Бей первой, леди! Казанцев Кирилл

Он так быстро вышел из палаты, что едва не сбил с ног медсестру, что пришла делать Максу укол. Лекарство, что привез Рогожский, подействовало моментально: голова перестала кружиться, тошнота враз прошла, и Макс заснул. Дрых так крепко, что даже гроза за окном не мешала, он точно заново рождался под шум ливня и всполохи молний, а проснувшись, чувствовал себя почти человеком: и слабость поганая прошла, и голова хоть и медленно, но все же соображала.

Макс смотрел в потолок и прокручивал в памяти разговор с Рогожским, и поведение того казалось не то чтобы странным — необъяснимым. Логично было бы примчаться в больницу или позвонить еще вчера и вытрясти из Макса все подробности, ведь он — единственный свидетель. Девушку Рогожский слушать бы не стал, не тот случай, однако нет — ждал почти сутки и только сегодня пожаловал. Может, Юльку расспросил? Да какое там, она и не видела почти ничего, пока Кристалл ее по манежу таскал. А в жалость и человеколюбие Рогожского Макс верил ровно столько же, сколько в существование русалок и домовых. Нестыковка получается, и разговор их недавний из той же обоймы: Рогожскому точно неприятно было говорить о прошлом, ведь похищение, как ни крути, прокол, и прокол серьезный…

В дверь снова постучали и на этот раз открыли, только услышав «войдите». Левицкая, собственной персоной, вошла в палату, по-хозяйски осмотрелась и села напротив Макса на диванчик.

— Как вы? — после приветствия спросила она, и во взгляде ее читалась искренняя забота и даже участие. Одета она сегодня была в тот самый светлый костюм, что произвел на Макса огромное впечатление, и сегодня эффект повторился. Голова, правда, малость заныла, но общего эмоционального настроя это не портило.

— Все в порядке, — довольно бодро сказал Макс, — заживает как на собаке.

Левицкая улыбнулась, положила на колени белую сумочку из тонкой кожи и сказала:

— Спасибо. Большое спасибо вам, вы спасли мою дочь. Не знаю, что это было…

— Возможно, еще одна попытка, — оборвал вдову Макс. — Уж больно складно все получилось. Петарда прилетела очень вовремя, когда лошадь набрала скорость и не смогла бы остановиться, даже если бы и захотела. Нашли того, кто это сделал?

Вдова чуть отстранилась, в глазах ее мелькнул холодок, Макс подобрался, прикидывая, не позволил ли он себе чего-то лишнего. Но вроде все звучало корректно и обоснованно, он просто высказывал свои предположения, как недавно Рогожскому, то есть делал свою работу. Лицо у Левицкой на мгновение изменилось: она то ли испугалась, то ли Макс ошарашил ее своей версией — изменилось, но тут же стало обычным: оживленно-деловым.

— Возможно, — как-то быстро отозвалась вдова, — а нашли или нет… Я не знаю, этим Леонид занимается. Но вроде пока никого, я бы знала.

Улыбка пропала с ее лица, вдову, казалось, тяготит этот визит, и она сидит здесь только из вежливости. Но ведь могла вообще не приходить, прислать кого-нибудь из подчиненных или просто ограничиться звонком. Так нет, сидит, крутит тонкое, с огромным камнем кольцо на среднем пальце, смотрит, как и Рогожский недавно, в стену, и пахнет от нее по-другому: цветами и чем-то острым, сладковатым.

— Возможно, я ошибаюсь, но за Юлей кто-то охотится, — осторожно сказал Макс. Рисковал, конечно, мог навлечь на себя хозяйский гнев, но желание во всем самому разобраться не давало отмалчиваться. В конце концов, после того, что он сам вчера видел, ему надо хотя бы знать, к чему готовиться. Звонки с угрозами, таран машины, похищение, петарда под ногами лошади — некто подбирается к Юльке, проявляя максимум фантазии, этого не отнять. И все же: почему ее тогда отпустили, так не бывает, не должно быть? Здесь запросто мог сработать принцип: если не мне, то никому. Юлька пока не может воспользоваться своими деньгами, так и черт с ней, не прятать же ее до означенного в завещании дня рождения. И швейцарское государство стало бы на несколько миллионов евро богаче. Кстати, может, все это — их рук дело? Да ну, бред какой-то…

— Так и есть, — тихо сказала вдова, — вы все верно поняли. Юля это тоже понимает и старается пореже выходить из дома. На территории усадьбы она в безопасности, а все, что за забором, внушает ей ужас.

«А почему тогда она сбежать пыталась?» — Вопрос был готов сорваться с языка, но Макс прикусил его. И понял, что вообще перестал что-либо соображать: и дома ей страшно, и на улице тоже. Рогожский и Левицкая носятся с ней, как с самым дорогим, а Юлька только что с кулаками на вдову не кидается, сама честно призналась, что боится мачехи. Цыганок не испугалась, бешеного Кристалла, а мать, пусть не родную, покусать готова. Голова уже не от боли пошла кругом, Макс смотрел в окно и хотел одного: снова лечь поспать, уже ни о чем не думая, но Левицкая не уходила. И тоже молчала, как до нее Рогожский, потом заговорила, но как-то неуверенно:

— Юле угрожает опасность, теперь вы тоже это видите и понимаете мое беспокойство. Она очень напугана, очень, и снова не выходит из дома. Поэтому я прошу вас…

— Те случаи, что были раньше, — их расследовали? — перебил вдову Макс. — Звонки, таран машины и похищение. Почему шантажисты отпустили вашу дочь? Как она вернулась домой?

Левицкая даже не моргнула, она смотрела на Макса в упор, а волнение выдавали только побелевшие от напряжения пальцы. Вдова вцепилась в ремень сумки и молчала несколько мгновений, потом справилась с собой.

— Я не готова пока ответить на ваши вопросы. И я спешу, у меня мало времени. Я вот что хочу сказать: Юля просила, чтобы вы не оставляли ее. Она верит вам как никому другому и очень переживает за ваше самочувствие, даже считает себя виноватой. И я тоже прошу вас остаться. Лечение я оплачу, не сомневайтесь, зарплата у вас будет хорошая…

— Я вам еще больше должен, — напомнил Макс, мигом помрачнев и прикинув расходы вдовы на врачей и лекарства. Прибавим сюда помятое крыло белого «БМВ», и Макс Еланский переходит в пожизненное пользование госпожи Левицкой. Хотя не так все плохо, выход есть: продать квартиру, машину, расплатиться с долгами и вернуться в Москву, бомжевать на трех вокзалах. Холодно и негигиенично, зато на свободе…

— Забудьте про машину, — отмахнулась Левицкая, — Юлька мне дороже помятого крыла, поверьте. Я не пожалею никаких денег на ее безопасность. Вы согласны?

Она еще спрашивает, как мило с ее стороны! Как будто у него есть выбор: отказаться или принять предложение. И говорит она с ним как с равным, а не как с прислугой — и тон другой, и интонации, в них звучит просьба, а никак не приказ. «Уйти нельзя остаться» — вот из чего приходится выбирать. Еще вчера он сбежал бы, нимало не задумавшись, просто использовал бы возможность, и все, но это вчера. До петарды под ногами Кристалла, до Юлькиного взгляда, когда она сидела рядом и не давала ему отключиться, держала за руку. Пусть несла всякую чушь при этом, но ничего уместнее в тот момент он и представить себе не мог. Юлька… Чувство такое, что ее все кинули, даже папаша от души поиздевался, оставив дочке такое наследство, что ей почти не принадлежит. Глупость, конечно, но раз просит, куда ж деваться. И слава богам, что между ним и девушкой пропасть размером с Марианскую впадину или Большой каньон, что чертовски облегчает задачу. Скоро Юльке исполнится двадцать пять, и она навсегда уедет в свою Швейцарию, позабыв и о вдове, и о Рогожском, и о своих страхах. И уж точно ни разу не вспомнит про Макса Еланского.

— Хорошо, — сказал Макс, — я приеду, как только меня выпишут. Передайте Юле, что я вернусь.

Вдова поднялась, одернула короткий пиджак с глубоким вырезом, слегка наклонившись при этом, но этого было достаточно, чтобы рассмотреть волнующие подробности под тонкой тканью.

— Все, Максим Сергеевич, мне надо идти. Выздоравливайте, и если что понадобится, звоните Леониду, я распоряжусь.

Макс даже слова сказать не успел, а вдова уже выплыла из палаты и стучала каблуками по коридору, в палате остался только запах ее духов. Макс открыл форточку, впуская свежий после грозы воздух, и подумал, что неплохо бы прогуляться, но отсюда его выпустят не раньше чем через неделю, из которой прошло всего два дня.

От разговора остался какой-то неприятный осадок. Максу казалось, что Рогожский, а затем и Левицкая используют его, причем втемную, и чувство это крепло с каждой минутой. От него становилось тяжело и муторно, но горечи добавляло не это: Макс был уверен, что Юлька не может чувствовать себя в безопасности даже дома. Почему — толком объяснить сам себе не мог, просто положился на то, что называется интуицией, когда мозг просто собирает и фиксирует все относящиеся к делу мелочи, не торопится выдать итог, и от этого на душе становится тревожно. Опасность близка, просто ее пока не видно, она удачно маскируется, прячется до поры. Ведь если рассудить — кто такая Юлька? Дочь богатого отца, что оставил ей миллионное наследство, правда, с условиями, но от всего застраховаться нельзя. На такой куш найдется прорва желающих, и обойти швейцарскую полицию имеются охотники, и кто сказал, что они далеко от усадьбы? Предателем может оказаться любой, даже дворник, к примеру. Дворник, повар, горничная. Не надо считать их безмозглыми существами, они имеют глаза, уши, они многое видят, слышат и понимают. Вот откуда надо копать, если он хочет во всем разобраться. Эти люди тоже были в доме, когда все происходило, и кое-что должны запомнить. С них и начнем, сразу после того, как завотделением выпустит его отсюда.

