Живая плоть Ренделл Рут

Глава 17

Виктор лежал на кровати в номере отеля. Гостиница находилась в Лейтонстоне, примерно на полпути между Эктоном и Тейдон-Буа. Таксист отказался ехать дальше, а Виктор из-за усталости не подумал о машине напрокат или о поездке на метро. Пока он сидел в тюрьме, Лондон буквально наводнили туристы, и в ближних и дальних пригородах было полно новых отелей. Их открывали в перестроенных старых домах, и номера стоили значительно дешевле, чем в центре города. Цена Виктора не беспокоила. В чемоданчике было полно денег, он не знал сколько: слишком устал, чтобы пересчитать купюры. Во всяком случае, достаточно, более чем достаточно, чтобы найти жилье для себя и Клары, основать бизнес или уехать за границу, если она этого захочет.

В комнате на первом этаже был телефон, но звонить ей не имело смысла. Наверняка ответит Дэвид. Гораздо лучше сделать это завтра, прежде чем отправиться туда, вооружившись пистолетом. Был еще ранний вечер. Виктор снял костюм и лежал на кровати в старом странном белье Сидни, размышляя, одеться ли снова и пойти поесть, но при мысли о еде он всякий раз вспоминал, как смывал с «беретты» сгустки крови, и к горлу подступала тошнота.

Номер был маленький. Администрация отеля предоставила в распоряжение гостя встроенный шкаф, кровать, крепившуюся к стене, зеркало и телевизор. Виктор лежал и смотрел телевизор. Передали новости, часа через два-три они повторялись. Но в них не было ничего о Мюриель и не будет, пока порог ее дома не переступит соседка Дженни – он подумал, что это может случиться только в будущую субботу. Перевернувшись набок, Дженнер заснул.

Телефонный номер Дэвида вылетел у него из головы, и он отлично помнил, как зачеркнул его на лестничной ступеньке в доме миссис Гриффитс. Пришлось звонить в справочную, и Виктор набрал номер Дэвида около десяти часов утра, решив, что тут же положит трубку, если услышит мужской голос. Но на его звонок так никто и не ответил. Он записал номер на внутренней подкладке чемодана. Возможно, они отправились на прогулку. День был замечательным, субботние дождевые тучи разошлись, светило солнце. Виктор выглянул в окно на старые сады лондонских пригородов, подстриженные газоны, грушевые деревья, желтую кирпичную стену. Привести сюда Клару он не мог.

Одна из глубоких царапин на груди приобрела фиолетовый оттенок, кожа вокруг нее припухла. Возможно, там остался осколок зеркала, но с этим он ничего не мог поделать: резкая боль возникала даже тогда, когда он лишь кончиками пальцев прикасался к ране. «Если у меня будет заражение крови, виноват будет Дэвид», – подумал он и, закрыв глаза, увидел, как Дэвид, подавшись вперед из инвалидного кресла, наносит удар осколком зеркала. Но об этом беспокоиться не нужно, Клара займется этой раной, как только они будут вместе. Он узнал в справочной телефонный номер отеля «Пост Хаус» в Эппинге, позвонил туда и заказал на эту ночь номер для двоих.

Поезда по воскресеньям ходили реже, и Виктору пришлось ждать двадцать минут на платформе в Лейтонстоне, держа в руках сложенное инвалидное кресло и чемоданчик. Плащ он перебросил через левое плечо: надевать его было слишком жарко. На лужайке в Тейдоне дети играли в мяч, взрослые выгуливали собак. Виктор смотрел, нет ли среди них Дэвида и Клары, думая, что они могут здесь быть с Салли, но потом вспомнил, что щенку нельзя появляться на улице, пока не сделают прививки против чумки.

Виктор ехал в инвалидном кресле, слишком тяжелом, чтобы нести его в руках. Чемодан, плащ и дорожный плед он положил на сиденье. Несмотря на жару, все окна в Сан-Суси были закрыты. Тогда он заглянул в гаражное окошко и, убедившись, что машины нет, пошел в глубь сада. Двери веранды были тоже закрыты, сине-белый зонт от солнца сложен. Заметил Виктор и еще кое-что. И это расстроило его сверх всякой меры, хотя вроде бы не было никаких причин для этого. Он вспомнил слова матери, что для конца июня это абсолютно нормально. Цветов не было. Весенние цветы отошли, розы срезали, а другие еще не расцвели, и сад будто бы поглотил густой зеленый полумрак.

Виктор постучал в застекленные двери, чтобы залаяла собака, но так ничего и не услышал. Значит, они взяли ее с собой. Он решил вернуться в Лейтонстон и подождать там, а вечером вернуться. Инвалидное кресло мешало ему, но он никак не мог бросить его на улице. Купив в киоске две воскресные газеты, он прочел их в метро. В одном из баров Лейтонстона взял на обед бутербродов и стакан вина, потом еще один, намереваясь поспать до вечера. Мысль слегка опьянеть показалась ему привлекательной, и он выпил две двойные порции виски уже в другом баре, находящемся дальше по Хай-роуд. В этой части города особенно ярко чувствовалось запустение. Может, кризис, а может, строительство новой автострады привело к тому, что вокруг тянулись заброшенные магазины и покинутые дома с заколоченными окнами. Было в этом месте что-то скорбное. В этот жаркий, душный день на улицах было мало людей, зато много машин и вони выхлопных газов. Вдали, может быть, над Эппингским лесом, грохотал гром.

