Чужеземец Баранов Никита
– С-сашенька, милый, – заикаясь, пролепетала Марина. – Д-давай все обсудим. Не будем совершать необдуманных действий… подумай о п-последствиях!
– Заткнись. С тобой я разберусь позже.
И Саша решил действовать. Он стремительно подошел к мужчине, резко пнул его ногой в живот, отчего тот отлетел к батарее и сильно ударился об нее головой, после чего замахнулся битой и опустил ее аккурат на левое плечо противника. Раздался смачный хруст, а также протяжный вопль раненого, и это доставило Саше неимоверное удовольствие. Он желал продолжить, а потому решил поддаться желанию и вновь ударил. На этот раз рука сломалась пониже – в предплечье, и теперь уже закричала Марина. Нервные соседи стали стучать по батарее, призывая шумных соседей к порядку. Но Саша планировал еще немного пошуметь.
Выплескивая всю свою ярость, накопившуюся еще с визита к отцу, он нанес несколько ударов по забивающемуся в угол мужчине, ломая ему кости и оставляя страшные ушибы. Тело любовника Марины оказалось далеко не таким крепким, каким выглядело: груда мышц не спасла своего носителя от биты, в замах которой вложена неимоверная злоба и жажда расправы. Удар за ударом падали на мужчину, пока тот истекал кровью и уже почти не шевелился; любовник сжался в позу зародыша, прикрывая уже ватными переломанными руками уцелевшие ребра. Но Саша был неумолим – он бил по кистям, дробя пальцы, до смерти ужасая тем Марину.
– Г-господи… ты убил его… м-мань… як… – только и выдавила из себя девушка.
– О, не волнуйся, возлюбленная моя. Он еще живой. Голову-то я не трогаю и шею стараюсь не задевать. Как думаешь, что мне совершить напоследок? Перерезать ему горло и оставить захлебываться собственной кровью или вырвать, на хрен, глаза и заставить его их сожрать? А может, и то и другое? А? Отвечай!
– Ты псих… я… я звоню в…
– Никуда ты не звонишь, мелочная сука, пока я не позволю. Иначе окажешься на его месте.
Саша понял, что бита уже довольно послужила своему владельцу. Он отбросил ненужный инструмент экзекуции прямо на белые простыни, обрызгав все алым цветом, после чего распахнул окно и приподнял за мужчину за плечи.
– Я придумал кое-что более элегантное. Ну что, здоровяк, умеешь летать? Если нет – то сейчас самое время внезапно научиться.
– С-сашенька, пожалуйста, отпусти его! Господи, прошу, давай все обсудим! Обещаю, я не стану подавать заявление, и он тоже. Прошу, успокойся… я понимаю, у тебя умерла мама, и ты немножко расстроен.
– Немножко расстроен?! Ты так это называешь?..
С этими словами потерявший мать, девушку и всякую возможность выбраться из воды сухим Саша совершил последнее усилие. Он максимально приподнял избитого мужчину, закинул на подоконник и с огромным удовольствием сбросил его с восьмого этажа прямо на автомобильную стоянку. Судя по грохоту и сирене, раздавшимся спустя несколько секунд, снаряд угодил точно в цель. Затем Саша схватил компьютерные колонки, из которых все еще играл шансон, вырвал их из гнезд в системном блоке и швырнул вслед за разбившимся любовником.
– Ты… ты…
– Что – я? Ты сама виновата, лживая стерва! Я любил тебя, любил всем сердцем. Собирался провести с тобой всю чертову жизнь! Но ты все испортила, и ради кого? Ради этого водителя маршрутки? Самой не противно?!
Но Марина не ответила. Она пребывала в прострации от увиденного. Прижав колени к груди, она обхватила их руками и стала нервно раскачиваться взад-вперед, чем сильно насмешила своего уже бывшего жениха.
Саша отправился в ванную, чтобы смыть с себя чужую кровь. Затем он достал с антресоли спортивную сумку и стал собирать в нее одежду, консервы из холодильника, предметы первой необходимости и спрятанные денежные заначки. Все это заняло у него не больше двух минут, и когда Саша уже стоял на пороге, Марина вдруг заговорила из спальни:
– Тебя поймают, псих. Надеюсь, тебя поджарят на электрическом стуле или повесят на Красной площади, чтобы все видели, какой ты придурок. Я ненавижу тебя, ненавижу…
– Да мне плевать, – спокойно ответил Саша и покинул квартиру.
Когда ярость стала отступать, он осознал, что натворил. Но ему действительно было глубоко наплевать. Да, он знал, что Марина почти со стопроцентной вероятностью уже вызвала наряд, и его ищут. А потому Саша, особо не мешкая, остановил какого-то чересчур раннего частника и, вручив ему кипу купюр, наказал ехать в любой пригород, где бы он мог спокойно пересесть на рейсовый автобус и уехать так далеко, где его точно не достанут хотя бы в ближайшую неделю. А что будет дальше – уже не суть важно. Совсем. Какой смысл жить, зная, что все сложилось столь скверно и что тебе грозит тюремное заключение на много-много лет?
Человек редко получает то, чего он действительно хочет. И в большинстве случаев во всех своих неудачах виноват он сам, хотя станет все отрицать, будет скидывать ответственность за происшедшее на родителей, друзей, девушку, государство и что угодно еще, но ни в коем случае не признает, что виноват только он. Даже если эта виновность очевидна невооруженным глазом.
Саша от большинства людей не отличался ни на йоту. Спустя неделю, засыпая на каком-то захолустном вокзале, он злился на то, что умерла мама, и это заставило сына приехать к ненавистному отцу, нахватать от него негатива и приехать домой в полной невменяемости, последствия которой – незаслуженная, пусть и желанная, смерть наставившего ему рога мужчины. Саша даже и не думал искать проблем в себе, в своем собственном эгоизме и невозможности контролировать собственные действия во время нервного срыва. Он просто злился на все подряд, видел в каждом проходящем мимо него человеке, будь то ребенок или старик, потенциальную жертву для избиения. Но после того случая в собственной квартире пускать в ход кулаки он все-таки не решался, пытаясь себя сдерживать. Но если трясущиеся непонятно отчего руки вполне контролю поддавались, хоть и приходилось надевать на них смирительные кандалы разума, то сознание вовсю бушевало, рисуя в голове причудливые картинки очередных убийств с особой жестокостью. Но сознание это, благо без поддержки усмиренных рук, не имело никакой силы.
Деньги кончились буквально за месяц, хотя в обычной жизни их хватило бы на полугодовую оплату квартиры и коммунальных услуг, да еще и на еду бы оставалось. Но теперь Саше приходилось оплачивать комнаты в гостиницах, когда под открытым небом становилось довольно холодно, покупать дорогую придорожную еду, отстегивать чересчур болтливым дальнобойщикам, которые «по доброте душевной» подбрасывали голосующего на дороге беглеца до следующего населенного пункта. Никакой определенной цели Саша не преследовал. Он просто двигался в случайно выбранном направлении – на восток. За долгие три месяца он миновал Воронеж, Саратов, Самару, надолго задержался в Уфе, затем Челябинск, Тюмень, тяжелый путь в Тобольск, а дальше – на север, в Сургут. Затем ездить на попутках Саше осточертело, и все в том же направлении он уже шел пешком. Долго, изнурительно, в обносках и практически без еды.
Когда ударили сильные морозы, прятаться было негде. Порою хотелось умереть, но словно высшие силы постоянно поддерживали путника, внушая ему надежду на нечто доброе и светлое, а также наделяли новыми силами и случайно подворачивающимися по дороге сердобольными любителями помогать ближнему своему. В конце концов, когда холода стали попросту невыносимыми, Саша на последнем рывке добрался до какого-то старого дачного поселка, из которого новые русские, как их называли два десятка лет назад, выселили всех жителей в свою пользу. Теперь сотня лачуг пустовала, зато в центре всего этого мертвого селения возвышались трех-четырехэтажные особняки, где вечно праздновали, выпивали и ходили в баню наделенные властью и состоянием богачи.
Неподалеку от одного из таких коттеджей Саша выбрал небольшую хижину, не видавшую ремонта как минимум полвека, и решил в ней переждать зиму. До ближайшего города было не так далеко, и периодически в случае нужды туда можно отправиться за припасами.
Стоит заметить, что во время длинного путешествия Саша обзавелся порядочных размеров средством связи, являющим собой нечто среднее между смартфоном и планшетом. «Лопата» неплохо ловила Интернет и довольно долго держала зарядку, так что скучать долгими зимними вечерами не приходилось. Саша, за неимением реальных собеседников, отыскал в просторах Всемирной сети одну из популярных имиджборд – анонимный форум с разделами на любую тематику. Он создавал свои темы в разделах «Выживания», подробно описал свой маршрут, делился фотографиями, просил советов. Разумеется, о причине своего путешествия он умалчивал, но диванным «выживателям» это было и не нужно. Для них наконец нашелся хоть кто-то, кто немного растормошил этот закомплексованный сброд историей о своем интересном путешествии. И этот форум действительно помогал – периодически его направляли по более тихим и спокойным дорогам те, кто отлично знал географию. Кое-кто рассказывал, как сохранить свое тело в тепле, если приходится спать в снегу под открытым небом. Кто-то предоставлял информацию о съедобных грибах и ягодах. А отдельные личности даже советовали путнику изредка грабить встречных-поперечных, после чего уходить «в закат». Все равно ведь никто его не найдет в таких-то дебрях.