Тот оказался мужиком сговорчивым, да и лекарства помогали. На очередном обходе, осмотрев начавший желтеть кровоподтек на ребрах Макса, врач сам предложил покинуть больницу.

— Но на домашний режим, исключающий физическую активность и нагрузки. Спать, лежать, гулять тихим шагом, не пить, не курить, — наставлял его травматолог. Макс клялся, что выполнит все назначения, пообещал пить таблетки и колоться по часам и после обеда ушел из больницы. Хотел сначала позвонить Рогожскому и попросить машину, но передумал, решив, что обойдется сам. Вызвал такси, доехал до моста, расплатился и пошел по лесу тихим, как и было предписано, шагом, обдумывая еще раз план на завтра, а если повезет, то и на сегодня.

Пока дошел, пока добрался до дома — уже наступил вечер, сосны таинственно высились в ранних сумерках, шумели ветками и роняли на голову иглы. Было очень тихо, и этот шум убаюкивал, а смолистый теплый воздух, от которого Макс порядком отвык, проведя взаперти неделю, действовал не хуже снотворного. Макс сонливость героически преодолел, вышел из леса и остановился на дорожке, что вела к усадьбе, раздумывая, как лучше поступить. Надо найти Юльку, расспросить ее кое о чем, только аккуратно, чтобы не напугать лишний раз. Но это позже, сначала надо переговорить кое с кем, а поблизости, как назло, ни души, только осмелевшие белки скачут по соснам, прыгают по дорожке, насторожив острые ушки. Одна, самая нахальная, почти вплотную подобралась к Максу, села на задние лапы, распушила хвост и вытянула острую мордочку, принюхиваясь к человеку. Макс не двигался, тогда зверек подобрался еще ближе, и теперь были хорошо видны и черные бусинки глаз навыкате, и острые коготки на лапках. А уж хвост был вне всяких похвал, не хвост — опахало, рыжее, с черной кисточкой на хвосте. Белка недовольно помахивала им, она требовала угощения, а глупый человек вышел из дома с пустыми руками.

Белка принялась недовольно цокать, точно требовала чего-нибудь вкусненького, и немедленно, и вдруг насторожилась, замерла, прижав лапки к белой грудке, и пружиной рванула вверх по сосновому стволу, только хвост мелькнул. Но зря пугалась — это возвращалась одна из работниц Левицкой, бодрая пожилая черноглазая женщина в белом халате поверх пестрого платья. Макс с ней давно успел познакомиться, узнал, что работает та на кухне, что работа тяжелая, хозяйка привередливая, но платит так хорошо, что грех жаловаться и можно потерпеть.

Женщина издалека заметила Макса, ускорила шаг, поздоровалась и принялась пристально рассматривать его.

— Живой, слава богу, — с облегчением сказала она, — а нам тут сказали, что тебя бешеная лошадь чуть не убила. И чего ты к ней полез, у нее ж в башке солома…

Макс усмехнулся про себя: тезисы той, когда-то еще в прошлой жизни прочитанной, статьи получали очередное подтверждение.

— Не дождетесь, — уклончиво ответил он, женщина вздохнула понимающе и пошла дальше, но Макс точно невзначай преградил ей дорогу. — Я вот что хотел спросить, — начал он, нарочито смущаясь, — я тут человек новый, две недели поработал и в больницу угодил. Я вот что спросить хотел, про хозяев… — на ходу сочинял он легенду, одновременно кляня сам себя, что не выдумал ее раньше. Но женщина оказалась сообразительная и с полоборота поняла его.

— Ничего, ничего, в порядке все будет, — принялась она успокаивать Макса, — хозяйка требовательная, заместитель ее тоже орел тот еще. Работы много, на каждый день свое меню, свои порядки. Девчонки, что в доме работают, рассказывают: и розы два раза в неделю в комнатах менять надо, кабинеты проветривать, мух и комаров выгонять, если залетят. Одежду только дорогую покупает, Нинка как-то ценник нашла, так от платья за сто тысяч. А шуба у Левицкой вообще за миллион, я слышала. Из продуктов много чего покупать запрещено, я себе по первости списочек составила и с собой на работу брала: что она ест, а чего ни в коем случае нельзя. Мясо, рыбу красную, спаржу, супы сливочные… Масло только оливковое, рыба только белая и речная, никакого майонеза, чай только зеленый, кофе без сахара.

— Фигуру бережет? — попытался Макс перевести разговор ближе к теме. Женщина кивнула, запахнула халат и продолжала просвещать его относительно порядков, установившихся в поместье:

— Сладости нельзя, соусы всякие ни-ни, питьевая вода только в поллитровых бутылках, свою сим-карту сдать, забрать можно только на выходные. Но они редко, раза два в месяц, раньше, говорят, чаще было…

— Говорят? — ухватил Макс кончик ниточки и дернул за него. — Когда — раньше? В прошлом месяце, полгода назад…

— А бог его знает, — вздохнула «информатор», — я тут всего два месяца работаю, полгода дома сидела, пока из агентства не позвонили.

Она говорила что-то еще, жаловалась на неустроенную личную жизнь безработной беременной дочери и первого внука-шалопая, но Макс особо не прислушивался. Два месяца всего, маловато будет, она вряд ли видела или слышала что-то важное, Юлькины кошмары начались гораздо раньше. Надо искать другой источник, этот не годится, и Макс вежливо распрощался с женщиной, сказав, что ему надо найти Рогожского.

А сам двинул в другую сторону, по саду, зашел сначала в гараж, потом в подсобку, где отдыхали дворник и садовник, поговорил с уборщицей и по совместительству посудомойкой. Везде отвечал на вопросы о здоровье, интересовался порядками и обычаями, заведенными в усадьбе. И от каждого слышал одно и то же: «Я здесь недавно, всего два месяца».

Дальше продолжать опрос не имело смысла, впрочем, оставались еще женщины, что работали кем-то вроде горничных и официанток, но для этого, во-первых, потребовалось бы войти в дом, чего он делать пока не собирался, а во-вторых, Макс подозревал, что услышит от них то же самое. Первый блин получился комом: Левицкая два месяца назад полностью сменила персонал, и ничего по делу новые люди сказать ему не могли. Оставался еще один путь, тут Максу прикидываться не пришлось. Он запросто пересек холл, постучал для приличия и вошел в комнату под лестницей, где помещался пульт наблюдения.

Сейчас тут сидели двое, и обоих Макс уже неплохо знал, поэтому разговор завязался свободно. Максу только стоило поинтересоваться, где Рогожский, как ему тут же доложили, что тот повез куда-то Левицкую, а Юлька сидит дома, выходит изредка прогуляться, и вид у нее при этом сосредоточенный и отрешенный.

— Точно сквозь стены смотрит, — поделился молодой плотный парень с жирным затылком, — как не своя. Может, у нее с головой проблемы? Вот хозяйка дочку и не выпускает никуда, чтобы та на людей не бросалась.

— Может, — сделав вид, что задумался, сказал Макс и тут же добавил: — А она всегда такая была? Ну, дочка ее?

Охранник потянулся к кружке с остывшим чаем, отпил немного и скривился так, точно спирта отхлебнул.

— А черт ее знает, — прогудел он, — я тут всего два месяца. Может, и не всегда. Я не знаю.

Круг благополучно замкнулся: охрану и прислугу сменили в одно и то же время. Ловить здесь больше было нечего, Макс принялся смотреть на мониторы. Дом, двор, сад, подсобные помещения, гараж, улица, домик для персонала — вся усадьба как на ладони. И не только жилые помещения, но и забор, почти весь по периметру, ни одного «слепого» угла. Наблюдение на отлично поставлено, не подкопаешься, у Рогожского не забалуешь, тут и муха не пролетит, что радует и настораживает одновременно. С одной стороны, дом в полной безопасности, а с другой стороны — вокруг тюрьмы тоже крепкие стены и охрана с собаками. До псов Рогожский пока не додумался, но все равно очень похоже, только «егозы» по верху забора не хватает, и не простой «егозы», а под током. И смотреть на эти картинки малость жутковато: нет на них ни одной живой души, даже белки не мельтешат, даже ворон не видно. То ли не водятся они здесь, то ли брезгуют соснами за забором вдовы. Тут бы и собаки сгодились, какое-никакое, а разнообразие…

— Ладно, пойду я. — Макс попрощался с охранниками и уже собрался выходить, как одна из картинок ожила. По роскошной бело-кремовой лестнице кто-то шел вниз, вернее, собирался: он показался на верхней площадке, остановился, точно его окликнули, и чего-то ждал. Голосов слышно не было, картинка чуть подрагивала, человеку на площадке надоело стоять на месте, он пошел по ступенькам вниз, и Макс узнал Юльку.