Алкоголь ударил в голову, улучшив настроение, придал сил и беззаботности. Виктор миновал женщину в инвалидной коляске и ее мужа, который помогал ей управляться с неповоротливыми колесами. Дойдя до перекрестка, он сел в свое кресло, накрыл колени пледом и покатил. Люди уступали ему дорогу, бросали на него взгляды, полные сочувствия, замешательства, испытывали гордость, помогая ему на пешеходных переходах. Все это ему было хорошо знакомо, и он наслаждался всеобщим вниманием и заботой. Опомнился Виктор только в гостинице. Только сейчас он подумал о том, что служащие в отеле «Филлбрук» подумают о человеке, который утром вышел на своих двоих, а во второй половине дня вернулся калекой. На его счастье, работала уже другая смена. Девушка-портье, разумеется, тут же кинулась ему помогать открывать стеклянные двери, а потом побежала впереди него, чтобы отпереть дверь в его номер, словно он не мог пользоваться не только ногами, но и руками.

Виктор лег на кровать и тут же провалился в сон, а когда открыл глаза, охнул от резко навалившейся головной боли. Ему казалось, будто под кожу запустили тысячу огненных иголок. Перед тем как заснуть, он, должно быть, включил телевизор, потому что первое, что он увидел и услышал, это как серьезные и солидные люди исполняли какие-то гимны. Он переключил канал на «Лондон уикэнд», где шел какой-то детективный сериал, и выключил звук. Набирая номер телефона в Тейдон-Буа, он подумал, что, возможно, будет лучше всего узнать название местной компании такси, поехать и забрать Клару. Он услышал, как Дэвид произнес «алло». Конечно, он не мог предположить, что это Виктор, ведь он впервые звонил не по телефону-автомату.

– Я бы хотел поговорить с Кларой Конуэй. – Виктор произносил слова не своим, более высоким, «манерным» голосом, и Дэвид, хоть и был излишне подозрителен, казалось, поверил ему. – Это Майкл.

– Какой Майкл?

– Фарадей, – ответил Дженнер.

Молчание. Виктор подумал, что сработал удачно, поскольку уловил едва уловимый женский шепот.

Виктор почувствовал, как у него начала подергиваться верхняя губа. Клара подошла к телефону, голос у нее был странным, дрожащим:

– Виктор, где ты? Скажи нам, пожалуйста, где.

Нам?Он промолчал. Взгляд его скользнул по молчащему телевизору – на экране появился дом Мюриель в тюдоровском стиле, стоящий, словно крепость, окруженный тяжеловесными альпийскими горками. Крепость, да не совсем, мелькнуло у Виктора в голове. Парадная дверь была распахнута. Дженнер медленно отвел трубку от уха, постепенно опуская ее на пол. Голос Клары из трубки повторял его имя снова и снова:

– Виктор, Виктор…

Камера метнулась куда-то вбок, и на экране возникла его фотография. Портрет, который он подарил Кларе на свой день рождения.

Ее предательство ошеломило его. Долгое время он был не в силах пошевелиться. Он сумел лишь положить на место трубку, но не включить звук телевизора. Да и что мог он узнать из сообщений, кроме того, что обнаружили тело Мюриель и полиция его ищет? Клара, должно быть, дала полицейским его фотографию. Наверняка ее заставил это сделать Дэвид, но все-таки… Виктор подумал, что скорее бы умер, чем выдал ее. Так вот где они с Дэвидом были весь день – в эктонской полиции, потому что тело старухи, должно быть, нашли накануне вечером или этим утром.

Могут полицейские выследить его по телефонному звонку? Виктор не знал, хотя у него существовало смутное представление, что вызовы по защищенным от подслушивания телефонам выследить невозможно. Защищен ли телефонный номер отеля? Виктор надел плащ, сел в инвалидное кресло, накрыл колени пледом и положил поверх пледа чемодан. В правом кармане плаща ощущалась увесистая «беретта». Он никогда не сможет выстрелить из нее, но даже эта хорошая подделка придавала ему уверенности.

Что-то говорило Виктору, что это будет его последняя возможность воспользоваться телефоном, после этого разговора он долгое время не сможет никуда позвонить. Он набрал номер Тейдон-Буа, зная, что они ответят, что жаждут поговорить с ним. Трубку поднял Дэвид…

– Ты знаешь, кто это.

– Виктор, пожалуйста, послушай меня…

– Послушай тыменя. У меня есть пистолет, он настоящий. Можешь быть в этом уверен. «Беретта», и она настоящая. Убеди в этом полицейских, если не хочешь, чтобы в твоем положении оказался кто-то еще.

Виктор швырнул трубку. По фотографии, которую он подарил Кларе – воспоминание об этом заставило его скривиться от боли, – его очень легко найти. Внезапно он представил, как в этот момент девушка за стойкой смотрит телевизор и узнает в новостях одного из гостей. Само собой, инвалидное кресло защищало его, даже слегка изменяло его внешность. Он вышел из номера. В холле никого не было. Не представляя, куда ему деться, Виктор спустил инвалидное кресло по единственной ступеньке на проезжую часть и поехал прочь от метро, подземного пешеходного перехода и шоссе в сторону викторианских улиц, ведущих неизвестно куда.

Вскоре он оказался около леса. Он слышал, что Эппингский лес доходит сюда, и понял, что перед ним южная его часть, городской лес, где мало травы, где совсем нет цветов и под ногами только бурая утоптанная земля. Виктор покатил в западном направлении по Уиппс-Кросс-роуд. Навстречу ему медленно двигалась полицейская машина. Тут Виктор вспомнил, что зарегистрировался в отеле «Филлбрук» под своим именем, и понял, что у него осталась всего пара минут, пока администрация поймет, кто у них останавливался вчерашним вечером. Нужно убираться из этого района, думать, куда отправиться и что делать. Деньги его выручат. С деньгами можно делать что угодно, ехать куда угодно.