В последний раз Саша заряжал свой телефон три дня назад в придорожном кафе. Зарядки оставалось всего ничего, а ночь только-только начиналась. Хотелось есть и спать, но колючий морозный ветер, врывающийся в лачугу сквозь разбитые окна, уснуть не давал. Саша собрал по дому все одеяла и устроил посреди единственной комнаты некое подобие шалаша. В самом центре поставил чугунный казанок, найденный здесь же, накидал туда хвороста, пару дровишек и развел небольшой костерок, постоянно регулируя его объемы. Еще не хватало сгореть во время оттаивания после лютого холода.
Когда костер практически потух, Саша прилег рядом с котелком и попытался отправиться в мир снов. Но уснуть ему помешала внезапно начавшаяся вечеринка в коттедже напротив. Там заиграла громкая, хоть и неплохая музыка, доносились множественные голоса мужчин и женщин. Все это не могло не угнетать замерзшего и голодного Сашу, а потому он якобы из любопытства вышел во двор, чтобы насладиться хотя бы чужим счастьем.
В окнах коттеджа горел яркий свет, виднелись силуэты танцующих пар. Перед въездом в тот двор стоял десяток дорогих иномарок и огромных элитных внедорожников. У Саши даже промелькнула мысль угнать один из них, да только холод сразу же остудил его пыл: он мало того что никогда не взламывал замков и не включал зажигания без ключа, так еще и попросту никогда не садился за руль. Новая порция грусти и досады по упущенному времени не заставила себя долго ждать.
Вдруг из коттеджа вышел покурить солидного вида мужчина в сером костюме и шикарном меховом пальто. Он обнимал двух распутного вида девушек, очевидно, самой древнейшей из всех профессий на Земле. Девчонки тоже закурили, и вся троица стала о чем-то тихонько шептаться, периодически ехидно посмеиваясь. А Саша так и стоял, будто в ступоре, наблюдая за этим альфа-самцом, завидуя ему черной завистью. Его хотелось убить, а спутниц забрать в свои развалины, чтобы как следует там с ними зажечь.
Мужчина в костюме внезапно заметил стоящего через дорогу Сашу и посмотрел ему прямо в глаза. Улыбнулся очень неприятной, пронизывающей до костей улыбкой. Он сделал последнюю затяжку, выбросил окурок в сугроб и, шлепнув девчонок по попам, отправил их в коттедж. А сам же остался стоять там, где и стоял, продолжая пронизывать бездомного своим нечеловеческим взглядом. И спустя несколько мгновений Саша понял: он уже не впервые видит этого человека. Именно он стоял в окне заброшенного дома, когда Саша приезжал в Ростов проститься с матерью. Именно этот человек тогда растворился в воздухе, заставив Сашу впасть в ступор.
– Эй, подойди сюда, – сказал мужчина. – Закуришь?
– Н-не курю, – неожиданно тихим и почти испуганным голосом ответил Саша, медленно перелезая через забор и подходя к странному типу. – Зачем вы меня звали?
– Ну как же. Вижу, ты совсем продрог. Живот урчит так, что его с орбиты слышно, хе-хе. А у нас есть куча горячей еды, закусок, алкоголя. Добротные проститутки. Шикарная банька. Ты когда в последний раз мылся-то?
Саша не мог поверить собственному счастью. После стольких месяцев скитаний он наконец ощутит, пусть и всего на один вечер, всю полноту царской жизни. В животе действительно призывно заурчало, а рот наполнился слюной.
– Ну чего молчишь-то? Может, скажешь хоть что-нибудь?
– Я… черт, я согласен, но… мы ведь уже встречались, так? В Ростове, еще осенью. В старом заброшенном доме.
– Может, и так. А может, мы встречались гораздо чаще, чем ты думаешь. Напряги мозги. Ничего не припоминаешь?
Саша честно попытался вспомнить, где мог еще видеть этого человека. Долгие две минуты он мерз на морозе, но не переставал рыться в своей памяти. И вдруг до него дошло. С таким лицом он видел барменов, дальнобойщиков, даже некоторых бездомных. Просто не придавал этому значения. А сейчас все понял.
– Кто вы такой? – спросил Саша, отступив от незнакомца на пару шагов. В воздухе запахло животным страхом, страхом перед неизвестностью и необъяснимыми явлениями.
– Местные зовут меня Эдвард Лонгсворд Лагош. Для них я – приехавший из Англии к своим партнерам на праздники директор тамошней сети заводов по производству спортивного питания и иже с ним. Но это имя не настоящее. А потому зови меня просто – Лагош.
– Оч-чень приятно, Лагош. А я…
– Можешь не представляться. Я знаю о тебе куда больше, чем ты сам. Я знаю о тебе абсолютно все. Даже то, что скрыто от посторонних взглядов и принадлежит только тебе одному. То, что ты хранишь в своих мозгах как самые потаенные секреты. Я знаю даже то, что ты и сам давным-давно позабыл. И то, чего ты никогда не помнил. Знаю про то, как ты послал валентинку Женьке из параллельного класса и, не подписав ее, так никому и не сказал, что это сделал ты. Знаю о том, как в пятнадцать лет обчистил кошелек собственного отца, чтобы предаться разгулу со своими друзьями. Ты им тогда сказал, что эти деньги тебе прислала бабушка на грядущий день рождения. Знаю о том, что случилось в твоей квартире ровно девяносто четыре дня, шестнадцать часов и тридцать одну минуту назад. Знаю, что тело, вылетевшее из окна, упало на «мерседес» Аслана Рашидовича Масхадова. Между прочим, там во время удара сидела и красила свои глазки жена Аслана. Представляешь ее испуг в тот момент? Мм?
– Да кто же вы? – почти потеряв дар речи, спросил Саша. – Я… что… господи, да что это творится? Что происходит?
– Давай начистоту, ладно? Ты не первый, кому я сейчас кое-что расскажу. Я слегка контролирую твой разум, так что не бойся, в обморок не грохнешься, да и эмоции будут слегка подавлены. Так вот: я не от мира сего.
– Ты – дьявол?!
– Нет, нет, что ты. Я маленький пузатый ангелочек-карапуз с золотистым нимбом и пушистыми крылышками. Нет, конечно, ввязываться в вашу мифологию попросту глупо. Я всего лишь скромный добряк, предлагающий тебе небольшой дар. Смекаешь?
– Дар? В смысле вы меня накормите и дадите попариться в бане?
– Да нет же, глупышка. Еда, парилка и шлюхи – это все бесплатное приложение. Я же предлагаю куда большее, чем просто утоление голода всех видов. Я предлагаю тебе… вернуть к жизни мать.
На этом моменте Саша окончательно перестал воспринимать окружающее как реальность. Он готов был ко всему, что скажет Лагош, но это…
– Давай так. Мы сейчас с тобой пойдем на праздник, ты наешься, натрахаешься, отпаришь свои ляжки, а потом мы вернемся к этому разговору. Идет? Но учти, что отказа я не приму. Не захочешь принимать мой дар – обижусь, а обида моя очень злая, поверь. Ну что, готов повеселиться?
Саша с трудом проглотил подошедший к горлу ком. Он окончательно запутался. Но по каким-то причинам он верил каждому слову Лагоша, каждому его утверждению. И эта слепая вера заставляла подчиняться.
– Да. Я готов.
Глава 5
Джамаф снарядил гостей как следует. Откуда-то у него взялись несколько комплектов легких, но прочных белых халатов, защищающих все тело, от подбородка и до самых пят, от колючего песка и палящего зноя. Кроме того, халаты эти имели функцию защиты туловища от колюще-режущего оружия: в области груди, живота, спины и паха были вшиты десятки наложенных друг на друга металлических чешуек, напоминающих панцирь какого-нибудь свирепого зверя. На головы иномирцы натянули легкие куфии, но не столько ради защиты от солнечного света, сколько из соблюдения местных традиций. Лица гостей также скрывали белые маски, как и было положено всем приезжим в ханство чужеземцам.
Отшельник взял с собой свою чудную лошадку, но садиться в седло не стал – вместо этого он повел скакуна за поводья, предварительно взгромоздив на него сумку с припасами, водой и на всякий случай походными палатками, свернутыми в плотные кули.
До города была всего пара часов пути, и Джамаф знал дорогу как свои пять пальцев. Он уверенно вел спутников через постоянно меняющие форму и положение барханы, словно чувствуя, где находится цель. По дороге он успел рассказать Виктору и Даше о том месте, куда они направлялись.
А шли они в небольшой город под названием Хау Грушмаль, названный так в честь его основателя – предприимчивого торговца, однажды разбившего в этих краях лагерь, разросшийся за десятки лет до крупного купеческого поселения. В городе проживало всего около полутысячи пепельников, но все они были сплочены как настоящая община: каждый работал на благо общества не покладая рук. Товары, которые производились в Хау Грушмале – оружие, одежда, продовольствие и скот, – продавались там же на крупном рынке, в который съезжались каждый день сотни любителей закупиться оптом и дешево. Потому-то этот город и был столь популярен и по сей день оставался одной из самых важных торговых точек во всем ханстве.
Но кроме рынка было и еще одно место, привлекавшее пепельников со всего ханства и даже из-за его пределов: здесь находилась самая известная, крупная и старая арена для зрелищных сражений. В основном дрались рабы – па’вухаррены; суть та же самая, что у земных гладиаторов. Но иногда приезжали показать себя и прославленные свободные воины. Джамаф сказал, что, если на то будет воля гостей, они сходят посмотреть на бои.