Та медленно спускалась по лестнице, на ходу собирала волосы на затылке. Скрутила их в хвост, помотала головой, спрыгнула через две ступеньки и направилась к выходу. Мелькнула на дорожке перед домом и исчезла из поля зрения камеры — выходит, что «слепые» зоны здесь все-таки имеются. Понятное дело, что невозможно охватить обзором всю усадьбу, да это и не нужно: ключевые точки под присмотром, а Юлька, как и любой человек на территории, никуда не денется, появится рано или поздно под одним из «прицелов». Так и оказалось, девушка обнаружилась на дорожке и неторопливо шла по ней, как показалось Максу, в сторону пруда с рыбами. Он шагнул было к двери, и тут его осенила ценная мысль. Он уже взялся за ручку, но тянуть на себя не спешил, прикидывал, как бы замаскировать свой интерес и задать вопрос так, чтобы тот не прозвучал, что называется, в лоб.

— Я думал, что только я один тут новенький, — сказал Макс, — но меня через агентство устроили. Я в «Бастионе» работал, — произнес он наобум первое пришедшее в голову название ЧОПа, одного из многих в городе. Благо газеты местные читал в недавнем времени часто и название это успело примелькаться своей навязчивой и аляповатой рекламой. — Думал найти «коллегу», но ошибся, — охранники дружно покачали головами.

— Мы из «Стража» — ответил юноша с жирным затылком, — как и предыдущие вроде, но я не уточнял.

Тоже название на слуху, знакомая лавочка. Туда, кстати, постоянно люди требуются, о чем регулярно извещает местная газетка. Но судимых не берут ни в «Бастион», ни в «Страж» этот, в чем Макс успел давно убедиться.

Зато теперь все понятно, дальше говорить было не о чем. Макс кивнул на прощанье и вышел в холл. Постоял немного, стараясь не попадать в сектор обзора одной из двух камер, что сторожили вход и выход из дома, и двинул следом за Юлькой. А что — все в порядке, ничего необычного: телохранитель идет за своим объектом, как и положено телохранителю, ни одна собака не подкопается.

Уже стемнело, ночь была теплой и свежей, даже прохладной, но комаров это не пугало, они вились рядом, лезли в лицо, и Макс едва успевал отмахиваться от самых назойливых. Прошел по той дорожке, где недавно бродила Юлька, поозирался в темноту, но зря — вокруг было пусто. Девушка как сквозь землю провалилась, и Максу вдруг стало жутковато: а ну как снова ей что в голову взбрело? Ведь только что здесь была, куда ей деваться, спрашивается, и главное — зачем? Но чужая душа — потемки, а если учесть все, что она пережила… У здорового мужика проблемы с психикой начнутся, не то что у хрупкой девчонки. Подруг у нее нет, родственников тоже, одна она на этом свете, одна со своими деньгами, вокруг которых закручивается нечто мутное, насквозь нехорошее, и этому нехорошему надлежит быть вскоре. Когда у нее там день рождения?..

Свет фонарей перед глазами померк, исчезли тропинка и сосны, даже запах хвои, как показалось Максу, исчез, или это дыхалку перехватило? Он пригнулся, развернулся в полуприседе и перехватил Юльку за руки, сжал запястья, да так сильно, что та вскрикнула.

— Ты чего? — Ее голос дрожал от обиды, Макс опомнился и отпустил девушку. Та отскочила назад и принялась тереть запястья, и даже в темноте Макс видел, что кожа на них покраснела.

— Извини, — сказал он, — привычка, вернее, рефлекс. Больше никогда так не делай, это плохая шутка. Я вообще шуток не люблю.

Однако ловко она его обманула — подошла со спины и закрыла ладонями глаза. Обычный, невинный жест, казалось бы, но он и правда таких сюрпризов не любил и реагировал всегда одинаково. К захвату рук полагается бросок, но до этого, к счастью, не дошло. Откуда только она взялась, ходит, как белка, неслышно, где только научилась…

Юлька внимательно смотрела на него и, кажется, понимала, что с ним происходит. Подошла, встала напротив и тихо сказала:

— Это ты меня прости. Я так больше не буду. Я не знала.

— Ладно, проехали, — отозвался Макс и пошел по дорожке, придерживая девушку за локоть. Странно было гулять в темноте среди сосен: вроде и в лесу, а дом — вот он, рукой подать. И на свободе, и за забором… и этот диссонанс начинает действовать на нервы. Девушка молчала, послушно шла рядом, и Макс все никак не решался начать разговор — слишком много вопросов появилось за эти дни, и он все не мог решить, с какого начать.

— Как ты? — тихо спросила Юлька. — Как голова? Болит?

И снова тот же взгляд, полный неподдельной, искренней заботы, от которого становится тепло и спокойно. Вот смотрела бы так, не отрываясь, и далеко не уходила, а большего и желать не надо, ибо все уже есть, чего же боле… Комар впился в переносицу, Макс согнал его, наваждение исчезло, и он ответил:

— Нормально все, уже прошло. Ты лучше вот что, — он подвел девушку к лавке, усадил, а сам стал напротив так, чтобы свет от круглого фонарика падал на ее лицо, — мне вот что скажи…

И запутался в словах, малость потерялся даже: Юлька смотрела так, что становилось не по себе. Ему вдруг показалось, что оба они знают какую-то тайну, общую для них, и оба пока молчат: то ли проговориться боятся, то ли время еще не пришло говорить о ней.

— Что потом было? — кое-как собрался он с мыслями. — После того, как меня «Скорая» увезла?

— Рогожский приехал, — моментально ответила Юлька, — сразу, минуты через две или три.

Да ладно, через две минуты. Он что — на помеле летел? Хотя с него станется… Это ей, разумеется, померещилось, не мог сердечный друг вдовы домчаться от усадьбы до конюшни с такой скоростью. Ну, это не важно, есть вещи поважнее.

— А дальше что было? Дальше? — спросил Макс. — Приехал, и дальше что?

— Ничего. — Юлька зябко поежилась. Неудивительно, на ней только футболка, впрочем, не бесформенная, а красивая, белая, со стразами и в обтяжку, и тонкие джинсы. А на дворе холодает, и от пруда сыростью потянуло, и не только сыростью, там уже туман собирается, и его легкие лапы тянутся к дорожке.

— Что значит — ничего? — не отставал Макс. — Он опрашивал рабочих, место осмотрел? Петарду нашел, в конце концов?

И почему-то не удивился, видя, как Юлька мотает головой. Нет, нет и еще раз нет, Рогожский примчался через две минуты после «Скорой», затолкал девушку в машину и увез домой. По дороге выслушал ее рассказ, сказал, что разберется, сдал вдове на руки и куда-то уехал. Все, больше ничего в тот день не происходило, не считая поездки Левицкой в больницу.

— Ничего, — повторил Макс вслед за Юлькой. Ничего, что и требовалось доказать. Рогожский не рыл землю, не строил персонал, не искал злоумышленника или хотя бы его следы, он не сделал ровным счетом ничего, он просто увез Юльку домой, как простой водитель или охранник! То ли хотел ее побыстрее убрать из опасного места, то ли… То ли здесь что-то нечисто, и это что-то начинает попахивать неприятно и отчетливо.

— А ты сама что видела? — спросил Макс и сел рядом с девушкой. Та снова вздрогнула, как от холода, и он решил, что пора заканчивать эту прогулку. Конец лета, ночи становятся холодными, а еще туман, будь он неладен. И прудик-то размером с блюдце, а вот поди ж ты, мороку напустил, точно от большой реки.

— Мне показалось, что с той стороны манежа, за забором, был человек, — неуверенно сказала Юлька и, опередив следующий вопрос, добавила: — Из рабочих, невысокий такой, волосы черные. Он, кажется, Кристалла седлал, я этого человека в первый раз видела.

Макс тоже видел его впервые, но запомнил прекрасно. Для многих азиаты-гастарбайтеры были на одно лицо, но не для Макса. Того, с седлом, он узнал бы легко и непринужденно, и пока взял себе эти слова на заметку, решив подумать, как их можно использовать. Но Юльке ничего не сказал, оба молчали и отмахивались от комаров, где-то далеко лаяла собака и слышался шум поезда.

Туман окончательно завладел дорожкой, стлался им под ноги, Юлька поджала колени и уперлась пятками в скамейку. Дернула плечами и помотала головой, отгоняя назойливо гудящих комаров, Макс поднялся и подал Юльке руку. Та глянула на него и протянула свою, Макс сжал ее ладонь и поднял со скамейки.

— Испугалась? — спросил он тихо, глядя Юльке в глаза.

Та кивнула и прошептала:

— Очень. Особенно за тебя. Я думала, что ты умрешь, тебе было так плохо…

Отвернулась, сжалась, как от порыва ветра, того гляди заплачет, что совсем никуда не годится. Еще не хватало, чтобы из-за него такие красотки слезы проливали, хотя приятно, конечно, чего уж там…

— Не дождетесь, — наигранно-мрачно сказал Макс, — у меня, как у кошки, девять жизней.

Юлька улыбнулась, потом захихикала, а через мгновение рассмеялась в голос, пугая комаров. Те враз куда-то подевались, Макс повел Юльку к дому. Та освободила ладонь и взяла Макса под руку.

Они шли по дорожке к дому, Макс городил вовсе уж несусветную чушь, и при этом ему казалось, что они с девушкой стоят на краю обрыва, и оба делают вид, что не замечают этого, а земля уже сыплется из-под ног, и чтобы не слышать жуткого стука комьев, его надо чем-то заглушить. Юлька веселилась от души, Макс не отставал, они вышли на лужайку с клумбами перед крыльцом, и в темноте Макс заметил два силуэта. Они стояли в тени, стояли так, что любой, кто шел быстро, вряд ли бы заметил их, да и Макс сам случайно наткнулся на них взглядом. Пригляделся — точно, не обознался, Рогожский и Левицкая, хозяйка и заместитель, притаились между кустами и стеной, точно прячутся в своем доме. Максу даже показалось, что он видит, как в отблеске фонаря посверкивают бриллианты в ушах и на пальцах вдовы, а Рогожский весь подался вперед, намереваясь достойно встретить возможные проблемы.