Таксисты, проведшие весь день на улицах Лондона, не могли смотреть телевизор. Виктор боялся вылезти из инвалидного кресла у всех на виду. Это будет подозрительно, привлечет к нему внимание. Он свернул в переулок, вылез из кресла, сложил его, выкатил за собой на Уиппс-Кросс-роуд и остановил такси. Водитель смотрел на него равнодушно, без интереса. Казалось, он был огорчен, что Виктор хочет ехать в Финчли, а не в Центральный Лондон.

Если водитель совершит хоть одну ошибку, посмотрит на него более пристально, чем требуется, в зеркало заднего вида или начнет что-то шептать в радиотелефон, то он упрет ему в спину дуло пистолета и прикажет отвезти его куда-нибудь, на какую-нибудь заброшенную ферму. Но ничего подозрительного Виктор так и не заметил. Наступивший вечер был душным, в темных тучах на горизонте сверкнул зигзаг молнии. Дженнер нашел острый шпиль церкви Святого Иакова в Масуэлл-Хилл и решил выйти там. Никому не придет в голову искать его здесь.

Гроза разразилась поздно вечером. В отеле, который Виктор нашел в Масуэлл-Хилл на Арчдьюк-авеню, в номерах не было ни телевизоров, ни телефонов, зато нашлись свободные номера в одноэтажной пристройке. Виктор зарегистрировался как Дэвид Свифт. Служащие были вежливы и внимательны, открывали перед ним двери, забегали вперед, чтобы посмотреть, пройдет ли в дверной проем номера его инвалидное кресло.

Здесь отовсюду, даже из номеров на первом этаже, открывалась панорама Лондона. Виктор сидел в инвалидном кресле и наблюдал, как гроза пробивает себе путь в облачных горах и равнинах. После обеда он ничего не ел, но голода не испытывал. Ощущение, что он заболевает, появилось у него еще в такси, и сейчас ему становилось все хуже. Его не тошнило, хотя он уже стал привыкать к этому чувству. Тело била лихорадка, голова кружилась. Может быть, только потому, что в обед выпил слишком много? Виктор чувствовал, что пульс у него частит. Перед тем как лечь в постель, он полез в карман плаща, дабы убедиться, что пистолет на месте, но сунул руку в левый карман, где была только наполовину использованная упаковка мятных конфет. Пистолет лежал в другом кармане.

Ему приснился Дэвид. Он был здоров, снова на ногах, служил в полиции и руководил розыском убийцы Мюриель Фарадей. Он не подозревал Виктора, даже хотел обсудить с ним все аспекты убийства, а может, даже спросить у него совета. Дело требовалось завершить к завтрашнему дню, потому что завтра Дэвид женился. В комнату вошла его невеста в свадебном платье, но, когда она подняла вуаль и открыла лицо, оказалось, что это вовсе не Клара, а Розмари Стэнли. Виктор проснулся с ощущением, что у него свело мышцы шеи и челюсти. Должно быть, это все потому, что на кровати был жесткий матрац и латексная подушка. Есть что-то нелепое, подумал он, в том, что мужчина видит сновидения про свадьбу, скорее это свойственно женщинам. Он опять провалился в тяжелый сон и поднялся с кровати в семь часов.

Оцепенелость в лице и шее еще не прошла. Возможно, это было как-то связано с его тиком, хотя этим утром он не повторялся. Пульс по-прежнему частил. Виктор надел то же белье и рубашку, других не было, и решил выйти и купить какую-то одежду, как только откроются магазины. Всю ночь шел дождь, и день был хмурым, влажным, неприветливым.

Желания есть у него так и не возникло, и он решил, что это оттого, что у него болит челюсть. В холле на столе лежали утренние газеты. Виктор, медленно катясь в инвалидном кресле, взял «Дейли телеграф» к себе в номер.

Вся первая страница была посвящена убийству. Там была фотография Мюриель, такой Виктор помнил ее с тех пор, когда был еще подростком, во время ее бракосочетания – круглолицая, улыбающаяся, с толстым слоем косметики и с жемчужными серьгами в ушах. Тело обнаружил Джапп. В статье приводились некоторые его высказывания, например, что он собирался жениться на Мюриел, что был ею «предан». В субботу вечером он зашел в ее дом – да, увидеться с ней, но главное, забрать кое-что, оставленное в прошлый раз. Ключ от дома у него был, и он вошел около восьми вечера. И прежде всего увидел грязные бурые следы на полу в холле, но, разумеется, даже представить не мог, что это кровь.

Виктору стало любопытно, что мог оставить там Джапп и почему «Телеграф» не пишет об этом. Конечно, естественнее было бы сказать «оставил там шарф» или «оставил там зонтик». Возможно, это и былтот зонтик, который Виктор взял и оставил в доме миссис Гриффитс.

Накрыв колени пледом и не забыв взять с собой чемоданчик с деньгами – (Виктор посчитал, что оставлять его в номере опасно), – он двинулся по Масуэлл-Хилл в поисках новой одежды. Продавцы были внимательны, вежливы, один даже слегка смущался. Походы по магазинам и покупки уже не доставляли Виктору удовольствия, он с грустью вспоминал, как был доволен, когда расплачивался за серую куртку, костюм и туфли. В голове у него стучало, и ему казалось, что он утратил связь с жизнью, перестал ее понимать. Даже осознание того, что Клара ушла от него навсегда, что он больше никогда ее не увидит, принесло ему лишь печаль, а не душевную боль. Может, это было безумием, может, это было правдой, что проведенные в тюрьме годы сводят человека с ума и он не избежал этой участи.