Город возник перед самым носом абсолютно внезапно. Он словно выплыл из-за барханов и предстал перед путниками во всей своей красе. Хау Грушмаль не был окружен стенами. Точнее сказать, что это рынок был окружен городом. Вокруг сотни палаток плотно друг к другу стояли несколько десятков крупных двух-, а то и трехэтажных домов. Семьи пепельников никогда не состояли из одной лишь пары мужа и жены. В одном доме всегда жили старшие, их дети с женами и мужьями, их дети, а порою и дети детей. Это помогало им не жить впроголодь: каждый вносил свою лепту в развитие фамилии, начиная с самых ранних лет – даже десятилетние ребятишки рано поутру уходили к озеру, чтобы к полудню принести домой рыбы на обед.
На фоне города возвышалась вторая по значимости достопримечательность – арена. Огромное здание в форме вытянутого шестиугольника, усеянное тридцатью тонкими, но высокими башнями с закругленными навершиями, было видно издалека. Арену украшали прикованные к ее стенам за ноги тела поверженных в боях па’вухарренов, а также знамена всех знатных домов, которые когда-либо выставляли здесь своих рабов на выступление. По спине Виктора пробежал неприятный холодок, когда он представил себе это варварское зрелище, но почему-то ему очень хотелось увидеть все это воочию.
На входе в Хау Грушмаль путников встретила вооруженная охрана. Трое крепких пепельников с секирами наперевес оглядели лошадь Джамафа, смерили иномирцев подозрительными взглядами и пустили всех в город. Когда они что-то сказали отшельнику, Виктор вдруг понял, что совершенно не знает местного языка. А все пепельники, которых он знал раньше, говорили на авельонском, да притом с большим акцентом.
– Что они сказали? – спросила Даша.
– Что место худощавым человечишкам на арене, а не на рынке, – улыбнулся Джамаф. – Здесь не очень-то любят людей, знаете ли.
– Надеюсь, никаких проблем не будет, – заметил Виктор. – С меня уже хватит крови. Не хочу ввязываться ни в какие конфликты.
– Ну не хотеть – это одно дело, – сказала девушка. – А другое – быть готовым дать отпор, если вдруг тебя прижмут к стенке и захотят зарезать ради кошелька с медяками на твоем поясе. Что будешь делать? Сражаться за себя и свои сбережения?
– Отдам им деньги и понадеюсь на то, что они просто уйдут. А если все-таки драки не избежать… постараюсь их не убить.
Улицы ломились от народа. Виктор никогда раньше не видел такого количества пепельников, а если учесть, что средний рост представителей этой расы превышал средний рост людей как минимум на голову, это заставляло чужеземцев почувствовать себя настоящими карликами. Джамаф также имел человеческий рост, но он почему-то чувствовал себя вполне уверенно и более того – находился как будто в своей тарелке, хотя сам он с цивилизацией контактировал довольно редко. Виктор прекрасно понимал, что отшельник отлично владеет холодным оружием и наверняка может покрошить в капусту целую толпу чистокровных пепельников, но в себе он в этом плане уверен не был. Нет, конечно, иномирец мог пустить в ход рунную магию, коей он овладел за последний год на очень даже достойном уровне, но противостоять сразу дюжине крепких бойцов означало бы для него форменное самоубийство. Хотя, решил Виктор, все дело в ситуации. Быть может, если его прижмут к стенке или станут угрожать Даше, он сможет и горы свернуть, но доводить себя до невменяемого аффекта тоже не самое приятное дело.
Пепельники оказались на редкость приветливыми и болтливыми. И шумными. Очень шумными. Те, кто собирался хотя бы в пары или тройки, уже галдели, как полный кабинет шестиклассников на переменке, а если организовывалась крупная группа, то их болтовня переходила всякие границы. Да чего уж говорить – даже если пепельники ходили поодиночке, они почти всегда что-нибудь напевали, добавляя в шумовой фон свои пять медяков. От всего этого балагана можно было как минимум заработать мигрень, как максимум – сойти с ума и начать сжигать все на своем пути, пока какой-нибудь удачливый лучник не остановит съехавшего с катушек иномирца метким выстрелом в грудь.
Товаров действительно было не счесть. В Хау Грушмале располагалась потрясающая кузница, по праву считавшаяся одной из лучших в ханстве. Кузнец, разумеется, самолично за прилавком не стоял: из кузницы то и дело валил черный дым – там вовсю шла работа. Зато его помощники, возможно дети или внуки, рекламировали каждому встречному оружие, посуду и украшения из бронзы, которая ценилась в этих краях куда выше, чем железо или даже сталь. Джамаф сказал, что есть лишь один металл, которому, пожалуй, отдаст предпочтение любой пепельник, – это так называемое метеоритное, или хладное, серебро. По легенде, метеориты с этим металлом прилетают на Пакемо с другого спутника Акемо – Гроу, названного так в честь одного из древних богов пепельников, который там якобы и живет. Гроу ненавидит Пакемо и со злобой швыряет в него камни с содержанием этого самого хладного серебра, да только ничего у него не получается. Но это все легенда. Отшельник также поведал, что эти метеориты и впрямь прилетают именно со спутника Гроу, и точно в земли ханства, и объяснения этому нет. И вряд ли будет: ведь чтобы разобраться в природе столь точной бомбардировки, нужно побывать на том спутнике. А межпланетные полеты для цивилизаций Пакемо пока еще оставались за гранью понимания.
Хладное серебро было кристально белым, как снег в солнечную погоду. Оно имело такой сильный металлический блеск, что даже небольшой блик одинокой свечки, отраженный от лезвия оружия из этого металла, мог ослепить незадачливого противника и сделать его небоеспособным как минимум на несколько секунд. Но ковать клинки из хладного серебра – занятие столь трудоемкое, что заниматься этим могут лишь лучшие кузнецы в самых горячих точках Пакемо, ведь хладным это серебро называется не просто так: даже когда посреди лета светила находятся в зените, вокруг ни облачка и влажность нулевая, а голову печет так, что, кажется, еще миг – и череп разлетится на куски, этот металл сохраняет температуру, словно его только что вытащили из морозного сугроба, в котором он пролежал по меньшей мере несколько часов. Поговаривают, что хладносеребряными клинками можно отлично противостоять абсолютно любой нечисти: злым духам, нежити, вампирам и вурдалакам.
Часть про вампиров и вурдалаков повергла Виктора в легкий шок – ведь до сих пор этих существ он считал не чем иным, как монстрами из сказок, и земных, и местных. Но Джамаф твердо заверил иномирца, что все эти твари действительно существуют, пусть даже и встретить их в наше время практически невозможно. Но реально. К примеру, вурдалаков и гулей можно отыскать на древних погостах далеко на юге Авельонского герцогства, там, где никто уже не живет, а вокруг лишь старинные леса и давным-давно заброшенные руины многовековых селений. Вампиры возникают более локально, и отследить их никогда не удается, но считается, что они спускаются в обитаемые владения с северных гор, где погода холодная и не дает мертвым телам кровопийц чувствовать себя некомфортно, как здесь, на жаре Лавеосского ханства.
Отшельник также рассказал и историю о том, как он лично встретился с представителями нечисти много лет назад. Тот оазис, на берегу которого Джамаф разместил свою хижину, раньше был гораздо больше. Настолько, что рядом с ним умещались два десятка небольших деревянных домиков, жители которых составляли единую общину, неделимое целое. Было это столь давно, что никаких свидетельств их существования там не осталось, и никто бы никогда не узнал о древних оазисных жителях, если бы не повторная колонизация этого места Джамафом. Когда отшельник только начал строить свое жилище, он сразу почувствовал неладное: каждую ночь его инструменты и стройматериалы по чуть-чуть пропадали и наутро оказывались на той скале, что закрывает оазис с одной стороны. Разумеется, Джамаф сразу же насторожился и приготовился: в следующую полночь он затушил костер, набил спальный мешок разным хламом, а сам спрятался неподалеку за объемным валуном и стал ждать. Воры явно не торопились начинать свой странный ежедневный ритуал, но все-таки ближе к рассвету появились: несколько неразборчивых фигур в длинных мантиях вдруг стремительно вышли прямо из водной глади и направились к недостроенному дому. Каждый из них взял по одному предмету – несколько обтесанных булыжников, киянка, пустое ведро – и стали подниматься на скалу. Джамаф тем временем тихо, сжимая в руках рукоять кривого меча, забрался за ними следом и в конце концов нагнал их. Воров было не меньше дюжины, и все они стояли к отшельнику спиной. Но когда повернулись, неприятный холодок пробежался по спине Джамафа: у воров не было лиц. Под капюшонами скрывалось полное ничто, разбавленное каким-то мрачным черным дымом. «Призраки», – тут же решил отшельник и стал отступать: ведь сражаться с такими противниками при помощи одной лишь стали станет только полный дурак.
Наутро Джамаф со всех ног помчался в Хау Грушмаль – искать серебряный клинок. Меча не нашлось, зато отыскалась пара серебряных кинжалов длиной с локоть. Также к покупкам добавился целый мешок соли, а как известно, солью можно неплохо отпугивать злых духов.
Этой ночью отшельник сгрудил все свое имущество в кучу, развел рядом костер и обвел место своей стоянки соляной дорожкой. Сам он выспался заранее, так что всю ночь собирался провести, не смыкая глаз. Вооружившись кинжалами, он сел возле костра и стал опасливо оглядываться.
Духи пришли и на эту ночь. Все так же грациозно выйдя из толщи воды, они приблизились к соляному кругу и остановились. Перейти через это защитное сооружение им не удавалось. Они просто стояли и смотрели на отшельника (по крайней мере, Джамаф считал, что призраки смотрят: ведь глаз-то у них не было) и тихонько, но зловеще шипели. С рассветом их фигуры растаяли, оставив после себя лишь бледно-зеленый пепел на песке.