Макс прикинулся, что ничего не видит, а Юльке и вовсе в этом не было нужды, она веселилась напропалую. Макс провел девушку мимо парочки в кустах, оглянулся на ходу — позади никого не было, силуэты исчезли в темноте. Похоже, ко второму выходу пошли: то ли от камер решили ускользнуть, то ли что другое в голову взбрело, ну да бог с ними. Макс проводил Юльку до крыльца, остановился так, чтобы на них смотрели камеры три, не меньше, подвел к распахнутой двери в холл.

— Все, иди спать. Завтра утром жду тебя здесь.

Но девушка уходить не спешила, глянула на Макса снизу вверх, и лицо у нее снова стало, как сказал тогда охранник, сосредоточенным и отрешенным, точно это не она так заразительно смеялась пару минут назад. Макс аккуратно освободил руку, легонько сжал Юльке пальцы и сказал вполголоса:

— Ничего не бойся. Поняла меня? Ничего они тебе не сделают, руки коротки. Ясно тебе?

Девушка кивнула и пошла к лестнице, часто оглядываясь назад. Макс дождался, пока та поднимется наверх и пропадет из виду, развернулся и потопал к себе — спать и думать, или наоборот, как получится.

Вырубился поначалу, но через час или полтора проснулся от духоты, поворочался и понял, что заснуть не получится. Полежал немного, глядя на тени, что перечеркивали потолок, потом открыл окно. Кондиционера в комнате не было, полезным приспособлением оснастили только «барский» дом, прислуге полагалось обходиться открытыми окнами. Тут же налетели комары, загудели, закружили, норовя впиться в кожу, Макс отмахивался от них и смотрел в окно. Через несколько минут стало окончательно ясно, что сон прогнала не только духота, хотя и она постаралась, но кроме нее спокойно спать не давали мысли, крутились в голове, не хуже голодных комаров, что вот прямо сейчас вьются поблизости. Макс задернул тонкие шторы, прихлопнул парочку кровопийц, натянул джинсы и вышел во двор, обошел толстую, пахнущую смолой сосну и привалился к ней спиной, поднял голову.

Небо было мутным, низким, звезды прятались за тучами, но дождя пока не было. Дело шло к грозе, ночной, яркой, шумной, когда от всполохов молний и грома поневоле становится жутковато — стихия все же, как ни крути. И невольно радуешься, глядя на это безобразие из окна, что укрыт от нее надежно, что крыша и стены выдержат удар. Так, наверное, радовался и пещерный человек, если успевал до начала грозы спрятаться в свое вонючее логово, и опасливо высовывал нос в дыру в стене, что парой веков позже стали именовать дверью.

Тучи стали и вовсе уже черными, высоко за ними раскатисто погромыхивало, точно гроза пробовала силы, как артист, что распевается перед спектаклем. Макс присел на корточки, нашел в траве сосновую шишку и принялся подкидывать ее на ладони. Все равно не уснуть, слишком много всего произошло и многое требует объяснения. А самое поганое, что все это идеально стыкуется с Юлькиным рассказом о мачехе, об отношениях с ней, о желании Левицкой прикарманить деньги падчерицы. В последнем Макс ничего странного не усмотрел — нормальный порыв, нормальная зависть, если хотите. Ну кто из вас не позавидует девчонке, что скоро станет миллионершей, причем не рублевой? Понятное дело, что Левицкой и завидно и тоскливо одновременно: у Юльки вся жизнь впереди, обеспеченная жизнь, заметим, а денежки пройдут мимо вдовы. Но эти самые денежки под такой защитой, как под заклятьем, и вдова, как бы зубами ни скрипела, обязана Юльку охранять и защищать даже от комара, не говоря уж про наемных убийц. Что и делает, исправно и старательно, и это можно объяснить: замучается она представителям банка доказывать, что смерть падчерицы наступила от естественных причин. Нет, в жизни все бывает, и молодые люди умирают, но в совпадение швейцарцы вряд ли поверят, у них своя цель.

Громыхнуло уже основательно и сурово, Макс поднял голову, но ничего, кроме черных на черном сосновых лап, не увидел. Те шевелились и таинственно шуршали иголками, с дерева упала упругая шишка, стукнула по плиткам дорожки и откатилась к бордюру. Макс рассеянно следил за ней, не переставая думать о своем.

Вдова старается, это понятно, Рогожский тоже рвения исполнен, но это на словах, а на деле… Одно странное нежелание немедленно разобраться в случае с петардой чего стоит. Понятно, что он хотел поскорее доставить Юльку домой, но мог бы поручить это любому охраннику, уж те как-нибудь девчонку бы довезли. А тут следы еще горячие, свидетели, пусть косвенные, имеются, та же Юлька, например, она же сама сказала, что видела за оградой манежа гастарбайтера. Может, Рогожский потом на место вернулся и следствие учинил, но у девушки ничего не спрашивал, что странно. А нежелание Левицкой говорить на эту тему, ее подчеркнутое безразличие: «Леня занимается…» И тут же пафосная речь о том, как дорога ей приемная дочь. И странное похищение, и смена охраны и прислуги аккурат после нападения на машину и телефонных звонков с угрозами… Люди-то тут при чем, не они же звонили и на машину с битами кидались? Не кидались, не звонили, но видели и слышали много лишнего, за что их и выкинули вон. «Елена Анатольевна за продуктами ездила», — пришли на память слова Рогожского. Обалдеть, какая жертва — выехать раз или два в неделю в супермаркет. Зато по телефону угрожать перестали…

По верхушкам сосен пробежал быстрый ветер, деревья мотнуло в одну сторону, их макушки колыхались, как трава в поле. Мелькнула зарница, вторая, и в небе точно кран повернули — хлынуло мощно и сокрушительно, Макс мигом вымок до нитки и едва успел удрать в дом. Ливень хлестал по окнам, барабанил по крыше и подоконникам. Макс снова лег и слушал шум дождя и гром, что изредка заглушал ливень. Вспышки молний становились все ярче, гроза набирала обороты, и тут вдруг накатила сонливость. То ли усталость сказалась, то ли восстановиться после больницы еще не успел — непонятно. Или найденный ответ к загадке, над которой битый час ломал голову, даже не ответ — путь к ответу, кривой, как положено, и неблизкий, но единственный.

После завтрака Макс первым делом отыскал Рогожского. Господин заместитель вдовы выглядел блестяще, был гладко выбрит, настроение имел отменное, несмотря на серость и туман за окном. После грозы погода нахмурилась, и то и дело с неба сыпался мелкий дождик, однако Рогожский встретил Макса в отличном расположении духа.

— Мне к врачу надо, — с порога заявил Макс.

Рогожский помолчал, сделал серьезное лицо и сосредоточенно уставился в окно, точно прикидывая, не нарушит ли временное отсутствие Макса покоя в доме. Думал ровно минуту, потом милостиво кивнул:

— Валяй, езжай. Только быстро и сразу назад, я за тебя твою работу делать не собираюсь. И если ей что понадобится — извини, я тебя хоть под наркозом, но сюда вызову.

Разумеется, Макс спешил, и, понятное дело, не к врачу, а в «Страж», что поставлял Рогожскому охранников. По-хорошему, надо бы еще и в кадровое агентство заглянуть, что прислугу для Рогожской вербовало, но на это времени нет. И что самое неприятное, он так и не придумал себе официальный и правдоподобный предлог для похода в этот самый «Страж», как ни крутил — ничего путного в голову не лезло. И уже по дороге, проскочив пробку у моста, решил, что действовать будет по обстоятельствам, то есть импровизировать.

«Страж» помещался в старой, еще дореволюционной двухэтажной постройке из красного кирпича. Основательное, под новой крышей здание располагалось в самом центре города, фасадом выходило на проспект. Макс оставил «Мазду» на парковке у магазина и немного прогулялся назад, по дороге купил необходимый реквизит — местную газету. Она не подвела: объявление находилось на прежнем месте, и в «Страже» по-прежнему требовались «отслужившие в ВС мужчины до сорока лет». Макс даже что-то вроде радости испытал, увидев объявление на хорошо известном месте, обрадовался почти как старому знакомому: зря, что ли, несколько месяцев на него глядел, вот оно и пригодилось. И так, постукивая сложенной газетой по ладони, Макс вошел на территорию «Стража»

— Я насчет работы, — с порога заявил он охраннику, что сидел за турникетом. Набыченный мужик в сине-черной форме понимающе кивнул и пропустил Макса дальше, в длинный, узкий и чертовски холодный предбанник. Махнул рукой в сторону лестницы, буркнул что-то вроде «второй этаж, по коридору до конца, направо, первая дверь слева, там написано» и вернулся на пост: разглядывать входную дверь, толстую и массивную. Ни кроссворда, ни книжки или прочих отвлекающих от службы посторонних вещей Макс не заметил. Похоже, что с дисциплиной в «Страже» дело обстояло строго до невозможности, начальство «посторонку» на посту не поощряло, а может, и карало материально и морально, так что охранник не сводил с двери глаз.