У пешеходного перехода на Фортис-роуд, напротив кинотеатра, Виктор и еще человек пять ждали сигнала светофора. И тут произошло то, чего Виктор никак не мог предвидеть. Ему навстречу шли под руку мужчина и женщина. Мужчину он узнал сразу: это был зять Джаппа, Кевин.

Кевин скосил глаза на Виктора, потом, еще раз, более пристально посмотрел прямо ему в лицо. Дженнеру ничего не оставалось, как катиться прямо на него. Они были друг от друга на расстоянии ладони, но Кевин так его и не узнал. Виктору пришло в голову, что сперва зять старьевщика узнал его, но потом решил, что ошибся. Инвалидное кресло спасло Виктору жизнь. Он даже не оглянулся, наклонился, что-то сказал своей спутнице, и они вошли в магазин. Тут Виктор вспомнил – Кевин говорил ему, что живет в Масуэлл-Хилл.

Инвалидное кресло сделало его невидимым для знакомых, или, скорее, превратило его в кого-то другого. Он понял, что для своей собственной безопасности должен быть прикованным к нему, стать инвалидом, как Дэвид.

Глава 18

Вернувшись к себе в номер, Виктор сосчитал оставшиеся у него деньги. Было немногим больше пяти тысяч. Он был прав, полагая, что Мюриель держит в доме достаточно солидную сумму денег. Вполне возможно, что изначально в чемоданчике было около семи тысяч. Но сейчас он уже не мог подсчитать, сколько наличности он прихватил с собой из дома старухи. Казалось, сейчас он утратил способность сосредотачиваться на чем-то одном. Он чувствовал себя паршиво, как никогда в жизни. Теперь он понимал, что это не было похмельем, и решил, что это грипп, если, конечно, эту хворь можно подцепить в июне. Его бросало то жар, то в холод. Деньги он положил обратно в чемоданчик, а фотографию Клары прислонил к настольной лампе, стоящей на прикроватной тумбочке.

Виктор не ел уже почти сутки, но не испытывал голода. Его бил озноб, позвоночник сводило от боли, руки мелко дрожали, но он решил не обращать на это внимания, – куда приятнее было разрабатывать новый план. Прикинув, он пришел к выводу, что у него осталась масса возможностей. Денег Мюриел хватит надолго, первым делом он снимет комнату. Разумеется, она должна будет находиться на первом этаже. Потом придет время для поиска работы. Это не сильно его пугало: он недавно прочел, что существуют программы, помогающие инвалидам. Человеку с ограниченными возможностями найти работу может быть легче,жизнь в инвалидном кресле под именем Дэвида Свифта может быть и легче, и счастливее.

Принимать ванну Виктор боялся – будет слишком сложно и опасно ехать в инвалидном кресле по коридору, спускаться в ванную по лестнице. Вместо этого он вымылся, стоя над раковиной. Вокруг глубокой царапины кожа еще больше воспалилась, края разошлись. Сейчас он понимал, что следовало бы сразу же обратиться к врачу и наложить на нее швы, но теперь было слишком поздно.

Единственное зеркало находилось с внутренней стороны дверцы гардероба, над раковиной его не было, поэтому он сначала переоделся, а потом пошел бриться.

Открыв гардероб и посмотревшись в зеркало, он потрясенно замер. Кевин не узнал его не только из-за инвалидного кресла. Его лицо изменилось. Он сильно похудел, глаза, видимо от жара, покраснели, веки опухли. Смуглая кожа не побледнела, а скорее приобрела синевато-серый оливковый оттенок, как у смертельно больного. «Не удивительно после того, что я перенес, – сказал он себе, – ничуть не удивительно».

Вечерняя газета уже должна была продаваться в киосках. Наступил полдень. Хотя было тепло, Виктор дрожал от холода и вынужден был надеть плащ. Он сказал себе, что должен не только выглядеть инвалидом, но и вжиться в рольинвалида, смирившегося с тем, что он прикован к креслу на весь остаток жизни. Оно должно стать таким же необходимым, как и обувь для здорового человека.

Из страха снова встретиться с Кевином он покатил в другую сторону, к Хайгейт-Вуд. В стоящем рядом киоске купил «Стандард», «Уот кар?» и «Хир Хелт». Виктор надеялся, что в последнем журнале найдет ответы на мучившие его вопросы, уж очень плохо ему было в последние два дня. Он пришел к выводу, что, может, он просто неправильно питается, что-то не то ест. Из этого журнала он обязательно узнает, что ему делать. После покупок он заехал в лес и долго сидел, читая «Стандард». В журнале сообщалось, что полиция очень хочет допросить Виктора Майкла Дженнера, племянника Мюриель Фарадей, ушедшего из своей комнаты на Толлешант-авеню и проведшего ночь в одном из лейтонстонских отелей. Виктор вспомнил, что зарегистрировался там как Майкл Фарадей. Да, это было ошибкой. Однако под защитой этого кресла он находился в полной безопасности. Читая дальше, Виктор обнаружил подробное описание своей внешности – оно было такое длинное и обстоятельное, что ему нужно было перевернуть страницу, но он просто не смог этого сделать. Буквы начали плясать у него перед глазами, образуя черно-белые волнистые узоры, а руки так ослабли, что не могли держать журнал, и он сполз с его колен. Виктор следил, как с его колен падает стопка разноцветных журналов, но от накатившего бессилья не мог даже пошевелить пальцем. Этот лесок, хотя и пыльный, с жужжащими мухами, напомнил ему лес в Тейдоне, где он давным-давно напал на девушку, много лет спустя гулял с Дэвидом и Кларой, а потом попытался изнасиловать женщину, наводившую макияж, которая, сломав под собой зеркало в мягкой, насыщенной спорами, рыхлой земле, вонзила осколок… Или это сделал Дэвид в саду? Или Клара осколком разбитого кувшина? Или он сам? Виктор вспомнить не мог. Он закрыл глаза. Ему казалось, что он так устал, что не может думать. Перед закрытыми веками лихорадочно сменялись видения: разбитое окно с раздувающимися шторами, лица его матери и Мюриель, постепенно, как в фильме ужасов, сливающиеся в одно, поезд, несущийся с грохотом из черного зева туннеля. Ему казалось, что он ощущает запах жимолости. Чучело павлина на канапе закричало, и мурлычущий голос его матери просил Песочного человечка принести ей сновидение…