Отшельник решил, что скорее всего он потревожил духов этого места, когда стал строить здесь свое жилище. А потому до наступления очередной темноты он захотел выяснить, что это за призраки и как их можно усмирить. Он взял лопату и стал копать на берегу. Потратив на это дело несколько часов и ни на йоту не приблизившись к разгадке, он продолжил копать. И еще. И еще. Джамаф вырывал неглубокие лунки, но делал это часто. Закончил копать лишь тогда, когда плотная земля окончательно сменилась сыпучим песком. Но к концу дня, на самом закате, отшельник все-таки кое-что отыскал. Это был фрагмент какой-то глиняной посуды, скорее всего кусок тарелки или неглубокой вазы. Джамаф кое-что знал о потустороннем, а потому уже через десять минут начал проводить ритуал для вступления в контакт с тем, кто когда-то обладал результатом раскопок. Для этого в ритуальной пиале были зажжены редкие в этих местах угли ивового дерева, считающегося деревом мертвецов, а также зажжены тридцать опиумных свечей. Отшельник взял в руки черепок, прикрыл глаза и стал взывать.
Дух явился не скоро, и на его призыв ушло много сил. Призраком оказалась маленькая девочка расы пепельников, напуганная, но при этом внушающая страх. Она встала неподалеку от границы нового соляного круга (старый давным-давно успел разрушиться из-за ветра) и рассказала Джамафу о том, что в глубине оазиса обитает страшное чудовище, которое однажды убило всех местных жителей и разрушило их дома. После рассказа девочка исчезла, оставив отшельника до самого утра размышлять над услышанным. Со стороны могло показаться, что ситуация проста – надо попросту уехать отсюда и найти другое место для постройки дома, но Джамаф не хотел оставлять здешних духов на вечные муки в междумирье. Он принял твердое решение сразиться с этим чудовищем, чего бы ему это ни стоило.
Утром отшельник как следует вооружился и впал в ступор. Как вызвать монстра на бой? Не нырять же, ведь в воде чудовище имеет явное преимущество. И тогда Джамаф стал швырять в воду сначала мелкие камешки, а затем и довольно увесистые куски горной породы. Спустя полчаса зверь наконец проснулся и начал баламутить воду.
На деле же чудище оказалось огромной змеей совершенно не мистического происхождения, если не считать десятиметровой длины и метровой ширины. Змея грозно зашипела и, не раздумывая, кинулась в атаку. Но Джамаф уже тогда был опытным воином, и очень скоро он обезглавил чудовище, особо даже не вспотев. А затем, следующей ночью, вновь явились духи. Они принесли все то, что украли, на место и более того – вручили победителю их убийцы два превосходного качества скимитара, коими он пользуется и по сей день. И в этот миг отшельник все понял: никто его не обворовывал. Призраки желали защитить незадачливого строителя от неминуемой угрозы и уносили все его материалы на почти отвесную скалу, куда змея забраться никак не могла. Джамаф от всего сердца поблагодарил духов за оказанную ему помощь и в свою очередь принял благодарность от призраков. После этого потусторонние гости никогда больше не появлялись подле оазиса.
За рассказом время летело быстро. Отшельник ходил по овощным и мясным прилавкам, что-то покупал и отдавал все своим «мулам» – Виктору и Даше. Иномирец то и дело пытался вырвать корзины с продуктами из рук девушки, но та отказывалась облегчать свою ношу, так как Виктор все еще оставался слабым после недавно полученных ран. А тот не соглашался, ссылаясь на то, что, мол, все пустяки. Хотя прекрасно чувствовал, как раны прокалывает тупой надоедливой болью при каждом шаге.
Лошадь же по каким-то причинам оставалась относительно незагруженной. Джамаф не сказал, почему он заваливает покупками именно своих гостей, а не специально взятого для этого дела коня, а иномирцы решили не спрашивать. Значит, так надо, решили они, смиренно нагружая себя новой порцией тяжестей.
В самом центре рынка штабелями стояли прочные клети, в которых томились причудливые зверушки со всего континента и даже из-за его пределов. Даша не устояла перед этим зрелищем, и хотя она то и дело сетовала на жестокое обращение с такими «пушистыми милашками», даже если перед ее взором находилась бородавчатая длиннохвостая жаба, она все равно с интересом рассматривала каждый экземпляр, спрашивая у торговца-болотника о происхождении того или иного вида и о том, каким образом животное попало в коллекцию. Виктор же насторожился, увидев среди толпы пепельников трехметрового тощего болотника: он вспомнил случай более чем годичной давности, когда он, путешествуя вместе с работорговцем Грокотухом, наткнулся в лесу на банду зеленокожих безжалостных бандитов. Тогда же иномирец впервые напоказ продемонстрировал свою рунную магию, после чего многие стали относиться к нему с явной опаской, а сам караванщик в итоге и вовсе сдал своего попутчика инквизиции. Но этот болотник, знавший как авельонский, так и язык пепельников, казался абсолютно безобидным, хотя за его спиной висела длинная сумка с метательными дротиками.
Больше всего Дашу заинтересовал маленький дракончик, выведенный в столице ханства как раз для декоративных целей. Это крошечное существо размером с небольшую собачку имело длинное изогнутое тело, две пары коротких лапок, перепончатые крылья, подрезанные в специальных местах, чтобы ящер не смог взлететь, а также голову, похожую больше на орлиную, с той лишь разницей, что кожу покрывала чешуя, а не перья, в изогнутом клюве томились два ряда острейших зубов, а из макушки рос небольшой зубчатый хохолок, проходящий через всю спину и заканчивающийся лишь на кончике хвоста. Дракончик то и дело фырчал, скручивался, как змея, носился по тесной клетке взад-вперед и пускал из ноздрей пар. Как сказал болотник, огнем столь маленькие декоративные создания не дышат, так что бояться нечего. Всего-то тысяча золотых монет – и это чудо будет украшать то место, куда его отнесет новый хозяин. Даша дала себе слово, что однажды обязательно купит дракончика, вылечит его крылья и отпустит на свободу.
Виктор же тем временем осматривал ряд с пернатыми представителями фауны Пакемо. Он удивился огромным бабочкам, крохотным, размером с яйцо, курицам, крылатым кошкам и чешуйчатым воробьям. Все они громко чирикали, кукарекали, клекотали, мяукали – в общем, изрядно пополняли и без того невыносимый шумовой фон. Но вдруг иномирец уловил до боли знакомый звук, которого он не слышал уже больше года. Виктор стал выискивать клеть, откуда донеслось чириканье, и спустя минуту поисков вдруг заметил источник этого знакомого звука.
– Даша! Даша, быстрее сюда! – возбужденно позвал Виктор.
– Ну что там еще? Очередной мутант?
– Быстрее иди сюда! Здесь мой Чарли!
Девушка моментально подошла к своему компаньону и изумленно уставилась на красноперого феникса, которого давным-давно Герберт Чаризз, герцог Авельонский, вручил Виктору в качестве подарка. В какой-то момент эту до боли смышленую и отчасти волшебную птицу пришлось отпустить, так как путешествие становилось более чем опасным, но иномирец ожидал, что Чарли вскорости вернется, как и было обговорено между питомцем и хозяином. И вот когда родовая гробница Чариззов была найдена, а епископ отправился восвояси несолоно хлебавши, птица возвращаться не спешила. И затем она так ни разу и не появилась за долгие-долгие месяцы. Виктор порою очень жалел, что отпустил Чарли на все четыре стороны, но знал, что однажды тот вернется. Правда, иномирец не думал, что именно таким способом.
– Эй, ты, – подозвал Виктор торговца. – Где ты взял эту птицу? Отвечай!
– Я птицу взял в краях далеких, – ответил тот на чистом авельонском. – То был судьбы подарок мне. Потратил много сил на поиск и поимку. Быть может, вам с руки купить сие созданье? Всего две сотни золотых, и с вами мы в расчете.
Голос болотника был хриплым и словно булькающим: их голосовые связки не предназначались для работы в таких засушливых местах. Там, откуда родом эти зеленокожие гиганты, влажность из-за парникового эффекта столь высока, что неподготовленный человек или пепельник, попав туда, скорее всего, в ближайшем времени заработает себе воспаление дыхательных путей. Кроме того, на тех болотах повсюду витают споры опасного грибка, растущего на любой влажной поверхности и распространяющего едкую слизь. К несчастью, грибок отлично приживается во рту, в носоглотке, легких, желудке и кишечнике. Исцелиться от этого недуга невозможно. Потому-то организм болотников вырабатывает по всей поверхности тела и всем внутренностям специальную смазку, убивающую грибок. Обволакивая их связки, она искажает голос до привычной всем хрипоты и бульканья.
– Ты отдашь мне птицу, – угрожающе произнес Виктор. – Или я…
Отшельник схватил иномирца за плечо и оттащил его в сторону:
– Что ты делаешь? Хочешь, чтобы стража тебя повязала и бросила гнить в темницу? Или, чего хуже, отправила сражаться на арену до самой смерти, без возможности получить амнистию? У этого болотника работа такая – он ищет животных и привозит сюда. Если это действительно твоя птица, то она была без присмотра в тот момент, когда ее нашли.
– Эй, что вы там сказали? – вновь захрипел торговец. – Я вас не понял, каюсь. Как птица вашей может быть, ведь если я ее меж сосен отыскал да отогрел и излечил крыло? А сосны, знаете, в пустынях не растут. Вы, видно, не отсюда, раз не в курсе. Скажу я вам, за птицей шел я долго: она спасалась от злодейских псов. Ее, видать, врасплох сперва застали, немного надкусили, но упорхнула та, хоть ранена была.
– Стоп-стоп, какие такие злодейские псы? И как давно это случилось? – нахмурилась Даша.