Макс поднялся по узким истертым ступенькам, прошелся по коридору мимо наглухо закрытых белых дверей. За одними слышалась голоса и телефонные звонки, за другими было тихо, Макс миновал их все и оказался на распутье. У глухой стены коридор раздваивался, слева он заканчивался дверью, чем-то напоминавшей входную: тоже мощную и массивную и закрытую, разумеется. Направо помещалось окно с узким подоконником и дверью напротив, как раз той самой, куда и отправил Макса охранник. На двери висела табличка «Отдел кадров». Промежуточная цель была успешно достигнута, Макс убрал газету в карман и постучал в дверь.

За ней обнаружился довольно просторный кабинет, заставленный шкафами, их полки были до отказа забиты папками, на каждом корешке красовался четырехзначный номер, вдоль шла надпись «Личное дело». Увидев этакое изобилие документов, Макс слега приуныл: тут до утра не разобраться, а времени у него немного, хорошо, если четверть часа урвет, а еще с добычей уйти надо, и желательно незаметно.

Кроме шкафов, в кабинете находились две барышни лет под сорок, они пили чай, но Макса встретили приветливо: предложили присесть, выслушали и дали анкету. Макс принялся заполнять ее, добрался до строки «Имеете ли судимость?» — и уверенно поставил в ней жирный минус. Врать так врать, чего уж там, он сюда не на работу наниматься пришел, как эти две клуши подумали. Он и фамилию, имя-отчество себе новые сочинил, и место рождения, и прочее, на ходу состряпал легенду и отдал анкету пухлой улыбчивой сотруднице. Та внимательно изучила ее и убрала в папку, на которой Макс успел прочитать «На собеседование».

— Вам перезвонят, — сказала барышня, — сначала будет первичное собеседование, потом тесты по физподготовке и на профпригодность. Паспорт взять не забудьте и военный билет. Нам подготовленные сотрудники нужны, работы много…

Она покосилась на открытую коробку с зефиром в шоколаде. Зефир был свежий, пахло вкусно, и оставалось от него немного: коллега барышни времени не теряла. Макс их обеих задерживать не стал, распрощался и вышел в коридор. Сделал вид, что заблудился, повел себя так, чтобы тот, кто сидел за пультом наблюдения с камер, что висели с обеих сторон коридора, в это поверил, и нашел, что искал, — туалет. Поспешно скрылся внутри, словно резко приспичило, убедился, что оказался в заведении один, и осмотрелся. Нашел, что искал, хоть и не сразу: датчик пожарной сигнализации. Отлично, «Страж» и здесь держит марку: курить в помещениях запрещено — в коридорах и кабинете сделаны такие же, желающим подымить просьба пройти на свежий воздух. А что, правильно, молодцы они, хозяева славного ЧОПа.

Макс достал из кармана припасенную зажигалку, поджег газету и поднял ее к потолку. Пришлось постараться, даже подпрыгнуть пару раз: в позапрошлом веке строить умели, и какой-нибудь купчина, что возводил этот домик для своего семейства, жить в тесноте не пожелал. Не «сталинский» дом, конечно, а все ж метра три будет.

Датчик упорно отказывался реагировать на дым, Макс подпрыгнул еще раз и ткнул концом тлевшей газеты в белый пластиковый конус. Отдышался, приготовился к следующему прыжку, когда началось: конус замигал красным, завыла короткая сирена, и раздался механический голос с неживыми интонациями.

— В помещении возгорание. Всем покинуть помещение, — равнодушно, после пауз повторяла «железная девочка», в промежутках ее сменяла сирена, похожая на сигнал воздушной тревоги. Макс бросил горящую газету на пол строго под датчиком, зажигалку утопил в унитазе и выглянул в коридор: сработало. Сотрудники «Стража» торопливо, но дисциплинированно и без паники покидали здание. Выла сирена, мигали красные отблески сигнализации, над дверями зажглись таблички «Выход», голос над головой механически твердил об угрозе жизни.

Времени не оставалось, Макс выскользнул в коридор и под прикрытием толпы добрался до двери отдела кадров. От души понадеявшись, что барышни первыми сбежали из охваченного огнем здания, потянул дверь на себя. Открыто, что радует, и внутри никого, что вообще прекрасно. Расчет оказался верным: кадровичками обычно работают нерасторопные пугливые тетушки, медлительные и въедливые, других тут не держат. Зато инстинкты у таких включаются с полоборота, особенно инстинкт насыщения — они постоянно пьют чай — и инстинкт самосохранения. От анализа остальных базовых потребностей сотрудников кадровых служб Макс отказался — было не до того. Он захлопнул дверь, повернул задвижку, подергал для уверенности — нет, закрыто, можно приступать. Обежал заставленное шкафами помещение еще разок и ринулся к компьютеру, одновременно поглядывая на наручные часы. «Пятнадцать минут», — отвел он сам себе время на поиски, плюхнулся в кресло перед монитором и схватился за мышь. Копаться в папках, что забивали шкафы сверху донизу, он не собирался: перерыть тут все суток не хватит. Компьютер — друг человека, тем более что кадровички выключить его позабыли, смылись, прихватив с собой сумки и косметички, даже зефир в панике бросили. Макс отодвинул коробку на край стола, чтобы не мешала, и взялся за мышь.

База нашлась, окно помещалось внизу рабочего стола, Макс обнаружил его, открыл и выдохнул: знакомая игрушка, еще по прошлой жизни. Сам, бывало, пользовался, только не кадровой, а управленческой, но принцип построения тот же, благо производитель один, производитель с замашками монополиста. Справочники — вот что нам надо, Макс мигом нашел их и принялся изучать, не забывая смотреть на часы и прислушиваться. Сирена и механический голос вещали наперебой, и так будет длиться то тех пор, пока в туалете не догорит газета, хорошо, что она толстая — полос много, бумага рыхлая, дыма от нее завались. «Надо было две брать…» Макс нашел справочники и пытался вникнуть в их структуру. Сообразил, перешел в раздел «контрагенты» и принялся искать от противного, от собственно заказчика.

Таковых оказалось десятка три, в основном торговые конторы и сеть местных ювелирных магазинов. Точек у нее по городу было штук восемь, работали они без выходных по двенадцать часов, охрана там требовалась постоянно. Макс быстро пробежал список, ничего для себя в нем не обнаружил, вернулся в справочник и пролистал его до конца. Там помещалась скромная желтая папочка, поименованная «физлица», Макс соображал пару мгновений, открыл ее и понял, что попал в точку. Вот оно, логово, всего одно, проходит в «Страже» под кодовым названием «коттедж». И адресок указан, тот самый поселок в сосновом бору, ошибки быть не может. «А если это не она, не Левицкая?» — Мысль испарилась так же быстро, как и пришла. Дата увольнения с объекта «коттедж» у всех одна — весна этого года, и это не совпадение, он угодил в точку. Да и если подумать хорошенько, то кроме вдовы содержать такую, как у нее, охрану мало кому из соседей под силу, да и незачем. Многие вообще в Москве живут, под сосны только на выходные приезжают или на праздники или пользуются услугами других контор, но обычно им хватает охраны на въезде. А остальные просто живут в тишине и комфорте и не подозревают, какие страсти кипят за соседним забором.

«Коттедж. Посмотрим, кто тут у них…» — Макс быстро составил небольшую сводную таблицу за последний год. Появился список фамилий — их было десятка полтора, что облегчало задачу. Макс глянул на часы в правом нижнем углу экрана — прошло уже семь минут, половина времени из того, что он отвел себе на поиски. Правда, сигнализация еще продолжала орать, и Максу показалось, что он чувствует запах дыма. До чего ж славная газета попалась, горит себе, дымит на славу и тухнуть не собирается. Хорошая дымовуха получилась, а в коридоре тем временем послышались голоса. Макс прислушался, но ничего не разобрал, посмотрел на дверь, на окно и снова уставился в монитор, потом распечатал табличку и, пока принтер собирался с мыслями, пока загудел, пока выдал распечатку, нашел в другом справочнике людей из списка.

Как мог быстро скопировал адреса и телефоны в отдельный файл, когда в дверь постучали.

— Оля! Катя! Вы там? — глухо, как из-под воды, прокричал мужик, но ответа не дождался. Барышни эвакуировались одними из первых и теперь отсиживаются где-то. На их месте он бы радовался: рабочий день идет, зарплата капает, а делать ничего не надо, благодать! Дядя еще раз грохнул в дверь и пропал, Макс выдернул из принтера листок, удалил файл, подумал пару мгновений и выключил компьютер. Причем сделал это грубо, просто выдернул шнур из розетки и под писк упээски вскочил, спрятал листки и подбежал к окну. Сигнализация точно этого и ждала, заткнулась на полуслове. Макс открыл окно, вскочил на батарею, с нее на подоконник и перешагнул пластиковый профиль, посмотрел вниз и по сторонам.

Этаж вроде бы и второй, а фактически как третий, прыгать не вариант, если не шею сломаешь, то обе ноги запросто. На счастье, купец из прошлого оказался человеком с фантазией, и здание со всех сторон украшали и карнизы, и выступы, и ниши из кирпича, местами осыпавшегося, но все еще крепкого. По узкому, в ступню шириной карнизу Макс прошел спиной к стене до следующего окна, пригнулся и спрыгнул на козырек, что помещался над крышей запасного входа. Повезло, что окна выходили во двор, а не на проспект, иначе уже с полдесятка зевак тыкали бы в него пальцем и снимали на мобильник. Зато впереди показался бетонный забор, глухой и целый, без единой дыры, он упирался в глухие ворота, и даже с козырька Макс видел зависшие над обеими створками камеры наблюдения. Работают — не работают? Черт знает, но лучше не рисковать, хоть карниз уже и закончился, оставался другой путь.