Виктор проснулся и заставил себя положить руки на колеса, хотя ему казалось, что сейчас он не чувствует своего тела. Мысль о еде вызывала у него тошноту. По дороге в лес он заехал в маленький ресторан «Террариум» и краем глаза заметил огромный аквариум из зеленого стекла. По-видимому, там плавала форель, и клиенты выбирали, какую им приготовить. Такая манера выбора еды казалась ему игрой, привнесенной из какого-то другого, неизвестного ему мира. Устало, медленно он покатил обратно к отелю. До него было не больше трехсот ярдов, но это расстояние казалось целой милей. Иногда ему мерещилось, что он едет назад, как в ночных кошмарах, где что-то мешает добраться, куда нужно, и достичь, чего хочешь.

Телевизор находился в комнате отдыха, перед ним сидела незнакомая Виктору пожилая женщина. Ему на миг показалось, что это та старуха из метро, которая разыгрывала из себя невесть что и прятала в сумке морскую свинку. Он не мог поверить своим глазам: она была так же нелепо одета, а на голове была точно такая же вязаная шапка. Но когда взглянул снова, зрение его словно бы прояснилось, и он понял, что совершил ошибку. Перед ним была элегантная женщина в синем дорогом платье и с аккуратно уложенными белыми волосами. Он уже направил инвалидное кресло к открытой двери, но тут его позвал женский голос:

– Мистер Свифт!

Как странно, что здесь может останавливаться настоящий мистер Свифт, подумал он.

– Прошу прощения, мистер Свифт.

Девушка-портье теперь кричала ему чуть ли не в ухо, должно быть, посчитав его глухим или помешанным.

– Мы нашли эту вещь на полу в вашем номере.

Это было бриллиантовое кольцо. Виктор хотел было сказать, что оно ему не принадлежит, никогда его не видел, но, когда уставился на россыпь бриллиантов, ему померещилась рука Мюриель, ее старческий палец с грязным ногтем. Разве не думал он раньше, что оно должно украшать нежную руку юной девушки?

– Спасибо, – сказал он, с усилием разъединив неповоротливые челюсти.

Должно быть, считая деньги, он вытащил кольцо из чемодана. Виктор уставился в экран телевизора, пытаясь справиться с новым приступом боли. Голова болела уже давно, но теперь боль перекинулась на грудную клетку, не позволяя дышать. Может быть, ему стоит лечь и попытаться заснуть. Пока Виктор находился в комнате отдыха, девушку-портье сменил молодой человек, и ему показалось, что тот долго и пристально смотрит на него.

– Все в порядке, мистер Свифт?

Виктор вздрогнул, незряче посмотрел на служащего, но потом решил, что всегда был параноиком, а такой вопрос может задать любой человек, беспокоящийся о здоровье человека, сидящего в инвалидном кресле. Если он во всем будет видеть опасности, то не сможет начать новую жизнь, а ведь он уже так много спланировал. Он вяло кивнул и покатил в свой номер. Рана выглядела все такой же воспаленной, гноящейся, распухшей. Должно быть, у него заражение крови, и то, что он сказал Дэвиду, было не такой уж выдумкой. Этим объяснялись неровный пульс и лихорадочное состояние. Лоб горел, на лице выступил пот. Какая у него температура? Наверняка очень высокая, тридцать девять или сорок, как когда-то давным-давно, когда у него была скарлатина и мать клала ему руку на лоб. Виктор лежал на кровати и пытался сосредоточиться, не обращая внимания на частившее сердце. Он всегда успокаивался, когда начинал разрабатывать очередной план. Если он уедет из Лондона и истратит половину денег на покупку машины, то с окончанием шумихи сможет забросить куда подальше инвалидное кресло и основать компанию такси. Возможно ли, даже теперь, что Клара будет с ним? Если бы он только смог увидеть ее, если бы только он смог все объяснить…Фотография, стоявшая на прикроватной тумбочке, стала громадной, лицо, изображенное на ней, приблизилось к нему, губы разошлись в загадочной улыбке, а взгляд задумчивых глаз застыл на чем-то у него за спиной.

Разумеется, он нездоров, отсюда ночные кошмары и галлюцинации. Может быть, из-за неправильного питания. Он прочел статью в «Хир Хелт» о вредных пищевых приправах и другую, о недостатке минералов в современных диетах. Ничего полезного он там не обнаружил, и, закрыв журнал, постаравшись выкинуть лишнее из головы, заснул.