– О, милая вы леди, я вам отвечу так: не дальше чем три месяца назад я был в заснеженных краях вдали отсюда, там и нашел причудливый товар. А псы… борзые, их охотники вели. Похоже, знали точно, кто встретится им там. Ведь отыскать такую красоту случайно – невозможно.
– Мне вот интересно, все болотники говорят так же поэтично, если знают человеческую речь? – спросил Виктор. – Так, может, зря их истребляют тогда, столь культурно развитых красавцев… кхм, вернемся к теме. Это моя птица. Я ее хозяин.
– Во-первых, дорогой мой друг, лишь я из наших так изящно выражаюсь. В том помогли мне сотни лучших книг. А что до птицы – я словам поверить просто не могу. Мне нужно доказательство того, что вы действительно владелец, а не вор.
Иномирец потихоньку закипал. В глубине души он понимал, что торговец ни в чем не виноват и он действительно отыскал Чарли тогда, когда хозяин феникса был где-то очень далеко от своего питомца. Но с другой стороны, это ведь все-таки была птица Виктора, и иномирец рьяно желал вернуть свою пропажу в кратчайшие сроки.
Даша хотела предложить товарищу выкупить Чарли, но тут же отбросила эту мысль, так как столь крупной суммой денег путники не располагали, а у Джамафа, даже если у него такие средства и имелись, просить в долг не хотелось. Потому что в ближайшем будущем расплатиться с долгами не было никакой возможности.
– Мы можем обойтись без денег? – вдруг поинтересовался отшельник. – Что мы можем сделать для вас взамен за то, что вы отдадите нам эту птицу?
– Ну право, этот экземпляр достался мне непросто. И денег за него прошу я ровно столько, сколь стоят все усилия, что я вложил в поимку. Боюсь, что лишь металл презренный позволит вам опять обнять птенца. Хотя, конечно, я могу сперва чуть-чуть подумать. Не против вы немного подождать?
Виктор слегка остыл. Преодолев лютое желание разорвать болотника голыми руками, он коротко кивнул и отправился в сторону других прилавков. Даша и Джамаф, переглянувшись и пожав плечами, последовали за ним.
– Так что, будем ждать? – спросила девушка. – Чем пока займемся?
– Закончим с покупками или сходим посмотреть на бои, – предложил отшельник. – Я должен задать вопрос: эта птица действительно для вас так важна?
– Это феникс, – ответил Виктор. – Самая умная птица в вашем мире. Она, похоже, даже смышленее пепельников. Не принимай на свой счет, Джамаф, я не хотел тебя обидеть.
– А я и не пепельник. Полукровка. Так что никаких обид.
– Ну и славно. Кроме того, это не просто очень умная птица, притом обладающая довольно обширным магическим потенциалом, она еще и неплохо мне помогала год назад. Очень даже. Я ей безмерно благодарен. А еще Чарли стал моим другом, с которым было чрезвычайно жаль расставаться. Но так уж вышло. И я себя за это очень виню.
– Хочешь народную мудрость пепельников? – с лукавой улыбкой на лице спросил отшельник.
– Ну не знаю, – пожал плечами иномирец. – Мне в данный момент, знаешь ли, не до мудростей. Лучше бы чего дельного подсказал!
– Как бы помпезно и глупо это ни звучало, но время – это иллюзия, – все-таки решил проигнорировать последние слова Виктора Джамаф. – Все вокруг, что было давно, что есть и что будет, – все происходит в одной плоскости. Нет, это не значит, что можно в любой момент воочию вспомнить события столетней давности или лично заглянуть в завтрашний день. Это значит, что само понятие времени придумано нами, разумными существами Пакемо, чтобы упорядочить все события, сложить из них историю. Чтобы не забывать, когда нам приходится стареть. Чтобы не опаздывать на встречу. Чтобы просто делать все верно. Никогда не задумывался, почему случается та или иная неудача? То, что ты потерял феникса, случилось по вине кратковременного события – появления торговца-болотника в нужное время и нужном месте? Нет. Этому предшествовали тысячи действ. Вплоть до твоего похода по нужде во время того, как караванщик Грокотух вез тебя в Авельон, чтобы сдать епископу. Все, что происходит в данную секунду, – результат бесчисленного количества событий, предшествовавших этому моменту. И именно то, что происходит сейчас, напрямую влияет на все то, что случится через миг, завтра, в следующем году и даже после Вечной тьмы – дня, когда светила, дающие всем нам жизнь, угаснут. Но если взглянуть на это с другой стороны, то не только прошлое влияет на настоящее. Может, и настоящее влияет на прошлое? Ты ведь доподлинно не знаешь, что послужило причиной того, что какой-нибудь верблюд вдруг плюнул тебе в лицо. И именно в твоей реальности прошлое выстроится в логическую цепочку, чтобы дать объяснение этому абсолютно на первый взгляд нелогичному плевку. К чему я все это веду? Не вини себя в том, что когда-то случилось. Я не стану говорить о предрешении сплетений судеб, потому что все это – та еще баламуть. Каждый сам строит свою судьбу. И то, в какую сторону ты сделаешь шаг, сильно повлияет на то, куда ты занесешь ногу в следующий раз. Не вини себя в том, что ты потерял Чарли. Так сложилось. Так случилось. Так произошло. Твои угрызения совести помогут тебе наскрести две сотни золотых на выкуп пташки? Чувство вины как-то вернет потраченное время? Нет, конечно. Думай в данный момент о том миге, в котором ты находишься. Разумеется, с зазором для будущего. Это для судьбы время не имеет никакой ценности и веса, а для тебя, человека, смотрящего на мир сквозь призму обыденности и стереотипов, все еще важно следить за мерно тикающими стрелками. Но не увлекайся, а то всю жизнь проведешь, поглядывая на часы.
Виктор остановился и задумался. Он далеко не во всем согласился с Джамафом. Ему претили все эти философские мысли и размышления. Иномирец за последний год стал совсем уж приземленным – он больше полагался на крепость стали и твердость собственной хватки, нежели на мудрость, осторожность или опыт. А вот Даша, наоборот, прониклась речью отшельника, и, кажется, Джамаф заставил ее задуматься о чем-то очень важном. Девушка продолжала идти, но взгляда со своих ног не поднимала и ни слова своим товарищам не говорила.
– Знаешь, – ответил Виктор. – По мне – все это хрень собачья. Самое главное для человека… ну ладно, пепельника, болотника – да кого угодно! Так вот, главное – это обеспечить себе достойное будущее. Разве это жизнь, если ты дальше сегодняшнего вечера ничего не загадываешь? Разве это жизнь, если тебе все равно, что случится завтра? Это не жизнь. Это самое натуральное выживание, пусть и без особых усилий.
– Во-первых, я не говорил, что стоит не думать о завтрашнем дне. Ведь все мы каждый день движемся именно в завтра. А во-вторых… эх, ладно, не имеет значения. Понимание времени однажды придет к тебе, или же ты умрешь несчастным.
Троица еще целый час бродила меж прилавков, покупая самое необходимое и подолгу засматриваясь на экзотические побрякушки. Виктор довольно много времени провел возле целой кучи «одежды из Авельона по высшей моде», как заверял торговец. Взглянув на эти тряпки, иномирец усмехнулся. Он успел изучить моду в герцогстве и с уверенностью мог утверждать, что шутовские цветастые наряды, бесшовные кожаные комбинезоны и вышитые жемчугом набедренные повязки в Авельоне не носят. А Даше одежда очень даже понравилась. Или же ей просто пришелся по нраву процесс расспрашивания торговца о происхождении всех этих вещей, что лежали на прилавках. Продавец одежды с абсолютно честным лицом рассказывал, какую вещь в какой части герцогства носят в этом году, а Даша все слушала и тихонько усмехалась. Особенно ей понравилась история о том, как жители заснеженных северных краев имеют в своем гардеробе и ежедневно носят пальто из лошадиной шкуры, раскрашенное в ярко-желтый цвет. Судя по тому же рассказу, лошадей в герцогстве – хоть кушай по табуну на завтрак, их все равно меньше не станет. Те пепельники, что слушали эту выдумку, не на шутку возмущались и в очередной раз убеждались в нерациональности своих тщедушных соседей-людей.
Наконец, вдоволь нагулявшись и насмотревшись на диковинки, Виктор решил, что пора бы проверить поэтичного болотника. Путники с трудом пробились сквозь толпу и стали выискивать глазами нагромождение клеток, из которых должны раздаваться клекот, рык, мяуканье, гавканье и прочие звуки фауны Пакемо. Но спустя четверть часа Джамаф остановил иномирцев и задумчиво почесал подбородок:
– Он свернулся. Его здесь нет. У меня нюх отличный, да и слух никогда не подводил. Болотник просто свернулся и ушел.
– Что?! – разъярился Виктор. – Как это – ушел? И где мне теперь его искать?!
– Покупателей много. Поспрашиваем, не видел ли кто, куда отправился заводчик зверушек, – предложила Даша.
После короткого совещания было решено поступить именно так. Путники разделились и условились собраться в том же месте через десять минут, даже если никакой полезной информации разузнать не удастся. Все покупки водрузили на лошадь, и отшельник забрал вьючного скакуна с собой. Джамаф напоследок заставил своих спутников заучить на языке пепельников такие фразы, как: «Вы не видели здесь зоопарк?» и: «Не знаете, в какую сторону только что ушел караван с животными?» – и еще несколько необходимых словосочетаний.
Виктор, отделившись от группы, сперва немного запаниковал. Все-таки незнакомый город, огромное количество высокорослых пепельников, глядящих на него как волки на зайца, да еще и нервирующая ситуация с этим болотником. Но иномирец собрал всю свою волю в кулак, ненадолго прикрыл глаза и сосредоточился на необходимом. Ему позарез нужно было оставаться спокойным.