По уложенным на ребро вмурованным в стену кирпичам Макс поднялся до окна второго этажа, втянул голову и проскочил опасное место. По голосам, что раздавались изнутри, он понял, что тревоге объявлен отбой, что сотрудники уже вернулись в кабинеты, и только кадровичек поджидает сюрприз в виде открытого окна. Ничего, это мелочи, других следов он не оставил, не будут же они отпечатки пальцев с мыши и клавиатуры снимать, не тот случай, как ни крути. Решат, что сами позабыли, а тут еще и с компьютером проблемы гарантированы: база данных — штука нежная и резких отключений электричества может и не пережить, восстановления потребует, да оно и к лучшему: тетеньки отвлекутся и забудут о последнем претенденте на вакантное место.

Еще выступ, пошатнувшийся под ногой, второй, малость повыше, третий — и до забора рукой подать. Еще выступ, что раскрошился, не выдержав веса, но Макс успел прыгнуть вперед и повис животом на заборе. Подтянулся, посмотрел, что там внизу, и перемахнул преграду, спрыгнул в крапиву почти с себя ростом, постоял, прислушиваясь. Все тихо и спокойно, никто не орет, сирена не воет, преследователей нет, да и откуда им взяться, кто его видел… Охранник на входе за общим шухером и забыл давно, что приходил тут некто, работой интересовался, а что не вышел обратно — да кто ж теперь вспомнит? Макс выбрался из крапивы и осмотрелся: что-то вроде территории предприятия, большого и заброшенного, одни пустые провалы окон величиной от пола до потолка в длинных строениях чего стоят. Гадюшник внутри, наверное, тот еще, как и его обитатели, бомжи да собаки бездомные, и встречаться с ними не с руки: и противно, и некогда. Макс быстро пошел вдоль забора прочь от «Бастиона», миновал здания цехов, или чем они там были раньше, и обнаружил прекрасную дыру в бетонном заборе — здесь не хватало ровно половины плиты и вход был открыт для всех желающих. Перешагнул покрытые травой обломки и оказался на узкой улице, прикинул, где находится, и пошел направо, к проспекту и парковке, где оставил машину. Прошел мимо «Стража», глянул через забор — все окна открыты настежь, хоть и ветер нешуточный поднялся, точно снова грозу нагоняет.

В машине Макс первым делом достал список сотрудников, что полгода назад работали у Левицкой. Пробежал его, прикидывая, с кого бы начать, сосредоточился на тех, у кого, кроме мобильников, были указаны и домашние номера. Вообще список по сравнению с табличкой оказался короче раза в два — многие уволились, и вызвать их на разговор было бы затруднительно, вся надежда оставалась на пятерых, что еще трудились в «Страже», и домашние номера имелись у троих. Мобильник — дело такое: сегодня один номер, завтра другой, послезавтра третий — все эфемерно и ненадежно, стационарный телефон — другое дело. Макс набрал первый же, подождал немного и после серии длинных гудков узнал, что некто Гальченко Игорь сегодня на сутках в Москве и вернется завтра. Набрал второй, но там упорно отказывались отвечать, Макс посмотрел на часы и перешел к третьему. Вся операция заняла у него сорок минут, от захода в дверь до выхода через окно отдела кадров, а с того времени, как он уехал из поместья, прошло больше часа, и Рогожский пока не звонил. Макс набрал третий номер, и через несколько мгновений чуть заспанный женский голос ответил, что сотрудник «Стража» Вишняков О. К. находится на боевом посту, а именно караулит полки с консервами и макаронами в супермаркете на привокзальной площади, и вернется только завтра.

— Благодарю вас. — Макс был готов расцеловать женщину на том конце провода, судя по голосу — молодую. Жена, сестра, подружка — какая разница, главное, что этот Вишняков полгода назад работал у Левицкой, потом его выкинули вместе со всеми, но память-то не стерли, и с ним надо сегодня же поговорить.

— Надеюсь, амнезией он не страдает. — Макс бросил список на соседнее сиденье и завел машину. Выехал с парковки, прикидывая на ходу, сколько займет дорога, да и сам разговор. В городе снова образовались нешуточные пробки, но это были мелочи по сравнению с предстоящим разговором. Может, этот Вишняков и говорить-то на эту тему не захочет и пошлет Макса куда подальше. И Рогожский пока не звонит, что особенно радует: значит, Юлька так и сидит пока в поместье и никуда не собирается. И правильно, пусть сидит, пока он не вернется.

Вишнякова удалось найти с помощью коллег: два здоровенных молодых скучающих мужика встречали покупателей на входе, осматривали на предмет наличия больших сумок и прочего габаритного багажа и ненавязчиво предлагали сдать его в камеру хранения. Больше мужикам заняться было нечем, и они охотно объяснили Максу, где искать Олега Вишнякова. Тот сегодня сторожил отдел бытовой химии и прилегающие к нему полки с собачьими консервами. Макс быстро нашел его и постоял в сторонке, присмотрелся и на ходу придумал, с чего начать разговор. Сосредоточился, придал себе тревожно-деловой вид и двинул напрямик к высокому полноватому человеку в черной с красными нашивками форме. Вишнякову было под сорок, ростом он был чуть пониже Макса, короткие волосы отливали рыжим, бледную кожу покрывали веснушки. Понижение по службе Вишняков воспринял стоически и бдительно прохаживался вдоль полок, осанки при этом не терял, ногами не шаркал и вообще смотрел орлом. Глянул недовольно на Макса, оказавшегося поблизости, и слегка обалдел, когда тот заговорил.

— Привет, — сочинял на ходу Макс, — меня Слава зовут, я в «Страж» недавно устроился. Мне у Левицкой предложили поработать, а я даже не знаю, соглашаться или нет. Ты вроде работал там, мне Игорь сказал.

— Какой Игорь? — пришел в себя Вишняков, и Макс еле сдержал улыбку, видя, как меняется его лицо — от полных непоняток через отдаленное понимание предмета разговора к полному, да и слово «Страж» сыграло свою роль. На что Макс, собственно, и рассчитывал, но этого ему показалось мало, и он решил развить и закрепить успех.

— Ну, Игорь, Игорь Гальченко, ты же с ним работал, должен помнить, — как о чем-то незначительном сказал Макс, и Вишняков расслабился, кивнул и смотрел на Макса уже почти как на своего, на «коллегу».

— Работали, — протянул он, следя за пенсионеркой, что копалась в консервах и близко подносила к глазам каждую банку, — было дело. А тебе-то что?

— Так мне к ней предлагают, — напомнил Макс и перебил сам себя: — Слушай, может, покурим? Или запрещено? Я куплю, только скажи какие…

Перспектива вырваться из полуподвального, провонявшего кошачьим кормом помещения манила и звала, дразнила глотком свежего воздуха и никотина, да еще за чужой счет, и Вишняков сдался. Подумал для приличия, но недолго, и сказал, что выйдет через минуту, только подмену себе найдет. Макс двинул к кассе, купил пару пачек заказанных сигарет и направился в обход супермаркета на стоянку фур, что ждали очереди на разгрузку. Вишняков появился ровно через минуту, взял сигареты, с нескрываемым удовольствием затянулся, выпустил в небо дым и сказал:

— Спрашивай, что интересует. Только быстро, меня ненадолго отпустили, а скоро обед.

Макс глянул на часы — и правда, уже скоро. Он второй час катается, и если Рогожскому взбредет в голову позвонить врачу, то пиши пропало. Но не взбредет, плевал он на здоровье подчиненного, что сейчас только на руку.

— Ты же работал у нее, — продолжил Макс прерванный покупкой сигарет диалог, — что скажешь? Как тебе вообще… ну, впечатления?

Говорить он старался быстро и по возможности косноязычно, старательно делал вид, что волнуется перед принятием сложного решения. Вишняков ободряюще кивнул и сказал:

— Да нормально все было, платили хорошо и вовремя. Работа как работа, работали, пока дурдом не начался.

— Что за дурдом? — живо заинтересовался Макс.

— Да ерунда всякая, черт знает что. — По голосу было понятно, что Вишняков раздосадован, что воспоминания ему неприятны, и Макс боялся, как бы тот не оборвал разговор. Хотел было денег за информацию предложить, но вовремя одумался, чтобы не вызвать подозрений. Поэтому дальше действовал осторожно, больше слушал, чем говорил, и не отрываясь смотрел на Вишнякова. А тот помолчал, скурил полсигареты и продолжил:

— Хрень какая-то непонятная, а я этого не люблю. У Левицкой дочка есть, так вот, из-за нее все и началось. Повезли ее на лошадях кататься, а обратно вернулись на разбитой машине. В хлам разбитой, понимаешь, — толковал информатор, а Макс старательно кивал, изображая удивление. Так, один эпизод подтверждается: на машину с Юлькой действительно напали и разбили, как выразился Вишняков, в хлам. Кто напал, почему — тот не уточнил, похоже, не знал, едем дальше. А тот в понуканиях уже не нуждался и вываливал благодарному слушателю все, что запомнил, перемежая собственными комментариями. — Потом она начала телефоны ломать, я сам видел: идет по дорожке, мобильник у нее зазвонит, она ответит и хрясь — швырнет на плитки так, что только осколки летят. Или об дерево, парни видели, как она новый мобильник грохнула, но тот потом еще долго работал. Или просто под ноги себе швырнет, пнет или наступит — пацаны уж подбирать замучались, один раз даже в пруд лезть пришлось, она его в воду кинула…

Вишняков трепался без перерыва, Макс не забывал «держать» удивленное лицо и поддакивать, а сам думал о том, что это, пожалуй, уже эпизод два. Мобильники Юлька истребляла, когда ей с угрозами звонили, это понятно, с нее станется. «Вот характер», — удивился Макс, получая дополнительные подробности всего, что происходило до него в доме Левицких. И одновременно почувствовал не жалость даже, а скорее потрясение какое-то: вот Юлька молодец, сколько всего ей вынести пришлось, а держится! Нервишки у нее, правда, пошаливают, так это нормально, тут кто угодно бы озверел.

