не говорите мне о Змеях Хаоса, я знаю, что это были не они.
– Да, сэр, – сглотнула я. – Та клятва у смертного одра предполагала встречу с этими людьми.
– Так, – сказал майор и, больше ничего не прибавив, переключил все свое внимание на Гаджи. – Ну а вы, молодой человек? Мне показалось, что вы очень заинтересовали тех людей.
– А как же? – молчавший до сих пор Гаджи кивнул головой так, словно майор задал какой-то глупый вопрос.
– А почему?
Гаджи лениво поднял глаза на майора и словно нехотя, с усмешкой ответил:
– Потому что я последний фараон, мистер майор.
После этих слов в комнате повисла тишина, которую нарушила я, когда прокашлялась и переспросила:
– Это правда? Твой отец был фараоном?
– Мой отец работал землекопом в Долине Царей, – пожал плечами Гаджи. – Ворочал камни и таскал глину для инглизов, точно так же, как его отец и отец его отца.
– Это его семью ты искал все последнее время?
– Отец погиб во время большого обвала, – покачал головой Гаджи.
– О, прости. А мама?
– Она умерла давно, много лет назад, – снова пожал плечами Гаджи. – Во время родов. Ребенок тоже умер. У меня осталась только одна сестра, Сафия.
– Ты узнал кого-нибудь из тех людей? – спросил майор Гриндл.
– Нет.
– Значит, ты не знаешь, кто они?
– Нет, мистер майор, но… – Гаджи умолк. Мы с Гриндлом ждали продолжения, а его все не было, и тогда майор взорвался:
– Но – что?!
– Но что-то в них показалось мне смутно знакомым. Точно не могу сказать. Быть может, они были друзьями моего отца?
– Давайте-ка присядем и начнем все сначала, – предложил майор Гриндл. – Давай, Гаджи, начинай первым.
Гаджи было явно неловко сидеть перед важным инглизом, и он осторожно примостился на самом краешке кресла.
– Я родился в Луксоре. Но город сильно изменился с тех пор, когда я видел его в последний раз. – Гаджи недовольно наморщил нос. – Появилось слишком много новых домов и туристов.
– Верно, верно, – согласился майор Гриндл.
– Я жил со своим отцом и старшей сестрой в старом квартале. Но там, где был наш дом, теперь стоит роскошный отель для инглизов.
Мое сердце разрывалось от боли. Гаджи потерял не только семью, но и свой дом. Потерял все на свете.
– Мать я совсем не помню, она умерла, когда мне было… – Гаджи помолчал, загибая пальцы, – три года, я думаю. Все заботы по дому взяла на себя моя сестра. И обо мне тоже, когда со мной не было Учителя. У меня было много друзей. – Он опять немного помолчал. – А затем случилось то несчастье в Долине. Обрушилась усыпальница. Началась суета, скоро обо всем узнали в городе. Сестра, как только услышала, побежала искать отца. Когда пришел Учитель и увидел, что сестра ушла, он поспешил следом за ней. – Гаджи поднял глаза, встретился взглядом с майором Гриндлом. – После этого я не видел их, ни сестру, ни Учителя.
– Что было потом?
Гаджи снова поморщился, вспоминая.
– Потом я проголодался. Я помню об этом потому, что начал есть медовые лепешки, которые Сафия испекла к ужину. Я боялся, что мне попадет за это, но есть хотелось так сильно… Затем… затем я ничего не помню до того дня, когда впервые ехал на поезде.
– Впервые ехал на поезде? – встрепенулся майор Гриндл. – Куда?
– В Каир. Очень долго ехали. Жара и пыль. Я всю дорогу стоял. Потом у меня заболели ноги, и я начал плакать. – Он запнулся, словно сам удивился тому, что мог плакать. – Я был еще очень маленьким, – пояснил он.
– Конечно, – успокоил его майор Гриндл.
– Человек, который стоял рядом, тряхнул меня и сказал, чтобы я перестал реветь.
– Ты ехал вместе с этим человеком или это был случайный попутчик? – спросила я.
Гаджи помолчал – может быть, он действительно никогда не задумывался над этим.
– Не знаю, мисс, – сказал он наконец. – Но женщина, которая сидела рядом, сердито посмотрела на него и дала мне устроиться у ее ног. Я сел и проспал весь остаток пути до Каира. Когда мы приехали, я улизнул из вагона, а затем проследил за той женщиной до самого ее дома. Я не хотел оставаться с мужчиной, который щипался и кричал на меня в поезде.
– И что потом? – спросила я.
Гаджи – в который уже раз! – пожал плечами.
– Женщина была хорошая, она покормила меня, но взять к себе не могла. Очень бедная. С тех пор Гаджи стал жить на улице. И жил, пока мисс не нашла меня.
– Теперь как следует подумай, Гаджи, потому что это очень важно, – сказал, наклоняясь вперед, майор Гриндл. – Тот человек, который ехал с тобой в поезде, похож на кого-нибудь из тех, от кого ты сегодня сбежал? Лицо, или голос, или одежда? Может быть, родимое пятно или татуировка?
– О нет. Вовсе нет. Тот человек в поезде, он только одет был как египтянин, а на самом деле – я рассмотрел его лицо под тюрбаном – был инглиз.
После этих его слов мы с майором ошеломленно замолчали. Первым пришел в себя Гриндл.
– Англичанин, – повторил он, откидываясь на спинку своего кресла. – Точно англичанин, а не француз, немец или, скажем, американец?
– Не вижу разницы, – небрежно отмахнулся Гаджи. – Не египтянин.
– В поезде третьим классом ездят только местные. Думаю, о случайном совпадении речи тут быть не может. Ну хорошо. А твой Учитель? Кто он? У него есть имя?
– Конечно есть, мистер майор. Его зовут Мастер Бубу.
Глава девятнадцатая. Многое проясняется
Я ахнула, я не могла сдержаться.
– Как я понимаю, вы знаете этого Мастера Бубу? – сказал майор Гриндл.
– Да, сэр. Когда я впервые увидела его, он был фокусником, выступавшим в Лондоне, но позднее выяснилось, что он… – я лихорадочно прикидывала, как много могу позволить себе рассказать ему об Ови Бубу, – …не просто фокусник. Это ему я дала обещание, когда считала его при смерти. Он был ранен, когда спасал меня от Змей Хаоса.
Майор Гриндл поднял бровь, но заговорил не сразу, а после довольно долгой паузы:
– Да, это настоящий гордиев узел, а может быть, и не один. Так вот, по поводу…
– Сэр, – перебила я его, собравшись с мыслями.
– Да, Теодосия?
– Этот Мастер Бубу. Он был раньше членом той же самой группы людей, которых мы встретили в храме. Эта группа похожа на Братство, они присматривают за священными артефактами здесь, в Египте. – Я не считала, что, рассказав об этом, нарушаю данное Ови Бубу обещание. Все равно шило уже вылезло из мешка, поскольку майор Гриндл видел уаджетинов своими собственными глазами.
– Понимаю.
Я очень боялась, что он в самом деле понимает все, включая даже то, о чем я ему не сказала.
– Сэр, – поспешила добавить я. – Я не пытаюсь что-то скрывать от вас, просто мое обещание…
– Ясно, – сказал он, поднимая руку, чтобы остановить меня. – Я не собираюсь требовать, чтобы вы нарушили свое обещание, мисс Трокмортон.
– Не собираетесь?
В таком случае майор был редкостным исключением из числа взрослых. Они всегда уверены в том, что ради их собственных целей можно совершенно не считаться с детскими обещаниями.