Первые встречные лишь пожимали плечами, когда слышали вопросы о торговце редкими животными и птицами. Кто-то указывал на место, где болотник был час назад. Кто-то говорил, что видел искомый объект всего пару минут назад, но на поверку это оказывался кто-то другой. Со временем появлялись и такие, кто махал рукой в сторону, куда якобы отправился торговец, но у каждого это направление разнилось с остальными. А полагаться на какое-то одно было глупо. И потому Виктору пришлось возвращаться в место сбора несолоно хлебавши.
Даше повезло не больше. Она чувствовала себя немного виноватой, потому что в последние несколько месяцев она почти научилась чувствовать животных и растения на расстоянии, чуять их направление и состояние. И на открытой местности у нее бы удалось засечь «беглеца», но в данный момент вокруг находилось слишком много живых существ, источающих такую бурную и непреодолимую ауру, что начинала болеть голова.
А вот Джамаф оказался куда удачливее. Только заметив на порядок погрустневших иномирцев, он жестом позвал их за собой и по пути начал объяснять:
– Этого болотника видели буквально несколько минут назад. Он укомплектовал караван и отправился на запад через пески. Что, несомненно, странно: в той стороне вплоть до границ вашего герцогства нет ни единого мало-мальски крупного города. Да чего уж, там даже селений-то нет. Все это очень дурно пахнет.
– Нам надо следовать за ним, – решительно заявил Виктор. – Я не брошу Чарли. Он мой друг.
– Я соглашусь, – кивнула Даша. – Он не мог далеко уйти за один час. Мы его вмиг догоним.
– Разумеется, с таким грузом, как у него, торговец будет двигаться очень медленно. Но наблюдатели заметили, что он был не один – с ним шел защитный эскорт. Вооруженная конница. По-видимому, наемники. Давайте лучше сделаем так: я отведу вас домой, а сам вернусь и попытаюсь немного разузнать об этом чудном болотнике, хорошо? Одному мне будет легче. А к утру я вернусь и все вам расскажу. Возможно, узнаю его маршрут.
Виктор боролся с тем, чтобы ответить «нет», казалось, целую вечность. Его трясло и разрывало от злости, от желания убить гнусного торгаша. Но как только рука Даши коснулась плеча иномирца, тот мгновенно остыл. Тяжело вздохнув, он сказал:
– Ты слишком добр к нам, Джамаф. Спасибо за помощь. Возвращаемся домой.
Отшельник удовлетворенно улыбнулся и, не теряя времени, направил лошадь в сторону оазиса.
Глава 6
Светила стояли в зените. На небе не было ни облачка, а слабый ветер, нестерпимо горячий, только нагнетал жару. В воздухе пахло выжженной травой и машинным маслом, бочек с которым вокруг железнодорожной станции стояло по меньшей мере пять дюжин. Жесткая выгоревшая трава скорее выполняла функцию иглоукалывания, нежели служила мягкой подстилкой для абсолютно голого и бессознательного тела.
Неподалеку от состава из паровоза и одного некрытого вагона в тени палатки обедал тучного вида мужчина средних лет. Его телеса покрывали широкие штаны, просторная рубаха, кожаные перчатки до локтей и насквозь пропитанный маслом длинный фартук. Мужчина медленно, предвкушая наслаждение от долгожданной трапезы, развернул небольшой сверток и вытащил оттуда несколько вареных картофелин да кусок печеной свинины. На лице механика заиграла довольная ухмылка, когда первая картофелина, щедро сдобренная солью, отправилась в его рот, раскрошившись на густую бороду и длинные, свисающие почти до ключицы усы.
Мужчина не спеша поглотил свой обед, запил все это каким-то содержанием из старой фляги и довольно потянулся, громко захрустев суставами. День предстоял долгий, но механик не унывал, потому что любил свое дело как никто другой: его задачей было заниматься подвижным составом на железнодорожном пути, или иначе – следить за поездом. «Красотка Лесли», как мужчина ласково называл паровоз, являлась первой экспериментальной моделью этого типа транспорта, и было нелегко убедить герцога в целесообразности этого проекта, чтобы тот выделил необходимое финансирование. Но мольбы о спонсорстве остались далеко позади: теперь железная дорога соединяла Гавенстон – станцию близ Авельона и станцию имени Ганника Чаризза – ныне покойного прадеда нынешнего герцога. Раньше поезд имел собственное расписание – он прибывал в Гавенстон раз в неделю. Теперь же, с недавних пор, дорога на север герцогства оказалась закрытой, но механик по одним ему понятным причинам продолжал возиться с этой непонятной пока для нынешнего общества кучей железа.
В последнее время этот мужчина изобрел немало вещей, эффективность которых стороннему человеку могла показаться более чем сомнительной, но на деле же эти изобретения оказывались гораздо полезнее, чем их немеханические аналоги. Если, конечно, такие аналоги вообще были. Механик изобрел несколько видов оружия, которые по каким-то причинам не вызвали особого энтузиазма и восторга и как следствие не были приняты на вооружение армии. К примеру, мужчина очень гордился своим парометом; он состоял из объемного ранца, в котором ежесекундно неспешно кипела ядовитая смесь тайного рецепта, пары которой подавались по гибкой трубке в сам паровой пистолет, похожий на небольшой обрез двустволки. Струя горячего жгучего газа била вполне точно и могла сжечь лицо противнику, стоящему от стрелка в десятке метров. К сожалению, кто-то из герцогского окружения решил, что это слишком негуманно.
Но паровоз являлся первым изобретением, разработка которого была впервые одобрена и профинансирована государственным аппаратом, а потому механик по праву мог считать себя самым счастливым человеком на планете. По его расчетам, всего за десять лет он, при помощи рабочей силы, разумеется, сможет изрезать всю территорию герцогства железными рельсами, и в каждой провинции обязательно будет находиться хотя бы одна станция, если, конечно, бороздить герцогство вновь разрешат. А количество самих поездов, как и их маршрутов, возрастет не меньше чем до семнадцати единиц. И вот тогда герцог, скорее всего, представит механика к высшей награде за заслуги перед обществом и государством. Но это в будущем. А пока механик просто сидел в матерчатой палатке посреди жаркой степи, которую многие здешние обитатели давным-давно считают полупустыней, и утирал с густой бороды крошки рыхлого вареного картофеля, морально готовясь к утомительному, хоть и приятному все же трудовому дню.
А тем временем неподалеку от железнодорожных путей стал потихоньку приходить в себя парень без единого элемента одежды. Александр Сомов, очнувшись, почувствовал сильный дискомфорт во всех аспектах его нынешнего положения: во рту и горле пересохло, все тело чертовски исколото обо что-то очень неприятное, неимоверно болела голова, а все четыре конечности затекли и будто перестали быть своими. Разлепить веки оказалось задачей настолько трудной, что голова после этого действа разболелась с утроенной силой, а в глаза тут же ударил нестерпимо яркий солнечный свет. Казалось, что по ноге что-то ползет, перебирая своими крошечными колючими лапками.
Саша призвал всю свою волю, собрал ее в кулак и, переборов желание навсегда остаться на этом самом месте в этом самом положении, все-таки приподнял себя на локтях и оглядел собственное тело. На нем, как Саша мог увидеть, не было даже трусов: голое тело, испещренное сотней тонких царапин и чуть присыпанное песком, выглядело чужим. Почему-то за наготу стало довольно стыдно, хотя вокруг не было видно ни души – лишь ровная желтая степь от края до края, далекая горная цепь, едва виднеющаяся над горизонтом, и ничего больше.
Саша вновь почувствовал неприятное в области правой лодыжки. Взглянув туда, он резко вскочил и закричал: по ноге полз маленький черный скорпион, в атакующей позе задравший смертельно опасный хвост. Резким движением руки маленький убийца был сброшен на землю, где он сразу ретировался и довольно быстро для подобного создания скрылся в невысоких выгоревших зарослях.
Первый вопрос, который пришел Саше на ум, – это: «ГДЕ Я?!» Парень прикрыл глаза и попытался вспомнить вчерашний вечер. Лютый мороз, ночевка в заброшенном доме, появление странного типа, предлагающего не пойми что… затем баня, вкуснейший ужин, целая куча разномастных девушек, вполне доступных за определенную сумму, коей Лагош обладал в полной мере… Саша даже позволил себе выпить, причем достаточно много: в его стакане побывали водка, коньяк, ликер, множество коктейлей различной степени крепости, и даже нечто, что Лагош назвал магмагрогом, – это оказалась неимоверно обжигающая, чуть густая жидкость, имеющая характерный запах гари и, кажется, привкус горячей лавы. По крайней мере, именно такая мысль пришла Саше на ум, когда он опрокинул целую кружку этого адского напитка. Парень никогда в жизни не пробовал пить или жевать раскаленную лаву, но отчего-то был уверен, что вкус она имеет именно такой.
А что было дальше – как в тумане. В какой-то момент веселье вдруг кончилось, и организм решил, что с него хватит. Не меньше часа пришлось провести в обнимку с любимым фарфоровым другом любого уважающего себя алкоголика – унитазом. Это Саша еще помнил, но чрезвычайно смутно. А вот что случилось дальше, все еще оставалось загадкой.
И теперь, проснувшись после тяжелой попойки, Саша оказался непонятно где, по всей видимости, за тысячи километров от того заснеженного дачного поселка, да еще и абсолютно голый. Хуже расклад и придумать нельзя. А если учесть ужасную слабость во всем теле, царапины, несколько гематом и головную боль, то желание жить при таком раскладе и вовсе куда-то улетучивается.