Вишняков замолк, вытащил из пачки вторую сигарету и закурил, пуская дым. То ли выдохся, то ли сказать больше было нечего, но охранник молчал, тогда пришла очередь Макса.

— И что, — заинтересованно спросил он, — что дальше было?

И едва сдержался, чтобы не покрыть последними словами грузчика — на тележке разорвалась коробка, и банки с грохотом валились из нее, катились по полу и звенели так, что заглушили все другие звуки. Впрочем, Вишняков по-прежнему молчал, лишь глянул на Макса и пожал плечами. И снова затянулся, зажмурился от удовольствия, даже глаза прикрыл.

Разговор пошел наперекосяк, Макс ждал другого продолжения, ожидаемого и предсказуемого, но его не было. Вишняков недвусмысленно глянул на экран мобильника и стряхнул с сигареты пепел. И опять молчал, вопросительно смотрел на Макса.

— А что потом? — задал тот наводящий вопрос, ожидая рассказа о дальнейших событиях.

— Да ничего, — буркнул Вишняков, — ничего хорошего. Овца она, эта Юлька, с жиру бесится.

О, уже ближе, уже что-то такое вырисовывается, и Макс решил продолжать в том же духе, только осторожно, чтобы не спугнуть информатора.

— Она что — сбежать пыталась? — спросил он, и Вишняков помотал головой, снова затянулся.

— Нет, какое там бежать! В больницу она попала, мы хоть от девки этой две недели отдохнули. Благодать была: хозяйка в Москву сразу уехала, хахаль ее, командир наш, тоже куда-то провалился. Увез девку в больницу и смылся.

— Две недели? — вырвалось у Макса. — Зимой?

Он уже пожалел, что показал свою осведомленность, но услышанное ошеломило не хуже копыта по темечку. Юлька попала в больницу, вот что сказали охране, про похищение— ни слова. В больницу, значит… Интересное кино получается: девушка лежит в больнице, мать уезжает в Москву, а Рогожский просто сваливает из дома, оставляя охранников и прислугу валять дурака. Вишняков кивнул, не заметив, как изменилось лицо Макса, отбросил окурок и теперь просто стоял, подставив лицо солнцу. Загорал, пользуясь случаем, а Макс в темпе соображал, что бы все это могло значить. Две недели, зимой: все сходится, именно зимой Юльку две недели держали в подвале. Больница, значит. Это что же получается…

— В психушке она лежала, — не открывая глаз, уверенно сказал Вишняков.

— С чего ты взял? — опешил Макс.

— Телефонами кидалась, на мать орала, истерила постоянно, от людей шарахалась, — загибал пальцы охранник, — в психушке ей самое место. Туда-то ее Рогожский и увез, я сам видел утром, как Юлька в его машине спала. Вколол ей, поди, успокоительного, чтобы не дергалась, и отвез. Отдохнули мы тогда… — мечтательно протянул он и тут же, без перехода, загрустил: — И сам привез через две недели, дня три тихо было, потом снова началось. А потом нас уволили…

У Вишнякова зазвонил мобильник, охранник глянул на экран, опомнился и принялся торопливо распихивать пачки сигарет по карманам.

— Все, прости, братан, некогда, на работе я, — пробормотал он, — ты мне лучше позвони, я завтра сменюсь, тогда и поболтаем. У Игорька телефон возьми, он знает.

Макс сказал, что так и сделает, распрощался и пошел к парковке, где оставил «Мазду». Шел медленно, смотрел под ноги и по сторонам, уступал дорогу прохожим, перешел улицу на зеленый свет. Чего там звонить, болтать — и так все понятно, сказанного хватит с лихвой. Охрана ничего не знала про похищение, для них Юлька была в больнице, а потом всех уволили к чертям, набрали новых. «Сам увез, сам привез. Хозяйка в Москве, начальник наш неизвестно где…» Почему же неизвестно, сейчас как раз все понятно, где ошивался Рогожский те две недели! Все понятно, просто и незатейливо, как грабли.

«Суки, — крутилось у Макса в голове одно, — вот суки, прости господи. Рогожский и Левицкая… Твою мать, что же делать…» Юлька ведь по краю ходит, и осталось ей недолго, ровно до дня рождения, а потом… Тактика мамаши и ее хахаля понятна: запугать до смерти, чтобы девушка даже не помышляла о том, что может одна выйти за ворота усадьбы. И не только одна, если вспомнить разбитую машину и петарду под копытами Кристалла. Кстати, о петарде: теперь все объяснимо, почему Рогожский не стал устраивать следствие. Азиата он, понятное дело, подослал, не убить хотел, а запугать, в очередной раз напомнить, что безопасно только дома. И напрасно он думает, что Юлька в это верит, не зря же она из дома бежать пыталась, и если бы не цыганки, то бог знает, где бы сейчас была, но не в Швейцарии — это точно.

И тут вместо апатии накатила такая злость, такая лютая ненависть к мерзавцам, что того гляди и правда доведут Юльку до психушки. Кстати, что там на этот счет в завещании говорится — если наследник недееспособен, кому переходят его миллионы? Недееспособный — это почти что мертвый, значит, все снова достается небольшому альпийскому государству. Круг замкнулся, Макс сжал пальцы на «баранке», сжал до боли, не в силах понять и что происходит, и что он сам делает в этом, как сказал Вишняков, дурдоме. Уж явно не помятое крыло отрабатывает, тем более что о нем Левицкая благополучно забыла. Но что тогда, что? Зачем он им?

Злость захлестнула с головой, повесила перед глазами мерцающую сетку, пальцы побелели и дрогнули. Макс разжал их, положил ладони на колени и ждал, когда эмоции спадут. Вишняков ему точно глаза открыл, много стало понятно, а много запуталось еще больше, и свести воедино все концы он мог, только оказавшись в усадьбе. Значит, придется возвращаться, и слава богам, если Юлька еще там. Хотя Рогожский так и не позвонил, точно наплевать ему было, где подчиненный на служебной машине третий час шляется, за это время не то что к врачу — в Москву и обратно смотаться можно…

«Надо возвращаться». Макс почти успокоился, завел двигатель и аккуратно тронул машину с места. Ехал тихо в правом ряду, пропускал особо торопливых и смотрел на дорогу, а в голове все кружилась въедливая мысль: «Зачем я им?» И поганое чувство собственного бессилия, непонимания ситуации, зависимость от воли двух тварей, что едва не сломали Юльке жизнь, заставляло сжимать зубы. А от предчувствия, что скоро все это закончится самым препоганым образом, хотелось выть, как волку в августе, тем более что до него и осталось всего ничего, три дня. И в августе Юльке исполнится двадцать пять лет, и конец всему, конец им обоим — умом Макс это постичь пока не мог, здраво объяснить тоже, но был уверен, как уверен в том, что на светофоре после красного сигнала загорится желтый.

Глава 4

Пока Макс ехал через город, все прокручивал мысленно и рассказ Вишнякова, и то, что услышал от Рогожского и Левицкой, все, что сказала ему Юлька. Так крутил и этак и в итоге получал одно: девушка права, она ведет себя адекватно ситуации, пытается спасти свою жизнь, и ей некому помочь. Вообще некому, она одна, совсем одна, в любой момент с ней может случиться что угодно, и за стенами усадьбы этого никто никогда не узнает. Одна, брошенная, сирота…

Макс подрезал неторопливую тяжело груженную «Газель», резко взял влево и, оказавшись в крайнем ряду, не слушая воплей в спину и раздраженных гудков, полетел к реке и мосту, за которым начинался сосновый бор.

В поселке тоже скорость малость превысил, благо пусто тут было и безлюдно — ни собак, ни машин, ни людей. Быстрее, чем обычно, заехал в ворота поместья Левицкой, глянул на крыльцо, на дорожку перед домом и первым делом заметил там незнакомую женщину. Не из персонала, явно: во-первых, он уже всех знал и давно со всеми перезнакомился, а во-вторых, одета она была по-другому. В деловой костюм, туфли на невысоких каблуках, а к боку прижимает локтем здоровенную сумку, даже не сумку — портфель. В таком документы таскать удобно или ноутбук, благо размеры позволяют. И ходит с этой ношей туда-сюда, нет бы на лавочку поставить, а она вцепилась как в самое дорогое. И видно, что ждет чего-то: как обернулась на шум подъехавшей машины, так и стоит, щурится, с «Мазды» глаз не сводит.

Макс женщину мигом с ног до головы оглядел, прикинул, что лет ей под сорок, что тетенька полновата и косметикой не пользуется, и потерял к ней интерес. Однако охранника, что вышел из будки у ворот, спросил точно невзначай:

— Кто такая?