Небо затянуло грозовыми тучами еще днем, и, когда он проснулся, шел дождь. Виктор посмотрел на бриллиантовое кольцо Мюриель, которое положил на прикроватную тумбочку рядом с фотографией Клары. Оно было бы лучшим подарком Кларе, чем то, золотое, купленное в антикварном магазине, но Виктор не представлял, как сможет его преподнести, даже если подойдет к ней достаточно близко. Россыпь бриллиантов будто бы собрала весь тусклый свет в номере и заиграла всеми цветами радуги. В «Стандард» не было ничего о пропавшем кольце – да и ни о чем, пропавшем из дома Мюриель, – так что он может его спокойно продать. Он насчитал в кольце двадцать один камень и думал, что получит за него достаточно солидную сумму. Может, оно потянет на целую тысячу?

Виктор чувствовал, что оцепенение коснулось не только лица, но и рук и груди. Этого следовало ожидать, подумал Дженнер: он же все время проводит в инвалидном кресле, у него постоянно напряжены руки. Со временем он привыкнет к этому, приспособится. Голод, видимо, сыграл в этом не последнюю роль. Ему нужно поесть. Нужно заставить себя поесть, даже если и не хочется.

К вечеру температура упала, стало довольно холодно. Виктор надел плащ и впервые подумал, что заставило Сидни купить и носить столь чудовищное изобретение. Очевидно, он был сделан из какого-то дешевого пластика. С крупнозернистой поверхностью блестящей черной ткани, наверняка совершенно непромокаемой. Ростом Сидни наверняка был не выше пяти футов девяти дюймов, и плащ, должно быть, доходил ему почти до щиколоток. Виктор выехал из номера, заметив, что ему слишком трудно поворачивать колеса непослушными, будто замороженными, пальцами. Люди устраивают гонки на таких штуках, он видел по телевизору. Как они это могут? Мышцы на руках свело от усталости.

Девушка-портье снова была на работе. В комнате отдыха седая леди и какая-то немецкая супружеская пара смотрели по телевизору прогноз погоды, следующий за шестичасовыми новостями. Через Атлантику шли атмосферные фронты, на западе Ирландии был сильный циклон, вновь ожидались дожди. Между конторкой портье и парадной дверью стоял стеклянный стол, заваленный газетами и журналами, вокруг него поставили плетеные кресла. Мужчина, которого Виктор раньше не видел, сидел в одном из кресел и внимательно изучал атлас лондонских улиц. Он равнодушно глянул на проехавшее мимо инвалидное кресло.

Виктор поехал под мокрыми деревьями по Масуэлл-Хай-роуд к маленькому ресторану «Террариум». Подумал, что кольцо Мюриель на полу его номера, должно быть, нашла горничная. Сколько еще его вещей она проверила и обыскала? Интересно, нашла ли она, к примеру, пистолет? «Беретта» лежала в кармане плаща, тогда он висел в гардеробе. Виктор сунул руку в правый карман и вздохнул с облегчением, ощутив его холодный ствол. Он ритмично вращал колеса, нажимая на хромированные обручи, и решил, что деньги лучше переложить в карманы до того, как въедет в ресторан, чтобы не привлекать к себе внимания, открывая за столом на глазах у всех чемодан, полный денег.

Его кресло едва-едва прошло в дверной проем. Официантка специально освободила ему место, отодвинув соседний стол, чтобы он мог подъехать. Виктор полез в левый карман плаща, куда положил две десятки фунтов, и коснулся рукой полупустого пакетика мятных конфет. И тут же понял, чей это плащ. Не Сидни, а Джаппа. Вот что оставил старьевщик в доме Мюриел, вот за чем вернулся в субботу вечером, потому что в прошлый раз, когда он был в гостях у Мюриел, шел дождь, а когда уходил, он закончился. В газете об этом не было ни слова только потому, что этот плащ очень приметен, и полицейские решили, что его прихватил с собой убийца Мюриель.

Виктор покрылся потом, его забила крупная дрожь, ему казалось, что он очутился в ночном кошмаре. К счастью, кроме него и двух девушек, изучавших меню, в ресторане никого не было. Инстинкт самосохранения требовал снять плащ, но, находясь в кресле, сделать это было практически невозможно. Виктор спросил официантку, где мужской туалет. Проследив за ее рукой, он прикинул, что сможет преодолеть две невысокие ступеньки. От запаха еды его затошнило, он понял, что не сможет ничего съесть. Нужно снять плащ, спрятать его, скрыться. Приведя снова кресло в движение, он ощутил, что с его лицом происходит что-то жуткое: челюсти сомкнулись, брови поползли вверх, и казалось, что у него сейчас от напряжения лопнут глаза.

В мужском туалете Виктор вылез из кресла, снял плащ и попытался свернуть его. Переложил пистолет и деньги в карман куртки и оставил плащ валяться на полу. Зеркало над раковиной отразило его напряженное лицо, зубы обнажились в свирепой улыбке. «Я схожу с ума, – подумал он. – Почему я так выгляжу?» Когда он заставил мышцы лица ослабнуть, его тело начали сотрясать жестокие конвульсии. Спина выгнулась, словно ломаясь пополам, руки и ноги задергались во все стороны. От боли Виктор шумно втянул воздух и попытался ухватиться за край раковины. Ужасно, какие шутки могут сыграть с тобой страх и шоковое состояние.

Дрожащий и напряженный, он снова сел в инвалидное кресло. Тут дверь открылась, и вошел человек, изучавший в холле отеля дорожный атлас. Кивнул Виктору, сказал «добрый вечер». Дженнер попытался кивнуть в ответ, но это у него не получилось – челюсти словно сковало цементом. В коридоре, по пути к двери, ведущей в обеденный зал, он подумал, не пойти ли к врачу. Если он найдет какую-нибудь частную клинику, вполне возможно, что у него не потребуют медицинской страховки. Толчком подножки инвалидного кресла он открыл дверь, впервые въехав в ресторан под этим углом. Впереди, на столе, отделявшем посетителей ресторана от кассы, стоял террариум из зеленого стекла, подсвеченный яркими трубчатыми лампами, а внутри через зеленые лианы медленно, словно зачарованные, передвигались зеленые рептилии в панцирях.