Саша вновь протер глаза и огляделся. Степь. Степь. Степь. Степь. Горы. Степь. Степь. Сте…
– Паровоз? – вопросительно изогнул бровь парень. – В такой-то глухомани?
Сперва возникла мысль, что это всего лишь мираж. Но при детальном рассмотрении оказалось: впереди на насыпи действительно стоял поезд, а рядом с ним под пригорком умостилась просторная палатка. Людей рядом не было видно.
Саша попытался сделать шаг в сторону паровоза, и ноги прошило острой болью. Колени подкосились, и тело упало наземь, согнувшись в три погибели. Голова ударилась о неудачно выставленный острой стороной камень. Головная боль стала просто невыносимой.
В течение как минимум получаса Саша, мучаясь будто от агонии, просто лежал и не шевелился, потихоньку запекаясь на открытом солнце, не в силах даже закричать и позвать на помощь. Ему хотелось вернуться в прошлое, сказать Лагошу «нет» и продолжить свое жалкое существование беглеца. Не было бы никакой попойки, никакой отключки, а потом и всего этого…
И тут Саша вспомнил то, отчего вдруг вся боль в его теле на миг прекратилась. Тело как будто направило все свои рецепторы чувств на одну-единственную мысль: Лагош накануне говорил что-то об ином мире. Но это не могло быть правдой – только бредом опьяневшего богача. Саша оказался за тысячи километров от своего вчерашнего местоположения? Но это не доказательство существования другого мира. В наше время множество технологий позволяют провернуть такой фокус. Самолеты, например, летают с умопомрачительной скоростью и могут менее чем за сутки доставить человека в любую точку планеты. Странный паровоз посреди жаркой пустыни, когда весь мир давным-давно перешел на электровозы? Мало ли, бывают люди со склонностью к архаизмам. Быть может, это частный паровоз какого-нибудь чрезвычайно состоятельного джентльмена, решившего устроить себе маленькое театрализованное представление на тему Дикого Запада. И у него неплохо получилось, если это действительно так. Единственное, что слегка напрягало, – это странный вид местного светила. Прищурившись и чуть прикрыв глаза рукой, Саша смотрел на солнце и все пытался понять, что же именно так зацепило его взгляд. Возможно, то, что свет был несколько менее ярким, чем обычно, да и по размерам солнце казалось несколько больше. Скорее всего, в этом оптическом обмане была замешана высокая температура, которая так сильно раскаляла воздух, что очертания всех объектов значительно искажались.
Долгие размышления наконец отвлекли разум от боли, и телу даже удалось, хоть и с трудом, подняться на ноги. Еле-еле передвигая конечностями, Саша доковылял до палатки. Визуально до паровоза было идти всего несколько минут, но из-за странной острой боли как минимум в десяти точках по всему организму путь растянулся на целый час. Пару раз Саша пытался кричать, но вместо крика из горла вырывались лишь сиплые хрипы, после которых начинала кружиться голова и разум совсем терял ориентацию в пространстве. И наконец, когда жалкие двести метров были преодолены, случилась новая беда: взгляд начало застилать темной пеленой. Зрение резко ухудшилось, словно в глаза брызнули водой. Протерев веки, Саша понял, что это не иллюзия: отчего-то бешеным темпом лились слезы, причем по консистенции своей они напоминали какой-то вязкий клей. Лиха беда начало: ощущение того же клея чувствовалось еще и в горле, и в носу. Становилось трудно дышать, а двигать руками и ногами стало практически невозможно. Кожа на лице почти полностью онемела.
Саша впал в панику. Никогда раньше с ним такого не происходило. И хоть череп все еще раскалывался, мысли текли гладко: вспомнились все известные болезни, и ни одна из них не подходила под подобные симптомы. Лихорадка? Нет, все тело охватил бы озноб. Острая форма вируса? Но ею нельзя объяснить болезненные ощущения в разных частях тела, абсолютно случайных. В любой миг могло зажечь в области правой пятки, а могло уколоть сердце.
Вскоре даже мысли перестали слушаться. Перед глазами возникали странные образы – вроде бы из прошлого, а вроде бы никогда не существовавшие. Например, то и дело появлялись «кадры» того момента, когда произошло убийство мужика, наставившего Саше рога. Только вместо Марины в кровати лежал обугленный скелет с длинным самурайским мечом в руке. А вместо городского пейзажа сразу за окном виднелся открытый космос, на фоне которого ярко светили две вращающиеся друг вокруг друга звезды: одна большая, средней яркости, а другая маленькая, но свет ее слепил не хуже прожектора.
Перестав бороться с болью и усталостью, тело вопреки воле своего хозяина рухнуло на землю прямо перед входом в палатку, зацепив рукой край тента и сломав всю лицевую часть незамысловатой конструкции. Брезент сорвался, прихватив за собой две опорные балки, и вся палатка упала на уже лежащего на колючей траве Сашу.
Из-под обломков без лишнего шума мгновенно выбрался механик. Он явно испугался, так как знал, что в этих местах никого никогда не бывает: тракт находится далеко на востоке, редкие поселения малы настолько, что шанс встретить одного из его жителей посреди степи ничтожно мал, дичи здесь практически нет, так что ни охотникам, ни животным тут тоже делать нечего. Мгновенно отпрыгнув от обрушившейся палатки, механик снял с поясного карабина разводной ключ размером с небольшой колун и встал в боевую стойку. Мало ли кто мог находиться под обломками. Быть может, какой-то доселе неизвестный хищник или же непонятно как очутившийся в этих краях болотник. Выждав несколько секунд, механик стал медленно приближаться к лежащему на земле брезенту, попутно предупреждая:
– Вылезай, кто бы ты ни был. Вылезай, говорю, а то хуже будет!
Но ответа не последовало. Тогда, набрав полную грудь воздуха, механик аккуратно подошел к предполагаемому месту нахождения вторженца и резко сдернул скомканную палатку.
– Батюшки, – запричитал он, увидев голое тело, кожа которого имела неестественно синеватый оттенок, покрытое тонким слоем скользкой субстанции. – Неужто жив остался после такого?!
Не мешкая, механик бросился в обломки – искать свою походную аптечку. Разбросав все вещи и остатки палатки, на дне нагромождения разных вещей он обнаружил маленькую оранжевую коробочку. В ней скрывалось на удивление много разных препаратов, в основном жидкостей, разлитых по миниатюрным колбочкам. Взяв пробирку с иссиня-черной жижей, которую можно влегкую принять за чернила, а также завернутый в тонкую ткань шприц, механик приступил к процедуре: он набрал иглой все содержимое колбочки и ввел его в раздувшуюся и пульсирующую вену голого парня. Бездыханное тело сразу же забилось в легких конвульсиях, но «доктор» выглядел довольным, словно так и должно быть.
– Повезло тебе, странный молодец, – довольно улыбнулся механик, убирая многоразовый шприц обратно в аптечку. – Повезло тебе, что у меня как раз есть противоядие от этой редчайшей дряни. Ох как повезло, пепельник тебя дери!
Конвульсии тем временем прекратились. Теперь Саша лежал абсолютно неподвижно. Если бы кто-то его увидел сейчас в таком состоянии, он бы решил, что перед ним лежит самый обычный труп: без движений, не дышит, кожа синяя. Но механик знал, что его пациент все-таки дышал, только чрезвычайно медленно. Сейчас он практически впал в искусственную кому, и одному Свету известно, сколько он пробудет в этом нестабильном состоянии, пока яд полностью не выведется из его организма с потом и при помощи непроизвольного мочеиспускания.
Сложно сказать, почему механик выбрал именно это место для конструирования и калибровки своего паровоза. Может, потому, что он не слишком-то любил людные места и души не чаял в жарком сухом климате. А может, потому, что он родился и вырос неподалеку отсюда, в этой самой степи. Так или иначе, сюда к нему никто носа не казал, и столь любимое уединение каждый день радовало механика своей стабильностью.
Но настал день, когда одиночество все-таки исчезло. Да еще как исчезло! Ладно бы одинокий путник проходил мимо и решил провести вечер с бородатым конструктором, сидя у костра и распивая разбавленный спирт. Ладно бы кочевник какой со своим верблюжьим стадом проходил неподалеку и остановился у палатки, попросившись переночевать. Но нет – вся нормальность скатилась в никуда, когда на пороге временного жилища механика появился голый синекожий человек, отравленный ядом редчайшего скорпиона, укус которого смертельно опасен для любого живого существа на этой планете. Одной капли его яда хватит для того, чтобы быстро и мучительно убить кита размером с каравеллу, а в данном случае подвержен действию отравы всего лишь еловек, который должен был умереть за считаные минуты, испытав перед смертью невыносимые страдания. Для механика оставалось загадкой, как этот счастливчик продержался так долго и при этом сумел пройти приличное расстояние до палатки, судя по следам крови, коей из раскрывшихся во время заражения ран вытекло немало.
Но факт оставался фактом – незнакомец уже четвертые сутки подряд лежал без движения. Он стабильно, хоть и всего пару раз в минуту, дышал. Иногда открывал глаза, скорее бессознательно, и в эти моменты под набухшими веками виднелись покрытые белой пеленой суженные до размеров точки слегка красноватые зрачки.
Как и предполагалось, отравленный организм стремительно терял жидкость. Тело потело, но пот изменил свою структуру, почти полностью превратившись в странную густую жижу, походящую на клейстер. Механик не знал, как подобное явление повлияет на организм, и вообще не имел понятия, что это такое, так что сделать ничего не мог. Единственное, чем он мог помочь, – это постоянное протирание синеватой кожи влажной тряпкой.