— Секретарь Левицкой, — ответил тот, — уже час тут ползает, надоела. Хозяйка и Рогожский в Москву уехали, что-то у них в банке случилось, я толком не понял. Рогожский тут с утра метался как ошпаренный, потом тетку эту привез, они в кабинете полчаса сидели, потом все с документами какими-то носились, потом укатили, даже обед не заказали. И неизвестно, когда вернутся, — доложил охранник обстановку.

Вот теперь понятно, почему Рогожский не звонил: в Москве шухер у них приключился, вот и повез вдову на разборки. Проблемы в банке… Да и черт бы с ними, но, видать, Левицкую крепко припекло, раз они вот так с места сорвались. У вдовы распорядок дня железный, это всем и каждому в доме известно: подъем, завтрак, косметолог, бассейн, лошади, обед… А эту здесь бросили — зачем, спрашивается? Но Макс про тетку и думать забыл, пошел к дому, стараясь не бежать и придумывая на ходу благовидный предлог, чтобы увидеться с Юлькой. Та не показывалась, в холле было тихо и пусто, вся прислуга куда-то подевалась, но Макс знал, что его видят, и не ошибся. Открылась дверь за лестницей, из нее показался охранник и махнул Максу рукой. Тот вошел, посмотрел на мониторы — секретарь Левицкой так и ходила туда-обратно по дорожке, портфель она держала под мышкой и украдкой вытирала вспотевший лоб.

— Видел? — показал охранник на монитор. — Ее в город отвезти надо. Она сегодня без машины, Рогожский недавно звонил, сказал — как вернешься, чтобы ее отвез и сразу назад.

— Отвезу, — сказал Макс, глядя на мониторы через приоткрытую дверь, видел садовника, что стриг кусты, пару белок на дорожке и на спинке лавки, пустой холл и коридоры второго этажа. Пробежал взглядом все мониторы, но девушки ни в доме, ни в саду не было.

— Юля где? — спросил Макс.

Охранник ткнул пальцем в потолок:

— Дома сидит, я ее с утра не видел. Спит, наверное.

Ага, спит, половина первого дня, между прочим. Спит… Тогда она тоже, по словам Вишнякова, спала на заднем сиденье машины Рогожского. А тут еще этот внезапный отъезд… Надо проверить.

Макс взбежал по лестнице на второй этаж и остановился на распутье. Налево кабинет Левицкой, почти в самом конце коридора, направо… Там бывать еще не доводилось, и, как назло, поблизости никого не было, поэтому Макс просто пошел мимо дверей, прислушиваясь на ходу к звукам из-за них. Везде тишина, аж жутко делается и не по себе, и хочется уйти отсюда побыстрее. Ну зачем Левицкой такой дом, тут полсотни человек запросто разместить можно, обалдеешь ведь от тишины и безмолвия!

Дальше коридор резко раздвинулся в обе стороны. Макс оказался в небольшом зале с панорамными окнами с обеих сторон. Чисто, тихо и много зелени — пышной, яркой, и видно, что кустам и деревцам в кадках хорошо и удобно, они радуют глаз и шевелятся под ветерком. Макс тут оказался впервые, огляделся, заметил в торце коридора дверь, шагнул туда и прислушался: оттуда доносилась музыка, потом стихла, и раздались шаги. Быстрые, легкие — кто-то перемещался по комнате. Макс слышал, как хлопнуло что-то, потом раздался Юлькин голос. Девушка то ли вскрикнула, то ли испугалась чего-то, Макс выдохнул облегченно и постучал в дверь.

Юлька открыла сразу, точно только этого и ждала. Дверь распахнулась, и Макс даже отшатнулся — Юлька стоит на пороге в легком халатике, босиком, волосы мокрые, висят ниже плеч и закрывают ей лицо. Потом сообразил, что та просто голову вымыла, а заметив Юлькину улыбку, и вовсе расслабился. Жива, слава богам, и выглядит так, что… Так, что об этом лучше не думать. Макс отвел взгляд и сказал, глядя на ноутбук, что стоял на столе у окна:

— Привет. Я хотел спросить…

Юлька втащила в комнату, закрыла дверь. Сама схватила со стула расческу и принялась расчесывать мокрую гриву.

— Привет, — ответила девушка, — нормально все.

И снова улыбнулась, но уже по-другому, и Максу снова показалось, что они оба знают одну тайну на двоих, знают отлично, только пока не говорят об этом. То ли время не пришло, то ли что там говорить, когда и так все понятно?

— Юль, ты никуда не поедешь? — спросил Макс, стараясь не смотреть на девушку. Вместо этого он разглядывал комнату — большая, просторная, светлая, в дальнем углу еще одна дверь. Мебель деревянная, добротная, дорогая, кровать под пестрым покрывалом, много цветов, и окно от пола до потолка. На стене рядом фотография — Юлька верхом на Кристалле, только не в манеже, а в лесу, и дело было зимой: на фоне и елки заснеженные, и сосны в снегу, и сугробы. И дата внизу — зима прошлого года, как раз те дни, когда, по словам Рогожского, ее похитили.

«А ведь она должна что-то помнить, — мелькнула у Макса мысль, — не может быть, чтобы она не видела и не запомнила вообще ничего. Голоса, лица, повадки… две недели — большой срок». Но спрашивать об этом девушку было бы вовсе жестоко, поэтому вопрос он так и оставил при себе.

— Не знаю, — сказала Юлька, водя расческой по волосам, — некуда. Если просто так покататься, а то я с тоски помру. Давай после обеда?

— Давай, — согласился Макс и добавил: — Я уеду ненадолго, мне тут кое-кого надо в город отвезти…

Юлька его не дослушала, подбежала к окну и отодвинула штору, посмотрела в сад.

— Иди сюда, — поманила она Макса к себе, и тот подошел, глянул вниз над Юлькиной мокрой макушкой. От волос девушки пахло цветами и свежестью, точно от весенних цветов, запах кружил голову, от него перехватывало дыхание. Но Макс собрался, сосредоточился и принялся смотреть в окно.

Секретарь Левицкой так и ходила по дорожке, только портфель она теперь прижимала к животу. Но, видно, умаялась, сердечная, и не выдержала — уселась-таки на скамейку, но с портфелем не рассталась, поставила его на колени.

— Эту? — прошептала Юлька, точно снизу ее могли услышать, и Макс кивнул.

— Да, я быстро….

— Это Света, я ее немного знаю, — Юлька говорила и смотрела вниз, — это помощница Левицкой, ведет все ее дела. Я слышала сегодня, как Левицкая по телефону орала на нее, что-то в таком духе: почему раньше молчала, почему сразу не сообщили, и все такое… А потом Рогожский ее сюда приволок вместе с документами, у него такая рожа была, я уж думала, что Светке конец. Потом они над документами почти час сидели, потом Левицкая их в сейф убрала и в Москву умотала. Так ей и надо, — шептала Юлька, глядя на замученную секретаршу, — так Левицкой и надо. Отнимут у нее банк — и черт с ней, может, от меня наконец отстанет. Ненавижу.

Макс осторожно взял ее за плечи и повернул к себе. Девушка вздрогнула и выронила расческу, Макс наклонился, едва не ткнулся лбом Юльке в коленки и зажмурился. Нашарил расческу на полу, подал девушке и сказал негромко:

— Я скоро приеду. Жди меня здесь, никуда не выходи. Поняла?

Юлька кивнула и снова прикусила губу. От радости и хорошего настроения у нее не осталось и следа. Надо ее и правда куда-нибудь вывезти прогуляться, зачахнет она здесь одна. Благо Левицкой и Рогожского след простыл, отпрашиваться не у кого.

— Через час приеду, собирайся, — сказал Макс, вышел из комнаты и едва ли не бегом направился к лестнице. Сбежал по ступенькам, проскочил через холл и оказался на крыльце, посмотрел влево. Помощница Левицкой сидела на лавке, задрав голову к небу, и смотрела на белок, что качались на сосновых лапах. Макс быстро пошел по дорожке и, не дойдя до женщины десятка шагов, широко улыбнулся и крикнул:

— Светочка! Простите, что заставил себя ждать! Готов немедленно доставить вас куда скажете!

Светочку точно кипятком ошпарили, она только что не подпрыгнула на скамейке, вцепилась короткими пальчиками в портфель и испуганно смотрела на Макса. Тот понял, что взял с места слишком резко, и решил сбавить обороты:

— Простите, я не представился. Максим Еланский, сотрудник госпожи Левицкой. Рогожский попросил отвезти вас в город, я готов хоть сейчас, но могу и подождать.

Это сработало, Светочка тяжеловато поднялась с места, ухватилась за портфель и сняла его с лавки.

— Вам помочь? — предложил Макс, но секретарь помотала крашеными волосами.

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Сокрушительным влечением» назвал чувство, овладевшее Джейн Сандерсон, красавец, аристократ и богач ...
Роман Андрея Реутова открывает новую серию книг – «Хакеры сновидений». В основу сюжета вошли реальны...
Это загадочное и мистическое произведение принадлежит перу классика современной арабской литературы ...
Эта книга – одна из 3 книг, открывающих тайну Трансценденции. Автор, приняв личную боль, сумел донес...
Далеко не каждому из нас, даже дожив до преклонных лет, суждено испытать на собственном опыте, что т...
Автор книги «Викканская энциклопедия магических ингредиентов» – Лекса Росеан – авторитетный и призна...