Виктор закрыл глаза. Попытался глубоко вздохнуть, но ему показалось, что это невозможно. Грудную клетку и горло свело судорогой.

– Это террапины, – услышал он голос официантки.

Любезный тон, вежливый холодный голос. Видимо, она решила просветить инвалида, страдающего не только параличом, но и слабоумием. Покажем бедняге наш зверинец, наш террариум…

Виктор сжал кулаки на хромовых обручах. Официантка подвозила его поближе к террариуму, чтобы он смог полюбоваться его содержимым. Виктор уже не владел собой. Шатаясь, он вылез из кресла, не обращая внимания на аханья, вздохи и даже сдавленный крик в углу. Официантка уставилась на него, разинув рот, глаза ее округлились, руки продолжали держать рукоятки кресла. Виктор из последних сил зажал чемодан в левой руке. Дверь из коридора открылась, в зал вошел уже знакомый Виктору любитель лондонских улиц, остановился, быстро оглядев зал, оценил ситуацию. Так мог поступить только полицейский. Спросил:

– Виктор Дженнер?

Виктор выхватил пистолет и навел на официантку. Она издала придушенный вскрик. Это была маленькая брюнетка, возможно индианка, с оливковой кожей и черными глазами. Полицейский встал между столами, его взгляд уперся прямо в дуло пистолета.

– Это настоящий пистолет. Можете мне поверить.

Виктор пытался произнести именно это. Но челюсти свело судорогой, он не смог шевелить даже губами. Вместо слов получилось какое-то невнятное бормотание. Однако сейчас это уже не имело никакого значения. За него говорил пистолет, «беретты» было достаточно. Позади него, позади этого жуткого зеленого террариума к нему подошли и остановились люди, он слышал их дыхание. Две девушки залезли под стол, пытаясь укрыться за скатертью.

– Дженнер, аккуратно положи пистолет на пол. Он тебе не поможет.

Виктор точно знал, что сделать этого не сможет, ему казалось, что рука прилипла к пластмассовому корпусу «беретты». Но он точно знал, что следует повторить угрозу. Он прохрипел, не разжимая непослушных губ:

– Я выстрелю ей в поясницу.

Вместо этих слов у него изо рта вырывался какой-то полузадушенный хрип и бульканье. Он повернул девушку напряженной скрюченной левой рукой, упер ствол в ее тощую узловатую спину.

– В эту дверь, – прошипел он и, поскольку девушка не могла разобрать, подтолкнул ее пистолетом к двери в коридор.

Он никак не мог приблизиться к террариуму с черепахами, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Все остальные не шевелились. Они поверили, что пистолет настоящий. Официантка плакала от страха, по ее щекам текли слезы. Она проковыляла к двери и стала всхлипывать, безуспешно пытаясь открыть ее плечом.

– На себя, на себя! – пронзительно выкрикнула какая-то женщина.

Ее мать? Хозяйка ресторана? Виктор открыл дверь сам, обернулся. Ему показалось, что полицейский сделал какое-то движение. Все были неподвижны, как статуи: кричавшая женщина, державший ее под руку мужчина. Виктор толчком заставил официантку последовать за ним, закрыл за собой дверь и повернул ключ. Сказал девушке: «Мне нужен врач, нужно показаться врачу», но он уже сомневался в том, что она сможет хоть что-нибудь разобрать в его хрипах.

Она продолжала ковылять, держа теперь руки поднятыми, как заложница в каком-то старом фильме, открыла ногой еще одну дверь, и они попали в помещение, полное металлических стульев и подносов. Оттуда был выход на задний двор через застекленные двери, запертые на шпингалеты вверху и внизу. На улице шел дождь, вдали чернели деревья мрачных аллей парка.

Виктор прошипел:

– Открой эти двери, окна, как вы их там называете. Открывай!

Он повернул ее к себе, навел пистолет. Она испуганно ахнула.

– Открывай. Слышишь?

– Я не могу вас понять, не знаю, что вы говорите.

– Не двигайся.

Теперь он слышал шум, топот ног, содрогание дома, слышал, как кто-то подбежал к двери и пытается высадить ее сильными толчками. Стволом пистолета он указал девушке на пирамиду из стульев. Девушка присела и сжалась возле нее. Наводя ствол на девушку, Виктор опустился на колени, чтобы открыть нижний шпингалет застекленной двери. Внезапный мышечный спазм пронзил его тело, разметал руки, выгнул спину. Он закричал сквозь крепко сжатые зубы, попытался встать, но его повалили на пол собственные мышцы, сжавшись в тугой узел.

Его спина подскочила, ударилась, скрючилась, и он заметался по полу, все еще держа пистолет, потом спазм, самый сильный из всех, какие Виктор испытывал, вырвал из его рук пистолет и отбросил широкой траекторией к одной из дверей. «Беретта» разбила стекло и вылетела наружу. Виктор потянулся за ней и схватил пустой воздух. Девушка осторожно подползла к нему, что-то шепча. Его спина выгибалась, билась, сжималась, словно пружина, руки и ноги ходили ходуном. Официантка стояла подле него на коленях, спрашивала, что происходит, что с ним случилось, чем она может помочь, а по щекам ее катились слезы.