Температура тела все так же оставалась очень низкой, словно это действительно был труп двухдневной давности. И даже нахождение под открытыми солнечными лучами не могло исправить подобной аномалии. Механик знал про этот тип скорпиона; знал также и о последствиях его укуса, а потому держал в запасе одну колбочку с противоядием. Но еще ни один человек или пепельник не выживал после столь длительного воздействия яда, а потому последствия подобного события предсказать было невозможно. Оставалось только ждать, пока организм справится с заразой и наконец заработает в привычном режиме.
Но под конец четвертых суток, хоть изменений в состоянии никаких и не произошло, укушенный все-таки очнулся. И очнулся пугающе: вот он лежит себе, укрытый одеялом, лежит неподвижно, словно мертвец, а вот уже резко переводит свое тело в сидячее положение, опираясь на руки, судорожно глотая ртом воздух. Первые несколько минут Саша сидел и урывками дышал, глядя в одну точку перед собой. Он не сразу понял, что находится под открытым ночным небом рядом с костром и странной перекошенной палаткой, видимо недавно сломанной и вскоре наспех починенной. Неподалеку на железнодорожном пути все так же непоколебимо стоял как монумент паровоз, металлическая обшивка которого нежно переливалась то бирюзовым, то пурпурным цветом сразу двух лун. «Две луны?! – первая мысль, ворвавшаяся в голову Саши. – Это у меня в глазах двоится или Лагош все-таки не солгал?..»
– Ты меня сильно напугал, милсдарь, – послышалось откуда-то со стороны.
Саша повернул голову в сторону голоса и увидел сидящего неподалеку на ящике и протирающего свои инструменты от машинного масла механика. Этот странный тип явно не спешил к костру. Сперва он до конца очистил свой гаечный ключ, а затем, промокнув лоб той же грязной тряпкой, которой протирал инструменты, спрыгнул с ящика и медленным шагом направился к костру. Присев рядом с Сашей, он беспристрастно заглянул ему в глаза и спросил:
– Ну как ты? Тебе стало лучше?
– Я… кхм… в горле першит. И есть охота. А в остальном чувствую себя как нельзя лучше. Могу я задать несколько… эм… животрепещущих вопросов?
– Давай сперва я, идет? Я уже четвертый день подряд тебя выхаживаю и все мучаюсь кое-чем. Это ты дрых, милсдарь, а я все как наседка крутился, пытаясь повысить температуру твоего тела, оттирая тебя от скользкой гадости, стирая покрывало, которое ты, уж прости за эдакую подробность, обделывал словно дитя полугодовалое или престарелый инвалид какой.
– Ох… ну раз такое дело – тогда ты первый, спрашивай. Не обещаю, что отвечу на все, что спросишь. Я и сам ни черта не понимаю.
– Ну ладно, хоть что-то ведь ты знаешь? Первый вопрос: кем будешь, отчаянный? Может, ангел какой или демон? Ты вообще настоящий? Может, продал душу темным богам в обмен на такую безрассудную живучесть?
– Попробую по порядку. Зовут меня Александр. Можно Саша или Алекс. Нет, ничего сверхъестественного. Да, я настоящий. Нет, душа моя все еще при мне. По крайней мере, так было, когда я в последний раз проверял, хе-хе.
– Хорошо. Раз чувство юмора проснулось, значит, жить будешь. Двигаемся дальше: как оказался в этих степях? Как проморгал скорпиона, который тебя ужалил? Да и вообще – откуда ты и почему оказался без одежды? И что собираешься делать дальше?
– Как оказался… долгая история. Точнее, наоборот, короткая, потому что мне это самому неизвестно. Я вроде как… ну… согласился на какую-то сделку. Тот парень, Лагош, сказал, что отправит меня в другой мир, причем просто так! Я ему сперва не поверил, конечно, но теперь мне кажется, что он не солгал. По-моему, я действительно не в своей родной России. Насчет скорпиона – он меня даже не жалил. Просто прополз по ноге, я его и скинул. Откуда я родом – наверное, уже не имеет никакого значения, ты о тех краях даже и не слышал. Куда делась вся одежда – тоже ума не приложу. А вот что делать дальше – вопрос остается открытым, но мне сперва нужно во всем разобраться.
– Предположим, что ты не врешь, – кивнул механик. – Пока поверю тебе на слово, но чуть позже ты мне расскажешь все более подробно, и тогда уж я решу – верить тебе или нет. Скорпион тот, кстати, имеет настолько тонкое жало на хвосте, что ты и не почувствовал того момента, когда тварь тебя укусила. Ладно, оставим все это на потом. А сейчас последний, самый главный вопрос: что за ересь написана на твоих пальцах?
Саша вопросительно изогнул бровь и удивленно уставился на свои руки. На подушечках пальцев действительно едва виднелись в темноте неразборчивые символы, похожие то ли на японские иероглифы, то ли на нордические руны. Саша долго и молча разглядывал новоявленные татуировки, пока голос механика не вывел его из ступора:
– Эй, ты что там, уснул, что ли? Что за надписи-то?
– Честно говоря, и сам не знаю. Раньше их не было. Наверняка это тот Лагош постарался.
При детальном рассмотрении оказалось, что все руны словно сливались в одно длинное слово или фразу. Иногда даже казалось, что надписи чуть заметно светились, но наваждение мгновенно пропадало, стоило лишь на миг отвести взгляд в сторону. Все эти вычурные крючки, палочки и точки однозначно имели какой-то тайный, сокрытый от взгляда неофита смысл. Порой мимолетно возникало ощущение некоего могущества, ждущего своего часа, чтобы проявить себя. Но могущество это явно шло не от татуировок: те скорее чувствовались неким проводником теплой, но в то же время жесткой энергии. Саша встряхнул головой и усмехнулся – мысли о подобном бреде сперва были вроде как к месту, однако спустя минуту багаж знаний и опыта напомнил парню, что таких вот вещей, вроде волшебных энергий или потаенного магического могущества, попросту не существует.
Хотя последние события слегка поколебали веру Саши в эту аксиому.
– А как мне называть тебя, о спаситель?
– Ну можешь прямо так и называть, – хохотнул механик. – А если официально, дипломатично так, то позволь представиться: сэр Барвин Сорин, потомственный барон провинции под звонким названием Жаркие горы.
– Эм… ясно, ваше превосходительство. А если серьезно?
– Если серьезно, то до превосходительства мне еще расти и расти. Баронов в наших землях так и кличут – барон такой-то. Можно просто лорд. Точнее про политический рост – уже никуда я не вырасту. Нет у меня больше ни провинции, ни пахотных земель, ни собственного имения.
– Ну давай попробуем опустить твой монархический бред и перейдем к конкретике. Что ты подразумеваешь под словами «земли» и «имение»? Дачный домик с пятью сотками в двадцати километрах от города, что ли? – Саша хоть и не верил всему, что ему сейчас говорил Барвин, но почему-то прекрасно понимал, что отрицание неизвестного – это один из первых психологических механизмов защиты.
– Ты мне не веришь? Вот напасть. А я вот не верю тебе по поводу другого мира. Мы с тобой не верим друг другу. Вот же ирония какая, да? Обхохочешься просто.
Саша вновь опустил глаза на свои руки. На сей раз его взгляд все же вычленил из темноты синеватый цвет собственной кожи, и от осознания этого факта вдруг захотелось закричать. Но иномирец сдержался. Крепко сжав челюсти, дабы ни один звук не вырвался из его горла, он еще раз внимательно оглядел свою кожу, приподняв покрывало, убедился в том, что абсолютно вся она имеет неестественный цвет, после чего сделал глубочайший вдох, задержал дыхание и растянул на целую минуту одно-единственное слово:
– М-да-а-а-а-а…
Механик прекрасно понимал, что сейчас испытывает его гость, но при этом понятия не имел, опасна ли эта синяя аномалия и как с ней бороться. А потому просто молчал, ожидая последующих вопросов.
– Ну… не знаю… это как-то странно, да? – нервно хихикнул Саша. – Синяя кожа. Я человек-синяк, хе-хе. Вот же блин колбасный! Я же не пью вроде!
– А пора бы, – хмуро заметил Барвин. – У меня тут кой-чего имеется в загашнике. Крепкая бормотуха! Не желаешь?
Вспомнив про запойного отца, а затем и вечер в коттедже Лагоша, Саша отрицательно покачал головой. Чего он точно никогда больше не будет делать – так это пить. Ни стаканчика, ни глоточка.
– Ну как знаешь. А я, пожалуй, отхлебну маленько, ладно?
С этими словами механик, кряхтя, направился в палатку, чтобы вернуться оттуда с жестяной допотопной флягой, краска на которой давным-давно облезла, представив на обозрение потемневший металл. Судя по звукам, с которым Барвин потряс флягу, как минимум половина объема уже пустовала. А значит, механик был слегка нетрезв. Или же он просто растягивал одну-единственную флягу на множество долгих и прохладных вечеров.
– Ты бы не пил лучше, – посоветовал Саша. – У меня отец спился. Бил меня в детстве, когда ужратый приходил домой. Теперь-то я с ним могу совладать, да руки марать об этого пьяницу неохота. Вон даже мебель в доме всю продал, лишь бы на очередную бутылку хватило!
Механик, словно не слушая собеседника, неспешно отвинтил крышку, приложился губами к горлышку и сделал пару медленных и небольших глотков, предварительно прополоскав пойлом рот. Абсолютная непоколебимость лица и отсутствие каких-либо эмоций либо выдавали в Барвине алкоголика со стажем, либо отсутствие в напитке приличного градуса.