Едва приступ закончился, как резко распахнулась дверь, и вошедший полицейский замер, глядя в безмолвном ужасе на лежащего человека, с которым в смертельной схватке сражалась собственная плоть.

Глава 19

Черепаха передвигалась по садовой дорожке спокойным, мерным, неизменно медленным шагом от рододендронов, в тени которых провела вторую половину дня. Сейчас ее привлекла небольшая кучка листьев салата ромэн, положенная для нее на нижнюю каменную ступеньку. Маленькая собачка посмотрела на нее, но поведение этого странного существа уже стало для нее привычным. Запах панциря щенка уже не привлекал, а то, что эта тварь убирала под него лапы, голову и маленький хвостик, теперь было не так интересно, как прежде. Больше похоже на какой-то очень медленно движущийся булыжник. Щенок с новым усердием принялся за мозговую косточку.

Дэвид Флитвуд, сидевший в инвалидном кресле, опустил руку и погладил собаку. Он и Клара быстро собирали зверинец: сперва Салли, потом черепаха, пришедшая невесть откуда два дня назад, а этим утром соседка предложила им котенка. Но тут Клара решительно воспротивилась. Комары беспокоили Дэвида, и он закурил сигарету, чтобы отогнать их подальше. Вечер был очень теплым, в сад уже проникли сероватые сумерки, принесшие с собой прохладу и покой летнего вечера. Большой белый мотылек распростер крылья на стене дома в ожидании фонарей, чтобы сгореть заживо на горячем стекле.

Клара вышла из дома через застекленную дверь. Дэвид подумал, что она выглядит бледной и несколько усталой, но мерцающий свет уходящего солнца будто мешал пристальнее рассмотреть выражение ее лица. В руке у нее был стакан с чем-то похожим на крепкое виски. В последнее время она стала больше пить, чуть больше, чем следовало.

– Хочешь виски?

Дэвид покачал головой, указав на недопитый стакан пива.

– Позвонишь в больницу? – спросил он.

– Уже позвонила.

Выражение ее лица сказало Дэвиду все. Клара села за стол рядом с ним и взяла его за руку. Он не смотрел на нее, перевел взгляд на черепаху, грызущую салатные листья.

– Виктор умер сегодня днем, – сообщила Клара. – Говорят, около трех часов. Если бы он смог продержаться еще ночь, то оставалась бы какая-то надежда. Очевидно, люди с тетанотоксином [24]иногда выздоравливают, если проживут первые четыре дня.

– Откуда у него взялся тетанотоксин? – спросил Дэвид, прикуривая сигарету от окурка первой. – Это чушь, что я ранил его осколком стекла. Я даже не прикасался к нему.

– Знаю. Это загадка. Возможно, что-то произошло в тот вечер, когда он ушел отсюда. Он сказал тебе, что провел ужасную ночь и ему повезло остаться в живых, что бы это ни означало. Если он как-то порезался… Говорят, что здесь в земле полно тетанотоксина. Я отыскала его в медицинской энциклопедии. Этот яд один из самых опасных. Он вызывает паралич, действуя на спинной мозг…

Дэвид вздрогнул:

– Не надо.

– Здесь есть некая ирония, правда? Если взглянуть на это таким образом.

– Не хочу. Это было чистой случайностью. Это все случайности, Клара. То, что Виктор выстрелил в меня, что увидел мою фотографию в газете, поехал в Эппинг, увидел, где я живу, пришел сюда в тот вечер, когда меня не было…

Она посмотрела на него умоляюще, но ее глаз в темноте было не видно.

– Все случайности. Насколько мы можем судить, даже убийство той старухи было случайностью – или началось как случайность. Тут нет никакого порядка, никакой морали. Я тысячу раз думал над тем, что произошло в том доме на Солент-гарденз. Я даже хотел пригласить Виктора, чтобы мы повторили все то, что случилось, в таком же доме, с другими действующими лицами…

Дэвид пристально посмотрел на Клару, пытаясь понять, о чем она думает. Ее лицо было спокойным, недоумевающим, печальным, слегка вялым и рассеянным от выпитого виски. Ее руки легли на его ладонь.

– Я серьезно. Я думал, что это поможет нам все забыть, излечиться от этого ужаса. Хотел собраться вместе с Бриджесом, где бы он теперь ни находился, может быть, отыскать Розмари Стэнли и обставить этот дом так же, вплоть до картин на стенах.

– Картин на стенах?

– Да. Это был со вкусом обставленный, красивый дом. Знаешь, я сказал «чья это кровь», потому что не знал тогда, что моя. Думал: какая жалость испачкать светло-кремовый ковер, ведь пятна крови не так легко отчистить. Там были маленькие картинки, они висели вдоль лестницы. Главным образом птицы и животные, репродукции знаменитых эстампов и гравюр. «Руки молящегося» Дюрера, зайца и калужницы, Одюбон и Эдвард Лир.

– Я думала, Лир писал лимерики [25].

– Он еще делал литографии животных. Помню, там была его летучая мышь и черепаха. – Дэвид бросил взгляд на черепаху, медленно возвращавшуюся к убежищу под рододендронами. – Она была прямо в центре, рядом с гравюрой Дюрера, чуть повыше. Я серьезно считал, что должен это сделать, тщательно продумывал все нюансы этой «постановки». Только я хотел дождаться, когда смогу… доверять Виктору. Так и не дождался. – Дэвид мягко высвободил руки. – Клара, будь добра, зажги лампы.

Она встала, пошла в столовую и включила их: одну на краю террасы, другую на стене дома, среди листьев жимолости. Мотылек слетел со стены к лампочке, чтобы обжечь свои нежные, белые, невесомые крылья.